Текст книги "Зов Леса. Повесть о роде Хайде (СИ)"

Автор книги: Fred Heiko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Когда она полюбила сира Герарда, сына Стина. Бывшего язычника, оставившего её первую любовь в клетке. «А был ли он любовью? Конечно, был… никто не был причиной стольких слёз. Разве что отец, упокой, Господи, его грешную душу».

Девушка перекрестилась и подошла к окну. Шёл дождь, один из первых весенних дождей, но он не радовал молодую герцогиню. Буря пришлась бы ей по душе, но никак не тихий дождь. Равенна снова села на край кровати.

– Нужно пойти в церковь, – тихо сказала она сама себе, – исповедь – вот что мне нужно. И почему я раньше этого не поняла?

Равенна потянулась за чёрным платком, но тут же одернула руку и прислушалась. Веселые переговоры девушек стихли. Герцогиня напряженно вслушивалась в то, что происходило за дверью. Кто-то быстро поднимался по лестнице, а Магда, её любимица, начала визгливо кричать:

– Милсдарь, подождите, подождите, я поднимусь и доложу о вас Её Высочеству! Ну нельзя же так, милсдарь, пожалуйста, не надо!

Равенна начала медленно подниматься с кровати. «Олмер? Но это не похоже на него».

Шаги приблизились к её двери, Магда не переставала верещать. Её перебил глубокий мужской голос, чуть сиплый от долгого молчания:

– Никому не входить и в дверь не стучать.

Равенна снова села на кровать, боясь упасть в обморок. Конечно, она узнала этот голос. Дверь бесшумно открылась, и в комнату стремительно зашел Герард, тут же захлопнувший дверь за собой. Их взгляды встретились. Равенна тут же поняла, что эта встреча не будет похожей ни на одну из предыдущих.

Они вновь не виделись два года, за которые она ещё больше похорошела: черты её лица избавились от детскости, да и тело, не потеряв природной стройности, перестало казаться нескладным. Герард же почти не изменился. Он всё так же скрывал часть шрама на щеке за длинными волосами, в которых прибавилось седины. Равенна не обратила внимания на то, что его плащ, сапоги и штаны сильно испачканы после дороги и что он оставляет за собой грязные следы на полу. Все её мысли исчезли. Она могла лишь думать о том, что ей нельзя расплакаться, иначе он сразу всё поймет. Но плакать, как ни странно, ей не хотелось.

Герард, задержавшийся у порога, прошел в комнату и остановился около кровати. Равенна снова начала вставать, но рыцарь мягко взял её за плечо и опустил обратно. Никогда до этого его прикосновения так не действовали на девушку. По её телу прокатилась волна тепла, от которой хотелось чуть ли не смеяться, но Равенна сдержалась. Лишь светлые глаза выдали это чувство. Герард увидел этот блеск, за который он отдал бы жизнь, если бы пришлось, но его суровое лицо не смягчилось. Убрав руку с плеча Равенны, темноволосый парень, которого уже впору было звать мужчиной, внезапно опустился на колени. Сердце герцогини стучало так сильно, что ей стало страшно – вдруг выпрыгнет, да прямо к нему в руки?

«Да почему же он молчит?!» – отчаянно подумала Равенна, чувствуя себя очень глупо. И, будто услышав её мысли, Герард заговорил, не спуская глаз с девушки:

– Мне нужно многое тебе сказать, Равенна. Ты помнишь, что я обещал тебе всё рассказать о себе? Тогда, у Эксерских камней? Я сдержу обещание.

«Ты», сказанное им, ласкало девушке слух. Но голос Герарда подрагивал, и ей внезапно стало страшно.

– Я расскажу тебе всё, – снова заговорил Герард, зачем-то отстегивающий от пояса ножны с мечом, – но для начала достану то, что может тебе понадобиться после моего рассказа.

Он положил меч на кровать, совсем близко к Равенне. Немного подумав, он достал из голенища высоких сапог короткий кинжал.

– Скорее это, чем меч, – тихо сказал он. Равенна испуганно посмотрела на оружие на своей кровати.

– Что это? Зачем мне это? – быстро спросила она.

Герард внезапно взял её за руку. Волна тепла снова накрыла девушку.

