Текст книги "Зов Леса. Повесть о роде Хайде (СИ)"

Автор книги: Fred Heiko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Мой господин, позволь мне, пожалуйста, немного побыть с этим мечом наедине. Я… это единственное, что досталось мне от отца.

Фридрих немного подумал и кивнул:

– Хорошо. Олмер проводит тебя до комнаты, чтобы ты не сбежал. Возвращайся быстрее… на всякий случай.

Герард понял, что за «случай» имел в виду герцог. Отцу не хотелось портить день свадьбы единственной дочери приступом безумия.

Олмер, который стоял рядом, вышел из зала, не дожидаясь Герарда. Парень же ненадолго задержался у молодоженов и, поздравив будущего герцога, попросил у него разрешения поздравить его жену. Элфрид надменно кивнул. Он выпил слишком много и уже не мог говорить. Герард наклонился к Равенне, которая по-прежнему не смотрела в его сторону, и сказал тихо, чтобы не услышали сидящие рядом люди:

– Я отправлюсь в поход с вашим отцом. Дождитесь моего возвращения и постарайтесь не умирать. Мне будет грустно без ваших злых слов.

Не дожидаясь ответа, Герард вышел из зала и не увидел, как будущая герцогиня Вестфальская удивленно посмотрела ему вслед.

***

Олмер и Герард неспешно поднимались по лестнице. Герард почти забыл о том, что он не один. Он сжимал в руках меч отца, а всё остальное казалось ему неважным. Наконец, советник герцога нарушил молчание:

– Ты знаешь о том, что я не отправлюсь в поход с нашим господином?

Герард удивился, но не подал виду. Он неплохо относился к зеленоглазому рыцарю, но, как и ко всем в замке, не без осторожности. А еще он не мог забыть того, что именно Олмер взял его в плен, выиграв поединок и уронив на землю.

– Знаю. Я много времени провожу с Тервалем.

Олмер усмехнулся:

– Терваль, да… Я хотел отрезать ему язык, когда он начал болтать обо мне и Эльзе, но, как видишь, не смог.

Герард не стал отвечать, и Олмер продолжил говорить:

– Я попросил разрешения у господина оставить службу и поселиться в деревне. У нас будет ребенок.

– Поздравляю, – сказал Герард без эмоций, не понимая, зачем тот завел этот разговор.

– Спасибо, – так же сухо ответил Олмер.

Они снова замолчали и шли так почти до самой двери комнаты Герарда.

– Я думаю, ты займешь моё место, – внезапно сказал мужчина.

Герард остановился и посмотрел на Олмера. В одно мгновение ему показалось, что он очень похож на Каспара, но это наваждение быстро спало.

– Язычник, который не может предать свою веру, станет ближайшим рыцарем будущего короля? Ты смеешься надо мной, Олмер? – спросил Герард.

– Нет, – спокойно сказал Олмер, – возможно, это случится не сразу, но со временем – точно. Он готовит тебя. И этот меч – это часть подготовки. Он приручит тебя с его помощью.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Я не знаю. Возможно, потому что когда-то меня приручили так же, как тебя, и мне никто об этом не сказал.

– Не думал, что ты недоволен своим положением здесь. Или это началось после того, как ты оказался на месте участников представления? – со злой усмешкой спросил Герард, – ты помнишь, я тоже был одним из них. И вот мы здесь.

Олмер побелел, это было видно даже в свете факелов.

– Ты не знаешь, о чем ты говоришь, мальчишка, – прошипел он, – ты не понимаешь, на что я шел, чтобы спасать людей.

– Не знаю. Мне никто не говорил ни о чем таком, кроме, разве что, твоих сладких речей. Но я не помню рассказов о том, чтобы ты принимал удар на себя. Так что не старайся выглядеть праведником рядом с нашим господином. Да, – Герард бесстрашно заглянул в глаза Олмера, – я знаю, что значит слово «праведник». И я разберусь со своей жизнью сам, без твоей помощи.

Герард толкнул плечом Олмера и продолжил подниматься по лестнице. Когда он с силой ударил по двери, Олмер окликнул его. Герард нехотя повернулся.

– Ты прав, парень. Но я люблю этих людей. Надеюсь, что ты сможешь помочь герцогу, и он больше не будет устраивать свои представления ни с ними, ни с другими.

