Текст книги "Каштаны цветут дважды (СИ)"
Автор книги: Helena222
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
Реджина непроизвольным движением вскинула голову и услышала, как одобрительно усмехнулся Голд.
– Вижу, ты догадалась, – заметил он, – что, если ты не ответишь на мои вопросы, с твоей Истинной Любовью может приключиться что-то очень неприятное.
С минуту оба молчали. Реджина слышала, как в ушах нарастает гул, как хрустят сплетенные и намертво сжатые пальцы.
– Я не знаю, о чем вы, – отчеканивая каждое слово, ответила она, инстинктивно выпрямляясь и вскидывая подбородок. В глазах эсэсовца на мгновение промелькнуло что-то вроде полувосхищенного, полураздосадованного узнавания. – Я работала только в сети «Сторибрук». Ни о «магии», ни о «Ностосе» мне ничего не известно.
– Как принести в этот мир магию? – последовал размеренный вопрос.
Еще несколько секунд заряженного ожиданием молчания. Реджина не меняла позы и не опускала взгляда.
– Вы сумасшедший, – прошептала она наконец.
– Реджина, мы давно знаем друг друга, – так же негромко сказал Голд. – Мне нужен ответ. Сейчас. У тебя две минуты.
Снова пауза. Теряясь в безумных догадках, разрываясь между ощущением беспомощности и едва контролируемой слепой яростью, Реджина слышала собственное учащенное дыхание. Наконец она безудержно расхохоталась. И чем громче она смеялась, тем отчетливее видела, как ледяная настойчивость в глазах Голда исчезает, уступая место растерянности и, как ей на мгновение показалось, страху.
Резко оборвав смех, Реджина отерла заслезившиеся глаза.
Голд, словно разом утратив к ней интерес, опустился на стул и сосредоточенно уставился в пустоту. Судя по его лицу, эксперимент, каким бы он ни был, провалился, с мстительным наслаждением догадалась Реджина. И удивляясь, что ей есть до этого дело, спросила:
– С чего вы взяли, что мы давно знакомы?
Голд бросил на нее равнодушно-неприязненный взгляд.
– Не с вами, мадемуазель Миллс, – устало протянул он, – не с вами.
========== Глава 20 ==========
– Ты больше не занимаешься сетью «Сторибрук». Сосредоточься на, – Голд сделал небольшую паузу, – Дэвиде Нолане. Его выпустят, и ты отправишься с ним.
– Какова цель операции?– ровно спросила Эмма.
Голд помолчал, Эмме показалось, что ее вопрос заставил его едва заметно усмехнуться. Он окинул Эмму внимательным взглядом, одновременно одобрительным и взыскательным, совсем как три месяца назад, когда Эмма попала в СС.
– Узнаешь позже. Пока твоя задача состоит в том, чтобы не спускать с Нолана глаз.
У двери Эмма обернулась.
– Это испытание? – бросила она вопрос.
Голд вопросительно взглянул на нее, взмахом руки предлагая продолжить.
– Моей лояльности, – Эмма услышала, как дрогнул ее голос. – Нолан ведь может сбежать из-под моего надзора. Вы этого ждете?
Голд нетерпеливо покачал головой.
– Нет, не этого.
Он отвел взгляд и, помолчав, заговорил так отстраненно, словно Эмма уже вышла из кабинета или не может услышать его:
– Ненависть детей к родителям – одно из самых страшных проклятий. Не всем под силу его разрушить.
Эмма бесшумно нащупала дверную ручку, повернула и вышла.
***
Щелкнул замок, металлические браслеты разомкнулись. Конвой, следуя краткому приказу, удалился, оставив его вдвоем с Голдом.
– И что все это означает? – воинственно спросил Дэвид.
– Вы пробудете здесь какое-то время.
– В какие игры вы меня втягиваете?
Голд беззвучно рассмеялся Дэвиду в лицо.
– Если я действительно затеял с вами игру, наивно полагать, что вам расскажут правила.
– Как будто они у вас есть.
– Есть, и поверьте, они разработаны получше ваших, иначе вас бы тут не было, – равнодушно заметил эсэсовец. – Вот что, Нолан, даже не пытайтесь сбежать, – сменив тон на деловитый, продолжил Голд. – За вами круглосуточный надзор, все попытки обречены на неудачу.
– А не проще было оставить меня в камере? – нахмурившись, спросил Дэвид.
