Текст книги "Каштаны цветут дважды (СИ)"

Автор книги: Helena222

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Внутреннее распоряжение. Еще одно. Приказ о…

Она бегло просмотрела текст. Посидела несколько минут, положив руки на клавиатуру.

Схватила бумагу и, поднявшись, заставляя себя идти неспешно, добралась до кабинета Голда.

И на пороге столкнулась с той, в ком мгновенно узнала Малефисенту. Белоснежка не успела испытать страха и не смогла отвести взгляда.

В первое мгновение она была уверена: Малефисента не узнала ее. Но та остановилась, плотно сомкнула губы, в светлых глазах появилось странное выражение: гнев, но остывший, боль, но точно забытая. Белоснежке почти захотелось прочесть в этом взгляде упрек, но его не было, точно она, Белоснежка, не стоит этого упрека. Шагнув в сторону, чтобы обойти ее, Малефисента ушла, так и не проронив ни слова.

Оглушеннаая, Белоснежка еще несколько секунд простояла в коридоре. Как под толщей воды, двинулась к двери, и, постучав, вошла. Румпельштильцхен, погруженный в задумчивость, бросил на нее раздраженный взгляд, когда она положила бумагу на стол.

– Вот. Сколько… – она собиралась говорить спокойно, но не выдержала на втором же слове, – сколько еще все это будет продолжаться?

Румпельштильцхен мельком взглянул на текст.

–Расстрелы? Очень долго, поверь. Тебя это не касается.

– Это касается меня! – Белоснежка уже не пыталась сдерживаться, казалось, в ее слова выливается весь накопленные за фальшивые и реальные годы протест Мэри-Маргарет. – Я набираю эти приказы, ты их подписываешь. Но я так больше не могу! Могла под Проклятьем, а теперь все поменялось, я больше не робкая секретарша. Я не буду в этом участвовать!

Румпельштильцхен несколько секунд молчал, точно давая ей возможность еще что-нибудь прибавить к своей речи.

– Герои вспомнили о своей сути, – протянул он наконец с наигранным восхищением. – Отлично, пусть Дэвид вызовет рейхсфюрера на дуэль. Или ты перестреляешь из лука рейхстаг?

Под его холодным взглядом Мэри Маргарет привычно растерялась. Ответила Белоснежка:

– Нет. Но можно же что-то сделать. И даже если нельзя, – она сглотнула, – я не хочу быть частью этого.

– У тебя сейчас нет выбора,– сухо ответил он поднимаясь. – Эти приказы кто-то наберет и кто-то подпишет. Ты ничего не изменишь. Только навлечешь на всех подозрение.

Белоснежка с силой прижала ладони к щекам. Они с Дэвидом смогут что-нибудь придумать. Они другие.

– Как ты можешь так жить?

Еще задавая этот вопрос, она уже осознала, что спрашивает Румпельштильцхена отчасти, чтобы отвлечься от своей роли во всем этом, роли, которую не выбирала Белоснежка, но выбрала Мэри-Маргарет, и отчасти, чтобы понять, почему они с Дэвидом так легко доверились и доверяют темному колдуну.

Похоже, Румпельштильцхен догадался о ее мотивах.

– Я же злодей, дорогуша, забыла? Злодей, с которым вы время от времени заключаете союзы, – он довольно усмехнулся, и она на мгновение отвела глаза, – но все же, – она зажмурилась, когда он потянул к себе лист бумаги, – злодей.

***

Нил удивленно хлопнул глазами, когда навстречу ему из полумрака склада выбралась белокурая девушка. Ладная фигурка, светлые глаза, насторожено изогнутые брови; совсем юная.

– Расслабься, я на вашей стороне, – приняв его интерес за опасение, девушка демонстративно похлопала по застегнутой кобуре. Держалась она немного застенчиво, словно не была уверена в приеме.

– Стала бы я тебе иначе от Голда информацию передавать. Эмма Свон.

– Дочь Нолана? – Нил широко улыбнулся сказочной принцессе. – Слышал о тебе. Что, решила окончательно перейти из злодеев на сторону героев?

Выразительное лицо девушки омрачилось, и углы ясно очерченного рта опустились. Ему вдруг подумалось, что в ее выражении мелькнуло что-то жалобное и детски-горестное.