– Ты поймешь, когда я закончу свой рассказ.

– Я хочу знать сейчас, – Герард услышал в её дрожащем голосе знакомую злость. Тень прежней Равенны, ещё совсем девчонки, – потому что я не понимаю, зачем при…

– она запнулась, но быстро собралась с силами и закончила вопрос, – объяснении людей перед их свадьбой нужен меч или чёртов кинжал?! – Равенна испугалась того, что сказала, но язык был ей неподвластен, – Или так, ты считаешь, должно признаться в любви? Если и вообще эта любовь есть.

Она густо покраснела, не понимая, что за бес в неё вселился. Зато на тонких губах Герарда на мгновение появилась улыбка. Он был прав на её счет. Молодой рыцарь быстро подтянул её руку к своему лицу и поцеловал тыльную сторону ладони. Он так долго об этом мечтал. Перехватив испуганно-радостный взгляд девушки, которой непозволительно шло её траурное платье, Герард медленно сказал:

– Я люблю тебя, – слова, которые Равенна никогда не слышала от мужчины, заставили её беспокойное сердце пропустить один удар, – и я счастлив, что я сказал это вслух, когда ты ещё хочешь это слышать.

– Что за ерунду ты говоришь, – прошептала герцогиня, сжимая его руку, – ведь я…

– Тихо, – голос Герарда дрогнул, – выслушай меня и не говори того, о чем пожалеешь. Это касается короля… твоего отца.

«Отца? – растерянно подумала Равенна, – но Генрих писал, что наша свадьба была его последней волей. Он не мог быть против этого. Он любил его. Что с моим отцом?». Пока она пыталась собраться с мыслями, что никак не получалось, Герард осторожно вытащил свою руку из её.

– Ты больше не захочешь держать меня за руку, – уверенно проговорил рыцарь, – спасибо, что сделала мне такой подарок.

Он замолчал. Молчала и испуганная, ничего не понимающая Равенна. Блестящий кинжал и длинный меч в потертых ножнах манили её взгляд, но она упорно смотрела только на склонившего голову Герарда. «Он совсем не похож на него, лесного волка, – внезапно подумала Равенна, – здесь не может быть ошибки. Я правда…»

Закончить мысль ей не удалось. Герард начал говорить, не поднимая глаз. Левой рукой он обхватил запястье правой, укрытой оберегами его дяди.

***

Тем вечером Герард выпил больше, чем за всю свою жизнь до этого. Все, кто достаточно долго знал этого язвительного парня, удивленно поглядывали на то, как часто виночерпий подходил к нему, сидящему за ближайшим к королю столом. Обычно умеренный в питье, он был близок к тому, чтобы выпить больше Рихарда, телохранителя принца Генриха, а это было не каждому под силу. Но король Фридрих, сполна насладившийся непониманием своих поданных, объяснил им причину поведения своего рыцаря:

– Мы с моим сыном, – он с довольной улыбкой хлопнул по плечу Генриха, – решили, что Вестфалия не может больше находится в руках женщины, даже такой неглупой, как моя дочь. Сир Герард станет герцогом и мужем Равенны, он заслужил это за свою преданность мне, – немного помолчав и обведя взглядом всех присутствующих в большом обеденном зале, Фридрих усмехнулся, – кто бы сказал мне это, когда тебя притащили в клетке из леса, а, парень?

Все засмеялись, а Герард слегка покраснел, но тут же присоединился к общему веселью. Чаши снова оказались полными, и повсюду зазвучали тосты:

– За короля Фридриха!

– За лесного парня!

За громкими разговорами и непрекращающимся смехом никто не заметил, как Герард подозвал к себя одного из виночерпиев и что-то шепнул ему на ухо. Мужчина кивнул и вышел из зала. В это время Фридрих, начавший лысеть, но всё такой же огненно-рыжий, разговаривал с сыном, похожим на него, как могут быть похожи два языка пламени. Никто даже шёпотом не решался назвать принца бастардом, особенно после того, как несколько лет назад Фридрих назвал его своим наследником. Молодой Генрих не был таким вспыльчивым, как его отец, но по силе и рассудительности нисколько не уступал ему. Все считали, что он станет достойным королём, и с нетерпением ждали рождения его первенца от принцессы Сицилии, браком с которой был очень доволен сам Фридрих. Герард смотрел на них, таких счастливых и довольных собой и друг другом, и понимал, что он ничего не чувствует. Это было странно: ведь он любил их, даже эту странную длинноносую Констанцию, совершенно беззлобную, но неумную женщину. Герард понимал, что поступил правильно, решившись разыграть это представление с «пьяным от вина и счастья новым герцогом». Выпитое никогда не затемняло его разум, но в этот раз помогло притупить чувства. Это ему и было нужно. Скоро всё кончится, скоро, скоро…

