Текст книги "Dum spiro, spero (СИ)"
Автор книги: Green-Tea
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
========== Глава 1. ==========
Тик-тик… Тик-тик…
Этот звук меня раздражает. Мне хочется вскочить и разломать этот гадкий аппарат, мешающий мне находиться в полной тишине. Одна польза от них – они показывают, как скоро закончится этот день. Еще один день моих мучений. Очередной день неведения, день, когда она так далека от меня. Очередной день, когда я не знаю, где она, что с ней.
– Пит, ты бы отдохнул. У тебя завтра сложный день, – заботливо шепчет мне на ухо отец. – Ты помнишь, что завтра едешь в Двенадцатый?
Я замираю словно от удара. Напоминание о моем Дистрикте для меня болезненно, ведь от него ничего не осталось.
После того, как Китнисс взорвала силовое поле, Дистрикт начали бомбить. Не сразу, примерно через час. Спастись удалось лишь четверти жителей. Большинство – благодаря Гейлу. У него сработало чутье.
Как только отключили электроэнергию, он послал братьев собирать соседей по Шлаку, а сам побежал за семьей Китнисс. Моя семья, Делли с братом и Мадж спаслись исключительно из-за того, что в тот день они ужинали у миссис Эвердин. Иначе, их постигла бы та же участь, что и остальные три четверти жителей Дистрикта.
Гейл отвел всех в лес, к озеру, которое ему показала Китнисс. Миссис Эвердин и Прим развернули пункт первой помощи, лечили всех лесными травами. А на плечи Гейла легла самая сложная задача – пропитание. У него было несколько луков, парочка ножей и восемьсот голодных ртов. Все, кто мог ему помогать – помогали. В таких ужасных условиях они продержались несколько дней, а потом за ними прилетел планолет из Тринадцатого. Всем беженцам было предоставлено жилье, одежда и еда. Правда, жилье однотипное, с белыми стенами, одежду приходилось донашивать, а еда достаточно безвкусная. Но это было мелочью, ведь жители Двенадцатого привыкли и к более суровым лишениям. Дети стали ходить в школу, каждому, кто достиг 14 лет, дали низший военный чин и разрешили участвовать в военных действиях. Все, кто не хотел этого, получили работу.
Так, вся моя семья стала работать на кухне, Делли теперь помогает штопать одежду, а Прим и миссис Эвердин помогают в медпункте. Мадж и Гейл решили перейти к решительным действиям и активно тренируются. По идее, я тоже должен был начать готовиться, но из-за физических и моральных травм я не мог приступить к тренировкам. Собственно говоря, я и сейчас к ним приступить не могу. На моей руке висит ставший за всё это время привычным браслетик с названием моей болезни. Правда, оно длинное и запутанное, и я и прочитать-то его как следует не могу, не то, что запомнить.
Из Капитолия в тот день вывезли Эффи, команду подготовки Китнисс и Порцию. Что стало с Цинной и с моей командой никто не знает.
Когда я лежал в больничном отсеке, каждый, кто приходил ко мне, старался подбодрить, обязательно говорил, что все будет хорошо, что у нас с Китнисс все обязательно наладится. Правда, о последней фразе все жалели, потому что мое лицо неизменно бледнело при этих словах, а сам я смотрел на этого человека с убийственным спокойствием. Джоанна как-то пошутила, что моим взглядом в этот момент можно убивать. Шутка вышла несмешной.
– Пит, ты меня слышишь? – отец с беспокойством заглядывает в мои глаза и трогает за плечо.
– Да, пап. Я просто задумался.
– Шон, Пит, Джем, Майк, через двадцать минут отбой! Если вы хотите еще что-то успеть, то вам лучше поторопиться! – громко заявляет мать, выходя из душевой. – Пит, теперь твоя очередь.
– Да, мам. Иду, – негромко отзываюсь я и поднимаюсь на ноги. Быстрыми шагами пересекаю комнату, беру себе чистые вещи из комода и захожу в душевую.
Сбрасываю одежду и становлюсь под потоки теплой воды. Ерошу мокрые волосы и чуть надавливаю пальцами на виски. Как же я устал, как запутался, как мне хочется, чтобы все это наконец-то закончилось!
Выключаю воду, обтираюсь полотенцем и надеваю одежду. В дверь слышится стук.
