Текст книги "Dum spiro, spero (СИ)"

Автор книги: Green-Tea

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Я не совсем понимаю, что происходит, но нахожу в себе силы медленно идти дальше, анализируя полученную информацию. Но не успеваю я даже начать движение, как вдруг слышу крик. Отчаянный, полный боли и страдания. Крик, от которого все внутри холодеет. Я тут же забываю о том, над чем хотела поразмыслить, и бегу на выручку.

Потому что кричит Финник. Мышцы напряжены до предела. Мне становится еще больнее, недавний забег сказывается. Но я бегу так быстро, как только могу. Крики становятся громче и отчетливее. Мне все хуже и хуже. Голова разрывается, сознание отказывается воспринимать реальность. Мне больно дышать, мне страшно за Финника. Легкие раздирает от нехватки воздуха, но я не в силах остановится и передохнуть. Я нужна ему.

Я выбегаю на открытую поляну. Посередине растет высокий дуб. Источник крика находится именно там. Я подбегаю, задираю голову вверх, ища глазами друга, но вместо этого вижу маленькую черную птичку с белыми полосами. Сойка-говорун. Еще один переродок. И он, на мой взгляд, куда страшнее собак с пеной у рта.

Голос сменяется. На этот раз кричит Прим. Я закусываю губу, затыкаю уши и спешу прочь от этого дерева. Я знаю, что птицы будут преследовать меня. Стараюсь сосредоточится на одной единственной мысли: «Что происходит?». Ясно, что оба вида переродков здесь оказались с легкой руки распорядителей. Я смутно догадываюсь, что не слишком большая часть леса поделена на отсеки, в которых и находятся эти самые вредители. Только вот они появляются не по часам, как на прошлой арене, а находятся в своих частях круглосуточно. Осталось только найти выход и не попасться кому-нибудь похуже. К тем же осам-убийцам. Теперь даже один укус выведет меня из игры часа на три-четыре. Кто знает, что произойдет за это время?

Кричащий снова сменяется. Пит. Становится еще больнее. Сноу знает, куда бить. Я бреду в направлении, противоположном отсеку переродков. Не думаю, что хочу с ними встречаться еще раз. Снова и снова повторяю себе, что с Питом все хорошо, что его не пытали, что он жив и здоров, что он сейчас смотрит на меня и думает, какая же я дура, если поверила в то, что этого его голос. Давай, ты же знаешь его интонации. Ты знаешь его тембр. Это не он. Это машина. Точно такая же, какая была в Казематах. Помнишь?

Еще бы. Как не помнить. Часы напролет сидеть в комнате с белыми стенами, белым потолком, белым полом. Все было обито мягкой тканью, так что даже если очень постараться – не возможно пораниться. И крики. Эти крики, сводившие с ума. Хоть и не верила в их правдивость, все равно было безумно больно. Слишком больно. Слишком страшно. Ведь не знала ничего.

Эта комната была раем, ведь там крики были подделкой. Самой настоящей, безумно качественной подделкой. Слышать настоящие крики тоже приходилось. Порой меня приводили в камеры совершенно незнакомых мне людей и показывали, как их пытали и убивали. Как я смотрела на кровь, капающую на серый пол. Слушала крики, от которых внутри все застывало. Как не могла отвернуться, потому что скрутили так, что пошевелиться было невозможно. И смотрела, слушала, ужасалась и сходила с ума.

Хуже было позже. Хуже было, когда я видела пытки Финника. Он ведь знал о планах повстанцев. Немного, но знал. И поплатился за это. Господи, я никогда не смогу забыть душную камеру с серыми стенами, Финника, подвешенного за запястья к специальному столбу, четверо людей в черных костюмах с закрытыми лицами. К телу раздетого по пояс парня прикладывать раскаленные куски железа. Как бы он не кричал, не вырывался, он не мог даже пошевелиться. И я, стоящая на коленях напротив него. Я должна была смотреть на все это. Как бы я ни кричала, как бы не вырывалась, как бы не просила, меня не слушали. Человек, державший меня за руки, предварительно связанные за спиной, лишь смеялся. А другой следил, чтобы я не отводила глаза. Потому что меня тут же окунали в большое железное ведро с ледяной водой. Едва вода попадала в рот, я ощущала знакомый металлический привкус крови. Не знаю, моей ли или того, кто был здесь до меня…