Виночерпий вернулся вместе со своим сыном. Они несли в руках большие запечатанные кувшины с вином, совершенно одинаковые на вид. Герард жестом приказал открыть их и, с трудом поднявшись, взял один из них и направился ко столу короля. Его нетвердая походка не могла не вызывать смех. Фридрих, добродушно усмехнувшись, спросил:

– Душа моя, Герард, и далеко ты пошёл с этим прекрасным вином?

Присутствующие уже не понимали слов, над которыми смеялись, но хохот не прекращался ни на минуту. С тех пор, как Генрих появился при дворе, короля навсегда оставили приступы безумия, и многие нынешние молодые рыцари не помнили страшных представлений и тени смерти, всегда висевшей над Фридрихом.

Герард же помнил это как никогда отчётливо.

– Я хочу разлить это вино, – слишком весело для себя сказал он, – которое я приказал сохранить для сегодняшнего пира.

Фридрих поднял бровь:

– Хочешь сказать, ты знал, что я предложу тебе Вестфалию и Равенну?

– Или Равенну и Вестфалию? – в тон ему продолжил Генрих, обнимая свою жену.

Герард покраснел, но его рука, наливающая вино королю, не дрогнула.

– Я надеялся на это, ваше Величество, – сказал он, как всегда, уверенно посмотрев на короля, – я ведь люблю вашу дочь и…

Договорить Герард не смог, так как, сделав неловкий шаг назад, пошатнулся и упал на спину. Часть вина расплескалась во время короткого полета рыцаря, остальное вытекло на пол из разбитого вдребезги кувшина. Музыканты перестали играть, но лишь на мгновение. Генрих махнул им рукой и вместе с несколькими рыцарями отправился поднимать Герарда. Тот выглядел сконфуженно и что-то неловко бормотал себе под нос. Его белая парадная одежда была покрыта винными пятнами. Фридрих покачал головой и добродушно рассмеялся. Ему вторили все присутствующие в зале.

– Я думал, что всё знаю о тебе, сын Стина, но ты смог меня удивить! Что ж, кажется, тебе пора заканчивать вечер. Проводите сира Герарда в его покои, – обратился король к рыцарям, поддерживающим молодого рыцаря.

– А как же вино? – заплетающимся языком спросил Герард.

– Да ты, брат, всё об одном да об одном! – басовито гоготнул Генрих, – Отец, глотни винца, а то он не уймется.

Фридрих поднял кубок и помахал им Герарду. В это время старый виночерпий разливал вино из второго кувшина Герарда по кубкам гостей.

– За тебя, Герард, сын Стина, и за мою дочь Равенну. Да будет благословенным ваш союз.

Герард не сводил взгляда карих глаз с короля, который одним глотком осушил кубок и тут же потребовал добавки. Фридрих снова посмотрел на одного из лучших рыцарей и шутливо поклонился:

– Хороший напиток, жаль, что его было так мало.

– Теперь можно и лечь, – перекрикивая громкий смех, ответил Герард, – и лучше бы не на пол, там мокро и холодно…

– Уложите его спать, а то я передумаю отдавать ему свою дочь, – замахал руками раскрасневшийся от вина король.

Рыцари почти вынесли Герарда из обеденного зала. Генрих вернулся за стол к отцу и жене. Музыканты сбились со счета сыгранных ими песен, а гости начали уставать пить и смеяться. Герард покорно шел в свою комнату, беспрестанно жалуясь, как ему плохо. Не брезгливые рыцари уже в его покоях стянули с него плащ, сапоги и грязную рубаху, уложили на кровать и приказали принести счастливцу, ставшему в одно мгновение герцогом, побольше воды и пустое ведро.

