Текст книги "Зов Леса. Повесть о роде Хайде (СИ)"

Автор книги: Fred Heiko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Надо сказать, суровым он был лишь для чужих. Равенна знала его совсем другим: добродушным, ласковым, часто шутящим. Они по-прежнему перекидывались ехидными фразами, веселя сына и упражняясь в остроумии. Это было их семейным ритуалом, любимой игрой. Небольшую семью объединяло и взросление мальчика. Равенна могла часами наблюдать за учебными боями сына и отца, украдкой подслушивая их разговоры и удивляясь тому, как рано у Райнальда появились секреты от матери. Но были у них и менее счастливые дни, когда Герард, справившись с обязанностями герцога, занимался травами в старой кухоньке Терваля. Он мог часами молчать, и Равенна не могла вытянуть из него ни слова ни ласковыми речами, ни злыми слезами. Были и другие дни, когда герцог отправлялся в Лес. Иногда с Райнальдом, которому он рассказывал о своей прежней жизни, о семье и обычаях; с которым он ходил на поклон к курганам отца и дяди. Сын слушал его внимательно и знакомился с мудростью Лесных Последышей, которая была у него в крови, и хранил всё в тайне даже от своей лучшей подруги Ирмы. Но чаще Герард уходил вглубь Тевтобургского леса в одиночку, и эти дни были для Равенны тяжелым испытанием. Конечно, из таких вылазок сын Стина не возвращался без подарка: букета лесных фиалок, корзинки вкусных ягод или мешка свежей рыбы; конечно, по возвращении он становился покладистым, внимательным и нежным. Но Равенна не могла привыкнуть к холодной руке страха, сжимавшей её счастливое сердце уже много лет. Она боялась, что однажды её муж не вернется из Леса.

Тем утром Равенна решилась поговорить с Герардом о своих страхах. Женщина после утренней молитвы в церкви вернулась в их спальню и с удивлением обнаружила в ней Райнальда. Отец и сын обернулись и посмотрели на неё с одинаковыми улыбками. Равенна не могла не улыбнуться в ответ. Сын был её гордостью: умный и находчивый, любопытный и способный, верный и сильный. Но это были «мужские черты», как их называла Равенна. И, хотя для неё это всегда было интересно и важно, она радовалась крепкому здоровью своего сына больше, чем его умению стрелять из лука и ловкому обращению с мечом. Но главным её счастьем было то, в чём стыдно было признаться даже мужу, – то, каким красивым рос Райнальд. Мальчик был выше своих сверстников, и это он унаследовал от Стина – Герард вспоминал, что его отец в десять лет был самым высоким в роду. Стройность тела и сила также достались ему в подарок от Лесных Последышей, да и лицом он был юным двойником Герарда. Тот смотрел на него и всякий раз вспоминал своего брата. Тёмно-карие, почти черные глаза могли быть приветом любого из дедов Райнальда, но волосы, медно-рыжие, густые прямые волосы, которые мальчик начал отращивать от отцовскому примеру, могли достаться ему только от Фридриха. Герард, живший теперь странным для него двоеверием, про себя считал сына удостоившимся благословения Бога Огня. Равенна же радовалась тому, что король Генрих, посетивший их замок два года назад, тут же признал мальчика своей кровью.

Герард тихо засмеялся, поняв, что его жена в который раз залюбовалась сыном. Он взъерошил Райнальду волосы и дал ему лёгкий дружеский подзатыльник:

– Чтобы до заката был здесь, ясно?

– Куда это ты собрался? – нахмурилась Равенна, скрестив руки на груди.

Райнальд закатил глаза. «Уже пытается вести себя как взрослый, сопляк», – недовольно подумала женщина.

– Мамочка, я могу уйти только к Ирме. Ты прекрасно знаешь, меня там никто не обидит, и я вернусь до заката. И поесть я не забуду, – предвосхитив новый упрек, договорил мальчик, довольно скаля ровные зубы.

– А если дождь?

– Если пойдет дождь, то я пошлю за ним Лихта, – вмешался Герард, подталкивая сына к двери, – но дождя не будет.

Райнальд быстро обнял маму и поцеловал её в щёку.

– Пока, мам, пап! – крикнул он уже с лестницы.

