Текст книги "Драконий лекарь (СИ)"

Автор книги: Gerodot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Скрежет из тоннеля становился все громче, и вскоре из темноты показалась ее огромная голова. Она двигалась не быстро, а скорее методично, ее тело извивалось, как у гигантской змеи. Принесла добычу – из ее пасти свисала туша… чего-то, похожего на большую горную козу. Она бросила добычу на пол пещеры, и от удара по каменному полу разнесся глухой шлепок.

Ну все, включаем камеры и записываем контент для National Geographic из сердца преисподней. Принимать участие в этом мясном обеде я, конечно же, не стал. Отсел чуть в сторону и начал наблюдать.

Первое, что бросилось в глаза, так это явно выраженный материнский инстинкт драконихи.

Ну то есть она не была какой-то кукушкой, подбросившей яйца в чужое гнездо и забывшей о них, не как морская черепаха, которая откладывает сотни яиц в песок и уплывает, оставляя потомство на волю судьбы, где выживет лишь один из тысячи. Ее забота была осмысленной и деятельной. Она как… волчица, выкармливающая щенков. Как курица, следившая за своими птенцами.

Как это проявлялось конкретно сейчас, помимо того, что просто не бросила их на произвол судьбы? Вот она вернулась в гнездо с добычей. Но не просто бросила окровавленную тушу своим детям, а, прежде чем подпустить их к еде, она обнюхала тушу горной козы. Проверяла добычу? Я не знал. Но это была тщательная, осмысленная проверка, какая бывает у волчицы, принесшей щенкам свой первый прикорм.

Убедившись, что все в порядке, она приступила к разделке (!!!). Дракон разделывает свою еду, ну надо же. Одним движением своих челюстей она вскрыла брюхо козы, сделав аккуратный разрез. Затем она извлекла оттуда самые мягкие органы (как самые питательные и легкоусвояемые) – печень, сердце, почки. Этот деликатесный набор она и подтолкнула своей огромной мордой к своим пищащим отпрыскам. И ко мне в том числе. Передо мной на каменный пол шлепнулась еще теплая, парящая почка. Вкусняшка, твою мать.

Драконята, учуяв запах свежей крови, мгновенно забыли о своем младенческом бессилии и с яростным писком набросились на предложенное угощение. И вот тут проявилась их истинная природа агрессоров.

Они рычали, шипели, толкали друг друга своими шипастыми головами, пытаясь урвать кусок побольше. Вот один сумел схватить целую печень и, пятясь, попытался утащить ее в темный угол. Но двое других тут же набросились на него, вцепляясь своими зубами в его бока. Он взвизгнул, но добычу не отпустил. Началась свалка, клубок извивающихся, шипящих тел, из которого в разные стороны летели ошметки плоти козы.

А мать… вот мать наблюдала за этой потасовкой с абсолютным спокойствием. Естественный отбор в действии? С первых минут жизни? Для меня, как для представителя вида, который окружает своих детенышей гиперопекой, это выглядело ну прям чудовищно. Но с точки зрения биологии выживания, это было… предельно логично. Даже таким бездействием она учила их. Учила, что за свое место под солнцем, за свой кусок мяса, нужно бороться. Что выживает сильнейший. Никаких детских игр. Никакой жалости. Только борьба за ресурс.

Пока они дрались, я неподвижно сидел у своей почки. Мысль о том, чтобы есть сырое, еще теплое мясо, вызывала тошноту. Мать, видимо, заметила это – она медленно подняла голову, повернула ее в мою сторону и издала тихий, вопрошающий звук. Сейчас еще и воспримет мой отказ за признак слабости или болезни… Черт.

Она снова подтолкнула почку своей мордой прямо к моим ногам.

Я снова проигнорировал выпад.

Тогда она снова опустила голову к туше козы и, аккуратно откусив небольшой кусок мяса с кожей и мехом с внутренней стороны бедра, тщательно пережевала его своими челюстями, превратив в некое подобие фарша. А затем, поднеся эту кашицу к моему лицу, предложила мне.