Голд несколько секунд молчаливо изучал его.
– Рассматривайте это как, – эсэсовец манерно повел рукой, словно скидывая покров с незримого полотна, – мой подарок вам.
– Подарок?– напрягся Дэвид.
– Возможность провести время с дочерью.
– С дочерью, которую вы приставили меня сторожить? – с разгорающейся ненавистью проговорил Дэвид. – Которая, вполне возможно, выпустит в меня пулю, попытайся я сбежать? В этом заключается цель?
– А это вас не касается, – зло усмехнулся Голд, – Чарминг, – ядовито выплюнул эсэсовец его прозвище.
Появившаяся в дверях Эмма молча поправила висящую у пояса кобуру.
***
–Понго…Понго, на место.
Хоппер озадаченно спустил со лба на глаза очки, оттеснил виляющую хвостом и едва ли не всем корпусом собаку и выглянул в глазок.
Минуту спустя он трясущейся рукой вновь поправил съехавшую с взмокшего носа оправу и, зажмурившись, обреченно повернул ключ в замке.
Обрадованно тявкая, Понго кинулся к вошедшим.
***
Нил нахмурился и мрачно уставился на пол, заметив на лице отца выражение нелепой надежды и робкой мольбы. Похоже, Румпельштильцхен понял его движение, и когда Нил вновь заставил себя взглянуть на отца, тот смотрел на него с непроницаемым, пусть и напряженным вниманием. Нил незаметно для себя немного расслабился.
– Ну, что там?– отрывисто спросил он. – Когда ты всех отпустишь?
– Бэй, послушай…
– Нил, – коротко прервал он отца.
Румпельштильцхен тяжело припал на трость.
– Нил, – отец пару секунд помолчал, точно с мыслями собирался, – все не так просто.
– Что? – Нил с непонятным ему самому облегчением вскочил с места. – Непросто? Слушай, ты же всех арестовал. Так отмени это все, устрой массовый побег. Уничтожь документы, не знаю, что там у вас и как работает!
– Не знаешь, – сухо усмехнулся тот, и ему почудилось в голосе отца что-то вроде едва уловимого злорадства. – Побег бессмысленен, не пройдет и часа, как беглецов поймают. Записи о них не в одном экземпляре.
Нил круто остановился прямо перед Румпельштильцхеном.
– Слушай, ты что в этом мире, что в нашем неплохо устроился с чертовой властью, так давай же, – он ударил кулаком по столу, – используй ее.
– Это я и пытаюсь сделать, – последовал приглушенный и очень спокойный ответ. – Понять, что произошло и вернуть магию.
– Магию, – Нил шумно перевел дыхание и коротко рассмеялся, – магию. Так вот в чем дело.
– Без нее помочь твоим друзьям не в моей власти.
– Ладно. Ладно, допустим.
Нил отвернулся и прошел к столу.
– Что там за Проклятье, о котором ты говорил?
Румпельштильцхен начал рассказ; отец говорил короткими, сухими фразами, сопровождая свои слова такими же скупыми, выверенными жестами.
– Если его наложила Реджина, – закончил Румпельштильцхен, – она не должна была потерять память. А значит, колдовала не она, и пока я не знаю, что на самом деле произошло.
Нил облизнул пересохшие губы и рассмеялся.
– То есть помимо того, что ты едва не развалил на части целый мир. Да, в размахе тебе не откажешь. – Нил еще помолчал, прикидывая масштабы бедствия. – Слушай, а тебе не приходило в голову оставить все как есть? Какого… какого черта ты вообще все это затеял?!
Румпельштильцхен вскинул голову. Нил заметил влажные дорожки на лице.
– Сынок…
– Нет. Нет, нет, даже не говори, что надеялся на… – севшим голосом пробормотал Нил и глубоко втянул воздух. Заговорил:– Знаешь, какой сон я видел почти триста лет кряду в чудном местечке, где время замерло, и ты вынужден проживать раз за разом одну и ту же бесконечную ночь?
Он смотрел в помертвевшее лицо отца, пока тот не отвел взгляд, не опустил голову.
– Я видел портал. И тебя, когда ты выпустил мою руку. Я оттуда вырвался, ночь закончилась, но сны… сны, приятель, остались теми же. И не говори, что ты что-то сможешь изменить. Потому что я не позволю тебе этого.