– Не знаю уж, что тебе понадобится больше, – усмехнулся седой Клаус, закрывая за собой и своим другом дверь, – спокойной ночи, дружище!

Герард, лицом уткнувшийся в подушку, ответил им вдогонку что-то неразборчивое. Едва закрылась дверь, рыцари принялись обсуждать молодых служанок, тут же забыв про пьяного удачливого парня в комнате.

Но Герард не был пьян, хотя никто из присутствующих на пире не поверил бы в это. Рыцарь встал с кровати, закрыл дверь на замок и оставил ключ в скважине, чего никогда не делал, а после снова лег и залез рукой в подушку – его излюбленный тайник. Он извлек оттуда потемневший от времени и неоднократных стирок кошелек, подаренный ему Равенной. Там он хранил обереги своего дяди. Скоро он отправится в путь, и ему понадобится их помощь. Но первым делом его пальцы нащупали глиняные осколки, почти такие же, какие остались от кувшина с вином на полу в зале.

Всё прошло так, как он и задумывал. Никто не может упрекнуть парня, который от счастья перебрал вина. Никто не может обидиться на всеобщего любимца, который разбил кувшин с выпивкой, когда он принес два. И никто не сможет обвинить верного рыцаря в смерти короля.

Герард убрал кошелек обратно в тайник. Возможно, кто-то его заподозрит. Хотя… нет, Герард был уверен, что никто не сможет связать его с внезапной кончиной короля. Он хорошо знал яд, который незаметно для торговца на рынке подмешал в вино. Без запаха, не оставляющий никаких следов на теле отравленного. Король скоро захочет спать, это Герард знал – сон для Фридриха был важнее всего – он ляжет в постель, быстро уснет и больше не проснется. В начале их знакомства язычнику казалось, что такая смерть слишком легка для человека, убившего его отца и многих других людей – друзей-язычников и незнакомцев-христиан. Сейчас же Герард, смотря в потолок, был благодарен Старейшине, перевернувшему и сломавшему его жизнь.

– Он счастлив, – прошептал Герард, – его оставил злой Дух, рядом с ним его любимый сын. Человек, которому он верит, станет мужем его дочери. Конечно, в Раю, в Аду ли он узнает, что зря верил мне. Но мне всё равно, – эта фраза стала неожиданностью для него самого, – да, мне всё равно.

Герард сел на кровати и пытался понять чувство, обуревавшее его. И он понял.

– Мне всё равно, – медленно повторил он, – потому что мы не встретимся после смерти. Моя душа найдет дерево. А если мне повезет, меня встретят родители и Каспар с его невестой, и больше мы не расстанемся. Однажды там будет и мой брат, – Герард почувствовал, как защемило его сердце, – Родерик… ты понял? Ведь столько Лун погибло, ты должен был понять… Мне пришлось делать выбор, и я его сделал.

Он снова лег и продолжил обращаться в мыслях то к своему брату, которого не мог винить в том, что тот проклял его; то к королю, другу, побратиму, решившему связать его судьбу с судьбой своей дочери. Королю, которого он уже убил. С этими мыслями к Герарду пришел и тяжелый сон, накрывший его, будто плотный мешок, хотя меньше всего рыцарь надеялся на то, что сможет уснуть в эту ночь. Не опьянившее его вино всё-таки сыграло свою роль: не только притупило чувства, но и заставило крепко спать. Так крепко, что крики и стуки кулаками в дверь не сразу смогли разбудить Герарда. Когда тот наконец проснулся от рева Генриха, звавшего его по имени, он вскочил с кровати и, едва снова не упав, поспешил к двери, зная, что ему предстоит услышать.

Приятное, всегда добродушное лицо Генриха было мертвенно-бледным от испуга и шока. Его трясло, по лицу текли слезы. Увидев Герарда, он будто на миг растерялся, и молодому рыцарю пришла в голову мысль: «А вдруг он все-таки знает, что это был я? Ну и пусть, пусть. Мне всё равно. Я сдержал слово». Но Генрих шагнул в комнату и, заикаясь, сказал:

– Герард, ооотец… он мммёртв!

