Текст книги "Зов Леса. Повесть о роде Хайде (СИ)"

Автор книги: Fred Heiko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

========== Пролог. Герард и Родерик ==========

И если когда-то ты выберешь лес,

Когда-нибудь выберешь жить,

Мой сын, я не стану держать тебя здесь.

Я сам разорву эту нить.

Джио Россо.

Стин, сын Хайде, ушел с младшей дочерью Земли 14 лунных жизней назад.

Счастлив тот, кто боится, ибо только ему известно, каково это: столкнуться со страхом лицом к лицу, сломить его, пережить его и оставить позади. Бесстрашные люди ведут другие битвы, из которых не всегда выходят победителями.

Герард лежал в своём укрытии и прислушивался к звукам битвы, глухо доносившимся издалека. Земля под ним была тёплой, ласковой. Она не понимала, почему вокруг снова сражаются, почему сейчас всем не до сна и не до неги под лучами Солнце-Бога, стремившегося к горизонту. Юноша был легко ранен: воин герцога – мальчишка, который был чуть ли не моложе, чем он сам – оцарапал ему плечо, разодрав плотную ткань рубахи. Спустя мгновение этот сопляк, удивленный удачной атаке, упал на землю, пронзённый отравленной стрелой, и больше не встал.

Небольшие отряды Каспара и Родерика уводили людей герцога Вестфалии вглубь Тевтобургского леса. Герард отправил четверых друзей им на подмогу, а сам остался на месте, схоронившись за давно упавшим дубом. Он растирал в крошку лист клевера, бросал его и срывал новый, прося прощения у маленьких духов, оберегавших это растение. В любой другой ситуации он скорее покрывал бы круглые тёмно-зелёные листочки поцелуями, хотя и в это мало кто бы поверил.

Впервые в жизни Герарду было по-настоящему страшно.

Он чувствовал, что не вернется сегодня домой, и жалел, что не успел попрощаться с матерью и Каспаром. И с братом.

«Где же ты, Фальке, буря тебя забери?!», – до крови кусая нижнюю губу, нервно думал парень.

Трижды ухнул филин. Герард, услышав этот сигнал, напрягся, привстал и взялся за меч – единственное, что он унаследовал от отца.

Три раза. Плохо их дело.

Гнев и страх разрывали молодое сердце, но Герард оставался на месте. Кто-то должен был следить за деревней и замком герцога. Но Фридрих, кажется, выгнал всех, кого мог. Герард вспомнил, как когда-то отец говорил Каспару, что у них есть неведомый союзник, которого герцог ненавидит едва ли не сильнее, чем Лесных Последышей. Может, герцог сегодня захотел расправиться со всеми врагами? Герард сжал левую руку в кулак.

«Этому не бывать. Мы сильнее, чем ты».

Герард гнал навязчивые мысли, но они не уходили. Молодой язычник знал, где встретит ночь. Если вообще встретит. А хоть бы и не встретил.

Внезапно он услышал чье-то учащённое дыхание и быстрые шаги босых ног. «Неужели, Фальке, олух ты треклятый», – с раздражением подумал Герард, готовясь разразиться бранью на друга.

Но, тихо перескочив через поваленный ствол, рядом с ним сел не Фальке, а его брат. Он тяжело дышал и держался за левую ногу чуть выше колена. Из раны, прикрытой разодранной штаниной, лениво сочилась густая кровь.

– Что ты здесь делаешь, Родерик, буря тебя забери? – непонимающе спросил Герард, с трудом отрывая от низа своей рубахи кусок плотной ткани, чтобы перевязать рану брата. – Я ждал Фальке. Тебе нужно быть с Каспаром!

– Фальке уже никуда не придёт, – сплюнув в сторону, ответил Родерик и посмотрел на брата. Его тёмно-карие глаза горели отчаянным огнем. – Убили Фальке, а мы даже не смогли оттащить его в сторону. Их слишком много.

Герард, накладывавший повязку на ногу брата, остановился и зажмурился. Потом убрал длинные темные волосы с лица и продолжил своё занятие.

– Фальке, олух ты несчастный, – прошептал он, – да найдёт твоя душа своё дерево.

