Текст книги "Перемирие (СИ)"

Автор книги: Гоблин - MeXXanik

Соавторы: Каин Градов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 18
Гаврила

Несколько мгновений я неподвижно стоял у окна, пытаясь осознать, что глаза меня не обманывают. Утренний свет дрожал на траве, воздух был свежим, наполненный запахом влажной земли и грядущей грозы… и в этом умиротворённом пейзаже пришлый, чудно одетый человек смотрелся так чуждо, что картина становилась какой-то комичной.

Парень во дворе выглядел так, будто сошел с иллюстрации «Как не надо путешествовать по лесам». Шляпа-сетка сползала ему на нос, огромный рюкзак тянул плечи к земле, а ботинки, кажется, были куплены вчера. Они были слишком новыми и чистыми. Гость замер, будто боялся лишний раз вдохнуть, чтобы не спровоцировать Аргумента, который восседал напротив на почтительном расстоянии. Пёс не рычал, не лаял, не делал ни одного угрожающего движения. Просто смотрел. И этого было достаточно, чтобы любой турист понял, кто здесь задает тон беседы.

Взгляд его говорил: «Ещё шаг и я решу, что завтрак пришёл сам».

Парень, очевидно, уловил этот посыл. Шляпа окончательно съехала ему на глаза, а я, глядя сверху, подумал, что если бы Никифор увидел эту картину, то непременно сказал бы: «Вот, Николай Арсеньевич, смотрите, что происходит с теми, кто не слушает советов старших. Они становятся кормом для собак».

Я выдохнул, всеми силами стараясь сдержать рвущийся наружу смех. До того забавной выглядела разворачивающаяся во дворе картина.

– Он… давно так стоит? – уточнил я у стоявшей рядом Веры.

– Минуты две. Или три, – ответила девушка спокойно. – Всё это время паренек отчаянно старается выглядеть храбрым.

Я повернулся, и заметил, как в глазах собеседницы вспыхивают искорки веселья. Вера, конечно, держала лицо, как положено хорошему секретарю, но зрелище было такое, что даже у святого бровь дрогнула бы.

– Сначала он пытался разговаривать с псом и пройти к дому, – пояснила она, на этот раз чуть теплее. – Но Аргумент быстро пресёк эту инициативу.

– «Пресёк» – это мягко сказано, – буркнул подошедший Морозов, не скрывая своего мрачного любопытства. Он разглядывал гостя, как редкого зверя, которого неожиданно занесло в человеческое жильё. – С таким видом, как у этого парня, его и на метр к лесу подпускать нельзя.

«Если это и есть наш новый ревизор, то день обещает быть интересным», – подумалось мне. И с этими мыслями я вздохнул и направился к двери.

– Куда вы, князь? – послышался мне в спину голос Морозова.

– Спасать столичного гостя, – не оборачиваясь, ответил я.

С кухни послышались тихие шаги. И, разумеется, через секунду в гостиную вошёл Никифор, аккуратно стряхивая с рукава муку.

– Что здесь происходит? – спросил он, глядя на нас так, будто подозревал в очередной катастрофе лично Морозова.

– К нам прибыл ревизор, – коротко пояснил я.

Домовой сразу же подобрался, словно его окатили холодной водой. Подошёл к окну быстрыми, почти бесшумными шагами, выглянул во двор, и я увидел, как его лицо вытянулось.

– Ох, ты ж свет-праведный… – выдохнул он, прикладывая ладонь ко рту. – И этот персонаж навёл столько шума?

В голосе Никифора звучало искреннее потрясение, будто он только что увидел, что главный столичный инспектор пришёл в лаптях и с авоськой.

– Кто же таких в лес отправляет? – добавил он уже почти шёпотом. – У него вид…

Домовой не договорил. Только покачал головой. Сделал он это медленно, тяжело, с выражением на лице, какое бывает у людей, окончательно разочаровавшихся в уровне образования проверяющих органов.

Взгляд его ясно говорил: «Пали они, князь. Ох, как пали…»

Я улыбнулся, подошёл к выходу, открыл дверь и шагнул на крыльцо. Утренний холодок бодро ударил в лицо, словно проверяя, проснулся ли я окончательно.

