Текст книги "Драконий лекарь (СИ)"

Автор книги: Gerodot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Глава 28

Я победил.

Адреналин, который до этого момента держал меня на ногах, начал отступать, и на смену ему пришла тупая усталость и боль. Рука, которую я почти не чувствовал во время боя, теперь горела огнем. Ноги дрожали. Но мозг, все еще работающий на пределе, уже просчитывал следующие шаги.

Нужно было уходить, пока те двое не вернулись с возможной подмогой. Пока и дракон под завалом не освободился.

Но уходить не хотелось с пустыми руками.

Подгоняемый остатками адреналиновой паники, подбежал к извивающемуся под камнями дракону. Он все еще рычал, пытаясь вытащить придавленный хвост, и его шипастая голова моталась из стороны в сторону, но, благо, была ограничена в движениях и расстоянии, на котором могла бы достать до меня. Поэтому, вооружившись ржавым ножом, постарался соскоблить шкуру этого дракона.

Наклонился и попытался срезать кусок чешуи с его бока, и… Бесполезно! Прям совсем. Нож скользил по его броне, как по наждачной бумаге, не оставляя даже царапины. Поэтому в следующей попытке попытался выломать один из шипов на спине (они сильно отличались от шипов того же Змеевика, которых тут пруд пруди), но и он сидел в коже так прочно, будто был влит в бетон. Сука!

Взгляд упал на обломки камней вокруг. Парочка шипов и даже один из вращающихся зубов, видимо, отломились при ударе о потолок и падении. Я быстро собрал их, запихивая в котомку. Для чего? Да понятия не имею! Но в тот момент, это казалось жизненно необходимым. Типа доказательство, лишений аргумент в споре с местными, если будут какие-то вопросы, мол, не мог я спастись самостоятельно и жить такое время один. Типа, вот, смотрите, я не просто сгинул в пещерах, не просто выжил, я, блять, дрался!

А вот теперь – наверх.

Подбежал к завалу, который сам же и устроил. Лестницей служила куча огромных валунов и мелкого щебня, ведущая прямо к свету. По ней и начал карабкаться. Руки скользили, больная рука отзывалась на каждое движение вспышкой боли (что странно, еу, мы же тебя подлатали!), но я упрямо лез вверх, к этому спасительному пятну голубого неба.

И вот, наконец, я выбрался. ВЫБРАЛСЯ!!!

Вывалился из трещины в скале на небольшой уступ, покрытый мхом и жесткой травой. Свежий воздух! Настоящий, чистый, прохладный воздух, пахнущий соснами и морем! Я жадно глотнул его, закашлявшись. Солнце, даже неяркое (видимо, еще только начало дня), ударило по глазам, привыкшим к полумраку. Я зажмурился, чувствуя, как по щекам текут слезы.

Я был на свободе.

Но где, черт возьми, я находился?

Осторожно подполз к краю уступа. Передо мной простирался густой, темный лес, уходящий вниз по склону горы. Где-то вдали, за верхушками деревьев, виднелась серая полоска моря. С этой стороны обзора деревни не было видно. Я понятия не имел, на какой стороне горы нахожусь. Я мог быть в паре сотен метров от поселения. А мог – в нескольких километрах, на противоположном склоне.

Примерно прокручивая в голове свой путь по тоннелям, я… кажется, двигался в сторону, противоположную от шахты. Значит, деревня должна быть где-то там, за этим лесом, если обогнуть гору.

Но идти через лес не хотелось. Там буквально наибольшее скопление живности, а ржавый нож и остатки голубого олеандра – так себе защита. Особенно если на тебя плюнут огнем или выстрелят шипами.

Как вариант, можно было подняться выше и найти обзорную точку, оценить обстановку.

Посмотрел вверх. Склон горы здесь не отвесной, был покрыт уступами, трещинами, заросшими кустарником. Был даже довольно удобный, почти пологий подъем, ведущий к вершине. Ну прям удача на мою голову. Так что поднимаюсь и осматриваюсь, а дальше действую по ситуации.

И вот я начал подъем. Кое-где просто спокойно шел, где-то цеплялся за камни, за корни, подтягивался на одной, здоровой руке. Больная рука была почти бесполезна, я использовал ее только для опоры. Каждый шаг отдавался болью, но я упрямо лез вверх.