Герард начал оседать, и Генрих едва успел его подхватить. Одного наигранного движения оказалось достаточно. Вскоре Герард уже причитал не тише будущего короля и искренне плакал, уткнувшись в плечо сына человека, которого он убил.

***

Они долго молчали. Герард ждал смерти, к которой он успел подготовиться. Для этого ему и нужны были обереги на руке. Они должны были проводить его заблудшую душу, куда нужно. Подальше от христианского Сына Божьего, который, он знал, простит его. Но Герарду не хотелось оказаться там, где не будет его родных. Он смотрел на свое оружие на кровати Равенны и гадал, насколько больно это будет? Как долго будет больно? Кого он увидит первым?

Равенна будто съежилась под тяжестью рассказа Герарда. Она хваталась за одно чувство, потом за другое, третье и так до бесконечности. Ей было до слез жаль отца и брата, которого она никогда не видела, но ей было жаль и Родерика, так сильно ошибавшегося в Герарде, … и самого Герарда ей было тоже очень жалко. Равенна представила, как он ходил с этим грузом так долго, не в состоянии ни с кем его разделить. Но ей он не смог не сказать правду. Неужели он действительно любит её? Но если он любит её, почему он убил её отца?

«Потому что он был чудовищем, – ответил ей её же голос, – он убивал людей у тебя на глазах, неужели ты забыла это? Он убил маму. Он преследовал язычников и карал их сам, а скольких казнили по его приказу? Что сделала бы ты на месте Герарда? Ослушалась бы их мудрого Старейшины, который вырвал одним своим словом тебя из семьи? А смогла бы ты так поступить?»

«Но отец стал другим, и он сам помог ему! Герард помог ему стать лучше, он вылечил его!»

«А перестал ли мой отец быть убийцей его отца после этого?»

Равенна зажмурилась и закрыла лицо руками. Герард посмотрел на нее. Ему было безумно жаль эту девушку, но он не смог бы быть с ней, скрывая то, что сделал.

– Я хотел бы забрать эту боль, поверь мне, – сказал он после долго молчания, – но я сам дал её тебе. И я не знаю слов, что помогли бы с ней расстаться. Но я знаю, что ты можешь сделать, чтобы отплатить мне за боль.

Равенна отняла руки от лица и впервые за время расказа Герарда посмотрела на него.

– Дай мне меч или кинжал, что угодно, – продолжил рыцарь, и голос его не дрожал, как раньше, – и скажи, чтобы я вспорол себе живот или прыгнул на него грудью. Я уйду, чтобы ты этого не видела. Это ничего не стоит для меня. Но если тебе станет легче…

– Мне не станет легче, – перебила его Равенна, – если ты умрешь. Я смотрю на тебя и думаю о том, почему ты это сделал. И я бы дорого заплатила за то, чтобы не понимать этого.

Герард смотрел на Равенну неверящим взглядом. Та продолжала говорить. «Если ты ничего не скрыл от меня, то и я ничего не скрою. И будь что будет. Мне всё равно», – отчаянно подумала она.

– Я смотрю на тебя, Герард, и очень хочу тебя ненавидеть, как раньше, – она замолчала и опустила голову. Когда она вновь посмотрела на рыцаря, по-прежнему сидящего перед ней на коленях, её светлые глаза уже были полны слез, – но я не могу тебя ненавидеть. Не могу, хотя в глубине души я всегда знала, что ты опасен. Не для меня, для моего отца. Я долго не верила тебе, считая предателем, и была права, но не там, где думала. Ты не предатель и ты держишь слово.

Герард не мог заглушить радость, которая внезапно окутала его и будто потянула вверх, но он боялся ей верить. Ему казалось, что если он поверит этой радости и примет её, то всё исчезнет: этот сладкий мираж и она, самая добрая, самая красивая. Почему он не понимал этого так долго? Но Герард вновь подумал, что он не имеет права на это счастье. «Я сказал ей правду, а теперь я должен уйти. Уйти и…» Равенна перехватила его взгляд, брошенный на отцовский меч (она снова со страхом посмотрела на рукоять) и кинжал. Молодая герцогиня поняла, что еще немного и потеряет его, а этого она не могла допустить. Однажды она уже потеряла человека, которого любила. Больше этого не будет.