Отец молчал. Казалось, и дышать перестал.
– Бэй, ты когда-то любил меня, – едва слышно произнес Румпельштильцхен.
Чертовски сильно перехватило горло. Но он надеялся, что на пару фраз дыхания хватит.
– Я любил своего отца, а не чудовище, занявшее его место.
Чтобы пройти к двери, Нилу пришлось почти коснуться застывшего у проема Румпельштильцхена. И Нил боялся, что тот ухватится за него, но отец напротив, подался назад, к стене.
– Что ты от меня хочешь? – очень тихо спросил за спиной Румпельштильцхен.
Нил обернулся.
– То, на что ты больше не способен. Постарайся не нарушить хотя бы наш последний уговор. Иначе ты помнишь, что я сделаю.
========== Глава 21 ==========
Навстречу Коре, слегка толкнув ее в плечо, из кабинета вышла невысокая брюнетка с бестолковым выражением лица и испуганно расширенными, словно у потерянного воробья, глазами. Кора, захлопнув за собой дверь, прервала поток сбивчивых извинений.
В молодости Кора выступала на сцене и с тех пор сохранила любовь к эффектным появлениям. В выгодно оттеняющей все еще сочный, медный отлив каштановых волос широкополой шляпе и черном пальто, скроенном наподобие мантии, она выглядела, как подтвердило часом ранее зеркало в номере, эффектно.
Голд, очевидно, думал так же; он смотрел на нее пристальным и, как сказала бы Кора восемнадцать лет назад, завораживающим взглядом. Сердце невольно забилось чуть сильнее, и Кора, мысленно посмеиваясь над собственными, вдруг на мгновение вышедшими из-под контроля воспоминаниями, сделала шаг вперед. Голд, точно очнувшись, поднялся ей навстречу.
– Какими судьбами, Кора?– она обнаружила, что успела позабыть, насколько на самом деле мягок и одновременно тягуч низкий голос. – Когда я слышал о тебе в последний раз, ты была… в далеких краях.
– В Берлине, хочешь сказать? – Кора неторопливо улыбнулась, пальцами левой руки пробежалась по пуговицам на перчатке правой. – Хельмут, – она намеренно понизила голос, произнося это имя, – прибывает в Париж. Что-то вроде контроля над координацией работы.
Голд задумчиво оглядел ее, не подчеркивая и не тая привычного спокойного восхищения.
– Ты оказалась безупречно верна ему, – уронил он.
Кора мелодично рассмеялась.
– Полно, ты же не таишь на меня зла? – протянула она, словно невзначай делая еще один шаг так, что теперь полы ее распахнутого пальто касались пиджака Голда.
– За твое решение? Ничуть, душа моя, – ответил он достаточно холодно для того, чтобы Кора с вызовом вскинула брови и недостаточно холодно для того, чтобы она подалась назад.
– В конце концов, – затянутая в перчатку ее рука коснулась щеки Голда, – я всего лишь последовала твоему уроку. Мы оба, – шепнула Кора и увидела, как опасно, хищно он улыбнулся.
– Всегда выбираем власть, – закончил Голд за нее.
Как и восемнадцать лет назад, слова эти, которые, подумалось Коре, и впрямь могли бы стать девизом для обоих, скрепил поцелуй.
***
– Мэри-Маргарет? – удивленно окликнула Эмма безуспешно пытающуюся закрыть за собой входную дверь секретаршу. – Что ты здесь делаешь?
Мэри-Маргарет нервно оглянулась, держа в руках стопку бумаг.
– Ты должна просмотреть все эти отчеты, – неуверенно сообщила та, ища глазами, куда пристроить документы.
– С каких это пор ты выполняешь функции курьера? – недоверчиво спросила Эмма, забрав бумаги и небрежным движением сбросив кипу на стол. – И что за спешка?
Мэри-Маргарет пожала плечами.
– Голд ничего не пояснял. Да, и, Эмма, я должна сегодня отвезти твой рапорт обратно.
Она смерила взглядом бумаги.
– Серьезно?!
Мэри-Маргарет извиняющимся жестом развела руками.
Эмма раскрыла, закрыла первую попавшуюся папку и задумчиво оглядела стопку.