По пути видел следы в виде огромных, глубоких царапин на скалах, да оплавленные участки камня. Очередной намек для меня быть внимательным… поэтому шел так тихо, как только мог, постоянно оглядываясь, вслушиваясь в каждый шорох.

И уже примерно через час изнурительного подъема, добрался до небольшого плато на достаточной высоте, с которого почти во все стороны открывался вид. И я увидел то, что хотел! Огоньки дыма, небольшие постройки, какие-то мельтешащие объекты (очевидно, что корабли) на фоне моря, маленькие точки движущихся викингов, выходящих из леса на пастбища и луга. Да!

И был я не так уж и далеко. Всего пара километров вниз по склону.

Мог бы спуститься уже прямо сейчас. Выйти к ним и…

Что потом? Я вернусь в деревню. Грязный, оборванный, с котомкой, набитой драконьими зубами. Что я им скажу? «Привет, я не сдох в обвале, я тут с драконами жил, вот доказательства»? Ха-ха-ха, нет! Нужна другая легенда, хотя бы на первое время…

А вернуться в деревню мне нужно было. И не только из-за своих планов по межвидовой дипломатии. Причина ведь была куда прозаичнее и болела прямо сейчас, пульсируя под слоем смолы и грязи, которую я не смог заметить в слабом освещении редкого огня.

Да, я купировал острую фазу, флегмона отступила, разлитое гнойное воспаление локализовалось. Я избежал сепсиса, что само по себе было чудом. Но спустя время рана все равно приходила в ужасное состояние. Дело уже доходит до так называемой вторичной раневой инфекции, развившейся на фоне бактериального загрязнения. Все-таки компрессы из мочи слабо помогли… Уринотерапия – это не панацея, хах. За такие слова меня, надеюсь, бабушки не прибьют.

К тому же, края раны не сходились. Они были отечными, покрытыми фибринозным налетом – такой белесой, липкой пленкой, продуктом воспаления…. Короче! Процесс заживления шел неправильно. Без стягивания краев такая рана будет заживать вторичным натяжением месяцами. И в итоге на ее месте образуется огромный, уродливый, стягивающий келоидный рубец, который ограничит подвижность мышц предплечья. Я рисковал остаться с полурабочей рукой навсегда!

Вот поэтому мне и надо в деревню, уже прям для НОРМАЛЬНОЙ работы с раной. Нужно иссечь нежизнеспособные ткани, удалить грануляции, освежить края и, наконец, наложить швы. Зашить ее, чтобы она, наконец, заживала первичным натяжением.

А для этого мне нужны были условия. Не раскаленная кость и не моя собственная моча. Чистая кипяченная вода, чистые тряпки, игла и нить, антисептики.

Вот тут-то я и вспоминал Альму. Раз она лечит ожоги и раны, значит, у нее должны быть нужные травяные сборы. Отвары с дубильными веществами – кора дуба, например, – чтобы подсушить рану. Растения с антимикробным действием. Что-то, что стимулирует регенерацию. Иначе все мои планы по дрессировке драконов закончатся банальной контрактурой и инвалидностью. И насрать на соседство с трупом в одном доме!!!

Так что – велкам в деревню!

Спуск не занял много времени. Да, гравитация – бессердечная сволочь, и спускаться порой проще, чем подниматься, особенно если часть пути ты преодолеваешь кубарем, цепляясь за корни и собирая лицом паутину… Н-да, пару раз я едва не сорвался в овраг, раздирая руки о колючий кустарник, но в итоге выбрался к подножию.

На подходе к деревне на секунду остановился, пытаясь привести дыхание в порядок и оценить свои шансы. Как они отреагируют? Восставший из мертвых раб с драконьими зубами в сумке? Не самая стандартная ситуация. Лучше всего было бы встретить кого-то лояльного. Того, кто мне обязан. Того же Носохряка или его сына, Эрета. Они хотя бы не станут сразу орать и тыкать в меня копьями. Надеюсь.

Именно поэтому решил зайти со стороны пастбища и расчет оказался верным. Там, у плетня, опираясь на копье и лениво переговариваясь с парой других недовоинов-перепастухов, стоял Эрет. Выглядел он достаточно скучающим и сонным. Что, не было больше ничего интересного?

Держите!

Я вышел из леса нарочито медленно, поднимая руки в универсальном жесте мира.

– Эрет! – сипло крикнул я.

Парень вздрогнул, выронил копье и уставился на меня, как на призрака. Его глаза расширились до размеров блюдец.

– Саян? – прошептал он, щурясь против солнца, а потом вдруг гаркнул так, что вороны с сосен вспорхнули: – Етить-колотить! Саян! Живой, троллье вымя! Эй, мужики, гляди-ка, раб-то нашенский вернулся, ха… Из-под земли вылез.

Он дернулся было ко мне с распростертыми объятиями, но затормозил в паре шагов, сморщив нос. От меня, наверное, разило, как от недельного утопленника – смесью пота, запекшейся крови, смолы и драконьего дерьма.

– Ты… ты это как вообще? – выпалил он, тараща глаза. – Мы ж тебя, почитай, схоронили уже. Тебя, да еще пару горемычных… Думали, придавило вас там наглухо, в лепешку. Там же такой грохот стоял, аж земля тряслась!

– Я был в завале, – быстро соврал я, стараясь, чтобы голос не дрожал от усталости. – Нашел грот. Удобный такой, с водой. Там и отсиживался. Крыс ловил, мох жрал. А потом выбирался. Долго ковырял.

– Едрить твою налево! – он покачал головой, цокая языком с неподдельным восхищением. – Ну ты даешь, паря, живучий, как клещ! Ну, с возвращением, значица. Работы-то тут накопилось – тьма тьмущая. Тебе-то че нужно ща вообще? Мы ж думали, все, с концами ты. Хасан-то вон, сгинул тоже…

– Хасан? – меня как током ударило.

– Агась. Не нашли его. Завалило штрек наглухо, камня на камне не оставило. Жаль мужика, башковитый был, хоть и не наш.

Я почувствовал ком в горле. Хасан… Спокойный, мудрый мавр, который просто хотел выжить ради дочери. Он ну вот вообще не заслужил такой смерти. Задохнуться в темноте под тоннами камня… Сука.

В эти секунды моих мыслей, один из викингов, стоявших рядом с Эретом, хмуро кивнул на мою руку. Рукав был разодран в лохмотья, и из-под грязной, пропитанной черной смолой повязки виднелась опухшая, багровая плоть.

– Че это у тебя? – спросил он грубо, сплюнув в траву. – Никак со Змеевиком обнимался?

– Почти, – я криво усмехнулся. – Был там… дракон. Странный такой, паскуда. Как тот, что на ваше пастбище давеча нападал. – А… поговорил с деревенщиной, сам перенял такой говор… – Вот и меня тоже пожевать решил.

Я полез в котомку и вытащил свои трофеи – пару длинных, острых шипов и кривой, зазубренный зуб размером с ладонь. Бросил их на траву перед ними. Викинги отшатнулись, разглядывая находку с суеверным страхом.

– Завалил я его, – соврал я, глядя им в глаза и стараясь не моргать. – Камнем придавил. Узко там было, в пещере, ему не развернуться, дураку. Вот и получилось… чудом.

– Ну ты даешь, чужак. – присвистнул Эрет, почесав затылок. – Ешкин кот! Это ж Ульву надо показать! Он такое уважает, да. Оценит.

– Оценит, – кивнул я. – Но сам видишь, я едва ноги волочу. Мне бы это… подлечиться сперва. К Альме сходить надо. Батя твой дома? Пусть подсобит мне, иначе помру скоро от ран таких, и никак Ульв не поможет. Не подскажешь, где он?

– Да он вон, тута, в доме, – махнул рукой Эрет в сторону деревни. – С молоком балуется, масло топит, бродит там, бурчит чего-то… Пущай к нему иди, он тебе не откажет. Но ты это, без шуток. Мы ж, считай, похоронили тебя. Давай-ка лучше проведу…

Ну и пошли мы вместе через окраину деревни к нужному дому. Некоторые люди останавливались, провожая нас взглядами. Кто-то крестился (или что они тут делают), кто-то шептался. Типа: «Вернулся», «Восстал», «Колдун». Хах… Забавно.