–Все, мам, я выхожу!
Я бросаю грязную одежду в корзину и толкаю дверь.
На своей кровати я вижу Джоанну. Она лежит, широко раскинув ноги и руки.
– Привет! – она улыбается.
– Что тебе нужно? Или ты так, по-соседски пришла соли попросить?
– Нет, я совсем по другому поводу. Меня попросили позвать тебя в Штаб.
– В десять? Они с ума сошли?
– Я тоже так думаю. Но я не самоубийца, чтобы заявлять об этом. И еще, держи! – она поднимается и бросает мне что-то. – В коридорах сейчас вырубят свет, так что пойдем с фонариками.
– Они точно психи, – задумчиво протягиваю я, ловко подхватывая фонарик. И чувствую на себе взгляд матери.
– Все, все, мамочка, уже ушли! – шутливо улыбаюсь я и чувствую, как каждый в этой комнате облегченно выдохнул.
Мы выходим в коридор, и почти сразу гаснет свет. Я нажимаю на кнопку и оборачиваюсь к Джоанне.
– Надеюсь, что ты знаешь, где находится Штаб, потому что лично я понятия не имею.
Она улыбается одними уголками рта и идет вперед.
– Знаешь, Пит, ты сегодня какой-то другой, – напрямик заявляет Джоанна, когда мы, минуя очередной коридор, подходим к двери.
– Дай угадаю, сегодня я не хожу с видом ожившего покойника! – парирую я и открываю дверь.
Все, кто сидит за столом, тут же оборачиваются. Я с невинным видом интересуюсь:
– Вы соскучились? Или забыли, как я выгляжу?
– Я бы с радостью тебя забыл, да вот не могу. А жаль, – парирует Гейл с едкой улыбкой.
– Я бы тоже с радостью не знакомился бы с тобой, Хоторн, – в тон ему отвечаю я.
–Взаимно, Мелларк.
– Так, мальчишеские разборки оставим до лучших времен. Сейчас у нас есть более важные вопросы для обсуждения. Мы должны… – президент Тринадцатого Альма Койн не успевает закончить свою фразу. Из большого плазменного телевизора, висящего на стене, раздается писк. Плутарх переглядывается с Бити, сидящим рядом со мной, и нажимает на какую-то кнопку на пульте управления.
Экран телевизора загорается. На черном фоне, под звуки гимна, сверкает знак Панема. Через несколько секунд на экране возникает Цезарь Фликерман. Кажется, его совсем не коснулись те события, что происходят в стране. На нем все тот же костюм, сверкающий разноцветными лампочками. Его волосы снова цвета морской волны. Его лицо все так же озарено улыбкой. Цезарь приветствует зрителей, а затем сообщает, что в сегодняшней программе к нему придет гость. А точнее, гостья.
Камера отъезжает назад, показывая нам гостью сегодняшней программы. Молодая девушка с волосами цвета шоколада заставляет меня замереть. Я инстинктивно наклоняюсь вперед, стараясь уловить каждый жест, воспроизвести в памяти каждую черточку ее лица.
Китнисс Эвердин сидит в кресле цвета сливок рядом с ведущим. Она приветственно улыбается и машет рукой. Совсем не похоже, что эта девушка проводит в казематах Капитолия большую часть суток вот уже целый месяц. Вид у нее если не цветущий, то вполне даже приличный. Кожа идеально ровная, нет старых шрамов и синяков. Она выглядит как-то непривычно, неестественно что-ли.
– Полная регенерация. Ей сделали полную регенерацию, – тихо шепчет Порция, сидящая напротив меня, что сразу подтверждает мои догадки.
На Китнисс темно-синее бархатное платье, расшитое алмазами. Оно было на ней во Втором, во время тура победителей, вспоминаю я. На нагие плечи волнами спадают гладкие волосы. На лице достаточно много косметики, но даже она не может скрыть синяки под глазами от бессонных ночей. В остальном, у Китнисс вполне обычный вид. Ничего общего с той израненной, замученной девушкой, что является мне в кошмарах. Да, именно такими они у меня стали. Старые, с Катоном, Миртой и Диадемой, канули в небытие. Теперь каждую ночь я видел ее. Мою Китнисс. В ужасных, темных, пыточных камерах Капитолия.
– Странно, – вслух замечает Гейл. – Я думал, что будет хуже.
– На самом деле, так оно и есть. Наши разведчики сообщают, что одно из интервью с Цезарем снимали во дворце президента несколько недель назад. То, что оцеплены были несколько кварталов вокруг его жилища, наводит на мысль, что там был кто-то очень важный, нужный, кто-то, кого могут попытаться перехватить, – говорит Плутарх. – Скорее всего, тогда там была Китнисс.
– Ну хоть что-нибудь о ней известно? – с надеждой спрашивает Порция.
– Нет. Дворец хорошо охраняется, добраться туда пока нет никакой возможности. Мы ничего не знаем ни о Китнисс, ни о Финнике. Кроме того, что они живы, разумеется.
– Откуда такая уверенность? – ледяным голосом осведомляется Джоанна.
– Будь они убиты, об этом узнал бы весь Панем. Я уверен в этом, – хорошо поставленным голосом сообщает Боггс, один из подчиненных Койн.
– Может быть, мы все же посмотрим, а потом уже будем обсуждать возможные концы этой истории? – гневно интересуется Гейл, прерывая наш разговор.
Как это ни странно, он прав. Я вновь перевожу взгляд на экран. Китнисс и Цезарь уже обменялись приветствиями. И сейчас начнётся самое интересное…
========== Глава 2. ==========
– Добрый вечер, Китнисс!
– Здравствуй, Цезарь. Готова поспорить на что угодно, ты не ожидал меня здесь увидеть.
– Ну почему же? Я всегда в тебя верил. Как и верил в то, что ты приложишь все усилия, чтобы сейчас здесь сидел совсем другой человек, – напрямик заявляет Цезарь, смотря Китнисс прямо в глаза. В его собственных, темно-синих, скрывается сочувствие. Видимо, он знает, что происходит на самом деле, он явно не рад, что вынужден задавать провокационные вопросы.
– Да, но только вот у кое-кого были совсем другие планы, – отзывается Китнисс, отвечая не слишком ясно. То ли она имеет ввиду меня, то ли Хеймитча и остальных трибутов, а может, намекает на президента Сноу. Сейчас никто, кроме самой Китнисс, не знает истинного смысла этой фразы.
Они обмениваются еще парой банальных вопросов. Во время них мы точно ничего не узнаем, поэтому можем отвлечься на обсуждение.
– В этом вся Китнисс. Она отвечает на прямо поставленный вопрос. Без подробностей. Уникальный случай, – задумчиво протягивает Джоанна.
– В данном случае нам это не очень полезно. Сейчас один из тех немногих моментов, когда мы можем выхватить информацию прямо у Сноу из-под носа, – резко отвечает Койн.
– Думаю, она поступает так не только из-за неумения говорить, ведь в нужной ситуации она вам такой монолог отчеканит, что любой обзавидуется. А сейчас ей что-то мешает, – медленно тянет Порция, чуть сощуривая глаза.
Я перевожу взгляд на экран, пропуская мимо ушей очередные банальные вопросы. Ведь действительно, что-то не так. Китнисс всегда чувствует себя не в своей тарелке, находясь перед камерами, но за год она научилась сносно играть на публику. Сейчас же она скована даже больше, чем обычно. И она иногда бросает взгляд на камеру. На камеру…
– Я думаю, что рядом с камерой кто-то стоит. Она постоянно туда смотрит, пытаясь понять, говорит ли она правильно. Судя по всему, пока всё сказанное не выходит за рамки дозволенного, – рассуждаю я вслух.
– Да, пожалуй, ты прав, – соглашается Бити.
– Вы смотрите или нет? – резко обрывает нас Джоанна.
Ее фраза заставляет всех перевести взгляд на экран. Китнисс рассуждает о чем-то, но я никак не могу понять темы. Цезарь внимательно ее слушает, изредка что-то вставляя. Интервью пока протекает непринужденно, что не может не радовать меня и не огорчать Койн, ведь Китнисс никакой провокационной информации пока не предоставляет.
Чуть встряхиваю головой, стараясь отогнать ненужные мысли. Не до них.
– Китнисс, не могла бы ты рассказать о событиях последней ночи на арене? Мне кажется, что это могло бы многое нам пояснить, – медленно и четко произносит Цезарь.
Китнисс передергивает плечами и на мгновение прикрывает глаза, собираясь с мыслями.
– Это сложно, очень сложно, Цезарь. Но я все же попробую. Итак, представь, что ты находишься на огромной площадке, окруженной барьером. Ты трибут. Точнее победитель, знающий цену, которую заплатишь за победу. Ты уже знаешь, что арена – это часы. Каждое деление на циферблате сулит новое испытание. За последние двое суток умерли 16 трибутов. Некоторые были твоими союзниками, друзьями, они спасли тебе жизнь, и не раз. И ты точно знаешь, что победить на этот раз сможет только один. И это точно не ты. И не важно в этот момент, что происходит там, дома. Нет разницы, кто и что сейчас испытывает. Арена не позволяет отвлечься ни на минуту. Она жестока. Она требует платы, которая слишком высока. Плата, которая поможет избавиться от всего. Плата, которую придется заплатить всем, и не важно, каков будет исход этой истории.
Китнисс говорит тихо, отчетливо, смотря прямо на камеру. Кажется, что в этот момент для нее нет важнее ничего на свете, кроме ее чувств. И ей, наверное, плевать, что за каждое слово ей придется заплатить.
– А плата – это жизнь? – уточняет Цезарь.
– Не совсем. Таков будет исход для 23 человек, но все они перед этим заплатят другую цену. Они станут убийцами, ведь рано или поздно убивать приходится всем. Каждый цепляется за свою жизнь, как может. Все мы, победители, совершили преступления, ужаснее которых, наверное, не может быть. Мы убивали ради победы. Это ужасно, и если честно, страшно мешает жить дальше. Это висит грузом на шее. Душит, напоминает о себе каждый день. Так что, в каком то смысле, мы все проиграли тот страшный бой.
–Проиграли… – тихо повторят Цезарь.
В студии, где сидит Китнисс, в нашей комнате, и кажется, что даже во всем Панеме царит звенящая тишина. Никто никогда не говорил, каково это – быть трибутом-победителем.
– И мне тогда показалось, что спасение дорогого для тебя человека хоть как-то поможет искупить мою вину. Ведь смерть порой приносит страшное облегчение. Не только для тебя, но и для других. И ты живешь этой мыслью. Цепляешься за нее, как за соломинку, за последнюю надежду. Моим желанием было спасти Пита. И на мое удивление, такое желание было не у меня одной. Все было так странно, так запутанно. Я не знала о повстанцах, не понимала сути этой игры. Для меня было ясно только одно – спасая Пита, они удерживают меня от расторжения союза. Да и он сам был против этого. Я до сих пор жалею, что не уговорила его тогда уйти. А еще больше о том, что тогда позволила «союзникам» нас разлучить, и ушла с Джоанной. Но я порой прокручиваю в голове те события и понимаю, что у меня не было ни единой возможности остаться, не расторгнув союза. А потом, когда Джоанна ударила меня катушкой с проводом… Дальше события я помню смутно… Помню, что вернулась к Дереву молний, звала Пита и взорвала арену… Я сама до сих пор понять не могу, зачем сделала это. Никаких намерений у меня не было. По крайней мере, я их не помню.
Китнисс замолкает, опускает взгляд в пол и начинает выстукивать какой-то непонятный ритм кончиками ногтей. Цезарь молча рассматривает Китнисс с ног до головы, будто раздумывая над чем-то.
– Китнисс, как ты думаешь, знал ли в тот момент Пит о повстанцах? – с какой-то нерешимостью спрашивает ведущий.
Китнисс медленно поднимает голову, в свою очередь внимательно рассматривая Цезаря, будто прикидывая, как получше его можно убить.
– Нет, Цезарь, – холодно отвечает она.
– Ты уверена?
– Абсолютно. Я бы знала.
– А как насчет вашего ментора, Хеймитча?
Китнисс, продолжая отстукивать четкий ритм и рассматривая Цезаря, едко улыбается.
–Я понятия не имею, знал ли о чем-либо Хеймитч. И знать не желаю.
–Как ты думаешь, он знал что-либо о заговоре?
–Я понятия не имею, знал ли о чем-либо Хеймитч, – повторяет Китнисс. – Он, знаешь ли, не имеет привычки ставить меня в известность о своих планах. И я ничего об этом не думаю, – предупреждая очередной вопрос, отвечает она.
