Текст книги "Зов Леса. Повесть о роде Хайде (СИ)"

Автор книги: Fred Heiko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Солнце клонилось за деревню, устав за день. Родерик, долго собиравшийся с духом, остановился и посмотрел на брата. Герард посмотрел на него. Сыновья Стина еле сдержались от очередного объятия. Было стыдно за свою радость, а чего стыдиться, если увидел того, кого уже не чаял увидеть в этом мире другом, братом? Равенна и Райнальд тоже остановились, жадно вслушиваясь в каждое слово Родерика.

– Герард, – с явным наслаждением произнес Родерик, – нам нужно в Лес.

Равенна побледнела, но это заметил только Райнадьд.

– Прямо сейчас? – спросила она, – поспал бы после дороги, никуда не уйдет от вас Лес.

Родерик посмотрел сначала на Равенну, потом на Герарда.

– Я обещал показаться кое-кому до заката, если… – он осекся. Тут Герард понял, что брат пришел к нему за смертью. Радость от встречи вытеснила мысли о проклятии, брошенном в него братом так давно, так давно. Они поговорят об этом наедине.

– Тебя там ждут твои люди? – спросил Райнальд, вспомнив о том, что вскользь молвил Родерик в доме Ирмы.

Родерик покачал головой, не сводя глаз с брата:

– Не все, только одна. Тристой зовут её, дочерью Арлена. Сестрой вождя.

Герард вцепился в плечо брата и приглушенно спросил:

– Сестра пришла с тобой?

Родерик кивнул, удивившись, что новость о сестре не оказалась новостью. Видимо, Каспар что-то успел поведать племяннику перед смертью. Герард обернулся к жене и взял её за руки. Его глаза блестели так, как не блестели даже во время их свадьбы. Что значит – семья, хоть и неведомая.

– Мне нужно идти. Мы вернемся все вместе очень скоро. Сестра, Равенна, понимаешь?

Женщина тонко улыбнулась и пожала ему руки.

– Конечно. Райнальд отведет ваших коней. Не верхом же вам в Лес ехать.

Родерик усмехнулся. «Не такой уж брат христианин, кажется, раз даже его жена ведет такие речи», – промелькнула в голове неожиданная мысль. Герард не успел ничего сказать, а Равенна внезапно посмотрела через его спину на младшего сына Стина.

– Поговорим немного, Родерик?

Вождь Лесных Последышей снова почувствовал присутствие злобного Духа-Страха, но на этот раз он с легкостью прогнал его. Всё вокруг помогало ему.

– Да, конечно.

Родерик выпустил поводья своего Фальтера-младшего, которые тут же подхватил Райнальд, и отошел с Равенной чуть ближе к замку. Герард следил за ними, за их движениями, которые не были ему удивительны. Он точно знал, о чем они говорили. Райнальд взял и поводья отцовского коня и спросил:

– Почему ты никогда не говорил о том, из-за чего дядя ушел?

Герард посмотрел на сына, и внезапной болью обожгло ему щеку, будто его снова крепко поцеловала стрела, метившая в герцога Фридриха. Страшный враг – память. Никого он не боялся сильнее.

– Теперь мы вместе расскажем, – пообещал он сыну.

– Ты ждал его? Но как он пришел именно сегодня. То есть… это должен был быть самый счастливый день в моей жизни, а стал таким и для тебя. И Ирма… это так странно, – задумчиво проговорил Райнальд.

– Раньше мы чувствовали друг друга лучше, чем сами себя. Потом нас разлучили, я перестал ощущать эту нить… не знаю, ощущал ли её Родерик. Но она не исчезла. Такое не исчезает. Может, как раз твоя Ирма помогла нам. Может, Каспар.

– Теперь у меня тоже есть дядя, как твой Каспар, – довольно сказал Райнальд, вспоминая рассказы о детстве отца.

– Он теперь очень похож на него. – кивнул Герард. Его взгляд снова скользнул по волосам брата, и у глаз легли морщинки, – У отца тоже в волосах было много снега, а Каспар так и отправился к своей невесте с хвостом цвета воронова крыла, – сказал он сам себе.

Родерик только открыл рот, чтобы заговорить с Равенной, но она его опередила:

– Ты совсем другой. Я тебя не таким представляла.