Герард посмотрел на Равенну и попытался сдержать усмешку. Та быстро посмотрела на него и спросила:

– О чём вы разговаривали?

– О твоем отце, – ответил Герард, – я рассказывал ему о том, как однажды Фридрих сам принялся разнимать двух дерущихся крестьян. Виновника он схватил за волосы, а его жертве в тот же миг скрутил руку и уронил на землю. На том драка и кончилась. Райнальд сказал, что мой отец скорее бы сам пустился с кулаками на задирщика. Он любит их сравнивать, и я не всегда понимаю, на чьей стороне его симпатии, – улыбка на лице Герарда померкла, – однажды мне придется рассказать ему обо всём, но сейчас я стараюсь об этом не думать. Поговорим о другом. Тебе не нравится девочка, да? Ирма?

Герцогиня всплеснула руками, быстро закрыла дверь и села на кровать рядом с мужем.

– Почему же сразу не нравится. Просто она дочь кузнеца и…

– А кто это баял мне, будучи ещё вот с таким животом, – Герард полностью распрямил свою длинную руку, – что наш ребенок сочетается браком только по любви?! Да и о любви ещё нет речи никакой. Они же совсем дети, и им нравится играть вместе. Не всё же ему мечом махать.

– Я помню свои слова, в том-то и дело, Герард! – воскликнула Равенна, спешно меняя опасную для неё тему, – скоро кузнец с женой будут ждать от нас сватов. Ты об этом подумал?

– Ну вот тут я буду стоять на своем. Никаких ранних свадеб! Я говорил тебе не раз о наших обычаях…

– Но здесь всё иначе, любовь моя! Вспомни, мне не было и пятнадцати, когда меня сговорили.

– Много ли ты счастья хлебнула, а? Нет, Равенна, если дети сами попросят нашего благословения, тогда я согласен. Иначе – нет, и пусть меня зовут язычником и лесным мужем, я не буду в обиде.

Герард помолчал и хитро закончил:

– Зря тебе не нравится Ирма. Она даже чем-то на тебя похожа. Умная и языкастая девчонка, а как любит Лес!

– А тебе только это и нужно для счастья, – проворчала Равенна, – просто тебе польстило, что она назвала тебя своим другом в тот день, когда мы пришли за мечом Райна. Девчушка почти кинулась тебя обнимать, отец едва сдержал…

Улыбка на лице Герарда померкла, а Равенна поняла, что разговор всё-таки течет по нужному ей руслу.

– Да, точно. Я так и не понял, что это значило. Отто мне ничего не объяснил. А я, дурак, подумал, что он был здесь. Родерик.

Равенна взяла его за руку.

– Ты после этого и стал ходить в Лес, – тихо сказала она.

– Да, – кивнул Герард, глядя в стену, – я до сих пор надеюсь его увидеть. Хотя даже не знаю, жив ли он, старый я дурак.

Герцог Вестфалии натяжно кашлянул. Равенна вздохнула и задала вопрос, давно сидевший в её голове:

– Скажи, Герард, ты хочешь отправиться на его поиски?

Мужчина удивленно посмотрел на неё. Взгляд Равенны привычно скользнул по шраму на его лице. Герард долго молчал и наконец ответил:

– Да. Я думал о том, чтобы покинуть замок, когда Райнальд будет готов занять моё место. Он заслужил его больше, чем я. Я всё же всегда был и остаюсь чужаком в этом прекрасном замке.

Равенна закрыла глаза рукой, но слёз не было. Она знала, что услышит именно такой ответ.

– Конечно, ты уйдешь один, – сказала женщина бесцветным голосом, не спрашивая – утверждая незыблемую истину.

Родерик накрыл её руку своей и крепко сжал:

– Я не могу увести тебя в неизвестность, не потому, что не хочу, а потому, что не знаю, найду я его или нет. А если найду, то будет ли бой. Ты помнишь его слова. Он проклял меня тогда, черт знает сколько лет назад, и это проклятье не исчезает, пока его не смоешь кровью. Я не буду биться с братом, и я не хочу, чтобы ты… видела мою смерть.

– Как ты можешь верить в какие-то проклятия, Герард! Ты принял крещение, ты свободен от этих уз! – только и смогла вымолвить Равенна, укрывая свои руки в руках Герарда.

