Текст книги "Dum spiro, spero (СИ)"
Автор книги: Green-Tea
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
– Ничего, я сам, – отвечает тот, начиная собирать с пола осколки тарелок. – Я неуклюжий, часто что-то роняю.
После выхода из столовой, мы с Китнисс идем в наш отсек, чтобы она могла принять душ и переодеться. Мой тренер по рукопашной борьбе заболел, поэтому сейчас у меня перерыв, а девушка не хочет идти в лес в грязной одежде.
Пока Китнисс копошится в ванной, я кручусь на стуле вокруг своей оси и думаю о сегодняшнем дне. Не смотря на все уверения Китнисс, я переживаю, что она все еще не уверена в своих поступках. Хотя она старательно делает вид, что все хорошо, я вижу, как она задумывается, делая вид, что слушает рассказ собеседника.
Потом Китнисс уходит на тренировку с Гейлом в лес, а я, после некоторых сомнений, беру в руки книгу со стихами, к которой не прикасался достаточно давно. Я снова открываю нужную страницу, таращусь на красивые стихи и внимательно рассматриваю собственную фотографию.
Неожиданно решаю, что я должен знать правду, понять, наконец, что происходит, поэтому я закрываю дверь в отсек и иду в сторону библиотеки. Я снова и снова прокручиваю в голове наш разговор со старой библиотекаршей, пытаясь понять, откуда у нее могла появиться моя фотография.
Когда я достигаю нужной мне двери, то замираю на несколько секунд, положив ладонь на ручку двери. Я закрываю глаза и выдыхаю. Как там говорит Китнисс? Ничего из этого не стоит моих нервов.
Толкая дверь, я быстро шагаю через порог и замираю, с удивлением смотря на улыбчивого старичка. Он поднимает на меня глаза, с любопытством рассматривая мое лицо. Я киваю ему, ища глазами ту женщину. Но здесь кроме нас двоих только двое детей, которые с интересом таращится на меня из-за книжного шкафа.
– Здравствуйте, – улыбаюсь я. – Мне следует вернуть книгу, которую я брал здесь.
– Да, конечно, – кивает тот, смотря на протянутую мне книгу. – Вы ничего не путаете, молодой человек?
– Что такое? – осторожно интересуюсь я, бросая короткий взгляд на обложку. Я уверен, что взял верную.
– У нас никогда не было такой книги, – качает головой тот, пролистывая страницы.
– Странно. Я взял ее у вас несколько недель назад. Мне должна была записать ее женщина…
Он не дает мне договорить, прерывая меня.
– Женщина? Нет, молодой человек, вы, должно быть, ошибаетесь. У нас никогда здесь не работали женщины!
– Извините, – бормочу я, пятясь к выходу.
Толкая спиной дверь, я выхожу в коридор и прислоняюсь к стене. Такого просто не может быть! Я абсолютно точно уверен в существовании этой старушки, точно так же, как уверен в родном отце. И потом, я же как-то получил эту дурацкую книгу!
Возвращаясь обратно в отсек, я сталкиваю с Китнисс. Оказалось, что Гейл повредил плечо, и им пришлось вернуться раньше. Не смотря на все мои сомнения, я с трудом удерживаюсь от злорадной усмешки.
– Что-то случилось? – спрашивает Китнисс, когда мы с ней идем отнести какую-то тетрадь ее сестре.
Как мне не хотелось бы, но я вынужден все рассказать ей. Она смотрит на меня с сомнением, вертит в руках книгу, но потом соглашается, что это действительно очень странно. Она говорит, что никогда не видела в библиотеке никого, кроме сутулого старичка, которого я встретил чуть ранее.
Неожиданным гостем на нашем обеде становится Боггс, который молча подходит к нашему столу. Он выглядит расстроенным и предельно серьезным. Смех и разговоры тут же смолкают. Китнисс замирает с ложкой в руках, поворачиваясь к солдату.
– Что-то случилось? – обеспокоено спрашивает она.
– Да, – кивает Боггс. – Я только узнал. Прошлой ночью Мадж скончалась от большой кровопотери.
