Текст книги "Keep Coming (СИ)"

Автор книги: fox in the forest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– По поводу тех новостей, что вы видели, – он поправил волосы. – Нападавших на тебя мужчин казнят через несколько дней. Я могу устроить тебе встречу. Если захочешь.

– Фликерман, ты совсем сдурел на своём телевиденье! Они же убить её хотели! – Октавия обняла подругу за руку, фыркая на Цезаря.

– Вообще-то, – тихо произнесла Эффи, – я бы хотела.

Ведущий понимающе кивнул.

Ей было ужасно интересно, но мысленно она понимала, что это ничего хорошего не предвещало.

– И что бы сказал на это Эбернети? – выпалила Октавия, заставляя девушку вернуться на землю.

Об этом ей совсем не хотелось думать. Не сейчас, когда до их с Хеймитчем гостиной оставалось совсем ничего. Но образ мужчины уже влетел в её мысли.

– Какая разница вообще, чтобы он сказал! Ему ведь совершенно все равно на меня.

– Тринкет, он смотрит на тебя так, словно… – она осеклась, подбирая нужные сравнения. – фанатки Фликермана пришли на концерт любимого ведущего!

– Бред какой-то, – тихо шепнула Эффи.

– Готова заключить пари, он почти влюблён в тебя.

– А я готов принять твой вызов, – вмешался Цезарь, включая внутреннюю функцию “ведущего телешоу”. – Это должно быть интересно!

– Да ну Вас, – Тринкет обняла каждого, поблагодарив друзей. И попрощавшись, медленно поплелась в гостиную. Ту самую чертову гостиную.

========== Часть 10 ==========

Возвращаясь в свою комнату, Эффи ещё раз оглянулась, чтобы убедиться – Эбернети ушел, и что-то подсказывало ей, что на всю ночь.

Голографические циферки, плавно парящие в воздухе, подсвечивали комнату неоновым синеватым светом, оповещая капитолийку о том, как легко было потерять счет времени в хорошей компании. Шел восьмой час прекрасного вечера.

– Лишь бы этот вечер оставался прекрасным до следующего утра, – тихо шепнула Тринкет, рассматривая дверь, ведущую в комнату Эбернети. Девушка улыбнулась, вспоминая о нём. О том, как ему нравилось злить её, и как ей нравилось злиться. Утреннею сцену, когда он наклонился к ней. Слишком близко.

– Перестань думать о нём! – Эффи зажмурилась, но воспоминания медленно утаскивали её назад. Туда, где был он. Заставляя дыхание сбиваться, а тело – покрываться мурашками.

У неё был лишь один выбор: думать об этом постоянно или не думать вообще. Но не думать не получилась, когда вокруг не было ни одной живой души. Девушка почти упала на кресло, откидываясь на спинку кресла, запрокидывая голову.

– Хватит додумывать. Представлять. Воскрешать в памяти горячие руки и губы. Хватит, Эффи…

Её имя. Хеймитч так редко произносил его вслух. Она бы хотела, чтобы он прошептал его. Это было нужно сейчас, как глоток свежего воздуха. И от этой нужды перекрывались все остальные чувства, которых и так становилось всё меньше.

В её сознание снова ворвалось воспоминание, и она была готова поклясться, что ощутила кожей его дыхание. И почувствовала его запах. Так ярко. Обострённо.

Девушка закусила нижнюю губу, втягивая её в себя, и почувствовала горячую волну внизу живота. Руки сжались в кулаки, а спина выгнулась, отчего бёдра чуть раздвинулись. Несколько гребанных сантиметров. И это ухмылка, застывшая на его лице. Она видела её, сквозь плотно сжатые веки. И снова волна злости накрывала. Отрезвляя. Заставляя широко распахнуть глаза.

– С ума сошла.

***

Взгляд серых глаз и выстрел. Одно и тоже. Это было первое и последнее воспоминание из прошлой жизни, а не просто ночной кошмар. Казалось, можно было бы привыкнуть, не обращать внимание, но она не могла. И в этот раз, воспоминание было таким ярким, что ключицу обжигала вполне настоящая боль.

В панике Эффи резко села на кровати, но боль не утихала. Кровь пульсировала в каждой болезненной точке, как будто решила вырваться на волю. Она задыхалась, потому что не могла дышать, не могла поймать сбившееся дыхание. Её пульс колотился так сильно, словно она действительно пыталась убежать от нападавших.

