Текст книги "Перемирие (СИ)"

Автор книги: Гоблин - MeXXanik

Соавторы: Каин Градов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 19
Сборы

Какое-то время мы с воеводой молча сидели в гостиной, глядя на огонь. Домовой принялся собирать со столика опустевшую посуду.

– Завтрак скоро поспеет, – словно между делом сообщил он.

– Спасибо, Никифор, – поблагодарил его воевода.

– Было бы за что, – отмахнулся домовой, развернулся и хотел было уйти в сторону кухни, но Морозов беззаботно уточнил:

– Это ведь ты забрал рюкзак нашего гостя?

Домовой на секунду замер. Затем обернулся и взглянул на нас:

– Я, – спокойно подтвердил он. – Отнес в гостевую комнату, все честь по чести. Я ведь неглупый, понял, что вы его обратно в город не прогоните.

Морозов кивнул и потер переносицу пальцем, словно пытаясь привести мысли в порядок.

– Молодец. И наверняка ты заглянул в рюкзак, чтобы узнать, что там лежит. Так, любопытства ради.

Никифор мгновенно напрягся, будто его поймали на недостойном поступке. Он скрестил на груди руки, выставил подбородок вперёд и грозно насупился. И я заметил, как прижались к голове его чуть удлинившиеся уши:

– Вы за кого меня принимаете, – начал было он, но Владимир лишь махнул рукой.

– Только давай без этого, – поморщившись, перебил воевода Никифора. – Слишком хорошо я тебя знаю. Не первый год живем бок о бок.

Домовой бросил на меня короткий острый голос, будто пытался убедиться, что я слышу их диалог. Я потупился, не желая мешать разговору.

– А если и так? – наконец запальчиво заявил Никифор. – Я в ответе за княжеский дом. Мало ли что ваш пришлый в своем мешке протащил? Может там какая гадость? Кто этих столичных знает? Вон, наш Николай Арсеньтевич, оказался приличным человеком. А другие…

– Спасибо, – успел вставить я.

– Ну, по крайней мере, пока князь ничем себя не показал с дурной стороны, – тут же оборвал меня домовой. – Может, еще и удивит старика, – он театрально вздохнул и продолжил с новой страстью, – Никому я не верю, пока не проверю. Такой вот я домовой. И другим не сделаюсь.

– А Веру Романовну сразу принял, – ядовито напомнил Морозов.

– Вы меня не путайте, – шикнул на него Никифор. – Она другое дело. Девчонка нашенская, северская. Родилася здесь. Я ее деда лично знал. Он к старому князю приходил и меня уваживал чин по чину. Понимал, как надо подойти, как поклониться, как о помощи попросить…

Домовой внезапно осекся, словно сказал что-то лишнее. Даже губу закусил, а потом тряхнул головой.

– Вы, Владимир Васильевич, девчонку не трожьте. Знаю я, что на каждую ведьму зуб точите. Но тут вы капитально не правы. И я не на вашей стороне. Верочка не просто здесь гостья, она, считай, своя.

– Это потому что она Мурзика пригрела?

– А Мурзика приплетать незачем! – воскликнул домовой, и поднос в его руках дрогнул, звякнув посудой. – Он, быть может, главный контролер в этом доме. Ни разу еще не ошибся. И ежели Верочку признал и на руки к ней сам пошел, то это дорогого стоит.

– Быть может, от нее заваркой пахло? – предположил воевода и пожал плечами.

Домовой аж покраснел от обиды.

– Есть у малыша такая немога. Зависимый он. Хворый. И неужто вы смеете упрекать его за это? Зверек и сам не рад своей болезни.

– Никто Мурзика не попрекает, – я решил вступиться за питомца. Потому как воздух в комнате сгустился. – Он свой в доску, и никто с этим не спорит.

– Именно, – кивнул Никифор, и его совсем уж ставшие длинными уши задрожали от возмущения. – И я должен был убедиться, что у пришлого в рюкзаке нет бутылки с чаем. Если б такая находка попалась Мурзику…

– Упаси Всевышний, – выдохнул Морозов и осенил себя охранным знаком, а потом примирительно продолжил, – Это правильно. Безопасность превыше всего. И проверить вещи гостя – дело святое.

Я хотел было возразить и сказать, что копаться в чужих вещах – признак дурного тона, но не стал.

