Текст книги "Dum spiro, spero (СИ)"
Автор книги: Green-Tea
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
========== Глава 25 ==========
Китнисс стоит на коленях, смотря прямо перед собой. Китнисс пропускает сквозь пальцы серый пепел, шумно вдыхая поднявшуюся гарь носом. Мы с планолета внимательно следим за каждым ее жестом. Мы в Двенадцатом. Китнисс настояла на приезде. Она сказала, что хочет своими глазами увидеть то, что осталось от ее дома. Мы хотели спуститься сразу все вместе, но Хеймитч неожиданно возразил:
– Ей нужно побыть одной, – сказал он, указав на Китнисс, стоящую в нескольких метрах от нас. – Потом спуститесь.
Никто не возражал. И вот уже пятнадцать минут мы смотрим на неподвижную девушку.
– Китнисс, ты в порядке? – негромко интересуется Хеймитч, подвинувшись поближе к микрофону. Ответа нет.
– Китнисс, нам спуститься? – предпринимает новую попытку уже Гейл. Девушка молчит.
– Дай я, – Финник поднимается со своего места и идет к креслу Хеймитча. Ментор удивленно поднимает брови:
– Ты думаешь, что тебе она ответит? – с долей сарказма спрашивает он.
– Уверен, – спокойно отвечает Финник и негромко произносит в микрофон: – Кит, ты жива?
К нашему большому удивлению, ответ следует незамедлительно:
– Намного живее, чем ты думаешь.
Хеймитч с любопытством смотрит на Финника, а тот лишь пожимает плечами:
– Условный рефлекс. Именно этот вопрос я задавал ей там, – его голос срывается. Ему больно вспоминать о Казематах. – И она отвечала точно так же. Я был уверен в том, что она ответит.
Китнисс внизу приходит в движение. Она поднимается на ноги, вытирает перепачканные руки о свой костюм Сойки-пересмешницы и машет нам руками, призывая спуститься к ней. Через пару минут мы уже стоим бок о бок с символом восстания. Крессида просит Китнисс встать на то же самое место, где она только что была. На вопрос, что ей делать, женщина отвечает коротко:
– Просто покажи мне, что ты чувствуешь.
Китнисс кивает и покорно идет обратно к руинам. Мне хочется спросить, как она, но девушка уже среди останков своего дома. Она бледная, едва заметно дрожит. Точно такая же, каким был я, когда стоял среди того, что раньше было моим Дистриктом. Поллукс с Кастором наводят камеры на девушку, но она, кажется, этого не замечает. Она смотрит по сторонам, потом приседает на корточки, берет в руки горсть пепла и смотрит наверх. Никаких слов. Одни эмоции.
Потом мы покорно идем за Крессидой по улицам Шлака. Точнее, по тому, что от него осталось. Как и в прошлый раз, дорога усеяна останками людей. Китнисс, равно как и Гейл, бледнеет еще сильнее, стараясь смотреть куда-то в сторону, лишь бы не видеть всего этого. Она держится от меня в стороне. Я прекрасно знаю, что если я обниму ее сейчас, она покажется слабой. А Китнисс этого не хочет. Она сильная. Точнее, старается казаться такой .
Когда мы добираемся до дома Гейла, его тоже заставляют побродить среди развалин. Только вот в отличие от Китнисс парня засыпают тонной различных вопросов. Обо всем. О Шлаке, о школе, о семье и работе. Крессида просит его еще раз рассказать о той бомбежке. Китнисс чуть наклоняется вперед, вслушиваясь в каждое слово друга. Он замечает ее взгляд, и, заканчивая рассказ, смотрит прямо на нее.
Затем мы тащимся в город. У развалин пекарни Китнисс инстинктивно поворачивает голову в сторону моего дома и чуть замедляет шаг. Но затем трясет головой и снова идет дальше. Мы ничего не снимали здесь лишь потому, что делали это раньше, еще когда Китнисс и Финник были в Тренировочном центре. В самом начале тренировок.
Когда мы подходим к искореженному куску металла, который раньше был висельницей, Крессида интересуется, пытали ли нас когда-нибудь. Вопрос крайне неуместен для Китнисс и Финника. Парень лишь хмыкает и негромко говорит девушке:
– У меня в ушах до сих пор свист стоит, когда я вспоминаю об этом.