Какое-то время они молчат. Китнисс чуть прикрывает глаза, переводя дыхание, и интересуется:
– Что мы еще должны обсудить?
– В чём дело? – вопросом на вопрос отвечает Цезарь.
– В последнее время я очень быстро устаю, знаешь ли, – равнодушно отвечает она, смотря куда-то в сторону.
– Слышал, у тебя были небольшие проблемы со здоровьем, – негромко замечает Цезарь, бросая короткий взгляд на оператора, стоящего возле камеры.
– Ну, выкидыш нельзя назвать небольшой проблемой со здоровьем, – отвечает Китнисс с некоторым трагизмом в горле, показывая тем самым Капитолийским зрителям то, что ей действительно пришлось пережить ужасное событие в жизни каждой девушки.
– Что произошло? – тут же интересуется Цезарь, добавляя в голос трагизма.
– Электрический шок на арене. Давай мы не будем продолжать эту тему? – с некоторой надеждой в голосе спрашивает Китнисс.
– Да, конечно, я понимаю, что тебе тяжело говорить об этом.
Цезарь поворачивается к камере и говорит, что на этом специальный выпуск окончен.
Несколько минут мы молчим, а затем Хеймитча, сидящего недалеко от меня, начинает пробирать смех. Громко хохоча, он что-то пытается нам объяснить, но никто его не понимает.
– Боже, я не узнаю свое солнышко! Как научилась врать, как изворачиваться, выпутываться из вопросов, о которых не хочет говорить! А когда говорила про выкидыш! Если бы я не знал этой истории, то поверил бы, что все так и произошло. Пит, а ты точно уверен, что между вами ничего не было? – с издевкой в голосе спрашивает он.
– Я бы знал, поверь мне, Хеймитч, – парирую я, даже не улыбаясь.
– Если честно, то я не вижу в этом интервью особо ценной информации. Разве что теперь мы точно знаем, что наша Сойка жива и относительно здорова. И еще то, что ее заставляют играть по чужим правилам и контролируют каждое слово и каждый шаг. Но тем не менее в нем нет ничего вредительного. И на том спасибо, – замечает Боггс.
– Бити, у тебя осталась запись этого интервью? – неожиданно для всех спрашивает Гейл.
– Да, конечно. А зачем тебе?
– Включи с того момента, когда Китнисс начинает стучать. И дайте мне кто-нибудь ручку и листок бумаги.
– Зачем тебе это? – недовольно спрашивает Боггс, отдавая Гейлу почти чистый лист бумаги и ручки.
– Надо кое-что проверить. Если это то, о чем я думаю, то скажу. Если нет, то неважно.
Включают запись и Гейл начинает что-то писать. Затем просит включить еще один, два, три раза. Что-то подправляя, что-то дописывая через 20 минут он, внимательно всматриваясь в листок, просит остановить видео.
– И что ты узнал? – интересуется Порция.
– То, что и хотел. Китнисс стучала не просто так. И она только что передала нам какую-то информацию через это постукивание.
– Как она могла это сделать? – не понимает Боггс.
– Очень и очень просто. Китнисс только что простучала определенный ритм. Это шифр.
========== Глава 3. ==========
– Шифр? – переспрашивает Порция, удивленно вскидывая брови.
– Ага, – кивает Гейл.
– С чего ты это взял? – недоверчиво интересуюсь я.
– Сейчас я объясню, Мелларк. В прошлом году Китнисс нашла в одном из домиков у озера книгу с различными видами шифровки. Не знаю, почему, но ее все это очень заинтересовало. Она несколько дней провела в том доме, изучая книгу. Я помню совсем немного из того, что она мне показывала. Один из шифров был с принципом длинных и коротких пауз. Китнисс выучила его и еще один. Она старалась заинтересовать и меня, но мне тогда как-то все равно было, так что я смог разобрать здесь только буквы “н” и “е”. Больше я ничего помню. Но раз ты, Мелларк, завтра едешь в Двенадцатый, то сможешь забрать ту книжку. Мне кажется, что Китнисс все же приносила ее домой. Наверное, у нее в комнате она и лежит.
Я киваю, хотя совершенно не представляю, как я буду не то что искать что-либо у нее в комнате, если я в дом с трудом смогу зайти.