– И нашел ли ты в его торбе что-нибудь интересное? – уточнил Морозов, с любопытством глядя на домового.

Тот шумно выдохнул:

– Пустяки… – буркнул он.

В этот момент на втором этаже послышались осторожные шаги, и домовой резко выпрямился:

– А вот и гость, – поджав губы, процедил он.

И действительно, на лестнице появился ревизор. На нём была простая, хлопковая рубашка, мягкая жилетка сдержанного серого оттенка, и свободные брюки. Волосы он, кажется, приглаживал ладонью весь путь до гостиной, и хотя на макушке они всё ещё топорщились взъерошенным вихром, но в целом выглядел он куда более похожим на человека.

Ревизор остановился на последней ступеньке, размял плечи и глубоко вдохнул, явно пытаясь придать себе больше уверенности, чем у него было.

Никифор развернулся и торжественно объявил:

– Завтрак уже готов! Торопитесь, пока не остыло.

С этими словами домовой зашагал в сторону столовой.

Я встал с кресла и вежливо обратился к Гавриле и воеводе:

– Идемте.

– Да я… – замялся было Дроздов, но я его перебил:

– Поверьте, Никифор превосходно готовит. Пожалеете, если не попробуете его стряпню.

– К тому же вы наверняка не успели позавтракать в городе, – глядя на гостя, добавил Морозов.

– Все так, – согласился ревизор и попытался улыбнуться. Правда, вышло у него неуверенно.

Воевода направился в сторону столовой. И Гаврила после недолгих раздумий последовал за ним.

Стол оказался уже накрытым. На скатерти стояли большие глиняные блюда с дымящимся омлетом, щедро посыпанным зеленью, тарелка ржаных тостов, миска с малиновым вареньем, и высокий чайник, от которого поднимался аромат облепихи и медовых листьев.

Гаврила остановился на пороге, будто боялся, что такой стол требует особых знаний этикета.

– Проходите, – сказал я. – Здесь всё просто, по-северски. Садитесь и ешьте.

– О-о, да… конечно… – пробормотал он, прошел к столу и осторожно занял свободное место. Никифор ловко подвинул к нему тарелку и сказал:

– Ешьте, голубчик. Небось в своей столицы такого не пробовали даже.

– С…пасибо… – выдавил из себя Гаврила.

Мы с воеводой расселись на своих местах. А через несколько мгновений к нам присоединилась вошедшая в столовую Вера.

– Вам очень идет, – с улыбкой оценила она новый наряд Гаврилы.

– Благодарю, – кивнул тот, и я заметил, как щеки парня покраснели.

– Как вы устроились? – уточнила девушка, и я запоздало подумал, что мне и самому стоило поинтересоваться этим у гостя на правах хозяина.

– Комната прекрасная. Но вот окно я открыть не смог…

– Никифор сможет, – усмехнулся я и покосился на домового.

– Хватит болтать, – строго произнес тот, расставляя перед нами тарелки.

Омлет был горячим, пышным, пропитанным ароматами зелени и какого-то едва уловимого лесного гриба.

Я взял вилку, подцепил первый кусок и не удержался, чтобы не зажмуриться от удовольствия:

– Как всегда бесподобно, – произнес я, обращаясь к домовому.

– Благодарю, мастер-князь, – ответил домовой, склонив голову, как того требовал церемониальный этикет. И на долю мгновения я даже удивился такому преображению Никифора. И только потом понял, что, скорее всего, он старается соблюдать этикет при госте.

Гаврила осторожно отломил вилкой кусочек омлета, поднес его ко рту, попробовал и замер.

– Вкусно? – глядя на него, участливо спросил я.

Гость поспешно кивнул:

– Это… это невероятно, – прошептал он. – У нас… такого не готовят.

Морозов, не поднимая головы от тарелки, пробурчал:

– Потому что у вас нет Никифора.

– Да что вы там понимаете! – отмахнулся домовой, но по блеску в глазах было видно, что он доволен похвалой.

Гаврила кивнул:

– Наверное.

Парень снова потянулся за омлетом. Теперь уже увереннее. В нём исчезла та нелепая скованность, что была утром. Парень словно начал немного оживать.

Я наблюдал за ним: за тем, как гость сидел, стараясь держать спину ровно, как внимательно следил за каждым нашим движением, и как все еще подрагивали его руки.