Равенна соскользнула с кровати и приземлилась на колени. Она снова посмотрела на Герарда своими ничего не видящими от слез глазами, внезапно прижалась к его груди, так порывисто, что он едва не упал, и тихо заплакала. Слезы, которых не было так долго, впервые принесли ей облегчение. Герард, обнимая Равенну и целуя то макушку и светлые волосы, то дрожащие руки, робел поцеловать её по-настоящему, снова боялся спугнуть это счастье.

Они знали, что не всё сказали друг другу. Равенна пододвинулась ближе к Герарду, совершенно забыв обо всех правилах приличия и условностях, и взяла его лицо в свои руки. Она заправила его волосы за уши и впервые увидела его длинный шрам, перечеркивающий щеку, полностью, коснулась изуродованного уха и не вздрогнула.

Девушка улыбнулась сквозь слезы. Она смотрела на Герарда и не видела его брата.

– Я так счастлива, – сказала она, глядя ему в глаза – впервые в жизни. Я ненавижу себя за это, я должна быть несчастной, я должна ненавидеть тебя, но всё не так. Я люблю тебя, Герард, и это единственная правда. И пусть мне не видеть рая… пусть. Ты будешь со мной?

Герард накрыл её руки своими и улыбнулся, по-настоящему, широко, счастливо.

– Я буду с тобой. Ты прекрасна. Ты смогла простить меня, когда я не смог. И… и мой брат не смог.

– Он не знал! Я верю, Герард, он узнает, что ты сделал для него, для своей семьи! Господи Боже, я не верю, что я говорю так спокойно, – прошептала она, – но мне всё равно.

Молодой рыцарь усмехнулся, узнав свои слова, но в миг стал серьезным:

– Ты можешь рассказать, кому хочешь. Я пойму.

– Смеешься? – воскликнула Равенна, – это смерть! Нет. От меня об этом узнает только твой брат, – девушка удивилась тому, как ей было легко говорить о Родерике, – а для других всё останется здесь, – она высвободила правую руку и коснулась своей груди, там, где стучало её беспокойное счастливое сердце, – и здесь, – той же рукой она коснулась груди Герарда и почувствовала, что его сердце бьется так же яростно, как и её.

Герард снова улыбнулся и утер её слёзы.

– Тебе можно верить. Ты умеешь хранить тайны. Сколько ты скрывала от меня, свои чувства? Я думал, ты меня ненавидишь.

Равенна засмеялась:

– От ненависти до любви…

Герард машинально тряхнул головой, так, чтобы волосы снова скрыли часть шрама.

– Я никогда не слышал твоего смеха.

Равенна чуть приподняла длинный пышный рукав своего траурного платья, и Герард увидел, что на её левой руке красовались два браслета работы Каспара. Она улыбнулась.

«Как быстро я привыкла к счастью, такому странному, совсем не сказочному, но моему. Я так долго ждала тебя».

– Я и сама забыла, как я смеюсь.

========== Глава одиннадцатая. Серый жаворонок ==========

Стин, сын Хайде, ушел с младшей дочерью Земли 165 лунных жизней назад

Едва она взглянула на него, жребий её свершился, и она полюбила Берена.

Д. Р. Р. Толкин, «Сильмариллион».

Для новой жизни надо снова родиться, а перед тем умереть.

М. В. Семёнова, «Валькирия».

Гнедой Фальтер неторопливо вышагивал по дороге, пытаясь привыкнуть к новой тяжести на своей спине. К этой же тяжести привыкал и Родерик, придерживающий левой рукой дрожащую девушку, которая с трудом держалась прямо.

Летний день уже начал клониться к вечеру. Горячо палило солнце, и Родерик мечтал снять мокрую от пота рубаху и надеть свежую. Девушку же знобило несмотря на жаркую погоду, и молодой мужчина поправил свой плащ, которым он укрыл её.