Я зажмуриваюсь и перед глазами тут же встает лицо Финника, услужливо подкинутое мне сознанием. На глаза наворачиваются слезы, но я смаргиваю их. Не сейчас. Перехожу на быстрый шаг под крики мамы. Трясу головой, пытаясь убедить себя, что она сейчас в Тринадцатом и вместе с Прим смотрит на меня по телевизору. Едва слышу крик Гейла, начинаю бежать. Потому что его криков не смогу вынести. Бежать больно, но слышать голос еще больнее. Едва раздается голос Мадж, я вырываюсь из этого ада. Останавливаюсь на опушке, достаю флягу и делаю парочку жадных глотков. Начинает темнеть.

Забираюсь на подходящее дерево, устраиваюсь в развилке, кутаюсь в спальный мешок, засунув на его дно рюкзак. Пристегиваюсь, вспоминая предыдущие опыты. Ужинаю половинкой рыбы и открываю пачку галет. Я заслужила. Едва моя трапеза заканчивается, начинает играть гимн. Устремляю взгляд на небо, приготовившись загибать пальцы.

Мужчина и женщина с первого этажа, учившиеся разводить костер вместе со мной и Финником. Молодая девушка из Третьего. Женщина из Пятого, пытавшаяся заговорить со мной в лифте. Мужчина из Седьмого. Пара из Девятого. Остался всего один. Это не Финник. Пожалуйста, пусть это будет не Финник… И это, и правда, не он. Это – дряхлая старуха из Десятого.

От сердца отлегает. Я облегченно вздыхаю, провожу рукой по распадающейся прическе. Да уж, нужно будет завтра переплести волосы. Я уже готовлюсь ко сну, как на мои колени опускается маленький серебряный парашют. Что это? Новая подсказка? Дрожащими пальцами развязываю узел и вижу маленькую красную коробочку, кажущуюся смутно знакомой. Открываю ее. Пальцы скользят к перламутровой поверхности жемчужины. Подарок Пита. Я прижимаю ее к губам, успокаиваясь. Деметрий знал, чем меня подбодрить. Спасибо.

========== Глава 18. ==========

Хрусть. Я прислушиваюсь. Хрусть. Открываю глаза. Хрусть. Хрусть. Медленно поворачиваю голову и смотрю вниз. Хрусть. Кто-то идет.

Стараясь не издавать ни звука, начинаю медленно расстегивать спальный мешок. Не то, чтобы незнакомец меня напугал – он, скорее всего, меня даже не заметит. Только вот его замечу я. И у меня есть лук. Да, я знаю, что это не правильно – убивать с высоты, пока тебя не замечают. Это подло. Но имею ли я право рассуждать о подлости?

Мне достаточно вспомнить Сноу, чтобы убедиться в том, что лицемерие, предательство и подлость в почете страны. Если уж сам президент у нас подпаивал своих соперников ядом, чтобы занять столь высокую должность в юном возрасте… Финник как-то рассказал мне об этом, как и о сотне других секретов, которыми делились с ним люди. Смазливый, но не опасный, такой красивый, притягательный. Кто ему поверит? Господи, да кто вообще станет слушать раба Капитолия, тело которого продавал президент? Я помню, как мне стало стыдно, когда я узнала об этом. Как я могла думать о нем так плохо? Вереница почитателей и поклонников – все они схожи с бывшим главой миротворцев Крейном, покупавшим голодных нищих девушек на ночь просто потому, что он мог себе это позволить. Мерзко.

Я ловлю себя на том, что опять отвлекаюсь. Мысленно ругаю себя за глупость, потирая виски. У меня вдруг начала болеть голова. Замираю на месте, вновь прислушиваясь. Шорох шагов слышится все сильнее и отчетливее.

Выбираюсь из мешка, сажусь на ветку, свесив ноги, вытаскиваю стрелу из колчана и натягиваю тетиву. Плечо отвожу назад, морщась от боли. Хрусть. На поляне, совсем недалеко от моего дерева, появляется человек. Это достаточно пожилой мужчина. Я стараюсь, но так и не могу вспомнить, с какого он этажа. Что ж, пора открывать счет. Мне в любом случае придется убивать. Какая разница, когда начинать? Если не будет убийств, распорядители решат, что зрителям очень скучно, и устроят что-нибудь для нас. Уверена, что я стану звездой местного шоу. Мне совсем не хочется совершать еще один марш-бросок через лес, убегая от переродков. И не дай Бог, они напустят на меня ос-убийц. Один укус – и я выбываю из соревнования где-то на сутки.