Она печально улыбается в ответ и тихо бросает:
– А я до сих пор помню кожаные колечки плети на белом кафеле. И свою кровь там же.
Финник обнимает ее за плечи, а Китнисс закрывает глаза. Есть что-то такое, что могут понять только они. В том числе и эти воспоминания. Гейл ревниво смотрит на эту парочку, а я лишь с удивлением отмечаю про себя, что я абсолютно спокоен. Наверное, потому что я знаю, что Финник и Китнисс просто друзья. У него есть Энни, а у нее… я.
Плутарх предлагает Гейлу показать путь, который проделали часть жителей в ночь бомбежки. Он снова звезда экрана, поэтому покорно идет впереди. Я стараюсь держаться где-то в середине, но замечаю, что Китнисс плетется в хвосте, поэтому замедляю шаг.
– Как ты? – заботливо спрашиваю я, приобнимая ее за талию.
К моему удивлению, она не убирает моей руки.
– Наверное, так же как и ты, когда приехал сюда в первый раз, – отвечает она монотонно.
Я молчу. Китнисс убирает выбившуюся прядь волос за ухо, спокойно смотря куда-то впереди себя. Мы уже добрались до Луговины и теперь перебираемся через забор. Девушка мрачнеет не то от того, что тут и там разлагающиеся останки, не то от того, что по ее лесу гуляет столько противных ей людей.
К тому моменту, что мы добираемся до озера, Гейл едва может связать два слова. Несмотря на сентябрь, погода еще жаркая, мы все обливаемся потом, особенно Кастор с Поллуксом в своих панцирях, поэтому Плутарх объявляет перерыв. Я старательно пытаюсь вспомнить, почему же он захотел спуститься с нами, а не остаться на планолете. Пока я размышляю, Китнисс стаскивает ботинки и носки и босиком бродит по песчаному берегу озера. Финник вскоре присоединяется к ней, и они негромко о чем-то разговаривают. Потом Крессида зовет обоих обедать. Взяв свои бутерброды, Китнисс, к моему удивлению, садиться не рядом с Финником, не рядом со мной, и даже не рядом с Гейлом, а устраивается возле Поллукса. Кажется, ей хочется помолчать. Я опускаюсь на землю недалеко от нее, чтобы иметь возможность слышать, что она рассказывает ему. Как это ни странно, никто не разговаривает.
Заметив что-то в ветвях, девушка толкает безгласого локтем, показывая куда-то. Я присматриваюсь и замечаю черно-белые крылья маленькой птички с хохолком. Поллукс указывает на брошку Китнисс. Та кивает. Это сойка-пересмешница. Она что-то негромко говорит ему, а тот воодушевленно кивает. Прожевав остатки своего бутерброда, девушка прочищает горло и негромко свистит четыре нотки. Мелодия Руты. Все головы тут же поворачиваются в сторону девушки. Китнисс, кажется, этого не замечает или не желает замечать. Она смотрит, как лицо Поллукса заливается восторгом, когда птички повторяют мелодию. Он сам что-то насвистывает, к моему большому удивлению. Сойки тут же повторяют. Телевизионщик радостно улыбается, снова и снова повторяя мелодию. Наверное, это его первый разговор за столько лет молчания. Музыка привлекает птиц. Новые и новые сойки садятся на дерево, под которым сидят Китнисс и Поллукс. Парень пихает девушку в плечо, а потом что-то выводит веточкой на земле. Мне не видно, что, но девушка минуту колеблется, а потом согласно кивает и поднимается на ноги.
– Хочешь услышать, как они поют песню? – спрашивает она у него. Девушка смотрит на птиц и негромко начинает:
В полночь, в полночь приходи
К дубу у реки,
Где вздернули парня, убившего троих.
Странные вещи случаются порой,
Не грусти, мы в полночь встретимся с тобой?
Я мечтательно закрываю глаза. Голос у Китнисс не сильно изменился с тех пор, когда я впервые услышал его. А ведь прошло двенадцать лет…
В полночь, в полночь приходи
К дубу у реки,
Где мертвец своей милой кричал: «Беги!»
Странные вещи случаются порой,
Не грусти, мы в полночь встретимся с тобой?
Птицы внимательно слушают. Во всем лесу стоит тишина, когда она поет. А Китнисс не верит мне, когда я говорю ей об этом.
В полночь, в полночь приходи
К дубу у реки,
Видишь, как свободу получают бедняки?