Отец, чьим единственным тюремщиком оказалась Эмма, секретарша, которую внезапно пробило на неуклюжее геройство; Эмме показалось, что она может различить контуры смыкающегося вокруг нее кольца. Чем на самом деле это все было? Проверкой на преданность? Что-то мешало в это поверить. То ли чрезмерная топорность замысла, – Голд обычно действовал тоньше – то ли что-то еще. Например, криво усмехнулась Эмма, нежелание поверить в то, что он станет так играть с ней.
Из задумчивости ее вывело негромкое:
– Если хочешь, я приготовлю чай.
Эмма рассеянно кивнула.
***
–Клянусь вам, если бы у меня был хоть какой-то выбор, – с жаром лепетал Хоппер, поминутно порываясь вскочить с кресла и каждый раз опускаясь обратно под сумрачными, неподвижными взглядами.
– Какой угодно, лишь бы не тот, перед каким ты оказался? – Робин двинулся вперед, но ему на плечо легла рука Грэма.
–Клянусь, клянусь, – беспомощно повторял Хоппер.
Робин, передернувшись, перевел взгляд на все еще приветливо виляющего хвостом пойнтера. Положил руку псу на голову, тот, извернувшись, умудрился лизнуть запястье. Робин тяжело потрепал Понго по затылку и, подняв глаза на Хоппера, успел заметить отразившуюся на лице психиатра тревогу. Тревогу за Понго. Стало до горечи во рту противно.
– Больше тебе ничего не известно? – уронил он, уже шагнув к выходу.
– Прикончить его? – не обращая внимания на жаркие уверения Арчибальда, негромко спросил Грэм, распахивая полы куртки и демонстрируя заткнутый за пояс отточенный охотничий нож.
Робин сглотнул, остановился. Обернулся к враз умолкнувшему Хопперу; тот обмяк, безвольно опустил ладони на колени, за стеклами очков светлые глаза казались неправдоподобно большими.
Робин скрипнул зубами, стараясь не думать – не сейчас – о Реджине.
–Пусть живет, – выплюнул он. —Насекомое.
Хоппер не пошевелился, только Понго, застучав по полу когтями, направился к хозяину.
Снаружи Робин привалился к стене, переводя дыхание.
– Он достаточно рассказал, – уронил он, когда Грэм появился рядом. – Я слышал об этом Вейле и знаю, чей он подручный. Они в Пятом округе.
***
Мэри-Маргарет выставила три чашки, выложила ложечки; ее пальцы дрожали, жесты были суетливы.
– Вы меня боитесь? – нарушил молчание Дэвид.
Мэри-Маргарет, упорно глядя на закипающий чайник, покачала головой.
– Нет. Нет, но… – она подняла глаза, и несмелый, застенчивый взгляд больших глаз наполнил Дэвида внезапной, нелепой, щемящей нежностью, – я помню вас. Мы встречались в…
– Да, я вас запомнил.
Мэри-Маргарет опустила заблестевшие глаза.
– Тогда вы знаете, с кем и на кого я работаю. Вы… – она не то всхлипнула, не то коротко рассмеялась. Маленькая, хрупкая, тоненькая, беззащитная. – Вы должны или презирать таких, как мы, или ненавидеть.
– И то и другое, – раздалось за спиной, и Дэвид обернулся одновременно с Мэри-Маргарет.
В дверном проеме стояла Эмма, холодно усмехаясь. Она широкими, размашистыми шагами прошла на кухню, взяла кусок сахара.
– Верно… папа?
Не в силах смотреть на дочь, Дэвид остановил взгляд на испуганно расширившихся ему навстречу глазах Мэри-Маргарет.
========== Глава 22 ==========
По вдохновенному виду Мэри-Маргарет, по грустно-ласковому взгляду больших темных глаз Эмма поняла, что разговора по душам ей не избежать.
– Эмма, – мягко начала Мэри-Маргарет, усаживаясь рядом и нервно разглаживая руками подол коричневой юбки, – твой отец тебя не ненавидит.
– Передай ему, что это невзаимно, – пробурчала Эмма, перелистывая двести двадцать пятую страницу.
– Эмма, послушай…
Она захлопнула треклятый отчет, прижала на секунду ладони к векам – нестерпимо жгло битый час пялившиеся в серые страницы глаза – а потом яростно обернулась к секретарше, на удивление стойко встретившей ее взгляд.
