Текст книги "Красная роза, розовый лотос (СИ)"

Автор книги: Girl on the Darkness

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Впервые осознала то, что её перерождение не было ошибкой.

Есть такие дороги – назад не ведут.

На чужом берегу я прилив стерегу.

Паруса обманув, ветер стих навсегда,

Плоским зеркалом стала морская вода.

Десять минут ходьбы до Юн Мена было достаточно, чтобы всем промокнуть до ниточки. То ли благодаря внешнему виду всех, то ли по каким-то другим причинам, мадам Юй даже не спросила, что тут, собственно говоря, делают двое заклинателей из Ци Шань Вэнь, только, благосклонно кивнув, разрешила им остаться. Вэнь Цин не то, что не привыкла, скорее, сторонилась подобных милостей со стороны окружающих, но деваться было некуда.

– Как только гроза закончится, мы пойдём обратно, – обещает она, умалчивая о том, что под «гроза закончится» девушка имела в виду «одежда высохнет». Да и её брат боялся грозы, поэтому остаться с Яньли и её братьями было лучшим вариантом.

А ещё Вэнь Цин поняла одну вещь. Смотреть на Вэй Ина ей больно, что тогда, что сейчас. Глядя на этого невинного ребенка и зная, что ждет его в будущем, она готова была переписать хоть судьбы всех людей на этой планете, всех из мира заклинателей, вычеркнуть темные искусства и тех, кто это придумал, из их мира. Потому что понимать, что этот наивный ребенок с серыми глазами, к которому относятся в разы лучше благодаря влиянию А-Ли, и есть тот самый старейшина Илина, которого боялся-ненавидел почти весь мир заклинателей – своего рода пытка.

– А-Нин, ты что, боишься грозы? – он распахнутыми глазами смотрит на Вэнь Нина, пугливо осматривающего комнату в бессознательном стремлении найти сестру.

– Да ясно же, что он её боится! Ты что, не видишь? – в привычной резкой манере выражается Цзян Чэн, и Вэнь Цин помимо воли улыбается: кажется, он всегда таким был, даже в далеком детстве.

А потом двое названных брата отвернутся друг от друга. Один пойдет своей дорогой, оборвëт все связи, всë, что раннее связывало его с (почти) родным орденом, лишится того немного, что у него осталось, а второй будет пытаться воссоздать всё заново, научиться жить новой жизнью, где не будет Вэй Усяня. Их истории будут полны печали и трагедии.

Если Вэнь Цин сможет найти способ вернуть золотое ядро человеку, его потерявшему, она хоть немного, но облегчит их судьбы. Она помнила всё: разыгранный Вэй Ином «спектакль», чтобы шиди не догадался о том, чьё золотое ядро стало его, ту боль, которую темный заклинатель испытал, но перенес с улыбкой на лице, потому что знал, что в этой боли есть смысл.

Поэтому ей надо стараться. Хотя бы для этого.

– Д-да, – неуверенно произносит А-Нин, неосторожно отодвинувшись назад и стукнувшись о край кресла.

Яньли и Вэнь Цин наблюдают за ними со стороны, за дверью. Изначально они хотели пойти к ней в комнату, но понаблюдать за младшими было тем ещё удовольствием для них обеих. Тем более видеть слабо выраженную радость на обычно пустом лице А-Нина для А-Цин, всë свободное время проводящей в исследованиях ради достижения своей цели, было счастьем. Жизнь её брата с ранних лет была лишена всех ярких красок жизни, может, если бы он стал полноценным заклинателем, отдал бы заклинательству душу, его характер совсем немного, но изменился бы. А целительство, дело, гарантирующее ему безопасность и неприкосновенность (до последнего момента), в котором всё внимание было отдано старшей сестре, вряд ли запомнилось ему, пестрящем разнообразными цветами жизни.

– Кажется, они действительно нашли общий язык, – с легкой улыбкой произносит она.

– Дальше сами разберутся, во что играть. Надеюсь, у них хватит ума не соваться под дождь, а пока пойдем ко мне, – А-Ли шутливо хватается за край рукава подруги, белая ткань, расшитая знаком солнца, к счастью обеих, не растягивается.