Ревизор заметил меня сразу. Вздрогнул так, будто я внезапно материализовался перед ним из воздуха, как призрак, нервным движением подтянул рюкзак, а затем попытался снять шляпу. Но сетка, предательница, решила оказать ему сопротивление: запуталась, зацепилась и категорически отказалась подчиняться.

Он боролся с ней целую минуту, пока не сдался. После чего просто согнул руку в каком-то странном жесте: наполовину приветствие, наполовину попытка сохранить лицо в безвыходной ситуации.

Аргумент же тем временем обернулся, посмотрел на меня с торжественным видом и вильнул хвостом: мол, «всё, человек, теперь этот цирк – твоя ответственность».

– Э-э… здравствуйте, мастер-князь, – дрожащим голосом выдавил пришлый. – Простите, что… без предварительного звонка… Я… Меня направили из столицы.

– Из столицы? – переспросил я с показным удивлением, словно говоря: «Какая ещё столица? Какие проверки? Мы здесь вообще-то мирно жили».

Ревизор сглотнул, будто понимал: вот сейчас и решится, съест ли его Аргумент. или всё же можно будет обойтись неловким разговором.

– Гаврила Платонович Дроздов, – выпалил парень так быстро, будто представлялся под дулом револьвера. – Из Имперского экологического фонда… по распоряжению отдела… э-э… я прибыл… чтобы… э…

Он запутался в ремне рюкзака, дёрнул плечом, качнулся так, что сетка снова съехала на глаза, но чудом устоял. Поспешно расправил шляпу, смутился ещё сильнее, будто только что выдал государственную тайну, и внезапно умолк. Замер, как гимназист, которому показалось, что он сказал что-то не то и теперь его отправят обратно в столицу пешком, с его же рюкзаком в качестве наказания.

Аргумент выразительно фыркнул, в этом фырканье было всё: и оценка гостя, и лёгкое осуждение, и предупреждение о том, что пёс терпеть его долго не намерен.

Мне пришлось очень постараться, чтобы держать лицо. Особенно когда боковым зрением заметил, как Морозов мрачно смотрит на пришлого.

Атмосфера утра вдруг обрела какой-то домашний, почти тёплый оттенок. Будто на пороге стоял не ревизор, а дальний родственник, случайно заплутавший в пути.

– Из экологического, значит? – медленно протянул Морозов. Он потер ладонью подбородок, внимательно рассматривая гостя, словно тот был редким зверьком, занесённым в список вымирающих животных. – Уж не по поводу ли того самого оленя, которого недавно зафиксировала комиссия во главе с мастером Костомаровым?

– По поводу него, да! – с готовностью подтвердил парень, будто рад, что хоть на один вопрос может ответить без запинки.

И выглядел он в этот момент так, будто впервые за последнее время почувствовал твёрдую почву под ногами. Хотя Аргумент эту почву ему всё ещё не гарантировал.

– И почему же вы сразу не поговорили с Николаем Арсентьевичем, – лениво уточнил воевода, кивнув в мою сторону. – Ну, или с мастером Костомаровым?

– Сперва я хотел… э… немного ознакомиться с городом, – пробормотал ревизор.

Получилось это так неловко, что даже пауза после его слов показалась убедительнее, чем объяснение. Он сам понял, как именно это прозвучало, и быстро умолк, будто надеялся, что никто не заметит этой фразы.

– Поздравляю, – отозвался Морозов с каменным выражением лица, достойным памятника воинской славы. – Ознакомились. Не все выживают после таких экскурсий. Так что вам очень повезло. Те приезжие, кто возвращаются с Рабочей стороны невредимыми, обычно становятся местными легендами.

От этих слов парень вздрогнул так резко, будто его хлестнули по спине невидимой плетью. Попятился на шаг. Ровно настолько, чтобы Аргумент недовольно заворчал, напоминая, что территория под охраной.

Я отметил, как лицо гостя побледнело до оттенка свежевыстиранной рясы синодников. Глаза же округлились так, что стали похожи на две серебряные монеты, только что вытащенные из кошелька.