– Нет, это ты меня послушай. Я росла в приюте, я годами ждала, что кто-нибудь однажды за мной придет! Никто не приходил, никто,– Эмма яростно щелкнула пальцами, с удовлетворением отмечая, как вздрогнула Мэри-Маргарет, – не пришел. А он, – она дернула головой, указывая на соседнюю комнату, – появился, когда я распрекрасно научилась никого больше не ждать. Самое время, да?
Эмма нетерпеливо ждала, что Мэри-Маргарет отодвинется от нее, вспыхнет, потеряется, смутится, но та оставалась неподвижной, только большие глаза так печально смотрели на Эмму – ни дать ни взять, мама Бемби.
– Ты все равно ждешь, Эмма, – и голос под стать взгляду. – Принятия, понимания, поддержки. Просто ты выбрала для этого… не тех людей.
– Я выбрала того, кто оказался рядом, – ровно, зло бросила Эмма, опершись локтями о стол и массируя виски. – Кому было не все равно.
– Эмма… – ласковый, добрый голос Мэри-Маргарет въедался в душу, и так хотелось сделать хоть что-нибудь, что вызвало бы секретаршу на вспышку гнева или заставило залиться слезами обиды, – подумай, может быть, ты поступаешь сейчас со своим отцом так, как он поступил с тобой? Он в беде, а тебя нет рядом.
Эмма, откинув новую папку, как можно громче и насмешливее фыркнула, всем корпусом повернувшись к гостье.
– Ты действительно думаешь, что я что-то могу изменить?
Мэри-Маргарет помолчала, поднялась. Эмма уже готова была порадоваться тишине, когда до нее донеслось едва слышное:
– Я не знаю. Но… что если он тоже не мог?
***
– Тебе удалось что-то сделать?
Голд нервно обернулся. По его лицу Белль поняла, что они одинаково избегали встречи со вчерашнего вечера.
– Белль, я же сказал, тебе не о чем беспокоиться, – сухо ответил он. – Я обещал, что всех вытащу.
Белль кольнула его нетерпеливая интонация. Он не то делал вид, что не понимает, не то на самом деле не понимал, что ею движет. Неразумная, нелепая, но жгучая обида заставила ее выпалить:
– Я волнуюсь не только из-за них!
Голд помолчал.
– Белль, послушай, ты ощущаешь ответственность, но тебе не в чем себя винить. Ты никак не замешана ни в одном из арестов.
Она нетерпеливо выдохнула. Его размеренный голос отчего-то вызывал ассоциации с платками, какими Белль в детстве обвязывала глаза, собираясь играть в прятки.
Она едва подавила желание схватить Голда за рукав и как следует встряхнуть, заставить взглянуть на себя.
Если бы еще не это ощущение растерянности, беспомощности и всепоглощающего желания разобраться в себе! В них обоих – да еще, пожалуй, и за них обоих, – мысленно рассмеялась Белль.
– Я все равно чувствую себя виноватой, – вырвалось у нее. Что-то дрогнуло в выражении Голда. Он прикрыл глаза и молчал, словно задохнувшись.
Белль продолжала, пытаясь нащупать с помощью собственных слов точку опоры в том хаосе, который представляли сейчас ее мысли и чувства:
– Я знаю, что ты делаешь. Я знаю, кто ты. Но…– задохнувшись, Белль непроизвольно шагнула ближе.– Но… но я знаю, в тебе есть добро. Как бы ты ни отрицал его в себе и для себя– оно есть.
Она беспомощно умолкла. Белль и сама толком не знала, ждет ли она, что он сможет опровергнуть ее слова или попытается согласиться с ней.
Она просто ждала.
Когда Голд наконец открыл глаза, в них стояли слезы.
***
Дэвид сидел в той же позе, что и полчаса назад: уронив руки на стол и глядя прямо перед собой застывшим взглядом. Мэри-Маргарет остановилась у порога. Еще позавчера она бы повернулась и ушла, незаметно отирая слезы, может, прижалась бы где-нибудь в коридоре лбом к стене, беззвучно повторяя себе все то, что говорила каждую ночь с тех пор, как отдала на усыновление дочку.
Но сейчас она с вновь неизвестно откуда взявшейся отвагой шагнула вперед.
– Эмма сказала правду?
Дэвид безвольно покачал головой.
– Нет, конечно, нет. Она говорила о себе. Это она презирает и ненавидит меня.
– Вы уверены, что она не считает свои слова правдой? – с тихой твердостью спросила Мэри-Маргарет, отважно встречая взгляд, которым Дэвид, похоже, пытался ее оттолкнуть.
