Текст книги "Keep Coming (СИ)"
Автор книги: fox in the forest
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Тринкет весь оставшийся вечер не могла избавиться от этих мыслей, пребывая в меланхоличном настроении. И даже не успела заметить, как пролетела ночь и наступил новый сложный день…
… который начался с выяснений отношений. Октавия кричала на Цезаря, который держался изо всех сил. Но его выдержки хватило ненадолго, и мужчина тоже сорвался на крик. В результате чего был выставлен из квартиры.
– Индюк напыщенный! – продолжала ворчать Тави, нарезая круги по комнате. – Ненавижу! Бесит! Как же бесит!
– Милая, я уже опаздываю в больницу, – осторожно заметила Эффи.
– Да, точно, прости, – стилистка закусила губу, виновато смотря на часы. – Я, наверное, дома останусь.
– Ладно, тогда до вечера.
За время, проведенное в машине по пути в больницу, Тринкет поняла одну простую истину: она терпеть не может это место. И через несколько минут она готова была подорвать его.
Каждый из пяти имеющихся врачей задавал по очереди странные вопросы, каждый брал кровь на анализ и приписывал странные лекарства. И ни один из них так и не соизволил объяснить ей, что с ней происходит. Потеря обоняния и осязания лишь давала повод для дискуссий между врачами. И Тринкет обреченно покинула их, пока они жарко обсуждали проблему, совершенно позабыв о пациентке.
Девушка проследовала по светлому коридору, спустилась по лестнице на первый этаж, сворачивая налево – так, как объяснил Плутарх. Капитолийка остановилась у полураскрытых дверей. Ей стало страшно. Решительность испарилась. Она вросла в пол, не в силах сделать шаг.
– Давай, Тринкет. Эбернети бы засмеял тебя, будь его задница здесь!
Осторожно приоткрыв дверь, она заметила движение в комнате. Любопытство победило страх, и она осторожно прошла в лабораторию, оставаясь незамеченной.
Эффи смотрела, как Логан метался по комнате. Мужчина подбегал к столу, где были разложены разные препараты и установки с колбами, хватая какие-то склянки, и в следующую секунду оказывался у другого стола, на котором были разложены бумаги и журналы.
И что-то искал, что-то сверял. Всё время делая пометки в журналах.
Лицо его было бледным, как мел. Он был сосредоточенным и все движения были точными, хотя общий вид можно было назвать хаосом. Эффи наблюдала за ним, не отрывая глаз. И видеть его таким было непривычно. Почти страшно.
Он не поворачивал головы, но Тринкет знала – он почувствовал, что она здесь. Это было видно по слегка сжавшимся пальцам и запястьям, на которых выступили венки. Но заключенный продолжил бегать от одного стола к другому, пока одна из пробирок не взорвалась.
Эффи вздрогнула от неожиданности. Звон бьющегося стекла заставил вернуться в резиденцию, и она сразу же почувствовала, как рука прижимается к её рту. Вспомнила эту хватку, укол и адскую боль чуть выше ключицы. Ей казалось, что она вот-вот сойдёт с ума…
Закрыв глаза, Тринкет прошептала цифры от одного до пяти, чтобы успокоиться, но она ещё ощущала руки на теле, почти физически ощущая взгляд и ухмылку на лице стрелявшего. До тех пор, пока мягкий голос не заставил вернуться в реальность.
– Надеюсь Вас не сильно напугал мой эксперимент? – мужчина улыбнулся и жестом пригласил Эффи войти внутрь. – Не бойтесь. Могу заверить Вас, больше в этом помещении ничего не взорвётся.
========== Часть 14 ==========
– Я ждал Вас немного позже, – мужчина сгрёб остатки битого стекла со стола.
Для человека достаточно высокого он двигался с необычайной грацией и быстротой. Логан выбежал из комнатки, а уже через секунду вернулся обратно, держа в руках очередную порцию пробирок. Разобравшись с посудой, мужчина почти сел на стол и изучающе уставился на Эффи. Его тёмные глаза, как казалось Тринкет, излучали тепло. Ужасное, влажное, неприятное тепло, которое душит, нежели греет. А улыбка была чем-то схожей с той, которую она так привыкла видеть на лице Эбернети. Немного надменная, немного осуждающая и слишком открытая.