– Да найдёт его душа своё дерево, – бездумно повторил Родерик, а потом быстро заговорил, – мы потеряли слишком много людей за последнее время, и сейчас убили минимум семерых. Герард, нам не выстоять. Каспар боится отступать. Рыцари не пойдут в чащу Леса сами, но по следам они дойдут до нашего убежища. Да, женщины и дети должны быть готовы сорваться с места и уйти, но без нас им будет туго.

– Кого убили? – глухо спросил Герард, опустив голову.

– Клеттэ, Ахлф, Райф, Юрги, старик Ахе, Мильд и Фальке ушли сегодня к Духам и Богам, – Родерик помолчал и сказал, – я не знаю, что нам делать, брат. Похоже, что это конец.

Герард закрыл глаза. Он пытался думать, но мысли путались. Ему слышался смех Райфа, на ум приходили слова песен Юрги и Фальке, которые пытались привлечь внимание красавицы Грезэ. На плече он чувствовал руку старика Ахе, учившего его различать звериные следы.

«И с вами я не успел попрощаться. Ещё и обругал Фальке, когда тот уже спешил к праотцам. – с горечью подумал Герард, – Но брат прав. Мешкать нельзя. Нужно решаться». Он выдохнул и положил руку на плечо Родерика. Как когда-то отец, старик Ахе и Каспар. «Боги, сохраните Каспара и моего брата», – взмолился он.

– Я меньше всего хочу вести тебя на гибель, – медленно сказал Герард, – но у нас нет выбора. Нам нужно отвлечь их, брат. Тогда у Каспара будет шанс увести наших. Солнце уже клонится к закату, ночью рыцари здесь не останутся. Наши духи и Боги не позволят им.

Родерик тоже взял брата за плечо. В его глазах прежнее отчаяние мешалось с решимостью. Он, не уточняя, понял, что хотел сказать Герард. Они всегда понимали друг друга почти без слов.

– Как и отец… Но их было пятеро.

– Двое, пятеро… Есть ли разница, с кем умирать? – горько усмехнулся Герард.

– Мы пришли с тобой в этот мир друг за другом. Будет правильно, если и уйдем вместе, да?

– Да. Правильно. – Герард закусил губу. «Почему ты? Кто угодно, но только не ты! Боги, за что вы так с нами», – с отчаянием подумал он, но постарался взять себя в руки, – Мне страшно, Родерик. Но мы должны это сделать. Будь сильным, брат мой. Да хранят тебя Боги.

Герард в последний раз крепко сжал братово плечо, а после схватил меч и сорвался с места. Спустя мгновение Родерик услышал крики. Гортанные возгласы перемежались почти поросячьими взвизгами, и трудно было поверить, что так кричал один и тот же человек, его брат.

Родерику тоже было страшно. Это был далеко не первый бой для него, но впервые он почувствовал близость смерти. Он видел, как его друзья переставали дышать, он сам заставлял врагов прощаться с жизнью. Кажется, пришла его очередь.

Парень встал на ноги. Его брату нужна помощь. Он не оставит его одного.

Родерик глубоко вдохнул и громко запел одну из песен Фальке, их лучшего друга, доброго светловолосого парня с самым красивым голосом, грудь которого насквозь пробили копьем. Его убийца ненадолго пережил Фальке, сына Арлена. Знал ли он, каких песен лишил мир, метнув копье в последний раз?

Родерик бежал, не чувствуя боли в ноге, и пел, кричал разными голосами, смеялся так громко, как не смеялся никогда. Страх сменился яростной радостью, предчувствием последней битвы.

Два брата пытались выдать себя за небольшой отряд, рвущийся в бой с христианами, как несколько лунных жизней назад делал их отец, убитый самим герцогом. Такими были последние слова Орсо. Он шепнул их нашедшему его Фальке, когда Родерик и Герард уже увидели изуродованное тело отца.

Родерик выбежал на небольшую поляну, которая уже не была Лесом, скорее его порогом, подворьем, как со смехом звали его Лесные Последыши. За ним на поляну с разных сторон сбежались рыцари герцога Фридриха в доспехах, в крепких ботинках, с дорогим оружием. Они стояли против босого юнца в кожаном жилете поверх льняной рубахи, с мечом, давно стащенным из кузницы в деревне.