Утром того же дня, ещё до пробуждения Солнце-Бога, Родерик не сразу заметил девушку, шедшую ему навстречу и с трудом переставлявшую ноги. Конь отреагировал быстрее. Фальтер резко остановился, так, что Родерика качнуло в новом седле, которое он купил недавно в деревне. Мужчина поднял голову и увидел то, что вытянуло его из глубокого омута переживаний. Девушка была не старше Родерика и его брата в тот день, когда их разлучила злая воля Старейшины и их Богов. Сыну Стина хватило одного взгляда на неё для того чтобы понять, через что ей пришлось пройти. До этого ему приходилось лишь слышать о подобных человеческих зверствах. Некогда длинное светло-жёлтое платье девушки было испачкано в грязи и крови, спереди подол оголял колени, покрытые синяками и ссадинами. Синими были и её руки с узкими запястьями и крепкими мышцами плеча, и шея. Пышные серо-русые волосы лежали неожиданно красиво, откинутые за спину и спускавшиеся ниже лопаток. Родерик увидел в руках незнакомки гребень, и так была раскрыта эта маленькая тайна. Лицо девушки было нетронуто, но на нем застыло такое страшное выражение, что Родерик невольно поёжился. Бледно-розовые губы были приоткрыты, будто девушка хотела что-то сказать, но не хотела или не могла; а заплаканные светло-голубые глаза смотрели с безнадежным отчаянием, не видя впереди ни счастья, ни спокойствия. Родерик вновь вспомнил о своем прошлом, хранившем богатство радостных воспоминаний и курганы тяжёлых ошибок и горьких потерь, и сердце его сжалось оттого, что теперь он знал, как выглядела невеста Каспара, когда он нашел её холодное тело. В тот самый миг он понял, что он не оставит незнакомку позади, не уйдет прочь. Третьему разу не бывать.

Родерик спешился, благодарно похлопав по шее Фальтера и медленно подошел к девушке. Та совсем его не боялась. Родерик надеялся, что он не похож на её мучителей, но понимал: скорее, у бедняжки просто больше не было сил бояться. Он снял с себя плащ и набросил ей на плечи.

– Тебе есть куда идти? Твой дом, дом друга, родни? – спросил Родерик, почему-то точно зная, что ответом будет «нет».

Так и случилось: девушка часто затрясла головой из стороны в сторону, тихо всхлипнув. Родерик вздохнул.

– На тебя напали? Ты… сильно пострадала?

Девушка закусила нижнюю губу, не в силах пошевелиться и ответить кивком головы. Родерик на мгновение закрыл глаза.

– Болит что-то?

Она бросила на него беглый взгляд, положила руки на низ живота и медленно опустила их. Коснувшись внутренней стороны бедра, девушка громко всхлипнула и убрала руки.

– Давай ты пока пойдешь со мной, хорошо? – спросил Родерик настолько мягко, насколько был способен, – Я не обижу тебя, клянусь именем твоего Бога. Ты не можешь сейчас быть одна, ведь так?

Девушка кивнула один раз, мелко и несмело. Что-то заставило её поверить ему, хотя она зареклась больше никогда не верить мужчинам. Ей было так плохо, что она не смогла думать о нарушенном обещании, которое она дала самой себе.

– Я не трону тебя, только посажу на коня и всё, – Родерик взял её на руки и посадил её боком на Фальтера перед седлом. Конь недовольно фыркнул и взбил копытом пыль.

– Ну уж надо потерпеть, Фальтер, будь умницей, – сказал Родерик, снова садясь в седло и придерживая девушку. Его совсем не заботило собственное неудобство, поэтому он тут же обратился к своей новой спутнице, – опирайся на руку, если так тебе будет лучше.

Так они провели несколько часов. Родерик направлял Фальтера в небольшой буковый лес, давно знакомый ему, чтобы там остановиться на отдых. Безопаснее места в этих краях он не знал. Девушка молчала, лишь изредка всхлипывала и судорожно вздыхала. Сын Стина же гадал, сколько времени ей понадобится, чтобы прийти в себя. За по-прежнему невеселыми мыслями Родерика застала новая встреча, и он сразу понял, что знакомство не будет добрым.

Им навстречу ехали трое всадников на крепких молодых конях. За плечами каждого из молодых парней висела увесистая торба, хотя их одежда была немногим лучше одежды Родерика – перелатанная, неухоженная, грязная. Богатство за плечами не вязалось с их внешностью, и чутье язычника говорило ему, что это нечестные люди. Сидящий на кауром коне со светлым хвостом парень подтвердил мысли Родерика кривой усмешкой и притворно веселым окликом:

– Ба, да это наша маленькая подруга! Курц, Уво, узнаете её?