Осознание реальности пришло через несколько минут. И Тринкет с трудом заставила себя спуститься в гостиную. Чтобы постараться съесть порцию очередного завтрака, не имеющего вкуса, а теперь уже и запаха.

Ты просто медленно умираешь. Снова.

Эффи впала в состояние легкой меланхолии. Отчего-то ей казалось, что это чувство уже давно преследует её. Словно родное и неотъемлемое. Живое. И ей слабо верилось, что это когда-либо пройдёт.

Эбернети спустился чуть позже, довольно улыбаясь, тихонько мурлыкая мелодию.

– Доброе утро.

Эффи натянуто улыбнулась в ответ, быстро отводя взгляд от маленьких синяков у основания его шеи.

– Хорошо выспалась?

– Более чем, – никакой злости, никакого раздражение. И если уж Эбернети на неё не действует, значит ли это, что она действительно умирает?

– Мне нужно уходить уже. Приятного аппетита. Хеймитч.

– Есть планы на сегодня? – мужчина вопросительно приподнял бровь, мысленно удивляясь новому эмоциональному оттенку произнесенного имени.

– Цезарь обещал отвести меня на встречу с заключенными, которые были в резиденции Сноу, – она замолчала. Эбернети сверлил её ледяным, злым взглядом. Всё, как всегда.

– Я думал, что ты трусиха. Но ты не трусиха, Эффи. Ты конченная дура!

– Блин, Эбернети, – она выдохнула. Так устало, так отчаянно. – Пожалуйста, дай мне один день отдохнуть от тебя.

– Эти ублюдки опасные. Они чуть не убили тебя. Стёрли память. А ты идёшь к ним навстречу. Здорово.

– Я буду не одна, – она смотрела перед собой, мысли цеплялись друг за друга и путались.

Опасные ублюдки. Хотели убить. Стёрли память. Зачем? Ей действительно хотелось это узнать. Почему они так сильно ненавидят её?

– С кем? С этим попугаем? Он первый же сбежит, если почует опасность.

– Хеймитч, я пойду с ним, хочешь с нами?

– У меня дела, – холодно и отстраненно. Так, словно “пошла к чёрту”.

– Как скажешь, – пожала плечами Эффи. В холл они спустились вместе. Эффи заметила Цезаря и на её губах появилась улыбка.

Запечатываясь в голове Эбернети. Её глупая улыбка. Она никогда не улыбнётся ему так, даже если трижды стереть ей воспоминания. И это бесило, заставляя скрипеть зубами.

– Милая, – ведущий улыбнулся самой очаровательной улыбкой, от которой добрая половина населения Панема делала “ааахх”, падая в обморок.

– Здравствуй, Цезарь, – пролепетал Эбернети, – как я рад, что ты соизволил сойти с небес. Очень вовремя. Молодец.

– Не слушай, – Эффи обняла Фликермана, чувствуя напряжение бывшего ментора. Это забавляло. Она наконец почувствовала хоть что-то.

– Нам пора, – Цезарь снова улыбнулся, заглядывая в её слегка красные глаза.

***

Большие ворота не распахнулись. Хотя она так надеялась увидеть нечто грандиозное. Она хотела увидеть то, чего так боялись многие, обсуждали в полушёпоте, с опаской. Тюрьмы Капитолия, со всеми пыточными и подземельями, сейчас открывали перед ней свои… Свою калитку. Охранник отпер маленькую дверцу сбоку, пропуская через образовавшийся проход прямоугольный клочок света.

Умом Тринкет понимала, что поступает не совсем логично. И как бы она не хотела, но Эбернети был прав – они опасны и хотят её смерти.

Она все еще смотрела на яркий прямоугольник, и охранник потерял терпение:

– Ты идешь? – сказал он, ненавидя. Не Эффи, Нет. Скорее всё живое. – Может мне тебя подтолкнуть?

– Если не хочешь, можем уехать прямо сейчас, – тихо шепнул Цезарь.

– Нет, я в порядке.

Пару коридоров, несколько камер с заключенными. Она никогда не была заключенной. Даже в Тринадцатом.

Неожиданно, она вспомнила Китнисс, вспомнила как помогала ей снимать ролики. Сознание рисовало картинки. Она даже улыбнулась Фликерману. Наконец просветы в памяти.

– Мы пришли. Можешь, если не…

– Я в порядке, правда. Спасибо, Цезарь.