Родерику по-прежнему было очень страшно, но он слышал голос брата, который ругался всеми грязными словами, что только знал, и ему в то же время было очень спокойно. Он вступил в бой сразу с несколькими рыцарями, умело отражая атаки и уходя от ударов. Он даже успел смертельно ранить двоих воинов и легко задеть еще троих, прежде чем один рыцарь, высокий и крепкий, как старый бук, с силой толкнул его в грудь древком копья. Родерик услышал страшный хруст и свой собственный крик, разрывавший лёгкие, и упал на землю.

Дикая боль в груди затмила все его эмоции и мысли. Он не мог дышать. Враги обступили лежащего, и парень, собрав последние силы, ударил одного ногой в колено, резко поднялся и начал бить их голыми руками, уже ничего не понимая и ни на что не надеясь.

Где-то вдалеке весело кричал его брат.

Родерик опустил руки, которые были в крови, и посмотрел на верхушки деревьев, за которыми возвышались великие Эксерские камни. Ему казалось, что это мгновение длилось вечно. Но оно закончилось очередным ударом ногой в ботинке с тяжелой подошвой, пришедшимся ему в бок.

Родерик потерял сознание и не услышал, как вскоре оборвался и клич его брата.

Комментарий к Пролог. Герард и Родерик

Эксерские камни – группа скал в Тевтобургском Лесу, в Северном Рейне-Вестфалии. Она состоит из тянущегося с северо-запада на юго-восток на протяжении почти километра ряда колоссальных столбов и глыб песчаника, кое-где повалившихся и представляющих огромные, почти отвесные стены. https://holidaygid.ru/svyatilische-externsteine-magicheskaya-sila-drevnih-skal/

========== Глава первая. Волк и дева ==========

Он говорил: «Где скрылся ты?

Куда свой тайный путь направил?

Зачем мой брат меня оставил

Средь этой смрадной темноты».

А. С. Пушкин, «Братья разбойники».

И вот ночь, словно кровожадное чудовище, поглотила деревню. Она пришла из Леса и проникла в каждый дом, сунула свой длинный нос в каждую спальню. Она не осмелилась зайти лишь в замок герцога, и поэтому терпеливо стояла снаружи.

И замок не спал. Он жил бурной жизнью, не сравнимой с теми, какими жили обычные дома. Герцог Фридрих, муж средних лет с безумными глазами цвета угля и огненно-рыжей бородой, пребывал в ужасном расположении духа. Новости о живших в Тевтобургском лесу язычниках, перебивших немало людей герцога Вестфалии, разъярили твёрдого в вере христианина, способного на многое в минуты, когда безумие захлёстывало его живой ум. Отряд разведчиков существенно поредел после того, как прочесал тёмные буковые рощи, и даже гнев герцога не смог бы заставить выживших остаться ночью в Лесу.

Герцог со свирепым упоением наблюдал за тем, как его слуг пытали безмолвные жестокие палачи. Осуждая «варваров-язычников», идущих против истинной веры, веры в Сына Божьего, Фридрих нарушал все христианские заповеди, руками своих головорезов делая людей обесчещенными калеками или даже отнимая их жизни. Он жаждал зрелищ и кровавых мук, он желал видеть, как его люди истекают кровью, слышать, как они молят о смерти. Он был готов, великодушно кивнув, отдать приказ любому, кто будет стоять рядом. Приказ убить. Избавить от мук. Спасти. Отправить невинную душу в Царство Небесное и помолиться за её покой и отпущение всех её грехов.

Слуги боязливо жались друг к другу, опасаясь сделать лишний вдох. Мужчины прятали за своими спинами тихо плачущих женщин, которые молились о том, чтобы Фридриху не пришло в голову послушать детские предсмертные крики. Да, только малолетних детей не было той ночью в зале. Всех остальных под страхом смерти выгнали из их крохотных комнатушек, зазывая на «представления», как их называл герцог. Эти представления отвлекали правителя от неприятных новостей и предостерегали обитателей замка от сочувствия язычникам и последователям узурпатора Генриха, желавшего занять герцогский престол вместо Фридриха.