Кажется, бедняга от страха даже не уловил подтекста: Морозов явно дал понять, что прекрасно в курсе его утренних приключений и блужданий по городу.

Но ревизор сейчас был слишком занят тем, чтобы не упасть в обморок на моём крыльце.

– Как добрались до княжеского особняка? – поинтересовался Морозов самым невинным тоном.

– Н-н-н-ормально, – протянул Гаврила, при этом так дёрнув подбородком, будто пытался удержать остатки достоинства. – Ну… вернее… сегодня с утра я осознал, что мой план находиться в городе инкогнито потерпел неудачу.

– Это мы уже поняли, – тихо произнёс воевода, но ревизор, кажется, был слишком занят самобичеванием, чтобы услышать.

– В вашем городе совсем нет карт местности, – продолжил парень с обиженным видом.

Морозов приподнял бровь, словно перед ним сидел человек, впервые увидевший ложку и пытающийся понять её предназначение.

– А зачем они? – искренне удивился он. – Местные знают окрестный лес без карт. Кто же будет покупать такой товар?

– Логично, – мрачно признал Гаврила, явно не ожидая, что его аргумент сломается так быстро и без борьбы. – Потом я хотел отправить письмо в столицу.

Тут он уже понизил голос и продолжил:

– Но по ошибке пришёл на телеграф. И скажу я вам… городской телеграфист – очень уж неприятный тип. Письмо отправлять отказался наотрез. И ещё угрожать начал.

Морозов лишь пожал плечами.

– Так правильно отказался, – заметил он. – Телеграф телеграммы отправляет, а не письма. У него такая должностная инструкция.

В его голосе прозвучало то самое простое северское «что тут непонятного?», от которого люди со стороны обычно начинают пересматривать свои жизненные приоритеты.

А Гаврила стоял, растерянно моргал и, казалось, впервые осознал, что эта поездка в Северск стала чем-то вроде экзамена, который сегодня приходится сдавать без подготовки.

– А потом я заблудился в городе и попал на Рабочую сторону, – выдохнул ревизор с тем отчаянием, с каким обычно признаются в смертных грехах.

– Страшное место, – с серьёзным видом подтвердил воевода.

Гаврила так рьяно закивал, что его сетка снова съехала набок:

– Там все такие подозрительные. Каждый второй спрашивал кто я таков и чего там забыл. Мне помогло лишь то, что у меня быстрые ноги. Но я подумываю над тем, что стоит держать при себе спички и пачку хоть каких-то захудалых папирос. Сам я не имею дурной привычки курить, но вот жители того района…

– Работного, – с готовностью напомнил я.

– Именно. Мне показалось, что каждый встречных считал своим долгом спросить у меня спичку или папиросу.

– Сдается мне, что спрашивали они не для того, чтобы вы их угостили, – усмехнулся воевода. – И если бы не ваши быстрые ноги…

– Я так и подумал, – закивал гость. – Мне пришлось звонить моему душеправу в столицу сразу после того, как я заселился в гостиницу. Чтобы он помог мне справиться с панической атакой, которую вызвало блуждание по… этому ужасному месту.

– Понимаю, – кивнул Морозов. Понимал он, конечно, ровно настолько, насколько медведь понимает переживания грибника, заблудившегося в малиннике. Но виду не подал. Лишь уголок губ предательски дрогнул. – А дальше что?

Парень помолчал. Подбирал слова так осторожно, будто боялся, что каждое может взорваться у него во рту.

– В общем… – наконец начал он, – с утра я понял, что один в вашем княжестве долго не протяну. Раз уж я в Северске столько приключений испытал за один день, сколько со мной в столице за всю мою жизнь не происходило.

Он замялся, украдкой глянул на Аргумента, но тот демонстративно отвернулся, изображая полное презрение.

– Вот я и решил отправиться к мастеру Костомарову. Чтобы… ну… хоть кто-то мне помог.

– Иван Ефимович, – уважительно хмыкнул воевода.