Бр-р-р-р…

Это было… невероятное проявление заботы. Она увидела, что я не могу справиться с предложенной пищей, и приготовила ее для меня, как птица, отрыгивающая полупереваренных насекомых своим птенцам! Это хоть и было трогательно, но в тоже время до одури отвратительно.

Я понимал, что еще один отказ может быть расценен как вызов или признак неизлечимой болезни, после которого меня могут просто… отбраковать. Так что… зажмурился, зажал нос и, взяв с ее морды склизкий комок мяса, заставил себя проглотить его.

Просто представить, что ем тартар. Да… тартар. И пусть я не ем его ни в каком виде, но именно этот вариант я съел… фу…

Мать, удовлетворенная, издала тот же рокочущий звук и снова улеглась, возвращая свое внимание к дерущимся отпрыскам. Кстати, несколько парадоксально выглядело. На меня сами дети не набросились, отнимая еду. Быть может, сыграл большой размер меня относительно них самих.

Насытившись, те, шатаясь, поползли обратно к ней. Они были все в крови, на их боках виднелись свежие царапины, но они были сыты и довольны. И она принялась их вылизывать. Ее огромный, шершавый язык методично проходился по их маленьким тельцам, очищая их от крови и остатков пищи, приводя в порядок их еще мягкие шипы. Она делала это с невероятной, почти немыслимой для такого монстра нежностью и тщательностью. Акт близости и утверждения связи?

Когда очередь дошла до меня, я вновь замер. Она так же методично облизала мое лицо, руки, волосы, удаляя остатки слизи из яйца и смешивая ее со своим запахом, со своей слюной.

Окончательный ритуал принятия в семью мною был благополучно пройден. Я стал ее ребенком.

Глава 22

Окончательный ритуал принятия в семью мною был благополучно пройден. Я стал ее ребенком.

Но на время. Сейчас вот сидел, прижатый к теплому, вибрирующему от глухого рокота боку гигантской твари, и пытался осознать всю абсурдность своего положения.

Пока она была занята вылизыванием остальных, пищащих и извивающихся детенышей, я смог, наконец, досконально рассмотреть ее голову вблизи, с разных ракурсов, не думая об агрессивности ее острых зубов. И вот то, что я увидел, повергло меня в некий шок… Я все еще восхищаюсь природой этого мира, но вот как она извратилась с этим драконом – не описать словами. Это даже круче, чем впервые увидеть живого динозавра.

Я про зубы. Как уже и видел ранее, они были расположены не в один ряд, как у всех известных мне хищников, их было несколько. Концентрические кольца острых загнутых назад зубов, уходящие вглубь ее огромной пасти… Как у червей Шаи-Хулуд, точно! Я про песчаных червей из фильма Дюна. Да и по размерам эта тварь походила на титанических червей.

И вот сами ряды зубов… они двигаются. Словно шестеренки в часовом механизме. Когда она приоткрывала пасть, чтобы зевнуть или издать рокочущий звук, я видел, как внешнее кольцо зубов слегка поворачивается по часовой стрелке, а следующее, внутреннее, – против.

С точки зрения известной мне земной биологии я… пасовал перед этим вывертом природы. Как такое вообще могло получиться?! Это нарушало все принципы строения челюстного аппарата позвоночных. Мышцы, сухожилия, нервы… как можно было заставить вращаться целые сегменты челюсти? Мышцы могут только сокращаться, тянуть, но не вращать кость вокруг своей оси.

Будь может, только если они были… не совсем частью челюсти?

Я вглядывался, пытаясь разгадать этот фокус. Возможно, эти зубные кольца не были жестко закреплены в челюстной кости. Может, они сидели на каких-то хрящевых дисках, как подшипники? А в движение их приводила не одна, а целая система специализированных, перекрещивающихся мышц, работающих в противофазе. Одна группа тянет – кольцо вращается в одну сторону. Другая – в другую. Как система тросов и блоков, приводящая в движение лопасти ветряной мельницы. Сложно, почти немыслимо с точки зрения эволюции, но… не невозможно.