– Меня трудно назвать благочестивым мужем. Я нарушал заповеди, тебе ли не знать об этом. И даже если ты права… проклятье висит над моим братом.

Герард не стал говорить о том, что вера его предков оказалась сильнее для него, чем вера её отца. Эту тайну он будет держать при себе до последнего.

– Ты понимаешь, что я не отпущу тебя просто так? Что я спокойна сейчас, когда наш сын еще совсем юн для герцогского престола, но я выплачу все глаза, я… я постоянно буду с тобой об этом говорить! – Равенна всё-таки всхлипнула и прильнула к груди мужа, схватила его за мягкую, ей сшитую, рубашку.

Герард обнял Равенну и тихо спросил её в ответ:

– Ты понимаешь, что я всё равно уйду?

Помедлив, она кивнула. Герард погладил её по голове.

– Не знаю, чем я тебя заслужил. Но когда я уйду, я буду спокоен за сына, ведь ты будешь с ним. Самая мудрая, честная и праведная. Ты поможешь ему там, где мне самому стоит учиться у тебя. И я обещаю тебе, моя единственная, я вернусь. Если случится чудо, если мой брат жив и если он даст мне рассказать всё так, как было на самом деле… мы вернемся вместе, и больше не расстанемся. Ты веришь мне?

Равенна подняла голову и посмотрела в глаза Герарду:

– Всё моё счастье и всё моё горе в том, что я верю тебе, сын Стина.

Они молчали, каждый думая о своём, но в какой-то миг их мысли обратились к одному человеку. Младшему брату, сгинувшему в далёкой дали, живому или мёртвому, которого совсем не знала Равенна… которого до сих пор лучше всех живых знал Герард.

– Он жив, я это чувствую, – сказала герцогиня, положив голову на плечо мужу, – и я очень хотела бы узнать, что он хотя бы в половину счастлив так же, как я. Как ты думаешь, что он сказал бы, узнав о нас?

Герард задумался:

– Он бы опешил. Ему всегда казалось, что девушки должны любить его больше, чем меня. Он младше, веселее… А еще он не понял бы, как это ты выбрала такого дьявольского выродка…

Равенна ударила Герарда по плечу и обиженно поджала губы. Герард по-мальчишески закрылся от неё подушкой и засмеялся во весь голос.

– Ты всю жизнь будешь это вспоминать?! – почти завизжала Равенна.

– Да, поверь мне!

– Ах так! Мне тоже есть что вспомнить!

Герцог и герцогиня Вестафалии, перекрикивая друг друга, начали вспоминать все злые слова, сказанные ими в первое время знакомства, раззадоривая друг друга всё больше. Слуги, случайно проходившие за дверью, не останавливались и посмеивались. Милые бранятся, только тешатся… старики придумали это точно про них. Да и была бы брань настоящей, не то, что это… детские игры, отпрыски их странной, но настоящей любви. За этими перебранками ненадолго забылся и невесёлый разговор, который, тем не менее, начал незримо преследовать их повсюду. Равенна и Герард с того дня стали еще больше времени проводить вместе, герцогиня даже изредка начала сопровождать герцога в Лес. Им чудилось, что расставание близко и движется к ним всё быстрее и быстрее. Они и ждали этого, и радовались тому, что имели, и оба искренне считали, что так и нужно жить.

***

Днём позже Родерик, вождь Лесных Последышей, сидел на берегу моря в окружении десятка разновозрастных детей. Он вырезал из небольших поленьев простенькие лодочки для кукол, которые делали Триста и Горо, сидящие рядом с ним. Забава для ребят, подарок Духу моря. Триста передала брату новую тканевую куклу и улыбнулась ему. Родерик улыбнулся ей в ответ, не говоря ни слова, и отдал куклу маленькой светло-русой девочке, глаза которой стремительно меняли цвет с голубого на карий. Девочка усадила куклу в лодку и взяла за руку курносого Фальке, своего погодку. Вдвоём они по колено зашли в море и запустили лодку гулять по волнам. В тот день море было почти спокойным, и взгляду было не на чем остановиться, кроме далекого горизонта. Родерик был спокоен, но старик Эфой всегда недовольно и чуть испуганно ворчал, когда вдалеке от берега показывались громадные корабли с полосатыми красно-белыми парусами. Видимо, земля, облюбованная язычниками, казалась морским воинам пустой и безжизненной, ведь ни один корабль не подходил близко к суше. Мальчишки с открытыми ртами наблюдали за кораблями из леса, Лерхе зябко ёжилась, вспоминая рассказы о свирепых моряках, Родерику было интересно узнать тех людей, их жизнь, их Богов, но знакомиться с ними он не хотел. Вождь Лесных Последышей считал, что своё он давно отвоевал.