Его руки плотно прижаты к груди, а подбородок с вызовом вздёрнут.
– Нет, мисс Тринкет, Вы не глупая и точно не трусиха, – он отрицательно покачал головой в подтверждение своих слов.
– Что? – тихо переспросила Эффи.
– Вам не страшно, а я уверен, что это так, потому как трус не стоял бы у меня на пороге. Разве что глупец, но и тот бы сбежал после моего приветствия. Но Вы всё ещё тут, и мне не понятно, почему не проходите?
– А может мне страшно, – подумала девушка, но слова так и не слетели с губ. Она просто смотрела в пол.
Девушка даже не успела среагировать, когда он оказался возле неё, касаясь холодными руками её плеч.
Ужас сдавил гортань, её сердце внутри перевернулось тройным кульбитом.
Несколько секунд они молчали. Он ждал, когда она перестанет трястись, и она действительно перестала, словно наконец приняла его существование. Логан выдохнул и снова заговорил.
– Нужно было дать Вам время. Свыкнуться. Отдохнуть. Может тогда процесс восстановления пошел быстрее.
Всего секунда, и он уже занимался экспериментом. Эффи осторожно вошла в комнату. Лаборатория оказалась очень холодной комнаткой, и Тринкет поёжилась. Стой мурашек пробежал по рукам и спине.
– Вас уже осматривали другие врачи? – холодно поинтересовался он, вглядываясь в микроскоп.
– Да, – коротко и тихо ответила Эффи.
– Не ходите к ним больше. Теперь за Вами наблюдаю только я.
Резко и требовательно. Он даже головы не повернул в её сторону, словно ему совершенно не было никакого дела есть она или нет её в лаборатории. Отчужденно-отстраненный ученный командовал ей. И это вызвало очередную вспышку гнева Эффи.
И вообще, в последнее время все только и делают, что командуют ей.
– Есть что-то, что Вас беспокоит? – он оборвал её мысли, и она нахмурилась, отчаянно осмысливая вопрос.
– Я не чувствую вкусов и запахов.
– Что-нибудь ещё?
– А этого недостаточно? – слова вырвались быстрее, чем она сообразила.
Логан оторвался от микроскопа. Медленно повернулся лицом к Тринкет.
– Я знаю какие симптомы появляются у больных, – он коснулся подбородка кончиками указательных пальцев, словно вспоминал название болезни. – Кажется, теперь это называют “мёртвым сознанием” или Вам приятнее называть синдром своим именем?
Эффи отрицательно кивнула. Это всё, на что она была способна – просто кивать в ответ, не отводя взгляда. Он гасил её злость одним взглядом, делая её покорной. Это не нравилось Тринкет, но перечить потенциальному убийце, когда он стоит в двух шагах от неё, было бы глупо.
– Эффи, я не уверен, как в Вашем случае поведёт себя мой препарат. И Вы должны быть уверенны, что, скрывая от меня симптомы, Вам не станет хуже, – он смотрел, изучал её, а она нервно сглатывала и не знала куда деть руки.
– Как часто мы будем встречаться? – вопрос прозвучал слишком тихо, и даже слегка обречено.
– Чем чаще, тем лучше. Но насильно я Вас не хочу держать. Если станет хуже или проявится новый симптом – срочно ко мне.
Она отрывисто кивнула, а Логан одобрительно кивнул в ответ.
Следующие несколько дней прошли в таком же режиме – она замирала на пороге лаборатории, пока он не приглашал её внутрь. Затем допросы, осмотр, но иногда Логан позволял себе взять у неё кровь на анализ. Из всего, что доводилось видеть Тринкет, это было самым удивительным – его глаза меняли цвет, когда он касался её рук, делая укол.
Зелено-карие, словно мокрый мох в лесу, глаза, смотрящие как всегда угрюмо-прохладно, темнели как только игла касалась кожи. Ей даже казалось, что он боялся причинить боль. Мужчина сразу же становился менее ворчливым и смотрел по-доброму и даже заботливо. Это конечно же сбивало с толку, мешало думать. Хотя был и плюс – после того как Эбернети покинул Капитолий, Эффи не находила себе места. Все её мысли были заняты им. Все сны, даже самые страшные были о нём. Всегда о нём. И это сводило с ума даже больше, чем “мёртвое сознание”. Только в одном месте она могла отвлечься от Хеймитча, но почему-то мозг упрямо отрицал этот факт.