– Да, – закивал ревизор. – Он оказался человеком чести. Сразу заверил, что князь будет рад меня видеть. И… и даже настоял, чтобы начальник жандармерии выделил мне целый кортеж, чтобы я… э… добрался до вашего поместья в сохранности.

– Вот как, – протянул Морозов, поглаживая подбородок. – Использование государевых слуг в частном порядке… интересный подход.

Гаврила затравленно огляделся по сторонам, будто жандармы могли выскочить из кустов и арестовать его за собственную защиту. Потом глубоко вдохнул, шагнул ближе и понизил голос до шёпота, который слышал бы любой домовой в радиусе пяти вёрст:

– Иван Ефимович… намекнул… что у князя какие-то нелады с промышленниками. Чуть ли не открытая война.

Он многозначительно посмотрел на меня.

– Вот, мол, чтобы меня… э… не перехватили по дороге, решили отправить меня с жандармами.

Мы с воеводой переглянулись – один короткий взгляд, но в нём уместилась целая беседа длиною в жизнь.

– Иван Ефимович умеет, – протянул я, чуть прищурившись. – Могёт.

– Что? – растерянно спросил ревизор, явно ожидая услышать тайный код или политический пароль.

– Ничего, – поспешно сказал я отмахнувшись. – Давайте пройдём в дом, Гаврила Платонович. Не стоять же нам во дворе, обсуждая дела. Тем более, завтрак скоро будет готов.

– Да, да, конечно! – мгновенно расцвел ревизор, будто только что получил вид на жительство в раю.

Я развернулся и направился к дому. Гаврила, семеня, последовал за мной, аккуратно обходя Аргумента так, словно тот был миной времён первой императорской войны.

Сзади послышался голос Морозова, который закрывал ворота с таким спокойствием, будто речь шла о предстоящем празднике, а не о визите ревизора из столицы:

– Ну что же… теперь будет весело.

Как ни странно, я был с ним согласен. В Северске веселье обычно начиналось именно так.

Я остановился на ступенях крыльца, обернулся и жестом пригласил Гаврилу пройти первым.

– Проходите, – сказал я, стараясь придать голосу теплоты и спокойствия. – Уверяю вас, здесь безопасно.

Гаврила глубоко вдохнул, осенил себя охранным знаком так быстро, что сам того, кажется, не заметил и шагнул внутрь особняка.

Сам я задержался на ступенях буквально на секунду: хотелось дать ревизору возможность пройти первым и… ну, хотя бы не рухнуть сразу при входе.

Парень кивнул слишком резко, будто голова у него была на шарнирах, и шагнул внутрь. Шёл он скованно, почти боком, словно ожидая, что стены вот-вот заговорят или пол внезапно провалится.

Едва он сделал шаг, как тут же споткнулся о ковёр. Причём ковёр лежал идеально ровно. И надо было сильно постараться, чтобы запнуться так красиво. Я едва успел ухватить его за рукав, чтобы предотвратить величественное падение на пороге княжеского дома.

– Осторожнее, – хмуро произнёс Морозов, делая голос максимально строгим. – Этот ковёр пережил двух князей. И мстит всем новичкам.

Он выдержал паузу. Ту самую, от которой люди начинают взвешивать свои жизненные решения.

– Вы, конечно, можете не верить, но…

Договаривать он не стал и не нужно было. Гаврила испуганно ойкнул, отпрянул в сторону так резко, будто ковёр зарычал на него.

– П-понятно… – выдавил он, пытаясь изобразить уверенность, но получалось у него так же плохо, как у кролика изображать волка.

– Прошу, присаживайтесь, – сказал я с самой добродушной улыбкой, указывая ревизору на кресло у камина.

Гаврила благодарно кивнул, словно ему предложили не место у камина, а пропуск в безопасную зону. С осторожностью снял рюкзак, будто тот был начинён взрывчаткой, поставил у подлокотника и сам опустился в кресло. Вздохнул так, словно впервые за последние сутки увидел мебель. Потом вытянул ноги и даже как-то растворился в мягкой обивке.

– Чаю? – предложил я самым беспечным тоном.

