Текст книги "Перемирие (СИ)"

Автор книги: Гоблин - MeXXanik

Соавторы: Каин Градов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Серебристая рыба вылетела из воды. Солнце скользнуло по влажной чешуе, и моя добыча засверкала чистым, зеркальным серебром. Она извивалась в воздухе, и на миг показалось, будто поймал не существо, а кусочек света.

Брызги попали на рукава, солнце заиграло в каплях. Я намотал леску, снял добычу с крючка. Стоял, держа пойманную живность в руках, и чувствовал, как от кончиков пальцев до самой груди поднимается волна живого, простого восторга. Рыба билась, прохладная и сильная, и я поймал себя на том, что улыбаюсь. По-настоящему, искренне, как не улыбался уже давно. Вода у берега вздрогнула, кольца ряби побежали по гладкой поверхности. Воздух наполнился запахом сырой травы и реки.

Морозов рассмеялся. Тихо, от души, с тем редким смехом, что появляется только у людей, умеющих радоваться чужому успеху.

– Поздравляю, князь, – сказал он. – Ваш первый улов. Вы быстро учитесь, Николай Арсентьевич.

В руке воевода держал котелок с плоским дном. Морозов шагнул к реке, зачерпнул воды, и поставил посуду на землю:

– Кидайте ее сюда. И снова насаживайте приманку.

Я сделал все в точности так, как сказал Морозов. И закинул удочку. Некоторое время, мы сидели молча. А затем я все-таки произнес:

– Здесь хорошо. Так тихо, спокойно. Будет даже обидно, если кто-нибудь позвонит и всё испортить.

Морозов усмехнулся:

– Могут, конечно, попытаться, – не оборачиваясь, ответил он. – Только вряд ли дозвонятся.

Я нахмурился, вынул из кармана куртки телефон. Взглянул на экран и усмехнулся: сеть здесь не брала. Воевода довольно улыбнулся, заметив мою реакцию:

– Иногда, Николай Арсентьевич, лучший способ отдохнуть – это позволить миру пожить без тебя. Один день княжество справится и без вас.

Я убрал телефон и посмотрел на воду и на солнце, что отражалось в её глади. Река текла спокойно, отражая голубое небо и сосны на другом берегу. Ветер колыхал листья, где-то хлопала цапля. Всё вокруг было таким простым, настоящим, будто сам мир на миг решил остановиться. И впервые за долгое время я почувствовал, как из груди уходит тяжесть, накопленная за все эти дни.

– Спасибо, Владимир Васильевич, – сказал я тихо. – Вы были правы.

Морозов едва слышно рассмеялся, глядя на реку:

– Вот и славно, князь. А теперь – давайте побудем в тишине. А то всю рыбу болтовней распугаем.

И мы замолчали. Просто сидели и смотрели на воду. Только река пела свою вечную песню, а ветер подхватывал её, унося туда, где не было ни Совета, ни дел, ни звонков. А где-то над головой крикнула улетающая прочь цапля.

Глава 10
Возвращение домой

Мы просидели на берегу реки почти весь день. Вода перед нами блестела, отражая стремящееся к горизонту тусклое солнце. Мы не спешили собираться, наслаждаясь спокойствием, которое здесь царило. И за все это время, я и Морозов едва ли перекинулись десятком слов. Лишь когда солнце начало клониться к закату, отбрасывая на реку золотистые блики, воевода поднялся, неторопливо потянулся и направился в сторону леса. Вскоре он вернулся с целой охапкой хвороста и развел костер. Огненные языки быстро поднялись в вечернее небо, наполняя воздух лёгким запахом дыма.

Морозов достал из рюкзака котелок, зачерпнул в реке воды и поставил посудину на огонь. Я расслабленно откинулся назад, наблюдая за тем, как на поверхности воды загораются последние солнечные блики. Всё было тихо, настолько, что я слышал, как шумит в котле и как далёкая птица зовёт кого-то в чаще.

Когда вода закипела, Морозов достал из внутреннего кармана старый тканевый кисет. Бережно развязал тесемки, взял щепоть тёмных трав и насыпал их в посудину. Пар сразу сгустился, наполнив воздух ароматом шиповника и чего-то свежего, похожего на мяту.

Воевода помешал настой, потом разлил по кружкам.