Странные вещи случаются порой,
Не грусти, мы в полночь встретимся с тобой?
Я открываю глаза и смотрю на нее. Она едва заметно дрожит, кажется, что с этой песней связано много воспоминаний. Должно быть, она думает об отце, который пел для нее эту песню.
В полночь, в полночь приходи
К дубу у реки,
И надень на шею ожерелье из пеньки.
Странные вещи случаются порой,
Не грусти, мы в полночь встретимся с тобой?
Кажется, птицы ждут продолжения, но Китнисс молчит. Я все еще не могу отвести от нее взгляда. Она, кажется, замечает, что я смотрю на нее, и чуть поворачивает голову, чтобы лучше видеть меня. А затем, будто что-то замечая, она резко оборачивается и видит в руке Кастора включенную камеру. Я недовольно морщусь. Она пела не для камер. Для Поллукса. И для себя. Все смотрят только на нее. Поллукс плачет, сидя рядом с ней. Кажется, эта песня заставила его о чем-то вспомнить. Девушка тяжело вздыхает и прислоняется к стволу. И тут начинают петь сойки. Очень красиво. Но я смотрю только на девушку. Понимая, что ее снимают, она не шевелится, пока не слышит заветное: «Снято!»
Я поднимаюсь, чтобы подойти к ней, но меня опережает Плутарх.
– Господи, где ты этого понабралась? Нарочно такого мы бы точно не придумали! – он звонко чмокает ее в макушку. – Ты просто золото!
– Я пела не для камер! – раздраженно отмахивается девушка, убирая его руки.
– В таком случае нам повезло, что они были включены.
Китнисс бросает на него мимолетный взгляд и идет ко мне. Мы снова садимся на землю, она позволяет обнять себя и кладет голову мне на плечо, предварительно предупредив Плутарха, что она его застрелит, если он будет снимать нас сейчас. Кажется, она хочет о чем-то рассказать. Но девушка молчит.
– О чем ты думала, когда пела? – спрашиваю я, прерывая молчание.
– Об отце. Точнее, о нашей с ним последней встрече, – Китнисс замолкает, понимая, что сказала лишнего.
– Встрече? – я удивленно поднимаю брови.
– Ну, как бы тебе это объяснить… – она нервно теребит край косички. – Когда меня ранили на арене, и я потеряла сознание, он мне… приснился что ли? Понимаешь?
Она поднимает на меня глаза, а я лишь удивленно хмыкаю.
– И что он сказал тебе?
– Спел «Дерево висельника» и посоветовал разобраться в себе, – коротко отвечает она, смотря куда-то мимо меня.
– «Дерево висельника»? – я задумчиво хмурю лоб. – Эта та песня, которую пела ты только что?
– Да. И моя мама будет далеко не в восторге, когда увидит, что я вновь ее пела.
– Почему?
– Ну, она запретила ее петь десять лет назад. Наверное, подумала, что семилетней девочке рано думать о смерти. Особенно, если она плетет ожерелье из пеньки, как в последнем куплете.
– Не думаю, что тогда ты понимала смысл, – я пожимаю плечами.
– Правильно думаешь. Я не размышляла над смыслом. Просто мелодия красивая. Я тогда все что угодно повторяла, лишь бы это пелось.
– Спой что-нибудь еще, – неожиданно для себя прошу я.
– Прости, но нет, – она отрицательно мотает головой. – Не хочу. Я не стала бы петь и сейчас, но Поллуксу я отказать не смогла.
– Эй, молодежь, поднимайтесь! Айда назад! – кричит Плутарх.
Китнисс, неожиданно для всех просит заглянуть в Деревню Победителей. Она хочет что-то взять из дома. Главный распорядитель кивает. Мы идем обратно. Возле одного большого валуна, Китнисс с Гейлом синхронно поворачивают головы. Когда Крессида спрашивает, что там, они, глядя друг другу в глаза, отвечают, что раньше встречались там перед охотой. Когда женщина говорит, что хочет посмотреть, они, перебивая друг друга, начинают уверять, что там нет ничего особенного.
Ничего особенного, усмехаюсь я, просто там ты была по-настоящему счастлива.
Крессида просит их сесть в укромное местечко, между выступами скал. Они там умещаются, лишь прижавшись плечом к плечу. Женщина заводит разговор об охоте. Она расспрашивает, как они познакомились и первый раз попали в лес, интересуется различными историями. Они отвечают сначала с неохотой, но потом оттаивают и даже смеются, вспоминая свои приключения.