Или… может, дело вообще не в мышцах? Что если вращение создается за счет гидравлики? Резкое нагнетание жидкости, крови или лимфы, в специальные полости, заставляющее зубные диски проворачиваться. Как гидравлический домкрат. Это объяснило бы и силу, и относительную плавность движения. Да. Это звучало более правдоподобно. Целая гидравлическая система в челюсти!

А в совокупности – это получается буровая коронка! Живая, биологическая буровая коронка.

И тут же, как вспышка осознания, все встало на свои места. Вот как она передвигалась под землей! Она не рыла тоннели лапами, которых у нее, как теперь окончательно убедился, не было вовсе. Она их прогрызала! Вращающиеся ряды зубов, состоящих, должно быть, не из простого гидроксиапатита, как наши, а из какого-то композитного био-материала, армированного, быть может, чем-то настолько плотным… металлами, наверное, и возможно даже с вкраплениями карбидов или корунда… Суть то вы том, что они настолько прочные и плотные, что должны были дробить любую породу, будь то известняк или гранит, превращая ее в мелкую крошку. А эту крошку она, судя по всему, просто заглатывала, пропуская через свою пищеварительную систему, как… гигантский дождевой червь. Ее организм, видимо, был способен извлекать из породы необходимые минералы, а все остальное выводить наружу в виде… чего-то. Я пока не хотел думать о каменных экскрементах.

Это объясняло… так много. И то, как она появилась из ниоткуда на пастбище, – она просто высверлилась на поверхность. И эти идеально круглые, гладкие норы в стенах пещеры. И ее анатомию – огромная, бронированная, невероятно мускулистая голова и шея, чтобы выдерживать колоссальные нагрузки при бурении, и длинное змеевидное тело, чтобы легко проходить в проделанные тоннели. Крылья… крылья ей были почти не нужны. Они были слишком малы для ее массы, явный рудимент. Но все же она ими пользовалась, я это видел! Но то были всего лишь короткие перелеты под землей.

Я наблюдал за ней долгие часы, пока она находилась в гнезде. Страх постепенно уступал место благоговейному восхищению. Это существо было вершиной адаптации! Идеально приспособленное к своей экстремальной экологической нише.

Что дают мне эти знания? Что делать дальше? Просто сидеть здесь и ждать, пока меня съедят или пока я не умру от голода? Нет. Мне нужны были наблюдения. Больше наблюдений!

За следующие часы, которые показались мне вечностью, я узнал о них многое. И если можно судить по всем драконам (или вормам) исходя из одного лишь этого вида, то узнал куда как больше, чем за все предыдущие недели. И даже не с точки зрения их физиологии, а в примере инстинктом и взаимодействия.

Увидел, как она общается со своими детенышами. В прямом смысле общается! Но то был не язык в нашем понимании. Это была… как предполагаю, система низкочастотных, рокочущих звуков, щелчков, свистов и вибраций, которые она издавала гортанью и которые, я был уверен, передавались и через пол. Она могла успокоить их одним тихим, глубоким гулом, от которого вибрировали мои кости, или, наоборот, заставить замереть одним резким звуком.

Увидел, как она учит их. Спустя пару часов она притащила в зубах большой, плоский камень и начала стучать по нему мордой в определенном ритме.

Тук… тук-тук… тук…

Драконята, сначала неуклюже, а потом все увереннее, начали повторять этот ритм, стучась своими маленькими шипастыми головами о пол. Что это было? Эхолокация? Обучение тому, как слышать структуру камня, находить в нем пустоты, трещины, залежи руды, которые они поглощают? Вероятно. Для существа, живущего в кромешной тьме, это был важный навык.