– Мы же не в сказке, – явно желая сменить тему, пробормотала она.

– Пока нет.

Эмма взглянула на Нила с таким удивлением, что он понял: о Зачарованном лесу она не знает. Странно. Персональное Проклятье? Слишком молода? Амнезия?

– Ладно, извини, неудачная шутка, – сказал он, но тень не исчезала с ее лица.

Она прошла мимо него к стене склада, протянула руку и коснулась застывшей капельки янтарной смолы.

– Это не шутка, – качнула она головой. – Герои и злодеи – это просто, да? Мой отец герой, а я злодей. Теперь я вроде как на светлой стороне, но это вряд ли что-то меняет.

– Раз ты сделала выбор, это меняет все, – с непонятной ему самому серьезностью ответил Нил. Хотелось, чтобы она обернулась к нему.

Разгладились тревожные складки на лбу. Поднялись в улыбке уголки губ.

– Ты так спокоен, – обернувшись, она остро взглянула на него. – Доверяешь мне?

– Голд тебя не прислал бы, если бы тебе не стоило доверять, – усмехнулся он.

– Значит, доверяешь ему, – Эмма снова отвернулся к стене и ловко сковырнула комочек смолы себе на ладонь. – Он мой начальник. Знаешь, я пришла в СС через него, он многому меня научил – всему, чему, – ее голос упал до шепота, – сама хотела учиться. И только один-единственный раз заставил меня сделать не то, что я хотела, – она обернулась и с печальным вызовом глянула в глаза Нилу, он заметил, как она приняла незащищенную позу. – Когда не дал мне убить человека.

– Да, – пробормотал в наступившую тишину Нил. – Это он может.

Эмма невесело усмехнулась.

– А сегодня этот человек рассказал мне, что Голд у него на глазах убил свою жену. И… я знаю, – она стиснула в пальцах комочек смолы, и до Нила донесся терпкий хвойный запах, – что это, наверное, правда.

Ее слова ничего не значили, не несли никакого смысла, они просто скользили мимо Нила, не задевая его. Или они и не звучали, и между ним и Эммой всегда висела эта пустая тишина. Он отрешенно заметил, как испуганно она глядит на него.

– Нил… Нил?

– Как звали ту женщину? – хриплый голос, жалкая, трусливая надежда.

–Мила.

Нил молча повернулся. Она не окликнула его.

Он шел к выходу, считая шаги. Зачем-то считая шаги.

Лицо матери, которого он не помнит.

Отпускающий его руку отец.

На этот раз обошлось без портала.

========== Глава 47 ==========

Паспорта, билеты. Белль склонилась над бумагами, над плотными кусочками темно-зеленого картона, точно прилежно разбирая буквы. Она даже губами шевелила, подстегивая вялые, замерзшие мысли. На сердце давила тяжесть настолько ощутимо, что, казалось, удары стали глуше, осторожнее.

Белль попыталась вспомнить, обещал ли Румпель ей или Нилу вытащить всех или сказал, что сделает все возможное.

Наверное, не обещал, и именно поэтому Белль чувствовала себя обманутой, но не столько им, сколько самой собой.

Было так легко верить, что он все исправит, ведь это означало бы, что Румпель изменился, и все его страшные деяния остались в прошлом. Она старалась не думать о тех, кому это уже не поможет. Ей о многом пришлось стараться не думать, и она неплохо с этим справлялась.

Но сейчас это перестало получаться, как будто кто-то взял и рывком выдернул ее из зачарованного сна. «Из сказки», – шепнула бы себе Белль несколько дней назад, когда память о Зачарованном Лесе стала для нее убежищем, в которое не вторгалось зло этого мира. Но за четыре дня, протекшие с падения Проклятья, что-то изменилось. Не то чтобы Румпельштильцхен на глазах превратился в чудовище, да и случись это, Белль вряд ли испугалась бы сильнее, чем когда узнала, что он оберштурмбаннфюрер СС, но Белль все яснее ощущала, как им что-то овладевает, отдаляя от нее.

Еще ее сильнее пугало другое. Белль больше не ощущала в нем разрыва, расхождения между тем, что он говорил, делал и чувствовал.

Точно закончилось время несовпадения с самим собой, и он стал – пусть незавершенно – тем, кем хотел быть. И Белль боялась узнать, кем – чем – именно.

