Текст книги "Keep Coming (СИ)"

Автор книги: fox in the forest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Последние дни всё же отличаются особой монотонностью, и она понимает, что не знает какой сегодня день недели.

Когда Логан назвал ей число, тогда-то это и началось. Снова.

Ей не было страшно, когда она не ощутила привычного запаха Эбернети, когда не почувствовала вкуса еды, когда поняла, что картинки тускнеют. Ей стало хуже за несколько дней.

Сначала она не смогла понять, какого цвета была подушка на диване в гостиной. Потом забыла цвет своей зубной щётки. У неё было три любимых полотенца: синее, зелёное и… пусто. Ничего.

Мелочи ускользали от неё. Мелочи, из которых складывалась вся её жизнь.

Она идёт в ванну, стараясь оставаться незамеченной, и пока чистит зубы, просто смотрит в потолок, считает кусочки кафеля и в голове продумывает возможные варианты причин, почему она так поступает.

Почему бы ей просто не рассказать Эбернети или Хэвенсби о том, что задумал Логан? Почему просто не сдаться? И ещё миллионы почему, сменяющие друг друга, не покидают её мысли. И лишь один ответ – он убьёт его, если что-то пойдёт не по плану. И не то, чтобы она не хотела убить Эбернети. Просто эта привилегия исключительно для неё. И она снова убеждается в этом, когда заходит на кухню, где бывший ментор пытается сделать вафли.

По комнате разливается запах кофе со сливками и карамелью, но Тринкет не слышит запахи уже несколько дней, о чём не знал мужчина.

Хеймитч замечает капитолийку и пытается улыбнуться, но получается слишком странно, а потом говорит:

– Поешь, тебе полезно.

А ей тошно и хочется кричать громко и отчаянно. Он сжимает её руку до боли и обещает помочь.

– Всё в порядке, я не знаю, чем ты можешь помочь.

– Давай сходим к врачу, – она чувствует, что он сжимает руку крепче. – Мы справимся.

Что ты делаешь? Когда появилось это “мы”?

Она смеётся.

Она борется, чёрт возьми, сражается с собой, чтобы не начать умолять его прекратить, пряча слезы. Отворачивается, смотря куда-то в окно, и пока Эбернети убирает посуду, часто моргает и смотрит вверх, размазывая тяжелые капли слёз. И когда он возвращается, она смотрит ему в глаза.

Видишь, я улыбаюсь, всё в порядке, Эбернети. Верь мне, пожалуйста.

Он не смотрит на неё в ответ, потому что он знает, что увидит там ложь. Он знает, что у неё глаза стеклянные, безжизненные.

Эффи закрывает глаза и вспоминает, как просила Логана подождать с отъездом. Безумец с нетерпением ждёт пока придёт время назначенной даты, и она сбежит с ним из этого города. Ему кажется, что только тогда она сможет перестать претворяться и не быть сильной.

Потому что она совсем не сильная, она – вынужденная.

Осознание будущего сжимает ей нутро в один ком и практически пинает в спину, заставляя уйти из уютной квартиры бывшего ментора.

Пока она медленно плыла по мокрым пустым улицам Капитолия, Эффи отчаянно повторяла про себя, что так нужно.

Так было нужно. Так было правильно.

Но что-то подсказывало, что сколько раз не произнеси эти слова, они всё равно не примутся ею как должные. Потому что это Логан. И, господи. Она даже не попрощалась с Хеймитчем как следует.

Эффи заходит в здание, напоминающее ломаную геометрическую форму из стекла и бетона. Девушка осторожно поднимается по узким ступенькам, стараясь не шуметь, не привлекать внимание кучкующихся капитолийцев, что, активно жестикулируя, обсуждали что-то совершенно неважное.

И ей даже слегка завидно, мол вот у них всё просто.

Хэвенсби встречает её теплой улыбкой.

Он что-то знает, он точно понимает, что делать. Этот прохвост как обычно что-то задумал. Помощник президента всегда на два шага впереди. Но Эффи кажется, что уже слишком поздно.

Плутарх ведёт пустой диалог, а после стандартных фраз, отдаёт ей заколку. Ту самую, которую девушка потеряла на приёме в Центре, когда случился взрыв. Эффи говорит, что ей пора уезжать с Октавией и Цезарем. Что в Четвёртом сейчас очень красиво. Она шепчет ему на ухо, чтобы он был осторожнее, потому что сегодня будет покушение, когда обнимает на прощание. Она смеётся и ещё раз благодарит за найденную вещицу. Эффи улыбается и оставляет Плутарха с лёгкой ухмылкой на лице. Тринкет кутается в воротник кислотно-желтого пальто, когда за её спиной закрывается дверь и тихим хлопком раздаётся выстрел.

По её щекам течет утренний макияж; она поправляет прическу, сидя на заднем сидении такси.

– Приехали, – оповещает голос водителя.

Девушка мельком взглянула в окно, сдержала кривую улыбку и постаралась равнодушно произнести:

– Благодарю.

Тринкет быстро открывает дверцу и покидает машину. Почти сразу сталкивается со взглядом десятков людей, что толпились у входа в вагон поезда Капитолийского Экспресса.

Её никто не остановил, когда она направился в их сторону. Хотя ей казалось, что бешенный стук сердца слышат все и вот-вот кто-нибудь кинется на неё.

Нет. Никто не дернулся в её сторону, конечно, приспешники Логана бросали взгляды, но никто даже не пытался приблизиться.

Она проходит внутрь поезда. В тот самый чёртов вагон. И ряд ассоциаций пролетает в её мыслях.

Эффи изо всех сил старается выглядеть непринужденной, но, когда сталкивается в дверном проеме с Логаном вся её непринужденность расщепляется в беспокойстве.

Мужчина натягивает привычную ухмылку, произносит одними губами “я знал, что ты приедешь” и отпустив плечи девушки, шествует в главную комнату, где когда-то собирались на завтрак трибуты, ментор и сопровождающая.

Логан проводит кончиками пальцев по характерной отметине на столе из красного дерева, и у Тринкет пробегают мурашки по коже – она знает, что эта дырка в столе появилась из-за Эбернети, просто не может подтвердить это своими воспоминаниями.

Ученый игнорирует одного из мародеров, что пытается донести до него суть их нового плана для очередного побега. Присев в центре стола, он осторожно помешивает маленькой чайной ложечкой ещё горячий кофе и делает глоток, скорее всего обжигая кончик языка.

Эффи пыталась вникать в разговоры мародёров, однако больше всего её интересовали движения. Жесты, мимика. Все внимание она сосредоточила на одном человеке – на Каине Реддле. Слова, голос, интонации. Как двигается, как реагирует, какие эмоции и когда испытывает.

Для вида берет бокал с чем-то алкогольным и неторопливо направляется в тихий уголок. Хотя бы дух перевести.

Тринкет идет между людей, скользит взглядом и вежливо улыбается. Она устала. И это начало сказываться на восприятии. Девушка перестала понимать часть слов, не улавливала оттенки интонаций, очень скоро разговоры других для неё станут раздражающим шумом.

Гений посмотрел на наручные часы. Почти одиннадцать. Можно уезжать. Свой вклад в развитие медицины он сделал еще вчера, а сегодня только дал отчет остальным мародерам. Мужчина смеётся над очередной не смешной шуткой, и Эффи с трудом сдерживает гнев.

Ты разрушил мой мир.

Ты продолжаешь его разрушать даже сейчас. И я хочу остановить всё это.

– Что ж, – он протянул руку одному из приспешников. – Хорошо.

Его “хорошо” означало для Капитолия что-то очень плохое. И Тринкет не отводила взгляда от окна, наблюдая, как родной город отдаляется от неё.

– Как ты?

Она поджала губы. А затем обратила к нему лицо:

– Что вы планируете делать дальше?

– Дальше? – глухо переспросил ученый, глядя в камин. Она даже не успела удивиться, что он вообще прореагировал на вопрос.

– Я имею в виду… То, что происходит. Что дальше? У вас есть план на будущее? Куда мы сейчас, Логан?

И замерла, затаив дыхание. Чувствуя, как страх ползёт по позвоночнику, опуская сердце до самых пяток.

Взгляд тёмных глаз на долгое мгновение вернулся к её лицу. Последующая за тем усмешка снова разожгла злость.

– Вот ты о чём. Шпионишь для Хэвенсби?

Эффи снова пожала плечами, не отводя бокал от губ, словно прячась за ним. Тщательно скрывая ужас за опущенными ресницами.

Как же, это же ты подстроил его убийство.

– Сейчас мы направляемся в Тринадцатый. А дальше что-нибудь придумаем, – он сделал паузу, а когда понял, что ответа не будет, добавил: – Это зависит не только от меня, Эффи.

– Правда? – удивлённо-раздражительный возглас вырвался внезапно, и она прикусила язык, когда поймала на себе несколько взглядов.

– Да, – его перебил собственный тяжёлый вздох. – Мой брат хочет покинуть Панем. Как ты на это смотришь?

***

Эбернети сливается с бетонными плитами и мокрым асфальтом, становясь всё меньше и меньше. По крайней мере, он так себя чувствует.

Он не готов общаться с живыми людьми, но раз за разом на него кидаются со всех сторон нервные капитолийцы, и ему приходится огрызаться и плеваться ядовитыми словами, чтобы поумерить их пыл.

Он перекручен, выпотрошен. Чёртова рыба без любимого океана.

Хеймитч, опускаясь на пол, достает сигарету, первую за сегодняшний день, чему была бы необычайно рада его невыносимая капитолийка, знай она об этом. Ее нотации по поводу всей этой дряни уже поднадоели, поэтому его желание бросить эту пагубную привычку скорее не ради себя, а ради того, чтобы не слушать распыляющиеся речи блондинки каждый день. Хотя он ловит себя на мысли, что сейчас ему необходимо поговорить с ней. Поскандалить, поорать на неё. За то, что уехала, его не предупредив, за то, что творит какую-то херню, за то, что тут происходит.

– Просто набери и спроси где она, – доносится до него откуда-то из-за спины голос Октавии, пока он делает очередную затяжку. Стилистка насквозь просверливает глазами его череп, отчего мужчине становится неуютно.

Октавия протягивает сотовый, на экране которого высвечивается нужный номер и буквально вкладывает его в руку Эбернети.

– Позвони и спроси!

Хеймитч ставит себе диагнозы в бешеном количестве, будто втыкает свечи в праздничный торт – паранойя, обсессивный синдром и еще херова туча самовыдуманных болезней с похожими клиническими картинками.

У него состояние какого-то гребаного влечения, жалкой необходимости увидеть, дотронуться, чтобы просто почувствовать, пока она не сбежит снова. Страх потерять железной хваткой сжимает глотку вместе с сигаретным дымом.

В сотый раз выбирает ее имя в контактной книжке и в сотый раз со скрипом в челюсти и с жжением в глазах старается не сломать к чертовой матери этот гаджет.

Она тысячу раз говорила ему: ты нужен мне.

Ну и где же ты, когда она нуждается?

Она не бросала меня, я сам ее отпустил.

От этих мыслей еще больше хочется возненавидеть себя – ведь сам не остановил ее, не пошел вслед. Идиот.

– Ты думала, я отпущу тебя просто так?

– Я думала, ты меня не отпустишь.

Что ты имела ввиду, Тринкет?

Каждый его день словно новая возможность упустить ее. Кажется, что судьба проклинает Хеймитча Эбернети.

– Потому что, если я не увижу тебя снова…

Что ты хотел сказать, ты хоть сам знаешь?

Он не знает. Сидит у палаты раненого Хэвенсби и курит, наплевав на правила о запрете курения в больницах.

Врач выходит из комнатки, и одаряя Эбернети недовольным взглядом, приглашает его войти.

Когда Эбернети проходит в дверной проём, врач перехватывает его руку, забирая непотушенный окурок, и тот чертыхается, скалясь в ответ.

– Выглядишь ужасно, Хэвенсби. Даже хуже, чем обычно.

– Меня неправильно подстригли, а в остальном, я в порядке, – отвел помощник президента, с трудом по поднимаясь на кровати.

Его правое плечо, перевязанное испачканным кровью бинтом, свидетельствовало о том, что дела идут действительно плохо, и дело не только в стрижке. Теперь Хеймитч по-настоящему задумался о том, что Плутарх не знает, что делать дальше.

– Как ты до этого докатился? Подставляться под пули… Не слишком рискованно для тебя?

– Мой информатор слегка опоздала. Но на это есть свои причины.

– Надеюсь, с твоим человеком всё нормально. Обычно они умирают на следующий день. Или позже?

– Она в порядке.

– Я хочу знать, что за Игру ты ведёшь? И ты ли её ведёшь, Хэвенсби…

– Я расскажу, но ты должен пообещать мне, что больница останется целой, как и я, во время твоих очередных вспышек гнева.

– Разговор будет тяжелым, – Эбернети щелкнул зажигалкой и закурил.

Плутарх не возражал. Пока в его тело вливали что-то отдаленно напоминающее антибиотик, он спокойно просвещал Эбернети, который судорожно глотал сигаретный дым.

Как оказалось позже, Плутарх изначально спланировал их участие в этом дерьме, с момента проведения Приёма в особняке Сноу. Но когда Тринкет пострадала от вакцины, он решил, что внедрить её в компанию мародеров будет совсем не лишним. И пока Хэвенсби вылавливал приспешников Логана – его мелких пешек, он постепенно приближался к своей цели. И если бы после взрыва в Центре, отловленный им Каин Реддл не сбежал, то возможно всё сложилось бы иначе.

– Я знал, что Тринкет предупредит меня, если что-то пойдет не так. И она предупредила. Нужно будет поблагодарить её, когда она вернётся.

– Где она? – Эбернети цедит каждое слово через плотно сжатые зубы.

– Ну конечно, она не сказала тебе. Умница.

– Где эта чёртова дура?

– Логан увозит её в Капитолийском экспрессе в неизвестном мне направлении прямо сейчас, – Плутарх вскинул руки в жесте “сдаюсь” и добавил: – Я отдал ей маячок, мы сможем узнать где она в любую минуту.

***

Поезд сильно толкнуло вперёд, затем назад, половина мародеров попадали на пол. Скорость экспресса стала значительно снижаться и Эффи с испугом уставилась на Логана. До Тринадцатого они ещё не доехали, и судя по пейзажу, они остановились в районе лесов Седьмого.

– Что происходит? – младший Реддл метался от одного приспешника к другому в поисках ответа, пока не наткнулся на Тринкет.

– Они отключили напряжение, – осторожно подметил один из мародеров. – Но можно попытаться взломать их систему и попытаться…

– Делайте! – рявкнул Каин, хватая Эффи за руку. – А ты пойдёшь со мной.

– Кай!

– Нет, братишка, не отрицай, она подставила нас.

– Мне нужны доказательства.

Мужчина не церемонясь стал обыскивать перепуганную девушку, не пропускай ни малейшего сантиметра её тела. На секунду его лицо округлились и губы растянулись в хищной улыбке.

– Что это, птичка?

– Заколка, это просто украшение, – пролепетала Тринкет в ответ, косясь на Логана, пытаясь найти поддержку.

– Сейчас я это проверю, а когда вернусь, то снесу твою голову, крошка.

Чёртов Хэвенсби! Боже, о чём я думала? Что это, чёрт возьми, за звук?

– Проверьте соседние вагоны, кажется у нас гости, – отдал приказ Логан, затем схватив Тринкет потащил девушку в последний вагон.

– Нужно выиграть немного времени. Слышишь меня? – он развернулся к ней, обхватывая её лицо своим руками и стал всматриваться в её глаза. – Ничего не бойся.

И это было странно для Эффи, потому что ей не было страшно. Она смотрела на Реддла и… она верила ему.

– Это из-за меня. Я предупредила Хэвенсби о нападении, и о том, что уезжаю.

– Я думал ты умная, Эффи, – ученый усмехнулся, но получилось слишком грустно. – Променять платья на… Сейчас, как это назвать? Попытку начать новую отвратительную бедную жизнь с тем, кому легче оплакивать прошлое, чем строить будущее?

– Я вовсе не умная.

– Только не говори, что ты любишь Эбернети. Иначе меня сейчас стошнит.

И пока Логан пытался совладать со своим гневом, в соседние вагоны присваивались миротворцы.

Кто-то отчаянно завопил в первом отсеке. Затем последовала череда выстрелов. И снова чей-то ор после недолгой паузы, плавно переходящий на крик, которым кричат от боли, словно в него попали, задели, зацепили.

Кто-то из мародеров, в попытке прервать штурм, бросил шашку, и весь вагон заполнился чёрной дымкой. Именно с этого момента всё пошло не так, как хотелось бы Плутарху.

Хеймитч не видел ничего, только слышал вопли и всполохи где-то перед собой, как сквозь чёрную толщу воды. Туман словно двигался, выцепляя то одно, то другое тело мечущихся в этом невидимом пространстве людей.

Эбернети содрогнулся всем телом, когда новый выстрел раздался где-то совсем близко, оглушая бывшего ментора. Тёплая влажная змейка скользнула с ушной раковины по шее. Он ронял, что сбился с нужной дистанции, и теперь в него могли попасть свои же. Ответ на выстрел не заставил себя ждать.

– Твою мать!

Эбернети прижал руку к пылающему плечу и ощутил горячую влагу на пальцах.

Ничего не видно, не слышно, только гудение в ушах и собственная кровь на пальцах. Отличный штурм. Хорошо спланировал!

Он налетает на одного испуганного мародера и незамедлительно вырубает его точным ударом в челюсть, но к сожалению, теряет равновесие и упирается в стену простреленным плечом, от чего всё тело прошибает невыносимой болью, словно от тока.

Рычит сквозь зубы, и злится. Злится как никогда раньше. На себя, на Тринкет, на идиота-Логана и Хэвенсби.

Вставай, Эбернети, мать твою, это всего лишь плечо.

У него перед глазами мелькает воспоминание с забытых Пятидесятых Голодных Игр, и он совершает рывок. Ему кажется, что даже туман становится реже, стоит только вспомнить, через что он уже прошел: дымовая завеса – это ничто по сравнению с придурошными птичками-мутантами, ядовитым туманом или силовыми полями. А за спиной снова кто-то орёт так, что вопль этот заставляет двигаться быстрее. Туда, где Тринкет. Пока ещё есть время. Пробегая несколько отсеков, он сталкивается с Каином, которого не получается вырубить несколькими ударами в живот и лицо. С ним пришлось повозится дольше, и получив несколько серьёзных травм, Эбернети всё же удается скрутить младшего Реддла.

– Поможешь найти Логана, – выплёвывает он, и тащит за собой постанывающее тело.

Он замечает её в углу последнего вагона, прижатой к стене каким-то ублюдком.

Дрожит, напугана, боится. Знаю, малышка. Знаю. Сейчас заберу тебя отсюда.

– Хеймитч! – вскрик, и это имя, чёрт возьми, не сравнится ни с одной интонацией, какую бы он мог слышать.

И единственное, что заставляет оторваться от воспоминаний, это резкое движение со стороны Каина. Ему хватило одной секунды. Секунда, Эбернети обезоружен и падает на пол. Секунда, и он целится в Тринкет, которую фиксирует тот ублюдок.