______________________________________
Автор просит прощения за безумно маленькую главу и большую задержку. Школа сжирает все мое время:(
========== Глава 32. ==========
От автора:
Текст главы был удален и частично переписан. В основном, это касается конца. Это произошло из-за моего собственного неудовлетворения в написанном, и некоторые читатели дали мне советы, которыми я решила не пренебрегать.
Так же хочу кое-что сказать по поводу редкого появления глав.
У меня творческий кризис и острая нехватка времени. Я категорически не желаю бросать и замораживать работу, но, к сожалению, обстоятельства не позволяют мне писать очень много.
________________________________________________
Китнисс вылетает из столовой так быстро, что я едва успеваю заметить ее синюю футболку в дверях. Бросив растерянный взгляд на посуду, я быстро поднимаюсь на ноги и слышу негромкий голос Финника:
– Я уберу, а ты иди за ней, пока наша Китнисс не натворила глупостей на буйную голову.
Я бегом бросаюсь прочь из столовой, потому что прекрасно понимаю, насколько он прав. В груди больно колет от мысли о том, что Мадж, с которой мы так недавно смеялись, уже нет… Стараясь быстро прикинуть в голове, куда Китнисс могла пойти, я автоматически сворачиваю в сторону своего отсека.
Еще издалека я слышу звук бьющегося стекла и ускоряю шаг. Резко открыв дверь, я с непониманием смотрю на спину Китнисс, сидящей на полу посреди осколков разбитого зеркала и духов. Ее руки в крови, а тело содрогается в рыданиях. Она, кажется, даже не услышала, что я пришел.
Понимаю, что особенно крупных осколков подошва моих поношенных ботинок не вынесет, поэтому внимательно выбираю путь, по которому я могу подойти к ней. Наступая на наименее усыпанные осколками участки пола, быстро добираюсь до Китнисс. Заставляю ее подняться на ноги, насильно тащу в ванную, где осторожно смываю кровь с ее пальцев, периодически целуя.
– Китнисс, – тихо зову ее я. – Китнисс, посмотри на меня.
Она жалобно всхлипывает и опадает в моих руках. Ее пальцы впиваются в мои плечи, и даже сквозь ткань я чувствую, какие у нее острые ногти. Рубашка пропитывается ее кровью. Поддерживая Китнисс одной рукой, второй я ищу в ящике над раковиной бинты.
Мы пачкаем светлое одеяло на кровати, когда я почти силой заставляю ее сесть. Склоняюсь к ее рукам, чтобы перевязать порезы. Китнисс жалобно стонет, как раненый зверь, снова начиная рыдать. У нее истерика, и я не в силах ее успокоить, потому что плачу вместе с ней.
– Пит, – выдыхает она мне в ухо, обхватив руками за шею. – Я люблю тебя.
Пожалуй, это не самый подходящий способ для признания в любви, в которой я давно уже не сомневаюсь – просто она не настолько хороша, как актриса, чтобы так играть.
– Я тоже тебя люблю, – тихо отвечаю я, поглаживая ее по спине. – И все обязательно будет хорошо, только сейчас тебе нужно успокоиться.
Но она просто не в состоянии этого сделать. Истеричные нотки в ее голосе становятся все более явными, поэтому я вынужден обратиться за помощью.
Поглаживая ее руку, я смотрю, как она спит после укола успокоительного уже на чистых простынях. Прим свернулась в клубочек рядом с ней и сейчас похожа на маленького котенка. У меня на коленях сидит Лютик, которого девочка принесла с собой.
– Ты тоже плачешь, – негромко произносит Прим, чтобы не разбудить Китнисс.
– Да, – киваю я. Мои глаза действительно красные от слез. – И мне не стыдно об этом говорить. Потому что Мадж – моя подруга. Точнее, была ею…
– Не говори так, – качает головой Прим.
Поймав мой удивленный взгляд, она уточняет:
– Китнисс никогда не говорит об отце в прошедшем времени, разве что когда рассказывает какие-то истории. Она говорит, что это помогает мириться с реальностью.
– Она у нас сильная, – киваю я. – Она справится.
У меня что-то болезненно ноет в груди. Провожу рукой за ушами кота, и тот довольно урчит.
– Ты ему нравишься, – замечает Прим. – Он никогда не садится на колени к чужим. Хотя, тебя тоже уже можно назвать своим.