Уже темнеет, когда мы переступаем через оградку Деревни Победителей. Хеймитч в наушнике просит нас поторопиться. Я, Китнисс и Финник практически бегом припускаемся к ее дому. Остальные остаются ждать нас у окраины. Оказавшись в своем доме, Китнисс вытаскивает что-то из ящика на кухне. Она просит нас помочь уложить баночки с различными настойками в коробочку, чтобы ничего не разбилось. Сама же собирает в пучки высушенные травы. Потом она быстро поднимается по лестнице. Мы слышим, как она копошится у себя в комнате. Через пару минут она быстро сбегает вниз, уже с сумкой на перевес.
– Взяла кое-какие вещи, сделанные Цинной, – коротко отвечает она, открывая дверь гостиной. Опустившись на колени перед книжным шкафом, она быстро вытаскивает с нижней полки увесистый альбом. Прижав его к груди, она говорит, что мы можем идти обратно. Но едва мы переступаем порог гостиной, как слышим протяжное шипение. Резко разворачиваясь, я замечаю бурую шерсть.
– Лютик, – выдыхает Китнисс.
– Лютик? – удивленно переспрашивает Финник, поудобнее перехватывая коробку с баночками.
– Кот моей сестры, – отвечает девушка. И, присев, негромко зовет его по имени. Кот шипит. – Хочешь к Прим?
При слове «Прим» Лютик поднимает уши. Кажется, имя девочки для него что-то значит.
– Иди сюда, я отнесу тебя к Прим, – Китнисс протягивает руки коту. На мое удивление, тот позволяет себя взять.
Поглаживая его за ушами, Китнисс направляется к выходу.
– Эм, Китнисс, – окликает ее Финник. Она оборачивается. – Я думаю, в Тринадцатом будут против Лютика.
– Ты предлагаешь оставить его здесь? – удивленно спрашивает она.
– Нет. Я предлагаю засунуть его в сумку. Шуму, конечно, будет много, но так-то все нормально.
Китнисс улыбается, расстегивает сумку и, выудив оттуда толстовку, запихивает кота во внутрь.
– Всегда знала, что ты создан для того, чтобы нарушать правила. Пошли.
Я усмехаюсь, увидев брыкающуюся сумку девушки. Такая же реакция и у Гейла, когда он выходит нам на встречу.
– Так вот за чем тебе требовалось вернуться, – улыбается он.
– Будто был хоть один шанс встретить его! – закатывает глаза Китнисс. – Я была уверена, что он погиб вместе с половиной Дистрикта. Ан нет, даже не похудел!
– Китнисс, я не думаю… – негромко возражает Плутарх.
– Боже, не переживай. Договоримся, – усмехается девушка.
Через пятнадцать минут мы уже летим обратно. Мы не знаем, чем заняться, когда Финник неожиданно для всех достает из кармана колоду карт.
– Я так понимаю, азартные игры в Тринадцатом тоже запрещаются?
– Господи, да какая разница? – Китнисс в предвкушении потирает руки. – Мы пока еще в Двенадцатом. Кстати, кто-нибудь видит здесь стол?
Стол мы выклянчиваем у Плутарха и, под его неодобрительный взгляд, Финник тасует карты. Сначала мы играем вчетвером: я, Китнисс, Финник и Гейл. Потом к нам присоединяются еще и Крессида с Поллуксом и Кастором, а под конец и Плутарх, засунув свои принципы куда подальше, включается в игру. Хеймитч сдается на наши уговоры лишь в конце пути, так что успевает лишь сыграть пару партий. Китнисс, как оказалось, хороша не только в шахматах, но и в картах, поэтому победа в большинстве партий принадлежит ей. Там, где удалось выиграть мне или Финнику, мы, по обоюдному согласию, решили, что она просто отвлекалась на шумящего Лютика у себя в сумке.
Когда мы приземляемся, Финник быстрым движением собирает карты и прячет колоду в карман. Мы сбегаем по лестнице. Сейчас около шести, а значит нас всех ждет анализ дня. Китнисс сегодня с утра выписали из больницы, а вчера я перенес свои вещи в новый отсек. Она говорит мне, что хочет зайти к матери и сестре, чтобы отдать Лютика и поговорить. Она просит не ждать ее. Китнисс идет следом за Гейлом и Финником в одну сторону, а мы с Хеймитчем сворачиваем в другую.