Он неловко улыбнулся и посмотрел на женщину, которую он видел лишь девочкой.

– Хуже или лучше? – спросил он. Равенна пожала плечами.

– Хвоста я не могла предугадать, – ответила она с улыбкой.

– Это в память о дяде, – сказал Родерик, пытаясь сказать вслух то, что он шептал ночами много лет. Равенна тоже оттягивала этот момент и со страхом ждала, появится ли давняя больная любовь, прыгнет ли с размаха в сердце. Она опустила голову и развязала веревочки на напоясном кошельке. Закатное солнце добавило огня её волосам. Родерик невольно залюбовался её кудрями и не сразу увидел протянутый ему предмет.

– Берегла для тебя, надеялась увидеть.

Мужчина взял свой браслет, оберег, первый из двух одинаковых. Таким чистым он не был даже в день, когда Герард впервые завязал его на братовой руке. Родерик медленно потянулся к своей шее, наощупь нашел длинную тонкую цепочку и снял её через голову. Равенна смотрела за его движениями, затаив дыхание. Вот сейчас придет то, что пришло к ней много лет назад, когда она впервые увидела Родерика… и что же ей делать тогда? Сын Стина посмотрел в последний раз на маленький светлый камень, будто мерцавший в лучах солнца, и, шагнув к Равенне, вложил ей кулон в руку.

– Прости, что я не вернулся, – тихо сказал Родерик.

Равенна на секунду сжала его руку и посмотрела ему в глаза. Из взгляды встретились, они оба вспомнили себя почти двадцать лет назад. Вспомнили свои сны, Равенна – слёзы, Родерик – муки совести. Но их чувства растворились во времени, в тягостях их жизней, в других людях, в их детях. Равенна с облегчением улыбнулась и сказала:

– Я хочу познакомиться с твоей семьей, Родерик.

Мужчина улыбнулся ей в ответ и отпустил её руку:

– Если твой муж-герцог разрешит нам вернуться…

– Не говори ерунды, – усмехнулась женщина, и Родерик вспомнил её насмешливый девчачий голос, все её слова тем страшным вечером, – ваш Старейшина был не дурак.

– Ты про это знаешь? – пораженно спросил Родерик, косясь на брата, говорившего с Райнальдом.

– Я про всё знаю, – только и сказала Равенна, а после добавила, – ты долго шёл. Надо было показаться, когда ты был здесь в прошлый раз.

– Мне нужно было вернуться.

Родерик и Равенна, не сговариваясь, зашагали обратно к ждавшим их. Но когда они подошли совсем близко к Герарду и Райнальду, герцогиня Вестфалии схватила мужчину за рукав и едва слышно шепнула:

– Если он когда-нибудь захочет уйти с тобой, я не буду против.

Родерик не изменился в лице, но Равенна поняла, что это были очень важные для него слова. Герард без слов поцеловал жену в макушку и вместе с братом отправился в сторону Леса.

– Мне он нравится, – сказал Райнальд матери, ведя коней, которые без понуканий шли за ним. Лошади любили его, видимо, чувствуя в нем лесную кровь.

Равенна посмотрела на спины сыновей Стина, спустя миг скрывшиеся в Тевтобургском лесу.

– Мне тоже, – с улыбкой ответила женщина. Страх, как никому знакомый Родерику, отступил и от Равенны. Она вновь почувствовала себя свободной и очень счастливой.

***

Братья шли по Лесу, почти касаясь друг друга плечами, и будто не было этой чудовищной разлуки, смертей на их пути, тяжёлых испытаний, уготованных Богами. Лес, звавший обоих без устали, помнил их совсем другими. Молодыми парнями одного роста, которых с трудом различали при первой встрече; смешливого вспыльчивого Родерика и скрытного язвительного Герарда. Сейчас они были на несколько лет старше и отца, и Каспара, шагнувших в вечность, когда им было едва за тридцать. И внешне, и внутренне сыновья Стина не остались прежними, но не стали друг другу чужими, чего оба втайне опасались. Сумерки опускались на Тевтобургский лес.

– Где ты оставил Тристу? – спросил Герард, с наслаждением ступая босыми ногами по холодеющей земле. Оба брата сняли обувь, заходя в Лес, поминая старые времена.