Эффи продолжала следить за Логаном издалека. С некоторой досадой она осознала, что он следит за ней в ответ. С каждым днём, он становился ближе, а она больше не боялась его. Эффи не знала, как прекратить это. Не представляла, как вытеснить его обратно в общую массу. Теперь он жил в её мыслях, и отношение к нему неминуемо менялось.
И он чувствовал это, Логан ощущал отдачу.
Каждый день влажный тёплый взгляд убивал в Тринкет эмоции злости и ярости. Он убивал в ней остатки Эбернети, не оставляя после себя ничего. Вакуум. Опустошенность. Она была словно рыба, выброшенная на сушу океаном, выпотрошенная, но ещё не мёртвая.
Не так давно Эффи сделала важное наблюдение: паника в городе достигла невероятных высот. В больнице за неделю появилось несколько зараженных капитолийцев. Ещё через несколько дней больных было уже пять. Каждый третий натягивал на лицо защитную маску, каждый второй сторонился идущих навстречу прохожих. Почти все капитойлицы обсуждали “Синдром Эффи Тринкет”, как самую страшную болезнь. Как Чуму. Когда люди обнаруживали странные симптомы, они до последнего надеялись, что этому найдётся объяснение. Любое, но только не то самое. Синдром, названный её именем. Это казалось абсурдным, и совсем не вызывало злости или раздражения. Наоборот, Тринкет ощущала вину за то, что её любимые капитолийцы боятся.
Хеймитч назвал бы тебя дурой! Ты дура Эффи. Дурадурадура!
На улице было прохладно, мелкие редкие капельки холодной воды срывались с серого неба и разбивались о землю. Последний летний день выдался пасмурным и холодным, словно уже давно царила осень. Эффи закуталась в куртку, пряча руки в рукава, чтобы хоть немного согреться. Но упрямый ветер хлестал по лицу, и вдыхая его, она думала, что он проникает в неё. Глубоко. Скапливается под сердцем, формируя огромный кусок льда.
Она обернулась, когда услышала своё имя, встречаясь взглядом с Фликерманом. Мужчина резко подскочил к Эффи:
– Разве Октавия не с тобой?
– Нет, ещё вчера уехала куда-то, – пожала плечами Тринкет, рассматривая обеспокоенное лицо друга.
– Дома её нет. Мы хотели встретить тебя вместе, но она ушла раньше. И я не знаю, где она.
– Не переживай, это же Тави. А что значит “дома её нет”? – она сощурилась и тепло улыбнулась. – Не хочешь объяснить мне?
– Она осталась у меня вчера, – Фликерман поправил прическу и смущенно улыбнулся. – Это не то, о чём ты подумала. Просто дружеский визит.
– Фликерман, иногда, мне хочется тебя убить, – фыркнула Эффи, – почему ты не скажешь ей?
И вот тот самый вопрос, который забил в угол лучшего ведущего Панема. Он хлопал ресницами и хватал ртом воздух, пытаясь начать свой ответ, но нужные слова никак не хотели складываться в предложения. Словно её вопрос был огромным камнем, ударившим его по голове. Цезарь Фликерман впервые не смог сказать и слова.
– Не думаю, что ей это нужно, – выдал он, хмурясь, складывая руки на груди.
– Глупости!
Цезарь как-то странно улыбнулся и обнял девушку, чувствуя её мелкую дрожь.
– Ты вся дрожишь! Эффи! Идём быстрее, промокла же!
Нахмурился, ругается. Прижимает к себе одной рукой, делясь своим теплом. Слишком добрый, слишком заботливый. От его заботы ей захотелось расплакаться.
Наконец-то для Тринкет наступил период стабильности. Но стабильность оказалась не тем, что ей было нужно. Она не знала, чего бы ей хотелось, но отчетливо понимала, что этого не хватало. Она стабильно падала вниз. В тёмные углы меланхоличной усталости. В состояние удушающей апатии. А всё потому, что не было нужной эмоции. Нужного катализатора для этой эмоции. Имя крутилось на кончике языка, но Тринкет игнорировала его.
Хеймитч Эбернети. Катализатор моей ярости!