– Кто ж тебя такого по лесам-то отправил, – пробормотал Морозов, надеясь, видимо, что гость не разберет слов. Но Гаврила услышал:

– Я… – ответил он, покраснев, – я проходил программу полевой подготовки…

– Где? – невозмутимо уточнил воевода. – В ботаническом саду?

Я кашлянул в кулак, скрывая улыбку. Вера тихо отвела взгляд, чтобы не рассмеяться вслух. А ревизор полностью стал цвета спелого яблока.

В гостиной повисла тишина. Мы отодвинули опустевшие тарелки, а Никифор разлил по чашкам отвар.

Я кивнул, благодаря домового, взял чашку, подержал в руках, ощущая тепло. Сделал глоток и довольно прикрыл глаза: отвар был мягким, обволакивающим, с лёгкой кислинкой облепихи и густым медовым послевкусием.

– Ваш дом… совсем не такой, как я представлял, – произнес вдруг Гаврила, нарушая тишину.

– Возможно, – ответил я и с интересом уточнил. – А что вы ожидали?

Он смутился.

– Ну… что-то… холодное. Официальное. Суровое. Как в столице… у больших чиновников… А здесь уютно. По-домашнему.

Он поднял взгляд, и в нём промелькнула благодарность. Настоящая.

– И… спасибо вам, – произнёс Дроздов тише. – За то, что не выгнали… и не…

Он замялся, явно вспоминая, как еще недавно стоял во дворе перед псом.

– Мы рады гостям, – сказал я. – Особенно тем, кто приезжает с добрыми намерениями.

– А вы… – начал ревизор, и я заметил, как в его глазах разгорается уже знакомый мне блеск. Такой был у членов комиссии из экологического ведомства, когда те увидели оленя.

– Допейте отвар, Гаврила Платонович, – произнёс я, откинувшись на спинку кресла. – Потом поговорим об олене. И обо всём остальном. У нас с вами есть время.

Гаврила послушно взял чашку, наклонился над ней, сделал осторожный глоток, будто опасаясь, что напиток может оказаться слишком горячим. На его лице уже не было утренней паники. Только лёгкая неуверенность.

– Очень вкусно, – тихо произнес он, сделал еще один глоток и отставил чашку.

Несколько секунд, парень молчал, словно подбирая слова. А затем, понизив голос, произнес:

– Мастер-князь… А… когда мы… пойдём в лес?

Я чуть приподнял бровь.

– Вы хотите отправиться прямо сейчас?

Он шумно вдохнул, будто собирался с духом.

– Я просто обязан увидеть этого оленя, понимаете. Комиссия… она… – он замялся, но всё же продолжил: – они говорят, что это может быть важнейшее открытие за десятилетие. Вид… который считали исчезнувшим ещё много лет назад.

Воевода тихо хмыкнул:

– Открытие, значит, – протянул он, устало.

Парень смутился, отвёл взгляд, но не отступил.

– Я… понимаю, что вы не особо в это верите, но оно очень важно. И для ведомства, и для науки. И… – Гаврила запнулся, – и для меня лично.

Я на секунду задумался. В голосе его не было бахвальства и той самоуверенности, которой часто страдают столичные чиновники. Была… настоящая заинтересованность. Тревога и какая-то искра, которая редко встречается у государевых слуг из столицы.

– Пойдём, – сказал я наконец. – Но сперва – подготовка. Лес сегодня может быть… капризным.

Парень поднял глаза.

– Капризным? – удивленно переспросил он.

Я не стал пугать ревизора лишними подробностями. Ему и так сегодня хватило страхов. Морозов нахмурился, но промолчал. Вера же отставила пустую чашку и встала из-за стола:

– Прошу меня простить, – произнесла она. – У меня еще много работы.

Я кивнул:

– Конечно.

Вера тепло улыбнулась домовому и негромко поблагодарила его за завтрак.

– Я принесу чуть позже пирожков, – отозвался Никифор. – А то опять заработаетесь, а про здоровое питание нельзя забывать.

– Пирожки – это здоровое? – хитро спросила девушка.

– Мои так точно, – благостно отозвался домовой, и мне подумалось, что подобной вольности он не простил бы ни мне, ни воеводе.

Соколова одернула подол платья и направилась к дверям.