Дверь открылась. Девушка сделала несколько шагов внутрь.

Перед ней сидел мужчина. Глаза серые и безжизненные. Он скалился в остервенении.

– Ты! – прошипел он. Шаг к ней на встречу. – Испортила. Мне. Жизнь.

– Мне… мне жаль, – Эффи изумила его реакция, но она лишь склонила голову. Выражение лица заключенного не изменилось, та же ярость искажала черты.

Она вздрогнула, а потом поджала губы, вспоминая те самые глаза из сна.

– Какого. Хрена. Эта. Тупая. Сука. Решила меня навестить? – он кинул уничтожающий взгляд на охранника.

Эффи начала свой рассказ. Она готовилась всю ночь. Рассказала, как потеряла память. Спрашивала о той ночи. Её негромкий голос отдавался эхом в холодной комнатке. Только после тихого “за что?” она поняла на сколько глупо это выглядит. Мужчина слушал молча, по крайней мере сначала.

Зачем сплюнул с отвращением. Шаг и ещё шаг.

– Я убью тебя, – рычание и рывок.

Охранник еле успел подскочить, оттолкнув девушку к стене. Она выбежала, сталкиваясь с Цезарем. Слезы обжигали щёки.

– Так, тихо, посмотри на меня. Эффи! – она подняла взгляд. – Ты в безопасности. Поехали обратно.

– Нет! – её голос удивил Фликермана. Уверенный и настойчивый. Как будто бы и не было испуга.

– Ладно.

Она ожидала увидеть кого угодно. Что-то ужасное, хотя сомневалась, что удивиться после тех-самых-серых-глаз.

Ещё одна комната. Ещё один мужчина. Он сидел, рассматривая пол. Дверь закрылась за девушкой. На этот раз Фликерман зашел вместе с ней. Заключенный поднял немного отсутствующий взгляд, останавливая его на Эффи.

– Вы живы, – одними губами произнес он. – Я рад.

– Что с ними, Цезарь? – тихо спросила она.

– Это у Плутарха спрашивай.

Девушка сделала два шага на встречу к Первому.

– Вы рады?

– Я не хотел, чтобы Вас ранили. Не думайте так. Нет. Я пытался помочь.

– Зачем?

И он рассказал. Запинаясь. Обо всем. И Тринкет слушала, ненавидя себя, Капитолий, Панем. Её гребанный Панем. А после этот шепот. Будто бы мужчина ужасно устал, и больше не мог выговорить ни слова.

– Я хотел бы вернуть Вашу память, но не успею.

– Как? – послышался голос, заставляя Эффи вздрогнуть. Плутарх вышел из тени, настойчиво смотря на Первого.

Заключённый вздрогнул, будто его ударило током. Эффи прищурилась, глядя на Хэвенсби. Она почти ненавидела его, догадываясь в каких условиях находились заключенные. Но понимала, что это мелочи, по сравнению с тем, что мог сделать Сноу. Она почему-то верила этому человеку. И больше не чувствовала страха. Совсем ничего не чувствовала.

– Я бы мог приготовить его. Антидот, – мужчина говорил тихо.

– Вы уже пытались. Не получилось. Это не интересно.

– Мне нужно время. Нужна кровь этой девушки, для исследования.

– Плутарх, – её шепот заставил мужчину несколько раз моргнуть, словно приходя в себя. – Я хочу помочь.

– Эбернети это не понравится.

– К чёрту Эбернети! – выпалила она, удивляясь, что произнесла это вслух.

Плутарх улыбнулся, и Эффи знала, что он сделает всё, что нужно. Поэтому ей стало спокойнее, совсем не от улыбки Хэвенсби. Не от поддержки Фликермана. Это была реальная возможность вспомнить себя.

Цезарь облегченно выдохнул, покидая тюрьму.

– Я позвонил Тави, она скоро будет в Центре. Хотела обсудить предстоящее мероприятие.

– Тави? Она знает, что ты называешь её так ласково? – Эффи подавила смешок, заметив смущенную улыбку Фликермана. Такую искреннюю, совсем не ту, что блистала со всех рекламных щитов. Ей вдруг ужасно захотелось обнять его, такого настоящего. Её друга.

– Не говори ей, она меня убьёт своими подколками.