Вдыхаю. Прицеливаюсь. Тетива касается губ, и я вспоминаю, как на первой своей арене подрывала запасы профи.

Выстрел. Стрела пронзает грудную клетку мужчины, так что он умирает быстро, так и не успев понять, откуда пришла смерть. Гремит пушка. Убираю запасы в рюкзак, спрыгиваю на землю и подхожу к своей первой жертве на этой арене. Смотрю в пустые синие глаза. Повинуясь порыву, наклоняюсь и закрываю их кончиками пальцев. Замечаю у него на плечах лямки рюкзака. Перерезаю их и вытаскиваю из-под его спины сумку. У него есть бутыль воды, плед, пакетик сухофруктов и нож. М-да. Скудный запас. Стараюсь вспомнить, стартовал ли он со мной. Как ни стараюсь, не могу вспомнить что-либо кроме женщины со шрамом над бровью. Вроде бы, она с третьего этажа.

Убираю запасы мужчины в свой рюкзак, и в тот же момент к моим ногам опускается серебряный парашют. Развязываю узел и вижу бумажку с уже знакомыми буквами. «По-прежнему север, мисс Эвердин», – гласит запись. Разворачиваюсь к дереву, на котором ночевала и вижу мох у самых корней. Дерево находится за моей спиной, когда я медленно обхожу кусты, ямы и большие дубы, стараясь следовать на север.

Я не знаю, сколько проходит часов, пока я бреду среди сосен. Позволяю сделать себе перекур длинной в пять минут, чтобы перевести дыхание и сделать пару глотков воды. Беру одно печенье, желая хоть как-то усмирить голод. Организм привык к регулярной кормежке в последние три недели, так что мне сложно вновь перейти на хлеб и воду. Сноу пришлось хорошо меня откармливать, чтобы волосы вновь стали иметь приятный естественный блеск, на щеках появился румянец, ногти перестали слоиться, а ребра – выпирать.

Руки автоматически тянутся к голове. Распускаю волосы, расчесываю их руками и заплетаю простую косу, дабы хоть как-то убрать то гнездо, что образовалось на моей голове. Довольно улыбаюсь мыслям о том, что ребята в Тринадцатом посчитают, что я в порядке. Откидываю непослушные пряди со лба и вновь поднимаюсь на ноги. День разогревается. Становится нестерпимо жарко. Снимаю свитер и протягиваю его через лямку рюкзака.

Вскоре вновь ловлю знакомый серебряный парашют. В подсказке написано, что мне следует искать напарника у подножия гор. Мне приходится забраться повыше, чтобы понять, куда следует двигаться. С вершины вижу, что придется пройти еще парочку километров, прежде чем я смогу добраться до друга. Спрыгивая с дерева, неудачно приземляюсь на корни дерева. Падая, выставляю вперед руки, больно ударяясь левым, и без того больным, плечом. Несколько минут лежу, не в силах пошевелиться. Заставляю себя подняться. Слишком опасно вот так просто лежать здесь.

Потом в мою душу закрадываются мысли по поводу того, что я встретила лишь одного из трибутов. Да, вчера я здорово развеселила зрителей, побегав сначала от переродков, а потом еще и спасаясь от соек-говорунов. Сегодня умер только один человек. Пускай от моей руки, но это все же не так весело, как, например, сражение.

Мои размышления прерывает выстрел пушки. А за ним гремит еще один. Спрашиваю себя, кто же это мог быть, невольно тревожась за Финника. Да, я знаю, что мы с ним одни из сильнейших, но мне все равно страшного за него. Он мой друг. Я не хочу потерять еще и его. Мы с ним слишком сблизились за последнее время. Я теперь знаю все о нем, а он – обо мне. Да, может быть, я многое потеряла, но обрела верного и надежного друга, без которого мне сложно теперь представить свою жизнь.