– Я постараюсь помочь ему, – нетерпеливо сказал Герард.

– Герард, а я… я благодарил тебя за то, что ты меня спас? – спросил Олмер, делая шаг вверх по ступеням.

– Да, – коротко ответил парень, заходя в комнату и закрывая за собой дверь.

Через несколько мгновений Герард уже сидел, прижимаясь спиной к краю кровати, на медвежьей шкуре, лежавшей на полу, и судорожно разворачивал светлую тряпицу. Он положил меч на колени, дрожащими пальцами ощупывая каждую зазубрину на старых ножнах. Герард ненамного извлек клинок из ножен и посмотрел на лезвие. Поймав им свет висящего на стене факела и отразив его себе в лицо, Герард широко улыбнулся, совсем как ребенок. Вернув же меч в ножны, он внимательно изучил его рукоятку. Парень испугался, почувствовав, что навершие** слегка разболталось и сильнее вкрутил его, что далось ему не без труда. После этого он одной рукой обхватил крестовину, а второй – клинок и прижал меч к себе, словно обнимая его, своего старого друга и старого друга отца. Герард трясся, словно в лихорадке, по его лицу текли нежданные слёзы, которым он не дал волю утром. Герард не думал так скоро воссоединиться с мечом Стина. Впервые за свою новую жизнь он не чувствовал себя одиноким. Парень тихо всхлипывал, от слез у него началась икота, и из его груди вырывались смешные тонкие звуки, но он их не слышал. Парень не слышал и того, что он бездумно шептал, обнимая меч и желая, чтобы тот обнял его в ответ:

– Я помню. Я всё помню. Я всё помню. Я всё…

Комментарий к Глава пятая. Старый друг

* «Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли. И в Иисуса Христа, Единственного Его Сына, Господа нашего, Который был зачат Святым Духом, рождён Девой Марией, страдал при Понтии Пилате, был распят, умер и погребён, сошёл в ад, в третий день воскрес из мёртвых, восшёл на небеса и восседает одесную Бога Отца Всемогущего, оттуда придёт судить живых и мёртвых. Верую в Святого Духа, Святую Вселенскую Церковь, общение святых, прощение грехов, воскресение тела, жизнь вечную. Аминь» – пер. с лат.

** Навершие – верхушка рукоятки меча.

========== Глава шестая. Дар богов ==========

Стин, сын Хайде, ушел с младшей дочерью Земли 22 лунные жизни назад

Мрак сильнее во сне. Именно тогда все темные желания лезут наружу.

Д. А. Емец. «Мефодий Буслаев. Третий всадник мрака»

Солнце-бог выпустил на голубые небесные просторы своё белоснежное стадо. Одни, любопытные, быстро бежали за ветром и так и льнули к земле, стараясь хоть чуть-чуть коснуться крон высоких деревьев. Другим эти забавы казались несерьёзными. Они степенно двигались, никуда не спеша. Язычники знали: за их широкими спинами отдыхало другое стадо – мерцающие в ночи серебряные звёзды, паства Лунного бога, отдающего жизнь и рождающегося вновь.

Родерик вернулся с охоты одним из последних. Он был доволен собой, потому что мешок с дичью оттягивал ему плечи, и эта тяжесть не могла быть неприятной. Парень поблагодарил Духов Леса за благосклонность к нему и зашел в поселение язычников с давно забытой широкой улыбкой. Первым к нему подошёл Сик, одетый, как всегда, очень легко, по-летнему, несмотря на то что снег шёл не переставая уже несколько дней. Каштановолосый парень перехватил мешок Родерика, одновременно протягивая ему глубокую глиняную чашку с горячим травяным отваром, накрытую крышкой.

– Тетерева? – со знанием дела спросил Сик, даже не заглядывая в мешок.

Родерик кивнул и с наслаждением отпил терпкого настоя, от нетерпения обжигая губы и язык.

– На тебя холодно смотреть, парень, – усмехнулся Родерик, гревший покрасневшие руки о чашку.

– А кто тебя заставляет? – в тон ему ответил Сик, специально расслабляя шнуровку на рубахе и ещё сильнее оголяя крепкую шею, с которой не успел сойти летний тёмный цвет. – Слушай, Родерик, – Сик внезапно стал серьезным и понизил голос, – Грезэ просила тебя прийти к ней.