Добраться до бара не составило ни малейшего труда. А вот заставить заткнуться стилисту было куда сложнее. Девушка без умолку болтала о приёме и о том, что хоть немного затрагивало эту тему. Фликерман слушал её, не отводя взгляда. Буквально в рот ей заглядывал, и это чертовски нравилось Тринкет. Она наблюдала за друзьями, не переставая улыбаться. Вот они – настоящие и живые. Переполненные эмоциями. А она медленно вянет, как цветок во время адской засухи. Никаких эмоций кроме злости и гнева. Разве что в такие моменты как этот, она чувствует, что оживает. Когда рядом её родные и любимые. Мысли о Хеймитче просочились в сознание. И она чувствует что-то отдаленно напоминающее… Что? Любовь? Нежность? Желание?

– Слушай, ты ведь должна знать… – она замолчала, раздумывая спрашивать или нет. Но вопросительный взгляд стилистки заставил продолжить. – Мы с Эбернети хоть раз общались нормально?

– Не знаю. У вас с Хеймитчем всегда были такие отношения, – ответила Тави, потягивая напиток через трубочку. – Хотя вы так активно отрицали свою связь, что это казалось таким абсурдом, и конечно же служило поводом для сплетен.

– Раньше Панем диктовал свои условия. Особенно для победителей. Личная жизнь Хеймитча интересовала каждого ведущего. Но больше всего Сноу, пожалуй. Так они его контролировали, – констатировал Цезарь, пожимая плечами. – Они расправлялись с каждым родным для него человеком. Такова судьба победителей.

– Это ужасно, – шепнула Эффи.

– Эскорт тоже попадал под влияние Капитолия, родная, – поддержала Октавия. – Стилисты, гримёры, прислуга – за каждым следили. Но если менторов лишали родных людей, то с нами поступали куда хуже. Если везло – убивали, но почти всегда это тюрьмы, пытки и издевательства. Одна ошибка и твоя жизнь перечеркнута, – она сделала паузу, погружаясь в воспоминание.

Небольшая группа девушек скопилась у входа к бару. Они перешептывались между собой, спорили и совещались, от чего на лице Фликермана заиграла самодовольная ухмылочка. Все его внимание было адресовано им.

Октавия раздраженно фыркнула, наблюдая за ведущим, а через минуту продолжила, только тихо, так чтобы её слышала только Тринкет.

– Никто не скажет тебе, что у вас там творилось, родная. Но я уверенна в том, что вижу сейчас. Как он переживал тогда. Когда всё это произошло с тобой. Я знаю, он винит нас всех, но себя гораздо больше. Поэтому и злится.

Супер. Твои поступки, Эбернети, самые логичные и оправданные. Только почему мне от этого не легче? Нам всем только хуже.

– Всё поменялось, милая. Капитолий пал, теперь это совершенно другой город. И люди теперь другие. Теперь менторов нет, Победителей не преследуют. Они свободны. Чего не могу сказать о нас, – включился в разговор Фликерман, отбрасывая золотистые волосы назад. – Мародеры повсюду. Если ты капитолийка или капитолиец – тебе нужно выживать.

– Я уже не знаю кто я, – тихо сказала Тринкет.

– Ты это ты, – улыбнулась Октавия, бросая взгляд на Цезаря, нуждаясь в его помощи.

Мужчина кивнул, обняв Тринкет. Но моментально был похищен подбежавшей из ниоткуда женщиной. Видимо, группа фанаток определилась с посланником, и теперь одна из них вымаливала аудиенцию с королём телевизионных передач. И пока тот активно флиртовал с ней, раздавая автографы её подругам, Октавия яростно ломала соломинки и тихо проклинала ведущего.

– Я думаю вам нужно поговорить, – заметила Эффи.

– С кем? – девушка притворно улыбнулась, но быстро сдалась под пристальным взглядом Тринкет. – Но это же Цезарь-Долбанный-Фликерман. Так неправильно, влюбляться в кого-то, кого всегда считала своим другом.

Тринкет улыбнулась в ответ.

Кому как не ей было знать о подобных чувствах. Как бы отчаянно она это не отрицала, но её магнитом тянуло к Эбернети. Это необратимое.

Цезарь подошел к подругам, наконец отбившись от назойливой капитолийки.

– Соскучились по мне?

– Нет. Можешь прогуляться ещё немного, – тихо прошипела Октавия, получив пинок локтем от Тринкет.