Потом Дэвид коротко вдохнул, потер лицо о плечо.
– Я не узнаю ее, – негромко, обессилено сказал он. – Не могу понять, как… – Дэвид осекся, стиснул зубы, и Мэри-Маргарет увидела, как на его скулах заиграли желваки. – Моя дочь стала чудовищем, – жестко, непримиримо, бросил он, – и как бы я ни осознавал свою вину, Эмма остается им.
Мэри-Маргарет охватила себя руками, почувствовала, как губы нервно подергиваются.
– Странно, да? – тихонько начала она, глядя в окно. – Вы видите в ней холодную, жестокую женщину, способную на ужасные поступки, которую вы не можете любить, как дочь, а я вижу, – Мэри-Маргарет всхлипнула и улыбнулась уголками губ, – напуганную, потерянную, отчаянно ищущую помощи девочку.
Повисшее после ее слов молчание нарушали лишь чириканье расположившихся на карнизе окна трясогузок и тявканье привязанного во дворе щенка.
– Я люблю ее, – сдавленно произнес Дэвид.
Мэри-Маргарет покачала головой, быстро провела ладонью по глазам и обернулась.
– Иногда любви недостаточно. Потребуется немало мужества, чтобы бороться за тех, кого любишь. Или принять их, – очень медленно выговорила она и, подхватив сумочку, сжав плечи, скользнула к двери.
========== Глава 23 ==========
Услышав голос Голда, Белль, поднявшись с подоконника, на котором читала «Эгмонта», выбежала в гостиную и остановилась у приоткрытой двери. Перед камином вполоборота к Белль стояла немолодая женщина в глубоко декольтированном бордовом вечернем платье, с уложенными в виде короны каштановыми волосами, выделяющимися на бледном лице карминными губами и проницательными темными глазами.
Незнакомка обернулась, точно почувствовав взгляд Белль.
– А это кто? – мелодично рассмеялась гостья протягивающему бокал янтарного напитка Голду. Тот, не оборачиваясь, пригубил вино.
– Прислуга.
– Вот как?
Белль к тому времени скрылась за дверью, успев заметить только, как в гостиную вошел светловолосый мужчина в форме СС; ей сразу бросились в глаза украсившие форму два Железных креста.
Дверь так и осталась полуоткрытой, и весь вечер до Белль доносились отзвуки голосов. Точнее, до фразы, которая перекрыла все звуки.
У мужчины – Хельмута Валдена – был удивительно выразительный, богатый интонациями и переливами голос. Может, на контрасте с ним, а может, еще по какой-то причине голос Голда показался Белль еще более приглушенным, чем обычно. Разговор шел о “Жизель”, о Париже, Берлине, коснулся войны, перекинулся на работу. Она лениво ловила обрывки фраз, стараясь отогнать размытое, но овладевающее ею все сильнее ощущение тревоги, и вдруг выпрямилась, стиснув переплет руками.
– … и не глядя в бумаги, могу сказать: расследование по «Сторибруку» сильно затянулось, – голос Валдена заметно похолодел. – С чем это связано?
– С сильной разветвленностью сети, – прозвучал небрежно уверенный ответ Голда.
– Тем необходимее более энергичные меры.
Последовала пауза.
– Вы намерены вмешаться в мою работу? – равнодушно спросил Голд.
Гость усмехнулся.
– Всего лишь контролировать ее. Бросьте, Голд, вы знаете, я за этим и приехал. Кстати, слышал, одного из них – довольно ценный источник – вы пристрелили. В этом была необходимость?
Белль слушала тишину.
Ответ Голда не сразу дошел до ее сознания.
***
Она тщательно разгладила скомканный, кое-где порвавшийся газетный лист. Под руку с – она нетерпеливо пробежала глазами короткую заметку – штандартенфюрером Х. вон Вальдом Кора улыбалась поистине королевской улыбкой.
Заслышав шум открывающейся двери, она вновь скомкала газетный лист, отправила в корзину и, кинувшись навстречу оторопевшему Нилу, повисла у него на шее.
– Зе… Зелина… Когда ты приехала? – пробормотал Нил, пытаясь разнять ее руки и заглянуть ей в лицо.
– Сегодня! – быстро отерев выступившие на глазах слезы, Зелина рассмеялась, покрывая поцелуями его лицо, – и ты не представляешь, как я рада здесь оказаться!