Сын Стина от неожиданности подавился и непроизвольно тихо выругался:

– Какого… мне там делать? – взяв себя в руки, спросил Родерик, – она не должна видеть мужчин сегодня.

– Я знаю это не хуже тебя, – спокойно сказал парень, – но, пожалуйста, сходи к ней. Кажется, она у ручья. – не дождавшись ответа, Сик добавил, – Мы обо многом с ней говорили, но ты знаешь её с детства. Грезэ доверяет тебе больше всех. Ей нужно поговорить с тобой перед… ты знаешь.

Каштановолосый покраснел, а его узкие серые глаза заблестели. Родерик усмехнулся и протянул ему чашку.

– Как же не знать. Прикрой меня, а то у всех будут проблемы. Моя мать и мать Грезэ – есть ли оружие опаснее?

Сик засмеялся:

– Ты прав. Спасибо, брат… – улыбка Сика померкла, когда он увидел, что лицо Родерика снова стало привычно суровым, а взгляд его красивых глаз похолодел, – прости, я…

– Не извиняйся, – сказал Родерик, – ты не виноват в том, что я не могу слышать это слово, брат.

Он оставил Сика с полным мешком дичи и, не снимая ни лука, ни полупустого колчана, отправился к ручью, который ещё не собирался замерзать и в который следующим днем Последыши и Дети Сестры будут окунать Грезэ и его нового побратима. Сик предложил Родерику пройти обряд братания, отчаянно смущаясь, но сын Стина и не думал ему отказывать. Похоронив друзей, потеряв брата, перестав общаться со старыми знакомыми, он не мог не радоваться тому, что нашёл такого человека, как сын Эше. Они ушли в лесную чащу, кинжалом рассекли ладони и крепко пожали друг другу руки. Брат перевязал брату рану, брат обменялся с братом оберегами. Кинжал они закопали в землю, а в деревню уже вернулись совсем другими людьми.

Родерик радовался за свою подругу детства, хотя знал, что некоторые Последыши осуждают её: мол, она так скоро предала память о своем женихе, кудрявом шутнике Райфе. Среди осуждающих был и Каспар, который ничего не говорил и не вступал в предсвадебные разговоры – он их ненавидел – но его взгляд был красноречивее всех слов. Родерик однажды попытался переубедить дядю, даже зная, что это невозможно:

– Тебе ведь нравится Сик, Каспар, и тебе всегда нравилась Грезэ. Ты сделал столько игрушек для неё…

– Да, они мне нравятся. Но не вместе, – сказал племяннику Каспар, – слишком хорошо я помню Грезэ с Райфом, просивших разрешение у Старейшины связать свои судьбы воедино.

Родерика разозлил этот довод, потому что он невольно вспомнил о другой паре, чью свадьбу видел Лес незадолго до этого:

– А моих мать с отцом ты помнишь уже недостаточно хорошо?

Каспар поднял голову, оторвавшись от работы над новым нательным оберегом:

– Визель испытала слишком много горестей за свою жизнь. Она никогда не перестанет любить твоего отца, как и Арлен не перестанет любить свою Нэйни. Но друг в друге они нашли утешение и счастье. Это совсем другое. Это не желание девчонки стать женщиной, это…

– Слышать ничего не хочу, – вскочив с места, сказал Родерик. В его глазах стояли злые слёзы, – я до сих пор не верю в то, что ты, ты, Каспар, носящий с собой серебряную заколку Энциан, сватал другого к жене своего брата. И ты обвиняешь девочку в том, что она влюбилась? Как же это мерзко.

Родерик ушел прочь, и Каспар не стал его догонять. Не закончив оберег, он бросил его в огонь. Мужчина проводил племянника взглядом и тяжело вздохнул.

Родерик, вспомнив об этом, остановился и прислонился к холодному стволу молодого вяза. «Завтра будет вторая полная луна с того разговора, – подумал парень, стряхивая с волос снег, – молчание затянулось». Он твердо решил попросить у дяди прощения сразу после беседы с Грезэ. Вспомнив о девушке, Родерик поклонился вязу и продолжил свой путь.