Она обернулась на звук шагов, все еще сжимая документы в руке.

Он сразу их заметил и остановился в дверях.

– Ты собираешься уехать и всех бросить, – проговорила Белль с нервной, горькой улыбкой, согнать которую она была не в силах.

Он в замешательстве бросил на нее взгляд, полный уже знакомой ей смеси сухого вызова и затаенной просьбы понять.

– Нет, но это на случай, если ничего другого не останется.

– Запасной выход? – Белль, не глядя, кинула документы на стол за спиной. – У них его нет. А ведь попали они в беду из-за тебя.

Румпель несколько секунд помолчал, ей показалось, будто он боролся с собой, чтобы не ответить слишком резко.

– Белль, послушай, ты не все знаешь, есть кое-что… и это опасно, поверь мне, это… – он осекся, шумно вдохнул. Напрягся, словно пытаясь сохранить равновесие под напором неощутимого для нее порыва ветра. Через секунду он открыл глаза, взгляд был расфокусирован и в то же время словно наполнен темнотой. Он повел в воздухе рукой – появилось легкое голубоватое свечение.

– Румпель, – он не обратил на нее внимания, и она повторила громче: – Румпель, что происходит?

В то же мгновение он резко откинул голову, будто прислушиваясь к чему-то. Лицо исказилось бешенством, а в глазах взметнулся панический страх.

Белль была в шаге от него, когда он произнес сквозь стиснутые зубы:

– Ничего такого, что ты можешь понять, а я – изменить.

И исчез в клубе темно-пурпурного дыма.

***

Кора уже собиралась повторить призыв, но в это время перед ней появился Румпельштильцхен – немного растерянный для могущественного мага. Впрочем, он быстро вернул себе самообладание, вернее, видимость самообладания.

– Вижу, тебе удалось раздобыть магию, – проронил он, принимая непринужденную и плохо вяжущуюся с обостренной напряженностью взгляда позу.

– Да, и не только ее, – медвяным тоном пропела Кора.

Его глаза на мгновение остановились на кинжале, но он тут же отвел взгляд.

– Занятно, правда? – продолжила она, улыбаясь его жалким попыткам игнорировать артефакт. – Ты так долго не мог сообразить, как принести в этот мир магию, а вот мне это удалось без труда.

– Создать Зелье Истинной Любви? – он пренебрежительно усмехнулся. – Сомневаюсь.

– Румпель, Румпель, – пожурила она, – сентиментальность вечно тебе мешает. Все можно было сделать гораздо проще.

Секундное недоумение на его лице сменилось недоверием.

– Ты использовала свою кровь?

– Да, и именно поэтому я так рада, что смогла этим, – Кора провела пальцем по острию лезвия, с интересом наблюдая, как мага передернуло. – Завладеть.

– О побочном эффекте забыла, дорогуша, – со скверной имитацией усмешки ответил он. – Магия убьет тебя.

Кора рассмеялась.

– О, нет. Пока я не прибегаю к волшебству, а этого я делать не намерена. Ведь колдовать будешь ты.

Кора всегда подозревала, что Румпельштильцхен хороший актер, а сейчас она в этом убедилась. Небрежно прислонившись к стене, он повел речь так, точно меньше всего на свете хотел ей пригрозить.

– Тебе кажется, что ты все просчитала, но ты умна, Кора, ты знаешь: еще никому не удавалось надолго завладеть кинжалом Темного.

Кора задумчиво взглянула на него. Приблизилась, следя за тем, как по мере сокращения расстояния между ними нарастает тщетно скрываемая им нервозность.

– Хочешь сказать, что убить тебя, – когда она выразительно переложила кинжал из левой руки в правую, Румпельштильцхен инстинктивно отпрянул от нее, а она довольно усмехнулась, – и завладеть твоей силой будет и умнее и осмотрительнее?

Она остановилась, подойдя к нему вплотную, и нежно провела свободной рукой по щеке задержавшего дыхание мага.

– Вероятно, но, – она понизила голос до ласкового шепота, – мы оба знаем, что я этого не сделаю. И оба знаем почему. Ты мне все еще дорог, Румпель.

Он поднял руку и коснулся ее ладони, не снимая, только останавливая.