Носохряк встретил меня на пороге своего дома. Держал в руках глиняный горшок и, увидев меня, чуть не выронил его.

– Тролль меня побери! – прохрипел он. – Саян! Ты?!

Мы быстро переговорили. Я снова повторил свою легенду, показал трофеи. Он, как и сын, проникся. Все-таки спасение быка дало мне огромный кредит доверия в этой семье.

– К Бьорну тебе надо, – сказал он серьезно. – А потом и к Ульву отправят, коли правда дракона завалил. Но зубов да шипов мало. Че вообще тебе нужно сейчас?

– Пошли до Альмы, – попросил я. – Пока буду у нее, можешь подсобить? Достань медовухи или другого спиртного, покрепче. И тканей чистых, льняных, если есть. Иглу и нити. Мне вон, – я показал на руку, – надо подлатать себя. Иначе отсохнет.

– Не переживай, паря, – он хлопнул меня по здоровому плечу. – Мне тот бычок до сих пор самок шпехает, на твое здоровье, спасибо тебе. Найду все.

Пока мы шли через деревню к дому знахарки, я, стараясь не сбивать дыхание, расспрашивал его о жизни. Интересно ведь, что я пропустил. И, судя по рассказу пастуха, пропустил я немало.

Оказалось, меня не было две седмицы. Две гребаные недели! Полмесяца я прожил в норе с монстрами, потеряв счет времени. Эта цифра ударила по мозгам сильнее, чем вид собственной распухшей руки. Для них я был уже мертвецом, чье имя вычеркнули из списков едоков.

В завале, кроме Хасана, погибло еще трое рабов. Англичане, к счастью (или к сожалению?), уцелели – они работали ближе к выходу и успели выскочить. Носохряк говорил об этом буднично, как о потере пары овец. Такая здесь жизнь.

Но куда интереснее были новости о драконах. Деревня была на взводе. За эти две недели было несколько нападений, причем странных. Громмели, со слов Носохряка – обычно ленивые и предсказуемые, вели себя нервно. Их видели у южных скал, но они не нападали на скот, а словно бежали оттуда. Бросали свои обжитые норы и летели прочь, огрызаясь на все, что движется.

– Будто гонит их кто, – пробурчал пастух, сплевывая под ноги. – Или страх какой. Старики говорят, дурной знак это. К беде. А тут еще и ты из-под земли вылез, как упырь.

В ответ лишь хмыкнул. Я-то предполагал, кто их гонит. И этот «кто» сейчас спал где-то глубоко под нами, свернувшись кольцом вокруг моих названных братьев.

Пока мы шли, заметил Сигурда. Пацан стоял у колодца с ведрами. Увидев меня, он побледнел, потом покраснел до корней волос, бросил ведра с грохотом и пулей унесся прочь, не сказав ни слова. Испугался? Или стыдно, что не искал своего «спасителя» и наставника по куриному помету? Впрочем, плевать.

Настроение было на высоте. Это как… возвращаться в родной двор после армии. Прилив серотонина был неимоверным.

– Ну лан, чужак. Я к шаманке не пойду. Твоими штуками озабочусь. Увидимся.

А вот Альма встретила меня так, будто я выходил за хлебом пять минут назад. Никакого удивления. Только тот же пронзительный, всезнающий взгляд ее белесых глаз.

– Пришел, значит, – проскрипела она. – Живой.

– Живой, – кивнул я. – Альма, мне нужно… обезболивающее. Что-нибудь сильное. Отвар, настойка. И… у тебя есть кора дуба? Или что-то вяжущее? Для раны.

Она молча подошла к полке, сняла пучок сухой травы и кинула его в котел. Потом налила что-то из темной бутыли в деревянную чашку и протянула мне.

– Пей. Это сон-трава и болиголов. Боль снимет. И дурман в голову пустит.

Я выпил залпом. Жидкость была горькой, обжигающей – точно на спирту. Почти сразу по телу разлилось тепло, а в голове зашумело.

Взяв у нее сверток с корой и еще какими-то травами, я вышел. Голова кружилась. Носохряк уже ждал меня у условленного места – за сараем, где мы лечили быка. Он притащил все: два кувшина медовухи, куски белого льна, металлическую иглу (!) и моток нитей.