Слух у Грезэ был такой же острый, как и у всех жителей Леса. Она услышала скрип снега под подошвами тяжелых башмаков. Невеста Сика дёрнулась, но услышала знакомый голос:

– Не оборачивайся.

Девушка снова села на одеяло и широко улыбнулась, так, что почувствовала, как появились ямочки на щеках.

– Привет, Родерик. Сядь рядом со мной, пожалуйста.

– Я останусь здесь, – Родерик стоял позади Грезэ, не выходя к ручью, и смотрел на её короткие волнистые темно-русые волосы, – вам с Сиком нельзя разговаривать. Почему я узнал от него, что ты меня ждёшь?

– Я попросила Рёскву сказать ему, – Грезэ смущенно покраснела, но Родерик этого не увидел – брата ты выслушал, а её бы не стал.

Родерик усмехнулся. Он знал, что по нелюдимости уже мог переплюнуть Каспара.

– Тебе и со мной нельзя говорить. Дурная примета – невесте видеть мужчин до свадьбы.

– Не могу поверить, чтобы ты мог принести мне неудачу, – Грезэ плотнее запахнула свою красивую шерстяную накидку и, помолчав, добавила, – мне нужно поговорить с тобой, Родерик.

– Я слушаю тебя.

Грезэ села вполоборота к рощице за её спиной, но Родерик поспешно скрылся за деревом. Он верил в эту примету, как и во многие другие.

– Мне очень стыдно перед Райфом, Родерик, – тихо сказала Грезэ, и её ореховые глаза наполнились слезами, – и я… я знаю, что меня все осуждают, все, кроме мамы, которая просто мечтает о внуках. И тебя, ты тоже на моей стороне. Но я не могу говорить об этом с подругами, даже с Рёсквой, а тебе вот так просто это сказала. Мне, правда, так стыдно, и я не знаю, что с этим делать.

Родерик прикрыл глаза и глухо закашлялся. Хотя кость давно срослась, кашель никак не оставлял его в покое. Он снова посмотрел на Грезэ через плечо и уверенно сказал:

– Райф любил тебя. И мы все считали его счастливчиком, раз ты полюбила его. Но его душа нашла дерево, и я не сомневаюсь в том, что его последней мыслью было пожелание тебе счастья. Ты будешь счастлива с Сиком. А люди… им всегда что-то не нравится, но это не помешает им завтра веселиться на вашей свадьбе.

Грезэ утирала слёзы и не могла ничего сказать, но слова Родерика облегчили груз на её сердце, и юноша почувствовал это.

– Я очень рад за тебя, милая моя омела, – Родерик старался говорить как можно мягче, – Сик славный парень. И со временем все поймут, что ты права в том, что заставила себя идти дальше. Я знаю, что тебе это тяжело дается. Моей матери до сих пор трудно, а я осуждал её так же, как сейчас осуждают тебя. Но я ошибался, я признаю это.

– Мне казалось, что ты рад за Визель… – неуверенно сказала Грезэ.

Родерик покачал головой:

– Мне хотелось видеть её счастливой, и этому я был рад. Но Арлен… я не знаю, почему я так к нему отношусь, но он никогда мне не нравился, хотя его сын был моим лучшим другом. И я знаю, что он любит меня как родного. В этом есть какая-то насмешка Богов, – Родерик кашлянул, – мне всё чаще кажется, что я сам насмешка Богов, – чуть тише сказал он.

Грезэ посмотрела на деревья и среди них увидела опущенную голову Родерика. Она перестала жалеть себя, почувствовав, что его страдания глубже и сложнее, чем её. Девушка поняла, что не ошиблась, позвав старого друга вопреки верованиям и приметам. Они страстно желали выговориться и наконец смогли это сделать.

– Ты не насмешка, а дар, Родерик. Дар каждому, кто знает тебя. Ты можешь хоть сколько казаться злым и говорить только то, что думаешь, или молчать днями, как Каспар, и бежать от прежде родных тебе людей, но ты не перестанешь от этого быть великим даром.

Родерик удивленно поднял голову и увидел, что Грезэ смотрит на него. Он в который раз невольно восхитился её красотой, но его сердце забилось сильнее не от этой красоты, а от слов, сказанных ей.

– Я не стою таких слов, – только и смог вымолвить Родерик, всё ещё смотря ей в глаза.

