Текст книги "Каштаны цветут дважды (СИ)"
Автор книги: Helena222
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
Одолеваемая отчасти любопытством, отчасти стремлением отвлечься, она отдернула портьеру. За двойным стеклом билась огромная бабочка; по густо-бордовым, отливающим бархатной чернотой крыльям разбросаны алые и оранжевые глазки – махаон. С минуту Белль любовалась бабочкой, а та все рвалась на волю, нежные крылья шуршали, ударяясь о стекло.
Вдруг Белль решительно откинула волосы и, прикусив губу, вскарабкалась на подоконник. Бабочка, словно ощутив, что помощь рядом, взлетела к фрамуге. Белль осторожно выпрямилась, потянулась и, ухватившись, дернула фрамугу вверх. Та не поддавалась – будто приколоченная! Белль дернула еще раз.
Еще!
Перед глазами мелькнула пыльная портьера, и она, не успев осознать, что случилось, ощутила, как сзади ее подхватили чьи-то сильные руки.
========== Глава 6 ==========
Белль, слегка оглушенная падением, несколько секунд неотрывно смотрела на так кстати подхватившего ее эсэсовца. На него падали прямые солнечные лучи, осветляя и оживляя темные глаза, смягчая резкие черты. И ей даже показалось, что на его лице отразились растерянность и что-то вроде забавной и даже чуточку трогательной неловкости.
Поймав ее взгляд, он быстро разжал руки, и Белль отступила на шаг.
– Только не говорите, что пытались сбежать таким на редкость… оригинальным способом, – окидывая взглядом валяющуюся на полу портьеру, проговорил он.
– Нет, там за стеклом билась бабочка.
Белль, иллюстрируя свои слова, указала на форточку. Бабочка, ощутившая свежий воздух, неуверенно поднималась. Белль не отрывала от бабочки взгляда, пока та не упорхнула прочь. Ощущая нечто вроде крошечного триумфа, она обернулась к хранящему молчание мужчине и натолкнулась на пристальный взгляд.
– Мадемуазель Френч, похоже, вы испытываете прямо-таки неутолимую жажду спасать из заточения всех, кто попадается на вашем пути. Сегодня махаон, три дня назад – бойцы Сопротивления. И сколько еще спасенных жизней на вашем счету?
– А сколько загубленных на вашем? – слова вырвались прежде, чем Белль успела их обдумать.
Эсэсовец усмехнулся.
– Вашу жизнь я только что спас. И позвольте разъяснить вам кое-что. Вы считаете себя героиней, участницей окутанного романтикой движения. Но гибель старого порядка предрешена, вы ничего не сможете изменить. Ваше сопротивление иррационально. – Он помолчал и мягко, с безукоризненно подделанным сочувствием закончил: – Белль, спасая подпольщиков, вы не выпускаете их на волю; вы лишь помогаете им перейти в новую, еще менее комфортную клетку.
– Эта бабочка, – Белль кивнула на окно, – тоже была обречена, а теперь она на свободе. Вы забыли, что это такое, но мы еще помним. – На лице эсэсовца отразилось вежливое недоумение. – Единственная клетка, из которой выбраться нельзя – это та, которую мы сами захлопываем за собой!
Раздался негромкий, и – что-то подсказало ей – неискренний смех.
– Не советую вам пытаться выбраться из этой, – эсэсовец обвел рукой комнату, – иначе, поверьте, вы пожалеете о том, что не успели, – темные глаза зловеще сузились, низкий голос приобрел оттенок шипения, – свернуть себе шею.
Когда за мужчиной захлопнулась дверь, Белль опустилась на подоконник и собралась в комок, не ощущая тепла от пробивающихся через стекло весенних лучей.
***
– Где Джонс? – спросил, выгружая на новую партию капсюлей, Нил.
По лицу Нолана скользнула тень.
– Он вернется к пятнице.
– Киллиан в городе?! – вскочил Нил. – И ты его отпустил?
– Я бы его не удержал. Никто бы не удержал, – сухо отозвался Нолан, сортируя капсюли.
Нил медленно потер подбородок, запустил пятерню в волосы.
– Решил поквитаться со старым знакомым? – слегка севшим голосом спросил он.
Нолан не ответил.