Люди со страхом и надеждой поглядывали на Олмера, советника герцога и его главного стражника, – молодого мужчину с мягким, будто руки молодой женщины, взглядом тёмно-зелёных глаз и ехидной ухмылкой, редко сходящей с лица рыцаря. Олмер замечал все умоляющие взгляды, но лишь загадочно прикрывал глаза. Он знал то, чего ещё никто не знал. Но когда Фридрих собственноручно начал пороть Эльзу, молодую кухарку, с которой тайно был обручён советник, тот скривился и одними губами что-то приказал стоящему рядом белокурому пажу, единственному ребёнку, находящемуся в холодном зале. Мальчонка, бледный, как смерть, сломя голову понёсся исполнять волю рыцаря. Олмер же не сводил глаз с тихо плачущей Эльзы, и по его безразлично-мягкому взгляду невозможно было понять, что в ту минуту он не в первый раз проклинал герцога Фридриха, не боясь Божьей кары…

Вскоре к Олмеру подбежал паж и, задыхаясь, что-то прошептал ему. Мужчина улыбнулся, вновь посмотрел на свою еле дышащую невесту и вплотную подошёл к Фридриху. Остановившись подле него, Олмер поклонился и громко сказал:

– Мой господин, я осмелюсь предложить вам посмотреть на подарок, что я приготовил.

Фридрих повернул голову и посмотрел на своего советника. Олмер невольно вздрогнул, ощутив на себе его безумный взгляд, но не перестал улыбаться. Не хватало ещё, чтобы пошли слухи… Олмер не терпел смеха над собой. Никто не поймёт, что советник побаивается гнева герцога в минуты его безумия. Никто и никогда.

– Давай свой подарок! Но если он мне не понравится, тебе не поздоровится. То, что ты мой лучший слуга не освобождает тебя от ответственности, Олмер, – криво ухмыльнувшись, прошептал Фридрих.

Олмер слегка поклонился:

– Разумеется, милорд, если вам не понравится мой маленький подарок, то я добровольно преклоню колени перед плахой.

Фридрих расхохотался. Его смех был неподходящим для высокого крепкого мужчины: пронзительно-визгливым, лающим, истеричным.

– Олмер, ты всегда был умницей, сколько я тебя знаю! Но я начинаю терять терпение!

Фридрих выронил хлыст, которым он бил бедняжку Эльзу и, легонько толкнув её ногой, сел на свой трон, как ни в чём не бывало закинув ногу на ногу и поправив спадающие на лицо спутанные длинные рыжие волосы. Олмер быстро поднял кухарку на руки и отнёс измученную девушку в свои покои. Когда он вернулся, подарок был уже на месте.

Посередине зала стояла небольшая клетка, которую принесли поджарые слуги Олмера. Внутри неё, прикованные кандалами к решётке, полусидели двое парней. Совсем молодые, не старше семнадцати лет, бледные и измученные, но всё равно наделенные чужой, непривычной красотой. Кухарки, молодые ткачихи, служанки и другие женщины замка забыли, как дышать, глядя на пленников, и, потеряв бдительность, начали выглядывать из-за спин мужчин, кривившихся от такого внимания к молодым язычникам. Все поняли, что разведчики пленили братьев, пришедших в мир один за другим. Они были пугающе похожи друг на друга: оба темноволосые, явно высокие, худые, но в их закованных в кандалы крепких руках чувствовалась сила. Большие карие глаза горели на узких лицах, покрытых ссадинами и синяками.

Но что-то всё же различало их. Олмер, желая продолжить «представление» Фридриха, велел пленникам изображать диких животных, запертых в клетку. Один рычал, гремел кандалами по решётке, изворачивался, как гадюка, чем очень забавлял Фридриха. Второй же издавал тихие и короткие рыки только тогда, когда ловил на себе устрашающие взгляды Олмера. Он выглядел более измученным, чем брат: время от времени начинал глухо кашлять, и его лицо кривилось от боли. Фридрих, просмеявшись, вскинул глаза на Олмера. Тот вновь учтиво поклонился. Потом герцог перевёл безумный взгляд на своих людей. Те поспешно засмеялись, изображая веселье.

– Что за зверушек ты привёл к нам в дом? – спросил герцог своего верного рыцаря.

– Они отказываются называть свои имена. Но их поймали несколько часов назад в Тевтобургскому лесу, очень близко деревне. Мы не знаем, кто они: одни из повстанцев узурпатора Генриха или же фанатики, молящиеся на деревья. Но судя по тому, что они приняли наш удар на себя во время битвы с язычниками, об узурпаторе можно сегодня забыть.

Среди палачей прокатился смешок. Один из братьев с ненавистью посмотрел на Олмера и снова закашлялся. Второй, опустив взгляд, что-то шептал, еле шевеля губами.