– Да… Я, наверное, тоже пойду собираться, – спохватился Гаврила.

Ревизор вскочил из-за стола, едва не перевернув кресло, и последовал за секретарем.

Морозов тоже встал, подошёл к окну, отдёрнул занавеску. Несколько минут неподвижно стоял, глядя, как ветер колышет ветви.

– Очень интересный гость, – произнёс он тихо, – Прямо сказочный. И зачем его только к нам направили.

Я пожал плечами:

– Может быть, чтобы он лично запечатлел «событие десятилетия».

Воевода, не оборачиваясь, кивнул:

– Только сдается мне, если бы ревизор пошел в лес инкогнито, то сгинул бы в нем без вести. И вина в том лежала бы не на леших.

– Ну, он проходил полевую подготовку, – возразил я. Воевода усмехнулся и покачал головой:

– Идемте собираться, Николай Арсентьевич, – произнес он.

Я кивнул и встал из-за стола. Вышел из столовой и замер. Потому что окно в гостиной было открыто. А на подоконнике, распахнув крылья, сидела та самая ворона. И заметив меня, она склонила голову и глухо, низко, словно предупреждающе каркнула.

– Опять ты… – тихо пробормотал я, рассматривая сидевшую на подоконнике птицу. – Неймется же тебе.

Ворона сидела совершенно недвижимо. Так как умеют только лесные птицы, что веками живут рядом с тем, чего люди не видят или не хотят замечать. Чёрные перья отливали синим металлом. Один глаз птицы, блестящий, умный, смотрел прямо на меня. Не просто наблюдал. Оценивал. И, что особенно неприятно… птица словно бы меня узнала.

Я остановился в нескольких шагах от окна. В гостиной повисла тишина. Мне показалось, что даже поленья в камине перестали трещать.

– Ты, конечно, выбрала удачный момент, – выдохнул я, чувствуя, как внутри начинает медленно ворочаться неприятный ледяной ком. – Но могла бы и не пугать так…

Птица слегка качнула головой, словно соглашаясь или отмахиваясь от моих слов. Затем медленно сложила крылья, опустилась на лапы. Её когти тихо цокнули по дереву. Ворона шагнула ближе, будто проверяя, отступлю ли я.

Я не попятился. Хотя мысли в голове на секунду смешались: предупреждение? знак? или… просьба?

– Что тебе нужно? – почти шёпотом спросил я.

Ответа, конечно, не последовало. Но ворона снова издала тот глубокий, похожий на человеческий голос звук. Не карканье даже, а низкий, вибрирующий выдох.

И вдруг её взгляд скользнул куда-то за моё плечо. Я обернулся.

На пороге стоял Морозов. Он тоже заметил птицу, и на его лице промелькнуло что-то между раздражением, настороженностью и… уважением.

– Опять? – хрипло произнёс воевода, подходя ближе. – Уж очень не ко времени она зачастила.

Ворона не отступила. Наоборот, расправила крылья шире, будто желала, чтобы её увидели. А затем резко, подпрыгнула, ударила перьями о воздух и тяжело взмыла вверх. Птица сделала круг над двором, а затем направилась в сторону леса и исчезла между ветвями деревьев. Мы же молча провожали ее взглядами.

– Нехорошо, – тихо сказал Морозов. – Совсем нехорошо.

Я молча подошел к раме и закрыл окно. Сделал глубокий вздох и произнес:

– Ладно. Идём осторожно. Гаврилу на шаг вперед не выпускать.

– Само собой, – буркнул воевода. – Я и к себе его привязать могу, если понадобится.

Я повернулся к выходу, чтобы идти собираться, но в этот момент по лестнице раздался быстрый топот. И через секунду на площадке появился Гаврила. И при его виде воевода хмыкнул:

– Позвольте уточнить, что на вас надето?

– Полевая форма, – растерянно ответил юноша. – А что?

Для похода в лес выглядел ревизор и правда несуразно. На нем была тёмная рубаха, поверх которой была надета жилетка с множеством карманов, и серые форменные брюки, которые обычно носили государевы слуги.

Заметив наши лица, он остановился посередине лестницы и растерянно уточнил:

– Ч-что такое?.. Я… не так одет?..

– Всё так, – сказал я мягко. – Только вот обувь мы вам выдадим другую. Ботинки не подойдут.