– Попробуйте, Николай Арсентьевич, – произнес он, протягивая одну из кружек мне.

– Благодарю.

Я взял кружку, сделал глоток. Вкус отвара был удивительно тёплым раскрывался мягкостью, насыщенным, чуть горьковатым и оставляя медовое послевкусие. И только спустя мгновение я уловил дымный, слегка землистый аромат, будто от трав, выросших на сухих склонах гор, обогреваемых солнцем.

– Ну как вам? – послышался голос воеводы.

– Отлично, – ответил я, наслаждаясь теплотой, которая распространялась по телу, давая лёгкое, почти физическое чувство умиротворения. – Это какой-то особенный сбор?

– И особенное место, – ответил Морозов с лёгкой улыбкой. – Такого сбора вы не попробуете нигде. Это мой семейный рецепт.

– Вы как-то обмолвились, что были женаты, – осторожно уточнил я.

– Было дело, – согласился воевода, и глаза его затуманились. – Кажется, что это было в другой жизни. И если подумать, то так и есть. Я тогда был другим человеком.

– Не думал, что вы любите изменения. Полагаю, что не встречал более консервативного человека.

– Вы мало кого встречали, – усмехнулся Морозов. – Молодость вам не позволяет иметь много опыта. Но это пройдет.

– У вас как раз опыта хватает, – кивнул я.

– И воспоминаний, которые я предпочел бы не иметь, – задумчиво протянул мужчина и всмотрелся в облака, которые бежали в сторону солнца. – Когда-то у меня была семья. Жена, сыновья.

Я прикусил язык, чтобы не спросить собеседника о детях. Он же какое-то время молчал, а потом продолжил глухим голосом:

– Жены своей я не ценил. Так вышло, что наш брак был договорным. Вам ли не знать, как это бывает.

Я знал. И потому лишь кивнул, давая понять, что понимаю, о чем речь. Мои родители тоже не питали друг к другу трепетных чувств.

– Что не помешало супруге сделать нашу жизнь вполне сносной. Она умела поддержать, когда это было нужно. Была добра к домашним, любила детей…

На последнем слове голос Владимира дрогнул. Он запустил в волосы пальцы, словно пытался стряхнуть эти воспоминания. Я замер, боясь испортить время откровений. Где-то неподалеку застрекотал кузнечик, и низко пролетела пара стрижей.

– Никогда не женитесь, если девица вам не по сердцу, – вдруг сказал воевода. – Ничего хорошего из этого не выйдет. Мало того, что вы отберете шанс у вас двоих встретить своего, того самого человека. Так еще и дети… Они должны рождаться и расти в любви. Лучшее, что может сделать отец для своих детей – это любить их мать. Потому как дочери ищут себе мужчин по образу отца, а сыновья повторяют его путь.

– Считаете, что это обязательное условие? – нахмурился я, не желая сравнивать себя со своим отцом.

– Вовсе не обязательное, – покачал головой Морозов. – Но мне стоило выбрать себе другую супругу. А не жениться на той, которую любил мой брат. Он бы смог сделать ее счастливой. И сам бы стал…

– Вы не были с ним близки?

– Между нами все было сложно, – он пожал плечами. – Мне всегда хотелось доказать, что я достоин быть первым. Что я сильнее, могущественнее…

Он замолчал и бросил на меня потемневший взгляд.

– Жену я потерял, так и не поняв, что она была лучшей парой, о которой можно было мечтать. С возрастом я не обрел мудрость. Когда мои дети стали взрослыми, я все еще продолжал жаждать власти и быть главным. Но судьба дала мне шанс начать все заново. И я им воспользовался.

Он сунул между зубами травинку и какое-то время просто молчал.

Я кивнул и, не торопясь, сделал ещё один глоток. Время стало растягиваться, и я позволил себе раствориться в этом моменте. Просто смотрел на огонь, слушая, как трещат ветки в костре и как журчит река. И вдруг поймал себя на мысли, что не хочу никуда уходить.

– Не всем так везет, как мне, – заговорил Морозов, когда я уже не ждал продолжения. – Большинство платит за свои грехи. А мне удалось найти себя, обрести место, где могу быть собой. Тут теперь мой дом и родина, которую я искренне люблю. Разве можно мечтать о чем-то еще?