Я понимаю, что она имеет в виду.
– У вас будут кольца? – задает новый вопрос Прим.
– Я не думаю, – я качаю головой. – Об этом никто не знает, кроме нас с Китнисс, тебя, Финника, Хеймитча и Плутарха, да еще нескольких людей в правительстве.
– Но это ведь неправильно! – качает головой она. – Вы же будете помолвлены.
– Да, – снова соглашаюсь.
– Их ведь не обязательно носить на пальце. Можно же и на цепочке, – она вытаскивает из-под блузки два золотых кольца на кожаном шнуре.
– Чьи это? – удивленно спрашиваю я.
– Родителей, – отвечает Прим. – Папино было у Китнисс, а мамино у меня. Но потом Китнисс отдала мне отцовское. Она сказала, чтобы я хранила их вместе, потому что я – единственное, что осталось от нашей семьи.
Я улыбаюсь, потому что понимаю Китнисс. Маленькая, все еще наивная Прим действительно символизирует все то важное и ценное, что есть в семье Эвердин – бесконечная забота и талант их матери, находчивость и ум сестры, храбрость отца. В моих братьях невозможно выделить что-то конкретное, принадлежащее матери, ведь мы все похожи на отца внешностью и характером.
– Я подумаю над этим, – киваю я.
Прим слабо улыбается, снова сворачиваясь в клубочек возле сестры. Сейчас я отчетливо вижу, насколько они разные. Смуглая кожа Китнисс сильно контрастирует со светлой Прим. Цвета их волос противоположны, как и характеры. Упрямая и гордая Китнисс является истинным воплощением их отца, которого я мало помню, а добрая и приветливая Прим похожа на меня самого. Несмотря на то, что они сестры, я даже мог бы сказать, что они происходят из разных сословий: Китнисс из-за ее внешности можно отнести к Шлаку, а вот белокурая Прим больше похожа на городских жителей. Это можно очень легко объяснить – различия их родителей ярко выражаются в дочерях.
– О чем ты задумался? – снова тихо спрашивает Прим, чуть приподнимая голову.
– Это не важно, – я качаю головой. – У тебя сегодня нет дежурства?
– Нет, сегодня у меня выходной. Только курсы в три часа. Знаешь, я думаю, что они готовят меня на врача! – ее лицо освещается улыбкой, и я сам невольно приподнимаю уголки губ.
– Они были бы полными дураками, если бы не заметили твой талант, – замечаю я.
– Мама сказала, что они наблюдали за мной, пока я помогала ей. Я, конечно, кое-что умею благодаря маме, но мне еще многое нужно узнать!
И внутри меня будто кто-то зажигает лампочку. Тьма, боль и страх, которые роятся там, отступают на второе место. В нашем Двенадцатом у Прим не было бы никаких шансов стать врачом, но не здесь. Вот оно – то, ради чего стоит бороться.
– У тебя ямочки на щеках, когда ты улыбаешься, – хриплым из-за сна голосом замечает Китнисс.
– Привет, – улыбается Прим.
– Как ты себя чувствуешь? – я склоняюсь над ней, накрывая ее ладонь своей.
– Как будто меня переехало поездом, – она морщится, приподнимаясь на локтях. – А еще я очень хочу пить.
Прим протягивает ей стакан с водой, и Китнисс делает несколько глотков, а затем ласково треплет сестру по голове. Прим снова улыбается, а Китнисс сжимает мою ладонь.
– У тебя все хорошо? – спрашивает девушка, когда Прим уходит.
– Ну, насколько это возможно в данной ситуации.
Я жалею об этой фразе, когда на глазах Китнисс снова наворачиваются слезы, и она утыкается лицом в мою рубашку.
– Тише, – шепчу я, хотя у меня болит все внутри. – Не думай об этом.
– Не могу, – она качает головой. – Она – моя подруга. Я не могу просто вычеркнуть ее из своей жизни и забыть, как страшный сон.
– Я тоже не могу перестать о ней думать, – киваю я.
– И это нормально. Когда умер папа, я тоже не могла успокоиться.
Вместо ответа я обнимаю ее.
– Прим предложила нам носить обручальные кольца, – тихо говорю я. – На шее, как кольца твоих родителей.