– Ты моя слабость, – прошептала Кора. – Ты и Реджина. И, – она опустила руку, – ты поможешь мне ее вернуть.

***

Волну магии Реджина ощутила, поднимаясь к себе по обшарпанной, замызганной известкой лестнице. Остановилась, вцепилась в перила пальцами, которые уже покалывало, точно от крошечных электрических разрядов. Голову повело, словно в вены впрыснули сладостный, опьяняющий, жгучий раствор.

Магия. Волшебство. Власть Злой Королевы. Глубокий вырез блестяще-черного платья, кровяно-алые губы, осыпающийся на землю с ладони пепел, дым над ее землями. Почерневшее от впущенной тьмы сердце.

И против всего этого несколько лет в этом мире, лишь несколько лет, не отданных мщению, и несокрушимая вера в нее человека, которого она так неосмотрительно позволила себе полюбить. Которому так бездумно позволила полюбить себя.

Робин, вновь подкараулив ее, заградил ей дорогу. Стойко выдержал надменный взгляд и еще более презрительное:

– Снова ты, вор.

– Да, и позвольте украсть еще минуту вашего времени, ваше величество.

Он говорил сухо, сдержанно. Не как ее Робин.

Реджина выдохнула, растянула губы в холодной усмешке. Когда он уйдет – пусть он уйдет! – она уймет занывшее сердце.

Он назвал ее ваше величество. “Она добилась своего – она стала для него Злой Королевой”, – сердце выстукивало болезненными ударами о ребра.

– Что тебе нужно?

– Только один ответ. Дай мне ответ, и я больше тебя не потревожу, обещаю. – Реджина не успела остановить его, не смогла отпрянуть, не сумела вырваться, когда он с почти грубой силой притянул ее к себе и заглянул в глаза: – Cкажи, ты пытаешься вспомнить, кто ты, или пытаешься забыть?

Реджина молчала, а сердце билось свободно, легко.

– Ты не понимаешь, – выдохнула она, незаметно для себя удобнее устраиваясь в его объятиях, кладя руку ему на локоть. – Ты знаешь, кто я. Ты действительно сможешь мне довериться? – она хотела вложить в голос иронию. И совсем не хотела, чтобы прозвучала в нем просьба.

Робин вдруг усмехнулся, так, как всегда: ласково и чуть лукаво, чуть воровски.

– Я уже это сделал.

Реджина уперлась руками ему в грудь, чтобы оттолкнуть. И задержала руки на согретой его телом ткани куртки.

– В том-то и беда. А я себе не доверяю. Я опасна, Робин, – она должна была произнести эти слова с бесслезной злобой. Не с тихой печалью. – Вот и все.

Реджина ожидала, что, как и в тот раз, он не сможет ей ответить, отпустит, выпустит ее.

А Робин все не сводил с нее глаз. Улыбался беспечно, ласково. Как будто ему все ее угрозы нипочем. Как будто Злая Королева ему нипочем.

– Опасность – это когда берешь препятствие, и у тебя лопается подпруга, – услышала она из его уст свои слова, оброненные жизнь назад в Нантье. – Все остальное – всего лишь риск.

И лишь первую секунду поцелуя Реджина еще помнила, что должна отшатнуться от него.

В этом мире нет поцелуев Истинной любви, да если бы и так, кто сказал, что Королеву и Вора связали эти узы? Во всяком случае, ничего не произошло, и Реджина осталась все той же Реджиной. Ушла от Робина, не оглядываясь, как и должна была.

Но почему же сейчас одного воспоминания об объятиях упрямого разбойника оказалось достаточно, чтобы погасить занявшийся в крови при возвращении волшебства пожар?!

Реджина, оторвав руку от перил, невольно провела пальцем по губам. В первую секунду, ожесточенно стирая след, во вторую – бережно, запоминающе.

И опустила руку, расправила плечи, позволила губам растянуться в улыбке – недостаточно хищной для Королевы, но слишком опасной для Реджины.

Магию вернул либо Румпельштильцхен, либо Кора. За Корой нужно присмотреть, вряд ли мама больше всего на свете стремится вернуть всех в их мир, Коре здесь ничто не угрожает.

Взмахнув рукой, Реджина призвала магию. Зажмурилась, сосредоточилась на мыслях о маге и колдунье.