Фридрих сузил глаза и быстро спустился с трона. Он подошёл к клетке и наклонился к тому из пленников, что охотнее исполнял свою горькую роль:

– Эй ты, воин!

Пленник поднял голову, быстро посмотрев на своего соседа, тряхнул спутанными тёмными волосами и сказал:

– Да, мой повелитель!

Брат не сводил с него взгляда, из озлобленного ставшего испуганным. Герцог поднял брови:

– Повелитель? Генрих Лев твой повелитель, не так ли?

– Я не знаю, кто этот человек, – уже бесстрашно смотря на герцога, сказал юноша. Фридрих криво ухмыльнулся:

– Как твоё имя?

– Герард, милорд, – пленник смотрел на герцога, не мигая и будто не чувствуя взгляд брата. Фридрих провёл пальцами по прутьям решётки. Золотые перстни звонко бренчали в наступившей тишине.

– Герард, я могу тебя выпустить, но оставлю второго в клетке. Тебе залечат раны, тебя накормят, красиво оденут. Ты будешь здесь своим, если поможешь мне найти язычников, от которых вы пришли к нам. Твой брат же останется здесь, пока не преклонит передо мной колено, подобно тебе. Ведь ты назвал меня повелителем. – Фридрих говорил медленно, растягивая слова и следя за изменениями в лице пленника, – Ты согласен на это, Герард? Он тоже может выйти прямо сейчас. Моего снисхождения хватит на обоих.

По лицу юноши пробежала тень. Он посмотрел на страдающего рядом парня, который лежал, умоляюще смотрел на него и тихо повторял:

– Брат, не надо… Брат, не смей, вспомни об отце, о Фальке, обо всех наших… Не надо, брат, я прошу тебя…

Герард, содрогнувшись, отвёл взгляд и сказал:

– Я согласен, милорд.

Эти слова раздались в гробовой тишине. Олмер, одобрительно улыбнувшийся Герарду, открыл клетку. Подошедший стражник снял с юноши кандалы. Герард аккуратно потирал тонкие запястья и вновь не сводил взгляда с брата, снося неверящую ненависть, с которой тот смотрел на него. Вдруг чей-то сердитый дрожащий голос раздался эхом над головами людей:

– Ты дьявольский выродок, Герард!

Все повернулись на этот возглас. Это была Равенна, юная девушка, стоявшая поодаль от всех, про которую уже давно все забыли, наблюдая за пленниками. Фридрих устало посмотрел на неё – оковы безумия ослабились, и в нём снова проявлялся человек – и сказал:

– Дочь, как ты смеешь…

– Так и смею! Этот… Сатана в человеческом обличии предал родного брата за бокал вина и чистую постель! Он предал веру. Предал своих людей. А ты, ты заставил его это сделать, поставил братьев по разные стороны клетки! Это ужасно, отец!

Щёки юной Равенны горели. В её светлых глазах пылал адский огонь, откуда, по её словам, и был Герард; но в них блестели злые, совсем человеческие слёзы. Пленник в клетке даже перестал смотреть на предателя-брата. Всё его внимание было обращено на гневную девушку. Герард же лишь мельком взглянул на неё, а после опустил голову, будто съёжившись от её слов.

Фридрих не знал, что можно возразить дочери, которую он без памяти любил, поэтому он просто громогласно крикнул:

– Что вы тут столпились? А ну спать всем! Живо! Представлению конец! Ночь давно на дворе.

Людям не нужно было повторять дважды. Они быстро покинули зал, и каждый благодарил своего Бога за то, что они переживут эту ночь. Герард вплотную подошёл к клетке. Он слегка волочил левую ногу. Чуть наклонившись и вцепившись в прутья, он тихо прошептал:

– Брат, я освобожу тебя! Ты поймёшь, зачем я так сделал… ты поймёшь, я обещаю! Я должен был… Ради тебя, ради отца, ради матери и ради…

Скованный кандалами парень зло бросил, преодолевая новый приступ кашля:

– Нет у меня брата. Погиб, сражаясь, даже песни о нём уже умерли.