– Эффи, всё нормально? – она коротко кивнула. Логану этого хватало. Но Фликерман упрямо сверлил её взглядом требуя подробностей.
– Родной мой, я уже опаздываю.
Не нужно. Не заставляй меня говорить это вслух.
Друг провёл её до больницы, останавливаясь у самого кабинета, и тихо шепнул. Не так как обычно, а растерянно, не складно:
– Ты в порядке? Это из-за него, да?
Кулаки сжались и глаза испуганно сверкнули. Неужели понял?
– Ты о ком?
– О Логане, конечно же. Если он что-то сделал тебе…
– Нет, что ты. Всё нормально, – она улыбнулась. – Спасибо.
Слова. Он говорил совершенно искренне, улыбался и кивал. Пытался делиться с ней своим теплом. Его золотая макушка могла заменить солнце. Тринкет осторожно обняла его, ощущая нежность на кончиках немеющих от холода пальцев. В последнее Она быстро отстранилась, приговаривая, что Логан не любит, когда она опаздывает.
– Тогда я пойду с тобой и приму удар на себя. Это же я тебя задержал.
Долго уговаривать он не стал и не дожидаясь ответа Тринкет, ведущий открыл дверь.
В лаборатории было пусто. Несколько бумаг хаотично раскиданы на полу. Пара битых пробирок – Эффи это не удивило, поскольку очень часто они лопались во время экспериментов.
– Может он сам опаздывает? – поинтересовался Фликерман.
Вопрос повис в воздухе. Эффи не хотела делать никаких предположений на этот счет. Она вообще старалась избегать ситуаций, когда нужно было думать о Логане. Девушка прошлась по комнате, замечая движение в коморке, где хранился нескончаемый запас пробирок и других более странных предметов и жидкостей. Осторожно приоткрыв дверь, Тринкет увидела медсестру. Женщина собрала несколько вещей и собиралась покинуть лабораторию, но, развернувшись и заметив Эффи, вскрикнула от неожиданности.
– А вы ещё кто такие? – её брови взлетели вверх, а нижняя губа выпятилась.
– У меня приём.. Не подскажете, где мой врач? – Эффи растянула губы в улыбке, удивляясь, что всё ещё может улыбаться или хотя бы создавать видимость.
– Мистер Реддл? Логан Реддл? У него сложная пациентка с синдромом “мёртвого сознания”.
– Да, и это я, – она тяжело выдохнула. Лёгкие отяжелели, словно в них был залит свинцовый воздух.
– Вы не поняли. Только что к нам девушка поступила… Не может быть! – она хотела всплеснуть руками, но вовремя вспомнила о пробирках в руках. – Цезарь Фликерман!
Ведущий замялся у входа, затем улыбнулся и помахал рукой в приветственном жесте.
– Мне нужно бежать. Но знаете, Вы могли бы пройти со мной. Помочь установить личность. – девушка болтала, не останавливаясь ни на секунду. Её слова произносились так же быстро, как звук от маленьких каблучков разлетающийся от быстрых шагов. – Знаете сколько хлопот потом? Сколько этих зеленоволосых развелось… Иголку в сене искать легче, чем знакомых девушки с зелёными волосами!
Фликерман заметил как побледнела Эффи. Он отрицательно покачал головой, словно поймал её мысль.
Это не она. Успокойся.
Он и сам заметно нервничал. Даже больше, чем Тринкет. Просто смотрел в одну точку перед собой. Хмурый и какой-то серый. Эффи моргнула – золотая макушка ведущего больше не напоминала солнце, разве что под пеленой облаков.
Медсестра что-то непрестанно болтала, и замолчала, как только открылась дверь в палату. Ту самую, где впервые Эффи осознала, что ничего не помнит. И это ожидало всех, кому ввели эту вакцину. Факт. Ужасный, неприятно зудящий на языке, застрявший в горле комом – но факт!
Логан резко обернулся, рыча вопрос “почему так долго?”. Он выглядел усталым и взволнованным. Казалось, что случилось что-то очень нехорошее. Что-то, чего не должно было случиться. Что-то, что полностью разрушило привычный ход жизни мужчины.
Дыхание Тринкет перехватило, и она против воли поднесла руку ко рту. Остальные слова потонули в звоне, который так и разорвался в ушах, а глаза распахнулись, глядя на мужчину с ужасом и недоверием. Даже после взрыва ей не было так паршиво.
– Они стерли её, – прохрипел ведущий. Этого было достаточно. Его голос подтвердил все опасения.
– Это ещё кто? – закричал Реддл, выбивая почву из под ног Эффи. – Сегодня точно кто-то умрёт, если ты не выведешь их отсюда.
Услышав команду, медсестра вытолкала окаменевшего ведущего, объясняя, что у них случился форс-мажор. Что, кому-то из пациентов стало хуже. И, возможно, кто-то умирает. Эффи шла добровольно, но не осознавая этого.
Прислонилась спиной к холодной стене. Осторожно коснулась её кончиками онемевших пальцев. Она закрыла глаза, но картинка словно въелась на обратной стороне век – она видела Октавию. Это был факт. Ещё один ненужный скользкий факт, за который она не могла ухватиться. У неё не было сил принять его.
Фликерман сжимал челюсти так сильно, что из десен могла хлынуть кровь, и Эффи осторожно коснулась его плеча.
– С ней всё будет хорошо, – она верила в эти слова, повторяла про себя, словно гребанную мантру. Потому что знала, что иначе быть не может.
Ведущий, обнял Эффи, крепко прижимая к себе, и девушка почувствовала, что его беспокойство плавно перетекает в неё саму. И кусок льда переходит в стадию айсберг.
Тринкет ненавидела ждать. Ожидание всегда длится бесконечно, если ждёшь чего-то конкретного. Чего-то важного. Уже через час Эффи хотела лезть на стену, пока Цезарь наматывал странные неровные круги по узкому коридору. Ожидание убивает нервные клетки больше, чем ярость или испуг. И когда дверь открылась, Тринкет ощутила что-то между выше перечисленных эмоций и маленького сердечного приступа. Сердце просто рухнуло вниз со скоростью звука, но не успев разбиться вдребезги об бетонный пол, подскочило, возвращаясь на место.
– Пациент умер. Это первый случай, так что нет никаких предпосылок, что смерть вызвана именно “мёртвым сознанием”, – тихо произнесла ещё одна медсестра. Девушки, вывозя тело из палаты, активно обсуждали происшествие, пока не скрылись за углом коридора.
Это был молодой капитолиец, который так и не смог очнуться. Это была не Октавия.
Эффи рванула в комнатку, где лежала их подруга, подбежала к кровати, игнорируя недовольство Логана. Октавия выглядела умиротворённо. Её глаза были открыты, но смотрела она куда-то вдаль. Сквозь пространство.
Смотри – так же было и с тобой. Так умирали твои воспоминания. И сейчас ОНА забывает тебя, так же, как и ты её когда-то.
Фликерман обошел кровать с другой стороны, и, наверное, за всю ночь ни на шаг не отошел от неё, держа за руку стилистку. Он даже не шевелился, разве что изредка бросал вопросительные взгляды на толпившихся врачей, игнорирующих присутствие Реддла. Логан стоял в углу, наблюдая за Эффи. Она ощущала его пристальный взгляд. Он был особенно заметен, особенно сейчас, когда мужчина не был зол. Это был уставший взгляд-просьба. Ему нужна была Тринкет. И он просил её держаться. Эффи кивнула мужчине. Девушка подошла к Фликерману, обняла его за плечи прижимаясь лицом к плечу.
– Ты как?
– Я хотел сказать ей как много она значит для меня, – Цезарь наконец отпустил руку Октавии, впечатываясь тупым взглядом в макушку Тринкет. – А сейчас, она даже не вспомнит кто я такой. Теперь я понимаю, почему он так просто уехал. Это было ни хрена не просто, даже не сомневайся.
– Кто уехал?
– Не важно, – он приобнял подругу и слабо улыбнулся. – Нужно отдохнуть. Я останусь тут, а ты…
– Нет, – отрезала Эффи. – Мы останемся тут.
Мужчина улыбнулся шире, выдавливая из себя хриплый смешок.
– Ей повезло больше, чем тебе. Когда она придет в себя, её будут окружать самые лучшие люди во всём Панеме.
– Она не сможет этого пропустить, – кивнула Эффи.
***
Ожидание разлилось волной по воздуху, по дыхательным путям прямо в лёгкие, проникая в кровь и плоть. Пустое ожидание, безнадежное и не выражающее никаких эмоций. Ничего другого Эффи не ощущала. Не могла, да и не хотела, собственно.
Всего через три дня в морге лаборатории лежало уже два трупа, а Октавия всё ещё не выходила из комы. Все нервничали и раздражались, особенно Цезарь. Один Хэвенсби сохранял слоновье спокойствие все эти херовы три дня. Но только снаружи. Внутри помощника президента бушевал шторм, хотелось все швырять и ломать. Нет, он не верил в совпадения. Не верил, что кто-то так просто смог украсть препарат из-под носа Реддла. Несмотря на показательное бездействие, Плутарх следил за своим новым другом-ученым все это время и прекрасно знал, что тот, на данный момент, стоит в первых рядах преступного мира. Бывший распорядитель не справлялся один. Просто ему не хватало времени, глаз или рук… Поэтому, он принял решение, мысленно ругая себя, понимая, что иначе поступить нельзя. Выслушивав ряд невнятных ругательств, не совсем трезвый Эбернети всё же согласился снова посетить столицу. Он приехал почти сразу, как только понял, что Тави заражена, и буквально поселился в больнице, не упуская возможности подколоть не без того взвинченного Фликермана. Это был чёртов ритуал – дразнить его, вызывая у Тринкет недовольные вздохи. Все-три-херовы-дня.
Эффи принципиально игнорировала Хеймитча, все еще обижаясь за тот вечер с приёмом. Девушка активно помогала Логану, чем вызывала явное недовольство со стороны бывшего ментора. И на третий день он не выдержал.
– И долго ты будешь в молчанку играть? – поинтересовался Эбернети, вкладывая максимальное количество своего безразличия в вопрос.
– Пока ты не поймешь, что я не вещь, которой можно распоряжаться! – прошипела она, на что Хеймитч закатил глаза и фыркнул. Она ответила, и это было ужасной редкостью, когда она позволяла себе подобное.
– О, Тринкет, я совсем не понимаю тебя, – он закинул ноги на стол, провоцируя её гневный взгляд. Что само собой являлось нонсенсом. – Ну когда до тебя дойдёт, что я забочусь…
ЧТО?
– … действую в твоих же интересах, – быстро поправился он.
Эффи шумно выдохнула, снова отворачиваясь от него.
– Тринкет, не будь дурой. Я же сказал, что будет приём. Когда на них было спокойно?
– Ты же прекрасно знаешь, что я не помню ни одного приема! Ни одного воспоминания, Эбернети, о твоём свинском поведении. Ты обязан был мне сообщить! – процедила Эффи, зажмурилась, закусив губу и резко раскрыла глаза, немного влажные от накатившихся слез. – Я не хочу больше тебя слышать.
– Нет, солнышко, засунь своё упрямство куда подальше. Тебе придётся меня выслушать.
Она резко встала, хотела выйти из лаборатории. Уйти домой, отдохнуть от всего этого. Но рука Эбернети сжалась на её запястье. Рывок, и она оказывается в заложниках.
– Тринкет, просто выключи свой грёбанный режим “упрямой капитолийской твари” на пару секунд и послушай меня!
– Оставь меня в покое! – она попыталась освободиться, но руки Хеймитча только сильнее сжались, заставляя её всхлипнуть от боли.
– Ты чертовски права. Да, твою мать, я облажался! – он почти срывается на крик, рычащий, отчаянный, заставляя её перестать вырываться. Она уставилась на него, испуганно хлопая мокрыми ресницами, от так и не упавших слёз. – Но лучше я, чем ты. Слышишь? – каждая последующая фраза звучала всё тише и спокойнее. Цветочный запах заполнил его лёгкие, одурманивая, а её взгляд успокаивал зверя внутри него. – Если бы меня не было рядом весь вечер… И ты бы зашла в ту дверь… Не заставляй меня додумывать.
– Прости, – тихо шепчет Эффи, заглядывая в него. Внутрь. Словно возвращаясь в родной океан. Такой нужный. – Я знаю, что ты прав, и знаю, что поступаю глупо. Но мне нужно было знать тогда.