В комнате Яньли светло, несмотря на то, что небо затянуто тучами. А-Цин делит свою комнату с братом, поэтому насладиться одиночеством у неё весьма редко получается, и в этом плане она даже немного, совсем чуть-чуть завидует своей подруги. А ещё интуитивно понимает, что А-Ли хотела поговорить с ней о чем-то важном, поэтому и отвлекла от наблюдения за братьями.

– Что ты говорила про орден Гу Су Лань? Кто тебя может убить? Ты что-то недоговариваешь, я точно это знаю, – после молчания, длившегося несколько томительных минут, спрашивает она, мягким взглядом светло-карих глаз сользя по лицу подруги, будто сможет прочитать ложь, если она сорвется с её языка.

Вэнь Цин не отвечает, потому что размышления «говорить или не говорить», занимают много времени. Про Гу Су Лань всё ясно, она писала в письме. Но стоит ли так доверять А-Ли? Как-никак, она из другого ордена, впоследствии они будут на вражеских сторонах. А рассказать то, что не рассказала никому, даже наставнице, девушке, которая её товарищ по несчастью… Может, на самом деле Цзян Яньли, скрывающаяся под маской добродушия, мысленно строит планы мести за искалеченную прошлую жизнь – не только себя, но и братьев, родителей? Может, заполучив правду в свои руки, она сделает с ней совсем не то, что предполагала Вэнь Цин?

– Я же говорила тебе… Ты – такая же, как я, и у нас общая цель, – видя её замешательство, произносит А-Ли, привычно улыбаясь, – нет смысла скрывать что-то друг от друга. Если есть, что сказать – говори. Не в моих силах развязать новую главу или ещё что-нибудь. Можешь не беспокоиться.

Её мягкий голос придаёт целительнице немного уверенности, и она уже понимает: Цзян Яньли просто не может быть какой-нибудь аферисткой, не может быть той, кто предаст при первом удобном случае. Именно поэтому А-Цин почему-то даже не боится озвучить ей правду:

– Несколько дней назад я случайно подслушала разговор Вэнь Жоханя и его сына. Они готовы…манипулировать орденом Гу Су Лань, выкрав меня оттуда, когда я уже буду замужем. Я не знаю, что делать с этим. С каждым днём мне всё страшнее находиться в своём ордене… – признание дается ей с огромным трудом, тем более, понимая, что их могут подслушать за дверью. Дверь заперта, в принципе, шаги девушки бы услышали, так что рядом никого нет, можно откровенничать.

– Вот как. Я думала о подобном. Но почему в тот раз Вэнь Жохань не предпринял такую тактику? – А-Ли задумчиво склоняет голову, и на миг её взгляд становится не виден.

– Я стала более… Талантливой? – предполагает её собеседница, чуть ли не содрогаясь, вспоминая моменты из прошлой жизни, бессонные ночи, зазубривание противоядий – в ход шли все средства, чтобы ей сказали «да у тебя талант к целительству!».

Таланта как нет, так и не было. И если бы Вэнь Цин спросили, она бы хотела прожить жизнь обычной заклинательницы, лишенную заботой о судьбе мира, которую ей малодушно возложили на плечи, а она приняла эту ношу. И чтобы та была непосильной, разделила её с Яньли.

– Тебя никто не тронет. Ты – слишком важная фигура в их плане, А-Цин. Я так думаю, – по голосу А-Ли не совсем понятно, растеряна ли она или предугадала это, – твоя жизнь в безопасности.

– Тогда мы всё равно вернёмся к первоначальному плану? Ничего не менять, наблюдать со стороны? Я продолжу изучение золотого ядра, – скорее утверждает, а не спрашивает Вэнь Цин.

– Я буду присматривать за братьями. Делать, что должна. И ещё у меня осталось одно незавершенное дело…

…сделать то, что не должна совершать по сценарию…

Третий год я зову – только эхо в ответ,

Обманул меня ветер, запутал твой след.

Только сталь твоих глаз не забыть никогда,

А в груди ледяная морская вода.

Комментарий к X глава.

А… Эм… Что тут писать… Я не знаю, причем тут Мельница, и есть ли какое-нибудь сравнение/ассоциации с главой у человека в нормальном состоянии, а не у меня ;-;

========== XI глава. ==========

Я ладонью левой, как щитом, Заслонить хочу мечту заветную. Этот сон мне не развеять.