– Не знаю, как вы, а я безумно устала за этот день, – сладко протянула Эффи, облокачиваясь спиной на стоящего сзади серьёзно-озадаченного-Фликермана. – Я пойду к себе, а вы пообещайте мне, что не убьёте друг друга до следующего дня.

***

Дверь в комнату распахнулась, глухо ударяясь о стену, и Эффи вздрогнула от неожиданности. Она зажмурилась, пытаясь вспомнить, когда успела отключится.

Эбернети вихрем залетел в гостиную.

– Хеймитч? – она вопросительно осмотрела мужчину.

– Какого хрена ты не сказала мне, когда вернешься?

– Что? – её глаза округлились, а лицо вытянулось.

Эбернети издал рык, бросая ледяной взгляд на капитолийку.

– Чёрт.

– Да что случилось? – не выдержав, выпалила она.

– Двух капитолиек убили несколько часов назад. И я подумал…

– Что это мы с Октавией? – мозг девушки соображать отказывался, наверное, поэтому к её губам прилипла эта глупая улыбка.

– Блин, Тринкет, ты меня вообще слышишь? – мужчина рыкнул и снова пришпилил её взглядом к дивану. – Твоих разукрашенных убивают направо и налево без разбору, а тебя забавляет… Кстати, что тебя забавляет?

Девушка моргнула, улыбка сползла с лица.

Действительно, что тебя забавляет, Тринкет? То, что он переживал за тебя? Что ему не всё равно где ты? Жива ли ты?

– Я спросил, что смешного? – кристально чистая ярость в его глазах.

– Прости, – тихо выдохнула девушка. Она поднялась с кресла. Развернулась на каблуках и тихонько поплелась к себе.

– Я не знаю, что ты там себе придумала, но я переживаю за тебя, потому что теперь это, блин, моя работа.

– Что я там себе придумала… Что ты несёшь? – зашипела Эффи, резко развернувшись лицом к Эбернети, буквально сталкиваясь с этой ухмылкой.

– Не знаю. Ты мне скажи. Все эти взгляды. Вздохи и выдохи. Ты меня хочешь.

– Ты хоть раз можешь вести себя нормально Эбернети?

– К чёрту нормальность! – он в два шага оказался возле неё. – Попробуй доказать мне обратное!

– Что за бред? Ты пьян.

– Тринкет, твою мать, – он жадно вдохнул воздух у самого уха девушки, обхватывая её спину руками, почти невесомо касаясь. Дразня.

– Да что с тобой такое? – она отчаянно боролась с желанием прижаться к нему всем телом. Но только выставила руки перед собой, касаясь его груди. Чувствуя сквозь одежду бешеное биение сердца.

– Признайся или докажи, что я не прав, – прошептал он, касаясь губами мочку уха.

Девушка сжала губы, чтобы стон случайно не вырвался из груди, когда жарко дышащий рот прижался к её подставленной шее.

– Я убью тебя, если ты сейчас же не перестанешь! – успела выдохнуть Эффи прежде, чем горячие губы накрыли её рот.

Капитолийка задохнулась – он почувствовал губами судорожное движение. Отпрянул, заглянул в глаза. И вдруг тяжело втянул воздух, когда она потянулась к нему. Лицом, губами, руками. Хеймитч еле успел взять под контроль судорожный выдох от нежности прикосновения её губ.

– Ты проиграла, Тринкет.

– Пошёл ты! – тихий голос почти неузнаваем. – Не думай, что ты интересен мне.

А слова раскалёнными плетями хлестают по щекам, влетают в мозг Эбернети, оставаясь внутри.

Это немного отрезвляет, и он на миг угрожающе сжимает её плечи, но в следующую секунду делает шаг назад, замечая, что Тринкет судорожно выдыхает, стоит ему покинуть её личное пространство.

– Будешь отчитываться теперь, куда и когда идёшь, – мужчина развернулся и упал на кресло.

– Обязательно?! – раздраженно всплеснув руками, девушка была готова взорваться от гнева.

– Обязательно, Тринкет – спокойно повторил мужчина, усаживаясь поудобнее.

– Что за цирк ты сейчас устроил? Это блин ничего не значило для тебя, правда?

Она шипела от злости. Раскалялась до бела. И он смотрел на неё, не в силах отвести взгляд. Она его магнитами притягивала обратно, стоило Эбернети хоть немного отвернуться. И это было не нормальным, таким не нужным, не правильным. Он попался в плен уже-не-его-капитолийки. Его Эффи погибла внутри неё.