Продолжаю движение, стараясь не слишком отвлекаться на свои печальные мысли. Быстрым шагом двигаюсь на север. Вновь ловлю серебряный парашют. «Тепло, очень тепло, мисс Эвердин». Улыбаюсь и прячу бумажку в сумку. Пристраиваюсь у поваленного дерева, опускаю рюкзак на землю и оглядываюсь в поисках живности. Замечаю на дереве небольшую группу грусят, с которыми познакомилась на своей первой арене благодаря Руте. Успеваю пристрелить три птицы, прежде чем стайка успевает улететь. Свежую туши и развожу небольшой костерок, надеясь, что в полуденную жару дым будет не слишком заметен.

Жду, пока тушки хорошо зажарятся, попутно жуя яблоко и думая о том, что сейчас происходит в Тринадцатом. О том, как Пит сидит за круглым столом, упирается подбородком в сложенный из собственный пальцев замок и смотрит в экран; как Хеймитч, хмурясь, ругает меня последними словами за бездумные и глупые поступки; как молчит Гейл, трезво оценивая мои возможности и шансы соперников; как Мадж, закусив губу, не может оторвать взгляд от экрана. Как Прим, помогающая в больнице (так мне говорил Сноу), находит время в перерывах между очередными курсами, спешит к экрану, чтобы в очередной раз взглянуть на сестру. Как мама, не выказывая никаких эмоций, слушает соболезнования, хотя ей самой хочется придушить говорящего. Как Сей, оставшиеся в живых миротворцы, соседи, приятели, знакомые по Котлу обмениваются новостями, бросая взгляды на мою семью и друзей, когда встречают их в коридорах.

У меня перед глазами стоят множества лиц в придуманных мною позах. Я открываю глаза, надеясь, что образы пропадут, но нет, я все еще отчетливо вижу светлые волосы моей сестры, синюю ленточку в волосах Мадж, серые, как и у всех выходцев из Шлака, глаза Хеймитча, полные боли. Да, мы с ним не слишком ладим, но мне кажется, что он все-таки привязался ко мне. Мне вновь становится плохо.

Пока я думаю, мясо успевает даже пережариться. Съедаю половину первой тушки, долго пью, после чего убираю в сумку остатки еды. Вновь поднимаюсь на ноги и иду вперед.

Я ничего не слышу, но инстинктивно поворачиваюсь, будто уловив какое-то движение. Вижу черную куртку и серый свитер под ней. Резко выхватываю стрелу, натягиваю тетиву, навожу ее на того, кто стоит напротив меня. Это молодой парень с русыми волосами, волнами спадающими на лоб, пронзительно зелеными глазами и загорелой кожей. Мне кажется, что он из Дистрикта 4, но я не уверена, как, в прочем, и в том, что он с десятого этажа. Он замирает, поняв, что я заметила его. В его руке блестит меч, но он доберется до меня не раньше, чем попадет на мою стрелу.

– Давай, – хрипло бросает он и откидывает меч в сторону. Я смотрю на него, пытаясь понять, почему мне знакомо его лицо.

Едва я слышу его голос, я осознаю, где я видела его раньше. Он смотрит на меня, едва заметно дрожа. Он боится меня. Я вспоминаю душную камеру, капающую с потолка воду, собственную лужу крови, тяжелые сапоги с железными носами и подошвой из-за которых мое тело было покрыто кровоподтеками. Помню эти зеленые глаза, помню жалость, с которой он на меня смотрел, прежде чем нанести очередной удар. Помню его собственный крик, когда он сказал, что с меня хватит. Помню, как закрыл меня собой. Помню, как его тогда избили, но меня больше не тронули.

Я не могу. Не могу убить того, кто защитил, заступился. Нет, я не могу быть кому-то должной. Я медленно опускаю лук, смотря ему в глаза.

– Уходи, – рычу я.

Парень пугается еще сильнее, не понимая, почему я его отпускаю.

– Давай. Убирайся. Это только из-за того раза, – я не уточняю, но вижу, что он понял. – Но только никто больше ничего никому не должен. Ни ты мне, ни я тебе. В следующий раз я выстрелю, так что не попадайся мне.