– Это не тебе решать.

Они долго молчали, слушая, как лениво журчал ручей и как вдалеке весело перекрикивались их сородичи.

– Почему ты не женишься, Родерик? – внезапно спросила его Грезэ, вновь поворачиваясь спиной к роще, – неужели никто не люб тебе? По секрету скажу, что все мои незамужние подруги вздыхают, стоит тебе пройти мимо.

Родерик, всё ещё проговаривая про себя слова подруги, усмехнулся:

– Пусть ищут другого для своих вздохов. Я не думаю, что женюсь в ближайшие годы.

– Я в детстве думала, что мы с тобой поженимся, – задумчиво сказала Грезэ, не признаваясь в том, что слукавила, сказав это. Она думала, что станет женой сына Стина, и её воображаемым женихом день ото дня становился то один, то другой.

– Что ж, твоё счастье, что так не вышло, – грустно улыбнулся Родерик.

***

Как говорил Родерик, свадьба Сика и Грезэ вышла очень весёлой и шумной. Молодые язычники, конечно же, больше всего ждали окунания молодой пары в воду. Несмотря на холод этот обряд продолжался достаточно долго: ведь каждый из «провожатых» норовил коснуться жениха и невесты для привлечения удачи в любви. Родерик, без восторга участвовавший в окунании, несколько раз ощутимо стукал по спине парней, которые норовили прижаться к невесте крепче, чем следовало. После представления будущих супругов Богу Воды, все поспешили переодеться и укутаться в теплые шкуры. Грезэ и Сик торжественно бросили свои мокрые одежды в большой костер, принявший их с довольным шипением, готовый сжечь свидетелей старой жизни молодой семьи. Жених и невеста обменялись оберегами, подаренными им Каспаром, и перед лицом сородичей, Духов Леса и Богов принесли друг другу клятвы в вечной любви и верности. После этого Эфой, неожиданно прослезившийся, крепко связал правую руку Грезэ и левую руку Сика длинной обрядовой веревкой. С гулом, песнями и неприличными шутками молодых оставили одних в наступающей ночи около костра и утепленного шалаша, наскоро возведенного накануне специально для них.

Родерик отстал от галдящей молодежи и присоединился к чинно шагавшим мужчинам. Каспар подмигнул племяннику. Прошлым вечером сыну Стина ничего не пришлось говорить дяде. Едва Родерик подошел к Каспару, тот сунул ему в руки свой кинжал и попросил наточить. Так и произошло их примирение после долгой молчаливой ссоры. Мужчины говорили отнюдь не о свадьбе. Их волновали слова, сказанные утром Старейшиной. Он собрал перед собой два рода и донёс до них волю Богов:

– Придет день, когда мы оставим Лес и отправимся к морю – водам, не имеющим конца для лесного человека. Боги скажут, когда нам нужно уходить. Будут знаки всем, каждому. Не все из нас дойдут до того моря, не все вернутся. Но многие из вас вернутся в Лес с новым вождем, – Старейшина посмотрел невидящими глазами на Родерика, но он не дрогнул под этим взглядом.

– Не нравится мне это море. Что за море вообще? – ворчал Ийзо, косясь на Старейшину, ехавшего верхом на крепком коне вместе с Эфоем чуть поодаль от них.

– Тебе никогда ничего не нравится, плющ ты вьющийся, – сказал Каспар, – Боги не стали бы подвергать нас опасности. Море так море. Поживем – увидим.

– А я согласен с Ийзо, – внезапно подал голос Родерик, – буря меня забери, к чему это? Зачем нам уходить из родного Леса, если потом мы вернемся?

Мужчины согласно закивали, и даже Каспар довольно хмыкнул. Внезапно Алто, конь Эфоя, остановился. Старейшина повернулся к мужчинам и сказал, натягивая сухие губы на морщинистом лице. Не все сразу поняли, что это была улыбка.

– Что-то, сын Стина, можно найти только в пути, – сказал Старейшина, трогая вождя Детей Сестры за плечо, чтобы тот продолжил путь.

– Как всегда всё очень понятно, – тихо сказал Арлен, неожиданно оказавшийся рядом с Каспаром. Под руку он вёл тихую Визель, – Родерик, постой немного с нами.