Правой я сжимаю, как клинок, Память о земле, ныне неизведанной.

Без конца стеною холодный дождь идет.

Никто не знает, что на самом деле Цзян Яньли всегда любила Цзинь Цзысюаня. Никто не знает, сколько бессонных ночей она провела за готовкой супа из лотоса – всем пострадавшим от рук ордена Ци Шань Вэнь и отдельно – ему. Никто не знает, что на самом деле, если бы ей сказали, она бы собственное сердце из груди вырвала, всë, если потребовалось. Это знала лишь она сама. Лишь она знала о своих чувствах, которые стремилась ото всех скрыть в иррациональном страхе оказаться вновь отвергнутой, о чувствах, которые следовало умертвить хотя бы из жалости – они же совершенно невзаимны. Яньли понимала это и всë равно натягивала на лицо добродушную улыбку, беспрекословно выполняла всё, что ей скажут, беседовала с госпожой Цзинь. Матушка ей бы гордилась. Гордилась бы той А-Ли, что не стала заклинательницей, а твердой походкой шла по пути, который сама начертила. Вот только она не знала, что походка её – шаткая и неуверенная, слова – фальшивы, и даже чувства – поддельные.

Цзян Яньли прокручивает в голове события прошлой жизни. Вот она, ещё совсем ребенок, смотрит на наследника ордена Цзинь с детским любопытством в светло-карих глазах и не делает лишних движений, повторяя то, чему учила её мать и чему учили все слуги: быть максимально кроткой и спокойной, улыбаться, производить приятное впечатление. А-Ли в этом преуспела, но приятное впечатление, кажется, произвела только на госпожу Цзинь.

Снова она, только уже чуть постарше, вновь видит Цзинь Цзысюаня и радуется хотя бы тому, что дышит с ним одним воздухом. А-Ли знает, что он равнодушен к ней, но продолжает действовать ему (и себе) на нервы, снова возникая на горизонте с милой улыбочкой и предлагая отведать суп из лотоса. А-Ли, наверное, очень маленькая и глупая, но она обязательно добьётся его любви и признания!

Цзян Яньли утешает Вэй Ина, который успел подраться с её почти-что-мужем, ведь до помолвки (было) недалеко, врет ему и сама себе в том, что никогда А-Сюаня не любила, да и не нужен ей такой человек в принципе. А-Сянь, кажется, верит, и девушка вздыхает с облегчением. Главное, чтобы её ложь не зашла слишком далеко.

Она почти не расстроена из-за расторжения помолвки. Как можно сердиться на Вэй Ина, из-за которого, собственно, всë и случилось? Цзян Яньли искренне не понимает этого, но понимает одно – если судьба так старательно разводит их по разные стороны баррикад, может, не следует так пытаться?

Когда во время войны с Ци Шань Вэнь ей приходится временно жить в Ланьлине, чтобы помогать по мере возможностей, Цзян Яньли думает о том, что, возможно, всë не так уж и плохо: видя израненных людей, их родственников, семьи убитых, которых она тщетно утешала, девушка понимала, что счастье в том, что братья хотя бы живы. И даже, если ничего не осталось, надо улыбаться и помогать тем, кому помощь требуется. Так её учили. Так она привыкла.

Так А-Ли думает ровно до того момента, пока ещё во время войны не подслушивает разговор несостоявшегося мужа с госпожой Цзинь. Делает она это совершенно случайно, просто проходит мимо его комнаты, по привычке оставляя около неё суп. Пусть даже Цзысюань не знает, что это именно Цзян Яньли – неважно. Но вот, когда из покоев начинает доноситься привычный голос подруги матери, девушка из любопытства останавливается.

– Матушка, поверь. А-Ли хорошая. Она ведь совсем идеальна, не так ли? Но она кажется ненастоящей. Я не знаю, о чём думает эта девушка. Невозможно же вечно ходить с улыбкой на лице! – кажется, наследник ордена Цзинь действительно гневается. Яньли знала эту интонацию – с ней он почти всегда говорил подобным тоном в редкие встречи.