– Как не узнать, брат Дитер, – широко улыбнулся один из друзей, подмигивая третьему, до сих пор молчащему.

Девушка откинулась на Родерика, плечом прижимаясь к его груди.

– Ты бы, брат, отдал нам наше сокровище, – растягивая слова, сказал тот, кого назвали Дитером – жилистый белобрысый парень, чуть моложе Родерика, – мы с друзьями благодарны тебе за то, что ты нашел её. Мы с ног сбились и выплакали все глаза в поисках мышонка… Спасибо, но дальше мы сами. Могу обрадовать тебя вот этим кошельком.

Дитер наощупь вытащил из своего мешка небольшой кошелек, в котором правда звенели монеты и бросил его Родерику, надеясь, что тот его поймает. Кошелек упал на землю. Сын Стина не повел и бровью. Дитер же покраснел от злости:

– Ну брат, нельзя же так, – прошептал он, – отдай мне девчонку, она моя невеста.

– Знать не знаю тебя, – невозмутимо ответил Родерик, – да и сестрёнка моя Лерхе впервые тебя видит, уж я-то знаю всех, кто водил к нам сватов. Я прав, сестрица?

Девушка часто закивала, давясь слезами. Родерик обвел парней взглядом, от которого тем стало не по себе. Умел он так зыркнуть, что душа в пятки уходила. А если не было души, то страх всё равно приходил. Он непривередливый гость.

Родерик хотел уехать, но внезапно передумал. Позднее он пытался понять, что дёрнуло его поступить именно так. То ли страх, перешедший от него к этим недостойным мужчинам, то ли кто-то из погибших родных надоумил его показать силу своей крови. Родерик внимательно осмотрел всех троих, и взгляд его снова остановился на Дитере.

– Мне нравится твой конь, – спокойно сказал он, – и думаю, что очень понравится то, что скрыто в твоем мешке. Оставь мне это, а сам с дружками убирайся вон. Кто из них тебя приютит, меня не волнует.

Дитер усмехнулся, но в его крысиных глазах Родерик увидел отчаянное желание сбежать.

– Чего удумал, хитрец, а? Не отдаешь мне мою невесту, еще и коня с харчами требуешь?

– Это не твоя невеста, кажется, я уже упоминал это, – Родерик вложил поводья в руки девушки, а сам спрыгнул вниз, – ну же, давай поговорим по-мужски. И договоримся до того, что ты оставишь мне коня и мешок, я уверен.

Дитер переглянулся с друзьями. Те жестами весьма уверенно пригласили его спуститься. Мол, что этот хвостатый тебе сделает, нас же больше! И не таких на лопатки укладывали. Дитер неловко спустился. Оказалось, что он чуть ли не на две головы ниже Родерика. Язычник не сдержал усмешки.

– Слишком хороший конь для тебя, парень. А сестренке моей будет в самый раз, не находишь?

Дитер зло сопел, не спуская взгляда с невозмутимого Родерика, а потом внезапно громко собрал слюну и плюнул ему в лицо. Его спутники громко засмеялись.

– Остынь, брат, – процедил Дитер.

Никто не увидел, как и откуда Родерик достал кинжал. Но лезвие, которое через мгновение перерезало горло насмешнику Дитеру, отразило лик Солнце-бога и тем самым ослепило двух парней на лошадях. Когда же их предводитель свалился на землю, дергаясь в предсмертных судорогах, Родерик медленно вытер рукавом рубахи его слюну и повернулся к обескураженным, будто ставшим меньше ростом парням.

– Проваливайте отсюда и забудьте обо мне, девчонке и вашем Дитере, если не хотите к нему присоединиться, – тихо, но отчетливо сказал Родерик. Ни его дыхание, ни сердцебиение не нарушили привычный им ритм. Он был почти спокоен.

Двум разбойникам не нужно было повторять дважды. Они стеганули своих лошадей и быстро умчались с ту сторону, откуда держал свой путь Родерик. Язычник обернулся и посмотрел им вслед, а после этого взглянул на девушку. Та во все глаза смотрела на труп Дитера. Родерик заметил, что она больше не дрожала.