Светло-русая девочка обернулась и вопросительно посмотрела на Родерика. Тот кивнул, отвечая на её немой вопрос. Дети обрадованно закричали и начали плескаться в море, брызгая друг друга прохладной водой. К ним присоединились и другие, и детский визг нарушил благостную тишину побережья. Родерик только радовался этому. Радовались и Триста с Горо, выросшие из этих игр, но теперь немного жалеющие об этом. Вождь отложил очередной брусок и, щурясь на солнце, стал наблюдать за шумной детворой, особенно за курносым мальчиком, третьим сыном Сика и Грезэ, и за девочкой с глазами, меняющими цвет с чужого на отцовский.

Девочке было три года, её звали Энциан, и она была его дочерью.

Триста, тоже закончившая с куклами, перехватила взгляд брата и усмехнулась:

– Только вот так и можно понять, что у тебя есть ребёнок. Когда они крутятся рядом, ты никого не выделяешь.

– Сказки на ночь слушает только Энциан да Фальке, если ему повезёт, – возразил ей Горо, самый похожий на мать из детей Сика и Грезэ.

Тристу и Горо все почитали за жениха и невесту. Они не спорили, но хмурились таким речам, хотя не смотрели ни на кого другого, не танцевали на праздниках ни с кем иным. Родерику нравилась их неторопливость, но сам он был готов в любой момент окунуть сестру с сыном побратима в море, связать их руки и развести для них костёр. Сейчас Горо и Триста смотрели на Родерика, ожидая ответа и не удивляясь тому, как долго он молчал. Этому уже никто не удивлялся.

– Я думаю, что Энциан без лишних слов знает, что я люблю её. Тебе ли дивиться этому, Триста?

Девушка приподняла светлые брови и постаралась не показать своё изумление, но не смогла. Горо закашлялся и скрыл в этом кашле улыбку.

– Ты этого никогда не говорил, – тихо сказала Триста.

Родерик затянул волосы чуть туже и невольно подумал о том, что длиной волос уже обогнал Каспара.

– Я всё же удивил тебя?

– Да, – только и смогла ответить Триста.

– Ты же моя сестра, почти старшая дочь.

– Прекратил бы ты, вождь, а то разревётся, – весело сказал Горо, закрывая голову. Триста была боевой девушкой. И правда, ему пришлось уворачиваться от её кулака, метившего ему в бок, и ловить руку, занесённую для нового удара.

– Никогда не плакала и не буду! – зло бросила девушка, пряча глаза от Родерика. Тот улыбнулся. Он помнил её детские слёзы, но не собирался её ими попрекать. Все плачут.

Родерик услышал приближающиеся к ним шаги и, не оглядываясь, понял, кто идёт. Тонкие руки обняли Горо и Тристу, и ребята не стали вырываться.

– Отведите детишек к костру, там их матери уже нервничают, – сказала Лерхе, поправляя спутанные выгоревшие на солнце волосы Тристы. Они переглянулись. Родерик не ведал, о чем был их бессловесный разговор, но знал, что девушки поняли друг друга. Триста и Лерхе сразу подружились, потому что обе нуждались в подруге, которой могли доверить тайны, сокрытые от других. Однажды Триста шёпотом спросила Родерика, знал ли он, что делали с Лерхе те ужасные люди у реки. Он кивнул, хотя они никогда не говорили об этом.