И через мгновение оказалась у полуоткрытой двери. Спиной к ней стояла Кора, в чьих руках Реджина разглядела серебристо-черное лезвие.

***

Кора крепче, всей ладонью, перехватила рукоятку клинка. Отбросив легкий, беспечный тон, промолвила:

– Я хочу, чтобы ты убил Робин Гуда.

Глаза Румпельштильцхена расширились, он натянуто усмехнулся.

– А ты мастерица повторять старые ошибки, – негромко произнес он.

– Смерть конюха сделала Реджину королевой.

– И моей ученицей, а затем и той, кто смогла наложить темнейшее из проклятий, – сухой ироничный тон изменил ему лишь на последних словах.

– Ну а смерть Гуда, – плавно продолжила Кора, – толкнет ее ко мне и освободит от этой никчемной слабости.

Маг с какой-то отчаянной властностью шагнул к ней. Ему придется привыкнуть, что, пока кинжал у нее, она сильнее, – мельком подумала Кора. И хорошо бы, чтобы Румпелю ее неуверенность не бросилась в глаза. Впрочем, сейчас ему явно не до этого.

Он всматривался в ее лицо с недоверием, точно пытался определить границы ее хладнокровия. Или источник.

– Ты сможешь дважды причинить нашей дочери такую боль? – вопрос прозвучал на редкость искренно.

Она едва не рассмеялась; приятно рассказывать о безупречно разработанных планах.

– Но ведь это сделаю не я, Румпель, – с ласковым укором пояснила она. – Это сделаешь ты. А об этой мелочи, – она любовно провела пальцем по покрытому узорами лезвию, – мы, разумеется, умолчим.

Он сделал молниеносное движение, но Коре отпрянуть не пришлось – как она и предполагала, до кинжала Темный даже дотронуться не смог без разрешения владельца. Все же представлять себе разъяренного Румпельштильцхена без защиты кинжала ей не хотелось, и мгновенный щипок страха, пришедшийся весьма кстати, придал Коре уверенности в том, что она все делает правильно.

– Немедленно, – похолодевшим голосом произнесла она.

Румпельштильцхен как-то странно повел в воздухе руками, будто собирал магию для защитного барьера. Попытка оказалась, разумеется, бесплодной, но Кора начала испытывать нетерпение. У нее сегодня еще много дел, пора заканчивать.

Глаза Румпельштильхцена были прикованы к кинжалу.

– Кора, не нужно, – сдавленно и уже без следа угрозы проговорил маг.

Кора утомленно вздохнула. Колебаний она не испытывала, но следующие слова были нужны ей самой. Как напоминание.

– Порой, – с глубокой, хоть и мимолетной печалью, произнесла она, – нужно уметь быть жестокой с теми, кого любишь.

– Кора! – внезапно сорвалось с его губ отрывистой, резкой мольбой.

Кора откинула голову. Металл в руке, сталь – в голосе.

– Темный, повелеваю…

Слева мелькнула тень. Мгновение – и кинжал вырвали из руки Коры с такой силой, что рукоятка расцарапала ладонь.

У нее за спиной стояла Реджина, побледневшая Реджина с кинжалом Темного в руке.

========== Глава 48 ==========

– Реджина, не смотри на меня так, я, – Кора, едва ли не впервые на памяти Реджины выглядящая растерянной, запнулась. Наверное, Реджина была слишком спокойна, опасно спокойна, потому что мать умолкла.

– Скажешь, что я что-то не так поняла? – Реджина приглашающе вскинула брови и, не дождавшись ответа, продолжила, растягивая слова: – Хорошо. Тогда запомни одно, мама. Если приблизишься к Робину, я найду способ уничтожить тебя, я тебе обещаю. Больше ты никого у меня не отнимешь.

Кора отступила, качнула головой, вздохнула. В позе матери было столько величавого достоинства, а в устремленных на дочь глазах столько печали, что на мгновение Реджине показалось, будто все услышанное было лишь плодом ее воображения, еще одним мороком. Если бы не одно. С той же грустью смотрела на нее мать, стряхивая с ладони пепел сердца Дэниэла.

Воспоминание, к которому она не прикасалась два года и четыре дня, неизлеченной болью обожгло сердце. Наверное, Кора заметила, как на глаза Реджины наплыли слезы. Мать заговорила примирительно, с мягким укором:

– Реджина, когда-нибудь ты поймешь, что все, что я делала, я делала ради твоего блага.