– Ты как? – неожиданно для меня спрашивает он.
– Все прекрасно, – удивленно отвечаю я, смотря на него. – К чему этот вопрос?
– Да так, – неоднозначно отвечает он. – Честно говоря, меня больше волнует Китнисс.
Я понимаю, о чем он. Хотя всю дорогу девушка радостно болтала и играла в карты, каждый раз, когда я ловил ее взгляд, я видел в глазах отчаяние.
– Девочка научилась играть, врать и притворяться. Пожалуй, не идеально, раз не умеет контролировать свои глаза.
Я хмыкаю. Спасибо и на том. Так вообще не поймешь, что с ней твориться. Она же у нас девочка взрослая, все проблемы в себе держит до последнего. Наверное, если бы у нее не умер отец, такого бы не произошло. Ну, или хотя бы если ей не пришлось бы стать взрослой в одиннадцать.
– Ладно, пока, – надо же, а я даже не заметил, как мы пришли к моему отсеку. – Я загляну к вам вечером.
Вечером к нам заглянут все, хочется сказать мне, но я молчу. Прекрасно понимаю, что сегодня нас навестят все, да и не по одному разу. Взрослым почему-то слишком сложно свыкнуться с мыслью, что мы – взрослые люди и сами в состоянии решать, чего и когда мы хотим. Я киваю, и Хеймитч уходит. Я толкаю дверь в свой новый отсек и шагаю через порог. Замираю посередине комнаты, силясь поверить в то, что мне это не снится. Действительно, скоро сюда придет девушка, которую я люблю. И следующие недели мы с ней проведем в одном отсеке.
Я падаю на кровать, широко раскинув руки и ноги. Эта здоровенная постель даже больше той, что стоит у моих родителей. Я мечтательно смотрю в потолок, отмечая, что меня совершенно не волнует то, что происходит за пределами Тринадцатого. Последние недели я проводил дни в госпитале, не думая ни о чем, кроме Китнисс. Наверное, когда вокруг тебя бушует гражданская война, это не правильно, но я ничего не могу с собой поделать.
– Эй, подвинься, я тоже хочу поваляться! – я вздрагиваю от голоса Китнисс. Чуть приподнимаю голову, удивленно смотря на нее.
– Я не слышал, как ты вошла.
– Да, я заметила. Двигайся!
Китнисс стаскивает кроссовки и с ногами забирается на кровать. Она хватает одну из подушек и обнимает ее, положив подбородок на край.
– Чур, я сплю у стенки! – заявляет она, осмотрев кровать.
– Хорошо, – киваю я. Мне все равно, где спать. Если она хочет спать на том краю кровати, который примыкает к стене, нет никаких проблем. – Ты как-то быстро, – замечаю я. Я думал, она пробудет у своей семьи больше.
– Я отдала им Лютика и все. Зачем рассказывать о том, что они видели собственными глазами? – замечает она, закрывая глаза.
– Тебе плохо, – не вопрос. Я знаю это.
– Можно и так сказать, – отвечает она, кладя голову мне на колени. Ее ноги свешиваются с края кровати.
– Почему ты все держишь в себе? – спрашиваю я, перебирая ее волосы.
– Лишние эмоции – лишние проблемы, – усмехается она, вертя в руках жемчужину, который я подарил ей.
– Откуда она у тебя? – вдруг спрашиваю я, прекратив свое занятие, потому что до меня доходит суть моих мыслей.
– Ты же сам мне ее подарил, – как ни в чем не бывало отвечает она.
– Нет, почему она сейчас у тебя? Я был уверен, что она осталась в Капитолии.
– Нет, Деметрий прислал мне ее в первый день на арене.
– Не заметил, – признаюсь я, вспоминая, что в тот день уснул очень рано.
– Кстати, что это за толстенный альбом, который ты взяла? – интересуюсь я.
– Семейный. С фотографиями. Мама делала фотографии еще в юности.
– Откуда у нее фотоаппарат? – удивленно спрашиваю я.
– Ну, она же не в Шлаке родилась. Ей родители подарили, когда шестнадцать исполнилось. А после пятидесятых Игр, родители Мейсили Доннер отдали маме несколько коробок с различными веществами для проявления фотографий. Мейсили тоже этим увлекалась, – отвечает она. – Мама так говорила.