– На поляне, откуда мы ушли в тот день. – Родерик осматривал до боли знакомые деревья, мысленно здоровался с каждым Духом. – Триста заплакала от восторга, когда увидела Эксерские камни. А она редко плачет.

Герард волновался перед встречей с сестрой, поэтому спросил:

– На кого она похожа? И… что она знает?

– Посмотришь сам, – улыбнулся Родерик, – она та ещё заноза, плющ вьющийся, как говаривал Каспар. Но переживает не меньше тебя, поэтому будет спокойнее обычного. А что она знает… да всё, что знаю и я. Мы были у смертного одра Старейшины с вождем Детей Сестры. Я попросил его передать всем его слова. Сам не мог говорить.

Герард закусил нижнюю губу и кивнул. У него было много вопросов, но он боялся набрасываться с ними на брата. Успеют ещё поговорить.

– Ты правда думал, что я убью тебя? – тихо спросил он.

Родерик остановился и погладил крепкий ствол разлапистого клёна. Неподалёку цвела сладкопахнущая стройная липа.

– Каспар однажды сказал, что я вернусь, и они будут высокими и крепкими, как мы сами. Но тогда твоя липа ещё не цвела. – сказал Родерик, не убирая руки со ствола клёна, – Я очень боялся смерти, Герард. Странно, но у меня не было страха перед битвами, я боялся, что ты убьешь меня. Не знаю, в кого я такой трус, чья заячья кровь вскипела во мне. – Родерик опустил голову. Герард слушал его, почти не дыша, – Я не знал, кем ты стал, насколько тебе пришлось измениться. Ты был другим, когда я видел тебя.

– Мне пришлось, – сказал Герард, но Родерик только покачал головой.

– Я видел тебя после того, как мы оба выбрались из темницы. За несколько дней до смерти Каспара я был здесь, в Роще Богов.

Герард широко распахнул глаза и сделал шаг вперед:

– Ты слышал то, что я говорил?

– Не всё, думаю. Лишь то, что ты сказал в конце. Тогда я начал сомневаться в своей правоте. Но этого сомнения хватило только на то, чтобы не пустить в тебя стрелу.

Герард уже не помнил звука упавшей стрелы, который заставил его встрепенуться тем днем. Он с болью смотрел на брата и, положив ему на плечи обе руки, с трудом произнес:

– Я предал Богов, предал отца, Каспара, мать, тебя… Но я не хотел этого, поверь мне. И моя рука не дрогнула, когда я вливал яд в вино. Он стал моим другом. Вот это, – Герард убрал с лица волосы и показал свой шрам, – я получил из-за него, и ты можешь ненавидеть меня за это. Я полюбил дочь врага, его сына, даже самого врага… но я сделал, что должен. И я больше не ношу креста. Потому что я знаю, кто я. Пусть даже в каменном замке, в герцогской одежде, чужой телу. Но я никогда не винил тебя за те твои слова, молил о твоем возвращении то их Бога, то наших. Я помню сказку о трех сестрах, я знаю, что проклятие можно снять не только смертью. Я никогда не поднял бы меча на тебя, брат.

Герард закрыл рукой глаза и заплакал, дрожа всем телом. Родерик сгреб его в объятия, гладил по вздымающейся от слез широкой спине. Краем сознания он понял, что вырос выше брата. Глаза Родерика были сухими. Он своё уже выплакал в тот день.

– Я никогда не примирял на нас личины тех сестёр, хотя моя дочь очень любит эту сказку, – негромко сказал Родерик, – был бы я поумнее, мы были бы давно вместе. Но тогда я был таким трусом. Кажется, я растерял свой страх, лишь встретя жену.

– Как их зовут? – дрожащим голосом спросил Герард, судорожно глубоко дыша.

Родерик улыбнулся и отпустил брата.

– Лерхе и Энциан. Утри сопли, тоже мне – герцог.

Герард тихо засмеялся и вытер лицо рукавом:

– Теперь я тебя узнал, да. Подожди, Энциан? Так звали невесту Каспара?

Родерик кивнул:

– Когда Старейшина сказал, что Каспар погиб, я решил, что назову сына в его честь. Но Боги послали девочку.

– Я насыпал над ним курган, – сказал Герард, поднимая рукав рубахи и показывая Родерику обереги их дяди. Тот коснулся давно забытых браслетов, здороваясь с ними, – завтра отведу вас туда. Он встретил младшую Дочь Земли рядом с курганом Энциан, я был там впервые. После ходил сам, потом с Райнальдом. Там… столько горечавки. Жёлтой, синей, голубой.

Голос Герарда оборвался. Родерик взял его за локоть. Он впервые по-настоящему понял, что его брату было не легче все эти годы. А, возможно, и намного тяжелее.

– Я много раз думал, – тихо сказал Родерик, – как всё повернулось бы, если бы не было той жертвы Богам.

Герард недоуменно посмотрел на брата:

– О чём ты?

– Когда Энциан погибла, отец решил принести Богам кровавую жертву, чтобы те защитили род от христиан. Нам об этом никогда не рассказывали подробно, но ты должен помнить.

– Конечно, помню, – Герард нахмурился, – жребий пал на старшую сестру Грезэ… и никто не противился этой идее, кроме Каспара, потому что он хотел…

– Мести, а не смерти другой девушки. – кивнул Родерик и посмотрел на Герарда глазами, полными отболевшего страдания, – Я долго бился, не мог понять, когда всё началось, все наши беды, и потом вспомнил про это. Я приставал к Ийзо до тех пор, пока он не выдал всё, что знал сам. Каспар был так взбешён отцовским предложением, что сказал ему: «Если не терпится кого-то отправить за черту, предлагаю тебе себя». Я не знаю, как они примирились, но Старейшина сказал своё слово, и сестру Грезэ забрала Смерть.

– Я и не думал об этом, – со вздохом сказал Герард, – но войны мы не избежали.

– Да. И что же мы получили? Только гнев Богов, забравших лучших из нас… и отца, и Каспара: виновника той кровавой жертвы и его единственного противника. Того, кто хотел стать героем, и того, кто искал смерти.

Братья помолчали. Родерику нелегко было говорить о таких вещах, но он и так слишком долго молчал.

– И всё же… отец той жертвой купил нам детство, – тихо сказал Герард, – единственное, что не давало мне сойти с ума. Я не оправдываю его, но он всегда хотел лучшего для семьи.

– Ты прав. Был бы я певцом, сложил бы песню обо всём, что было.

– Да славятся Боги за то, что ты не певец, – улыбнулся Герард, – голосок у тебя не из нежных.

Родерик рассмеялся и пару раз кашлянул:

– И снова ты прав, это начинает надоедать. Ладно уж, пойдём к Тристе, пока мы снова не расплакались… бородатые герои, ха!

Остаток пути Родерик пытался вспомнить своё говорливое прошлое. Он рассказывал Герарду о роде Детей Сестры, об их вожде, о семье Грезэ и Сика, о том, что по возвращении Тристу окунут в море с их старшим сыном; как средний сын, названный в честь их друга Райфа, только и ждал свадьбы старшего, чтобы взять в жёны дочь Рёсквы; как его дочь уже водила дружбу их младшеньким. Родерик вкратце рассказал об истории знакомства с Лерхе и о месте, где они ныне жили. Герард слушал внимательно. Ему тоже было о чем поведать брату, но всё тогда казалось таким неважным… замки и рыцари, церкви, пиры. Разве это жизнь? Неужели он жил этим и даже привык к этому? Нет, он не будет скучать, если…

– Ты покажешь мне море? Всегда мечтал увидеть его.

Родерик посмотрел на Герарда и вспомнил последнюю фразу Равенны. Он улыбнулся:

– Мы ещё поговорим об этом. Вот костёр.

Действительно, через деревья начал пробиваться яркий свет. Мужчины ускорили шаг. Сердца у обоих стучали бешено, как у мальчишек. Триста, сидевшая к ним спиной, услышала их шаги и встала. Глубоко вздохнув, она обернулась. Герард, в нерешительности остановившийся шагах в десяти от девушки, внимательно оглядел её. «Да ей же столько же, сколько было нам, когда мы расстались», – поражённо подумал Герард.

– Ты похожа на Фальке. Я его недолюбливал, но он был моим лучшим другом.

Стройная невысокая девушка, до этого не справлявшаяся с волнением, улыбнулась:

– Ты не первый, кто так говорит. А ты похож на ещё одного моего брата. Вон там стоит, – Триста кивнула в сторону Родерика.

Герард засмеялся:

– Таким я и помню Фальке. А ты поёшь?

– Ненавижу петь, – честно сказала девушка, убирая за ухо прядь светлых волос.

– Моя сестра, – удовлетворенно сказал мужчина и подошел к ней, раскрывая руки, – не против?

Триста быстро переглянулась с Родериком и обняла Герарда.

– Конечно, нет, брат.

Родерик смотрел на них, боясь подойти ближе. Ему казалось, что если он сдвинется с места, то что-нибудь обязательно произойдет. Больше всего он боялся проснуться и услышать шум бьющихся о берег волн и крики чаек. Родерик посмотрел через плечо и увидел громадные скалы, среди которых гуляли Боги. Может, там были и его родители, воссоединившиеся вновь, и их родители, которых он почти не помнил, и Арлен, которого все простили за его слабость и невозможность жить без Визель. Может, Каспар танцевал там со своей снежноволосой Энциан, которая не забыла украсить прическу серебряной заколкой. Райф и Фальке пели им песни, старик Ахе толковал о чем-то со Старейшиной, который разнял их с братом на долгие годы… неужели он был прав? Родерику казалось, что ещё немного и он действительно проснется или услышит родные голоса вдали, помчится им навстречу, забыв о брате и сестре, обо всём на свете, о самом себе.

– Что там встал, большой-меньшой брат? – с улыбкой спросила Триста, заставив Родерика вздрогнуть, – нам тебя не хватает.

Младший сын Стина ещё раз оглянулся на Эксерские камни и подошел к Герарду и Тристе, которые тут же приобняли его. «Нет, это не сон, – подумал Родерик, – это явь, это мой род. А на тот пир я успею. Там всегда меня ждут. Нас всех там ждут с песнями и танцами у ног великих Богов среди Эксерских камней».

========== Эпилог. Стин и Каспар ==========

Стин, сын Хайде, ушел с младшей дочерью Земли 455 лунных жизней назад

Встречаются асы

на Идавёлль-поле,

о поясе мира

могучем беседуют

и вспоминают

о славных событьях

и рунах древних

великого Бога.

Снова найтись

должны на лугу

в высокой траве

тавлеи золотые,

что им для игры

служили когда-то.

«Прорицание вёльвы» («Старшая Эдда»).

Ворота замка открылись, и огненно-рыжий сын герцога, кивнув стражникам, вышел со двора. Небо хмурилось, не давая жёлтому кругу солнца согреть землю. Быть дождю. Но юного наследника герцога, ожидавшего акколады*, не мог испугать этот подарок небес. За четырнадцать лет он успел привыкнуть к непостоянству погоды в родных краях. Мальчик шёл к Тевтобургскому лесу, чувствуя нарастающее волнение в груди. На поляне, лесном подворье, герцогского сына уже ждали. Он приободрился и прибавил шагу.

Его друг сидел на траве, поджав ноги, и толстой костяной иглой ставил заплатку на своей рубахе. Смуглый от добрых солнечных лучей, каштанововолосый и, главное, с прямым носом! Вот кто вырастет красавцем, славящим род. Рыжеволосый вздохнул. Он незло завидовал другу, хотя тот был вполовину его моложе. Герцогский сын вошел в тот возраст, когда при отсутствии серьезных неприятностей начинаешь недолюбливать сам себя. Он считал свои рыжие кудри слишком яркими, веснушки, россыпью покрывающие его лицо и плечи, слишком тёмными, карие отцовские глаза слишком карими… и этот нос с горбинкой, оставшейся после перелома, доставлял ему тьму страданий. Мальчику только предстояло повзрослеть, принять себя, с гордостью носить всё, что было ему отведено. Пока же он неуверенно кашлянул, привлекая к себе внимание темноволосого мальчишки. Тот нехотя поднял голову. Синие глаза, неожиданные для маленького представителя славного кареглазого рода Хайде, смотрели на друга с незлой насмешкой.

– Я слышал, как ты подходил, – дружелюбно сказал он, хлопая по земле рядом с собой, – просто хочу закончить шить.

Герцогский сын сел рядом с ним. Игла в руках синеглазого Лесного Последыша вновь проворно забегала туда-сюда.

– Рад видеть тебя, Каспар, – хрипло проговорил рыжий мальчик, у которого начал ломаться голос. Ещё одно страдание!

– И я тебя, Стин, – не поднимая головы, откликнулся Каспар, – давно тебя не было видно. А я ждал тебя каждый день.

Голос мальчика выдал его обиду, которую он так старался скрыть. Рыжему Стину стало неуютно.

– Я бы и не выходил, если бы отец пинком не выставил из дома, – буркнул он, – велел вас позвать на праздник через три дня.

Каспар перекусил нитку, убрал иголку в небольшую игольницу на поясе и разгладил рубашку, разглядывая работу. Рукастым парнем вырастет, и никто не заикнется о том, что он делает женскую работу.

– Что за праздник?

– Крещение близнят. Ну, то есть не само крещение, – скулы Стина покраснели, – пир после него. Только для семьи. Я должен позвать всех: и Сика-вождя с женой, и всех твоих, и Тристу с Горо и… – он не договорил, – ты придешь?

– Не люблю я ваш замок, – протянул Каспар, надевая рубашку, – прости уж. Но ты к нам ходишь, значит, и я приду. Тем более праздник, – он внимательно посмотрел на Стина и слегка толкнул его плечом, – тебе бы голову да в речку окунуть.

Стин усмехнулся:

– Этим и займусь, как поклонюсь всем вашим.

– Вроде, твоих братьев давно должны были крестить, нет? – спросил Каспар, припоминая разговор родителей.

– Да-да, – кивнул мальчик, – только отец всё ждал деда. Мать тоже, но настояла поспешить. Правильно, наверное. Уж сколько лет их нет. С чего отец взял, что они вернутся и вернутся именно после рождения его младших сыновей?

Каспар поднял голову к небу и начал следить за кружившим коршуном. Птицы всегда его завораживали.

– Жаль, я их не знал. Про них уже складывают песни. Грустные, смешные… очень хорошие. Думаю, их споют на вашем празднике, – сказал мальчик с сожалением.

Стин тоже засмотрелся на полет хищной птицы:

– Мы все с радостью послушаем. К тому же, братьев в их честь назвали. Видел бы ты лицо нашего архиепископа, когда он это услышал.

Каспар звонко засмеялся:

– Ай, Райнальд, – сказал он, подражая тому, как говорил его отец, – наша кровь в нем сильна.

Стин кивнул и невольно задумался: говорят ли так про него? Или считают всего лишь зáмковым человеком?

– Герард и Родерик возились с нами с Майзе, а я и не знал тогда, что это за люди. Не гадал, что о них будут слагать песни. Я тоже плакал, когда мы прощались. Ваш вождь сказал мне больше не плакать из-за таких глупостей. И велел закрыть глаза, мол, тяжко смотреть, как кто-то уходит.

– Жаль, что я их не знал, – повторил со вздохом Каспар, – и жену дедова брата. Бабушка всегда плачет, когда вспоминает о ней.

– Она была хорошей. Мне было шесть, когда её сразила болезнь. Дед был безутешен, да и твой тоже. Они ведь были старыми друзьями. Тогда, как говорит отец, они и решили уйти. Но дождались твоего рождения. Твой дед не мог оставить Энциан в тягости.

– Знаю, – закивал Каспар, – он и дал мне моё имя. Славным воином был тот Каспар. Как и тот Стин.

– Не опозорить бы его память, – поёжился герцогский сын.

– Не опозоришь! – уверенно сказал Каспар, но Стин лишь подумал: «Легко тебе говорить! Ты живешь по их заветам, а я рожден в замке».

Мальчики немного помолчали. Коршун улетел пытать счастья в другое место.

– Майзе будет рада тебя видеть, – сказал Каспар нарочито скучающим тоном, косясь на друга. Стин встрепенулся и быстро спросил:

– Она спрашивала про меня?

На его боку ещё не до конца зажила тонкая полоска, оставленная гибкой веткой ветлы. Стину до сих пор было стыдно за слова, сказанные кареглазой девочке с пшеничными волосами, так стыдно, что не хотелось вспоминать о том дне. Потому-то он и не показывался в Лесу.

– Смеешься? Она гордая, не будет спрашивать. Но носом шмыгала. А ещё я кое-что услышал…

Каспар замолчал, и ехидства в его глазах было больше обычного. Стин повернулся к нему и начал трясти его за ногу:

– Что ты услышал? Что она сказала?

Синеглазый мальчик долго молчал, наслаждаясь видом изнывавшего от любопытства старшего друга. Сердечные муки были ему не знакомы, и, прикоснувшись к чужим, он сам чувствовал себя старше. Хотя, признаться, совсем не понимал, что сын Райнальда нашел в дочери Тристы. Девчонка как девчонка, да ещё и ударить может так, что три дня будешь охать.

– Не она сказала, – наконец заговорил Каспар, – а её мать. Видимо, своей ужасной шуткой про замужество Майзе…

– Не напоминай! – взмолился Стин, и Каспар вздохнул.

– Прости. В общем, задел ты мою посестру. И вчера я ненароком подслушал разговор Тристы и моей бабули. Они думали, что я спал, а не мог поймать сон, тебе на счастье.

– Ну о чем же они говорили, не томи!

Каспар вздохнул и медленно вытянул затёкшую ногу:

– Триста сказала, что боится твоих сватов. «Как же я смогу отдать единственную дочь в этот замок, пусть даже к славному братучаду и его жене!» – заохал мальчик, похоже изображая беспокойную тётку матери, – Лерхе, бабуля, успокаивала её, слёзы вытирала: «Если из дома бегут в лес, как сбежала я когда-то, почему бы не быть обратному? Девочка твоя пусть сама решит, люб ли ей рыжий Стин или нет. А уж в обиду её не дадут ни тут, ни там», – тихо договорил Каспар, по-бабушкиному положив руку на предплечье друга.

Сердце рыжего Стина было готово выпрыгнуть наружу, и он не понимал: то ли это из-за быстрой темноглазой Майзе, то ли от сомнений: выйдет ли из него герцог? а не лучше ли всегда быть младшим, но при вожде в Лесу?

Никому не говорил об этих мыслях юный рыжий Стин. Ни отцу, ни другу.

Каспар не дождался от юноши ответа, вытягивания дальнейшего рассказа, и закончил:

– Ну, а Триста сказала, что легко Лерхе говорить, когда её красавица замужем за младшим сыном вождя. Но говорила уже не так жарко. Против бабулиного слова трудно сказать слово поперек.

– Интересно, что Майзе бы сказала, – сказал Стин, почесывая горбатый нос.

Каспар недовольно моргнул синими глазами:

– Ты мне больше нравился, покуда не стал влюбленным. Раньше мы с тобой Лес обходили, игрища устраивали, битвы… а теперь только Майзе да Майзе, и поговорить будто больше не о ком, – зло выговорил мальчик, уронив голову на колени. Русые пряди закрыли его лицо.

Стин от удивления открыл рот. Не думал он, что Каспару так тошно от его первой любви. Сын Райнальда протянул руку к мальчику, но тут же убрал. Он никогда не считал друга маленьким и несмышленым и хотел тогда впервые сказать об этом вслух. Хотел Стин сказать синеглазому, что считает его братом, пока что куда более родным, чем те два комочка, над которыми ворковала его мать. Не зря их нарекли как давно живших братьев, не просто так дается человеку имя! Хотел рыжий и не по-мужски заплакать, выплеснуть всю тяжесть со своей души, рассказать о своих муках. О том, что святое причастие нисколько не приближает его к пониманию себя и Бога; о том, как на празднике Середины Лета ему почудилось, что из огня родового костра вышел к нему высокий воин, улыбаясь и поправляя на поясе ножны с длинным мечом…

Но Стин не успел сказать ни слова, ведь из Леса гибкой ланью выскочила тонкая Майзе. Светлые волосы развевались на ветру, на впалых щеках от быстрого бега горел румянец. Стин опустил глаза, боясь посмотреть на неё, внутренне готовя себя принимать новые тумаки. Но он ошалел, услышав не злые слова, а весёлый девичий смех. Каспару не пришлось оборачиваться, он узнал посестру.

– Ну чего тебе? – хмуро спросил он.

– Перестань дуться, сын Фальке! Вождь вернулся! Да не один, а с братом! Их сейчас обнимать не переобнимают! Мать ревет, Лерхе ревет, Энциан ревет, что творится!

Майзе с размаха упала на землю и крепко обняла Стина. Будто и не было той ссоры, тех слов, сдуру сказанных, той злой ветлы. Не о том ли грезил наследник Вестфалии? Руки сами сомкнулись на тонкой девичьей талии, а рот спросил то, чему удивились уши:

– Кто пришел, Майзе?

Девушка тут же оттолкнула его, ощутимым подзатыльником постаралась привести в чувства. Истинная дочь своей матери.

– Что же ты такой чурбан бестолковый, Стин! Как ты не понимаешь! Ты ведь их помнишь, вождя и старого герцога! Мы же вместе сидели у них на коленях, в плащи кутались от страха перед Морским духом!

Стин вытаращил глаза, не помня себя взял её милое лицо в руки, слегка встряхнул:

– Дед вернулся? Вождь? – только и смог спросить он.

Майзе кивнула. Она не вырывалась из его рук, не злилась. Только улыбалась, и слезы текли навстречу Стиновым пальцам.

Они не сразу увидели, что Каспар не стал слушать их разборки, сообразив, о ком говорила Майзе, и быстрее стрелы понёсся к родовому очагу. Мальчик так хотел наконец-то склонить голову перед вождём, давно оставившим своих людей, но всё же вернувшимся к ним… перед его братом, избранным для великого дела грозным Старейшиной. Ныне минул век Старейшин, настал век вождей. И вождь теперь не оставит их, как не оставит их его славный брат. Всё теперь будет иначе, это Каспар понимал. Он был неглупым мальчиком. Мать восхищалась своим отцом, бабушка постоянно молилась о его возвращении. Каспару столькое нужно узнать! Как он надеялся тогда, что кому-то из усталых путников нужно залатать рубаху или даже кожаный плащ…

Майзе потянула Стина за руку. Будет у них время наговориться, наплакаться друг другу, попросить прощения за все детские глупости. Сейчас им нужно было бежать к их главным героям. Майзе, недовольно подгоняя рыжего герцогского сына, мечтала еще раз крепко обнять Родерика и Герарда, которых щадило время. Годы не убавили сил в их телах, не изменили их добрые карие глаза. Вождь всё так же собирал волосы в длинный хвост, Герард же перестал прятать шрам на щеке, мудрёно сплетя пряди седых волос на правой стороне с побледневшей от времени лентой. В ногах у Родерика плакала от счастья Лерхе, дождавшаяся мужа. Сестру обнимал Герард, думая о том, как затрещит его хребет от крепкого объятия сына, как после он будет рассказывать о море укрытой землёй Равенне. Майзе снова заплакала, не стесняясь своих слез, и начала бежать быстрее.

Стин, конечно, гадал о том, как выглядели любимый дед и его молчаливый брат, через что пришлось им пройти в эти годы. Но главным для мальчика было то, что теперь ему было с кем обсудить все свои печали и тревоги. Герарду пришлось жить двумя жизнями: жизнью язычника и жизнью христианина, жизнью будущего вождя и жизнью герцога Вестфалии. Он, и только он сможет помочь внуку разобраться в том, что творилось в юной душе, услышать зов, который не сведет его с правильного пути. Родерик, напророчивший матери встречу с отцом, казался Стину ведуном, чьему взору открывалось больше, чем можно было себе представить. Мальчик не побоится спросить у него совета. Стину хотелось кричать от счастья так, чтобы его крик был слышен даже на вершине Эксерских камней. Он начал различать голоса и смех, жаждал выловить среди общего гомона слова Герарда и Родерика. Рыжий Стин совсем забыл о грядущих крестинах своих младших братьев, о том, что вскоре его посвятят в рыцари, о возможной свадьбе… тогда, мчавшись вглубь Тевтобургского леса за руку с Майзе, он думал только о том, как бы первому сказать отцу, что тот был прав.

Они действительно вернулись.

Комментарий к Эпилог. Стин и Каспар

*Акколада – церемония посвящения в рыцарство.