– Меня уверили, что они не промокнут и не подведут, – возразил парень.

– В таких только по городу ходить, – пояснил ему Морозов. – Они жесткие, подошва не гнется. Да и носите вы их явно первый день.

– Так и есть, – смущенно пробормотал Гаврила.

– Вы в них ноги в кровь сотрете. Мне вас потом придется на себе нести.

– Не надо нести, – совсем уж смутился гость.

– Возьмите эту пару, – заявил Никифор, появившись внезапно в дверном проеме. В руках он держал невысокие сапоги из кожи. – Не побрезгуйте, Гаврила Платонович. Пройдете в них хоть сколько – а не устанете.

Парень не стал отказываться и прямо при нас снял свою обувь и натянул предложенную домовым пару.

– Как на меня шили, – сообщил он и коротко поклонился Никифору. – Благодарствую.

– Что уж там, – отозвался тот с показной беспечностью, но я заметил, что он доволен.

– Идите за нами, Гаврила Платонович, – велел Морозов. – И… если увидите или услышите что-то странное, то сразу говорите.

Парень торопливо кивнул. И вслед за воеводой направился к дверям.

Глава 20
Лесная встреча

Мы вышли на крыльцо. Я набросил на плечи уже знакомую куртку. Во дворе было тихо, только ветер шуршал в ветвях клена. Я внимательно посмотрел на край леса, туда, где в густой листве ещё минуту назад скрылась ворона. Морозов бросил взгляд в ту же сторону, нахмурился, но промолчал.

Аргумент уже сидел напротив крыльца, явно дожидаясь нас. И едва мы вышли, он встал на лапы и тихо тявкнул, подтверждая, что он готов к походу. И заметив собаку, Гаврила сразу же напрягся.

– Не бойтесь, пес вас не тронет, – заверил я ревизора. – Аргумент уже понял, что вы здесь желанный гость.

Гаврила шумно сглотнул, но кивнул, показывая, что верит мне.

– Странное имя, – он попытался улыбнуться.

– Раньше у него было другое, – ответил я. – Армагедон, вроде. Но мы с Владимиром Васильевичем решили, что новое имя подойдет ему больше. Ну не Бобиком же его величать.

– Конечно, – с готовностью кивнул Гаврила. – Бобико как-то звучит не солидно.

Пес лениво перевел взгляд на парня и громко чихнул, всем своим видом показывая, что гость ему больше неинтересен.

– Вот и подружились, – довольно заключил Морозов. – Идем.

Последняя фраза относилась к Аргументу, и тот ритмично завилял хвостом. Видимо, ему нравились прогулки по лесу. Мы двинулись по дорожке к воротам. Гравий мягко хрустел под сапогами. Где-то в дальнем углу сада шевельнулась тень. Мне показалось, что в траве мелькнули крылья Мурзика, но, когда я всмотрелся, никого уже не было.

Воздух стал ощутимо плотнее, за оградой у опушки леса собирался густой туман. На границе поместья, там, где начиналась тропа к старой дороге, прошёл лёгкий, едва заметный ветерок.

– Мастер-князь… а это… нормально? – глядя на меня, растерянно уточнил Гаврила.

– Для Северска – более чем, – сказал я.

– Ненормально то, что тихо, – хмуро произнёс Морозов. – Птицы должны бы петь.

Я прислушался.

И действительно: кроме шороха листвы не было ни звука. Даже утренние птахи умолкли. Тишина словно давила на уши.

Я нахмурился, но открыл дверь калитки. Произнес:

– Ладно, идём.

Мы вышли за ограду, и сразу стало ощутимо прохладнее. Прошли по тропе и через несколько минут оказались у опушки. Аргумент обошёл нас по дуге, встал впереди и внимательно всмотрелся в тропу, его уши чуть дрожали.

Гаврила же замер, сглотнул, опасливо глядя на высокие стволы и редкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь белую пелену тумана.

– Держитесь поближе, – строго предупредил его Морозов. – И не отходите ни на шаг.

– Я… постараюсь, – хрипло ответил Гаврила. Он пытался казаться собранным и уверенным, но голос, в котором отчётливо звенела тревога, его выдавал.

Я шагнул на тропу. Мягкий мох пружинил под подошвами ботинок. Туман стелился над землёй полосами, будто живой, то густея, то рассеиваясь. Где-то справа хрустнула ветка.