Я продолжаю неподвижно стоять, пока он подхватывает свой кинжал и бежит сломя голову, пока я не передумала. Я разворачиваюсь и иду туда, куда шла. Наверное, сейчас все гадают, почему я отпустила этого парня. Я почти слышу голос Хеймитча, высказывающий различные догадки. Мотаю головой. Не до этого.

Через полчаса я получаю еще одну посылку. «Горячо, мисс». Значит, я все-таки не сбилась с курса из-за этого парня. Мне больше не хочется вспоминать о нем. Все, кончено. Никто из нас ничего никому не должен. Провожу рукой по волосам, не останавливаясь ни на минуту. Старые привычки дают о себе знать, так что я могу идти очень долго без перерывов.

Сердце начинает биться чаще, как только я вижу подножие горы. Перехожу на бег, петляя между деревьев. Выбегаю на небольшую полянку и… никого не вижу. Улыбка медленно сползает с лица, пока я осматриваюсь. Горы не слишком высокие, выступов много, так что при желании туда можно забраться. Тем более, что большая часть леса поделена на эти дурацкие сектора, о которых я успела благополучно забыть. Слава Богу, что я сегодня не приближалась к ним.

В который раз за сегодня слышу шорох листьев. Разворачиваюсь, выхватываю стрелу и прицеливаюсь. Но никого не вижу. Через несколько метров, правее того места, откуда я слышала шум, появляется молодой парень. Я щурюсь, стараясь увидеть его, потому что он стоит как раз под солнцем, которое слепит мне глаза. Миг, и я узнаю бронзовые локоны парня, его улыбку, когда он смотрит на меня. Вижу трезубец в его руке, направленный в мою сторону. Мышцы тут же расслабляются, и он отпускает оружие.

А я уже висну на шее Финника…

========== Глава 19. ==========

– Я рад тебя видеть, Китнисс, – шепчет мне Финник, крепко прижимая к себе. Он намного выше меня, так что я едва касаюсь носками земли. Финник в буквальном смысле держит меня на руках. А стоим мы так минут пятнадцать. И он не устал?

– Фи-и-и-и-ни-и-и-ик! – жалобно тяну я. – У меня плечо болит. Пожалей бедную меня.

– Как прикажете, мадемуазель! – смеется он, ставит меня на землю и шутливо отдает честь. – Что еще прикажете, барышня?

– Не смешно, Одейр, – одергиваю его я, вспоминая о том, что мы все-таки пока на арене.

Видимо, эта мысль приходит и ему в голову, потому что улыбка сползает с его лица, а он сам оглядывается. Затем приобнимает меня за плечи, убирает прядь волос за ухо, наклоняется поближе и тихо шепчет:

– Ты как?

Я смотрю в его глаза цвета морской волны, на белые искорки у самых зрачков. Смотрю на его едва заметную складку между бровей. Раньше ее не было. Он слишком часто хмурится. Смотрю на прямой нос, чуть приоткрытые губы. На пряди волос, под которыми виднеется тонкая полосочка. Я прикасаюсь к его лбу, и он дергается от боли. Опускаю руку ему на плечо и вижу полосы засохшей крови на черной куртке. Он, как и я, снял свой темно-синий свитер и теперь стоит в одной футболке. Я позволяю ему рассмотреть себя, пока сама внимательно оглядываю его с ног до головы. Будто в нём могло что-то измениться.

– Я в порядке. Хотя, по сравнению с тобой у меня все супер, – отвечаю я, убирая челку с его лба.

Длинный порез тянется от правого виска к брови. Рана не глубокая, но ее все равно следует промыть. Недовольно хмурюсь и спрашиваю:

– Кто это тебя так?

– Какой-то дядька с синей челкой, – мы прыскаем, потому что это звучит уж очень нелепо. – Кажется, он был с Пятого этажа.

– Был? – я удивленно поднимаю брови, хотя, кажется, уже знаю ответ.

– Угу. Был, – Финник как можно равнодушнее пожимает плечами. Но я-то вижу, что его глаза будто потемнели. Ему больно из-за того, что он убил человека. Дура! Зачем спросила?

– Ну, а помимо этого? Еще что-нибудь? – спрашиваю я, спеша перевести тему разговора.

– Эм-м, лопатка… – он как-то виновато смотрит на меня.

– А это кто постарался? – как можно тише спрашиваю я.

– Ну, а это постарались милые собачки со звериным оскалом, – он невесело усмехается.