Реакция была мгновенной: ревизор резко замотал головой, так что сетка снова едва не съехала ему на глаза.

– Я… лучше потом, – торопливо пробормотал он.

– Как пожелаете, – спокойно согласился я, хотя внутри усмехнулся.

Боковым зрением я заметил, как из кухни высунулся Никифор. Он смотрел на гостя как на инородный предмет, который случайно занесло в его хозяйство. Глаза у него хитро сузились, будто он присматривал, не сломает ли ревизор кресло.

А я подумал, что если бы Гаврила знал, сколько глаз сейчас оценивают его повадки, он бы, наверное, сел ровно и перестал дышать вовсе.

За спиной негромко скрипнула половица. Звук был совершенно обычный, но Гаврила встрепенулся так, будто за ним явилась вся нечисть сразу. Он резко повернул голову и замер с пораженным видом.

Я проследил за его взглядом… и тоже едва слышно сглотнул.

В дверном проёме, подсвеченная мягким солнечным светом так, что казалось, будто за ней выстроены декорации, стояла Вера Романовна. Она появилась тихо, как всегда, но эффект произвела такой, будто в комнату внезапно вошла сама весна. Смущённо улыбнулась, словно мы случайно застали её в момент, когда она собиралась сказать что-то личное. И этой смущённостью стала, как ни странно, ещё привлекательнее.

Гаврила вытянулся в кресле, как солдат перед строевым смотром. Я видел, как он буквально забыл дышать.

– Рады приветствовать вас в Северске, Гаврила Платонович, – начал я спокойно. – Хотя должен признать: ваш визит получился немного… неожиданным.

Ревизор нервно заёрзал, так что кресло тихо вздохнуло под ним.

– Я… я понимаю, – заговорил он, опуская взгляд и поправляя сетку, будто это могла вернуть ему достоинство. – Мне очень жаль, что… э… вызвал беспокойство. Я должен был прибыть инкогнито. Как того требовала инструкция.

– А в инструкцию входила прогулка по Рабочей стороне? – холодно уточнил Морозов, скрестив руки на груди.

Платонович втянул голову в плечи так глубоко, что казалось: ещё секунда, и он просто исчезнет в воротнике.

– Я… заблудился, – тихо пробормотал он.

Выглядел Гаврила при этом так, словно ребенок, который признался, что съел варенье, а потом пытался закопать пустую банку в огороде.

Я отвел взгляд, чтобы скрыть улыбку:

– Понимаем, – сказал я, сохраняя серьёзность. – Но таков уж Северск. И кто хочет, тот обязательно найдёт здесь приключения. В следующий раз лучше заблудиться рядом с жандармами. Они хотя бы стрелять не будут.

Морозов фыркнул. Ревизор покраснел, но всё же попытался собрать остатки достоинства.

– Но! – неожиданно твёрже сказал он, – Я прибыл выполнять важную задачу. Лес, олень… редкий вид…

В его голосе впервые прозвучала уверенность. Едва уловимая, но настоящая. Как человек, который вдруг вспомнил: у него есть цель.

– Знаем, – кивнул я. – И обязательно поможем. Но для начала позвольте спросить: почему вы не сообщили о своем визите заранее? Так было бы проще и безопаснее.

Гость отвёл глаза.

– Это… – он замялся, сжал пальцы, – Руководство настоятельно не рекомендовало мне… выходить на контакт с властями княжества.

Вера подошла ближе и встала рядом с окном.

– Не рекомендовало уведомлять местные власти? – с удивлением уточнила она.

– Да… – пробормотал Гаврила.

– Почему? – сухо спросил Морозов.

Ревизор заметно побледнел. Я видел, как его губы дрогнули, он явно проговорился, и теперь это понял.

– Мне… сказали… что, возможно… есть заинтересованные лица… которые… могут вмешаться…

Морозов застыл прищурившись. Гаврила сгорбился в кресле, словно стараясь стать незаметнее. Даже веснушки на его лице стали заметнее.

Я же почувствовал, как внутри зашевелился ледяной ком беспокойства.

– Интересно, – тихо произнёс я. – Очень интересно.