Нил машинально потянул к себе несколько металлических головок. В сознании кружились, сплетаясь и распадаясь, фигуры, картинки, обрывки фраз. Фантастическая, безумная пляска. Густая листва росшего возле их лачуги дубка, автомобильные гудки, сменившие тишину ночного леса, огни бистро и мерцающие звезды Зачарованного леса; лицо только что выпустившего его руку отца. Темный-маг-сказочный-колдун и Темный-маг-нацист: совпадение, безумие, магия?
Вскинув голову, Нил поймал встревоженный взгляд Нолана.
***
Первый час Белль была уверена, что эсэсовец вот-вот вернется и, сжавшись в комок, она неподвижно сидела на подоконнике, пытаясь накопить смелость. На исходе второго часа напряжение уступило место усталости, и Белль не выдержала. Поднявшись, она обошла комнату и остановилась у письменного cтола. Оглянувшись через плечо на запертую дверь, Белль с опаской потянула к себе верхнюю папку. Раскрыла и быстро пролистала содержимое. Отчеты, распоряжения, приказы. Подпись – каллиграфическая, четкая – «Р.Голд».
На третьем бланке она задержала взгляд. Филипп Принс и Октавия Лукас: «арестованы по подозрению…»
Белль прочитала текст еще раз. Доктор Принс и старшая медсестра Лукас работали в соседнем отделении. Неделю назад были арестованы по «подозрению в оказании помощи участникам Сопротивления», а так же за «искажение данных о физическом состоянии лиц, подлежащих отправке в Германскую империю».
На рапорте стояла резолюция Голда.
«Отпустить, дело прекратить».
Она, сосредоточенно хмурясь, вернула листок в папку. В больнице, если не считать ее, больше никого не арестовывали. Это же не из-за…
Дверь отворилась, и Белль, застигнутая врасплох, осталась на месте.
– А вы времени даром не теряете, – подняв брови, заметил Голд, останавливаясь на пороге.
Она не демонстративно, но и не украдкой, убрала руку с раскрытой папки.
– А вы, оставляя меня здесь в одиночестве, рассчитывали на другое?
– Ну, для ценительницы поэзии здесь полно книг, – она невольно взглянула на заставленный толстыми фолиантами шкаф, – но, вижу, игра в шпионов привлекает вас куда сильнее.
Белль вдруг охватил какой-то бесшабашный задор.
– Вы прекратили преследование доктора Принса и медсестры Лукас, – в упор глядя на Голда, сказала она. – Зачем? Ведь они помогали людям сбегать из ваших клеток.
Голд прошел к столику с графином, снял крышку и плеснул в бокал темно-розового вина.
– Нет, нет, – с какой-то странной смесью педантизма и холодного доброжелательства, начал он, – давайте уточним. Они занимались своим делом, и только. Ловить всех, кто поступает так, – нецелесообразно. Поверьте, имей это хоть какой-то смысл, – Голд недобро усмехнулся, – вашим коллегам больше не выпало бы шанса погеройствовать. Ну а так, – он равнодушно пожал плечами, отхлебывая вино. – Мы не можем позволить себе тратить ресурсы на полусумасшедшую старуху и врача, которым взбрело в голову перевязывать нежные крылышки бабочек.
– И препятствовать отправке молодежи в Германскую империю, – с непонятным ей самой упрямством указала Белль.
Голд помолчал. Сосредоточенно глядя на бокал, повернул так, чтобы вино заиграло в струящемся через окно свете. Неторопливо усевшись в кресло, он негромко сказал:
– Третий Рейх обойдется без оторванных от родителей детей, – и сделал глоток, словно пытаясь смыть вкус только что произнесенных слов.
Белль медленно обошла стол и приблизилась к Голду.
– Этих детей вы защитили, – заговорила она с лишенной вызова печалью. – А других? Рядом со мной живет старик, Марко. Его сынишка, – Голд на мгновение прикрыл глаза, и Белль заметила, как дрогнул в бокале кружок розовой жидкости, – однажды не вернулся с прогулки. В тот день были налеты.
Голд залпом допил вино и равнодушно, без тени скрытности или недовольства, взглянул на нее.
– Вы действительно думаете, что сможете пробудить в нацистском чудовище, – он издевательски подчеркнул последнее слово, – что-то вроде сожаления?
– Нет, – медленно покачала головой Белль. – Нет, потому что вы уже сожалеете.