Триста с Горо одновременно поднялись с песка. Невысокий парень собрал в мешок их рукоделие, а сестра Родерика зашла в море, собирая вокруг себя детей. Она совсем не напоминала Родерику спокойного нравом, но будто вечно неуместного Арлена, обида на которого никуда не исчезла из его сердца даже спустя столько лет. Внешне Триста очень походила на его друга Фальке, неведомого ей старшего брата, каким Родерик его помнил, только смотрела на мир она серыми глазами Визель. Беспокойным, но искренним сердцем она не только вождю, но и другим Последышам напоминала Стина, что было очень неожиданно. Может, старший сын Хайде пожалел дочь любимой жены, взял её под опеку, вдохнул в неё часть силы, присущей его роду?.. Родерик не знал наверняка, но он совсем иначе, не как в её детстве, привязался к своей сестре именно тогда, когда впервые почувствовал в ней эту силу. Эту привязанность он и считал любовью.

Силу в сестре вождя чувствовали и дети, не противившиеся ей и быстро выходившие из моря. Горо повёл их в лес, а Триста ждала Энциан, которую растирала и переодевала Лерхе.

– Хорошо поиграла, Энци? – спросила она девочку.

– Мама, очень-очень хорошо! – тонким голосом ответила ей дрожащая на ветру Энциан, – Мы с Фальке пустили лодочку с куклой в море, я назвала её Тристой!

– Спасибо, что отправила меня Морскому духу, – проворчала Триста. Родерик усмехнулся и поправил платье дочери.

– Замёрзла?

– Нет… чуть-чуть, – девочка показала ручками, насколько она замёрзла. Родерик подтолкнул её к тёте и сказал:

– Отведи её погреться. Мы тут немного посидим.

Триста загадочно повела глазами, но ничего не сказала. Она взяла маленькую Энциан за руку, и они побежали к лесу, запев веселую песню. Лерхе села рядом с Родериком, касаясь своим бедром его ноги, и сказала, смотря на море:

– Никак не могу к нему привыкнуть. Каждый раз выхожу на берег и удивляюсь тому, что вижу.

Родерик сначала кивнул, но понял, что девушка не увидит этого, и сказал:

– Мне тоже вечно мстится, что я во сне или в сказке. Наверное, поэтому я не могу чувствовать себя здесь как дома.

Лерхе слегка повернула голову. Она была всё ещё такой юной, но взгляд светлых глаз выдал всё пережитое ей; каждая слезинка забирала с собой беспечность и веселость молодости.

Когда чужая девушка пришла с Родериком к язычникам, к ней относились настороженно. Лишь Триста и Грезэ тут же предложили ей свою дружбу, а большего вождю Последышей и не требовалось. Родерик прыгнул с Лерхе через костёр, принимая её в свой род, и не обращал внимания на неодобрительное сопение Эфоя. Он был вождём и поступал, как считал нужным. Ему не перечили, боясь гнева Богов. Лерхе вилась за ним змейкой, не находила себе места, когда он отправлялся охотиться, разведывать земли вокруг или наведываться на короткий торг в ближайшую деревню. Она шила ему одежду и старалась угодить вкусной едой. С Последышами и Детями Сестры девушка совсем растеряла свою дерзкую спесь: она стала спокойнее, боялась привлечь к себе их внимание и вызвать неодобрение.

Родерик не замечал, как розовели её щеки во время их разговоров, как радостно она встречала его после разлуки. Он был слеп к вниманию всех незамужних девушек, считая себя недостойным такого счастья, но тут вмешалась Грезэ. Она, смущаясь, заставила его пригласить на танец грустную Лерхе во время праздника середины лета. Родерик впервые за много лет вышел на танец, и что-то дрогнуло в его душе, что-то сломалось в нем, когда он увидел, как девушка смотрит на него, какой красивой она была с тем венком на голове… никогда до того он не видел её красоты. Тем вечером Родерик будто вновь узнал Лерхе, не просто спасённую им девушку, острую на язык и скорую на дело, но и ищущую любви.

Прав был Каспар, говоривший, что Родерик встретит свою единственную. И пусть их любовь не пылала огнём, которого так ждал в юности сын Стина, пусть Лерхе совсем не была похожа на Равенну, которую он почти не знал, сотворенную идеалом в его снах, но именно она стала его женой.

Сватом Родерика был, конечно же, Сик, а роль матери будущей невесты выполняла добрая Грезэ. Девушки в тот день спрятались в чаще так, что Родерик и Сик нашли их с большим трудом. Тем не менее, Сик, усталый и немного взбешённый, выполнил свою роль наилучшим образом. Он с поклоном подошел к своей жене и приветливо сказал:

– Здравствуй, славница. Есть ли в твоём доме место для ночлега?