– О, я их тоже встретила. Очень милые, правда? Хотя, не такие, как птички…

Финник удивленно поднимает брови. Видимо, он не повстречал соек-говорунов. Оно и к лучшему. Он и так не в лучшей форме в последнее время. Я не знаю, что с ним случилось бы, услышь он крики Энни.

– Я предлагаю вернуться в лес. Там есть небольшой ручей, где мы с можем обработать твои раны и посмотреть, что у нас имеется.

Финник кивает, и мы идем назад. Первые пару минут мне чудится, будто я на охоте. За спиной верный друг, в руках лук, я иду с сумкой, готовясь к охоте. Мне действительно нужно добыть еду, потому что у меня практически ничего не осталось. Но затем замечаю, что все далеко не так гладко, как мне хотелось бы. Я не знаю, почему я так придираюсь, но я постоянно слышу за спиной хруст листьев, веток, тяжелое дыхание. Резко разворачиваюсь, и Финник подпрыгивает.

– Что?

– Ты не мог бы идти потише? Пожалуйста. Я планировала поохотится по пути к реке, потому что у меня не слишком много еды.

– О, прости, я не замечаю. Я постараюсь, – он виновато смотрит на меня, пропуская вперед.

Дальше, конечно, лучше, но не намного. Оглядываясь по сторонам, понимаю, что сейчас охоты точно не будет – Финник распугал всех в радиусе пятидесяти метров. Жаль, конечно, но не беда. Оставлю его у воды, сама уйду и добуду нам пищи где-нибудь неподалёку. Тем более, Финник сможет поймать рыбу в реке.

Мы приходим к небольшому ручейку, очень похожему на тот, что был на моей первой арене. Закрываю глаза, вздыхаю, приказываю себе успокоиться и открываю глаза. Не время и не место паниковать. Все в порядке. Ничего не произошло. Давай же. Финник наверняка уже испугался. Ты же не хочешь, чтобы он переживал?

Открываю глаза и встречаюсь взглядом с Финником. Он замер, теперь стоит передо мной и обеспокоено заглядывает мне в лицо.

– Ты чего? Голова кружится? – я киваю, хотя до меня еще не дошел смысл его слов.

Он тревожно морщится, наклоняется близко-близко, убирает волосы с моего лба и прикасается к нему губами, пытаясь понять, есть ли у меня температура. Я удивленно отмечаю, что у него очень холодные сухие и потрескавшиеся губы. Я подаюсь вперед, крепче прижимаясь лбом. Он поднимает голову, и моя голова по инерции падает ему на грудь. Он обнимает меня за плечи, упираясь подбородком в макушку.

– Слушай, а ты ведь горячая, как печка. Где умудрилась простудиться?

– Да не горячая я! Мне жарко! – я резко отстраняюсь от него. Не хватало еще, чтобы он тут начал меня жалеть и лечить.

– Шучу, шучу! – он поднимает руки вверх, а я пользуюсь моментом и тыкаю его под ребра. Он складывается пополам, то ли кричит, то ли смеется, то ли делает и то, и другое вместе.

Я первая сажусь на камень у реки, а через пару минут Финник садится напротив меня, сбрасывает рюкзак, бросает куртку и свитер на землю. Я достаю аптечку и опускаюсь к нему на колени, чтобы достать до его лба. Он, не задавая лишних вопросов, убирает челку в сторону, позволяя мне промыть рану сначала водой, а потом и перекисью, смазываю края йодом.

– Отлично. Теперь я буду ходить с коричневым лбом! – недовольно бурчит он, но я могу уловить шутливые интонации в его голосе.

– Господи, не сильно отличается от твоего настоящего цвета. Ты же у нас загорелый, как будто всю жизнь в солярии пролежал.

– В принципе, так оно и было. Ты же знаешь, что Четвертый – настоящий солярий.

– Я была там один раз. Да и то я все время провела в замкнутом помещении, потому что ваш Дистрикт был одним из самых буйных, – я пожимаю плечами.

– Надеюсь, что у нас с тобой еще будет возможность искупаться в море. Я знаю рыбные места и классный обрыв, с которого здорово прыгать в воду.

– Звучит заманчиво. Мне нравится.