Храня молчание, Голд несколько секунд с холодным вниманием разглядывал ее. Едва заметно улыбнулся, подался вперед.
– Вы действительно Белль, – уронил он. – Но запомните: есть чудовища, которые меньше всего на свете желают, чтобы их расколдовали.
========== Глава 7 ==========
Эмма потянулась, встряхнулась. Перед ней лежал список: имена, фамилии, адреса. Она задумчиво побарабанила пальцами по коленке, прикидывая, когда стоит отправиться с донесением к Голду: до операции по захвату или после?
Эмма тоскливо взглянула на опустевший стакан. Немного мутило, хотелось еще кофе. Она не была уверена, от чего ей нехорошо – от бессонной ночи или утренней котлеты. А еще не отпускало какое-то мерзкое, неприятное, холодящее желудок чувство. Методы физического воздействия на Реджину были просто… шумными и неприятными. Психологическая обработка оказалась куда более действенной, но Эмму до сих пор пробирал холодок, когда она вспоминала о безжизненных черных глазах арестованной. У Эммы было плохо развито воображение, но здесь не пришлось особо стараться, чтобы представить, что должна чувствовать женщина, которую предали самые близкие люди. А ей, Эмме, и представлять не нужно, вдруг мелькнуло у нее в мыслях.
Резко передернув плечами, она поднялась навстречу входящей с кипой бумаг Мэри Маргарет.
***
Белль озадаченно огляделась. Когда раздался звонок, Голд попросту выставил ее в соседнюю комнату, кинув ироничное: «Если тебе нечем заняться, будь добра, протри пыль».
Но, сморщив нос, признала она, убраться тут и правда не мешало бы. Комната представляла собой что-то наподобие склада, тут и там громоздились коробки, валялись кипы бумаг.
Что же, пусть наймет себе служанку.
Белль старалась спрятаться за этими полушутливыми, полусердитыми мыслями, но на самом деле ее вдруг охватило такое ощущение, словно она раздваивается. Настоящая Белль хорошо представляла, чем рано или поздно закончатся все эти разговоры. Допросом. Камерой в гестапо. Настоящей Белль было страшно.
Но исподтишка, из-под ее руки, застенчиво выглядывала другая Белль – эта Белль услышала в голосе говорившего о французских детях Голда неподдельную боль.
Эта Белль лукаво и чуть застенчиво улыбнулась, вспоминая промелькнувшее на его лице, когда он поймал ее, выражение растерянности. Этой Белль казалось нестрашным увидеть его снова.
Пока настоящая Белль не одернула ее, сурово напомнив, кто он. Что делает. Что сделает с ней.
«Кто он». «Что делает». Белль похолодевшими губами повторяла эти две фразы. В третью почему-то не верилось.
И было безотчетно, беззаботно, безрассудно тепло на сердце, словно Белль все еще согревали проникшие в окно, когда упала тяжелая портьера, лучи.
***
Киллиан осторожно поддел язычок замка, провернул и бесшумно приоткрыл дверь. Прикрыв ее за собой, огляделся: вот оно, логово Голда.
Темный коридор прорезал луч, выбивающийся из-под широкой двери. Стояла тишина.
Голова кружилась от опьяняющей уверенности: на этот раз Голду не уйти.
Киллиан устал от тщательно продуманных и неизменно подводивших его планов мести. На этот раз он отдался на волю случая, не то пытаясь подкупить фортуну доверчивостью, не то полагаясь на так крупно подведшее его однажды везение. И, похоже, сегодня безрассудство оказалось вознагражденным.
Притаившись за выступом стены, Киллиан сомкнул пальцы на рукоятке револьвера.
Ждать пришлось не более получаса. Раздался легкий перестук, дверь распахнулась, заливая прихожую электрическим светом, и на пороге появился Голд. Киллиан вжался в стену, стиснув зубы.
Погруженный в задумчивость Голд прошел мимо. Прыжок – удар – взвести курок.
Упавший эсэсовец не успел и дернуться, как Киллиан направил на него дуло револьвера.
– Я обещал, что мы еще встретимся, – задыхаясь, проговорил он.
***
Неровный, но не испуганный перестук сердца, плящущие в воздухе пылинки, попытки разобраться, понять.