Грезэ ехидно посмотрела на своего мужа. Лерхе навсегда запомнила своё удивление: она видела их вместе каждый день, и было так странно то, что они изображали незнакомцев! Но того требовал обряд.

– Плох ты для моего очага, сир да убог. Не будет тебе рад Бог Огня!

– Не для себя прошу, грозная, но для героя, – как ни в чём не бывало продолжил Сик, – не откажи герою в ночлеге.

– Нет места у моего очага, – всегда дружелюбная Грезэ была непреклонна. Она говорила нараспев и даже, казалось, слегка отбивала ладонью ритм, – но есть одна юная красавица с добрым сердцем и золотыми руками, с душой, что освещает мир звездным светом. Одинока дева у своего очага. Горит он ярко, но негде взять дров, чтобы его поддержать.

– Мой герой несёт с собой связку добрых поленьев, негоже ему просить приюта, не давая ничего взамен! Но так ли хороша твоя красавица?

– За тысячи лунных жизней рождается лишь одна такая, – с гордостью проговорила Грезэ, даже не поворачивая головы в сторону Лерхе, – так что, скорее, твой герой будет нехорош для моей красавицы, чем наоборот.

– Зря, вздорная, хулишь моего героя, не зная его. Он пришёл из дальних краев, о которых нам с тобой и не слыхать. Он скитался по свету, одинокий бирюк, и сейчас мечтает найти свой приют. Устал он с дороги, устал от прежней жизни. Хватит медлить: скажи, поднесёт ли твоя красавица ему вина?

Сик блестел глазами, еле сдерживая улыбку. Родерик, стоявший за его спиной, выпрямился и впервые посмотрел на Лерхе. Она тоже смотрела на него, и слезы стекали по её щекам. Девушка впервые плакала от счастья. Грезэ немного замешкалась – она тоже очень волновалась – но вскоре продолжила тем же насмешливым тоном:

– Отчего бы моей красавице не поднести ему вина, раз он принес дров к её очагу? Но станцует ли твой герой с ней при всех? Споёт ли песню только для неё?

– Их танец не кончится и за чертой, но песни его стоят очень дорого. Не знаю, найдётся ли у твоей красавицы, чем расплатиться за лучшую песню.

– Что же берет твой герой за свои слова?

– Да хоть бы и поцелуй твоей красавицы.

– За поцелуй дева и сама дорого спросит, – Грезэ внезапно почувствовала, что скоро заплачет, – дашь ли руку дочери Лунного бога, герой?

Родерик вышел из-за спины Сика, благодарно похлопал его по плечу и подошёл к сидящим на земле Грезэ и Лерхе. Он чувствовал, как дрожали его колени. Вождь язычников протянул руку Лерхе, и та едва сдержалась, чтобы тут же не вцепиться в неё.

– Возьмёшь ли руку героя, дочь Лунного бога? – торжественно спросил Сик.

Лерхе взяла Родерика за руку. Тот потянул её наверх и легко поднял. Девушка, не отрываясь, смотрела на своего спасителя, на того, кто подарил ей новый дом, новых друзей, новую жизнь. Она смотрела на него и не верила, что теперь он дарил ей себя. Забыв обо всём, Лерхе порывисто обняла Родерика, прижалась к его груди – маленькая пичужка против крепкого древа – и навзрыд заплакала. Сын Стина опешил, но руки сами обняли своё новое сокровище, успокаивающе гладили его по пушистым серо-русым волосам. Родерик перехватил взгляд Грезэ. Она всё же не плакала, сдержавшись, но одного взгляда подруги вождю Последышей хватило для того, чтобы понять: он всё делает правильно. Ему было важно получить одобрение близкого человека, поэтому он благодарно кивнул, почтительно прикрыв тёмные счастливые глаза…

Родив же дочь вождю, Лерхе наконец заслужила благосклонность язычников. Даже старый Эфой перестал хмуриться и смотреть на неё с недовольством. Родерик любил свою дочь, хотя всегда хотел сына. Он шутил, что Каспаром будет его внук, а Лерхе пыталась скрыть свою грусть оттого, что не смогла родить ему наследника.