– Что за бред ты несёшь? Я давно общаюсь с ней. Это просто ты ищешь всякие глупые отговорки! Хочешь быть как отец, да? – не менее раздраженно отвечает госпожа Цзинь, давя как раз на больное место, избитую тему..

Цзян Яньли не выдерживает и отдаляется быстрым шагом от этого места. Её душат слёзы, а она прикрывает рот рукой, чтобы не расплакаться. Когда она в последний раз плакала? Когда узнала, что Пристань Лотоса сожгли? Сейчас же ничего такого не произошло, так почему слёзы медленно стекают с лица?

А всё потому что Цзинь Цзысюань чертовски прав.

Цзян Яньли сама была виновата. Сама утопила свою личность за фальшивыми улыбками и извечной добротой. Своими руками рушила свою судьбу.

И больше такого не повторится.

А-Ли твердо решает, что ошибок больше не наделает. Говорят, что умные учатся на чужом опыте, но можно ли прошлую жизнь считать чужим опытом?

Долой маски. Долой лесть и притворство. Отныне и навеки Цзян Яньли не будет лгать и сомневаться. Эту жизнь она не разрушит, не зря же ей второй шанс дали, в конце-концов.

– Только вот… Что я должна делать? Правильно ли поступаю? Мне приходится обдумывать каждый свой шаг, но это того стоит, не так ли? Я действительно была права? Мне приходится спрашивать это каждый раз, когда я делаю что-то, чего не делала в той жизни. Наверное, это нормально… – тихо говорит девушка сама себе, ранним утром сидя около пристани и глядя вдаль, словно кого-то ждет.

А-Ли разговаривает сама с собой. Это ничуть не одиночество, нет. Просто успокаивает. Солнце едва поднялось на небо, светит ещё слабо и почти не согревает. Яньли сейчас бы выспаться перед предстоящей ночной охотой, но сна нет от слова совсем. Наверное, это всё из-за тревоги, ведь ей вновь пришлось принять довольно серьезное решение.

…может, если она расскажет всё Цзысюаню, можно будет многого избежать?

А-Ли мысленно ругает себя за глупость. Нет. Её посчитают сумасшедшей. Да и к тому же… Девушка сжимает руки у сердца. Её чувства к нему гораздо слабее, чем были раньше. Наверное, это связано с тем, что сейчас у неё только одна задача – спасти свою семью. У Цзян Яньли в руках почти все карты, и она не может проиграть эту партию: на кону стоит слишком многое. У неё нет времени. У неё чертовски мало времени.

Они с А-Цин обещали никому не рассказывать о своем, так сказать, даре. Никто, собственно, не поверит. Они были правы. А-Ли разжимает руки и проводит по речной глади.

Два года. До основных событий, которые перевернули всю мировую историю, осталось лишь два года. Так мало времени…

Оказывается совсем не скучно играть, когда знаешь правила…

Она снова с улыбкой на лице идёт в дом, чтобы найти братьев и поговорить с ними насчёт ночной охоты. А-Ли довольно долго их с собой не брала, поэтому чувствовала даже некое чувство вины перед двумя маленькими солнышками, которые хотели, чтобы сестренка увидела, как они совершенствуют свои навыки, как сильно продвинулись вперед за всё эти годы. И Цзян Яньли, конечно, не сможет отказать им.

У А-Сяня с А-Чэном такие заспавшиеся лица, круглые глазенки, когда они видят её рядом с их кроватями, расширяются, хотя, казалось бы, куда шире. А-Ли ещё сильнее улыбается, глядя на этих детей, которые пока не знают ничего страшнее проигрыша кому-то в споре. Дети рано или поздно вырастают, прекрасно зная, что их ждет в будущем, Яньли старается отогнать эти мысли.

Нельзя позволять прошлому брать верх над эмоциями, позволять влиять на происходящее, если, конечно, это будет явно не в лучшую сторону.

– Проснулись уже? – мягко спрашивает она, улыбаясь в привычной манере, – пойдёте со мной на ночную охоту?

Мальчики быстро обмениваются беглыми взглядами и синхронно кивают, тут же принявшись задавать вопросы:

– Ты уже сказала матушке?

– Здорово, наконец-то! Куда пойдем?