– Это бред, – улыбнулся мужчина.

– Тогда докажи мне обратное, – Эффи сделала несколько уверенных шагов к нему, наклоняясь, нависая над ним. – Ты уверен, что для тебя это ничего не значит?

Она запустила руку в его волосы, чуть оттягивая голову назад. Тринкет несколько секунд всматривалась в его глаза, словно решаясь, а после приблизилась ещё ближе. Непозволительное расстояние между ними.

Эбернети перестал дышать, глядя на нее, ощущая, как её рука медленно сползает на шею, посылая по коже строй мурашек, заставляя в очередной раз тяжело вздохнуть. Тонкие пальцы – и больше он не чувствовал ничего, потому что её рот приоткрылся, и осторожное прикосновение влажного языка к коже напрочь уничтожило все оставшиеся мысли

Ловушка захлопнулась. Хеймитч Эбернети практически пал к её ногам.

Почти рыча он впился в её губы, обхватив лицо девушки ладонями – сильно и жёстко, притягивая ближе. Он ворвался в рот капитолийки, не сдерживаясь. Так, как всегда хотел. Так, чтобы владеть ею, вминаясь в горячий, прерывисто дышащий рот.

Её глухой стон вломился в сознание, и она отпрянула.

– Если тебе плевать, почему твоё сердце стучит как бешеное, – тихий шепот в горячие губы разорвал сознание Эбернети. И знакомая волна злости переросла в цунами.

– Я просто трахну тебя, и всё это пройдёт, – слова больно ударили, но Эффи лишь улыбнулась, словно больше не верила ему. – А у тебя пройдёт, Тринкет?

Она зажмурила глаза, и сжала зубы.

В этот раз нужно дойти до конца. Нельзя сбегать каждый раз, когда он… Что? Говорит правду? К чёрту его! Интересно, какая на вкус злость?

Она осторожно, со всей нежностью, которая у неё осталась, поцеловала мужчину в уголок рта, перемещая ладони ему на затылок. Сплетая пальцы с волосами. Чувствуя, как он почти судорожно вдыхает. Эбернети опустил руки ей на талию, притянул девушку ближе, усаживая на колени. Чтобы она чувствовала его. Осознавала то, что делает. Предоставляя ей шанс закончить всё это, потому как сам он уже не смог бы остановиться. Но девушка лишь прижалась к нему сильнее, впитывая каждой клеточкой кожи его частые выдохи, скольжение рта по шее. Эбернети зарычал, выгибая спину, снова вжимаясь в неё пахом, отчего по телу прокатила жаркая волна. Она хотела его. И возможно это была самая огромная ошибка этих двоих.

Звонок мобильного разорвал реальность. Несколько секунд она пыталась прийти в себя. Затем оттолкнула от себя Хеймитча, который так же тяжело дышал. Мужчина сжал челюсти, и сложил руки на груди, принимая нормальное положение на диване.

Насколько он мог судить, это был Фликерман, глядя на облегчено-расслабленную улыбку Тринкет.

– Любимый решил пожелать сладких снов? Соскучился, наверное, – рыкнул Эбернети и резко поднимаясь, рванув в свою комнату, оставляя Эффи одну с Цезарем на телефоне.

– Фликерман, ты невероятно вовремя! – тихо выговорила капитолийка.

– Не знаю, что у тебя случилось, но хочу назначить тебе встречу на завтрашнее утро.

– Конечно, – она улыбнулась, всматриваясь в соседнюю дверь, пытаясь проникнуть взглядом внутрь комнаты.

– И потом, Октавия хотела отвести тебя в салон, но я не в курсе что и как. Ты ведь не забыла, что завтра приём?

– Чёрт. Совсем из головы вылетело.

– Ты не перестаёшь меня удивлять! Отдыхай, завтра важный-преважный день, – засмеялся мужчина, и Эффи показалась эта фраза до боли знакомой и родной. Она медленно повторила её, шевеля слегка припухшими губами, предвкушая следующий день. А он обещал быть действительно трудным.

========== Часть 11 ==========

Комментарий к

В то время, когда Хеймитч понял, что окончательно тронулся, где-то в соседней комнате лисы заиграла песенка Crazy от Glass Animals.

Рекомендую!