Но главным счастьем для Родерика в жене было то, как хорошо она его понимала, будто знала все его мысли наперёд. Вот и тогда, повернув к мужу голову, Лерхе спросила:

– Ты хочешь вернуться домой, да?

Она задала вопрос так тихо, что шум волн заглушил его, и Родерик не услышал, а понял по губам. Мужчина пододвинулся вперёд и сел вровень с ней.

– Я очень хочу, Лерхе. Но всё не так просто. Ты знаешь почему.

– Знаю, хотя ты никогда мне всего не говорил. Хорошо, что есть добрые люди, – девушка улыбнулась, – ты решил уйти?

Родерик покачал головой:

– Не всё так просто, – повторил он, – если я уйду…

Лерхе фыркнула, и Родерик оскорбленно замолчал.

– Если… – протянула с грустным смешком Лерхе, – коль ты сказал «если», значит всё у тебя уже решено. А было бы иначе, так ты и рта не открыл бы. Скажешь, я не права?

Родерик молчал, но теперь не от обиды, а от меткости слова.

– Ты права, – сказал он, пересилив себя, – однажды я уйду. И я могу не вернуться. Ты знаешь, почему. Мой брат должен убить меня, чтобы снять с себя проклятие, которое я, не думая, наслал на него. Ты не сможешь занять моё место, потому что…

– Всего лишь жена? – безразличным голосом спросила она. Лерхе правда не интересовала роль вождя. Ей были важны только Родерик, Энциан и Триста.

– Нет, бывшая христианка, – сказал Родерик, пересаживаясь так, чтобы они оказались друг напротив друга. Лерхе спокойно смотрела на него. Казалось, ей было неважно, уйдёт ли муж, вернётся или нет, но Родерик знал, что это не так, – но наша дочь со временем сможет вести людей. Ты достойно воспитаешь её, даже если меня не будет рядом. Сик и Грезэ помогут тебе. И я буду с вами, пока я не пойму, что дальше откладывать нельзя, – Родерик опустил голову, – я ведь трус, Лерхе.

Девушка подняла его голову и посмотрела ему в глаза, а после быстро поцеловала в лоб. Она всегда боялась проявлять ласку по отношению к мужу, который с её появлением стал чуть менее молчаливым и хмурым, но тогда не сдержалась.

– Нет в мире человека храбрее, – тихо, словно опасалась, что их подслушают, сказала Лерхе, – но твой брат не знаком мне. Я не знаю его, не знаю его людей. Поэтому не думай, что я позволю тебе уйти одному. Да, ты мой муж, и я имею право не отпустить тебя.

– Ты не пойдёшь со мной, – твёрдо сказал Родерик, – ты нужна Энциан и…

– Я не о себе говорю, – перебила его Лерхе.

Родерик посмотрел на жену и понял, о ком она говорила. Без слов, без намёков, и он не стал переспрашивать, потому что не видел в этом смысла. Он просто развернулся к ней спиной, и Лерхе точно знала, что это значило. Она распустила его волосы, достала из кармана платья гребень – тот самый, единственное наследство прежней жизни, когда она была Грау, – и медленно начала расчесывать тёмные волосы Родерика, достававшие до лопаток. Даже ветер будто стих, давая этим двоим насладиться красотой моря, любви, доверия и молчания, которое они оба так чтили.

Как и Герард и Равенна, они чувствовали, что придёт день расставания, но Лерхе точно знала, что день этот настанет нескоро. Знала она и то, что Родерик обязательно вернётся к ней. То ли она так верила человеку, которого готовилась отправить с мужем, то ли сами Боги незаметно вселили ей это знание в самое сердце, нам не узнать правды. Но Лерхе, расчесывая жёсткие волосы Родерика, была счастливее Равенны, днём ранее громко и весело пререкавшейся с Герардом.

========== Глава тринадцатая. Помолвка Фиалки ==========

Стин, сын Хайде, ушел с младшей дочерью Земли 275 лунных жизней назад

И не сомкнуть кольцо седых холмов,

И узок путь по лезвию дождя,

И не ищи – ты не найдешь следов,

Что Воин Вереска оставил, уходя.