– Надолго?

– Давайте всё решим чуть позже. Я сама спрошу разрешения, – девушка мягко наводит обоих на мысль о том, что их вопросы немного, но надоели, собираясь уходить, как её останавливает голос Цзян Чэна:

– Ты всегда одна всё делаешь! Можно мы с тобой сходим?

– Да, мы ведь уже не маленькие, – потакает ему Вэй Ин, имитируя обиду и отворачиваясь к стене.

– Если хотите, можете пойти со мной, – обещает Цзян Яньли, как можно быстрее выходя из их комнаты и останавливаясь.

В последнее время чувства заметно обострились. Ей очень больно наблюдать за братьями, потому что, глядя на них, невольно всплывают картины прошлого, особенно того времени, когда все считали Вэй Усяня мертвым, а Цзян Чэн не знал, как ему реагировать на это. Она обнимала его, говоря, что всё хорошо, однако, в душе таила слабую надежду на то, что брат жив. Когда ей рассказали, что она надеялась не напрасно, Цзян Яньли мечтала о том, что её А-Чэн и А-Сянь поладят и вновь будут неразлучны, как раньше. Однако…

А-Ли сжимает ткань своего платья, пытаясь отогнать ненужные мысли, а затем вздыхает. Тогда она была далека от вражды кланов, политики и прочего, не являлась способной заклинательницей и уж конечно не знала, что её ждет в будущем.

Глупо сейчас об этом думать. Навязчивые мысли заполняют голову, пропитывают сознание горькими воспоминаниями, а желание вновь поговорить с Вэнь Цин, являющейся её подругой по несчастью, становится всё сильнее.

Силу защитить те вещи, что нуждаются в этом,

И слабость, что надежду может разом погубить,

В своем сердце сохраню и шагну навстречу дню!

***

– А-Цин. Скажи прямо, ты обижена на меня?

Вопрос наставницы заставляет поморщиться и как можно быстрее закончить расставлять упавшие книги. Вэнь Цин вообще забыла, на что обиделась. У неё с детства был колкий характер, и ругалась она чаще всего не со зла, а потому что это была своеобразная манера общения. Вэнь Саэ, её тётя, её наставница, та, кто по большому счету должна понимать её лучше, чем кто-либо, видимо, всерьёз была обеспокоена.

– Какая разница. Будто меня спрашивают, с кем я хочу связать жизнь! – она ведь не хотела никого обижать, тем более – почти последнего родного человека…

А-Цин в очередной раз качает головой.

– Я правда не из тех, кто расстраивается по мелочам! – уверяет она и говорит чистую правду, – какой в этом смысл? Простите, если задела Вас, тетушка.

– Ничего-ничего! Просто после встречи с тем молодым заклинателем… Его ведь Лань Сиченем зовут, да? Так вот. Мне кажется, ты стала не такой резкой, как раньше. В твоём характере словно что-то изменилось, но, вероятно, это вижу одна я, – старшая целительница подпирает подбородок рукой, глядя карими глазами на ученицу, – вот и подумала, что могла задеть тебя.

Та встреча… А-Цин и правда немного изменилась. Она старалась никому этого не показывать, потому что столь резкая перемена, хоть и незначительная, могла бы обернуться разными сплетнями касательно её персоны. Вэнь Цин ведь – одна из лучших целительниц, вокруг неё, собственно говоря, всегда было много внимания. И если в той жизни поначалу всë давалось ей с трудом, то в этой ей, однозначно, повезло. Не пришлось прикладывать усилий. Почти не пришлось коротать ночи зазубриванием материала. И Вэнь Цин была счастлива. Была рада обучать брата и наблюдать за ним, была счастлива от одной мысли, что он жив, и что она сможет защитить его, поэтому мысли о собственной судьбе как-то отходили на второй план. Всегда.

А-Ли сказала, что в этот раз им следует хотя бы попытаться обойтись без жертв. Её можно понять. У неё был смысл в жизни, последние годы она даже была счастлива, вышла замуж, родила ребёнка… А у Вэнь Цин не осталось почти ничего. Родной орден был стëрт с лица земли, и если бы не Вэй Усянь, скитаться бы ей по свету и быть бродячей заклинательницей. Брата убили, потому что она вовремя не позвала на помощь, бежала слишком долго и не успела, опоздала… Опять же, если бы не Вэй Усянь, который вернул ему, мертвецу, сознание, оставаться бы ей одной на этом свете, воспитывать малыша А-Юаня в одиночку.