– Ладно, а теперь все отправляются спать. Завтра рано вставать, – решительно заявляет Койн.
Я бреду по коридору, освещая себе путь фонариком. Свой отсек я нахожу без труда. Стараясь не шуметь, я приоткрываю дверь и на цыпочках захожу. А вот найти свою кровать оказалось не так уж просто. Стягиваю одежду и забираюсь под одеяло.
– Пит! – тихо шепчет мне на ухо мой младший брат Джем.
– Джем, иди спать, – тут же прерываю его я. Я привык не ставить в известность о своих проблемах семью.
– Пит, мы видели интервью с Китнисс, – так же тихо шепчет брат.
Я резко поворачиваю голову и внимательно смотрю Джему в глаза.
– Да, Пит, мы видели, – залезает к нам другой мой брат, на этот раз старший – Майк.
– Я тоже видел, – киваю я.
– И что ты об этом думаешь? – спрашивает Джем.
– Ребят, какая разница, что я об этом думаю? – резко прерываю их я. Они шикают на меня и с опаской поглядывают на кровать родителей. Мать только что-то недовольно бормочет во сне, отец же вовсе не реагирует.
– Идите спать. Не забивайте себе голову, – отмахиваясь от них я.
– Пит, ты наш брат. И, кстати, ты уже достал ворочаться на кровати. Она у тебя скрипит, я заснуть не могу, – еще тише шепчет Майк.
– Давай поменяемся. Мне все равно где спать, – тут же предлагаю я.
– О боже, Пит, ты так ничего не изменишь.
– Я и так ничего не изменю. Как бы я не хотел, я не смогу ничего поменять, – спокойно отвечаю я и поворачиваю голову в сторону двери. – Ребят, давайте спать. Мне вставать завтра рано.
– Да брось, работать допоздна и рано вставать по утрам – разве не этим мы занимались всю жизнь? – смеется Майк и пихает меня в плечо.
– Да уж, именно этим и заставляла нас заниматься она, – я тоже позволяю себе улыбнуться, указывая на кровать матери и отца.
– Пит, нам можно доверить все, что тебя тревожит. Мы не скажем родителям, – заверяет Джем, заглядывая мне в глаза.
– Джем, пойми, это вас не касается, я не хочу, чтобы это еще и вас с Майком тревожило.
– Пит, позволь нам самим решать, чем забивать голову, а чем нет. Давай, колись, – Майк похлопывает меня по плечу.
– Да что рассказывать-то? – мне до последнего хочется отвязаться от этого разговора.
– Пиит, я ведь тебя знаю. Мы от тебя так просто не отстанем. Чем быстрее ты нам все расскажешь, тем быстрее ты ляжешь спать. Я, правда, не уверен, что ты заснешь, но все же.
– Хорошо, – сдаюсь я. – О чем я должен рассказать вам?
– Итак, Пит, зачем им такие интервью? Зачем им вообще нужна Китнисс? – с любопытством спрашивает Джем.
– Сноу считает, что показывая Китнисс на капитолийских каналах будет обозначать то, что она на стороне Капитолия. Хотя, агитролики утверждают об обратном. Так что чувствую, что ни Китнисс, ни Финнику сейчас не легко, – с какой-то тоской в голосе отвечаю я.
– Финник? – удивленно поднимает брови Майк.
– Да. Китнисс-то ничего не знала о восстании. А вот Финник был замешан в их заговоре по вытаскиванию нас с ней с арены. Поэтому ему даже хуже, чем ей.
– А что по этому поводу думает Койн? – тут же интересуется Майк.
– Койн не довольна тем, что Китнисс никак не указывает на свою принадлежность к восстанию. Хотя, Хоторн утверждает, что Китнисс передала нам какой-то шифр. Он рассказал, что она нашла книгу с различными шифровками в одном из домов у озера, возле которых вы находились, когда ушли из Двенадцатого.
– Да, я как-то встретил ее в городе с такой книжкой в прошлом году. Она меня, кажется, не узнала тогда, – припоминает Майк.
– Правда? – я удивленно поднимаю брови.
– Ага. Мне кажется, что она просто знает, что у тебя два брата, но ни как нас зовут, ни как мы выглядим, она понятия не имеет, – тихо смеется старший брат.
– Вполне может быть, – мне тоже становится смешно.