Белль знала, что Голд – чудовище. Но ведь чудовища ни о чем не жалеют, и отчаяние им неведомо, отчаяние, которое так ясно прочла она на его лице возле озера.
Не все чудовища желают, чтобы их расколдовали.
А все чудовища замыкаются в своем одиночестве и отрицают, что полны сожалений?
Белль оглядывала погружающуюся в сумерки комнату, задумчиво наматывала на палец прядь волос; цеплялась за такой понятный, абсолютно логичный и упорно размываемый чем-то неведомым страх.
Из прихожей донеслись голоса.
***
– Нет, нет, – светлые глаза Ингрид излучали уверенность и спокойствие. – Здесь ни тебе, ни Дэвиду опасность не грозит. Уйдете утром, а сейчас, – красиво очерченные губы мягко улыбнулись, – вы попробуете настоящий чай по-шведски.
Вскоре в комнате, озаренной розовым отсветом, пыхтел чайник, позвякивала посуда, плыл терпкий чайный аромат; расслабленно посвистывал Гастон, безмятежно хозяйничала у стола Ингрид, время от времени бросая на беспокойно меряющего шагами комнату Нолана шутливо-укоризненные взгляды.
***
– Долго же тебе пришлось ждать, – сдавленным от боли, но невозмутимым голосом проговорил Голд, пытаясь подняться.
– Не двигаться! – Киллиан жестом указал на взведенный курок. Когда Голд замер, он продолжил: – Помнишь, что я обещал тебе? Когда ты украл у меня Милу?
– Кто у кого украл, – процедил Голд.
– А ты на что рассчитывал? – хрипло рассмеялся он – перед глазами расплывалось марево. – После твоего доблестного подвига? О, да, она все мне рассказала.
– Надо было прикончить тебя раньше, – с плохо сдерживаемой яростью тихо произнес Голд. – Намного раньше.
– Не смог, – он скривил губы в усмешке. – Как неосмотрительно, а ты ведь такой осторожный. Особенно на войнах.
– Зато ты такой храбрец, – усмехнулся Голд. – Особенно когда уверен в своей безопасности. С нашей первой встречи ничего не изменилось.
Киллиан медленно, стараясь запомнить это мгновение, чтобы потом унимать им многолетнюю боль, взвел курок.
– Значит, пора поставить точку, – прошептал он.
Голд в непроизвольном, оборонительном жесте вскинул правую руку, но Киллиан не успел нажать на спусковой крючок.
***
Джонс тяжело осел на пол, завалился на бок, выронил пистолет, который он мгновенно перехватил.
После этого Голд поднял глаза на смертельно бледную Белль, сжимающую обеими руками тяжелую вазу.
========== Глава 8 ==========
Белль тревожно следила за тем, как Голд с трудом поднялся, окинул взглядом лежащего без сознания мужчину, мельком посмотрел на нее и, храня невозмутимое молчание, ушел в кабинет.
Она осторожно поставила вазу на пол, а затем метнулась к мужчине, принялась растирать ему виски. Через минуту, к ее бесконечному облегчению, тот издал слабый стон и, шевельнувшись, открыл глаза. Белль ухватила его за руку, потянула.
– Уходите. Скорее, слышите?
– Это ты меня приложила? – он окинул ее мутным взглядом. – А теперь пытаешься помочь? – он коротко хохотнул и тут же, зашипев от боли, схватился за затылок.
– Прошу вас, скорее! – Белль вновь нетерпеливо дернула его за рукав
– Ладно, но ты со мной. Он тебя убьет.
– Не убьет, я ему жизнь спасла, – возразила она с уверенностью, которая, как Белль надеялась, звучала убедительно.
– И какого, позволь поинтересоваться, дьявола?
От сухого, пропитанного ненавистью тона Белль передернуло. На мгновение она едва не отвела взгляд, но затем твердо посмотрела в ярко-синие глаза.
– А теперь пытаюсь спасти твою. Не поможешь мне?
Вместо ответа мужчина поднялся, пошатнувшись, шагнул к выходу.
Закрыв-таки наконец за ним дверь, она прижалась к стене и закрыла глаза. Бешено колотилось сердце. Мысли устроили веселую бестолковую чехарду. Руки словно все еще оттягивала тяжелая ваза.
– Зачем ты это сделала?
Вздрогнув, Белль открыла глаза.
***
Киллиан пробирался по сумрачным улицам, одержимый одним желанием: напиться. Чем угодно, да хоть дрянным ямайским ромом. Напиться.
Ненормальная – не то эсэсовский прихвостень, не то сбрендившая дурочка. Киллиан заскрежетал зубами, представляя, как он успевает разрядить револьвер в непроницаемо-надменную физиономию Голда. В их первую встречу Голд был другим. Никчемный, жалкий калека, превративший жизнь красавицы-жены в ад. Кто же мог подумать, что червяк превратится в крокодила?! Глоток, всего один глоток рома, чтобы унять неутихающую боль в затылке и чудовищную боль в сердце.
Он ухватился за перила, передохнул и, стиснув зубы, преодолел последний пролет лестницы.
Киллиан уже поднял руку, чтобы нажать на кнопку звонка, как вдруг ему бросился в глаза лежащий на коврике лепесток магнолии. Сигнал. Черт… да ведь поэтому Голд и дал ему уйти, дернулся в горле тяжелый смех.
Он подался назад, но двери уже распахнулись, а снизу Киллиану навстречу поднималась блондинка в форме СС.
***
– Я не хотела, чтобы он пострадал из-за меня, – твердо ответила Белль, делая шаг от стены.
Голд поморщился.
– Я не об этом, – сухо уронил он. – Почему ты спасла меня?
Белль молчала, беспомощно глядя ему в глаза.
Голд нетерпеливо выдохнул и шагнул к ней.
– Белль, твоя жизнь в моих руках. Я могу и сделаю все, что понадобится, чтобы узнать от тебя то, что мне нужно. И может быть, – он зло усмехнулся, – ты только что подписала смертный приговор всем, кого пыталась спасти.
Белль пыталась не слушать его и не верить ему. Но все, что Голд говорил, было так очевидно, так неопровержимо и так просто, что Белль никак не удавалось ухватиться за что-либо другое, что подкрепило бы ее уверенность в том, что она все сделала правильно. К горлу подступила тошнота, как бывает, когда вдруг попадаешь на край обрыва и понимаешь, что опоры больше нет.
Внезапно для себя она шагнула вперед. «Подальше от бездны или поближе?» – мелькнуло в сознании. Теперь Голд был так близко, что Белль могла его коснуться.
– Вы так старательно цепляетесь за свою жестокость. Запираетесь в ней. Если вы на самом деле такой, то зачем это вам?
Голд снисходительно улыбнулся, окинул Белль неторопливым, потяжелевшим взглядом.
– Поверь, дорогуша, тебе не захочется узнать ответ.
Слова расползлись по прихожей темным облаком, и Белль снова попыталась понять, что же, что она натворила.
========== Глава 9 ==========
Когда взбудораженная Эмма вернулась в кабинет готовиться к первому допросу, Мэри Маргарет все еще раскладывала аккуратными стопками принесенные рапорты.
– Удача, – мимоходом объявила Эмма и, усаживаясь за стол, невольно заметила, как напряглись под тонкой розовой кофточкой плечи секретарши.
– Поздравляю, – натянуто проговорила Мэри Маргарет, не отрывая глаз от бумаг.
– Какая тебя муха укусила? – весело спросила она.
Мэри Маргарет молчала, перебирая документы, и вдруг так хлопнула кипой бумаг, что те веером разлетелись по столу.
– Эмма, подругами нас не назовешь, но я неплохо тебя знаю. Скажи как… как тебе это удается? Ты вылавливаешь людей, обрекаешь их на страдания, может, на смерть, и называешь это удачей?
– Это моя работа, – сухо ответила Эмма, сосредоточенно оттачивая карандаш. – И да, я хорошо ее выполняю. – Почувствовав прилив уверенности, она подняла на Мэри Маргарет ледяной взгляд. – Ну а ты? Ты печатаешь приказы, которые отдают люди, подобные мне. Ты ничем не лучше, Мэри Маргарет, просто, – она широко улыбнулась, – незаметнее.
Мэри Маргарет стояла, цепляясь за стол кончиками пальцев, и, как казалось Эмме, серела с каждой секундой.
Когда секретарша выбежала из комнаты, Эмма вздохнула, провела ладонями по лицу и погрузилась в составление рапорта.
***
Белль осторожно приблизилась к камину, возле которого колдовал над содержимым котелка Голд. Она напряженно стиснула пальцы, не зная толком, ни зачем пришла, ни что от него ждет.