И я пытался повторять за ними. Копировал их писк, их щелчки. Когда мать снова начала свой «урок», я тоже начал стучать кулаком по полу, пытаясь воспроизвести ритм. Она на секунду замерла, повернув свою огромную голову в мою сторону. Ее слепые белые глаза, казалось, вглядывались в меня. А потом мать издала тихий, должно быть, одобряющий рокот.

Для хорошего и бездарного ученика. Меня.

Наблюдал и за драконятами. Как пример, агрессия особей не была бесцельной. В их потасовках уже выстраивалась четкая иерархия. Самый крупный и сильный всегда ел первым, отгоняя остальных. Второй по силе постоянно бросал вызов первому, но чаще отступал, вымещая злость на третьем, самом слабом. А тот, в свою очередь, получал лишь объедки, и то, если повезет. Это была классическая модель стаи с альфа-, бета– и омега-особями. Только формировалась она не годами, а буквально часами…

Если внутри семьи есть иерархи, то они не одиночки, в отличие от того же Ужасного Чудовища. Они социальные животные. Возможно, живущие небольшими семейными группами. Мать и ее выводок. А где отец? Он уходит на охоту? Или самки этого вида воспитывают потомство в одиночку, как медведицы? Судя по тому, что она одна заботится о гнезде и приносит еду, второй вариант был более вероятен.

Так прошли почти двое суток. Время в этой подземной темноте потеряло всякий смысл, оно текло вязко, отмеренное лишь циклами сна и бодрствования гигантской твари. Она уходила, возвращалась, кормила нас, учила. Я стал частью этого природного ритма.

Страх… он никуда не делся. Он просто притупился, ушел на задний план, превратившись в постоянное, фоновое напряжение. Я научился спать урывками, прижавшись к ее теплому боку, вздрагивая от каждого ее движения. Но голод и усталость брали свое.

Когда она приносила добычу – снова козу, потом какую-то большую птицу, похожую на грифа, – я уже не раздумывал. Жестокая драка драконят за лучшие куски становилась для меня сигналом. Я больше не ждал, пока она предложит мне пережеванный фарш. Подталкиваемый сводящим живот голодом, я отрывал от туши куски мяса, стараясь выбирать те, что подальше от вспоротого живота, – мышцы бедер, спины, – и, зажмурившись, ел. Сырое, с привкусом крови, но это была еда. Это была энергия. Это была жизнь.

Она приносила не только еду. Иногда она возвращалась, и из ее пасти текла вода, которую она срыгивала в естественное углубление в полу пещеры, создавая для нас небольшую лужу, взамен вытекшему озеру. Я пил вместе с драконятами, отталкивая их, когда они пытались залезть в лужу своими грязными телами.

И чем больше я наблюдал за ней, тем больше понимал, что в ее действиях нет ни капли беспричинной злобы. Никакой агрессии ради агрессии. Она была хищником, да. Эффективным, смертоносным, но абсолютно логичным в своих поступках.

Что в нашем, человеческом, понимании зло, исходящее от дракона? Он напал на стадо и утащил быка. Да, для многих это трагедия (особенно пастуха или ответственного за коров), потеря ценного имущества. А для нее? Для нее это была охота. Она – мать, ей сейчас нужно кормить троих (ладно, четверых) вечно голодных отпрысков. Вот она увидела легкую добычу, медленную, неуклюжую. И напала. И это ведь не зло! Это инстинкт. Она глупая, в нашем понимании. Не понимает концепции собственности, ведь для нее весь этот остров, буквально, это ее охотничьи угодья. А все, что на них движется, – потенциальная еда. Мы стоим ниже ее в пищевой цепочке, и это – закон природы. Волк, задравший овцу, – не злодей. Он просто волк.

А вот на примере других драконов.

Кто сжигает дома? Возьмем вот Ужасное Чудовище. Но почему? Фишлегс сказал, что он вспыхивает, когда злится, и, возможно, не контролирует это. А что злит дракона? Страх. Угроза. Вторжение на его территорию. Может, тот налет, унесший жизни его родителей, был не актом агрессии, а актом самозащиты? Может, викинги первыми спровоцировали его? Почему-то начало истории противостояния викингов и ящеров никто рассказывать не спешил.