– Давай сюда, – скомандовал я, тяжело опускаясь на бревно. – Лей мне на руки медовуху. Мой их. Прямо лей, не жалей.

Он наклонил кувшин, и янтарная жидкость полилась мне на ладони. Я тер их тщательно, до скрипа, смывая грязь и пот. Потом перехватил кувшин здоровой рукой и сделал два больших, жадных глотка. Спирт обжег горло, смешался с травяным дурманом Альмы, и мир вокруг стал приятным и слегка расплывчатым. Острая боль в руке притупилась, отступила куда-то на задний план, став далекой и чужой.

Я начал разматывать грязную, пропитанную смолой тряпку. Рана выглядела жутко – рваные края, обнаженное красное мясо, черные следы угля. Но, благодаря смоле, гноя не было. Это главное. Края разошлись широко и их нужно было стянуть силой.

– Лей на рану! – приказал я, стиснув зубы.

Носохряк щедро плеснул медовухой прямо в открытое мясо. Я зашипел, воздух со свистом втянулся сквозь зубы, но я стерпел. Взял иглу, с трудом, дрожащими пальцами продел нить.

Пастух переминался с ноги на ногу, с интересом глядя на мои манипуляции.

– Слышь, лекарь, – прокряхтел он, почесывая бороду. – А можно я это… останусь? Погляжу? Авось пригодится когда, коли знать не знать, что делать-то, если шкуру порвут? Ты ж вон быка зашил – и живой ходит. Может, и людей так можно?

Я пьяно усмехнулся, глядя на него снизу вверх.

– Можно, – кивнул я. – Смотри. Но тогда не просто стой столбом, а помогай. Будешь мне ассистентом. Держи край раны, когда скажу. Понял?

– Понял, – серьезно кивнул он, присаживаясь на корточки рядом.

– Только это, руки тоже свои промой в медовухе. И рукава засучи.

Тот сделал, что велено.

– Смотри, пастух, – пробормотал я, прицеливаясь иглой. – Сейчас будет фокус. Штопка по-живому.

И начал шить.

Работал быстро, почти не чувствуя боли. Спирт, травы, да четкая концентрация на операции сделали свое дело. Я иссекал омертвевшие края ножом, стягивал живую плоть, накладывал стежки. Кровь текла, но я смывал ее медовухой. Пастух смотрел на это, открыв рот, то ли с ужасом, то ли с восхищением.

Постепенно я перестал замечать, что происходит вокруг. Наверное, не совру, если был в каком-то трансе.

И вот так размеренно и четко, стежок за стежком, узел за узлом…

Когда закончил и поднял голову, то обнаружил, что мы не одни. Вокруг нас собралась толпа человек в двадцать, не меньше! Воины, женщины, даже дети. Все смотрели на мою руку, на кровавые тряпки, на меня.

Среди них был и Бьорн. Стоял вот, скрестив руки на груди, и смотрел на меня тяжело и оценивающе.

– Ну ты и сукин сын, лекарь, – пророкотал он. – Сам себя зашил? Как рубаху?

Я попытался встать, но ноги меня предательски не держали. Меня повело в сторону, мир качнулся. Ух… в голову ударило сильным хмелем. Смесь травяного отвара и медовухи на голодный желудок работала лучше любого удара битой по голове.

– А то! – гаркнул я, чувствуя внезапный прилив пьяной удали. – Это вам не топором махать, головы рубить. Тут тонкость нужна! Наука!

Я шагнул к Бьорну, пошатываясь, и вдруг почувствовал, как на меня накатывает волна абсолютной радости. Господи, да я же все сделал! Все, мать вашу! Я выбрался из каменной могилы. Я пережил встречу с чудовищем. Я сам себя прооперировал в пещере, а теперь еще и зашил здесь, у всех на виду! Рана закрыта, меня не повязали, я пьяный и, главное, живой. Живой, черт побери! Что мне еще может угрожать? Какой еще кирпич судьба может кинуть в мою голову после всего этого дерьма?! Да никакой! Я бессмертный!

– Красота же! – рассмеялся я, раскидывая руки, будто хотел обнять всю эту толпу бородатых варваров. – Жизнь-то налаживается, а?! Я там… в пещерах… такое видел, Бьорн! – язык заплетался, мысли путались, но мне было плевать. – Драконы… они такие умные. Они… и семьями живут! Понимаешь?