Лес впускал нас нехотя: ветви будто склонялись слишком низко, трава тянулась к ботинкам, в воздухе витал запах хвои и еловой смолы. Гаврила то и дело с опаской оглядывался по сторонам, словно ожидал, что из каждой тени сейчас выскочит какой-нибудь чудной рогатый хищник и утащит всех нас в чащу. Или еще хуже – его одного.

Боковым зрением я видел, как крепко он сжимает ремень рюкзака:

– Не бойтесь. Сейчас важнее всего – держаться тропы, – произнес я, чтобы немного разрядить атмосферу.

– Я… стараюсь, – выдавил он, но шаг его всё равно стал осторожнее.

– К тому же с нами Аргумент, – приободрил его Морозов и махнул рукой в сторону бежавшего рядом пса. – Так кого мы боимся?

Ревизор кивнул. Некоторое время молчал, а потом с интересом посмотрел на меня. Затем все же уточнил:

– А вы… видели его, Николай Арсентьевич?

Я кивнул:

– Мы с мастером Дубовым провожали комиссию во главе с мастером Костомаровым, чтобы служащие экологического ведомства зарегистрировали факт и составили протокол.

Боковым зрением я заметил, тени, которые мелькали в тумане между деревьев. Они двигались параллельно нам и были похожи на человеческие. Значит, нас сопровождают лесовики Митрича. Во всяком случае, я на это надеялся.

На всякий случай я покосился в сторону Морозова. Но воевода был невозмутим. Да и Аргумент, который бежал рядом, не выдавал своим поведением тревоги. И это немного успокаивало.

Сбоку хрустнула ветка, и от этого звука, громким эхом разлетевшегося в тишине, Гаврила вздрогнул и принялся озираться по сторонам. А в следующую секунду, из-за деревьев показалась знакомый силуэт:

– Доброе утро, мастер-князь, – послышался хрипловатый голос. И я с трудом сдержал вздох облегчения.

Из-за деревьев вышел Митрич, в широкополой соломенной шляпе. В одежде и бороде торчали еловые иглы.

– Доброе утро, мастер Дубов, – поздоровался я.

Гаврила замер, пристально рассматривая лешего. И я с удивлением заметил, что ревизор если и не видит, кто стоит перед ним, то догадывается. Парень втянул голову в плечи и едва заметно поклонился.

Митрич же оценивающе посмотрел на ревизора. Потом хмыкнул.

– А это чего за зайчонок? Ваш?

– Проверяющий из столицы, – ответил я, и Митрич усмехнулся:

– Вот оно что. Давненько у нас так много столичных гостей не было. А за последнее время аж двое в лес пожаловали, – он перевел на меня взгляд и со значением продолжил, – Остается надеяться, что слишком много гостей тут не прибавится. Лес любит тишину и не терпит человеческой суеты.

Я кивнул, давая понять, что услышал намек.

Леший огладил бороду, вынув из прядей еловую шишку. Оглядел ее, словно и сам не понимал, как она там оказалась. Отбросил прочь находку и приосанился.

– Неужто все в столице такие бледные? Солнца у вас там, что ли, не хватает?

Он прищурился, явно ожидая ответа. Гаврила оглянулся, будто надеялся, что говорить придется ни ему. Но позади никого не оказалось и он откашлялся, прежде чем пробормотать:

– Ну… в большей степени… в столице ведь достаточно мало солнца. Там все больше хмуро…

Парень смущенно смолк, а Митрич покачал головой:

– Хватило бы простого «да».

– Извините… – густо покраснел гость.

– Нечего стыдиться, юноша, – отмахнулся леший. – Никифор будет доволен таким собеседником. Он тоже любит много говорить. А вы никак на оленя посмотреть прибыли?

Он с интересом взглянул на Гаврилу, и тот кивнул:

Лицо Митрича тут же изменилось. Стало сосредоточенным, внимательным:

– Он не каждому показывается, – медленно произнес старик после недолгой паузы. – И не потому что пуглив. Вовсе нет. Просто любой зверь в этих пределах имеет свою волю. Но мы попробуем его найти. Идемте.

Он махнул рукой, приглашая следовать за ним, сошел с тропы и направился в чащу. Мы зашагали за ним, стараясь ступать осторожно и тихо, чтобы не нарушать тишину.