– Пит, а что ты сам думаешь об этом? – неожиданно спрашивает Джем.
– О чем именно? – удивленно переспрашиваю я.
– О шифре. Китнисс могла бы так поступить? – еще тише поясняет младший брат.
– Не знаю. Китнисс непредсказуема. Никогда не знаешь, что у нее на уме. Так что это вполне в ее духе.
– Мальчики, вы спать сегодня будете? – голос отца заставляет нас подпрыгнуть.
– Пап, а мама спит? – дрожащим голосом интересуюсь я.
– Мама-то спит, но если она проснется, то вам не поздоровиться, – под стать нам – так же тихо отвечает отец. – И кстати, что вы обсуждаете?
– Пап, ну хоть ты скажи им, чтобы они перестали меня расспрашивать. Я спать хочу! – почти умоляюще прошу я.
– Неет, пап, пусть Пит нам все объяснит! – хором заявляют братья.
– Так, Пит, ты тут крайний, судя по всему, так что объясняй, что тут происходит! – требовательно заявляет отец.
– Они меня пытают! – жалобным голосом, которым я в детстве жаловался на Майка, объясняю я.
– Не правда! Мы спрашиваем у него про интервью с Китнисс, которое мы смотрели перед сном, помнишь? – оправдывается Джем.
– И что же вы хотите узнать от него? – спрашивает отец, тоже присаживаясь на край моей кровати.
– Все! – тихо признается младший брат.
– Отлично. Вот и узнаете завтра. А теперь живо спать! Чтобы через 20 минут все видели третий сон! – решительно вставляет отец и подталкивает мальчиков к кроватям.
– Да, папа! Через 10 минут и пойдем спать, правда, Джем? – подмигивает младшему брату Майк.
– 10 минут, Пит и Майк. Джем идет спать! – ставит точку в разговор папа и поднимает на ноги своего младшего сына.
– Папа, так не честно! – возмущается Джем.
– Майк совершеннолетний, я не могу его заставлять делать что-либо, – спокойно отвечает папа.
– Но Пит – нет! – все еще протестует брат.
– Он почти совершеннолетний. И, тем более, почти женатый, – лукаво подмигивает отец, заставляя меня улыбнуться. – А когда-то давно именно женатый человек считался совершеннолетним.
– В том то и дело, что почти! – Джем решил до последнего упираться.
– Не переживай, я уверен, что в скором времени у меня появится невестка. Кем она будет для тебя, я, прости, уже не помню! – отец похлопывает меня по плечу и подталкивает младшего сына к кровати.
– Все же как удачно я родился – раньше всех! Осталось только жениться для полного счастья, – коварно улыбается брат.
– Ну так женись. За тобой бегает половина местных девчонок. И наших тоже.
– Нет, не половина, одна треть. А остальные две трети бегают за Хоторном, – ухмыляется он. – Ну а если серьезно, то они, скорее всего, рассчитывают просто удачно выйти замуж за пекаря. Я-то ведь точно не пойду в шахты или куда-нибудь еще. Но и точно не вернусь в наш Дистрикт. При любом исходе.
–Почему? – удивляюсь я.
– Что мне там делать? Ты-то можешь заниматься всем тем, что твоей душе угодно. Хоть печь, торты разукрашивать, рисовать на заказ. Ты богат, можешь позволить себе все что угодно. А что я?
– Ты не прав, Майк, – стараюсь хоть как-то подбодрить его я.
–Пит, в конце концов, ты влюблен. Говорят, что влюбленному человеку открыт весь мир, – пожимает плечами Майк.
– Нет, это не совсем так. Весь мир содержится в одном человеке. И интересует только он. Мир бывает открыт только тогда, когда для тебя открыт человек, которого ты любишь, – я печально улыбаюсь и смотрю в сторону. – А вообще, это сложно объяснить. Это можно только почувствовать.
– А ты попробуй, Пит, – Майк поудобнее устраивается на моей кровати. – Папа все равно уже спит. И Джем тоже. За временем никто не следит. Все равно же ты не заснешь, а у меня завтра дежурство после обеда, я высплюсь с утра.
– И что тебя интересует? – любопытствую я, удивляясь, как наш разговор плавно перетек в другое русло.
– Просто расскажи мне, каково это – быть влюбленным? А то влюблюсь и не пойму – что же это со мной?