– Звучит так, словно вам далеко за сотню перевалило, – хмыкнул я. – Мне казалось, что вы не такой уж старый.

– Когда кажется – осеняйте себя охранным знаком, – назидательно посоветовал воевода.

– Раз вы еще не такой уж и древний, то может все же рискнете и попробуйте найти себе пару?

– Да кому я глянусь, княже? Я ведь уже привык жить по-простому: хоромами не обзавелся, злата не накопил, привычки у меня солдатские. Такого завидного жениха любая умная женщина станет обходить по широкой дуге. Только дурная согласится на такую партию. А дурная, уж простите, мне совсем ни к чему. Она ведь мне весь мозг выклюет.

Я улыбнулся, представляя такой яркий образ, и покачал головой.

– Вы себя недооцениваете, Владимир Васильевич. Я наслышан, что в городе вами интересуются дамы.

– Бросьте, – отмахнулся мужчина со смешком. – Какие там могут быть интересующиеся? Разве только кикиморы запечные или мавки колодезные. Но и те и другие мне ни к чему.

– Значит, есть список тех, кто «к чему»? – хитро сощурился я. – Стоит рассмотреть кандидатуры. Говорят, что мужчины в браке живут дольше.

– Так говорят только бабки на лавках, – хохотнул Морозов. – А вы часто видите стариков на тех же самых лавках?

Я покачал головой.

– Вот то-то же.

Где-то неподалеку в воде кто-то плеснулся, а потом до нас донесся тихий смех, который вполне мог оказаться иллюзией. От реки потянуло легкой прохладой. Из леса донеслось уханье совы.

– Вы лучше о себе позаботьтесь, Николай Арсентьевич, – сощурился воевода.

– Рановато мне, – отмахнулся я.

– Что б вы знали, княже: русалки очень любят молодых свободных парней. У них нюх на таких как вы. Как и у ведьм, – он на секунду скривился, – Глазом моргнуть не успеете, как начнут к порогу ходить всякие невесты из старшего народа и из проклятых. Помяните мое слово – будут вас искушать, слово заветное выманивать.

– Какое? – осведомился я.

– Заветное, – повторил воевода и поднял указательный палец вверх. – Заполучит от вас какая-нибудь проныра обещание быть рядом всегда. И потом будете до гробовой доски сохнуть по ней. А меня, между прочим, рядом может не оказаться, чтобы вас спасти.

– А куда вы денетесь? – с показным ужасом спросил я.

– Все бы вам смеяться, – проворчал Морозов, но в глазах его плясали искорки смеха. – Вспомните потом о моих словах, только поздно будет.

Не торопясь, мы допили сбор. Когда костер уже начал затухать, Морозов повернулся ко мне и произнес:

– Пора возвращаться, Николай Арсентьевич.

Я кивнул и поднялся с земли. Подхватил рюкзак, накинул его на плечо и шагнул в сторону привязанных лошадей. Не без труда забрался в седло и направил лошадь следом за воеводой. Уже у леса я обернулся, в последний раз взглянул на реку. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, окрашивая небо в ярко-красные тона. Свет уходящего дня играл на поверхности воды, превращая её в розовое зеркало. Рядом с темными камышами расходились круги, словно там кто-то притаился. Быть может лягушки, которые тотчас, как я о них подумал, принялись квакать. Эта картина была передо мной лишь миг, а затем, лошадь, что следовала за Морозовым, вошла под кроны деревьев, скрыв от меня картину заката над рекой.

* * *

Путь в поместье занял не так много времени, но в сумерках всё казалось иным. Небо темнело, и на нем начали появляться первые звезды, рассыпая по темному небосводу свои огоньки.

Иногда Морозов что-то напевал себе под нос. Низко, протяжно, переходя на шёпот, и звук его голоса будто растворялся в ветре, превращаясь в часть этой дороги.

Мы выехали из леса, и перед нами открылась полоса дороги, освещенная лишь тусклым светом, проникающим сквозь кроны деревьев. Небо уже совсем потемнело, и на горизонте горел узкий, тонкий шов заката. Словно последняя искра уходящего дня. Впереди проступали очертания поместья. Воздух наполнился вечерней прохладой, от травы тянуло влагой.