У Вэнь Цин не было почти никакого смысла жизни, никакой надежды. И всё же, задаваясь вопросами о смысле и причинах, она неизбежно приходила к одному ответу: смысл бессмыселен сам по себе.

Поэтому глупо искать его. Глупо надеяться на кого-то, кроме себя. И только в один-единственный раз, когда ей пришлось довериться совершенно незнакомому человеку, девушка на минуту позабыла об этой своей жизненной позиции.

– Та встреча? Я уж и забыла про неё. Не вспомнила бы, если бы Вы не напомнили, наверное, – ядовито усмехается она, прямо как раньше.

Конечно же, Вэнь Цин помнила о первом случае, когда кто-то незнакомый проявил к ней доброту. Вот только знать об этом никому, кроме неё, совершенно не обязательно.

– Думаешь? А мне наоборот кажется. В принципе, не мне это решать, А-Цин, но…всë-таки, будь осторожна.

Ей хочется спросить, почему она должна быть осторожна и чего ей следует бояться, но почему-то предпочитает промолчать в ответ. А что она может сказать, что спросить? А-Цин вновь теряется в догадках. Если бы А-Ли была рядом, всë было бы гораздо проще.

Она освобождается почти ночью, поздним вечером, когда на улице давно темно. Вэнь Цин прекрасно знает, что ее брат боится темноты, и тут же к ней приходит одна догадка.

– Может, лучше сделать это утром? – жалобно спрашивает он, покорно плетясь за ней следом и спотыкаясь на каждом шагу из-за того, что дороги не видно, как и землю под ногами.

– Ты должен перебороть свой страх. Пойми, это важно, – бросает девушка, стараясь не так сильно уходить вперëд.

Страх темноты. Если бы не этот абсурдный страх, их могли бы не поймать адепты Лань Лина, когда они пытались скрыться. Вэнь Цин помнила всё: резкий холод, пробирающий до костей, голод и желание скрыться, вернуться назад, отмотать время. Они дожидались утра, но не дождались, потому что пришли за ними ночью. Вэнь Нин тогда помог ей сбежать, привлекая внимание на себя – это его и убило.

– Что мы будем делать? – спрашивает он, останавливаясь и глядя на сияющие на небе звёзды. Одна из них, кажется, начинает падать, оставляя за собой призрачный след.

– Загадай желание, – игнорируя прошлый вопрос, советует девушка.

Желание. Есть ли смысл его загадывать, всё равно не сбудется? И всё же по привычке приходится подумать: «вот бы наш с А-Ли план оказался удачным, и ничего не провалилось. Я хочу спасти своего брата. Надеюсь, у меня это удастся.»

– Нам надо с тобой почаще гулять ночью, тогда ты преодолеешь свой страх темноты. А-Нин, ты же всё-таки заклинатель! Неужели великие и всемогущие заклинатели боятся темноты? – подшучивает она.

Да, её брат был заклинателем со сформированным золотым ядром. Вот только ни очень сильного желания, ни особых духовных сил для того, чтобы посвятить заклинательству свою жизнь, у него не было. Да и Вэнь Цин бы не позволила – а зря. Может, что-то сложилось по-другому. Так или иначе, уже поздно.

– Я недавно пришла к мысли, что мы…может быть, уже опоздали, – сказала ей А-Ли, и тогда целительница осознала всю суть, всë бремя ответственности, взваленное на них.

Они не опоздали и не были первыми. Они бы при всем желании не смогли бы ничего поменять, лишь только попробовать повлиять на незначительные мелочи, если так можно сказать про защиту родных. Ни Юн Мен Цзян, ни Ци Шань Вэнь, как и репутацию последнего, уже не спасти. Как бы прискорбно это не звучало.

Во тьме раскололся звездный небосвод ночной,

Обещание не сдержим мы с тобой, Что давали так неосторожно.

В пучину тянет нас оно – вдвоем спастись уже мы не сможем.