Лицо Герарда окаменело. Он повернулся и, не оборачиваясь, с неправдоподобно прямой спиной ушёл за герцогом, добродушно приобнявшим его за плечи у дверей. Олмер подошёл к Равенне и, желая взять её под руку, широко улыбнулся, но девушка даже не посмотрела на него и прошла мимо. От улыбки Олмера не осталось и следа и он, отвесив подзатыльник задремавшему пажонку, вышел из зала. Мальчишка побежал за ним. Слуги погасили факелы и, тихо переговариваясь, последними оставили зал.

Родерик, забытый стражей, не получившей приказы от Олмера, остался в темноте, довольствуясь лишь тлеющими углями в очаге.

***

Заснуть пленник так и не смог. Мешали кандалы, тянуло раны, нанесённые ему воинами Фридриха, невыносимо болело сломанное ребро, затруднявшее дыхание. Было очень холодно и темно. Парень не видел ничего, кроме углей в камине, отчаянно борющихся за свою огненную жизнь.

Молодой язычник тихо прошептал, разгоняя пугавшую его тишину:

– Мне есть чему поучиться у вас, дети огня. Я тоже должен держаться за жизнь. Только вы есть друг у друга, а я… один. Навсегда теперь один.

Вдруг из темноты кто-то сказал:

– Но сейчас ты не один.

Язычник вздрогнул от неожиданности. Очаг медленно разгорелся, на пленника дохнуло спасительным теплом. Родерик посмотрел на того, кто разжёг огонь. Это была юная герцогская дочь.

– Что ты здесь делаешь? – удивлённо прошептал он.

– Спасаю тебя. Тебе что-то не нравится?

Девушка достала из льняного мешка связку ключей, быстро перебрала их, выбрала один, длинный, с витиеватой ручкой, и открыла им клетку. Парень смотрел на неё с немым изумлением. Девушка упала на колени рядом с пленником, испачкав светлое платье о влажные камни пола, и открыла кандалы другим ключом, небольшим и тонким. Юноша встряхнул руками, снова чувствуя свои перебитые в бою пальцы.

– Как тебя зовут, спасительница?

Девушка покраснела, что было заметно даже при тусклом огне камина:

– Равенна. А тебя, гордый волк?

Парень улыбнулся и удивился тому, что смог это сделать. Он слышал, как служанки, перешёптываясь во время представления, сравнили его с непокорным волком, а Герарда – со страстным львом. Львом же звали храброго человека, решившего бросить вызов герцогу Вестфалии…

– Родерик.

Равенна улыбнулась ему в ответ открытой детской улыбкой и достала из своего мешка пузырёк с какой-то жидкостью кроваво-красного цвета.

– Красивое имя. Потерпи, сейчас будет немного больно.

Родерик вновь улыбнулся, но тут же зашипел от жгучей боли в руках, ногах, на шее – везде, где Равенна проливала своё странное снадобье. Он терпеливо ждал, когда боль пройдёт. И она отступила. Парень посмотрел на свои руки, оглядел ноги в рваных штанах. Царапины и порезы затянулись так, будто им было не меньше недели. Родерик посмотрел на девушку. Её бледное лицо было сосредоточенно серьёзно, в голубых глазах отражался огонь. Внезапно юноша понял, что перед ним сидит совсем ребёнок. Ей было не больше четырнадцати. Родерик восторженно прошептал:

– Как ты, буря меня унеси, это сделала?

– Мамино снадобье. Она его придумала. Помогает от всех ран, даже от самых серьёзных, если вовремя им воспользоваться. Замечательное средство. Жаль, что его запасы иссякают. И ребро оно тебе не срастит, если ты вдруг захочешь это узнать.

– Мама? – Родерик поморщился, вспоминая диковинное слово, которое слышал только от отца и Старейшины. – Она что… алхимик? А…

– Помолчи. Нас могут услышать. Я принесла тебе поесть.

Равенна достала зажаренную баранью ногу и флягу ягодного морса.

– Я решила, что тебе не надо ни вина, ни эля. Тебе ещё бежать сегодня.

Родерик тут же вцепился в еду. Он не ел несколько дней, с тех пор, как в Лес снова пришли люди герцога. Спустя некоторое время он, жуя, спросил:

– Куда бежать?

– А ты тут хочешь остаться, да? – фыркнула Равенна.

– Нет, конечно, но…

– Тогда ешь и не задавай глупых вопросов.