Мы приблизились к воротам, у которых с горящим фонарем в руке уже дежурил тот самый мужчина, что давал нам утром лошадей.

– Как улов, мастера? – с улыбкой спросил он, едва мы подъехали к нему

– Достойный, – ответил Морозов, спрыгивая с седла и передавая мужчине поводья. – Но не в добыче дело.

Ефимов рассмеялся и, покосившись на нас, предложил:

– Может, останетесь на ужин? У меня как раз уха поспела. По старому, Северскому рецепту. С дымком, как положено.

Он взглянул на меня, но я вежливо покачал головой:

– Благодарю, мастер Ефимов, но не сегодня.

Он понимающе кивнул, и в его взгляде мелькнуло уважение. Морозов тем временем забрал у меня рюкзак, подошел к машине и убрал их в багажник.

– До встречи, мастер, – попрощался я с хозяином поместья и направился к авто.

– До встречи, Николай Арсентьевич, – ответил мужчина. – Да хранит вас Всевышний.

С этими словами он развернулся, открыл ворота и исчез на подворье. Я же направился к машине. Распахнул дверь, уселся на сиденье, и сидевший за рулем воевода завел двигатель, Машина плавно тронулась с места. Я же откинулся на спинку и глядя, как за окном тянулись сумеречные поля, над которыми поднимался лёгкий туман. Фары мягко резали темноту, отражаясь в редких лужах. А на душе было спокойно, как давно не бывало. Никаких мыслей, ни забот, только мерный рокот двигателя и шелест шин.

Дорога домой была быстрой, но тому времени, как мы въехали на территорию поместья, небо потемнело окончательно. Над крышей особняка стояла огромная, ясная луна, свет от которой падал на дорожку и ступени, отчего камень казался серебряным.

Машина остановилась у крыльца, воевода заглушил двигатель, и я на секунду задержал дыхание, чувствуя, как в тишине ночи звуки словно становятся глуше. Только в саду стрекотали сверчки.

– День удался, – произнес Владимир после паузы.

– Удался, – согласился я.

Воевода коротко усмехнулся и выбрался наружу. Я последовал его примеру, вдохнул свежий воздух. Небо было чистым, звёзды мерцали особенно ярко. Словно кто-то щедро рассыпал по нему светлую пыль. Морозов открыл багажник, аккуратно вынул оттуда рюкзаки, хлопнул крышкой и обошёл машину.

У крыльца нас уже ждал Аргумент – пес важно сидел на ступеньках, словно караульный у ворот дворца. Увидев нас, он приподнялся, вильнул хвостом, но не стал подходить. Только посмотрел, будто проверяя: всё ли в порядке.

– Спасибо за день, Владимир Васильевич, – произнес вдруг я. – Он был… нужным.

Морозов коротко кивнул:

– Иногда полезно ничего не делать, мастер-князь. А после такого отдыха и спится крепче. Да и дурные сны не тревожат.

С этими словами он подхватил рюкзаки и направился к дому дружины. Я же поднялся по ступеням крыльца. Открыл дверь и шагнул в гостиную, в которой царила мягкая полутьма, которая скрадывала предметы, оставляя лишь очертания.

А в следующую секунду в кармане коротко завибрировал телефон, уведомляя о пришедших сообщениях. Я вынул аппарат, и экран ярко вспыхнул, осветив комнату. Несколько сообщений, что до меня упорно пытались дозвониться, но так и не смогли. И все они были от сестры.

Я нахмурился, убрал телефон в карман, поднялся на второй этаж и вошел в свою комнату. Быстро разделся и толкнул дверь ванной. Открутил сразу оба крана, и некоторое время просто сидел, глядя, как емкость заполняется водой. А затем забрался внутрь, откинул голову на край ванны и с облегчением вздохнул. По телу расплылось тепло, будто смывая остатки усталости. Несколько мгновений я просто лежал, ни о чем не думая, а затем взял телефон, нашел в списке контактов нужный номер и нажал на вызов.

Ответа долго не было. И я уже хотел было сбросить звонок, как в динамике прозвучал голос Марины:

– Ну Наконец-то! Куда ты пропал?

В тоне сестры звучал упрек, за которым я уловил тщательно скрываемое беспокойство.