Юноша, перехватив насмешливый взгляд дяди, удивленно остановился. Некоторое время они стояли молча в ожидании того, как их побратимы и названные сестры пройдут мимо. Когда они остались одни, Родерик не выдержал:

– Что такое? – спросил он, обращаясь к матери, – холодно же стоять.

Визель подняла голову и посмотрела на своего сына, невольно залюбовавшись его лицом, к её сожалению, больше похожему на лицо Каспара, чем Стина. Внезапно она с ужасом поняла, что стала забывать, как выглядел её любимый муж. От этой мысли её голос задрожал, когда она начала говорить:

– Родерик, сын мой… я… мы… мы с Арленом хотели тебе сказать, что… – она перевела взгляд испуганных серо-зеленых глаз на мужа, спокойного, как и всегда. Он улыбнулся ей и обнял за плечо. Родерика передернуло, но Визель стало легче, и она закончила свою мысль, – мы с Арленом хотели сказать, что у нас будет ребенок, а у тебя сестра или…

Она осеклась и неуверенно посмотрела на сына. Тот глубоко вздохнул и улыбнулся:

– Или брат, да. Я очень рад за вас, матушка, – Родерик посмотрел на Арлена и тот отпустил Визель. Парень обнял свою мать, объятия которой ни с чем невозможно сравнить. Невысокая худая женщина делала так, что он чувствовал себя в безопасности, чувствовал себя её частью, её плотью и кровью. Обнимая мать, Родерик понял Каспара. Она счастлива, и это главное. Родерик улыбнулся и отпустил Визель. Женщина встала на цыпочки и осторожно поцеловала его в обе щеки:

– Люблю тебя, мой хороший, – прошептала она.

– И я тебя, мама.

Родерик подошел к Арлену и искренне хотел, чтобы Боги вселили в него любовь к этому человеку. Но Боги оказались глухи к его просьбе. Обняв мужа своей матери, парень не почувствовал ничего.

– Поздравляю тебя, Арлен, – спокойно сказал он, всё ещё улыбаясь и надеясь на то, что его улыбка не выглядела натянутой.

– Спасибо, мой мальчик.

Родерик снова вздохнул. «Мой мальчик» из уст Арлена не был тем же, что и «мой мальчик» из уст Каспара, мамы или даже Эфоя. Но он сдержался.

– Мы думаем, что если родится сын, то мы назовем его Стином, – продолжил Арлен.

«Ты смеешь произносить его имя, деля ложе с его женой?», – хотел сказать Родерик, но сказал совсем другое:

– Я думаю, отец был бы рад.

Увидев счастливую улыбку на лице матери, молодой язычник подумал, что сделал правильный выбор.

– Стина любили все, даже моя Нэйни, – сказал Арлен, – было бы замечательно, если сын Хайде смог поделиться этим даром с малышом.

Повисло молчание, и Визель со вздохом потянула мужа за шерстяной плащ:

– Уже темно, надо вернуться ко всем, – сказала она.

Родерик кивнул и молчал до тех пор, пока они не дошли до шумно празднующих свадьбу Сика и Грезэ сородичей. Парень быстро нашел Каспара, сидевшего у небольшого костерка неподалеку от танцующих и поющих. Дядя перебирал поленья, и Родерик поспешил к нему, оставив мать позади. Ему было грустно и радостно одновременно, и он знал, что его сможет понять только дядя. Но, как всегда в минуты, когда его обуревали сильные чувства, Родерик не следил за языком. Поэтому, садясь рядом с Каспаром, он ляпнул:

– Вот и случилась свадьба в первую Луну, – но увидев, как вытянулось лицо дяди, он поспешно извинился, – прости, Каспар, я такой дурак…

Каспар быстро собрался и добродушно посмотрел на племянника:

– Ничего. Боги ведь не перестали соединять судьбы людей после смерти Энциан. Так почему бы не быть свадьбе в первую луну? Нет, Тюрх, мы пока посидим, спасибо! – крикнул он Сыну Сестры, звавшего их перекусить, а после вновь посмотрел на Родерика, – А ты готовься. Будет тебе брат взамен потерянного.

Родерик стиснул зубы, но промолчал. «Лучше вообще забыть, что у меня когда-то был другой брат, кроме Сика», – подумал он.