Несколько минут они молча сидели. В тишине наконец-то уснувшего замка лишь было слышно, как Родерик жуёт мясо и жадно глотает морс. Когда с едой было покончено, Равенна протянула парню плотную светлую рубаху, штаны, тяжёлые башмаки и кинжал, завёрнутый в кусок белоснежной тряпицы, явно неровно оторванный от её собственного платья.

– Я не знаю, куда дели твоё оружие, прости, – проговорила девушка.

Родерик изумлённо поднял брови и спросил:

– Где ты это всё взяла?

– Это действительно так важно? Быстрее одевайся! Ночь не бесконечна. Скоро рассвет, тебе пора бежать!

Отвернувшись к камину, Равенна позволила Родерику переодеться. Парень быстро оделся. Конечно, башмаки немного болтались на его тонких ногах, но в его состоянии даже это было лучше, чем бегать босиком. Девушка повернулась и на мгновение задержала взгляд на пленнике. Когда он сменил свою рваную одежду на новую, избавился от кровавых ссадин, а на его щеках появился лёгкий румянец после еды, он стал ещё красивее, чем прежде. Тёмные волосы доставали его крепких плеч, серьезные карие глаза смотрели без прежней неприязни, а тонкие губы слабо улыбались. Равенна совсем по-детски закусила прядь светлых волос.

– Оделся? Теперь пошли!

Парень и девушка покинули клетку и выбежали из зала, свернули направо, пробежали длинный коридор, спустились в подземелье, минуя уснувших стражников. Родерика передернуло: здесь их держали с Герардом. Брат… Как трудно было отвыкать от того, что его больше нет.

– Сюда! – Равенна показала на лестницу, которую Родерик не заметил раньше, – Здесь подземный ход! Решётка очень хлипкая, ты сможешь её пробить. Держи мешок, здесь еда. Я собрала всё, что смогла. И мамино снадобье положила, только, умоляю, не пей его. Думаю, тебе не нужно говорить о том, что твоим людям нужно спрятаться и не показываться как можно дольше. Вас будут искать. А теперь давай, беги, чего же ты стоишь?!

Родерик растерянно держал в руках мешок. Он вдруг отчётливо понял, что не хочет оставлять эту девушку… отважную девочку здесь.

– А… а ты? – спросил он, заглядывая ей в лицо и забрасывая на плечо увесистый мешок.

– А я остаюсь, – сказала девушка, которая старалась казаться спокойной, но её выдавали руки, теребящие узкий пояс.

– Но… Равенна, давай убежим вместе! Что тебе здесь делать? Давай! Мы… Всё, что ты слышала про язычников, – это неправда. Мы не убиваем просто так, мы не сжигаем деревни, как это делают люди… ваши люди герцогов и королей. Я смогу защитить тебя. Мы спрячемся так, что нас не найдет даже тот, кто раньше был среди нас. – На этой фразе Родерик отвел взгляд на стену за спиной Равенны и кашлянул, чтобы избавиться от комка в горле, но лишь вызвал этим новый приступ настоящего кашля.

В глазах девушки заблестели слёзы. Она опустила голову и затрясла ей из стороны в сторону. Родерик не понимал и понимал одновременно. Она спасает его. Эта хрупкая светлоглазая девочка, в лёгком белом платье и тяжёлых сапогах, явно отцовских или кого-то из слуг. Она его спасает.

– Равенна… Я вернусь за тобой. Клянусь…

Девушка утёрла слёзы и зачем-то сказала то, чего совсем не хотела говорить:

– У меня скоро свадьба.

– Что? – непонимающе переспросил Родерик.

– Свадьба.

– И ты… его любишь? – спросил Родерик, понимая, что ему зачем-то нужно это знать.

– Нет. Я ни разу не видела его и вряд ли увижу до свадьбы. Он сын союзника отца и должен будет занять его место здесь, когда отца коронуют.

Родерик задыхался. Не только из-за сломанного ребра, но и от того, что не способен помочь ей. От того, что ему приходилось бросать её, ту, что спасла его.

– Равенна, я вернусь за тобой! Это… это не твой мир. Ты здесь чужая.

– Беги! Беги, лесной волк! Не трать время напрасно! Беги!

– Я вернусь за тобой!

– БЕГИ! – почти сорвавшись на крик, выпалила Равенна.