***
«Единственная клетка, из которой нельзя выбраться, это та, которую мы сами захлопываем за собой», – слышала Белль собственные, раздавшиеся в этой комнате две недели назад, слова.
«Так и есть, так все и произошло, да, Белль?» – спрашивал пронизанный ядовитыми, беспомощно злобными нотами отдаленно похожий на ее голос. «Ты сама захлопнула за собой эту дверь, Голду и сторожить тебя нет нужды, ты никуда не денешься».
Как, когда все успело измениться настолько, что от мысли о том, что она может – должна – уйти из этого дома навсегда, в груди разливается холод пустоты? А уйти нужно, необходимо уйти прямо сейчас, пока она еще в состоянии ужасаться тому, что услышала. Пока все не перекрыли звуки его голоса, магия взгляда. Пока все, кроме желания изгнать боль из темных глаз, не стало безразлично.
Она сдернула с крючка пальто, толкнула оказавшуюся незапертой дверь.
***
– Кстати, забавное название – «Сторибрук», – протянула Кора, пробуя слово на вкус как глоток рейнвейна. – Точно из книги сказок пришло.
Голд едва заметно усмехнулся:
– Именно из сказочных историй и пришла большая часть кодовых прозвищ сторибрукцев.
Отставив бокал и сцепив кончики пальцев, он заговорил с серьезностью, которой легкая ирония придавала торжественность:
– Представьте маленький городок, точнее, предместье, заселенное героями сказочного мира. И не одного мира – нескольких, на любой вкус. Крюк, Прекрасный Принц, гномы Белоснежки, шервудский разбойник – словом, все знакомые с детства персонажи обретают новую жизнь, новую реальность. А затем, оглядевшись по сторонам, они, – Голд вновь потянулся за бокалом, – вдруг замечают, как несовершенен, с их точки зрения, мир, в который они угодили. И они начинают бороться. Героически, – он сделал паузу, – бороться.
Она плавным жестом переложила бокал из правой руки в левую.
– Не думала, что сказки хорошо сочетаются с героизмом.
Голд укоризненно покачал головой.
– Вы не помните сказки, Кора? В них очень, очень много героев. Почти столько же, – она затаенно улыбнулась, предугадывая следующие слова Голда, – сколько злодеев.
– Вот как? В «Сторибруке» водятся и злодеи? – томно протянула она.
– Разумеется, – Голд приподнял бокал. – Например, Королева… Сердец.
– Еще одна Королева?
Кора обернулась на голос Хельмута.
Серые глаза Хельмута сверкнули интересом, столько же острым, сколько неожиданным; Кора была уверена, что он задремал и не слышал приглушенного разговора.
– Она, разумеется, арестована? – небрежно спросил Хельмут.
Голд перевел взгляд на Кору.
– Это гипотетическая личность, – протянул он. – Пока что.
========== Глава 24 ==========
По мостовой прогрохотал патрульный мотоцикл, и Нил, держась поближе к середине улицы, невольно нащупал в нагрудном кармане куртки пропуск. Нервы расшалились, вот незадача. И не с чего, вроде бы. Аусвайс на этот раз изготовлен лучше некуда, да и подстраховка, криво усмехнулся он собственным мыслям, как выяснилось, у Нила-то-бишь-Бэйлфайра та еще.
Оберштурмбаннфюрер СС. Темный маг. Хорошо, что обоим есть дело до Нила Кэссиди.
Обоим.
Нил даже остановился, застыл посреди улицы.
В том-то и беда. Одним внезапным рывком Нил добрался до осознания: нет никаких “обоих”. Не в здешнем мире.
Это в Зачарованном Лесу он мог отделять отца от вселившегося в Румпельштильцхена чудовища.
Во Франции все иначе.
Здесь нет монстров, которые превращают крестьян в улиток и убивают служанок. Есть нацисты, которые пытают, сводят с ума, вынуждают на предательство, расстреливают.
И магия тут ни при чем. И невозможно не узнать отца в носящем форму СС человеке.
Легче – признайся наконец, приятель – было там, в сказочном мире, когда Бэй на самом деле не узнавал его.
****
За квартал до дома Белль Нил внезапно заметил идущую впереди миниатюрную девушку в коричневом пальто с растрепанными темными волосами. Она шла, часто останавливаясь, недоуменно оглядываясь по сторонам, время от времени энергично встряхивала головой, а потом походка вновь становилась неуверенной, неровной. Он узнал Белль.
