Текст книги "Dum spiro, spero (СИ)"
Автор книги: Green-Tea
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Джоанна тем временем продолжает.
– Я была далеко не единственной, но одной из самых популярных. Больше всего “повезло” Финнику – с такой внешностью, как у него… Вот он-то бил все рекорды по популярности. И, пожалуй, по беззащитности. Он никак не смог бы защитить людей, которых он любил. Правда, нам щедро платили. Я получала очень много драгоценностей и денег. Только вот… Капитолийцы делились кое-чем еще. Секреты. И тут есть кое—что о вас, многоуважаемый президент.
Она убирает со лба волосы, скрещивает руки на груди, как бы защищаясь.
– Одно слово и все станет на свои места, ведь Кориолан Сноу сделал карьеру в раннем возрасте. Яд. В этом и заключается вся загадка.
Джоанна рассказывает о карьере Сноу, про которую я не знал раньше. Она рассуждает о причине смерти различных соперников и союзников. Одни медленно умирали в течение нескольких лет. Другие же падали замертво после одного глотка. Все списывали на несвежие продукты, да на непонятные вирусы. Чтобы не вызывать лишних подозрений, Сноу сам пил из бокалов. Правда, его противоядия иногда не срабатывали. Говорят, именно поэтому он всегда носит в лацкане розы с усиленным ароматом, чтобы отбить запах незаживающих язв во рту. Ходят слухи, что у него существует специальный список, и никто не знает, кто будет следующим.
Оружие змеи. Яд.
Когда Джоанна замолкает, никто не в силах сказать: «Снято», поэтому это делаю я. Телевизионщики убегают редактировать материал, Плутарх торопливо подходит к Мейсон, желая узнать что еще ей известно, но она лишь отмахивается:
– Плутарх, это все, что рассказывал мне Финник. Вот при нем никто не стеснялся. Он знает много интересного. Если судить по его близкому отношению к Китнисс, сейчас она знает намного больше, чем я. Спроси у них, когда они будут тут.
И уходит, торопливо стирая с глаз слезы.
– С тобой было тоже самое? – спрашиваю я у Хеймитча, когда мы с ним неторопливо идем назад.
– Нет. Из-за того фокуса с силовым полем. Моя девушка, мать, брат – их не стало после того, как телевизионщики уехали из Дистрикта. Сноу не смог меня прижать.
– Почему он не убил тебя, Хеймитч?
– Я стал примером того, что будет, если не подчинишься. Как видишь, сработало. У Финника, Кашмиры, Энобарии и многих других хватило мозгов не противоречить. Потом это поняла и Джоанна. Ну, а меня не удалось заставить. Некого было убивать.
– Пока не появились мы с Китнисс? – тихо спрашиваю я, зная, что он меня услышал.
Хеймитч молча проходит мимо и первым спускается в люк. Я же возвращаюсь в Центр Обороны. Время, кажется, стоит на месте. Я уже не знаю, куда податься. К ужину я уже готов сойти с ума от неизвестности и страха. Сердце болит так сильно, что в какой-то момент мне кажется, что у меня сердечный приступ. Но это такая мелочь по сравнению с происходящим. Я все думаю над словами Джоанны о том, что Китнисс знает очень многое о Капитолии от Финника. После того, что я услышал, мне не хочется, чтобы она знала этого. Правда, что-то подсказывает мне, что теперь она в курсе вещей и похуже.
От ужина я отказываюсь, убеждая при этом Мадж и Энни, которые снова спустились ко мне, не пренебрегать едой. Потом Бити приглашает нас посмотреть на очередное вторжение в обычный капитолийский выпуск новостей. Увидев союзника по арене, я поражаюсь тому, как плохо я его знаю. От его обычной суетливости ни осталось и следа. Точные, последовательные действия, полнейшая собранность. На экранах показывают обычный выпуск новостей. Миг, и на экране я, рассказывающий о том, как я влюбился в девочку с потрясающим голосом. Еще парочка историй из моих уст. Но гвоздь программы – история Джоанны. Около получаса ее лицо с переменным успехом красуется на экранах. То ли у Бити улучшилось оборудование, то ли самим телевизионщикам стало интересно, но наша трансляция прерывалась гораздо реже, чем раньше. Как только Мейсон договаривает последнее слово, Бити вскидывает руки над клавиатурой, отпуская эфир.
– Наши планолеты должны были быть где-то в окрестностях, – объясняет он. – Мы таким образом отвлекали их внимание. Хотя, должен признать, что план действительно неплохой. Ты знаешь?
Он почему-то обращается только ко мне, не замечая девочек. Мы отрицательно мотаем головами, и Бити тащит нас в специальную комнату с большой картой Панема. Сложность маршрута и плана зашкаливает, лично я не понимаю больше половины еще в самом начале. Бити доволен тем, что мы запутались.
– Возможно, они тоже не отследят его закономерность, – добавляет он.
Следующий час я гипнотизирую взглядом часы. Их равномерное тиканье сводит меня с ума. Не думать, не думать, не думать… Вязать узлы. Успокоиться, только не думать. В голове крутится дурацкая навязчивая песенка. Позволяю Хеймитчу запихнуть в себя половину ужина, которого мне принесли сюда. Пальцы болят из-за жесткой веревки, но я не могу остановиться. Это хоть как-то успокаивает.
Мадж не выдерживает, когда время приближается к одиннадцати и засыпает, укутавшись в мою куртку. Энни сжимается в комок, закрывает лицо руками и раскачивается из стороны в сторону. Я держусь, хотя мне хочется кричать. Вновь вспоминаю упражнение, которое помогло мне с утра.
Меня зовут Пит Мелларк. Мне всего лишь семнадцать лет. Мой дом – Дистрикт – 12. Я трибут и победитель 74 Голодных Игр. Все время, что я помню себя, я люблю Китнисс Эвердин. Она – охотник. Она – сильная. Она не имеет права умереть. Она не может оставить меня одного…
В четверть двенадцатого появляется Хеймитч. Мне стоит бросить на него один взгляд, как я понимаю, что она здесь. Я вскакиваю на ноги, когда он говорит:
– Вернулись. Пойдемте в госпиталь.
Тысяча невысказанных вопросов застывают на моих губах, растянувшихся в дурацкой улыбочке. Вернулись… Она жива.
– Я знаю лишь только, что Китнисс потеряла очень много крови. И то, что она пришла в сознание незадолго до того, как они прилетели, – коротко бросает Хеймитч, когда Мадж открывает рот, чтобы задать вопрос. – Ах да, ее уже успели передушить Прим и Мэри.
Мне хочется спросить, кто такая Мэри, когда Хеймитч торопливо добавляет:
– Ее мама. Прости, я привык называть ее по имени.
Ну да, они же были знакомы. Возможно, Хеймитч даже дружил с отцом Китнисс. Они ведь выходцы Шлака. Мне хочется бежать, но Энни, кажется, не может поверить в происходящее. Мы с Мадж тащим ее за руки сначала через длинные коридоры, потом запихиваем в лифт, а затем снова ведем через коридоры.
В госпитале царит хаос. Туда-сюда бегают врачи и медсестры, что-то обсуждают, доказывают и решают. Боггс, появившийся из ниоткуда, заставляет меня вздрогнуть. Он сообщает, что хотя во время операции и возникли проблемы, у них все прошло очень даже неплохо. Я рассеяно киваю, а он лишь смеется и просит прощения за то, что меня задерживает, чем заставляет меня улыбнуться.
– Энни! – вдруг слышим мы до боли знакомый голос.
Финник, закутанный в один только больничный халат, стоит посередине коридора, распахнув объятия. Энни бросается к нему, они смеются, кружатся, в конце концов, теряют равновесие, ударяются о стену и остаются там. Ни он, ни она, кажется, ничего не соображают и не замечают никого, кроме друг друга. Возле них трется медсестра, пытающаяся втолковать Финнику, что ему сейчас нужно лежать. Сам он отмахивается от нее, заявляя, что не помрет. Молоденькая девушка пугается, заявляя, что этого ни в коем случае не должно произойти.
Мы останавливаемся возле них, ожидая, чем же это закончится. Финник смеется и бурчит, что здесь ограничивают его свободу. Энни прижимается к нему и молчит, а сам парень крепко обвивает ее руками и объясняет, что в его палате будет слишком шумно и слишком много народу. Я не могу сдержать улыбку, когда смотрю на него. Что сказать, а парень он далеко не плохой, да и Китнисс с ним хорошо общается. Тем не менее, я нетерпеливо переминаюсь с ноги на ногу, желая, поскорее обнять Китнисс.
– Прости, что задерживаю тебя, Пит, – извиняется он, замечая мои терзания. – Только зря вы торопитесь. Китнисс от наркоза плохо отошла, она ужасно соображает. Хотя, вроде бы, Прим сейчас тормошит нашу Сойку.
Я улыбаюсь ему.
– Гляжу, ты в порядке, Фин, – на ум приходит его сокращенное Китнисс имя.
– Не называй меня Фином, – просит он, а я удивленно поднимаю брови. – Меня это бесит. А Китнисс фиг переспоришь. Тем более что она терпит, когда я зову ее Кит. Так что мы друг друга стоим.
Я смеюсь, и вместе с Хеймитчем идем дальше по коридору. Финник остается бороться с медсестрой. Боггс машет мне, остановившись возле одной из дверей, и открывает ее, а я захожу в кабинет. Китнисс обнимает Порцию, потом целует ее в щеку и шепчет ей что-то ободряющее. Мне кажется, что у меня сейчас точно будет сердечный приступ. Сердце колотится так сильно, что чудится, что сейчас у меня будет большая дыра в ребрах. Я не могу не улыбаться. Мне опять хочется кричать, только теперь уже от радости. И смеяться. И плакать. Причем все – одновременно. Я торопливо подхожу к ее кровати, а Китнисс, едва только ее отпускает Порцию, протягивает руки ко мне.
Сколько мы сидим с ней? Вот так, просто обнявшись, и ничего больше? Пять? Десять? Двадцать минут? Я наматываю на палец один из ее спутанных локонов и чувствую, как она теребит мои волосы. На нас удивленно таращатся взрослые, не понимая, чего это мы молчим. Да и Гейл, и Мадж, и Делли порядком озадачены. С моей позиции видно, что лишь одна Прим понимающе улыбается. Наверное, так оно и есть. Только маленькой тринадцатилетней девочке понятно, что мы сейчас чувствуем. Она тихо шепчет что-то взрослым и увлекает их из палаты, оставляя нас с Китнисс одних.
– У меня очень умная и понятливая сестра, – тихо шепчет сама Китнисс.
Господи, как же я соскучился по твоему голосу.
– Я люблю тебя, – вместо ответа, неожиданно для себя, произношу я. И замолкаю, ожидая одного из самых важных ответов в моей жизни.
– А знаешь, Пит Мелларк, я тоже тебя люблю, – после небольшой паузы отвечает она. И без сомнений отвечает на мой поцелуй, когда я прикасаюсь к ее губам.
========== Глава 23. ==========
– Нет! Нет! И еще раз нет! Ты прекрасно знаешь, что не прав! – кричит Китнисс, когда я открываю дверь палаты.
Замираю на месте, удивленно глядя на девушку. Такой разозленной я ее давно не видел. Волосы прилипают ко лбу, она часто дышит, недовольно смотря на Финника. Видимо, они опять ругаются. Заметив меня в дверях, Китнисс делает глубокий вдох, выравнивая дыхание, убирает волосы со лба и внимательно смотрит на парня, сидящего рядом с ней. Финник тоже недовольно сопит, нахмурив брови.
– Китнисс, но… – он вновь начинает с ней спорить.
– Я сказала, что ты несешь полную чепуху! Забудь! И хватит постоянно об этом говорить! – Китнисс снова начинает закипать.
– Мы с тобой потом об этом поговорим! – прерывает ее Финник, как ни в чем не бывало целует девушку в щеку и уходит.
Я занимаю место Финника, все так же удивленно глядя на Китнисс.
– О чем спорили? – без особой надежды спрашиваю я. За неделю, что она здесь, я привык к тому, что Китнисс не собирается рассказывать мне о своих с Финником спорах.
– А, не напоминай! – отмахивается она. – Опять за свое. Надоел! – громко заканчивает она, обхватывая себя руками.
Я тяжело вздыхаю. В последнее время они ругаются раз по десять на дню. Но никого в причину своих споров не посвящают. Да и не скажут, если спросить. Бесполезно. Мы все пробовали неоднократно. Молчат, заговорщики. Что поделаешь? Правильно, ничего. Остается надеяться, что скоро они угомонятся.
– Как прошел твой день? – она лучезарно улыбается, что заставляет меня тоже улыбнуться.
– А почему ты спрашиваешь? – интересуюсь я.
– Ну, в твоем расписании сейчас значится анализ дня, – она указывает на мою руку, лежащую на моих коленях. – Я просто стараюсь следовать расписанию.
Последняя фраза меня смешит. Уж кто, а Китнисс скорее всего не станет следовать расписанию. Она тоже будет получать его, когда девушку выпишут. Правда, осталось понять – куда…
Вся проблема в том, что она не способна нормально спать. Равно как и Финник. Ребятам снятся кошмары о Казематах. Правда, Финника спасает присутствие Энни. Эти двое собираются пожениться, как только Китнисс выпишут из больницы – Финник хочет, чтобы девушка была подружкой невесты. Мне же предложили роль шафера. Парня обещают скоро выписать, потому что благодаря чудодейственной мази от спонсоров и еще куче различных медикаментов в Тринадцатом его раны почти затянулись.
Врачи, лечащие ребят, заметили, что присутствие Энни каким-то странным образом помогает Финнику спать чуть спокойнее. Пару дней назад медики провели эксперимент и с Китнисс. Мне позволили остаться в ее палате на ночь. Девушку подключили к различным приборам, реагирующим на состояние Китнисс во время сна. Не знаю, на мое или на ее счастье, но она спала более спокойно, чем обычно. Под утро ей ввели еще какой-то препарат, и тогда остаток ночи вообще проспала спокойно. Когда об этом рассказали Хеймитчу, Прим и миссис Эвердин, то они переглянулись и сказали, что понятно, что делать. Мой бывший ментор сказал мне позже, что теперь осталось убедить Койн разрешить нам с Китнисс поселиться в отдельном отсеке. Например, напротив миссис Эвердин и Прим, чтобы они могли присмотреть за нами.
Пока мы не знаем, удалось ли врачам и Хеймитчу поговорить с президентом. Честно говоря, нас это не очень-то и волнует. Пока – точно. Китнисс выпишут еще не скоро.
– О чем ты задумался? – интересуется она, прерывая мои раздумья.
– О том, что тебя еще долго не выпишут, – пожимаю плечами я. Не соврал.
– Знаешь, а ко мне сегодня твой папа приходил, – вдруг улыбается она.
– Правда? – я сильно удивлен. – Он не говорил мне, что собирался. Зачем приходил?
– Спрашивал, как я себя чувствую. Печеньем угостил, – она указывает на вазочку на прикроватной тумбочке, которая сплошь уставлена многочисленными подарочками, которые ей приносят. – Бери, если хочешь.
Удивляясь, где отец мог достать печенье, беру одну штучку. Смотрю на тигровую лилию, сделанную из глазури. Отцовская работа. Я видел много таких лилий, когда был маленьким. Наверное, он делал их для угощения маленьких детей, оставшихся без родителей из-за войны. Он рассказывал мне, что иногда их балуют таким способом. Видимо, ему разрешили взять немного для Китнисс.
– Кстати, – я вдруг вспоминаю о младшем брате. – Не поможешь Джему с геометрией? Помнится, в школе ты хорошо в ней разбиралась.
– Хорошо, – она пожимает плечами. – Мне все равно нечем заняться. Только вот скажи мне, кто такой Джем?
Я смотрю в ее любопытные глаза и смеюсь. Надо же. Не знает, как зовут моего младшего брата.
– Это мой младший брат. Кстати, как зовут старшего? – интересуюсь я.
– Не имею ни малейшего понятия, – она смеется. – Прости.
– Так поможешь? – уточняю я.
– Да, конечно. Пусть приходит в любое удобное время. Я никуда не денусь.
Я улыбаюсь, сжимая пальцы ее рук.
– Что читаешь? – я беру в руки раскрытую книгу с ее колен.
– Это стихи. Правда, чьи – не знаю. Автор стерся, – она показывает обложку. Действительно, автора нет.
– Нравится? – я снова улыбаюсь. Рядом с ней мне всегда хочется улыбаться.
– Читать можно, – она снова пожимает плечами. Эта ее привычка начинает меня раздражать. – Принеси мне потом еще чего-нибудь, пожалуйста.
В последние дни мы с Гейлом постоянно приносим еще книги. Китнисс нечем заняться, и она решила посвятить себя чтению. Теперь мы постоянные гости в местной довольно обширной библиотеке.
– Что хочешь? Снова рассказы? – я теперь много знаю о ее литературных пристрастиях.
– Выбери на свой вкус, – она улыбается. – Я тебе доверяю.
Доверяет. Я снова улыбаюсь, прижимая пальцы ее руки к своим губам. С тех пор как она вернулась, мне постоянно хочется прикасаться к ней. Так что Китнисс приходиться мириться с тем, что одна из ее рук в моей постоянной власти. Она улыбается, чуть шевелит пальцами, сжимая мою вторую свободную кисть.
– Китнисс, – громко кричит Хеймитч, открывая дверь палаты. Мы подскакиваем. – Ты будешь играть со мной в шахматы!
Даже не вопрос, утверждение.
– С чего ты взял, что я вообще умею? – она приподнимает брови.
– Порция сказала. Она видела, как ты играла с Цинной, – он запинается. Китнисс бледнеет.
– Почему я должна играть с тобой? – спрашивает она ровным голосом.
– Давай же. Тебе все равно нечем заниматься! – Хеймитч выдвигает специальную досочку, на которую Китнисс обычно ставит тарелки с едой. Он быстрым движением расставляет фигуры.
Китнисс тяжело вздыхает, отдавая мне книжку. Внимательно смотрит на доску, потом на Хеймитча и спрашивает:
– У тебя ломка? И тебе нечем заняться?
– Нет, радость моя, ломка у меня прошла, – он смеется. – А вот заняться мне действительно нечем. И потом, мы все ждем окончательного ответа Койн.
Мы с Китнисс переглядываемся.
– Я, пожалуй, пойду. Не буду вам мешать, – я кладу книжку на тумбочку и поднимаюсь на ноги. – Я после ужина зайду, хорошо?
Китнисс кивает, я целую ее в щеку и ухожу. Медленно бреду через коридоры в свой отсек, думая, какой же я счастливый. Девушка, которую я люблю, рядом, моим близким ничего не угрожает. Мы в относительной безопасности. Сноу далеко. Он ничего не сможет сделать Китнисс.
Шумно открываю дверь в свой отсек. Родителей и Марка еще нет, а вот Джем уже здесь. Видимо, у него сегодня нет дежурства на кухне. Младший брат лежит на кровати, подперев подбородок руками, и вымученным взглядом смотрит на учебник геометрии.
– Как твои успехи, страдалец? – спрашиваю я, опускаясь рядом с ним на кровать.
– Издеваешься, да? – Джем поднимает красные глаза на меня и всхлипывает.
– Ну, прекрати. Не стоит эта геометрия твоих слез, Джем, – я ласково треплю его шевелюру.
– Мама убьет меня за очередную двойку за контрольную, – он тяжело вздыхает.
– Я знаю, как тебе помочь, – я улыбаюсь ему. – Китнисс согласилась помочь тебе.
– У нее не хватит терпения, – усмехается Джем.
– Ну, она в свое время натаскала по геометрии Мадж, – я улыбаюсь, вспоминая школьные годы. – Поверь, она разбиралась в ней точно так же, как и ты.
– Ладно. Попытка – не пытка, – он пожимает плечами.
– Пойдем. Она тебе поможет, – я похлопываю его по плечу. Он поднимается, собирает учебники, берет тетрадь и покорно плетется за мной через длинные коридоры.
Когда мы заходим в палату, Китнисс с Хеймитчем как раз заканчивают очередную партию.
– Как успехи? – улыбаюсь я.
– Ничья, – равнодушно пожимает плечами Китнисс. – Мы всего две партии сыграли.
– Отлично, если добавить, – Хеймитч довольно улыбается. – Солнышко хорошо играет.
– Спасибо. Привет, Джем, – она приветливо машет моему брату, прижавшемуся ко мне.
– Ладно. Я завтра к тебе загляну, хорошо? – Хеймитч собирает шахматы в доску. Китнисс кивает и хлопает по стулу, стоящему рядом с ее кроватью.
– Давай, Джем, иди сюда. Я не кусаюсь, – брат робко улыбается и садится рядом со мной.
– Не буду вам мешать. Увидимся, Китнисс, – но девушка уже полностью углубилась в чтение задачи и не слышит меня.
Я осторожно закрываю дверь, стараясь не шуметь. Она упрямая, своего добьется. Бросаю взгляд на свое расписание, а затем на часы, висящие во всех коридорах. Наручные есть только у избранного круга лиц. Например, у Боггса, Плутарха или Койн. До ужина еще есть полтора часа. Я решаю наведаться в библиотеку.
Пожилая женщина, сидящая в огромном зале, чем-то напоминающем столовую, сплошь заставленную книгами, приветливо улыбается, увидев меня. Я не имею ни малейшего понятия о том, как ее зовут, но все равно вежливо здороваюсь.
– Опять для девушки книги берешь? – она понимающе щурится, лукаво улыбаясь.
Я почему-то краснею, будто мне четырнадцать, и смущенно киваю.
– Сам выберешь? Или тебе подсказать? – она снова улыбается. Она все время улыбается.
– Подскажите что-нибудь.
– Стихи или рассказы? – она с готовностью поднимается с места.
Раньше я никогда не просил ее о помощи и теперь с удивлением отмечаю, что у нее мягкая и плавная походка, которую никак нельзя сопоставить с ее возрастом. Она все время улыбается, ведет себя приветливо со всеми, всегда готова подсказать, что чудится, будто она – моя бабушка.
– Рассказы, – я вспоминаю просьбу Китнисс.
– Что бы тебе такое дать? – рассуждает она, медленно прохаживаясь вдоль полок. Я иду за ней. – Эх, дала бы тебе стихи, есть очень красивые, да ты не хочешь.
Она произносит это так укоризненно, что я смущенно соплю и снова смотрю в пол.
– Вот, держи, – она протягивает мне потертую книгу в синем переплете. – Пользуется популярностью среди молодежи.
Она записывает номер книжки на специальном листке, я расписываюсь и на несколько секунд замираю, будто собираюсь с мыслями.
– Дайте мне ту книгу со стихами. Для себя, – негромко прошу я.
Женщина будто ни на секунду не сомневалась, что я так поступлю, потому что вытаскивает книгу из-под стола.
– Скажешь мне потом, понравилось ли тебе, – улыбается она.
Я рассеяно киваю и спешу уйти. Выхожу, закрываю дверь, прохожу пару коридоров, а затем сажусь прямо в коридоре, на полу, прижавшись спиной к холодной каменной стене. Эта женщина чем-то пугает меня, и я не знаю, почему. Верчу книгу, неожиданно для себя замечаю закладку. Тяну за нее, открывая нужную страницу. А закладкой оказывается… Моя детская фотография. Перевожу взгляд на стихи и удивленно читаю:
Я в глазах твоих утону, можно?
Ведь тонуть в глазах твоих – счастье.
Подойду и скажу: “Здравствуй,
Я люблю тебя очень”. Сложно..?
Нет, не сложно, любить – это трудно
Очень трудно любить… веришь?
Подойду я к обрыву крутому
Буду падать – поймай! Успеешь?
Только мне без тебя плохо…
Я хочу быть с тобой, слышишь?
Ни минуту, ни месяц, а долго…
Очень долго – всю жизнь… понимаешь?
Знаешь… вместе, всегда… Любишь??
Если да, я тебе обещаю
Что ты самой счастливой будешь,
Если нет, я тебя умоляю
Не казни меня взглядом, не надо,
Не тяни меня взглядом в омут…
Пусть другого ты любишь, ладно…
Но меня хоть немножко помни.
Я любить тебя буду, можно?
Даже если нельзя, буду!
И всегда я приду на помощь,
Если будет тебе трудно!
Я люблю тебя, слышишь?..
Помни….
Захлопываю книгу. Господи, что, черт возьми, происходит?
Комментарий к Глава 23.
Стихотворение Роберта Рождественского
========== Глава 24 ==========
– Пит, ты вообще меня слушаешь? – недовольно бурчит Джем вечером того же дня, что я прочитал странное стихотворение, очень точно описывающее мое отношение к Китнисс в школе.
– Джем, прости, – я виновато качаю головой. – Я задумался. Повтори еще раз, пожалуйста.
Я улыбаюсь, зная, что брат не сможет долго на меня сердиться.
– Я говорю, что Китнисс просто потрясающе разбирается в геометрии, – брат радостно улыбается. – Она мне все объяснила! Представляешь, я понял!
Джем просто сияет от гордости, а я радостно улыбаюсь. Честно говоря, я даже не сомневался в том, что Китнисс сможет все толково объяснить брату.
– Только вот, – мальчик растерянно чешет затылок, – что на это скажет наша мама?
И он обеспокоено хмурится. Я морщу лоб. Мама точно будет не в восторге. Китнисс она не слишком любит, как, впрочем, и меня, и Марка, и Джема, и отца, и еще весь Двенадцатый и Тринадцатый. Какая, черт возьми, разница, что она думает по этому поводу?
– Джем, – мягко говорю я, – я не думаю, что она будет слишком против. В конце концов, ей, похоже, порядком поднадоело каждый понедельник и четверг кричать на тебя из-за очередной задачи. Не переживай. Она нас не съест.
Брат с сомнением смотрит на меня, а я похлопываю его по плечу. Джем обреченно вздыхает.
– Мне в любом случае грозит смерть. Так что пусть я умру с точным знанием того, как можно доказать равенство треугольников!
Он говорит это с таким важным видом, что я не выдерживаю и заливаюсь хохотом. Брат сопит, старательно строя из себя обиженного, но потом не выдерживает и тоже начинает хихикать.
– Ба, мальчики! – Майк широко разводит руками, подходя к нам. – Вы дома! Я был уверен, что один из вас сейчас сидит у милой барышни, – и он выразительно косится на меня, – а другой пристает к маме с геометрией.
– А вот и не угадал! – Джем улыбается так же широко, как и я. – Милая барышня решила все проблемы с геометрией!
– Да ладно? – Майк от удивления даже перестает улыбаться.
– Ага. Ну, по крайней мере, она попыталась объяснить мне решение задачи. Я что-то там даже понял.
– Это хорошо, – старший брат довольно улыбается.
– Никто не спорит, – соглашаюсь я. – Правда, у нас есть одна проблема… – все же приходится добавить мне.
– Какая? – уголки рта Майка снова ползут вниз.
– Большая. В виде мамы, – заговорческим шепотом сообщаю я ему.
– Господи, да брось ты, – отмахивается тот. – Не так уж мама и не любит твою Китнисс.
– Почему это она моя? – удивляюсь я.
– Не твоя? Значит, я могу ею заняться? – шутливо спрашивает Майк.
– Перебьешься, – серьезно отвечаю я.
– Мальчики, опять ругаетесь? – весело спрашивает у нас мама, заходящая в комнату. Мы переглядываемся. Мама давно не радовалась.
– Мам, что-то случилось? – с заботой интересуется Джем.
– С чего ты это взял? – она улыбается. Господи, а я-то был уверен, что она попросту не умеет этого делать.
– Ты просто… – я замялся, – улыбаешься.
– Надо же, какая я, оказывается, нудная и серьезная.
Мы снова переглядываемся. Кто эта женщина, и что она сделала с нашей мамой?
– О, Шон, ты вернулся! – мать радостно поворачивается. Отец ошарашено замирает в дверях. – Господи, да что с вами?
Мать упирает руки в бока и хмурится. Теперь перед нами наша мама.
– Ты, – негромко начинает отец, – улыбаешься?
– Да, черт возьми, да! – мать начинает злиться. – Просто один человек сказал, что мне следует чаще улыбаться. А теперь я иду в душ!
Мы вчетвером молча наблюдаем за тем, как мама берет свои вещи.
– Скажите мне, кто это, и я поставлю ему памятник, – негромко произносит Майк, надеясь, что мать не услышит. Она слишком далеко.
Но она все же улавливает фразу. Поэтому, перед тем, как зайти в ванную комнату, она отвечает на вопрос старшего сына:
– Можешь поставить памятник Китнисс Эвердин, дорогой.
И захлопывает за собой дверь. Меня начинает пробирать нервный смех.
– Вижу, сегодня к Китнисс состоялся коллективный поход нашей семьи. Майк, ты, случайно, к ней не заглядывал? – шутя, спрашиваю у брата.
– Знаешь, заглядывал. Спросить, как дела.
– В таком случае, вся наша семья побывала у нее, – негромко замечает Джем. Я успел рассказать ему о визите отца.
– Да ладно? – Майк поднимает брови. – И ты, пап?
– Как видишь, – пожимает плечами отец.
В дверь стучат. Майк кричит, что можно войти. Я ошарашено смотрю на Хеймитча, просунувшего голову через небольшую щель.
– Господи, как похожи-то, – удивленно замечает он. Действительно, и Майк, и я, и Джем – все три брата пошли в отца. – Пит, я к тебе. Можно с тобой поговорить?
– Да, конечно, – киваю я и выхожу в коридор.
– Пойдем, – Хеймитч быстрым шагом следует прямо по коридору. Я покорно шагаю за ним, предпочитая не задавать лишних вопросов. Наконец, мы оказываемся в каком-то помещении, и мне кажется, это склад, в который никто давно не заходил. Здесь все слишком бережливые.
Хеймитч закрывает дверь и поворачивается ко мне.
– Ну, что, парень, можешь считать, что твоя мечта сбылась! – произносит он, опускаясь на один из ящиков. Я же сажусь рядом с ним.
– Что ты имеешь в виду? – удивленно поднимаю брови я.
– Лечащий врач Китнисс вчера успешно доказал Койн, что если она хочет, чтобы ее Сойка была в состоянии держаться на ногах, то ей придется согласиться с его идеей. Ты ведь помнишь, что та ночь, во время которой ты спал возле Китнисс, прошла для нее практически без кошмаров. Так вот, врач настоял на том, чтобы вам с ней выделили отдельный отсек. Койн согласилась при условии, что вы с ней поженитесь в ближайшее время.
– Нам нет восемнадцати, Хеймитч. И исполнится только в мае. Мне первого, Китнисс – восьмого. Такой брак Капитолий не признает. А жениться потом еще раз мне, уж прости, кажется глупым. Проще говоря, нам логичнее жениться в мае или июне, – пожимаю плечами я.
– Вот тоже самое я сказал Койн. И…
– Ты знаешь, когда у нас дни рождения? – мой голос становится еще удивленнее.
– Представь себе! – язвительно отвечает бывший ментор. – И вернемся к Койн. Ей это не понравилось, но против закона она не пойдет. Так что она разрешила жить при условии, что я проведу с тобой беседу. И ваша свадьба будет практически сразу после дня рождения Китнисс.
– Беседу? – мне становится смешно. Причем тему беседы я себе прекрасно представляю: Хеймитч проводил ее со мной во время тура победителей. – Ладно, я помню прошлую, можешь не повторяться. Обещаю не распускать руки.
– В тебе я не сомневаюсь. Твою выдержку я знаю. Да и за Китнисс не слишком переживаю. Вы взрослые и сами в состоянии решать, когда и чего вы хотите. Просто постарайтесь не терять голову.
– Китнисс знает? – я задаю новый вопрос.
– Да, ей сказали об этом, – кивает ментор.
– И что она ответила на это? – я почему-то напрягаюсь. Мне важен ответ.
– Она сказала, что это очень хорошо, – Хеймитч почему-то улыбается. – Ты можешь собирать вещи. Из одежды бери только то, что сделала для тебя Порция. Все остальное тебе выдадут. Твой новый отсек номером 375. Надеюсь, что ты его найдешь, – мой бывший ментор встает и идет к двери. – Ах, да, Китнисс переедет сразу после выписки. Так что пока ты может пожить вместе с родителями, если хочешь.
Он захлопывает дверь, а я еще несколько минут сижу молча. Мне кажется, что я сейчас лопну от переполняющей меня радости. Поднимаюсь на ноги и выхожу в комнату. Практически бегом иду в отсек к родителям. Но подойдя к двери, останавливаюсь и, переведя дыхание, толкаю дверь.
Следующие пять минут я рассказываю обо всем родителям и братьям. Они согласно кивают, а потом мама замечает, что скоро будет сигнал отбоя, так что мне следует поторопиться с душем. Я не спорю. Быстрыми движениями достаю из шкафа все, что мне нужно, я иду в ванную.
Подставляя лицо под струи воды, я размышляю над тем, что все, чего я так страстно желал с пяти лет, начинает сбываться. Китнисс фактически является моей невестой. На этот раз – по своей воле. Так же мы с ней с этого дня живем в одном отсеке. Я медленно провожу рукой по волосам, стараясь понять, почему же мне так подфартило. Как известно, за белой полосой всегда следует черная. Но сейчас я просто не в состоянии об этом думать.
Вылезаю из-под душа, наспех натягиваю на себя чистую одежду, толкаю дверь. В мои планы входит забраться под одеяло еще до того, как свет погаснет. Едва моя голова касается подушки, верхний свет выключается, и начинает работать ночник над дверью. И только засыпая, я вспоминаю те странные стихи и пожилую библиотекаршу…