Реджина, не отвечая, с болезненным, напряженным вниманием смотрела в лицо матери. Та подалась было вперед, видно, сочтя, что дочь растрогана, но тут же остановилась.

– Знаешь, если любовь – слабость, – негромко произнесла Реджина, – то я не знаю никого, сильнее тебя.

Губы Коры дрогнули, но ни звука не последовало. Мгновение поколебавшись, Кора взмахнула рукой.

Когда рассеялся унесший Кору пурпурный дым, Реджина обернулась к Румпельштильцхену.

– Она бы снова это сделала? – вопрос прозвучал настолько жалко, что ее передернуло, но, если бы маг не ответил, Реджина спросила бы вновь. Нужно было перекрыть то воспоминание, уйти из ставшей склепом конюшни.

– Да. Кора вырвала себе сердце, – с отрывистой мягкостью ответил Румпельштильцхен. – Это случилось задолго до твоего рождения.

– А ты был против, – Реджина изогнула губы. В виски все громче стучались молоточки. – Но теперь я хотя бы понимаю, откуда взялись все эти твои разговоры о свете и тьме, о надежде. Пытаешься, – усмешка не скрыла, как дрогнул голос, – исправить все, что натворил?

– Это невозможно, – вполголоса ответил он.

Она не ответила, но насмешливая улыбка сползла с губ, а туго перехватившая горло петля гнева незаметно распустилась, и Реджина глотнула воздуха. Опершись спиной о приземистый буфет, она положила кинжал возле себя.

– Проклятье, – тихо, не глядя на Румпельштильцхена, уронила она, – я знаю, вмешались Чарминги, но ведь наложила его я. Что пошло не так, как… как все так получилось? Что я…

– Не ты. Зелина – Злая Ведьма Запада и старшая дочь Коры.

Реджина с вялым интересом слушала краткий рассказ Румпельштильцхена, скользя глазами по тусклому лезвию кинжала, по причудливой вязи букв.

Когда Румпельштильцхен умолк, она подняла на него глаза.

– А ей в таланте не откажешь, – протянула Реджина и внезапно для себя коротко рассмеялась. – Тебе стоило остановить свой выбор на ней, а не на мне.

Румпельштильцхен не изменился в лице, но что-то в его неподвижности подсказало Реджине: слова попали в цель. Легче ей от этого не стало.

Если бы не Темный, Реджина бы сейчас сползла по стене на пол, охватила колени руками, спрятала лицо в сгибе локтя и беззвучно, безнадежно, бессмысленно расплакалась. А может, ей захотелось сделать это именно потому, что он был рядом.

– Ты не раз говорил, что этот мир дал мне второй шанс, – безучастно произнесла она, – может, так и есть. Второй шанс, но не второго отца. То, что я услышала, ничего не меняет. Мой отец – Генри. Не ты.

Она еще несколько секунд задержала взгляд на его лице, на мертвых, пустых глазах. Напрягалась, ожидая, когда ударит жалкое, ничтожное «Мне жаль» Румпельштильцхена.

Реджине не было жаль. И больно ей не было. И глупый припев «Все могло бы быть иначе» не раздавался в ушах.

Иначе ничего не могло быть.

– Тогда меня это мало интересовало… но ты, должно быть, предусмотрел, как вернуться в Зачарованный Лес. Если нужна моя магия, ты знаешь, где меня найти. И сделай все поскорее.

Она шевельнулась – на секунду показалось, что и шагу сделать не сможет, все тело налилось смертельной усталостью, – и отлепилась от буфета.

Оглянулась на клинок.

– Мне он не нужен, – уронила Реджина.

Магический дым послушно унес ее прочь.

***

Безветренный теплый июньский вечер, голубоватая дымка повила закат, в воздухе разлилась дремота.

Четвертый день Эмма жила, двигалась, что-то предпринимала, о чем-то – кроме главного – размышляла, и делала все это, словно в сонном оцепенении, которое даже не пыталась стряхнуть. Эмма боялась задавать – себе, другим – вопросы. Что-то подсказывало ей: ответы могут перетряхнуть, неузнаваемо изменить ее жизнь, а с Эммы пока что хватало переворотов, хорошего понемножку. Эта затянувшаяся тишина, в которой не было обмана, лишь выжидание, пока что вполне устраивала Эмму. И кроме того…

Резкий хриплый вскрик. Вскрик боли.