– Можно посмотреть? – спрашиваю я. Она кивает и лезет в сумку за фотоальбомом.
Оставшееся время до ужина я внимательно разглядываю фотографии миссис Эвердин, отличавшиеся необычностью. Конечно же, в большинстве случаев это фотографии мистера Эвердина. Так же здесь есть маленькие Китнисс и Прим. Помимо них я с удивлением рассматриваю фотографии своих родителей, замечая, что на одной из работ, явно сделанных кем-то из подруг миссис Эвердин, отец светится от счастья, фотографируясь рядом с мамой Китнисс. Также мы перелистываем страницы с портретами незнакомых нам людей. В который раз удивляемся молодому Хеймитчу. А затем Китнисс замечает, что нам пора идти ужинать.
Получив свою порцию еды, мы замечаем Финника, который поднимается нам на встречу.
– Мы заняли там стол, пойдем, – объясняет он, забирая у Китнисс поднос. Мы ловко лавируем среди едящих, стараясь не замечать, как на нас смотрят люди.
Финник опускает поднос Китнисс рядом со своим. Я занимаю место напротив. Кроме нас троих за столом сидят Энни, Джоанна и Гейл. Поедая тушеную капусту с мясом, Хеймитч, присоединившийся к нам, спрашивает, как идет подготовка к свадьбе, назначенной через три недели. Китнисс тут же отвечает, что сейчас Плутарх пытается согласовать с Койн список гостей. Также она добавляет, что попросила Фульвию повесить объявление для тех, кто хочет помочь с организацией.
– Я смотрела списки. Там уже сейчас такое количество людей, что мы сможем устроить свадьбу не через три недели, а через три дня! – смеется она. – Только нужно будет обсудить с Порцией все по поводу костюмов. – Подойди к ней, Финник.
Я прикрываю рот рукой, чтобы Китнисс не видела, как я улыбаюсь.
– Слушай, хватит, а? – она пихает меня локтем. – Я просто хочу помочь.
– Чтобы мы без нее делали? – на полном серьезе спрашивает Энни. Китнисс улыбается ей.
– Ребята, можно вас? – Боггс подходит к нашему столу. – Пит, Китнисс, Гейл, Финник, Джоанна и Хеймитч, идемте за мной.
Мы быстро относим свои подносы и торопливо идем за Боггсом через коридоры. Он приводит нас в Штаб. Китнисс и Финник, оказавшиеся здесь впервые, удивленно осматриваются. Девушка занимает стул рядом с Гейлом, и он начинает ей что-то рассказывать. Финник же садится с другой стороны от Китнисс. Я сжимаю и разжимаю кулаки, тихонько наблюдая за девушкой и ее другом. Мне не нравится это, но ничего поделать со своей ревностью я не могу. Радует то, что Плутарх уже включил телевизор, и теперь внимание Сойки переключилось на экран.
Сейчас мы смотрим обычный вечерний выпуск новостей. Бац, и на экране красуется Китнисс, смотрящая в небо. Все кричат и смеются. У Бити снова получилось! Он говорил, что после того, как повстанцам удалось забрать Китнисс с Финником с арены, Капитолийцы усилили свою защиту телевидения. На экране возникают ведущие. Испуганные. Они только пытаются продолжить, как на экране Гейл рассказывает о бомбежке. Битва за эфир. Только вот Бити хорошо подготовлен. У него наверняка целый арсенал коротких роликов. Капитолийцы же застигнуты врасплох. Выпуск новостей идет совсем не по плану.
Мы смотрим, как Китнисс поет песню для Поллукса, как я ободряюще сжимаю ее руку, как девушка гуляет по песку босиком, а потом над чем-то звонко смеется. А потом вдруг на экране возникает какая-то странная картинка. Финник как завороженный смотрит на нее. Китнисс испуганно вскрикивает, настойчиво трясет друга за плечо, а потом все исчезает. Финник поворачивается к подруге, девушка вскрикивает, вскакивает со стула, уронив его на пол. Она едва начинает бежать в сторону выхода, как пальцы Финника обхватывают ее шею.