Толпа зашумела. Смешки сменились недовольным гулом.

– Чего он несет? – сплюнул бородатый воин с шрамом через все лицо. – Пьяный в дрова, раб поганый.

– Я говорю дело! – заорал я, размахивая свежезашитой рукой, брызгая слюной и энтузиазмом. – Мы их убиваем, а могли бы… договориться. Представь, Бьорн! Драконы, которые бурят шахты вместо нас! Драконы, которые жарят мясо одним плевком! Мы могли бы…

– Договориться?! – взревел молодой парень, проталкиваясь вперед. – С кем договориться, урод?! С тварями, которые сожрали мою сестру?! Которые дом моего отца спалили?!

– Да он умом тронулся в пещере! – подхватил другой. – Драконьего духа нанюхался!

– Не слушайте его! – визгливо крикнула какая-то женщина. – Он колдун! Он с ними заодно.

– Да я тебя щас!.. – парень с искаженным от ярости лицом рванулся ко мне, занося кулак. – Я тебе покажу «договориться»…

Он замахнулся, но я, ведомый пьяной, но все еще рабочей реакцией, качнулся в сторону. Кулак просвистел мимо уха.

– Эй, полегче – гаркнул я, пытаясь сохранить равновесие. – Я же вам… ик… благо несу. Прогресс!

Но викинги уже не слушали. В ответ на ДЕЙСТВИТЕЛЬНО важные новшества в их жизни, на меня навалились сразу трое. Кто-то схватил за здоровую руку, кто-то – за больную (я взвыл, но меня уже не слышали в общем оре). Я брыкался, пытался увернуться, но меня сбили с ног, повалили в грязь. Чье-то колено уперлось мне в спину, вдавливая лицом в землю.

– Вяжите его! К столбу! Пусть протрезвеет, а там Ульв решит! – орал Бьорн где-то над ухом.

– Пустите, идиоты! – хрипел я, выплевывая землю.

И тут земля под нами дрогнула.

Сначала это была легкая, едва ощутимая вибрация, будто где-то далеко проехал тяжелый грузовик. Те, кто держал меня, замерли.

Потом дрожь усилилась. Земля под животом загудела. Камни заплясали. Кто-то упал.

– Землетрясение? – испуганно прошептал парень, который только что хотел меня ударить.

Гул нарастал, идя из глубины, из самого сердца острова, превращаясь в низкий, всепоглощающий рев. Люди отшатнулись от меня, забыв про «колдуна» и «предателя».

Разрушая чей-то близлежащий дом, брусчатка вздыбилась горбом. С оглушительным треском и грохотом земля разверзлась. Фонтан камней, пыли, обломков дерева взлетел в воздух, снося и другие постройки, как карточные домики.

И из этой дыры, как демон из преисподней, вырвалась огромная, белая, шипастая голова Вопля Смерти. Сейчас о она казалась еще вдвое больше, чем в пещере! На солнце ее чешуя сверкала. Вращающиеся челюсти перемололи остатки чьего-то дома в щепки.

Она вылезла наполовину, возвышаясь над деревней, как башня. Ее белые глаза шарили по площади.

Викинги закричали – началась паника. Кто-то бежал, кто-то хватал оружие. Бьорн выхватил топор, но застыл, глядя на это чудовище.

А я… я стоял и улыбался. Пьяной, безумной улыбкой.

– Ну здравствуй, мама! – заорал я во все горло, перекрывая шум паники. – Это люди! Они не опасны, если не нападут первыми! Правда, Бьорн?!

Я повернулся к ошалевшему надсмотрщику.

– Смотрите же! – кричал я, раскинув руки. – Я первый из живущих, кто смог стать для дракона своим. Представляю вам сей вид подземных драконов – Вопль Смерти! Она пришла за мной!

Голова дракона дернулась на мой голос. Она повернулась ко мне. Ноздри раздулись.

И тут она издала рокот и бросилась на меня.

Гора плоти, заслоняя солнце, рухнула вниз. Пасть раскрылась…

– Мама, нет… – прошептал я.

Но было поздно. Темнота сомкнулась надо мной – дракон сожрал меня.