Даже их разрушительные способности, если подумать, имели свою экологическую нишу. Вот эти червеконы. Червивые драокны. Они прогрызают тоннели в горах. Что это дает экосистеме? Ну вот теоретически, они создают новые пещеры, новые укрытия для других, более мелких существ. Они разрыхляют породу, способствуя ее эрозии и выходу на поверхность минералов, которые потом смываются дождями и удобряют почву в долинах. Они, по сути, – гигантские дождевые черви, аэрирующие скалы.

И ведь огонь то во многих ситуациях для природы – благо. Для нас пожар – это катастрофа, да. А для природы – способ обновления. Вот как пример, огонь уничтожает старый, больной лес, удобряет почву золой и дает место для роста молодой, здоровой поросли. И если огненное дыхание было продумано не как средство для обороны или атаки, а как механизм обновления природы в севверных щиротах, где естественные пожары редки?

Вот так и получается, что драконы здесь – часть экосистемы. Важный, неотъемлемый ее элемент. Стихия. Как ураган или извержение вулкана.

И тут до меня дошла одна простая мысль. А может, настоящие твари в этой истории – не драконы? Может, это мы? Люди. Викинги. Они пришли на эти острова. Они построили деревни. Они начали вырубать леса, пасти скот, ловить рыбу. Они вторглись на территорию, которая веками принадлежала другим.

Это было похоже на историю колонизации Америки. Англичане, приплывшие к берегам Нового Света и объявившие дикарями индейцев, которые жили там тысячи лет. Викинги считали себя хозяевами этого мира. А драконов – вредителями, которых нужно истреблять. Но кто кому вредил на самом деле? Кто нарушил хрупкий природный баланс?

Возможно, все эти налеты драконов – это война. Война за свою землю, за свои охотничьи угодья, за свое право на существование. Война, в которой викинги, при всей их силе и отваге, были лишь наглыми захватчиками.

Мои мысли смещались. Страх уходил, уступая место… пониманию. Восхищению. Я отодвигал на задний план мысли об убийстве, о побеге, о викингах. Сейчас, будучи ближе к дракону, чем любой человек на этом острове, я понимал, что убить их – это не просто сложно. Это… расточительно. Это было бы все равно что сжечь уникальную, неизвестную науке книгу, даже не попытавшись ее прочитать.

Спустя, казалось, еще сутки, мать, закончив свои проверки и уроки, снова вернулась в гнездо. Свернулась огромным, чешуйчатым клубком вокруг нас, создавая живую, теплую, вибрирующую крепость. Драконята тут же прижались к ее теплому брюху и затихли, засыпая. Я снова оказался в ловушке. Зажат между ее огромным, поднимающимся и опускающимся в такт дыханию телом и холодной стеной пещеры.

Лежал в этой теплой, пахнущей камнем темноте, слушая мерное дыхание гигантского монстра и тихое попискивание ее отпрысков. И думал. Мой план по убийству драконят теперь казался не просто опасным, а чудовищно глупым. Убить их и принести викингам? А что потом? Не факт, что я вообще справлюсь с ними. Даже новорожденные, они уже были вооружены рядами зубов и острыми шипами. Но даже если и так, что сделает эта тварь, когда вернется в пустое гнездо? Она не успокоится. Она будет искать. Она будет рыть. Она перероет всю эту гору, как гигантский крот. Она снесет эту деревню с лица земли, пытаясь найти своих детей, ведомая слепой материнской яростью. Я подпишу не только себе смертный приговор. Я подпишу его всем на этом острове!

Нет. Этот путь был закрыт.

Но что тогда? Остаться здесь? Стать «приемным сыном» дракона? Но и это звучало как бред сумасшедшего. Рано или поздно она поймет, что я – не ее ребенок. Рано или поздно мой гнездовой запах смоется, и она учует во мне чужака, еду. Или я просто умру от голода и антисанитарии, потому что вечно питаться полусырым мясом и спать в пещере, полной костей и экскрементов, мой организм долго не выдержит.