Её чёртовы глаза продолжали смотреть. Ему был необходим этот взгляд, и Эбернети был готов признать это на весь Панем. Ему необходимо, чтобы она смотрела на него ТАК. Он приблизился, настолько близко, что кончик его носа коснулся её щеки.
– Что ты делаешь? – она слегка наклонила лицо, невесомо задевая его губы своими. – Сейчас же отпусти меня.
– Я уже давно не держу тебя, – улыбнулся Эбернети, сокращая ненужные миллиметры.
========== Часть 15 ==========
Она не чувствует его гипнотизирующего запаха. Не различает, какого вкуса его губы. Тринкет может только лихорадочно представлять и додумывать. Она хватается за его плечи, несильно сжимая их, как только его губы касаются её. Словно ищет за что зацепится, чтобы не рухнуть. Ей хочется разрыдаться от усталости и неопределенности. И дурацкая нотка отчаяния в каждом её действии почти сводит с ума Эбернети. Он прижимает её к себе сильнее, одним рывком.
Так неожиданно, что она даже не сопротивляется. Старается не замечать, с каким удовольствием ощущает новое прикосновение к нему. Она первая углубляет поцелуй. Жадно и требовательно. Это определённо становилось ненормальным. Он прикусывает её нижнюю губу, но она не чувствует ни боли, ни самого укуса.
– Господи, Тринкет, – рычит он, разрывая поцелуй. – Что на это скажет твой ушлепок с приёма?
– Пошёл к чёрту, – шепчет Эффи, но вызова в голосе нет и подавно. Потому что в голове вспыхнула новая страшная мысль – она не чувствует боли. И потому что он всё ещё очень близко.
Дверь медленно открылась. Противно, со скрипом. Продолжительным и неприятным. Словно открывающий специально растягивал удовольствие. Логан зашел на удивление медленно.
Сегодня он вымотан больше чем обычно. Куда больше?
Эбернети осторожно выпустил Эффи из объятий, а она отходит на шаг. Получается как-то комично, и ученый ухмыляется, скептично осматривая Тринкет.
Реддл размыкает сжатые челюсти и говорит спокойно, обращаясь конкретно к Эбернети:
– Хэвенсби ожидает внизу. Лучше поторопиться.
Хеймитч с недоверием осмотрел мужчину, затем хмыкнул, но вышел из комнатки, вспоминая, что Хэвенсби действительно нужно было поговорить с ним.
Логан прошествовал по лаборатории и устало опустился в кресло, на секунду закрывая глаза. Забывая, что Тринкет всё ещё стоит посередине лаборатории и смотрит на него. Открыто рассматривает.
Мужчина с густыми волосами. Русые, будто выгоревшие под жаром солнца. Тёмные ровные брови и тёмные ресницы, правильный нос и неаккуратная щетина на худых щеках, достающая до коротких бакенбард. Несмотря на шальной огонь в глазах, это лицо нельзя назвать лицом преступника.
– И что Вас так привлекает в Эбернети? – резко заговорил Реддл, не раскрывая глаз. – Дайте угадаю – образ вечно страдающего мужчины, эта боль в глазах… Или же холодная неприступность, он ведь держит Вас на расстоянии вытянутой руки?
– Почему Вы так со мной разговариваете? – она задохнулась от возмущения.
Логан резко вскочил на ноги, пересек комнатку и остановился в пару сантиметрах от неё, нависая над рабочим столом. Несколько бумаг упало на пол, несколько полетело в мусорное ведро. Он выглядел крайне разочарованным.
Тяжелый выдох, и он с осуждением смотрит на клочок бумаги с нужной формулой. Развернулся на пятках, почти сталкиваясь с Эффи.
– Посмотрите на меня в профиль, – он повернул голову, усмехаясь. – Что отличает меня от Эбернети? Ничего в голову не приходит?
Эффи сделала шаг назад. Осторожно. Чтобы стало легче дышать.
– Что-то случилось?
Этот вопрос не был из разряда вежливых или вопросом из страха. Она спрашивает, потому что, может быть, что-то произошло. Что-то, о чём ей стоило бы знать. Он всегда срывался на капитолийцах, когда что-то шло не по плану. И его раздражение должно было быть оправданным. Как и всегда. Поэтому она спрашивает: не случилось ли чего-то ужасного? Стараясь изо всех сил не представлять так и вышедших из комы людей.
Логан качает головой, делая шаг навстречу. Почти касаясь подбородком её головы.
– Разве вы не понимаете? Почему Вы чувствуете его, и не чувствуете меня? Почему вы забыли, что Ваша подруга должна была очнуться сегодня?
– Она очнулась? – её глаза вспыхнули огнем.
Девушка выбежала из комнаты. Вверх по лестнице. Направо. Пересекла коридор. И вот она – самая тяжелая дверь в здании, открыть которую так непросто. Несколько секунд она думает о том, что всё ещё спит, и что, если это и правда сон, тогда она хотела бы досмотреть его до конца. Эффи осторожно открывает дверь, чтобы увидеть зеленые волосы и сияющую улыбку на лице.
***
Плутарх ждал на улице. Погода необратимо портилась. Приход осени с крайне паршивым настроением. Эбернети вышел из здания, втягивая носом свежий, довольно холодный, не прогретый воздух. Тело почти сразу покрылось мурашками.
Найдя зажигалку в пачке, Хеймитч аккуратно вытягивает ее и сигарету одним движением. Зажав фильтр губами, мужчина щелкает зажигалкой и прикуривает. Делая первую затяжку. Он вспоминает Логана неприятными эпитетами. Он почти не слушает монолог Хэвенсби, пропуская половину сказанного. Всё, что хочет ему сообщить Плутарх, он уже давно слышал. Слышал и прокручивал в голове не один раз. Пытаясь понять, что именно его тут удерживает. Он представил Тринкет, но почему-то не смог вспомнить её улыбки. Ему казалось это чертовски неправильным. Хеймитч снова затянулся, откладывая эту мысль подальше, на потом, возвращаясь к Плутарху. Он рассказывал о новеньком с синдромом.
– … все мы понимаем, что он может не вернуться из «осознанной комы»…
Чёртов Хэвенсби прав. Это не намёк. Они все дохнут, даже самые крепкие ребята. И это блять гребанное чудо, что Октавия очнулась.
– Это мой человек, Хеймитч. Из моей группы. Даю тебе три секунды на разгадку какого рода приказ он выполнял?
– Послал его следить за кем-то, и малыш не справился?
– Это было слишком рискованно, но я не думал, что Логан станет действовать открыто.
– И ты уверен, что это именно он, – Эбернети сделал очередную затяжку, втягивая нужный дым глубоко в лёгкие, чтобы уничтожить остатки сладкого цветочного аромата.
– Всех других мы казнили. И формула вакцины только у него. Я думаю, он меняет её состав. Это не может быть кто-то ещё, – Плутарх нервничал. Это был ужасный знак. – Я хочу, чтобы ты остался. Не знаю как, но это точно связано с Эффи. Она ему нужна.
– Поэтому, она сейчас там, с ним. Наедине. – Он не злился. Нет. Он почти ничего не чувствует. Кроме жгучей ненависти, закипавшей глубоко под рёбрами.
– Он ничего не сделает ей. Не сейчас. Хеймитч, мне нужна твоя помощь.
Когда было иначе?
– Есть у меня пару идей, – он выбрасывает окурок на тротуар, попадая прямо в центр огромной лужи.
– Тогда ты знаешь, как это будет.
Посадите тигра в клетку, и он разнесет её на части. Вот как это будет. От мыслей становится не по себе. И он так же небрежно мысленно задвигает огромный ящик со списком необдуманных мыслей. На чудное время, когда он всё-таки выспаться.
Плутарх хлопнул Хеймитча по плечу, борясь с желанием спросить: ты в порядке?
Эбернети усмехается и кивает в ответ, зная, что это самая неловкая ситуация для помощника президента. Но язвить почему-то не хочется. Ему вообще ничего не хочется. Ещё пару минут смотрит на удаляющуюся фигуру Хэвенсби, а затем разворачивается на сто восемьдесят.
Знакомое здание одаряет теплом, как только дверь с лёгкой натяжкой открывается. Заученный маршрут – вверх, по коридору, налево. Он идёт решительным шагом, не быстро, не медленно.
Одной сигареты явно мало. Он готов скурить всю пачку за раз, чтобы приглушить чувство терпкой тянущей грусти в груди. Гребанное скребущее чувство на подкорке.