– Ты это поймешь, обязательно поймешь, – улыбаюсь я.
– Я надеюсь, – Майк улыбается в ответ. – Ну, теперь рассказывай.
– Ну, знаешь, это сложно объяснить. Это… это как… – я прищелкиваю пальцами, ища нужное слово, – я не могу. Это нужно почувствовать. Только вот одно я тебе могу сказать точно – как только ты влюбишься, ты поймешь это. В тот же момент. И если эта настоящая, искренняя любовь, то ты будешь испытывать ее до конца жизни. Все, сказочке конец, ты молодец, что послушал, а теперь марш спать!
Майк смеется и перелезает на свою кровать. Через несколько минут я слышу, как его дыхание выравнивается. Брат спит. Я кладу руку под голову и смотрю в потолок. Майк действительно заставил меня задуматься. Как же это – любить? Я люблю, но я не могу объяснить свои чувства. Ту радость, то счастье, какое-то неизведанное удовольствие, которое мне приносит общество Китнисс. Мне просто хорошо быть рядом с ней, чувствовать ее прикосновение. И тогда, когда я сделал предложение Китнисс, хоть и знал, что она не хочет этого, но мне так хотелось жениться на ней. Мне было стыдно признаваться в этом самому себе, но я был счастлив, прекрасно понимая, что моя возлюбленная боится замужества, как огня. А сейчас я почти уверен, что Китнисс предпочла бы быть замужем, чем быть в Капитолии.
Я чуть надавливаю на виски, старательно прогоняя из головы гадкие мысли. Китнисс и Капитолий не должны появляться в моей голове одновременно. Точнее, желательно, чтобы Китнисс была рядом, а казематы Капитолия просто приснились мне в страшном сне.
Я переворачиваюсь на бок и провожу рукой по волосам. Сейчас мне в голову вдруг пришел тот шифр, который передала Китнисс. Какое-то время меня занимает гадание о том, что же может быть зашифровано в том сообщении. Предупреждение об опасности? Какое-то сообщение о Сноу? Или она просит о помощи? Через какое-то время я решаю бросить это занятие, понимая, что лишний раз терзаю себя без причины.
Чем дольше я размышляю обо всем этом, тем больше путаются мои мысли, медленно превращающиеся в кашу, глаза закрываются. Да, 48 часов без сна дают о себе знать. Единственный плюс в такой усталости моего организма – кошмары мне в такое время обычно не снятся. Вот и сейчас, когда мозг переходит в состояние сна, вместо темных образов я вижу лишь одну пустоту. Остаётся надеется, что в этот раз мне все же удастся выспаться.
========== Глава 4. ==========
Я неотрывно смотрю на темно-серый пепел, медленно опускающийся на мои кроссовки. Стоит ли упоминать, что земля теперь цвета грозовых туч, а в воздухе витает столько гари, что мне становится трудно дышать. Я опускаюсь на корточки и беру в руку то, что осталось от старого домика в Шлаке, куда я провожал каждый день после школы девочку с двумя косичками. Я медленно разжимаю пальцы, внимательно наблюдая, как же вытекает несколькими тонкими струйками пепел, бывший, наверное, кроватью Китнисс. Ориентиром мне служат остатки печи. Хоть я и был в этом доме лишь раз, в прошлом году, когда мы вернулись с арены, но я запомнил все в мельчайших подробностях. Как-никак фотографическая память, для художника полезно, между прочим. Напротив печки стоял раньше стол, а теперь я вижу только остатки лестницы на второй этаж. По краям бетонного фундамента лежат большие горки пепла, служившие стенами. Я начинаю шумно дышать через рот, захватывая еще больше гари. Горло вскоре начинает першить, мысли спутываются, в левом виске начинает покалывать.
Тут же мне приходит в голову способ, подсказанный мне одним молодым врачом: медленно проговариваю в мыслях все, что знаю. От самого простого – в чем я точно уверен, к сложному.
Меня зовут Пит Мелларк. Мне семнадцать лет. Мой отец – пекарь. Моя родина – Дистрикт номер двенадцать. Я влюблен в Китнисс Эвердин. Я участвовал в 74 и 75 Голодных Играх. Меня спасли с арены. Китнисс забрали в Капитолий. Ее пытают, но она жива, и я должен сделать все, чтобы ее вернули назад…