– Просто был на рыбалке, – спокойно ответил я. – Связь здесь плохо берет. Особенно за городом.

В динамике послышался вздох облегчения:

– Слава Всевышнему. Я уж начала волноваться. Думала, что-то случилось.

– Всё в порядке, – заверил я девушку. – Просто я решил устроить себе выходной. Хоть раз за всё это время.

– Понимаю, – сказала она мягче и живо поинтересовалась. – Как рыбалка?

– Замечательно, – прикрыв глаза, довольно ответил я. – Лес, река, тишина и спокойствие. Такого умиротворения я никогда не испытывал в столице. Полная гармония и единение с природой.

– Дичаешь, братец, – хмыкнула Марина. – Тянешься к истокам.

– Это и правда очень расслабляет, – возразил я.

– Верю, – вздохнула сестра, и я нахмурился. Слишком уж хорошо я ее знал. И теперь прекрасно понимал, что девушка либо что-то скрывает, либо не решается поднять нужную ей тему. Поэтому осторожно уточнил, стараясь перевести тему в другое русло:

– Как дела дома?

– Всё спокойно, – протянула Марина. – Вроде только отец…

Она замялась, но по ее тону я понял, что попал в точку. Поэтому выждал паузу, а затем уточнил:

– Что с ним?

– Он в последнее время сам не свой. Ругается на всех, раздражается по пустякам.

– Странно, – сказал я нахмурившись. – Может, что-то случилось на службе? Или он просто устал. Передай ему, что…

– Я поняла, чтобы он съездил на рыбалку, – перебила меня сестра. – Обязательно передам.

Она немного помолчала, а затем добавила:

– Рада, что у тебя все хорошо. Звони почаще.

– Постараюсь, – ответил я.

Мы поговорили ещё несколько минут обо всем подряд, чтобы закончить беседу на позитивной ноте. А затем Марина завершила вызов. Я положил телефон на край ванной и ещё какое-то время лежал, глядя в потолок. Вода остывала, но мне не хотелось шевелиться.

Мысли текли лениво. Я вспоминал столицу, с ее салонами, приемами, клубами и закрытыми вечеринками. О жизни, которая казалась теперь далёким, серым сном. И с удивлением понял, что не скучаю по всему этому. Совсем. Ни по городу, ни по людям, ни по тому чувству, что там называли жизнью. Здесь, в Северске, всё было другим. Настоящим.

Я выбрался из ванны, обернулся полотенцем и прошёл в комнату. Открыл окно и выглянул наружу. В полумраке сада тихо звенели сверчки, а в небе висела крупная, холодная луна. Я сел в кресло у окна, наблюдая, как в саду колышутся ветви, и как тени деревьев ложатся на дорожку. Ветер доносил до меня запах цветов. Некоторое время я неподвижно сидел, наблюдая за всем этим, а затем встал, прошел к кровати и лег, чувствуя, как накатывает сонливая усталость. И перед тем как провалиться в темноту, я подумал, что, может быть, счастье – это просто умение просто помолчать, глядя, как течёт вода.

Глава 11
Визит инкогнито

Неожиданный выходной, проведенный на рыбалке, дал свои плоды, и проснулся я до того, как рассвело. Воздух в комнате был свежим. Луч солнца уже пробивался сквозь край ткани, рисуя на полу узкую золотистую полоску. Комната наполнялась мягким серебристым светом, и в этом утреннем полумраке всё казалось особенно спокойным. Где-то за окном, в саду, перекликались птицы. На первом этаже глухо скрипнула доска пола, потом что-то стукнуло. Возможно, Никифор уже возился на кухне.

Я потянулся, чувствуя, как приятно после сна откликаются на движения мышцы. Словно за последние дни тело наконец-то вспомнило, что такое покой. Некоторое время просто лежал, наслаждаясь тишиной. Затем с неохотой поднялся с кровати и прошёл в ванную, где быстро привел себя в порядок и оделся. А затем покинул комнату и спустился на первый этаж.

Гостиная встретила меня тишиной и полумраком. Камин был потушен, но от стен словно всё ещё исходило едва заметное тепло. На столе лежала аккуратно сложенная газета. Ни Морозова, ни Веры видно не было, и от этого пространство показалось странно большим и непривычно пустым.