Комментарий к XI глава.

Если кому надо – Sati Acura «Brave Shine»

В следующей главе будет таймскип. Наверное. А может и не будет ;-;

========== XII глава ==========

Лишь для одной ослепительной вспышки,

Лишь ради нескольких звёздных мгновений

Мы будем плыть друг другу навстречу

Сквозь бесконечность и океаны забвения.

Ей никто не мог сказать, как надо поступить правильно. Никто не мог подсказать, что делать и как скажется на собственной судьбе принятое решение. В той жизни Цзян Яньли могла с лёгкостью посоветоваться с матушкой или с кем-нибудь из слуг по любому поводу. Её и в этой жизни любили, считали «нежным цветочком Юнмена», несмотря на то, что пятнадцатилетняя девушка выросла в довольно сильную заклинательницу. Для всех она оставалась такой же Цзян Яньли. Именно тогда к ней пришло осознание того, что глупо сравнивать эти две жизни. Ей дали второй шанс не просто так, а чтобы всё изменить, исправить, дали силу, которая могла бы в нужный момент подкинуть нужное воспоминание, что могло бы с легкостью помочь. И если с самого начала подобные «вспышки» были весьма болезненными, отдавались резкими видением, прерывающими настоящее, то сейчас Яньли научилась мастерски их контролировать. Конечно, на это ушло несколько лет, но оно того стоило.

У неё больше не было причин мучиться из-за способности, а значит, все это не так уж и плохо.

А-Ли вполне довольна собой, она чувствовала, как выросла морально, ведь в той жизни девушка едва бы удержала в руках оружие и вряд ли смогла себя защитить, а сейчас спокойно орудовала кнутом, похожим на Цзыдянь, разрубала мертвецов и достигла довольно многого. Пусть она не была такой известной особой, обстоятельство только сыграло ей на руку. Цзян Яньли не нужна слава, не нужны звания, они совершенно не важны. Поэтому оставаться «старшей дочерью главы ордена Юнмен Цзян» было наилучшим исходом.

В принципе, ничего не изменилось. Её не разыскивали, когда уничтожили Юнмен, потому что хрупкая и максимально беззащитная девушка не восстанет против целого ордена, не подчинит себе темную энергию. И сейчас разыскивать не будут.

Потому что Юнмен не уничтожат. Сделают, что угодно. Пусть разорят. Пусть сожгут. Но Цзян Яньли обязана спасти своих родителей и не дать А-Сяню ступить на путь Тьмы. Но была ещё одна проблема, заключавшаяся в том, что надо помирить родителей.

– Матушка, А-Сянь же такой же, как мы. Почему ты относишься к нему хуже, чем к другим? – как будто из чистого любопытства спрашивает маленькая А-Ли, прекрасно понимающая (или не совсем) поступки матери. Она никогда не найдёт им оправдания, но хотя бы спросит, – он не такой уж и плохой.

– А-Ли, перестань, – раздраженно отвечает мадам Юй. Но злится она вовсе не из-за слегка некорректного вопроса.

Злится на саму себя. Злится, потому что дочь права. Она наказывает Вэй Ина за то, за что вряд ли наказала бы других адептов, за то, на что просто закрыла бы глаза, максимум – тяжело вздохнула.

Маленький А-Сянь не виноват в том, что родился сыном друзей главы ордена Юнмен Цзян. Не виноват в смерти родителей. Не виноват в том, что когда-то в молодости Юй Цзыюань ревновала Цзян Фенмяня к этой странной Цансэ-саньжэнь и старалась всячески найти её черты в ребенке, объяснить странную заботу о нём. Всё это происходило словно рефлекторно, инстинктивно, женщина не могла объяснить эту странную ненависть.

Юй Цзыюань не была глупой. Она прекрасно знала, что маленький А-Сянь ни в чем не виноват, но все равно срывала на нем свою злость, всë равно не могла принять тот факт, что он – часть их семьи.

– Мне больно наблюдать за тем, как вы ссоритесь с А-Сянем. Он же не виноват. Все дети разные, чаще всего они действительно шумные и иногда раздражающие. Я люблю вас, я не хочу, чтобы вы ругались, – тем же тоном, с той же невинной интонацией продолжает А-Ли.