Нил без труда догнал ее, потянул за рукав. Девушка почти отшатнулась от него.
– Ни… Нил?!
Он торопливо качнул головой и увлек Белль за собой в переулок.
– Что ты здесь делаешь?
Девушка со все еще отсутствующим видом указала подбородком куда-то влево.
– Я была у Голда.
– Я знаю.
– Откуда?
– Я с ним виделся. У тебя дома, – пояснил он в ответ на ее испуганный взгляд.
– И… он тебя не арестовал?
Он сухо усмехнулся. Вспоминать, как близок отец был к тому, чтобы поступить именно так, не хотелось.
Белль, словно очнувшись, тревожно зашептала:
– Тебе нужно укрыться. Он…
Нил успокаивающе сжал ледяные пальцы девушки.
– Ничего он мне не сделает, – Белль с яростной нетерпеливостью покачала головой, но Нил закончил: – я его сын.
Стараясь не глядеть в изумленно расширившиеся глаза Белль, он сказал:
– Это долгая и непростая история. Короче, он меня бросил, променял на… – Белль как-то судорожно потянула руку, и он выпустил ее пальцы, – на все то, что сделало его таким, какой он сейчас.
– Он… – Белль перевела дыхание, явно через силу заговорила: – говорил что-то о непоправимом и…
– Да ну,– зло усмехнулся Нил. – Нет, он как раз очень даже считает, что все поправимо. Думает, что его раскаяние и боль все исправят.
Белль, не отвечая, смотрела на него долгим взглядом.
****
– Белль. Белль, подожди. Да подожди же! Куда ты?
Белль взглянула во встревоженные глаза Нила. Чуть не улыбнулась: как проста разгадка, вот отчего ей чудилось что-то знакомое в Голде с самого начала. Она ощущала странное спокойствие – не спокойствие уверенности в своем решении, а спокойствие, которое приходит, когда понимаешь, что принятое решение неизбежно. Вот только чувства, что она захлопывает за собой клетку, не было. Может быть, подумалось Белль, Голд тоже был прав, когда говорил о переходе из маленькой клетки в более крупную? Иначе отчего, едва она ушла из его дома, улицы Парижа стали казаться ей стенами расширяющейся, но не выпускающей ее тюрьмы?!
Нахлынула и с головой затопила усталость, вытесняя все, кроме осознания: Белль тянет назад, тянет с ежесекундно крепнущей силой.
Она вдруг поняла, что Нил ждет ответа. Шевельнулось что-то вроде едва уловимой неприязни к нему, к его уверенности в том, что боль и раскаяние ничего не могут отменить. И неприязнь была тем ощутимее, чем отчетливее Белль понимала, что Нил, конечно, прав.
Нил прав. Ни она, ни Голд ничего не могут противопоставить его правде. Вот только Голд это знает наверняка. А Белль – а Белль, наверное, просто не хочет в это поверить.
Она заставила себя ответить вслух:
– Мне нужно идти.
– Куда? Белль, что случилось?
– Ничего, я… – она покачала головой. – Я… мне нужно кое-кому помочь.
Ускоряя шаг, Белль чувствовала, как щеки заливает краска. Если бы все ее желания укладывались в эту простую фразу. Если бы.
***
Стояла глубокая ночь, когда Белль закрыла за собой дверь.
Стараясь не думать о том, что ее отсутствие, вероятно, и не было замечено, она крадучись прошла в прихожую и вздрогнула: из гостиной донесся звук бьющегося стекла. Белль торопливо открыла дверь и перешагнула порог.
Стоящий спиной к ней Голд, размахнувшись, швырнул чашку в стену. Очередную – пол был усеян осколками.
Белль замерла в нерешительности. Еще секунда – и она, возможно, проскользнула бы обратно в коридор, но Голд обернулся.
Она видела его в холодной ярости, контролируемой и оттого кажущейся лишь опаснее злобе. Сейчас Голд был в бешенстве. Он тяжело дышал, глаза горели мрачным огнем, но все же Белль успела заметить на его лице что-то сродни страху.
Она инстинктивно подалась назад, но Голд уже был возле нее. Белль как во сне, даже не пытаясь уклониться, видела, как он хватает ее за плечи и трясет.