Эмма обернулась; на противоположной стороне крошечного переулка эсэсовец, сбив с ног долговязого паренька, методично избивал его прикладом.

Эмма оглянулась, ища глазами другие фигуры в черном, фургоны. Облава? Нет, непохоже. Случайный арест. Рутина.

Паренек инстинктивно прикрывал голову окровавленными руками, до Эммы доносились глухие вскрики.

Может быть, она бы отвернулась, как ей следовало, и продолжила путь, свернула на Рю де Пьемон, откуда уже не расслышать ни звука из похожего на колодец переулка. Может быть, но вдруг, перекатившись на левый бок, парень уперся в нее ничего не выражающим, полным животного страха взглядом.

Эмма не принимала решения, лишь потянулась к кобуре, и из ладоней вырвалась обжигающая струя белого света.

***

Белль бесцельно переходила из комнаты в комнату, нигде не задерживаясь дольше, чем на минуту. Она пыталась убедить себя, что все хорошо, что у Румпеля всегда все под контролем, но вспоминала мелькнувшее на его лице выражение беспомощности – и сердце сдавливал страх.

Где-то она слышала, что никогда не знаешь, насколько сильно любишь, пока не испугаешься за любимого. После этого вечера Белль не хотела таких проверок. Не хотела.

Стрелка на циферблате больших настенных часов, дрогнув, переползла на новое деление.

Румпельштильцхен появился так же неожиданно, как и исчез. Просто Белль вошла заполночь в кабинет, а он уже был там. Сидел за столом, пристально разглядывая какой-то блестящий предмет.

Теплая волна облегчения нахлынула на Белль, вскипела жаркими слезами на глазах.

– Румпель!

Он не оторвал взгляда от того, что, как разглядела Белль, было длинным кинжалом с черненым узором по клинку.

– Что… что произошло? – порывисто спросила Белль, подойдя к столу.

Румпель помедлил. Взглянул на нее сощуренными глазами.

– В мире без магии появилась, – он взмахнул рукой жестом фокусника, – магия. Только и всего.

– Ты не ждал этого, – растерянно проговорила она. – Несколько часов назад ты был…

– Сейчас все так, как должно быть, – перебил он ее.

Он говорил не сухо, но с какой-то недоброй сосредоточенностью, которую Белль не могла прочесть. Пытаясь отвлечься, она вгляделась в лезвие, и узоры стали складываться в буквы, а те – в имя.

– Румпельштильцхцен… – она подняла глаза. – Почему твое имя на кинжале?

Он явно ждал вопроса.

– Это кинжал Темного мага. Вся сила Темного сосредоточена в нем.

Румпельштильцхен поднялся и теперь стоял, положив руки по обе стороны от клинка.

Протянув руку, Белль дотронулась до первой буквы; теплый металл, казалось, слегка вибрировал или это лишь воображение?

Кинжал – символ Темного могущества. Именно кинжал. Почему? Или… зачем?

Догадавшись, Белль прикусила губу и убрала руку.

– Ты говорил о своем предшественнике. Ты убил его этим кинжалом? – тихо спросила она.

– Так передается сила Темного, да, – спокойно ответил Румпельштильцхен.

– Но, – Белль даже вскинулась от внезапно затрепетавшей в груди надежды, – ведь его можно уничтожить, верно? И это освободит тебя!

Он покачал головой; резко, точно она сказала какую-то глупость.

– Это невозможно.

Белль подалась вперед. Она хотела улыбнуться легко, торжествующе, а вышло, – она сама чувствовала, – нервно, смятенно. Ей хотелось, чтобы все было легко. Если бы только он позволил себе увидеть, что она права!

– Послушай, я точно знаю, нет таких проклятий, какие нельзя разрушить.

Он промолчал, и с каждой секундой тишины незримая тяжесть все сильнее придавливала сердце Белль.

– Не это, Белль.

Он взмахнул рукой, и клуб дыма скрыл лезвие из виду.

Белль все ждала, когда он взглянет на нее без этой новой, пролегшей между ними отчужденности.