– А, думаю, она их даже показала, – кивает она. – Прим не снимает свою цепочку с тех пор, как мама отдала ей свое кольцо.
– Оно напоминает тебе об отце?
– Да. И маме ее кольцо тоже, поэтому они у Прим. И я не против по поводу наших колец. Только надо спросить об этом у Плутарха, я не знаю, что он скажет нам на это.
– Он не может нам этого запретить, – замечаю я.
Вместо ответа она целует меня.
Через некоторое время мы уже идем в сторону кухни. Китнисс нервно сжимает мои пальцы, и я знаю, что она сильно волнуется. Резко останавливаясь, я поворачиваю ее к себе, смотрю в глаза и спокойно произношу:
– Я не обязываю тебя делать это, Китнисс. И никто не в праве заставить тебя выходить за меня. Если ты не хочешь этого, мы можем уйти. И я не буду винить тебя.
– Я не хочу менять своего мнения, – отвечает она. – И я не жалею. Просто… Мне страшно, – честно признается она. – Всю жизнь я думала, что никогда не выйду замуж, и сейчас это меня пугает, понимаешь? И мне почему-то кажется, что из-за этой помолвки и дурацкого обряда все изменится, но мой мир меняется так часто, что я уже не жду от этого ничего хорошего.
Сказанное ею звучит настолько наивно и по-детски, что я невольно улыбаюсь. Китнисс недовольно смотрит на меня, не находя причину для веселья.
– Ничего не изменится, – я качаю головой. – Я все так же буду тебя любить, и мало кто об этом вообще узнает. Твой мир может измениться из-за каких-то глобальных событий, а не из-за дурацкого обряда, как ты это называешь. Можешь считать, что меня просто повысили в ранге по отношению к тебе.
– Ну, да, – она улыбается, словно от облегчения. – Был парень – стал жених.
– Вот видишь, – я улыбаюсь ей в ответ, целуя ее.
***
– Ты пойдешь? – негромко спрашиваю я у Китнисс однажды утром.
Она замирает, все еще глядя на себя в зеркало. Закрывает глаза, чуть сгорбливается. Я смотрю на ее отражение в зеркале, отмечая про себя, что темные круги под ее глазами все больше и все сильнее контрастируют с неестественно бледной кожей.
– Я не знаю, – качает головой она, нервно сжимая край столика с такой силой, что ее костяшки белеют. – Я не знаю, как мне следует поступить, Пит.
– Она – твоя подруга, Китнисс, – негромко произношу я, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Говорить о Мадж в настоящем лице, когда речь идет о прощании с ней, пугает меня, но, нужно следовать совету Прим, и я не могу поступать иначе. – И это ее похороны.
– Я не могу смотреть на нее. На то, как она лежит… в гробу, – с трудом выдавливает она, ее глаза снова становятся влажными.
– Китнисс, перестань корить себя, – негромко произношу я, но тут же жалею об этом: фраза вызывает у девушки непредвиденный приступ гнева.
– Я не могу, Пит! Потому что я в этом виновата! Если бы не я, она бы не умерла, – пронзительно кричит она, но последнее слово произносит с трудом.
– Китнисс, ты спасла ей жизнь, – осторожно произношу я. – Если бы не ты, она бы умерла прямо на планолете!
– Я могла остаться с ней, Пит. Дать ей свою кровь. У нас с ней одинаковая группа, – успокаиваясь, резко обрывает она меня.
– Мы закрыли эту тему, – спешу успокоить ее я. По моим рукам пробегают мурашки.
– Я, и правда, не знаю, что мне делать, – она качает головой, закрывая лицо руками. – Я знаю, что должна быть там, потому что она была моей подругой, но осознавать, что все, к чему я только притрагиваюсь, рушится на глазах – выше моих сил. Кто-то умирает из-за меня, и это нормально, ведь мы на войне. Но при этом понимать, что я сижу под землей, в относительной безопасности устраивая свою жизнь, пока кто-то погибает во имя революции, символом которой и являюсь… Тебе не кажется, что я веду себя эгоистично, Пит?
Я качаю головой, с напряжением наблюдая, как она едва заметно подергивает плечами, снова заходясь в слезах.
– Ты не права, – я осторожно прикасаюсь к ее рукам, будто бы она птичка и сейчас улетит, – ты измождаешь себя тренировками, загоняешь в дурацкие рамки, которые, мне кажется, ставят тебя в условия совершенно не реальные, чтобы что-то кому-то доказать. Ты еле ходишь, постоянно на нервах, но, ломая себя, ты не поможешь революции. И ты знаешь, что что бы они не не говорили, я всегда буду на твоей стороне, ты меня слышишь?
– Я знаю это. Но ты совсем не объективен, – она снова отворачивается, растеряно крутя в руках расческу. – Для людей, которые любят нас, мы всегда являемся идеальными, что бы не делали и что бы не говорили.
Я молчу некоторое время, обдумывая ответ.
– Может быть, ты и права, Китнисс, – я беру ее за плечи, она смотрит мне в глаза. – Возможно, я, действительно, не объективен. Возможно, мое отношение к тебе действительно влияет на что-то. Но разве сейчас это важно?
– Нет, – она качает головой. – Как бы то ни было, я должна пойти на похороны Мадж. Я должна простится с ней.
========== Глава 33. ==========
Новый день не встречает меня ничем хорошим. Едва я раскрываю глаза с утра, в голове проносится единственная мысль: сегодня.
Я лежу, уперев взгляд в надлом на белой извести. Странно. Раньше все здесь казалось идеальным.
Я просто не понимаю, что чувствую прямо сейчас. Говорят, что смерть родных и друзей – всегда непреодолимое горе, края которому не видно, потому что его просто не существует. А у меня внутри воет ветер, как в пустой бочке. Потому что я не чувствую ничего. Абсолютно ничего.
Кажется, все вокруг оглохли и ослепли. Ходили, натыкаясь друг на друга, как слепые маленькие котята, так до конца и не осознав, что произошло. Мне не больно: внутри пустота. Оглушающее, уничтожающее чувство, нагоняющее только страх.
Так странно, что цвет похорон – черный. Я еще в раннем детстве навсегда решил для себя, что это белый. Белая пустота, с кристальной чистотой вакуума. Белый цвет сейчас везде: в коридорах, в кабинетах, у меня в сердце, Нет, не только у меня – у всех, кто действительно знал Мадж. Все слова, которые мы пытались высказать в последние дни, все мысли – все слилось в одну большую яму, и не разобрать ничего. Все стало простым бредом.
Страшнее в этом дне похорон даже не само прощание с Мадж, нет. Я медленно переворачиваюсь на бок, и в упор смотрю на бледное лицо Китнисс. До дрожи в коленях страшно от понимания, что мы все кончим именно так. Белыми похоронами и эмоциональной слепотой друзей, душащим молчанием и бессмысленными слезами. Будет слишком поздно что-то менять. Я содрогаюсь даже от мысли о том, что мы потеряем еще кого-то, хотя это и глупо, ведь вокруг нас война. Люди умирают, умирали и будут умирать каждый день. Это нормально, но рассудок отказывается это понимать. Моя пустота сжимается и становится еще белее. Нет, даже Игры не сделали меня настолько сильным, чтобы не бояться неизбежности потерь и смертей тех, кто дорог.
Черт подери, какое же все вокруг пустое! Неосмысленные взгляды, эмоциональный вакуум, душащие слова, и что еще хуже – убивающее молчание. Последние три дня мы молчим везде: в столовой, на тренировках, в Штабе. Будто бы если мы не будем говорить неделями, то это что-то изменит.
Будто бы Мадж вернулась, если бы мы просто молчали.
Китнисс рядом со мной шевелится и приоткрывает сонные глаза. Встречаясь взглядом со мной, она приподнимается, но молчит. В голове крутятся тысячи мыслей и вариантов того, что я мог бы ей сказать, но я не произношу ни слова. Сейчас они просто лишние.
Все так же молча я наблюдаю, как она, поднявшись, пересекает комнату и отправляется в ванную. Молча слушаю звук льющейся воды, и даже когда Китнисс входит в комнату, одетая только в мою футболку, я продолжаю молчать. Девушка торопливо переодевается, а потом, бросив на меня обеспокоенный взгляд, приседает у моей части кровати.
– Ты бледный, – все еще хриплым со сна голосом произносит она, – и весь горишь. У тебя температура.
Я по привычке перехватываю ее ладонь, когда она хочет убрать руку с моей щеки, и прижимаю ее к губам. Китнисс вздрагивает, отвыкшая от прикосновений за последние пару дней, но руку не отдергивает и тянется пальцами к моим волосам.
Мы сидим так пару минут, прикасаясь к друг другу так осторожно, будто встретились после долгой разлуки. Сейчас Китнисс так же далека от меня, как и два года назад. Смерть Мадж поменяла в нашей жизни слишком многое.
Первой молчание прерывает Китнисс, поднимаясь с кровати.
– Я позову маму, – негромко говорит она, машинально убирая прядь волос за ухо. – А тебе лучше не вставать. Ты, похоже, болен.
– Китнисс, – я ловлю ее руку, когда она собирается уйти, – не стоит зря беспокоить твою маму. Я в полном порядке. Подожди меня пару минут, и на завтрак мы пойдем вместе.
– Нет, – она качает головой, возражая, но все равно сжимает мои пальцы. – Тебе нужно отдохнуть, и мама всего лишь тебя осмотрит.
Она наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку. Я закрываю глаза, и вправду чувствуя легкую мигрень.
– В конце концов, я твоя невеста, и мне лучше знать, как беречь твое здоровье, – тихо добавляет Китнисс, заставляя меня открыть глаза, чтобы удивленно посмотреть на нее, но за девушкой уже закрывается дверь.
Слова Китнисс порядком ошарашивают. За все время, что прошло с нашей «помолвки», она ни словом не обмолвилась о происходящем, словно стремилась последовать моему совету и сделать вид, что ничего не произошло.
Я знаю, что так и должно быть, это правильно. Она не выдает никаких эмоций, потому что мы должны хранить молчание по поводу помолвки, но мне все равно больно наблюдать за Китнисс, старательно делающей вид, что все осталось по-прежнему. И даже мысль о том, что она не снимает с цепочки своего обручального кольца, меня не успокаивает.
Стараясь подавить нахлынувшие так внезапно эмоции, я закрываю глаза и стараюсь не думать абсолютно ни о чем. Впервые за несколько дней хочу вернуть назад свой опустошенный разум, лишь бы снова не чувствовать душевной боли.
Наверное, если бы существовали таблетки, позволяющие выключить эмоции, я бы продал ради них душу.
Да и не только я. Китнисс, бледнеющая день ото дня, пожалуй, поддержала бы мою инициативу. Ее кошмары не прекращаются, она медленно сходит с ума, стараясь подавить свои чувства посредством бесконечных тренировок и старательной подготовки к свадьбе Финника и Энни, будто бы забывая о том, что ее переносили столько раз, что все уже давным-давно готово.
Я хочу помочь ей, но просто не знаю, как. Она пытается защитить и меня самого от своих частых срывов и истерик, будто бы не понимая, что этим делает еще хуже, еще больнее. За своей безучастностью и успешно возведенной стеной между нами Китнисс не замечает, что чем дальше она заходит, тем мне становится больнее.
Я перекатываюсь на ее сторону кровати, утыкаясь носом в чуть теплую подушку девушки. Закрываю глаза и медленно вдыхаю ее запах. Китнисс всегда пахнет лесом, листвой и свежестью, но сейчас ее образ ассоциируется исключительно с задавленностью и беспомощностью, что совершенно не похоже на нее.
Она похожа на птицу с подбитым крылом.
Китнисс загнана под землю, вынуждена скрываться, пока вокруг Тринадцатого бушует война. Несмотря на все ее уговоры, в Дистрикты нас больше не отправляют, все обещая сделать это через пару недель, но я знаю, что они лгут. Они не хотят, чтобы судьба Мадж повторилась. Они не хотят потерять еще кого-то, потому что их Сойка не переживет еще одной смерти.
– Пит, ты спишь? – я слишком глубоко погружен в свои мысли, и поэтому вздрагиваю от голоса Китнисс.
Я поворачиваюсь и вижу миссис Эвердин, замершую в паре шагов от кровати. Приподнимаюсь на локтях, упираюсь спиной о спинку кровати, чуть улыбаясь.
– Китнисс сказала, что ты плохо себя чувствуешь, – подает голос мама девушки. – Что болит?
– Голова немного, – нехотя признаюсь я. – Ничего, пройдет.
Я совершенно не хочу проваляться в постели ближайшие пару дней, потому что сегодняшний день слишком важен для всех нас.
Несмотря на все мои возражения, миссис Эвердин проводит полный осмотр, после чего недовольно констатирует, что я умудрился подхватить грипп. Отказываясь от госпитализации, я уверяю мать и дочь, что хочу остаться в нашем с Китнисс отсеке.
Недовольно ворча себе под нос что-то про слишком упрямую молодежь, миссис Эвердин дает мне несколько таблеток и велит дочери зайти к ней за нужными препаратами, а после уходит восвояси.
Я удивляюсь: Китнисс не идет на тренировку, как положено по ее расписанию, а устраивается рядом со мной.
– Я так устала, Пит, – тихо отвечает она на мой немой вопрос. – Я просто хочу провести немного времени с тобой.
Сказать, что я поражен, значит не сказать ничего. Китнисс прижимается ко мне, накрывая нас обоих одеялом, а потом и пледом, и обнимает меня. Мы в полголоса разговариваем на различные нейтральные темы, она рассказывает мне о своих успехах в тренировках, и мы вместе смеемся, вспоминая, как Гейл три раза отправил стрелы в неизвестном направлении пару недель назад.
Мы говорим обо всем на свете, не затрагивая только одну тему – мы не говорим о Мадж.
Но время идет, и наступает момент, когда Китнисс нужно собираться, чтобы простится с нашей подругой. Я не хочу отпускать ее одну. Я не представляю, что она будет чувствовать, когда будет смотреть на Мадж в светлом платье, которое она должна была надеть на свадьбу Финника и Энни.
Я не представляю Мадж мертвой до сих пор. Я не понимаю, как ее лицо может стать серовато-белым, волосы поблекнуть, а глаза – потерять свой свет
Я не знаю, каково это – стоять и не чувствовать абсолютно ничего, переводить взгляд от одного человека к другому, лишь бы не смотреть на гроб, где лежит человек, который когда-то смеялся вместе с нами. Лишь бы не думать о том, что вот он – наш будущий конец. Мы все будем лежать в белых одеждах в черном гробу, среди безмолвных друзей и слез.
Я не знаю, почему это случилось именно с Мадж – светлой, чистой, сияющей и радостной.
Но я точно знаю, что сказать сейчас «Прощай!», я бы просто не смог.
_____________________________________
Люди, я сделал это! О, да, мне безумно стыдно, но моя фантазия переживает не лучшие времена :С
========== Глава 34. ==========
Комментарий к Глава 34.
Боже, я знаю, вы ждали очень-очень долго, и у меня совершенно нет ни стыда, ни совести, но я это все-таки сделал! Алилуя, товарищи, новая глава! В главе нет как таковой информационной нагрузки, но она просто есть, и лично я счастлив до посинения!
Кстати, шах и мат, Катя. Я жду свою проду!
– Пит, я тебя умоляю, не трогай ничего руками! – восклицает Китнисс, сбрасывая мои ладони с листов бумаги, хаотично разбросанных на полу.
Сама девушка сидит посреди всего этого бедлама с крайне недовольным видом, старательно выделяя что-то маркером. На ее щеке красуется длинная оранжевая полоса, и я невольно хмыкаю.
– Чем меньше ты будешь мне мешать, тем быстрее я покончу с этим кошмаром раз и навсегда!
Китнисс поднимает на меня глаза, недовольно щурясь:
– Правда, Пит, я очень хочу с этим покончить! Свадьба уже завтра, а я все никак не могу разобраться с этой ерундой.
– Ладно, ладно, – я примирительно поднимаю руки вверх, показывая тем самым, что сдаюсь. – Умолкаю.
Мне хочется, чтобы она поскорее закончила с этими бумагами и отправилась спать. Завтра действительно очень важный день – свадьба Финника и Энни. Как ни странно, из-за моей болезни ее не перенесли в сотый раз, а лишь стали колоть мне лекарства посильнее, чтобы я быстрее встал на ноги. После них я три дня спал только на животе и ел стоя. Полагаю, инициатором этого была Китнисс, которая успела триста раз пожалеть, что согласилась помогать со свадьбой.
Я пересекаю комнату, стараясь как можно меньше шуметь, и падаю на кровать, раскидывая руки в сторону. Матрас пружинит подо мной, я сбрасываю с ног кроссовки и перекатываюсь на живот, глядя на Китнисс.
– А что это такое? – спрашиваю я, перебирая ее волосы. Она прислонилась к кровати.
– Кажется кто-то обещал мне не мешать, – с легкой иронией в голосе говорит она, но, помолчав пару секунд, все же отвечает, – это списки гостей и план их рассадки. В последний момент Плутарх захотел, чтобы я кое-что изменила, потому что они ставят дополнительные столики.
– Ох, – протягиваю я, поглядывая на листы в ее руках сверху вниз.
– Куда лучше посадить твою семью? – вслух спрашивает она скорее у себя, чем у меня.
– И они там будут? – удивляюсь я. – Не знал, что их пригласили.
– Наверное, это потому, что в последний раз ты видел их недели три назад, когда списки только составлялись, – тихо замечает она, опуская взгляд на план зала.
Я пристыженно киваю. Девушка права: я действительно очень давно не видел свою семью. Все как-то не до того было. Слишком много навалилось на меня и Китнисс, и я был настолько занят, что не находил времени, чтобы заскочить к ним.
– Посади их рядом с нами, – наконец, выдаю я.
– Не могу. Мы, как подружка невесты и шафер, занимаем места за главным столом, – качает головой она. – Как думаешь, Джоанна и твоя мама не закатят нам грандиозный скандал, сидя рядом?
– Я бы не рисковал, – усмехаясь, качаю головой. – Найдёт коса, как говорится, на камень.
– Хорошо, тогда поместим их сюда, – кивает она, вписывая имена сначала на листочек, а затем и на план.
Минут через двадцать, по прошествии которых я начинаю клевать носом, Китнисс, издав облегченный вздох, откидывается назад и кладет голову на мою руку. Я вздрагиваю и поднимаю глаза. Оказывается, чуть было не уснул.
– Чтоб я еще хоть раз согласилась кому-то помогать с этой ерундой! – раздраженно выдыхает она, собирая по всему полу бумажки. – Ладно, я отдам все это Плутарху и приду через десять минут, хорошо?
Я киваю, потирая виски. Спать хочется слишком сильно, ведь я устал за сегодняшний день.
– Смотри не усни тут без меня, – смеется Китнисс, закрывая за собой дверь.
Чтобы немного взбодриться и действительно не отключиться до возвращения девушки, я решаю принять душ. Настраиваю воду похолоднее, и долго стою, просто пытаясь немного расслабиться. Завтра свадьба лучшего друга Китнисс, и я надеюсь, что это взбодрит ее хоть немного. А еще надеюсь, что после этого она перестанет так зашиваться с подготовкой и хоть немного передохнет.
Я знаю, что обманываю сам себя. Девушка, больше похожая на приведение, спит по пять-шесть часов в день, вздрагивает от громких шагов и опасается всего вокруг. Китнисс все время настороже, не позволяет себе расслабляться, везде ищет подвох. Она напугана до чертиков собственными кошмарами и старательно пытается убежать от самой себя.
Порой мне кажется, что ее страхам нет оправдания, но однажды я застаю программу новостей, которую все время пропускаю из-за своего странного расписания. Президент Сноу в своем с белоснежном костюме с иголочки снова говорит о противостоянии между Капитолием и ополченцами и показывает страшные кадры.
Сгорающие заживо люди. Сотни раненых. Перестрелки. Сбитые самолеты. Поезда, сошедшие с рельсов. И все это Китнисс принимает на собственный счет. Она – символ революции. В какой-то степени она и заварила всю эту кашу, и, как я не пытаюсь переубедить ее в этом, она лишь качает головой. Сложно говорить человеку, что он ни в чем не виноват, когда он знает правду.
Я качаю головой, выключаю кран и шарю по стене рукой в поисках полотенца. Если я сейчас потрачу всю воду, Китнисс останется без законного душа. Кстати, она, наверное, уже вернулась.