Мельница, «Воин вереска»

Караульный герцогского замка сладко дремал на солнце, думая, что ничто не потревожит его в тот тихий полуденный час. Сколько раз он внимательно всматривался вдаль, ожидая, что кто-то решится нарушить людской покой. Но в Вестфалии стало тихо с приходом нового герцога, и эта тишина длилась почти пятнадцать лет. Незнакомцы без обозов с товарами были редкими гостями. Поэтому-то караульный и подумал, что кто-то решил подшутить над ним, когда его начали с силой трясти за плечо. Лишь недовольно приоткрыв зелёные глаза, он понял, что это была не шутка. Над ним склонился сам герцог в потрёпанном тёмно-зелёном плаще. Парень вскочил, неловко потирая затёкшую ногу, и виновато залепетал:

– Милорд, вы простите дурака Уво, вы знаете, я никогда не подведу вас и жену вашу, и молодого милорда тоже, я…

Герцог криво усмехнулся, и Уво вдруг понял, что перед ним чужой человек, хотя и похожий на милорда так, как похожи две птицы под облаками. «Уж не сплю ли я часом. Да нет, этот бес вытряс из меня весь сон», – в панике подумал караульный.

– Мне нужен герцог. Где я могу найти его? – спросил человек в тёмно-зелёном плаще. Он немного хрипел, возможно, будучи простуженным.

Уво, жадно вглядываясь в лицо незнакомца, быстро спросил:

– А вы не колдун ли, господин?

Мужчина снова усмехнулся и забросил за ухо выбившуюся из длинного хвоста прядь длинных тёмных волос, в которых было совсем немного седины.

– Нет. Возможно, ты больше меня никогда не увидишь, Уво. Но если увидишь, то всё поймёшь. Скажи, где я могу найти герцога?

Уво не умел думать наперёд, поэтому он рассказал всё незнакомцу, не задумываясь о возможных последствиях:

– Их семья готовится к свадьбе молодого Райнальда. Они в доме невесты, дочери кузнеца. Дом в деревне, в…

– Я знаю, где этот дом, – нетерпеливо прервал парня незнакомец, – спасибо, Уво. Да хранит тебя твой Бог.

Мужчина отошел от оторопевшего караульного, сел на буланого коня, оставленного им чуть поотдаль, и двинулся в сторону деревни.

Да, обычно Уво соображал достаточно туго. И тогда он понял, что у незнакомца не было шрама, рассекавшего правую щёку от губ до уха, всегда закрытого волосами, только когда странник скрылся из виду. Да и сами волосы у мужчины были совсем другие, длиннее, темнее, в хвост собранные. Внезапно Уво вспомнил рассказы отца о герцоге Вестфалии, который отдал Богу душу много лет назад. Он позднее стал королем, а отец оставил службу и занялся ремеслом. Рассказы о герцогских представлениях были самыми страшными, а оттого самыми интересными для Уво и его брата и сестер. Только вот мама не могла их слушать, всё убегала в другую комнату, недовольно ворчала на отца… Уво хлопнул себя по лбу и впервые покинул караул раньше положенного времени, спеша к своему старику.

Он не видел брата восемнадцать лет, а брат его – и того больше.

Родерик замедлил ход своего коня и начал гадать, чем же закончится их встреча. Изгнанием? Смертью? Даст ли ему брат возможность объяснить то, что было так давно? Сможет ли он рассказать, как долго молчал Старейшина, чтоб ему было пусто в том мире, куда он попал после смерти? Захочет ли брат выслушать рассказ об их семье и друзьях, о своей племяннице? О том, как Родерика сделали вождём после смерти Старейшины? О том, как он увёл людей так далеко, как только смог, – к морю, к другим лесам; туда, где их не могли достать никакие преследователи. О том, как он уже второй раз преодолевает огромный путь для того, чтобы попросить прощения у него и у Равенны, которую он предал… И о том, как он не смог сделать это в первый раз и уехал обратно.

Родерик был готов ко всему, он был уверен, что перебрал в голове все возможные действия брата. Но ему всё равно было очень страшно. Его вина перед братом казалось ему неискупимой.

Мужчина остановил коня у дома кузнеца, стоявшего на краю деревни. Родерик с удовольствием отметил, что дом стал более крепким за годы его отсутствия. Особенно его порадовала новая крыша. Во дворе скучали лошади, фыркая на круживших вокруг мух. Из дома доносился звонкий девичий смех. Сын Стина улыбнулся, вспоминая о том невеселом для него дне: