Текст книги "Зов Леса. Повесть о роде Хайде (СИ)"

Автор книги: Fred Heiko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Он не понимал, откуда у его мальчика мешок за плечами, новая одежда и обувь, бывшая не в почете у Последышей в теплое время года, но эти вопросы волновали его меньше всего. Схватив еле теплую руку племянника и перекинув её через своё плечо, Каспар похлопал парня по щеке. Тот с трудом сфокусировал взгляд на лице дяди. Его лицо было покрыто зарубцевавшимися ранами, на нижней губе запеклась кровь. Густую чёрную бровь над левым глазом неровно делил на части короткий шрам.

Родерик.

– Ты почти дома, почти дома, – Каспар спешил в Лес, опасаясь погони, чуть ли не волоча за собой племянника. Прилив сил, который случился с Родериком после еды и знакомства с лекарственным зельем, быстро иссяк, и он еле переставлял ноги.

– Скажи мне: нам ждать Герарда? Он был с тобой? – беспокойно спросил Каспар. Его сердце стучало так, что, казалось, скоро пробьет грудь и поспешит на поиски старшего сына Стина.

Родерик застонал и упал бы, если бы его не держал дядя. Мужчина схватил его чуть выше талии, но тут же испуганно отнял руку, потому что его племянник еле сдержал крик. В этот момент на помощь подоспел Арлен – тот, кого Каспар и не надеялся увидеть рядом. Друг осторожно взял вторую руку Родерика и перекинул через плечо.

– Мальчик сломал кости, – бегло посмотрев на Арлена, сказал Каспар. Светло-русый зеленоглазый Арлен молча кивнул. Он успел прийти в себя, и Каспар ни за что бы ни подумал, что какое-то время назад боль потери заставляла этого мужчину кричать так, что птицы взмывали вверх из своих гнезд и разлетались кто куда.

Когда они наконец-то вбежали в Лес, Родерик подал голос:

– Каспар…

Воины не останавливались на пути вглубь Леса и беспрестанно отводили ветви деревьев и кустарников, чтобы освободить дорогу. Каспар быстро повторил свой вопрос:

– Мне вернуться, чтобы ждать Герарда?

– Нет… – на большее сил у Родерика не хватило. Он уронил голову, снова потеряв сознание.

– Я сочувствую тебе, брат, – хрипло проговорил Арлен. Только голос и мог выдать состояние отца, насыпавшего курган над своим сыном, – я знаю, ты всегда любил их как родных…

– Успею я оплакать Герарда. Сейчас нам надо спасти Родерика, – дыхание у Каспара начало сбиваться, – отнесем мальчика Старейшине, я быстро поговорю с Визель, и нужно отправляться на помощь ребятам.

– Прости, Каспар, я уже сказал им рассредоточиться по Лесу и занять свои позиции, – Арлен резко свернул влево. Потянуло еле слышным запахом костра, – они будут сидеть, как мыши, и если эти замковые твари опасно приблизятся к убежищу, то они дадут сигнал сниматься с места.

– За что же ты извиняешься? – Каспар внезапно понял, что очень устал. И он никак не мог смириться с тем, что Герарда больше нет. Обычно он быстро прощался с людьми, покидавшими этот мир. Лишь в одну смерть он не верил очень долго. И вот это чувство пришло к мужчине снова.

– Ты же нас взял под крыло.

– Мы все равны. Я не знаю, почему вы меня слушаете. Вот ты всё правильно сделал. Благодарю тебя.

– Ты всегда знаешь, что делаешь. За это тебя и уважают.

Каспар мысленно поблагодарил своих Богов за то, что они наконец-то добрались до небольшой поляны, сокрытой далеко за Рощей Богов сотнями буков и клёнов, где Лесные Последыши должны были переждать последний день в этой части Тевтобургского леса. После нескольких стычек с христианами, которые унесли жизни многих мужей с обеих сторон, Старейшина принял решение покинуть берег речки Вимбене, который был родным для Последышей. Их берег защищался великими Эксерскими камнями – могучими скалами, среди которых скрывались их Боги. Местом, где язычники искали силы и ответы на все вопросы; местом, где в мирное время происходили свадебные обряды, обряды инициации и их тихие лесные праздники – Ночь Новой Луны и Середина Лета; местом, где всё становилось понятно, где душу переставали терзать тревоги и печали. Ночью же Последыши перейдут через реку и оставят Эксерские камни для того, чтобы найти себе новый дом в глубине Тевтобургского леса, подальше от деревень христиан и замка герцога Вестфалии.

Каспара, Арлена и Родерика встретили женские и детские возгласы, сначала радостные, потом испуганные. Мужчины подтащили потерявшего сознание юношу к Старейшине и аккуратно положили его на мягкие шкуры, расстеленные у его ног.

Никто не знал, сколько лет было Старейшине. Никто не знал даже его имени. Выглядел он дряхлее, чем многовековой дуб, вокруг которого любили танцевать молодые девушки, посвящая свои танцы духам Леса. Цвет его тонких седых волос, опускавшихся ниже лопаток, сливался с цветом ветхого шерстяного плаща, который тот никогда не снимал. Ростом он был ниже, чем двенадцатилетний парнишка, поэтому Последыши иногда думали, что их Старейшина и есть самый настоящий дух Леса, только почему-то в телесном обличии. Он раскрыл каждому своему человеку тайны трав, цветов и кореньев, которые в знающих руках могли быть и живительной силой, и смертельным оружием, но всё равно оставался непревзойденным знахарем.

Когда перед Старейшиной положили Родерика, он внимательно ощупал всё тело юноши от головы до пят (Арлен сразу стянул с него башмаки). Парень, казалось, совсем не чувствовал его прикосновений. Рядом с ними стоял Каспар, прижимавший к груди рыдающую Визель. Невысокая худая женщина тряслась, вцепившись в рубаху Каспара. Он гладил её по тёмно-русым кудрявым волосам, после смерти мужа остриженным по затылок, но уже отросшим до плеч.

– Прости меня, моя омела, не уберёг я старшего… Родерик сбежал от наших врагов, и это дар Богов. Он сам дар Богов, Визель, вспомни об этом, – тихо говорил Каспар, не сводя взгляда со Старейшины, который что-то беззвучно шептал над его племянником.

– Сын… сын ууушёл за отцом, – превозмогая рыдания, проговорила Визель.

Сидящие рядом тоже не могли сдержать слёз. Тихо плакала красивая Грезэ, потерявшая ночью отца и жениха Райфа.

Старейшина поднял голову и посмотрел на Визель и Каспара. Его глаза, видимо, некогда голубые, были покрыты мутной паутиной старости. Он почти ничего не видел, но всё равно оставался самым зрячим из Последышей.

– Кости молодые срастутся, сердце молодое бьётся, дух молодой крепок, – голос Старейшины больше всего был похож на шелест сухой осенней листвы под ногами, – дитя шепнуло мне, что зря вы отправили брата молодого за отцом. Жив брат этого мальчика.

Каспар отпустил Визель и попытался осторожно оттолкнуть её от себя. Он был готов бежать в замок герцога, был готов голыми руками задушить каждого, кто встанет на его пути, лишь бы помочь тому, кто был ему почти сыном… Видимо, это почувствовал и Родерик. Он слегка повернул голову в сторону дяди и рукой поманил его к себе. Только тогда Визель отпустила брата своего покойного мужа. Каспар упал на колени рядом с племянником и схватил протянутую ему руку, на которой пылали следы от кандалов. Краем глаза он увидел Арлена, положившего Визель руки на плечи.

– Каспар… – Родерик закашлялся, но продолжил говорить, – Он предал нас. Он теперь с ними. Будьте осторожнее. Нас могут найти… Он…

– Нас не найдут, – перебил Родерика Каспар и положил руку ему на лоб. Юношу, бледного, как свет звёзд, било дрожью, – приходи в себя, дитя, ночью нам нужно уйти.

Он встал, поклонился Старейшине и снова подошёл к Визель. Та смотрела на него глазами испуганной лани.

– Что значат его слова? – спросить у Старейшины она не решалась, хотя тот сидел рядом с ними.

– То, что твой старший сын жив, Визель, – медленно проговорил Каспар, пытаясь осознать свои собственные слова, – но он жив теперь не для нас.

Визель плакала, но больше не смогла сказать ни слова. Каспар чувствовал её боль, потому что испытывал те же чувства.

Предательство ударило сильнее, чем смерть.

Но им необходимо продержаться ещё один день. Каспар показал Арлену на Эксерские камни:

– Нам нужно идти.

Тот молча кивнул. Внезапно Каспара окликнул Старейшина:

– Сын Хайде, не нужно больше смертей. И не троньте сына Стина. Он сделал свой выбор.

– Главное, чтобы этот выбор не перебил нас всех до заката, – сквозь зубы процедил Каспар, бросаясь прочь с поляны.

***

Воины Последышей вернулись на поляну временного убежища, лишь после того как проводили Солнце-Бога на покой и убедились в том, что люди герцога Фридриха покинули Лес. Каспару не было так плохо с того дня, как он насыпал курган над телами своего брата и своих побратимов. Сейчас он, побывав на другом, самом важном для него, кургане, а после, поклонившись Эксерским камням и забросив на одну из скал свой браслет в качестве прощального подарка, шёл мимо готовых к началу пути язычников. Он не поднимал головы, пока не дошел до места, где были оставлены мешки с его вещами. Оружие, нехитрые инструменты, с помощью которых он делал стрелы, обереги и игрушки детям; травы и коренья, глиняная посуда, некогда выменянная в деревне, шкуры, служившие ему постелью, одежда, сшитая Визель, еще некоторые вещи, которые были с ним с его детства и юности. Каспар невесело усмехнулся. Немного ему нести с собой. Развязяв тесьму на одном из мешков, он достал флягу и от души отхлебнул крепкого рябинового напитка, который был для Последышей и символом радости, праздников и веселых песен, и символом скорби, печали и потери. Каспар сел на камень и начал оглядывать собравшихся на поляне.

Он не видел своего племянника.

Зато брата своего погибшего мужа увидела Визель, выбежавшая из чащи и тут же поспешившая к нему со словами:

– Каспар, Родерика нигде нет! Его нигде…

– Визель, – устало осадил её Каспар, – подожди. Он пришел в себя?

– Да, он даже встал без нашей помощи. И сам помогал нам: собирал травы и хворост с Грезэ, со мной и Дойги менял повязки раненым. Но всё молчал, ничего не сказал ни о том, как он сбежал, ни о… – серо-зеленые глаза Визель наполнились слезами, – ни о Герарде. А сейчас я нигде не могу его найти! Старейшина говорит, что пора уходить, Каспар…

– Я найду его, – мужчина встал, положил флягу в мешок, завязал тесёмки и взял свои вещи, – не ждите нас, идите, только оставляйте какие-нибудь метки для нас. Да так, чтобы я мог их легко уничтожить. Мальчик ранен, но думаю, что мы быстро вас нагоним.

– Где он, ты знаешь? Я боюсь, что он…

Каспар посмотрел на Визель, и по его взгляду она поняла, что ей не нужно договаривать.

– Родерик не пойдет за братом. Я это сразу понял. Думаю, что он на кургане Стина.

Женщина прижала руки к сердцу, комкая платье и слегка оттягивая его ворот вниз, так, что показалось серебряное ожерелье тонкой работы, которое она никогда не снимала. Каспар слегка улыбнулся. Он так и не смог узнать у брата, откуда он достал такой подарок для своей невесты.

– Ты видел его? – тихо спросила Визель, – он правда с ними? Мой сын?

Каспар положил ладонь ей на руки. Он хотел дотронуться до ожерелья, но понимал, что этого делать нельзя. Но его рука была достаточно близко, и он был рад энергии, шедшей от благородного металла. То была энергия его старшего брата.

Видимо, его роду было суждено терять старших детей. С Последышами оставались последыши.

– Я видел его, Визель. Он выглядел хуже, чем Родерик. Видимо, им обоим здорово досталось.

– Но он не указал им место, где мы спрятались! – Визель не могла не оправдывать своего первенца, но Каспар видел, как тяжело ей это давалось.

– Нет. Но он провёл их в два наших убежища. Думаю, он просто забыл про эту поляну, или им не хватило времени добраться до нее, – с трудом проговорил мужчина.

Его племянник один раз прошел очень близко: сделай Каспар пару шагов из своего укрытия, он достал бы его рукой. И впервые он не смог прочитать мысли и чувства того, кто был ему как сын. Его молодое лицо было сосредоточенным, отцовские тёмные глаза смотрели серьезно и, как показалось Каспару, брезгливо. Этот взгляд причинил мужчине больше боли, чем-то, что его мальчик шел по Тевтобургскому лесу в окружении рыцарей-христиан. Но он не стал говорить вдове своего брата об этом взгляде.

– Я пролью ещё много слёз, – Визель посмотрела на Каспара, – но я думала, все мои слёзы остались со Стином.

Каспар не смог выдержать её взгляда и убрал руку.

– Да хранят тебя Боги. Мы скоро догоним вас.

Темнота почти окутала Лес, но все Последыши прекрасно видели и ночью: свет Лунного Бога и звезд им был так же мил, как солнечный. Каспар направился в ту часть Леса, где был курган его брата. Это было недалеко от их поляны, хотя оттуда почти не виднелись Эксерские камни. Его нагнал Арлен, который до этого прощался с сыном, навсегда уснувшим после битвы с христианами.

– Куда ты, Каспар?

– Мне нужно найти Родерика. Я сказал всем, чтобы шли без нас. Оставь нам какие-нибудь знаки. Я не очень понимаю, куда мы направляемся.

– А Визель?

– Визель идет со всеми. Мне нужно поговорить с мальчиком. – Не задумавшись, Каспар сказал, – пригляди за ней, пока нас нет.

– Конечно, – голос Арлена звучал непривычно серьезно, – я хотел поговорить с тобой о ней. Понимаю, что момент неподходящий, … когда мы оба потеряли сыновей. Мальчики Визель ведь с детства говорили, что у них два отца.

Каспар открыл было рот, чтобы возразить – Герард жив, и хоть он их и предал, нельзя хоронить живого, – но тут же его осенило. Дело было вовсе не в Герарде.

– Ты хочешь посвататься к Визель? – спокойно спросил он.

Даже в темноте мужчина увидел, что его светловолосый друг покраснел.

– Я давно этого хочу. С тех пор, как Стин ушел… Я ведь потерял Нэйни много лун назад. А Фальке её и не знал совсем. Я думал… мы могли бы стать семьей. С тремя прекрасными сыновьями. Но тут двух мальчиков уже нет с нами, – Арлен судорожно вздохнул, – да и не заведено это у нас. Ты должен стать мужем Визель.

– Ты прекрасно знаешь, что я не возьму жены, – покачал головой Каспар.

– Но я думал… Все раны затягиваются. Деревья растут и после схождения небесного огня.

– Не все деревья оправляются после грозы, – холодно возразил Каспар, – мне нужно найти моего племянника со сломанными костями, которого, к тому же, предал родной брат. Ты прав, сейчас не время говорить о свадьбе, – он помолчал и со вздохом добавил, – но мы поговорим об этом с тобой, когда освоимся на новом месте. И я буду твоим сватом.

Арлен порывисто обнял Каспара и быстро отпустил его.

– Спасибо тебе, – пробормотал он, шмыгая носом, – правда, мне очень нужно это… Спасибо. – Арлен будто стал выше и шире в плечах, и его голос стал более живым, когда он снова заговорил, – Я не думаю, что мы будем идти быстро. Всех наших лошадей мы уже отправили вперед, кроме той, что повезет Старейшину и шкуру с лежащим Брю. Но я буду оставлять два камня друг на друге вдоль клёнов. Хорошо?

– Хорошо. Да хранят тебя Боги.

Каспар, не дождавшись ответного благословения, скрылся среди деревьев.

***

Родерик лежал на холме, насыпанном над местом упокоения его отца, и плакал, всхлипывая и поскуливая, как голодный щенок. Он лежал на боку – так боль в груди казалась слабее – и слёзы стекали с его лица на землю, поросшую мягким добрым барвинком*, как мягкое одеяло и крепкий щит укрывавшим Стина.

– Лучше бы я умер вчера. – стуча зубами и борясь с приступами кашля, хрипло сказал молодой язычник. Он долго говорил с отцом до этого: рассказывал ему о смерти друзей, о предательстве брата, о юной деве, спасшей ему жизнь. Он плакал навзрыд, но смог наконец сказать вслух то, что мучило его весь день, – Лучше бы я умер вчера, отец…

– Дурак ты, плющ неблагодарный.

Родерик вздрогнул и с трудом приподнялся. На мгновение ему показалось, что этот усталый голос принадлежал отцу. Но рядом с ним сел его дядя. Каспар с трепетом утопил руки в невысокой траве, не касаясь цветов с пятью крупными лепестками, и коснулся лбом земли:

– Привет тебе, брат мой. Мы скоро уходим, и я не мог не попрощаться.

Родерик со злостью вытер слезы рукавом рубахи, подаренной ему Равенной.

– Ты следил за мной?

– Если ты помнишь, то я весь день был в Лесу, смотрел, как рыцари шарят в поисках нас, – спокойно ответил ему Каспар, поднимая голову, – как ты себя чувствуешь?

– О, просто замечательно, ты разве не видишь? – зло усмехнулся Родерик. Он хотел добавить что-то еще, но кашель помешал ему это сделать. Парень схватился за ребро. Ему наложили плотную повязку, стягивавшую грудь и часть живота, и это было ужасно неудобно. Но так он мог ходить почти без боли.

– Глупый вопрос, прости, – Каспар немного помолчал, – прости и за то, что я слышал рассказ про Герарда и… – он не договорил, решив не спрашивать у племянника о девушке. Не в этот раз.

– Не произноси его имени, – прорычал Родерик, но потом осёкся. Он устыдился за то, что срывал свою беспомощную злость на одном из самых родных людей, – прости, пожалуйста.

– Тебе не за что просить прощения, мальчик мой, – Каспар смотрел в небо, усеянное звёздами, и их свет отражался в его темно-синих глазах, – Я не буду при тебе называть его имя, обещаю. А ты пообещай мне, что больше не будешь торопить смерть и не будешь сам торопиться занять место рядом с отцом. Визель не переживет этого. И я тоже.

Родерик кивнул. Внезапно он совсем по-детски упал на колени Каспару и снова начал плакать. Он ревел, как молодой медведь, но даже эти нечеловеские звуки не смогли передать бурю в его душе. Каспар был по-настоящему испуган его состоянием. Даже когда он принес в их деревню тело Стина, обезображенное и окровавленное, Родерик не вёл себя так, как в ту минуту на кургане отца. Младший сын Стина и Визель был более эмоциональным, чем старший, даже, возможно, на первый взгляд более живым, чем он. Родерика было легче рассмешить, легче обидеть и легче расстроить. Хороня отца, он не стеснялся своих слез. Герард же позволил своим эмоциям выплеснуться лишь после похорон, когда он один убежал к Эксерским камням. Никто не знал, как он справлялся со своей потерей, но все видели и сочувствовали горю Родерика. И вот сейчас тот удар показался ему совсем не таким невыносимым. За счастьем забывается давняя радость, за новой бедой – старая.

Родерик не мог успокоиться очень долго. Каспар понимал его состояние, он сам еле сдерживал слёзы, злые и колючие. Он гладил племянника по голове, а сам мысленно говорил со своим братом:

«Вот посмотри, Стин. Герард, на которого мы с тобой так надеялись, предал нас. Он сломал хребет Родерику, ведь тот всегда следовал за ним, как тень. Всегда хотел быть достойным брата, такого талантливого и смышленого, первым из них пришедшего в этот мир. Он никогда ему не завидовал. Ты помнишь, как он пророчил Герарду роль Старейшины? И Герард опекал его, своего младшего брата, так, как всегда опекал меня ты.

Любовь к женщине сильна и прекрасна, но любовь брата к брату ничуть не слабее. Нам ли с тобой этого не знать. Так дай своему сыну сил, Стин, забыть эту любовь. Пусть Родерик смирится с тем, что в итоге оказался крепче, чем Герард. И не смей отбирать его у меня и Визель, только не сейчас. Я хочу увидеть тебя раньше, чем он».

Каспар закрыл глаза и держал одну руку на волосах Родерика, вторую – на кургане Стина. Он напряженно вслушивался в звуки Леса: в игру ветра с листвой, в перекличку ухающих сов, в далекое журчание реки, смутно надеясь услышать голос брата. Но он услышал лишь шепот Родерика, который внезапно показался Каспару совсем мальчишеским:

– Спасибо, что ничего не говоришь и ничего не спрашиваешь.

Каспар улыбнулся:

– Я пришел за тобой, а не за твоими рассказами. К тому же я услышал то, что меня очень волновало. Второй раз я не буду тебя пытать.

«Пока, – подумал Каспар, – кажется, мне нужно будет поговорить с тобой о дочери герцога, мальчик мой. Но когда это случится, знают только Боги. И, возможно, твой отец».

– Нам нужно идти, – тихо сказал Каспар, – иначе мы слишком отстанем, и твоя мать начнет волноваться. Она столько исплакала слёз с тех пор, как мы ушли в бой.

– Мне кажется, что прошла сотня лет, – сказал Родерик, медленно поднимаясь на ноги. Каспар встал рядом и повесил на плечи свои мешки. Они оба смотрели на курган Стина и долго молчали. Потом Родерик спросил виноватым голосом:

– Скажи, Каспар… это ведь ужасно, что я предпочел бы вечно проживать день смерти отца, только бы вчерашний день никогда не наступал?

Каспар сжал левую руку в кулак и понадеялся, что Родерик этого не увидел. «Мальчику очень больно. Он никогда не испытывал столько боли, физической и душевной, сразу. Я не имею права злиться на него».

– Нет, дитя. Я думаю, твой отец согласился бы умирать каждый день до конца времен, только бы один его сын не предавал другого.

Родерик судорожно вздохнул, но больше не уронил ни одной слезинки. Каспару показалось, что он выплакал всё детство, заново пережил все воспоминания, прожил каждый день, а сейчас навсегда прощался со своим прошлым… отчаянно старался это сделать.

– Ты всегда со мной, отец, – сказал Родерик, слегка кланяясь кургану, – мы позаботимся о матушке. Прощай.

– Прощай, брат, и замолви за нас словечко перед Богами, – так же кланяясь, сказал Каспар.

Он молча заставил племянника опереться на его предплечье, и они медленно пошли назад к поляне, от которой двигались прочь Последыши. Арлен оставлял знаки тем, с кем мечтал породниться, но все его мысли были заняты одним лишь Фальке, всегда смешливым и светлым парнишкой. Визель украдкой плакала и молила Богов о том, чтобы оба её сына вернулись к ней. Она не могла отпустить Герарда, не могла проклинать и не могла перестать любить его, хотя понимала, что вряд ли когда-то увидит старшего сына. Но когда они перешли через самое узкое место речки Вимбене, холодная вода немного привела Визель в чувства, и женщина начала молить Богов о том, чтобы её сыновья не убили друг друга.

Родерик и Каспар шли молча. Когда они видели камни, аккуратно поставленные друг на друга, то по очереди разрушали эти нехитрые знаки Арлена.

Каспар по-прежнему слушал тихие песни ветра, которые всегда его успокаивали. Внезапно ему послышался далекий и очень тихий мужской голос:

«Не отвернись от них».

Мурашки пошли по его крепкой шее. Он узнал голос своего старшего брата, Стина.

Покосившись на Родерика, Каспар понял, что тот ничего не слышал. Парень смотрел по сторонам, гадая, когда снова увидит родные места. «И слава Богам. – подумал Каспар и мысленно обратился к Стину, – Я буду с Родериком до тех пор, пока ты не захочешь меня видеть».

Каспар подумал об этом, и на секунду ему стало легче. Но боль быстро вернулась.

Стин сказал «от них», а не «от него». И как разъяснить ему, что его сыновья больше не одно целое?

«Стин, буря тебя забери, ты всегда был туповат», – с раздражением подумал Каспар, яростно пиная очередной каменный указатель.

Комментарий к Глава вторая. Курган Стина

*Барви́нок – род стелющихся полукустарников или многолетних трав семейства Кутровые.

========== Глава третья. Красная сторона жребия ==========

Если, путь прорубая отцовским мечом,

Ты соленые слёзы на ус намотал,

Если в жарком бою испытал, что почем, —

Значит, нужные книги ты в детстве читал!

В. С. Высоцкий. «Баллада о борьбе».

Кожаный хлыст со свистом ударил Герарда по голой спине, вновь рассекая кожу так, что кровавые следы образовали на коже очередной неровный крест. Парень еле сдержал крик. С каждым ударом это давалось ему всё труднее.

– Куда ушли твои древолюбы? – в очередной раз вкрадчиво спросил его один из палачей Фридриха.

– Я не знаю, – сквозь зубы процедил Герард, – я показал вам наши убежища, о которых знал. Я не знаю, куда их увёл Старейшина.

– Куда их увел твой гнусный братец, ты хотел мне сказать? Ведь это ты его отпустил, да?

– Я не отпускал его, – после очередного удара Герард не сдержался и вскрикнул. Эхом отозвались стены в тронном зале замка герцога, – Я НЕ ОТПУСКАЛ ЕГО! – он сорвался на крик. По лицу сына Стина текли горячие слёзы, – Он предал меня, он похоронил меня, хотя я жив. Для нас это равно вашему проклятию. Он отрекся от меня, а я, по-твоему, должен был снять с него кандалы? – Герард повернул голову и со злостью посмотрел на пытавшего его мужчину, – ублюдок с прошлогодней травой в голове, ты ничего не…

Хлыст свирепо обнял его за талию, не дав договорить. Герард издал звук, напоминавший взвизг собаки, сломавшей лапу. Палач ухмыльнулся. Он любил крики, всегда такие разные.

– Тебе не разозлить меня, дрянь. Кто освободил твоего брата?

– Что здесь происходит? – раздался звучный мужской голос.

Герард с трудом приподнял голову. Его шея подрагивала от напряжения так, что голова будто мелко кивала, заискивая соглашаясь с чем-то. Герард не чувствовал ничего, кроме боли, всепоглощающей, жадной боли. В зал быстро зашел Олмер. Он бродил по Лесу до первых сумерек, хотя и знал, что в этом не было смысла без жившего там прежде человека.

– Милорд, мы пытаемся выбить из язычника признания, – с полупоклоном ответил ему палач с хлыстом. Остальные трое, что держали Герарда за руки и ноги, молчали. Они вообще редко открывали рот, если дело не касалось еды и питья.

– Выбить признания, – Олмер шумно выдохнул. Советник герцога был взбешен, – дьявол вас разбери, всю ночь за ним наблюдали! Мальчишка не мог освободить брата! Он провел нас в тайные места язычников, о которых мы даже не догадывались, и так вы благодарите его за это?!

– Он лжет, милорд Олмер, – палач с явным наслаждением осмотрел окровавленную спину Герарда, – Бог мне свидетель, он лжет…

– Так вот каков ваш Бог, – прошептал юноша так, что его никто не услышал, – добряк он, каких поискать…

– Не тебе, Гнотто, решать, лжет он или нет.

Олмер и сам не понимал, почему он так яростно вступался за мальчишку-язычника. Возможно, его поразила храбрость двух юнцов, пожертвовавших собой для того, чтобы позволить остальным унести раненых и убитых и скрыться самим. Возможно же, ему просто стало жалко давшего слабину парня и из-за этого потерявшего истинную свободу и обретшего мнимую.

За спиной Олмера вновь скрипнула дверь. В зал быстро заходили испуганные люди. Рыцарь прикрыл зелёные глаза. Слишком мало времени прошло с прошлого представления. Среди женщин он увидел Эльзу и Равенну. Олмер на миг задержал взгляд на своей нареченной. Тёмноволосая невысокая девушка нервно комкала передник, но перехватив взгляд жениха всё же улыбнулась. Она не могла быть храброй, особенно тогда, когда всё её тело болело от вчерашних побоев. Но она хотела казаться таковой ради него.

Равенна же, как и многие другие, не отрываясь, смотрела на Герарда. Но только если остальные испуганно охали и тихо перешептывались, жалея красивого молодого язычника, то дочь герцога, казалось, была довольна его положением. Олмеру даже показалось, что девочка улыбнулась, но он не смог в это поверить.

В зал медленно зашел герцог. Герард смотрел в его темные безумные глаза и не верил в то, что он предал всё, что у него было. Это было похоже на самый страшный сон. «Если я сплю, пусть меня разбудит брат», – подумал он, зная, что Родерик никогда больше не выльет ему ковш воды на голову, со звонким смехом убегая от разъяренного брата к Эксерским камням. Гнотто первым преклонил колено перед герцогом, за ним последовали и другие палачи. Герард, о котором никто из них не подумал, плашмя упал на холодный каменный пол и едва не потерял сознание от боли. Взмолившись своим Богам, он с усилием открыл глаза и посмотрел на ноги герцога – не было сил, чтобы поднять голову.

Герцог Фридрих подошел к Олмеру и, глядя на истерзанного Герарда и на его мучителей, преклонивших перед ним колено, спросил его:

– Душа моя, Олмер, что ты тут устроил?

Его голос раздался в полной тишине. Олмер поклонился герцогу и ответил:

– Гнотто решил так узнать, есть ли мальчишке что скрывать.

– Что думаешь ты, Олмер?

– Я думаю, что мальчик чист перед вами, мой герцог.

Фридрих засмеялся так неестественно, что Герард поморщился. Его вновь держали за руки и ноги, и он с трудом держал глаза открытыми. Он понял, что смерть снова стоит над ним.

Герцог схватил правой рукой подбродок Олмера и с силой сжал его. Рыцарь невольно зажмурился. После этого Фридрих наклонился к Олмеру и прошептал тому на ухо так тихо, что даже Герард с по-лисьи острым слухом с трудом разобрал его слова:

– А чист ли ты передо мной, Олмер?

Зеленые глаза советника герцога, всегда спокойные и живые, застыли и будто потемнели от внезапной волны страха. Ему было известно, на что способен герцог, сдавшийся безумию, но он никогда всерьез не думал о том, что сам может стать его игрушкой. Его представлением.

– Вы знаете, милорд, я полностью ваш человек, – медленно, пытаясь сохранять учтивый подобострастный тон, ответил герцогу Олмер.

Герард усмехнулся. Он, забыв, что советник герцога вступился за него несколько минут назад, слышал, как тот боится своего повелителя. Собственная боль усилила его ненависть ко всем в этом зале. Парень даже на мгновение захотел попытаться вырваться из мокрых от пота рук палачей, вступить в последний бой и умереть здесь, в тронном зале замка герцога Фридриха. За свою семью, за друзей, за Старейшину, за Лес, за проклявшего его и отрекшегося от него брата. Но это желание родилось и умерло в одно мгновение. Герард начал новую жизнь, и в этой жизни, где ему обещали дорогую одежду и почёт, он получил несколько десятков ударов плетью.

Ни герцог, ни остальные люди в зале не заметили усмешки пленника. Фридрих щелкнул пальцами и крикнул, не оборачиваясь:

– Мой жребий!

Герард успел вдохнуть и выдохнуть четыре раза, прежде чем Финк, оруженосец Фридриха, положил на ладонь герцога увесистую деревянную монету, выкрашенную с двух сторон в разные цвета: синий и красный. Герцог отпустил подбородок Олмера и отступил от него на шаг, держа монету в руке над головой. Он помолчал некоторое время, оглядывая каждого в зале, и Герард видел, как всех, кроме его палачей и, пожалуй, Равенны, сковал страх. Ужас и смерть были полноправными хозяевами замка герцога. Наконец Фридрих снова засмеялся, и его безумный смех, ударившись о стены и потолок, вернулись эхом, как некогда вскрик Герарда. Рыжебородый герцог смеялся так, что на его груди высоко подпрыгивал золотой медальон. Фридрих неожиданно подпрыгнул, как радостное дитя, и Герарду стало еще более жутко от этого. Парень никогда не видел ничего подобного.

– Мой жребий решит всё! – весело воскликнул герцог, оглядывая свою монетку, – ты, душа моя Олмер, будешь синей стороной. Наш новый друг Герард – красной. Посмотрим, что наш Господь думает о ваших душах!

Он приготовился бросать монету, но ему помешал Герард:

– Повелитель, – с трудом проговорил парень, – что будет, если выпадет красная сторона?

Герцог резко повернулся и посмотрел на пленного язычника. По залу прокатился тихий судорожный вздох. Все знали, как опасно было разговаривать с безумным Фридрихом, особенно перед его представлениями. Но Герард совсем не боялся его. Боль заменила ему все возможные чувства. Герцог развел руками. Двумя пальцами левой руки он держал жребий.