– Теперь мы в расчете, – хмыкнул Каспар, – прости меня.

– Нет. Всё в порядке, – проворчал Родерик, думая, о чём завести разговор, – Меня ведь кто-то звал даром Богов, да? В детстве. Я не могу вспомнить, второй день думаю об этом.

– Да, твой отец, – улыбнулся Каспар, отбрасывая негодное для работы полено в сторону, – ведь ты родился таким слабым. Мы боялись, что Боги призовут тебя назад. Старейшина сказал тогда, мол, если переживет эту ночь, то переживет нас всех. Это была одна из самых длинных ночей в моей жизни. Визель была с Ге… кхм, со старшим сыном, мы со Стином и с Тристой, твоей бабкой, – с тобой. Ты не плакал, но было видно, как тебе плохо. Ты так тяжело дышал, часто-часто и смотрел на нас. Глаза у тебя синие были тогда, Стин еще сказал, как ты на меня похож, – Каспар усмехнулся, – а под утро ты будто перестал дышать. Всем нам так показалось. Я чуть не умер на месте. Совсем ребенком же был я, переживал жутко. Но ты всего лишь уснул, – мужчина посмотрел вдаль и улыбнулся воспоминаниям, – никогда так не радовался спящему ребенку. Триста расплакалась, Стин её чуть пинком не выгнал – боялся, что разбудит тебя. Мы смотрели на тебя, на то, как ты спал, а потом я понял, что Стин сам плачет. И он тогда назвал тебя Родериком в честь нашего деда. Я его не помню, его душа нашла дерево, когда я был совсем маленьким, но отец говорил, что все мои обереги и игрушки – это у меня от него. Он был настоящим мастером. Тогда же брат сказал, что ты дар Богов. Странно, что ты этого не помнишь. Визель раньше любила это повторять.

Родерик улыбнулся, и будто тепло разлилось по его телу. Даже много лет спустя этот рассказ Каспара был для него отрадой и в самые тёмные дни его жизни.

– Мне снился отец сегодня, Каспар, – сказал Родерик, смотря в звёздное небо, – я видел день, когда ты принёс его.

Каспар закрыл глаза и будто наяву оказался в их убежище в тот момент, когда он, дотащив тело старшего брата, без сил упал на землю, всё ещё не отпуская плечо Стина. Его долго не могли оторвать от изуродованного брата. Один из лучших воинов Последышей был убит стрелой, пущенной безжалостной рукой прямо в мутно-карий глаз. Каспар не видел и не слышал, как приволакивали тела остальных, отдавших жизнь за их жизни, за его жизнь. Он лежал на холодной груди брата и сам понял, что жив, только когда услышал над ухом плач Визель, дикий, отчаянный, жалкий. Каспар моргнул и спросил у племянника:

– Что было в том сне?

– Там был ты, была мать, был Арлен и, – Родерик сглотнул, – он был тоже. Отец лежал на земле, уже умытый, причёсанный, с повязкой на глазе. Мы стояли вокруг него, и ты подошёл к нему, чтобы обвязать плющом голову и снять с него оберег.

Каспар молча слушал рассказ Родерика, удивляясь, что он почти ничего не чувствует. Лунный бог, рождавшийсч и погибавший, уносил его скорбь за собой. Но всё же взгляд невольно скользнул по левой руке, где на широком запястье Каспар увидел тонкую полоску выцветшей красной ткани, оберегавшую его старшего брата при жизни. Стин не считал обереги особенной частью себя, в отличие от младшего брата, над которым тот по-доброму посмеивался. Каспар забрал единственный браслет брата, и никто не был против его решения.

– Внезапно отец встал, – продолжил Родерик, – и было очень страшно видеть его стоящим с этой повязкой, с целым глазом, который был будто больше не его. Он подошёл к тебе и что-то сказал, потряс тебя за руку и прошёл мимо нас. Отец обнял мать и поцеловал её в лоб. Потом он остановился около Арлена и долго смотрел на него, – Родерик поморщился, вспоминая подробности сна, – я не запомнил, что отец сказал ему, но он говорил долго. Потом он достал из сапога кинжал и ударил им Арлена прямо в сердце. Тот упал, а отец вернулся на своё место, лёг и обмертвел. Больше я ничего не помню, – Родерик посмотрел на дядю, – это очень дурной сон?