Она больше не кричала от кошмаров, Хеймитч знал, так как прислушивался к звукам каждую ночь. Его сон давным-давно превратился в жалкую пародию отдыха. Ему редко что-то снилось. Обычно, это были обрывки воспоминаний из прошлого. Беспокойные и прерывистые; тяжелые и совсем не обязательные.

Хеймитч стоял в душе, раздумывая о бесполезности сна. Стараясь выбросить из головы чёртову капитолийку, которая свела его с ума. Она, живущая исключительно по своим дурацким правилам, разрушила всё, что он считал правильным, ворвавшись в его сознание. И даже сейчас, когда он старался поймать нужный ход мыслей, она снова и снова возникала перед ним. И тёплые капли воды падали на её лицо, на губы, стекая по шее. А волосы, светлые, распрямляются, мокрыми змейками спускаются на плечи и выступающие ключицы. Там, где небольшими бугорками виднеется шрам. И, блин, как же он хочет поцеловать её теперь-уже-неидеальное тело.

Он смотрит. Она, фантом из воспоминаний, не настоящая, плод воображения, стоит перед ним и шепчет; он смотрит как шевелятся её губы: “это пройдёт”.

– Сучка.

Он оскалился, ударяя кулаком по каменной стене. Маленькая сука, почему она позволяет себе проделывать это с ним? Снова и снова. Почему он позволяет ей? Глупой капитолийской суке, которая так сильно раздражает его, одним присутствием.

Эбернети упирается в стенку лбом, ощущая, как прямые струи лупят в выступающие на шее позвонки.

– Нужно с этим завязывать, – он тянется к регулятору воды, рывком отключая горячую воды. Холодный поток ливанул незамедлительно, заставляя крепко сжать зубы.

Ледяная вода для айсберга внутри Эбернети. Чтобы не расплавиться окончательно от её горячих прикосновений.

Сегодня он спал. И снились ему её широко распахнутые с огоньком ярости глаза. Совсем не те, которыми смотрела большая часть капитолийских девушек. Её глаза горели, так, словно она могла задохнуться от гнева. И во сне, она умирала, каждый раз, как он прощался с ней, чтобы снова возродиться. И с каждым “прощай”, она становилась другой. Только её глаза всё равно продолжали ТАК гореть. Её чёртовы глаза.

Проснулся он совсем рано с осознанием, что в этот раз, они попрощаются навсегда. Она придет в себя и оставит его в покое. Одного, в любимом доме, с выпивкой и гусями.

Хеймитч впервые спустился на завтрак вовремя. Это происходило достаточно редко, но сейчас ему было интересно посмотреть на Тринкет. Как она отводит взгляд, стараясь не смотреть на него. Как краснеют её щёки от воспоминаний о вчерашнем вечере. Он даже придумал ряд шуток на эту тему, повторяя их в уме, снова и снова. Чтобы не забыть. Чтобы получилось правдоподобно.

Но она не спустилась на завтрак.

Это чертовски глупо с твоей стороны, солнышко! Пропустить такое шоу…

Долго ждать ему не хотелось, Тринкет упрямо не выходила из комнаты. Он сдержал отчаянный порыв забежать в её коморку, хлопнув дверью, наорать на неё, впечатать в стенку и зацеловать до смерти. Но вместо Эффи ему предстояло встретиться с Хэвенсби. Это совсем не радовало, хотя было необходимым для Хеймитча. Как бы он не отрицал.

– Как всегда грубый и неприветливый, – улыбнулся Плутарх, когда Хеймитч проигнорировал его приветствие. – Понятно, почему Эффи сбежала.

– Что ты несёшь?

– Встретил её утром, она очень спешила. Думал, ты в курсе, – мужчина пожал плечами.

Какого хера, Тринкет?!

– К чёрту. Ты уже знаешь кто и как совершит покушение на неё? – Хеймитч прорычал фразу, он злился, и это не осталось без внимания Хэвенсби.

– Я лично проверил каждого приглашенного. У нескольких человек имеется зуб на Капитолий. Думаю, кто-то из них мог бы попытаться. За ними я лично установил слежку на весь вечер. Твоя задача не подпускать к ней этих людей. Справишься? – он использовал весь свой скептицизм, аккуратно вкладывая его в каждое слово и каждый взгляд, направленные на Эбернети.

– Справлюсь, – прорычал тот в ответ.

Ему нужно было выпить. Необходимо. Жизненно важно. И он поплелся в бар.