Я подошёл к окну, выглянул в сад. За стеклом уже бледнело небо, утро вступало в свои права.

Дверь за моей спиной тихо скрипнула, и в проёме появился Никифор. В руках домовой держал поднос, на котором стояли чайник, чашка и блюдце с печеньем.

– Доброе утро, мастер-князь, – произнес он и прошел к столу. – Признаться, не ожидал, что вы вскочите ни свет ни заря. Или у вас окно распахнулось?

Его голос, как всегда, звучал немного ворчливо, но мне в нём почувствовалась забота.

– И тебе доброе утро, Никифор, – ответил я с улыбкой. – Окно оказалось закрытым. Но признаться, утро непривычное. В доме как-то… пусто.

Домовой поставил всё на стол и, выпрямившись, важно произнёс:

– Вера ещё спит, – сказал он. – Но ее понять можно, в ее комнате обычно допоздна свет горит. Наверное, работает. А где Владимир Васильевич-то мне неведомо. Я ему не сторож.

Я кивнул и довольно улыбнулся. Сел в кресло, взял чайник, налил в чашку янтарный, густой отвар, пахнущий мёдом и чем-то хвойным. Сделал глоток. Откинулся на спинку, чувствуя, как в груди расплывается тепло.

– Спасибо, Никифор, – произнёс я. – Отвар вышел просто отличным.

– На здоровье, мастер-князь, – ответил домовой, покосился на остывший камин и пробурчал под нос:

– Что-то холодом тянет… не дело, ой не дело.

Никифор подошел к очагу, присел на корточки и снял кочергой защитную решётку. Внутри остался только слой пепла да пара углей, едва заметно бликующих красным.

Домовой задумчиво хмыкнул, потом щёлкнул пальцами, и откуда-то из воздуха, словно из самого запаха древесины, появилась охапка тонких лучин. Никифор ловко разложил щепу крест-накрест, бросил сверху пару поленьев. Затем достал из кармана какую-то старую, потемневшую коробочку. Щёлкнул крышкой.

Пламя вспыхнуло почти беззвучно. Сначала робкое, тонкое, как язычок свечи, разгораясь с лёгким потрескиванием. Домовой пододвинул поленья к центру, поправил их кочергой и отступил на шаг, любуясь делом рук своих. А затем довольно кивнул. Огонь, словно повинуясь его команде, разгорелся. В пламени заиграли золотые блики, на стенах заплясали живые тени, будто в комнату вернулась жизнь. Запах свежего дыма и смолы потянулся вверх, смешавшись с ароматом травяного отвара. Воздух сразу стал тёплым, уютным

– Так-то лучше, – удовлетворённо сказал Никифор, вытирая ладони о передник.

Он ещё немного постоял, убедившись, что поленья занялись как следует, потом вернул решётку на место и с довольным видом обернулся ко мне:

– Вот теперь другое дело. Гостиную не узнать. Словно засияла.

Я улыбнулся. Никифор был прав: в каминном свете всё вокруг будто ожило: книги на полке, старые фотографии в рамках, даже пыль в лучах раннего солнца плясала мягче.

Никифор кивнул сам себе, словно получив молчаливое одобрение, и с тихим шорохом вышел из комнаты, оставив меня одного.

В гостиной повисла мягкая тишина, нарушаемая только редким скрипом половиц и шелестом ветра за окнами. Я отставил чашку и посмотрел на стол. Вздохнул, но без раздражения, осознавая, что отдых закончился, и впереди меня ждет работа. Но пока еще можно позволить себе ещё пару минут этой утренней тишины.

Я снова сделал глоток, чувствуя, как солнце медленно поднимается за окном, и подумал, что день обещает быть долгим, но, пожалуй, добрым.

Мир окончательно проснулся: по дорожке в саду, уже пробежал с утренней проверкой Аргумент, то и дело останавливаясь, чтобы понюхать влажную траву. Солнце золотило верхушки деревьев. Где-то вдали прокричала синица, и от этого звука я невольно улыбнулся, не торопясь допивая чай и глядя, как горят поленья в камине.

Из кухни доносился тихий перестук посуды. Наверное, Никифор готовил завтрак. Сквозь приоткрытое окно в комнату влетел тёплый ветерок, и вместе с ним принесло запах сада: влажный, живой, тянущий на улицу. И я поймал себя на мысли, что впервые за долгое время не чувствую усталости перед началом нового дня.