– Кто это? – едва слышно уточнил Гаврила.

– Лесничий, – также негромко ответил я. – Это его помощники оленя заприметили и нам сообщили.

Гаврила кивнул, но боковым зрением я отметил, что парень не сильно поверил моим словам. Между его бровей залегла складка, делая лицо гостя старше. Мне подумалось, что стоит попросить Веру Романовну разузнать у ревизора о его происхождении. Может оказаться, что он вовсе не случайный и не так прост как показался нам на первый взгляд.

Туман начал расступаться. Тропа вилась между древних сосен, корни которых выползали из земли.

– А давно ли прибыл этот проверяющий? – не оборачиваясь, уточнил Митрич. И мне подумалось, что он делал это скорее для того, чтобы поддержать беседу.

– Вчера, – ответил я. – Поначалу хотел пойти в лес один, но потом одумался и решил просить нашей помощи.

– Это правильно, – согласился леший. – Один бы он в этом лесу точно сгинул.

– Я полевую практику проходил, – слабо возразил Гаврила.

Леший усмехнулся:

– Практику, – повторил он. – Конечно. Это важно.

– Я… я ученый… – пробормотал ревизор, но вышло у него это так, словно он извинялся.

Митрич остановился. Обернулся, внимательно рассматривая парня. И я заметил пляшущие в его глазах лукавые искорки:

– Это видно, – протянул он. – Учёные, они как грибники неопытные. Сначала лезут, куда не просят, а потом удивляются, что заплутали.

– А еще наедятся грибов неправильных и давай носиться между деревьев, – словно между делом вставил воевода.

– И такое бывает, – усмехнулся Митрич без злобы. Скорее сделал это дружелюбно.

Гаврила не стал спорить. Просто молча кивнул.

– Идем, ученый, – добродушно бросил леший и зашагал дальше. Мы последовали за ним.

Впереди среди высоких папоротников, вдруг зазвучало еле слышный шорох. Митрич остановился и предупреждающе поднял руку.

– Он рядом, – не оборачиваясь, прошептал он. – Смотрите, не спугните.

Мы послушно остановились. Трава впереди дрогнула. И на тропу медленно, величественно ступил олень. Утреннее солнце внезапно прорезало кроны деревьев и осветило зверя. Он был высокий, с рогами, на которых играли искорки. И рога показались сделанными из зимнего инея.

– Вот он, – едва слышно пробормотал леший, обращаясь к Гавриле. – Смотри, ученый, пока он позволяет

Некоторое время, олень стоял в просвете между папоротниками. А затем он сделал шаг. И лес словно замер. Даже ветер, казалось, притих и осторожно скользнул по его бокам, не смея нарушить эту странную гармонию.

Гаврила прижал ладони к груди, будто боялся, что сердце сейчас выскочит наружу.

Я видел, как мелко дрожат его пальцы. Мне показалось, что парень просто упадёт на колени.

– Это… он… – прошептал ревизор, и я кивнул.

– Н-невероятно… – едва слышно продолжил парень. – Тот самый… из старых описаний… из архивов… Но… но таких не могло остаться… Это же… легенда…

Митрич хмыкнул и провёл ладонью по бороде:

– Легенда… она ведь не с пустого места берётся, – тихо произнёс он. – Вот в чём беда у вас, учёных. Раз в отчетах сухо указано, мол «зверя давно не видели», значит, вымерли животные.

Гаврила рассеянно кивнул, не сводя взгляда с животного. А затем я нахмурился, почувствовав активируемую силу. Причем, ощутил ее не только я. Боковым зрением заметил, что Морозов пристально смотрит на гостя, словно пытаясь понять, не выжил ли тот из ума от счастья. Аргумент прижал уши и тихо зарычал. Один Митрич оставался невозмутимым. Но я заметил, как между деревьев мелькнули тени лесовиков.

– Что вы задумали? – уточнил я у Гаврилы, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.

– Я… мне надо взять отпечаток пробы, – начал парень и тут же поспешно добавил, обращаясь к Митричу. – Не извольте беспокоиться, мастер Дубов. Я природник высокого класса и могу вас заверить, что это чудо природы даже не заметит моего вмешательства.