Это было единственное, пожалуй, место, где бы он мог находиться. Единственное на весь Капитолий. На весь гребанный Панем. И сейчас он смотрел в одну точку, мечтая вернуться в свой Дистрикт. Чтобы никогда не видеть её.

Пусть общается со своим Фликерманом! Он ей больше подходит. Пижон разукрашенный!

Противное чувство опустилось на плечи. И он немного выпрямил спину, чтобы сбросить с себя этот груз. Эбернети осмотрел помещение. И вот она: представительница лучших капитолийских стерв, из тех, что ему доводилось провожать по утрам, после бурной ночи. Сидит напротив, смотрит своими глазёнками, полными похоти и страсти. Буквально пожирает глазами.

– Ну и что тебе ещё нужно, придурок? – прорычал он, закрывая лицо руками, вдавливая ладони до боли.

На сегодняшний вечер он только что нашел себе спутницу.

***

В груди появилось дурацкое чувство, колющее, скользкое. Волнение. Он осматривал всех, пытался найти её, выцепить взглядом из толпы. Её не было в зале. Она опаздывала на добрых двадцать минут.

Чёртова капитолийская сучка! А если её перехватили в коридоре? Черт. Чёрт возьми!

– Эй, мы кого-то третьего ждём? – капризный голос со спины, и он готов разорвать девушку.

– Нет. А если хочешь поговорить, то напомни мне, как тебя там зовут?

– Ты самый отвратительный мужлан, которого мне доводилось встречать! – девушка улыбнулась, притягивая Эбернети к себе, прижимаясь к нему всем телом. – Только не говори, что забыл моё имя после той ночи.

Она прикусила его нижнюю губу, сразу же зацеловывая её, проникая в его рот. Жадно вылизывала его нёбо. А он косился в толпу, думая о том, где и с кем шарится Тринкет. И вопрос “с кем?” интересовал даже больше, чем “где?”.

Зал завопил от неописуемого восторга. Больше всего верещала женская половина. И Эбернети, оттолкнув от себя спутницу, буквально отшвыривал закрывавших обзор капитолийцев.

Это был Фликерман. Зачесанные золотистые волосы в хвост, идеально сидящий по фигуре костюм. Весь такой идеальный Цезарь-мать-его-Фликерман. Который не забывал раздавать направо и налево автографы, фирменные улыбки и рукопожатия. Мужчина вел под руку Октавию, которая, как заметил Хеймитч, светилась, словно была самой счастливой на свете. А кто был бы не рад от предоставленной возможности идти рядом с известным ведущим. Кроме Эбернети, пожалуй, никто. Но что-то подсказывало ему, что радость девушки была очередной привычной игрой на публику. Её что-то тревожило, и тревога эта передавалась Хеймитчу.

– Ты куда? – закричала его спутница, пытаясь протиснуться в толпу, в попытках догнать Эбернети.

Ему было плевать на неё, на толпившихся вокруг Цезаря репортёров и восторженных поклонников, на весь мир. Он пытался найти ответ на застрявший где-то в горле вопрос:

– Где она?

– Блин, Эбернети, – зашипела стилистка, буквально выдернутая из эпицентра событий. – Спокойно. Она в порядке.

– Мне плевать как она, мне нужно её видеть! Где она, чёрт тебя дери?!

Октавия оглянулась на Цезаря, который так увлёкся чужим вниманием, что совершенно не заметил её отсутствия. Девушка тяжело выдохнула. Эбернети этот выдох немного успокоил, хоть и не радовал.

– До сих пор? – тихо прошептал мужчина, и она кивнула в ответ.

Однажды, в беззаботные времена Голодных Игр, он нашел её в холле, нервно сжимавшую кулаки, злющую, взбешённую. Она налетела на него и расплакалась. Совершенно неожиданно для Эбернети. Она и сама не ожидала от себя, а на все расспросы только отнекивалась. И он готов был поверить, если бы не заметил взгляд на огромный экран. Мокрые глаза, переполненные остервенения, смотрели так отчаянно и так нежно. А Фликерман продолжал ослеплять улыбкой прохожих. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться.

– Секунду, – она улыбнулась, набирая воздуха в лёгкие. Вернулась в толпу и шепнула на ухо Цезарю что-то весьма неприятное. Ведущий скривился, с удивлением уставившись на подругу. Эбернети попытался сдержать улыбку, но успел.