Юноша уже повернулся, чтобы уйти, но тут услышал тихий шёпот:

– Родерик…

Он обернулся. Равенна подошла к нему, сняла со своей тонкой шеи цепочку с маленьким бледно-жёлтым камнем, который обычно блестел на солнце, как капелька росы, и надела её на бывшего пленника:

– Это… досталось мне от мамы. Её звали Адельгейд. Она умерла, когда я была совсем маленькой. Я её совсем не помню и не знаю, что с ней случилось, но все говорят… что её убил отец. И эта цепочка мне очень дорога. Поэтому береги её. И пусть она бережёт тебя.

Родерик взял в свою руку капельку и прикоснулся к ней губами:

– Я сделаю всё, чтобы ты снова носила её.

С этими словами парень повернулся и начал спускаться по лестнице, постепенно ускоряя шаг. Равенна ещё долго стояла на сквозняке, не в силах утереть слёзы. В руках она держала широкий кожаный браслет с грубо вырезанным орнаментом и застёжкой-тесёмкой, который обронил сбежавший язычник… случайно ли? Когда она услышала, что стражники в темнице начали ворочаться, просыпаясь, то быстро выбежала наверх и поспешила в свою комнату. Закрыв за собой дверь и упав без сил на пол, она тихо прошептала:

– Беги, волк, беги, к своей стае и к своей вере, но знай, я вечно буду только твоей.

И хотя она понимала, что её не слышит никто, кроме стен собственной комнаты, она верила, что её слова будут услышаны единственным, кого смогла полюбить дочь безумного Фридриха. Единственным, за кого стояла бы даже против самой смерти.

И чьё имя она будет беззвучно шептать, лежа в постели нелюбимого.

========== Глава вторая. Курган Стина ==========

Не уходи безропотно во тьму,

Будь яростней перед ночью всех ночей.

Не дай погаснуть свету своему!

Дилан Томас

– Каспар, нам пора. Они не вернутся. Оттуда никогда не возвращаются, тебе ли не знать.

Каспар, сын Хайде, сидел, опираясь спиной на молодой клён, и тщательно точил нож. Его слегка волнистые, длинные, почти не тронутые сединой черные волосы были крепко связаны на затылке шерстяными нитями. В мочке левого уха он носил маленькую серебряную сережку. Мужчина поднял тёмно-синие глаза и посмотрел на спящую деревню, вдали за которой едва заметно начинал алеть горизонт.

– Вы можете идти, – спокойно сказал Каспар, – я подожду ещё немного.

Конечно, он знал, что из лап Фридриха никто не возвращался, но мог ли он предать свою кровь? Он бы ждал до последнего, хотя и чуял неладное.

Мужчина продолжал своё занятие, чувствуя пульсирующую боль в висках – голову саднило от легкой раны. Он слышал дыхание Ийзо, который всё ещё стоял позади него.

– Ийзо, – вздохнул Каспар, – уводи ребят. А коль тебе неймется, плющ ты вьющийся, постарайся утешить Арлена. Похоронить сына не каждому под силу.

– Нет уж, я тебя знаю, поэтому не уйду. – уже немолодой язычник сел рядом со своим младшим другом. Его голос звучал обеспокоенно и упрямо, – Ты и пойти за мальчишками можешь. Хоть и знаешь не хуже моего: сгинули они, сгинули. Не знаю я, как бедняжке Визель об этом говорить…

– Не смейте её трогать, – тихо, но холодно сказал Каспар, – я сам скажу ей. Но нужно еще подождать. Сердце у меня не на месте, Ийзо, но чувствую…

Договорить мужчина не успел, потому что увидел бегущего к Лесу человека. Из последних сил бегущего, чудн; одетого. Но живого.

Каспар убрал нож и поднялся, с благодарностью похлопав клён по тонкому стволу. Услышав, что его люди натянули луки, он поднял правую руку, которую увивали кожаные и тканевые браслеты-обереги, и рявкнул:

– Не стрелять! Не видите, плющи неугомонные, это мой племянник!

Немногие выжившие мужчины из Лесных Последышей изумленно опустили луки, не ожидав от своего негласного предводителя, всегда спокойного и тихого, такого грубого тона. Но обвинять его не спешили: каждому пришлось несладко в эту ночь. Каспар уже бежал навстречу племяннику, даже не пытаясь понять, кто из двух стремился к нему, и не глядя на кого-то из мужчин, поспешившего за ним из Леса.