От этой фразы ревизор вздрогнул и испуганно посмотрел на меня.

– Хорошо, что вы прибыли в мой дом, Гаврила Платонович, – добавил я уже мягче. – Здесь вам ничего не угрожает. Но давайте договоримся, что больше не будет никаких одиночных лесных походов.

Ревизор кивнул так поспешно, что шляпа снова сползла на глаза. Вера тихо прижала ладонь к губам, скрывая улыбку.

Морозов откинулся в кресле и скрестил руки:

– И ради Всевышнего, снимите уже эту шляпу, – раздраженно произнес он. – Где вы ее вообще взяли?

Гаврила послушно стянул с головы сетчатую шляпу – аккуратно, двумя руками, будто боялся обидеть головной убор.

Лицо у ревизора было по-мальчишески бледное. Словно он много времени проводит в кабинетах, а не под солнцем. Веснушки россыпью лежали на переносице и скулах, будто кто-то щедро потряс над ним ситечко с корицей. На этом этом фоне глаза казались особенно большими и удивленными.

Взгляд был настолько невинным, что ему хотелось выдать мёда и тёплого шарфа, чтобы человек не пропал. Немного растерянный – как у того, кого внезапно вытолкнули в незнакомый мир, где карты не продаются, а телеграфы не принимают конверты с письмами.

Гаврила показался мне человеком, который всю жизнь старается делать всё правильно: как учили, как записано в инструкции, как велит совесть. И пусть мир его иногда швыряет через Рабочую сторону и телеграфы, он всё равно упрямо пытается идти по прямой.

И глядя на него, я понял одну простую вещь: этот парень ещё не раз заблудится, но и не сдастся.

– Так это… начальник жандармерии Зубов настоял, – растерянно пробормотал гость. – Так и сказал, мол, князь держит на территории поместья пасеку с большими пчелами, над которыми мастера-природники поработали. И пчелы княжеские чужаков не любят. Вот и сказал надеть этот костюм, чтобы меня до смерти не закусали. Да и комары в вашем лесу настолько большие…

Мы переглянулись. И впервые за все время разговора, Морозов, не удержавшись, рассмеялся:

– Пчелы – это хорошо, – сквозь смех, с трудом выдавил он.

– Что-то не так? – растерянно уточнил парень.

– Давайте так: в особняке есть гостевая комната, где вы отдохнете и приведете себя в порядок, – мягко предложил я, меняя тему разговора. – В доме вы можете не опасаться пчел. А потом спуститесь к завтраку, и после еды мы обсудим дела насущные.

Гаврила некоторое время смотрел на меня, словно обдумывая предложение. А затем, коротко кивнул и встал с кресла, машинально стряхнув с рукавов невидимую пыль.

И впервые за время беседы я заметил на его лице робкую, но очень искреннюю улыбку:

– Был бы весьма вам признателен, Николай Арсентьевич, – растерянно произнес он. – Если честно… не ожидал такого теплого приема…

– Я провожу вас в гостевую, – произнесла Вера.

– Да… да, спасибо… – выдохнул ревизор и хотел было взять свой рюкзак, но его уже не было. Очевидно, пока мы были увлечены беседой, Никифор отнес мешок в комнату.

– А… где… – растерянно начал парень, обыскивая взглядом помещение.

– Очевидно, распорядитель отнес его в гостевую, – поспешно произнес я, чтобы успокоить парня.

Тот удивленно посмотрел на меня, но кивнул, видимо, не желая спорить. Вера направилась к лестнице, и гость поплелся за ней.

Когда секретарь и пришлый скрылись на втором этаже, Морозов повернулся ко мне и медленно произнес:

– Ну что, княже, похоже, началось. Человек он… хороший. Но чую я, что хлопот с ним будет очень много.

Я сидел, откинувшись на спинку кресла, и смотрел, как ветер шевелит ветви клёна в саду. И в кроне я вдруг заметил ту самую, утреннюю ворону, которая сидела на ветви и внимательно наблюдала за нами, склонив голову.

– Может быть, поэтому именно его сюда и направили? – пробормотал я, и вопрос повис в воздухе.