– Рад слышать. Энни не оценила, – с грустью добавляет он.

– О-о, она просто не представляет, как это круто. Ну, на словах – точно.

– Это действительно здорово.

– Ну, тогда я покажу тебе лесное озеро, которое нашел мой отец.

– Звучит заманчиво, – повторяет он мою фразу. Мы смеемся.

Я встаю с его колен, чтобы дать Финнику возможность снять футболку для того, чтобы я могла обработать его лопатку. Когда он стаскивает майку, я вижу, что он все такой же мускулистый и сильный, а мышцы его пресса все так же ярко выражены. Равнодушно оглядываю его, желая убедиться, что никаких крупных ран у его нет. Вижу лишь пару синяков, несколько мелких ссадин. Ничего серьезного.

Усмехаюсь при мысли о том, что миллионы фанаток по всей стране сейчас пускают слюни, рассматривая его полуголого. Хорошо, что я не принадлежу к их числу. Финник для меня только друг. Хороший, верный, один из самых лучших, но друг.

Он поворачивается ко мне спиной, и я невольно ахаю. Длинный, достаточно глубокий порез на левой лопатке с рваными краями и запекшейся кровью, а в некоторых местах кровотечение так и не остановилось. Теперь я понимаю, почему его майка была покрыта твердой коркой на спине, которую я почувствовала, когда я его обнимала. Я бросаю его футболку в реку, и она окрашивает воду в бледно-розовый.

– Ты свою спину видел, а? – дрожащим голосом спрашиваю я.

– Нет, мне не видно. Что, все так плохо? – как-то слишком спокойно спрашивает он.

– Очень. Ладно, сейчас обработаем, – стараюсь радоваться тому, что рана пока не загноилась. Значит, при правильном лечении можно будет избежать заражения крови.

Финнику приходится опустится на корточки, чтобы мне было удобнее промывать рану. Я мочу бинты, старательно отираю кровь, слышу, как он тихо постанывает, а на его глаза начинают поблескивать.

– Прости, Финник. Я понимаю, что тебе больно, но это действительно нужно сделать.

– Я все понимаю, Китнисс. Делай, что следует, я потерплю.

Когда я наконец вытираю всю кровь, глаза у него красные и слегка припухшие. Когда я выливаю на бинты перекись и прижимаю его к ране, он вскрикивает.

Прости, дорогой, но мне и правда необходимо обеззаразить это.

Медленно промакиваю рану под жалобные звуки. Будто побитое животное стонет. Мочу руки в холодной воде и медленно провожу пальцами вдоль его позвоночника. Спина Финника покрывается мурашками. Я чуть улыбаюсь, тихонько напевая себе под нос какую-то незамысловатую песенку, скорее для меня, чем для него, заматываю рану чистыми бинтами. Парень натягивает футболку, взятую мною у Рога Изобилия, пока я старательно отмываю кровь с уже отмокшей майки. Вода становится малиновой. Прикусываю губу, потому что все это слишком напоминает мне о Казематах и пытках.

– Почему ты никогда не делаешь этого? – неожиданно спрашивает Финник, садясь на камень рядом со мной и опуская ноги в воду.

– Чего не делаю? Ты о чем? – не понимаю я.

– Не поешь. Почему ты не поешь, Китнисс? – уточняет он и с любопытством на меня смотрит. – У тебя очень красивый голос. И ты меняешься, когда поешь.

– Меняюсь?

– Да, у тебя светлеет лицо, весь мир будто отступает на второй план, – мне знакомо то, о чем он говорит. Мой отец менялся, когда пел. – Это твое. Почему ты не поешь?

– Наверное, это слишком напоминает мне о папе. Я редко пела с тех пор, как он умер, – я передергиваю плечами.

Финник молчит. Он подбрасывает в воздух камешек, когда я заканчиваю стирку и распластываю футболку на камне. Парень достает из сумки бутыль воды, кусочки вяленой говядины, несколько рыбин и мясо какой-то птицы, когда я предлагаю перекусить. Мы едим молча, потом собираемся, прикидываем, куда мы можем пойти. Решаем держать путь к горе, от которой ушли -попытаемся на нее забраться. Когда я набрасываю рюкзак на плечи, он вдруг обгоняет меня и негромко говорит:

– Ты очень красивая, когда поешь. Надеюсь, что я еще услышу твой голос, – и уходит впереди меня, не давая мне времени ответить.