Словно в подтверждение своих слов, парень показал ладони, которые и правда светились едва заметным зеленоватым свечением. Я покосился на Митрича, но леший только пожал плечами, словно говоря: пусть делает.

– А без этих проб никак нельзя? – уточнил я у Гаврилы.

– Нельзя, – покачал головой парень. – Очень уж редкий вид. Столичная комиссия может поставить под сомнение и показания комиссии, и фотоотчет, сославшись на то, что фото можно подделать. А отпечаток пробы подделать невозможно.

Я кивнул:

– Тогда делайте.

На лице Гаврилы расплылась довольная улыбка. Парень потер ладони, активируя плетение, и рядом с оленем появилась его точная призрачная копия. Причем, под полупрозрачной шкурой были видны все органы, которые подсвечивались красным.

Видимо, плетение было сложным, потому что я заметил, как на лбу Гаврилы выступила испарина. А ладони слегка подрагивали. Но парень не разрывал плетения:

– Сейчас, – пробормотал он. – Еще… немного.

Силуэт дрогнул, замерцал и замер, полностью копируя поведение оригинала. И Гаврила облегченно вздохнул:

– Готово, – произнес он, опуская руки. – Почти живой образчик для изучения вида.

Воевода нахмурился:

– Изучения? – переспросил он. – Кажется, вы говорили, что это нужно в качестве доказательства для столичного института?

– Это само собой, – поспешно согласился парень. – Более того, если теперь с вашим оленем произойдет что-нибудь… дурное, эту землю все равно признают заповедником. Просто, как выразился мастер Дубов, его давно не видели.

Мы с Морозовым обменялись короткими взглядами, а затем, воевода кивнул:

– Ну, хорошо, коли так.

Олень вдруг вздрогнул. Поднял голову и уставился на парня. А затем шагнул в нашу сторону. Каждое движение было выверенным, осторожным, почти ритуальным. И от этого жеста я даже приоткрыл рот. Мы с Морозовым пораженно переглянулись. Даже Митрич, казалось, был немного удивлен. Во всяком случае кустистые брови лешего чуть приподнялись. Гаврила сделал полшага вперёд… потом так же быстро остановился и выдохнул, едва не упав на колени от волнения.

– Он… он подходит… ко мне?

Мы промолчали. Потому что ответить было нечего. Олень же приблизился ещё на несколько шагов. Остановился, едва заметно качнул головой – и на мгновение мне показалось, что я вижу, как в глубине его глаз вспыхивает тонкая серебряная искра. Он наклонил голову ниже, словно приветствуя нас. Гаврила не выдержал и сделал шаг вперёд. Маленький, осторожный, будто по льду.

– Можно?.. – прошептал он. – Можно подойти?

– Нет, – ответили мы с воеводой одновременно.

Гаврила всхлипнул, уже не скрывая эмоций.

– Я… я всю жизнь мечтал увидеть его… – прошептал он. – Но никогда… никогда… не думал, что это возможно…

– Сказывают, этот род был раньше всех, – тихо произнес стоявший рядом Митрич. – Такие олени бродили там, где лес был молодой. А людей не было вовсе.

Олень наклонил голову. И мне почудилось, что серебро на рогах дрогнуло.

– А теперь вот он вышел к вам, мастер-ревизор… – глядя на Гаврилу, продолжил леший.

– Ко мне?.. – выдохнув, прошептал парень. – Почему?..

Митрич усмехнулся, хитро, по-стариковски:

– Может, быть, вы чисты душой и помыслами.

– А может глупый, что тоже самое и в лесу ценится, – едва слышно добавил воевода.

Олень сделал ещё шаг. А потом вдруг поднял голову, замер и резко повернулся в сторону северной тропы. Затем сорвался с места и быстрыми скачками скрылся в чаще. Лишь высокие травы за ним сомкнулись.

Некоторое время, мы стояли и молча смотрели в ту сторону, куда скрылся зверь. А затем, Митрич буднично произнес:

– Ну, поглазели и хватит. Идемте, я вас выведу. Чтобы не заплутали.

– А вдруг он вернется? – с надеждой проговорил Гаврила и шагнул в ту же сторону, куда унесся олень. Нога его погрузилась в небольшую лужицу, но парень этого даже не заметил.

Митрич хмыкнул и ловко ухватил Дроздова за воротник, чтобы вернуть на дорожку.