Мелькнул рыжий мех, и из-за занавески выскочил Мурзик. Он встрепенулся, быстро пригладил пушистый хвост. Расчесал лапками кисточки на ушах и повернулся ко мне. Смотрел на меня испытующе, словно проверял, достаточно ли я умен, чтобы оценить появившуюся передо мной красоту.

– Сегодня ты особенно хорош, – сказал я, отчего-то уверенный, что бельчонок понимает мои слова.

Он застрекотал и в один прыжок оказался на столе, в опасной близости от чайника. Бельчонок принял самый что ни есть невинный вид, словно его не интересовало содержимое посудины. Однако влажный нос предательски дрогнул, когда поймал аромат трав и ягод. Зверек зажмурился и вздохнул с таким затаенным восторгом, что мне стало даже неловко оттого, что я не даю ему желаемое. Он на это и рассчитывал. Покосился на меня глазами бусинками. В них было столько боли, что любой, у кого есть сердце, ощутил бы потребность помочь несчастному. Но я точно помнил, что говорил Морозов и домовой. И не собирался поддаваться на провокацию пушистого питомца. Он прищурился и презрительно фыркнул. Потом повесил голову и угрюмо принялся выбирать из тарелки печенье. Одно из них демонстративно сломал, попробовал на зуб и отбросил в сторону. Печенье упало на пол. Я покачал головой. Встал на ноги, чтобы поднять еду. И тут произошло невообразимое. Мурзик, до того стоявший у блюда совершенно неподвижно, вдруг рванул с места и почти тут же оказался на моем плече, в следующее мгновенье, он спустился по рукаву пиджака и успел сунуть мордочку в чашку. Подобного вероломства от бельчонка я не ожидал, но автоматически ухватил его за загривок и поднял в воздух. Малыш запищал, отчаянно выворачиваясь и норовя меня укусить. Я быстро перевернул чашку на блюдце и ухватил салфетку, чтобы завернуть в нее взбунтовавшегося питомца.

На пороге послышались знакомые тяжелые шаги. А через мгновение, дверь открылась:

– Доброе утро, мастер-князь.

В голосе воеводы послышалось удивление.

– Доброе, – не оборачиваясь, ответил я.

– Не ожидал увидеть вас на ногах в такую рань, – продолжил Морозов, подходя к столу.

– Никифор сказал мне то же самое несколько минут назад, – произнес я, повернулся к нему, чуть улыбнувшись. – Видимо, организм решил, что достаточно отдыхал. А вы уже успели совершить утренний обход?

Морозов подошёл ближе и увидел наконец мою борьбу с Мурзиком.

– Пытался добраться до чая? – спросил он с усмешкой.

– Кажется, успел лизнуть с самого донышка чашки, – сообщил я растерянно.

– Если бы так было, то он бы вам уже палец грыз, – возразил воевода, забирая у меня бельчонка. – Этот воин способен нанести максимальный вред противнику, когда попробует чай. А сейчас он в порядке.

Мурзик замер в руках Владимира, вздохнул с особым трагизмом. Мужчина усадил его на сгиб локтя и заговорил с неожиданной мягкостью:

– Малыш, ты ведь знаешь, что тебе нельзя этой гадости. Ты от нее становишься сам не свой. Никифор потом ужасно переживает, думает, что у тебя сердечко не выдержит…

Питомец закатил глаза, всем видом давая понять, что сам он так не считает.

– Давай договоримся, я добуду тебе того цветочного чая, который в прошлый раз привозил азиатский торговец?

Бельчонок оживился и тотчас закивал головой.

– Только ты уж не серчай. И не донимай князя. Он ведь у нас из столицы и ужасно тебя боится. Вдруг ненароком повредит твой мех.

Мурзик бросил на меня недовольный взгляд, спрыгнул на пол, подхватил обороненное ранее печенье и двинулся к своему любимому подоконнику.

Воевода подошел к камину и на секунду подставил руки к пламени, будто просто наслаждаясь теплом.

– Он у нас с характером. Хорошо, что вы успели не дать ему отведать чай. Иначе он бы тут все разнес, – ответил он.