Каспар, приблизившийся к костру и начавший во время рассказа Родерика вырезать из дерева фигурку зайца, дёрнул руку и засунул порезанный палец в рот. Увидев, что кровь от этого ненадолго остановилась, он пожал плечами и спокойно сказал:

– Сон как сон. Кажется, ты действительно не очень-то любишь Арлена.

Родерик поморщился, но облегченно улыбнулся:

– Я смирился с тем, что его выбрала мать. Большего ему не стоит ждать.

Каспар, увлечённый работой, ничего не сказал. Родерик немного понаблюдал за тем, как снова оживает небольшое дубовое полено, а после встал и отошёл к празднующим, запевшим его любимую песню, сочинителя которой уже не вспомнили бы и старики. Каспар ненадолго прекратил свою работу и внимательно смотрел в пламя костра, около которого сидел, будто стараясь найти в нем хоть какие-то ответы. Каспар редко врал, это было противно его характеру. Но он не мог сказать племяннику правду. Ведь его сон действительно был дурным.

========== Глава седьмая. Клятва язычника ==========

Стин, сын Хайде, ушел с младшей дочерью Земли 51 лунную жизнь назад

Стихотворные строки принадлежат Поэту и Чародею Джио Россо (стихотворение «Боже, храни короля…»). С его произведениями можно ознакомиться в группе Вконтакте: https://vk.com/public73639582. Ему же я посвящаю эту главу.

Время, наш заклятый враг, способно каждого заставить забыть о том, кем он когда-то был, кем является на самом деле. Но стоит нам вернуться домой, как всё встаёт на свои места: настоящее часто бессильно перед прошлым.

Герард успел отвыкнуть от молчания за ужином. В замке короля Фридриха каждая трапеза воспринималась как пир. Музыка и смех были привычными гостями за столом. Никто не хотел вспоминать о тех временах, когда этими гостями были страх и боль. Вернувшись же в замок герцога Вестфалии, Герард увидел, что по-прежнему есть и другой взгляд на ужин – всего лишь как на принятие пищи. В большом зале находилось всего шесть человек: сидящие за столом чета хозяев замка и их гость и прислуживающая им челядь. Угрюмый герцог не поднимал головы, будто не замечая посланника короля. Наконец, его жена, с которой у Герарда были сложные отношения, не выдержала и прервала затянувшееся молчание:

– Мы с мужем рады видеть вас, сир Герард. И надеемся, что вы погостите у нас как можно дольше.

Герард не обманулся вежливым тоном герцогини. Конечно, Равенна не была безумна от счастья видеть его за своим столом. Но он был благодарен герцогине за начало беседы и кивнул ей. Два года, что он её не видел, мало изменили девушку. Герард отметил, что её тело всё так же по-детски тонко и нескладно: хотя герцогине и принцессе уже минул семнадцатый год, её шея была тонка, плечи угловаты, а грудь некрепка. Он встречал разных девушек, но перед глазами встал образ красавицы Грезэ, какой он её помнил, и рядом с ней Равенна казалась бы совсем девчонкой. Но вопреки всему юную герцогиню трудно было назвать некрасивой. Светлые волосы обрамляли её бледное лицо с аккуратным носом и пухлыми губами, а прозрачно-голубые глаза смотрели с тем же дерзким вызовом, что и в день их первой встречи. Она будто ждала от него очередной злой колкости, которыми они обменивались в те дни, что он жил в её замке. Но Герард вырос из этого и чувствовал, что и она сильно изменилась.

– Благодарю за теплые слова, госпожа. Я глубоко тронут и, конечно, не смею отринуть ваше приглашение. Я знаю, что сир Брайн был здесь около полугода назад, поэтому вы, милорд и миледи, знаете всё о славных победах нашего короля и о том, как он нашел своего сына и признал его.

Бывший лесной парень научился говорить не хуже знатных рыцарей и очень этим гордился.

– Сир Брайн, действительно, в основном рассказывал о боевой славе отца, – скосив взгляд на мужа, сказала Равенна, – но мне бы хотелось больше узнать о моём брате. Как вышло, что он объявил о себе только сейчас?

– И тебе это интересно? – впервые подал голос Элфрид, – какая разница, когда появился этот самозванец, если он самозванец?