========== Глава 20. ==========

– Мне кажется, что нам стоит искать места для ночлега, Китнисс. Сегодня мы уж точно никуда не заберемся. Нет, серьезно, давай завтра утром. Сейчас я устал. И голоден. Господи, да куда ты так несешься, а? – недовольно бурчит он за моей спиной. Я резко останавливаюсь, и он налетает на меня, падая сверху.

– Слезай, – верещу я, придавленная его телом. – Господи, ты же весишь пятьде… Какой там! Шестедеся… Нет, все семде… Слушай, Одейр, какой ужас! С сегодняшнего дня ты на диете!

– Не такой уж я и тяжелый, – ворчит он, помогая мне подняться.

Я потираю ушибленный бок, хватаюсь за протянутую руку, и он с легкостью ставит меня на землю.

– Пожалуй, ты прав. Хорошо. Только для начала я предлагаю разделиться и поохотится. Прости, но ты топаешь, как слон.

– Но до Пита мне далеко, – парирует он, и мы опять заливаемся смехом.

– Что есть, то есть.

– Ладно, мне твое предложение не слишком нравится, но придется.

Перед расставанием мы делим продукты пополам, я отдаю ему коробок спичек, он мне – футболку, которая мне чуть велика. С остальными его вещами мы решаем разобраться потом, когда снова встретимся. Учу Финника четырем ноткам Руты, чтобы периодически перекликаться, дабы убедиться, что у нас все хорошо. Уже собираюсь уходить, как Финник резко обнимает меня. Чуть помедлив, я тоже обхватываю его руками.

– Обещай, что будешь осторожна. Я не могу потерять тебя, Китнисс. Ты и Энни – все, что у меня осталось, – шепчет он, крепко прижимая меня к себе.

А ведь раньше у него была большая семья… Старший брат, отец, дед – все были рыбаками, как и сам Финник. А ведь еще были мать, младшая сестра, тетя… Он никогда не чувствовал себя одиноким, но сначала умер дед, позже брат пропал в море, кажется, его вместе с лодкой унесло в открытое море во время шторма. Отец умер от старости, мать не смогла пережить смерть мужа, старшего сына и отца. Тетя оставила его, когда он был трибутом на своих первых Играх, а сестра погибла при бомбежке, о чем Финнику любезно сообщил Сноу. Никогда не смогу забыть его смертельно бледное лицо. В какой-то миг мне даже показалось, что он не дышит, что он умер в тот самый момент, когда сердце его сестры остановилось.

– Все будет хорошо, правда. Мы ведь еще не проиграли, значит, не имеет смысла сдаваться, – шутливо улыбаюсь я, хотя хочется плакать. – Со мной ничего не случится. И я буду предельно осторожна. Правда.

Я похлопываю его по плечу, а он, наконец, отпускает меня.

– Все будет хорошо, – повторяет он, странно смотря куда-то сквозь меня, и уходит.

Я несколько минут стою, глядя ему вслед, а затем разворачиваюсь и иду в противоположную сторону. Лес, в котором рядом со мной нет Финника, наполняется звуками. Я слышу пение птиц, негромкий треск веток под моими ногами. Мне хочется верить в то, что я сейчас дома, в своем лесу. Мне нравится думать о том, что меня ждет сестра, мэру можно продать парочку белок, пекарь все так же откладывает для меня буханки хлеба, а мне надо пробраться в его дом незаметно, иначе его жена меня прибьет. Теперь я даже не уверена в том, что эти люди живы…

Снимаю с плеча лук и заряжаю его. На несколько секунд замираю, присматриваясь и прислушиваясь. Замечаю в кустах белые уши, отвожу плечо назад, запуская стрелу, не уверенная в том, что я попаду. Из кустов никто все же не выбегает. Подхожу ближе, на чистом автомате насвистывая мелодию для Финника, приседаю на корточки, готовясь достать кролика и… Замираю, по-прежнему раздвинув ветки руками. На меня смотрят мертвые глаза какого-то непонятного существа, немного смахивающего на скунса. Беру его в руки, отмечая, что у него мягкий и теплый мех. Может быть, Финник знает, что это за мясо?