– Я подумала и решила, что вы правы, – храбро объявила Белль. – Я поступила безрассудно.
Голд вскинул брови.
– И ты пришла, чтобы это исправить? – невозмутимо спросил он.
Белль, не выдержав, рассмеялась, с удивлением отмечая, как мгновенно рассеялись и напряжение, и даже страх. В ответ на ее смех Голд сдержанно улыбнулся, но от нее не укрылись вспыхнувшие в его глазах лукавые искорки.
Что-то изменилось, как будто декорации остались теми же, и теми же актеры, вот только кто-то на несколько минут изменил сценарий. Кто-то поменял, нет, спутал жанры.
И тут же Белль охватило недоумение, ощущение безмерной неправильности происходящего. Не должно ей быть так… по душе находиться рядом с этим человеком.
Это ощущение отступило, прихватив с собой на время все недоумения, когда она услышала вопрос Голда:
– Ты часто поступаешь безрассудно?
– Настолько – впервые, – призналась Белль, наблюдая, как Голд ставит котелок на открытый огонь и засекает время по наручным часам. – Кстати, вы так и не сказали: «Спасибо».
– И не скажу, – обернулся он.
– Почему?
– Потому что на самом деле ты хочешь услышать не это.
Его голос вновь похолодел, но не настолько, чтобы ей захотелось отступиться.
– На самом деле, – вновь сверившись с часами, продолжил он, – ты хочешь убедить себя и меня в том, что я не такое чудовище, каким меня все считают. Ты хочешь попросить за тех, кого я разыскиваю. Ты хочешь не просто поменять правила моей игры, Белль, ты хочешь задать свои. Это бессмысленно.
Скрывая подступившие к глазам слезы, она нагнулась над камином, втянула поднимающийся от котелка запах. Пахло корицей и шафраном.
– Что это? – спросила Белль, надеясь, что голос не дрогнет, и протянула руку к крышке.
– Осторожно, металл слишком… – заговорил Голд, перехватывая ее руку, но она, вскрикнув, уже отдернула обожженную раскалившейся крышкой ладонь, – тонок.
Голд все еще сжимал ее запястье, и Белль подняла на него расширившиеся от боли глаза.
– Глупая девочка, – раздраженно бросил он, выпуская ее руку. Отойдя, Голд порылся в каком-то шкафчике и вернулся с ярко-оранжевым тюбиком.
– Возьми.
Белль протянула левую руку за лекарством и, не дотрагиваясь до тюбика, посмотрела ему в глаза.
– А разве сейчас не самое время задать мне несколько вопросов? – подрагивающим голосом спросила она, злясь на ту, другую, ненастоящую Белль, которой на мгновение, когда он держал ее руку, стало необъяснимо тепло на сердце. – А потом, в награду, предложить мазь. Разве не так вы поступаете?
Голд несколько секунд молчал, лицо застыло. Потом он грубо притянул левую руку Белль и вдавил в ладонь тюбик.
Когда он, отойдя, вновь склонился над котелком, Белль, все с тем же, огненным комочком подпрыгивающим в груди бесцельным упорством, спросила:
– С какой войны вы сбежали? Я слышала ваш разговор с тем человеком. – Голд, не оборачиваясь, методичными движениями помешивал угли. – Вы сбежали, а потом примкнули к тем, кто оказался сильнее, кто добыл эту силу жестокостью и разрушением. Это и было вашей сделкой?
Он обернулся.
– Это и было моей сделкой, – безразлично повторил Голд.
Белль вдруг захлестнула горечь.
– Поэтому вы так цепляетесь за свою жестокость. Она и есть ваша сила, а другой вы не знаете.
Голд задумчиво облокотился о каминную полку, не сводя с Белль глаз.
Белль сильнее охватывало ощущение неправильности происходящего. Все сходится и все не так. Все очевидно и все загадочно.
Все неправильно, но страха нет, а желание разобраться, понять, становится сильнее.
Если бы только он не мешал ей!
А он тем временем вновь заговорил:
– Впечатляет. И что я должен ответить? Зааплодировать твоей проницательности, умилиться, продемонстрировать, насколько я на самом деле жесток? Что ты выберешь, Белль?