========== Глава 26. ==========
Я крепко прижимаю Китнисс к себе. Она полулежит, облокотившись на меня. Девушка укрыта двумя одеялами, но все равно дрожит. Мне жарко, но я не могу отпустить ее от себя дальше, чем на полметра. Она, кажется, не возражает. Ей только что сняли воротник, и полчаса назад отпустили из огромной тикающей комнаты, где ей постоянно говорили не двигаться, но девушка не могла унять дрожь. Опасения врачей не подтвердились. У нее не повреждено ровным счетом ничего. Хрипота и синяки не в счет. Чтобы скрыть это, девушка повязала на шею ярко-зеленый шарф, любезно предложенный ей Порцией.
Она хрипло благодарит Боггса, когда тот приходит к нам. Ведь именно он вырубил Финника, пока тот не успел изувечить ее. И спрашивает, как ее друг. Солдат говорит, что ему вкололи успокоительное. И сейчас он спит. Так же, Боггс интересуется, что произошло. Девушка говорит, что хочет дождаться всех, чтобы не объяснять все по десять раз. Прим, которая прибежала, как только узнала, что произошло, методично массирует пальцы рук Китнисс, крепко сжатые в кулак. Ее матери, которая ассистировала в сложной операции, еще не успели сообщить.
Плутарх, Бити и Хеймитч ждут в коридоре. Плутарх просит врачей оставить нас наедине, а заодно и пытается выпроводить Прим, но сестра Сойки резко говорит:
– Нет. Если выгоните, я пойду к маме и все ей расскажу. Она вряд ли будет в восторге, когда узнает, что вы так плохо заботитесь о Китнисс!
Плутарх недовольно хмурится. Ему никогда не угрожала тринадцатилетняя девочка.
– На твоем месте, я бы не рисковала, – замечает Китнисс непривычно хриплым голосом.
Ее сестра остается.
– Что ж, Китнисс, мы тебя слушаем, – Бити ласково поглаживает ее руку.
– Что ж, – она закрывает глаза, – это достаточно сложно объяснить. Когда мы были там, в Капитолии, какое-то время к нам с ним применяли такой способ пыток, как охмор. Знаете, что это?
Я отрицательно качаю головой. Взрослые недовольно хмурятся.
– Это что-то по типу формирования условного рефлекса страха, при котором используют яд ос-убийц. Он вызывает те самые помутнения рассудка. Ну, ты знаешь не понаслышке. Помнишь? – спрашивает она у меня, уперев затылок в мою грудь и смотря вверх.
Я киваю. Такое не забыть. Кошмары, беспрерывные кошмары, во время которых я постоянно терял ее. Паника. Галлюцинации. Совершенно не возможно разобрать, где правда, а где вымысел.
– Уверена, что ты помнишь, что испытывал тогда. В такой момент можно подменить воспоминания. То есть тебя заставляют вспомнить о чем-то. В данном случае, я смотрела на огромный экран. Так или иначе, я вспоминала о чем-то. И в этот момент мне вводили яд, чтобы вызвать сомнения или страх. Это достаточно сложно и долго, чтобы полностью изменить отношение к кому-то. Вводят яд в маленьких дозах, чтобы человек не отключился, а просто испугался. Мозг же у нас умный, он сам всю работу выполнит, все свяжет и запомнит.
Китнисс замолкает, видимо, вспоминая о чем-то.
– Мне повезло больше, чем ему. У меня слишком испортили нервную систему, так что я не пугалась, а отключалась от нескольких миллиграмм. Финник же был не в таком потрепанном состоянии. Тем не менее, эксперимент тоже не удался. Он не стал ненавидеть меня постоянно. Но иногда, когда он видит, что-то по типу тех картинок, на экране или слышит что-нибудь, его переклинивает. Я уверена, что очнется он уже нормальным. И с огромным чувством вины вдобавок.
– Часто такое бывает? – спрашивает Прим.
– Нет, достаточно редко, – Китнисс отрицательно качает головой. Она вновь закрывает глаза, будто раздумывая над чем-то. Я кладу подбородок на ее макушку.
– Ты чего? – спрашивает у сестры Прим.
– Думаю, – коротко отвечает она, улыбаясь сестре. – Слушай, Бити, а у тебя сохранилась запись этого эфира? – вдруг спрашивает она у техника.
– Да, есть на одном из системных дисков. Нужно только поискать. Зачем это тебе?
– Хочу посмотреть еще раз.
– Я могу попытаться раскодировать изображение, – предлагает он ей.
– Я буду тебе благодарна, – Китнисс выдает жалкую тень улыбки. Сейчас улыбаться ей явно не хочется.