Нужно было действовать по-другому. Нужно было стать кукушкой. Птенцом, подброшенным в чужое гнездо. Кукушата выживают не потому, что они хорошо маскируются. Они выживают, потому что они крупнее, сильнее и наглее птенцов хозяев гнезда. Они выталкивают их, забирая всю еду себе, монополизируя внимание и заботу приемных родителей.

Я не мог вытолкнуть драконят. Но я мог… повлиять на них. Я был разумным. А они – нет. Они были всего лишь животными, управляемыми инстинктами голода, страха и агрессии. А я мог эти инстинкты изучить. И, возможно, направить в нужное мне русло.

Может… начать их использовать? Изучить, понять, и, если повезет, быть может, и приручить. Стать для них не кормом, не врагом, и даже не приемным братом. А… чем-то другим. Чем-то полезным. Вожаком? Старшим в иерархии? Не знаю.

Это был новый план. Еще более безумный, чем все предыдущие. И он требовал двух вещей: времени и знаний. А еще – пути к отступлению.

В те редкие промежутки времени, когда дракониха уходила на охоту или патрулирование своих тоннелей, оставляя меня одного с тремя пищащими и вечно дерущимися отпрысками, я не сидел сложа руки. Как только скрежет ее когтей затихал вдали, я со всех ног бросался к пролому, ведущему в мой затопленный забой.

Вода оттуда почти ушла. Осталась лишь грязь и небольшие лужи, а с потолка все так же сочился тонкий ручеек.

Я спускался вниз, на вершину завала, и начинал работать. Голыми руками. Камень за камнем я разбирал стену, которая отделяла меня от спасения. Это была адская, мучительная работа. Камни были тяжелыми, скользкими, острыми. Я сдирал кожу с пальцев, ломал ногти, но упрямо, сантиметр за сантиметром, прогрызал себе путь.

Я кричал. До хрипоты. Стучал камнем о камень. Надеялся, что спасатели все еще там, по ту сторону. Что они услышат.

– ЭЙ! ЕСТЬ КТО-НИБУДЬ?! Я ЗДЕСЬ! ЖИВОЙ!

Но в ответ – лишь гулкое эхо и шум капающей воды. Они либо ушли, решив, что я погиб, либо просто не могли меня услышать сквозь многометровую толщу камня. Выбираться придется самому.

За три дня мне удалось совершить всего четыре таких вылазки. Каждая – не дольше часа. Я не знал, когда вернется мать. График ее отлучек был хаотичным. Иногда она отсутствовала час, иногда – всего несколько минут. Я прислушивался к малейшим вибрациям, к любому отдаленному гулу. И при первых же признаках ее возвращения бросался обратно в гнездо, пытаясь отдышаться и принять непринужденный вид, прежде чем она появится. Такими темпами разбор завала мог занять недели.

Питание тоже стало проблемой. Сырое мясо – это не то, на чем долго протянет человеческий организм. Мне нужна была клетчатка, витамины. Я обратил внимание на грибы, которые тускло светились в темноте. Я был не микологом, конечно, но базовые правила знал. У этих грибов не было юбочки под шляпкой, не было утолщения у основания ножки. Они не меняли цвет на срезе. Все это – признаки съедобных грибов. Я отломил крошечный кусочек и попробовал на язык. Ни горечи, ни жжения. Вкус был пресным, землистым. Я рискнул и съел один. Прошло несколько часов. Но ни тошноты, ни боли в животе не было. Кажется, пронесло. Грибы стали моим гарниром к мясному рациону.

В один из моментов, когда мать снова принесла добычу и началась обычная драка за еду, самый крупный из драконят, альфа-самец, отогнав братьев от лучшего куска, повернулся ко мне. Он съел свою долю, а потом, вместо того чтобы вернуться к матери, медленно, вразвалочку, направился в мою сторону.