Белль покачала головой, не то отказываясь от его предложения, не то признаваясь в растерянности.
– Я хочу понять, почему я не жалею о том, что спасла тебе жизнь! – вдруг едва ли не с отчаянием вырвалось у нее.
Вновь повисло молчание. В глазах Голда непроницаемость постепенно растворялась усталой скорбью.
Вдруг он с какой-то странной злой беспомощностью улыбнулся.
– Моя жизнь – затянувшаяся дурная привычка, Белль. Может быть, именно поэтому тебе и не жаль.
Отвернувшись, Голд сухо произнес:
– Ты, я думаю, уже поняла, что пока останешься здесь. Сбежать не пытайся, это плохо отразится на семье твоего отца. В соседней комнате кушетка. Сделай так, чтобы следующие восемь часов тебя не было видно и слышно.
Белль, сжимая в руке тюбик, добралась до двери.
Уже проворачивая дверную ручку, она произнесла:
– Я не жалею не потому. Никто не должен так бессмысленно ненавидеть себя, – она сглотнула. – Даже чудовища.
В коридоре она замерла, вконец, подчистую измученная этим бесконечным, начавшимся со спасения бабочки и завершимся спасением эсэсовца, днем; днем, который Белль провела, играя в кошки-мышки.
Не то с Голдом.
Не то с самой собой.
========== Глава 10 ==========
Чертыхнувшись, Лерой сдвинул кепку на затылок, стер рукавом пот со лба, глотнул из стоящего под рукой стакана ледяной воды. Работа не ладилась. Динамит и взвинченные нервы – скверная комбинация.
Лерой прислушался: на заброшенный склад по старой памяти частенько наведывались мыши и крысы, он уже привык к едва различимому шороху лапок по бетонному полу, писку и звукам возни. Но сейчас ничего подозрительного не услышал. Пальцы слегка дрожали, трудно было сосредоточиться на капсюлях. Второй день не было вестей от Джонса, и уже пятнадцать часов на связь не выходили ни руководящий операцией Нолан, ни подручный Лероя Гастон.
Лерой грузно поднялся, прихватил лежащий на соседнем столе револьвер и отправился в обход.
***
Задержавшись на пороге ярко, по-утреннему освещенной комнаты, Белль растерянно моргнула. Остановила взгляд на тарелке круассанов. Посмотрела на негромко рассмеявшегося Голда.
– Ты вошла с таким видом, – пояснил он, – словно собралась Марсельезу запеть.
Белль машинально приняла протянутую ей чашку кофе.
Белль сама не знала, очнувшись от глубокого, без сновидений сна, чего она ждала этим утром от Голда и от себя. Вчерашний клубок противоречивых чувств, событий и слов был настолько чудовищно запутан, что у Белль начало покалывать в висках от одной попытки прикоснуться к этому хитросплетенью. Входя в гостиную, она была уверена, что хоть за одну ниточку смелого вызова ей удастся ухватиться, но первые же слова Голда все смешали, сбили и спутали. «Как ему это удается?» – с нетерпеливым всплеском досады подумала она, делая глоток. Удается так легко заставить ее почувствовать себя непринужденно. Вторым, более важным вопросом было, конечно, «зачем?», но Белль как-то все не удавалось до этого вопроса добраться.
В глазах сидящего напротив Голда не отражалось ничего, кроме насмешливости. Казалось, он без усилий забыл, на чем они расстались вчера.
Белль пожала плечами, отставляя чашку.
– Марсельеза звучит в этом городе, не переставая, – сухо ответила она. – Вы все просто делаете вид, что не слышите ее.
Голд укоризненно покачал головой, отмахиваясь от слов и тона Белль.
– Пафос плохо сочетается с утренними часами, дорогуша.
В его поддразнивающем тоне было что-то такое раздражающее, что Белль до смерти захотелось запустить ему в голову кофейником, но в то же время настолько заразительное, что она едва не улыбнулась в ответ.
Это нелепо. Круассаны, шутки и блики утреннего солнца на скатерти; легкость, непринужденность. Что это все для него? Игра с жертвой, изощренный садизм?
Что-то мешало Белль утвердительно ответить на последний вопрос.
***
Реджина нетерпеливо ожидала вопросы, на которые она сможет дать хоть какой-нибудь ответ, после чего ее уведут отсюда, и можно будет вернуться к безмолвию камеры, спрятать лицо в сгибе локтя, провалиться в желанную темноту.