– А вы чего так рано на ногах? – уточнил я.

– Да и Аргумент с утра лаем разбудил. Видимо, псу стало скучно, вот он и решил, что пора немного прогуляться в компании человека.

Мы оба рассмеялись. Морозов вернулся к столу, налил себе отвара и сделал глоток. На лице у него появилась лёгкая, довольная улыбка:

– Вот за это Никифору надо поставить памятник, – произнес он, кивнув на чайник.

– Уж не знаю, что домовой добавляет в сборы, но они выходят на редкость удачными, – согласился я, разливая напиток по чашкам.

Некоторое время мы просто молчали, отпивая отвар и глядя на огонь. А затем Морозов произнес:

– Какие планы на сегодня, мастер-князь?

Я посмотрел в окно. Снаружи сад окончательно проснулся: солнечные лучи пробивались сквозь листву, воробьи ссорились за ветку, а Аргумент, улёгшись у калитки, следил за каждым шорохом.

– Ну, если не стряслось ничего срочного, пора думать о завершении конкурса, – ответил я. – Осталась неделя. Нужно формировать список для голосования.

Воевода поставил чашку на стол и неторопливо выпрямился. Свет из окна ложился на его плечи и отчётливо вычерчивая усталые складки у глаз. Он выглядел спокойно, но я знал: стоит лишь дать повод, и эта внешняя невозмутимость сменится стальной собранностью.

– Доброе утро, – мастера, – послышался за спиной голос Веры. Я обернулся. Секретарь стояла в дверях. На ней было светлое платье, поверх которого красовался короткий жакет. Волосы девушки были аккуратно уложены в замысловатую прическу, и это намекало на то, что она проснулась уже давно.

– Доброе, – ответил я. – Как спалось?

Она чуть улыбнулась:

– Хорошо.

Я кивнул и сделал глоток отвара. Морозов тяжело вздохнул, поднимаясь с кресла:

– Ладно, прошу меня простить, у меня еще остались кое-какие дела.

С этими словами он направился к выходу.

– Но вы же вернетесь к завтраку? – уточнил я.

Воевода остановился у двери, обернулся и произнес:

– Само собой, мастер-князь. Как я могу его пропустить.

Он открыл дверь и вышел из дома. Вера подошла к столу:

– Вчера звонили главы артелей, которые подали заявки на конкурс. Они просят сдвинуть срок голосования, потому что…

– Комиссия мастеровых не успевает зарегистрировать артели в Снежинске, – перебил ее я. – Сначала затягивают подачу, а потом требуют ускорения. Классика.

Вера подошла к окну, приоткрыла створку, остановилась на свету. Я посмотрел на неё. В отражении стекла её лицо выглядело чуть мягче, чем обычно, почти задумчивым. Сделал последний глоток остывшего отвара, вновь перевернул чашку на блюдце и посмотрел в окно.

– Что им ответить? – не оборачиваясь, уточнила секретарь.

– Подождите с ответом, – попросил ее я. – Если позвонят снова, скажите, что князь отбыл по важным делам.

Вера кивнула:

– Хорошо. А, да. И еще. Звонил мастер Костомаров, глава экологического ведомства. Отчитался, что письмо в столицу уже направлено. Копия протокола доставлена курьером в вашу управу. И…

Разговор прервал зазвонивший в кармане телефон. Я вынул аппарат, взглянул на экран, на котором отображался незнакомый номер. Нажал кнопку приема вызова:

– У аппарата.

– Доброе утро, мастер-князь, – послышался в динамике мужской голос. – Очень надеюсь, что я не потревожил вас таким утренним звонком.

Мне показалось, что голос собеседника звучал чересчур возбужденно. Словно человек только что узнал очень важную новость, и теперь срочно хотел ею поделиться. И от этого внутри зашевелился неприятный ледяной ком.

– Нет, что вы, – отмахнулся я. – Вы…

– Простите, Николай Арсентьевич, где мои манеры, – перебил меня собеседник. – Вас беспокоит Иван Ефимович Костомаров. Начальник экологического ведомства. Ваш номер мне дала секретарь, Альбина Васильевна. Но предупредила, чтобы я звонил вам только в крайнем случае.

– Слушаю вас, – осторожно начал я.