Вдруг всплыл в памяти первый день, когда она появилась здесь. Сорванная с окна портьера, солнечные искорки в густо-розовом вине и негромкий, чуть глуховатый, голос: «Запомните одно, Белль. Есть чудовища, которые меньше всего желают, чтобы их расколдовали».

***

На серебряном подносе осталось одно письмо. Валден лениво взглянул на узкий сероватый конверт; частная корреспонденция подождет до утра.

Он лениво вытянул ноги и глубже ушел головой в мягкое кресло.

Поездка в Берлин порядочно его вымотала. План «Барбаросса», запущенный неделю назад, держал все ведомства в состоянии перманентной лихорадки, и отчетами из Парижа мало кто заинтересовался.

Отчеты.

Вспомнив об одном из них, Валден поморщился, переменил позу, но приятное ощущение усталой неги не возвращалось. Шевельнулась утихшая было глухая злость. Нельзя сказать, что отчет по работе отдела Голда Валден сфальсифицировал, но укрытием подозрительных данных занимался он впервые; и все из-за Голда.

Если бы не треклятый венский инцидент!

Впрочем, это не последний отчет, кто знает, что доведется написать в следующем.

Досада все не рассеивалась, и Валден взял оставшееся непрочитанным письмо. Вскрыл конверт, пробежал глазами по строкам, написанным размашистым почерком. Задержался на подписи – «Зелина Озэр».

Опустил лист.

Глаза остановились на жене. Кора подливала ликер в кофе; густой вишневый аромат, так хорошо гармонирующий с ней, доплыл до Валдена.

Кора – прекрасная, эффектная женщина. В ней нет утонченности того типа женщин, что зовутся на анемичный английский манер lady, нет и жизнерадостной силы настоящей deutsche Frau, но роскошная, зрелая, немного тяжелая, величавая красота Коры делает ее королевой любого приема, на котором она появляется.

Все эти годы она не доставляла ему хлопот. Независимая, гордая, тем не менее она до сих пор ни разу не пересекала очерченных им границ супружеской покорности. Не говоря уже о супружеской верности.

Он медленно смял в руке листок, придвинул ближе малахитовую пепельницу.

Кора, точно почувствовав его движение, обернулась, поднялась, чтобы передать ему кофе.

– Неважно выглядишь, – заметил он, принимая чашку. – Утомилась?

Кора, действительно довольно бледная, присела на ручку его кресла.

– Небольшая размолвка, – протянула она непривычно глуховатым тоном. – С ювелиром, ничего серьезного. А что это?

Валден, щелкнув зажигалкой, поднес огонек к смятой бумаге.

– Ничего серьезного, – скинув догорающий листок в пепельницу, он перевел на нее тяжелый взгляд, улыбнулся, – дорогая.

***

Нил опустился на песок. По водной глади шла слабая рябь. От реки тянуло влажным сырым запахом тины, камыша Неверленда.

Ради матери или ради себя самого – он уже и не разбирал, – Нил пытался вызвать в себе гнев на отца.

Не было ничего. Ни гнева, ни боли. Только пустота.

Мерно плескались о берег волны.

========== Глава 49 ==========

Валден ожидал, что отыскать Зелину Озэр будет не сложно, но на деле все оказалось значительно проще, чем он предполагал. На записке стоял адрес, который, как выяснилось, принадлежал мелкой нотариальной конторе. Несчастный нотариус, заикаясь от страха, быстро рассказал о странной клиентке, что несколько дней назад просила передать запечатанный конверт по указанному адресу, если она вдруг не подаст о себе сведений в течение суток. Адрес этой клиентки? Да, да, конечно, одну минутку…

Квартира оказалась нежилой, и Валден чуть не взвыл от злости, однако опрос соседей дал интересную информацию – девушку накануне арестовали. Не требовалось сообразительности, чтобы понять, кто это сделал.

Осталось лишь вычислить арестованную, и тут Голд, окруживший арестантку таинственностью, сыграл на руку Валдену.

– Повторяю: я собираюсь увидеть заключенную. Немедленно. Напоминаю вам: здесь СС, а не лавка Голда, и его распоряжения меня мало интересуют.

Безапелляционный тон подействовал; преграждавшая ему дорогу к камере Флессе, пронзав Валдена ледяным взглядом, отступила.