В её взгляде – доброта, смешанная с лёгким сожалением; крупица мудрости, несвойственная ей по возрасту. Юй Цзыюань снова невольно задумывается. Жизнь всего лишь одна. Может, действительно стоит всё наладить? Она не так уж много времени и проводит с Вэй Ином, чтобы тот мог успеть ей надоесть. Неприязнь на подсознательном уровне – неужели это всё, на что она способна?

И женщина действительно раздумывает над словами А-Ли. И старается не смотреть на А-Сяня как на последнего человека в своей жизни, однако, всë же не прекращает ругать по каждому поводу, но Цзян Яньли только радуется – ругань выходит материнская, такая же, какая доставалась Цзян Чэну и изредка ей. Вэй Ина больше не ненавидят в собственном ордене. И девушка счастлива.

Обстоятельство примиряет даже родителей: проходя недавно около небольшой беседки, Яньли увидела в ней силуэты отца и матери, не устояла перед искушением подсмотреть за ними – голос матушки, конечно, доносился издалека, но он был таким…ласковым? А-Ли не помнила, когда в последний раз слышала такие нежные интонации – наверное, когда она была маленькой и когда Цзян Чэн был совсем ребенком. Девушка видела, как родители берутся за руки, а на лицах обоих сияют искренние улыбки, чувствовала бесконечную радость от осознания их примирения после немой ссоры. И вновь гордилась собой. Что-то у неё всё-таки получилось.

(И всё не пойдет по плану, но будет так, как надо.)

Она уж и думать забыла об этом происшествии. Почти забыла. Цзян Яньли, кажется, впервые в жизни увидела, как еë родители улыбаются друг другу, выкинуть это из головы невозможно было. И через три месяца матушка позвала её к себе, чтобы сообщить приятную новость о том, что скоро у них с А-Чэном и А-Сянем появится ещё один братик или сестричка.

«Она не забыла про А-Сяня», – такая была первая мысль в голове девушки, когда губы непроизвольно растянулись в радостной улыбке, а руки будто сами по себе обхватили мать за талию, обнимая. И тогда Юй Цзыюань впервые обняла свою дочь, не считая ранних детских лет. Она считала нежности ненужными, свято верила в то, что воспитывать надо методом кнута и пряника (иногда даже без пряника), но сейчас переосмыслила свои принципы.

– А-Ли, – наконец произносит она, улыбаясь так, как никогда раньше. Разве что рядом с мужем в той беседке, – спасибо тебе. Странно звучит, но я поняла кое-что благодаря нашим разговорам.

А-Ли хочет сказать, что этого было чертовски недостаточно – она могла бы сделать больше; но в итоге лишь кивает головой, не меняя выражение лица. Её целью всегда было помирить родителей, сделать так, чтобы к А-Сяню относились как к родному сыну, но она не задумывалась о появлении на свет ещё одного ребёнка. В принципе, это было очень даже хорошо.

Цзян Яньли думает, что жизнь действительно в какой-то степени является чьим-то талантливо написанным сценарием, в котором все – лишь марионетки; дернешь за ниточки – они начнут двигаться, не дëрнешь – останутся на месте.

Так было, пока одна из кукол не обрела собственную волю. Даже не одна. А-Цин же такая же, только ей не повезло: она не смогла бы при всем желании оставить родителей в живых. А-Ли всем сердцем уважает целительницу ордена Ци Шань Вэнь, они подруги, она не одна, их двое. И они обязательно справятся.

Ей никто не мог сказать, как надо поступить правильно. Никто не мог подсказать, что делать и как скажется на собственной судьбе принятое решение. И всё же Цзян Яньли ни о чём не сожалела, упрямо шла своей дорогой и старалась не оглядываться на прежние ошибки. Жизнь только-только начала налаживаться, упустить такой момент категорически нельзя.

Странствуя между мирами, я храню в себе память

О каждом моём воплощении. И в назначенный час

Я узнаю тебя

По первому прикосновению.

– А-Мэй… – словно зачарованно, повторяет А-Ли, держа на руках маленькую девочку, которая непослушно толкается своими маленькими ручками, пытаясь вырваться из сестринских объятий.