Но вопросы ей почему-то не задавали. И не было ни светловолосой девушки с жестоким прищуром… Свон, кажется… ни постоянно ухмылявшегося подручного Свон, того, с круглым лицом и бакенбардами.
Занявший их место эсэсовец что-то говорил. Реджина сумела наконец сосредоточиться на его словах.
– …поверьте, сотрудничество ваше оказалось бесценным, но от вас потребуется еще кое-что.
Реджина, стряхнув оцепенение, вяло кивнула.
– Отлично. Что вы знаете о человеке по прозвищу Шахтер?
– Ничего, – выдавила она. Потянулась тишина, и Реджина равнодушно добавила: – Он работал с взрывчатыми веществами. Я его никогда не встречала. И все, что знаю, я уже сообщила вашей сотруднице.
Повисла пауза, Реджина чувствовала на себе пытливый взгляд, но не шевелилась и не поднимала глаз. Послышался шорох отодвигаемой папки.
– Как я уже сказал, ваша информация спасла вам жизнь. Через несколько дней вас отпустят, и вы сможете продолжить ее с вашим…– эсэсовец хмыкнул, – возлюбленным.
Реджина шевельнулась, чувствуя, как по вязкой трясине, в которой она утопала, разошлись слабые круги.
– Он погиб, – тускло проговорила она. – В ваших застенках.
Эсэсовец засмеялся.
– О, нет-нет, – с фальшивой укоризной протянул он, – Робера Гудо арестовали, но потом отпустили, так как выяснилось, что он не участвовал в ваших операциях.
Дрогнув, поддалась и рассыпалась в прах придавившая сердце каменная глыба отчаяния. Сердце застучало, забилось бешеным, отдающимся в кончиках пальцев ударами, разливая по всему телу обжигающее тепло, прогоняя мертвенное оцепенение.
И вдруг сердцебиение оборвалось.
Реджина медленно подняла глаза. В залитом ярким светом кабинете ежесекундно становилось темнее. Мрак, вырываясь из нее, поглощал все вокруг, затапливал стены, лизал потолок, черными вихревыми полосами возвращался в ее сердце.
Реджина перегнулась и положила руки на стол.
– Меня заставили поверить, что Робер погиб при аресте. Что его выдали мои друзья. И застрелили.
Эсэсовец подчеркнуто широким жестом развел руками.
– Разве вы не счастливы убедиться в обратном?
Что-то лопнуло, и однообразный рев поглотил все звуки, кроме насмешливого мягкого голоса.
Реджина метнулась через стол, вслепую замахнулась и вскрикнула, когда жгучая боль пронзила заломленную за спину правую руку.
– Это ваша идея. Та маленькая дрянь… не додумалась бы до такого. Вы… – она яростно извернулась и на миг смогла взглянуть в лицо сдавившего ее плечо и руку эсэсовца. – Вы сделали из меня чудовище, – исступленно прошептала Реджина.
И обмякла, услышав хладнокровное:
– О нет, душа моя, не чудовище, – эсэсовец широко улыбнулся ей в лицо. – Всего лишь предательницу.
Реджина не сопротивлялась, когда ее уводили.
========== Глава 11 ==========
– Кто еще из сети «Сторибрук» вам знаком? – холодно повторила вопрос Эмма.
Джонс задумался.
– Хоть убей, красавица, не припомню. Ну, разве что, – его лицо просияло, – троюродная бабуля Ингрид, но вот ведь незадача: на той неделе померла старушка.
Эмма остановила на Джонсе взгляд.
– Вы не собираетесь отвечать на мои вопросы?
Ярко-голубые глаза арестанта лукаво сощурились, он медленно провел языком по губам.
– Отчего же. Но пойми, милая, таким, как ты, я привык давать ответы в других местах. Впрочем, – он кинул взгляд на запертую дверь и понизил голос до шепота: – могу и сейчас.
Эмма неторопливо поднялась, обошла вокруг стола и, прислонившись к стене, сложила руки на груди.
– Послушай, ты в СС, – в тон ему негромко ответила она. – Арестован по подозрению в антиправительственной деятельности, против тебя и твоих друзей чертова уйма доказательств, и ты считаешь, что сейчас самое время для шуток? Серьезно?