Мы молчим. Я закрываю глаза и сглатываю, стараясь не думать о том, каким я был наивным часа три назад. Думал, что она в безопасности. Как бы не так. Сноу ее из-под земли достанет. В прямом смысле этого слова. Китнисс ерзает в моих руках, крепче прижимаясь ко мне. Я по-прежнему не отпускаю ее.
– Но ведь надо что-то делать! – тихо говорит Прим, сжимая пальцы сестры.
– Мы слишком мало знаем об этом, – негромко замечает Бити. – Капитолий тщательно скрывает этот метод. Подробности нам с тобой смогут рассказать разве что сами врачи. Ну, а то, к каким последствиям приводит сей метод, мы уже видели.
– Если же тебя интересуют подробности проведения – вот у тебя сидит живой свидетель, – добавляет Плутарх.
Китнисс смеряет его злобным взглядом.
– Ха – ха, – грубо бросает она. – Я бы на тебя после всего этого посмотрела.
Я заметил уже давно, что когда она вспоминает обо всем этом, она начинает едва заметно дрожать и обхватывает себя руками. Будто бы желая защититься. Китнисс упирается макушкой мне в грудь. Я чуть наклоняюсь, прижимаясь щекой к ее виску, чувствуя, как под одеялами она свободной рукой прикасается к моей ладони. Я чуть сжимаю ее пальцы.
Ты не одна. Не бойся. Я с тобой. Все три фразы так и не срываются с моих губ. Хватит и того, что она позволяет себе казаться слабой рядом с Боггсом и Плутархом, крепко прижимаясь ко мне. Пожалуй, эти слова она мне не простит.
– Но вы же все-таки попытаетесь? – настаивает Прим.
– Конечно. Это не может продолжаться дальше. Рано или поздно он сумеет навредить Китнисс, – Хеймитч обеспокоено смотрит на свою подопечную. Она смотрит мимо него.
– С ним точно все в порядке? – спрашивает она у Боггса, будто не услышав последнюю фразу ментора.
– Да. Все в порядке. Не переживай, Китнисс, – как ни в чем не бывало кивает военный. Кажется, он ее понимает.
– Китнисс, он ведь мог убить тебя! – а вот Плутарх ее как раз не понимает.
– Он не виноват, – огрызается девушка, отрицательно качая головой. Прядь ее волос неприятно бьет меня по лицу. Китнисс виновато улыбается. – Прости.
Я улыбаюсь ей в ответ и качаю головой. Мол, я не сержусь. Я просто не могу на нее сейчас сердиться.
– И вообще, уже поздно. Я устала и хочу спать. Я не собираюсь снова разговаривать на эту тему, – Китнисс отбрасывает одеяла и спрыгивает на пол. Я спускаю ноги, собираясь последовать за ней.
Прим тут же прижимается к сестре. Сойка обнимает девочку за плечи.
– Я свободна? Допрос закончен?
– Иди, отдыхай, – кивает ей Боггс. Китнисс печально улыбается ему, протягивая мне свободную руку. Я с удовольствием сплетаю ее пальцы со своими.
Едва я только открываю перед сестрами дверь, Плутарх нарушает тишину очередным вопросом:
– Китнисс, нам тут удалось добыть план Капитолийских Каземат. Ты нам не поможешь понять, что где?
Девушка, едва только поднявшая ногу, чтобы переступить порог, так и замирает, смертельно бледнея.
– Да, конечно. Давай завтра, а?
Он кивает, но она этого не видит. Быстрым шагом переступая через порог, девушка упорно тащит за собой меня и сестру. Замерев у отсека мамы и сестры, Китнисс обнимает Прим, а та, в свою очередь, быстро ныряет в дверной проем.
– Я скажу маме, что с тобой все в порядке. Хорошо?
– Конечно, утенок, – Сойка слабо улыбается сестре.
Девочка кивает и закрывает за собой дверь. Китнисс делает резкий разворот на пятках и утыкается лбом мне в грудь. Я от неожиданности замираю на несколько мгновений, а потом обнимаю ее руками.
– Эй, ты там плачешь, что – ли? – спрашиваю я, замечая, что она чуть трясет плечами.
– Пока нет, но я определенно близка к этому, – тихо отвечает она, прижимаясь ко мне, пока мы бредем по направлению к нашему отсеку. – А сейчас я похожа на дуру из дешевой мелодрамы.