Младший Реддл настроен серьёзно. Поэтому Хеймитч, несмотря на разъедающую боль, выпрямляет плечи и, опираясь о стену, медленно поднимается. Бросает быстрый взгляд в сторону Эффи, которая теперь смотрит не просто со страхом – с ужасом, и делает шаг на встречу к Каю.

– Стой где стоишь, пёс, иначе твоя капитолийская сучка останется без головы.

– Отойди от неё, – рычание вырывается из горла, перекрывая желание закашляться. Воздуха не хватает даже для этого.

– Нужно было прикончить тебя ещё там, в Центре!

Губы Реддла кривятся в отвращении. И он целится уже в Эбернети.

– Я сказал, – хрипит Кай, заводя курок, – стой на месте!

Протяжный стон вырывается с горла ублюдка, когда Тринкет пробивает дырку в его стопе своим каблуком, и, разворачиваясь, заезжает кулачком в его челюсть, сбивая костяшки в кровь.

– Моя девочка! – успевает мелькнуть в голове Эбернети, перед тем, как Кай выхватывает из кейса старшего брата шприц с вакциной. Перед тем, как воткнулась игла куда-то в шею. Затем несколько ударов рукояткой пистолета в скулу и нос, от чего ему кажется, что больше в его голове не будет фраз, сложнее двух слов.

Чёрт. Чёрт возьми. Чёртчёртчёрт.

Он чувствует, как тяжёлый сгусток собирается в углу губ. Горький и мерзкий. Вот-вот сорвётся вниз, по подбородку. Чувствует, как губы окрашиваются горячей, почти чёрной, липкой кровью.

Хеймитч не сдерживает кашля, сплёвывает бордовую тягучую кровь. И наконец-то делает судорожный вдох.

Буквально физически чувствует выстрел, разрезавший его сознание на двое. Когда ему почти показалось, что он мёртв, Эбернети резко включился, потому что выпущенная пуля была предназначена не ему, а Тринкет.

Только не сдохни, Эбернети! Не сейчас. Не тогда, когда она возможно умирает.

Увидеть Тринкет не получается, зато Хеймитч видит стеклянный взгляд Каина и рухнувшее тело его брата перед Эффи.

Он только что спас её. Не ты, а чокнутый Логан!

Он был бы благодарен ему, и может быть успел бы сказать пару тёплых слов на прощание, вот только в голове снова начинает гудеть; одно ухо оглушено, будто погружено под воду, что сильно шумит. Эбернети отчаянно вцепляется в стену, и когда мокрые от крови пальцы соскальзывают, оставляя на прошивке вагона кровавый след, он всё же находит в себе силы вырвать из рук не менее оглушенного Кая пистолет.

Раздаётся ещё один выстрел и тело ублюдка, что выкручивал руки Тринкет, падает рядом с окровавленным Логаном.

Тринкет в два прыжка пересекает комнату, игнорируя содрогающегося в истерике Реддла-младшего, обнимает Эбернети.

– Всё хорошо, слышишь, всё будет в порядке, – шепчет она. Он делает шаг, комната делает два; тяжело опускается на пол, полна в силах стоять на ногах.

И пока Эбернети растирает кровь большим пальцем, проводя по ее сбитым костяшкам, опасаясь, что она могла сломать себе пальцы или кисти, Боже, он молился, чтобы ей было не больно.

В глазах на секунду темнеет. Моргает, заставляя себя собраться, а потом поднимает взгляд к лицу Эффи, но перед ним лишь размытые блики. В голове ни одной мысли, потому что разум уже стирается и похоже, что начисто!

Он ненавидит это чувство беспомощности. Ненавидит, когда опускает глаза к своим ладоням, а там везде кровь. Так много крови. У него всё лицо в крови. Губы, подбородок. Бровь рассечена. Волосы справа, ухо. И её ладони в его крови.

Он жмёт веки. Трёт переносицу. Машет головой. С силой сжимает руки в кулаки. Но это чувство не проходит, а кровь не исчезает. Алая, вязкая, с металлическим привкусом – кровь.

– Дыши, Эбернети, слышишь меня! – кажется она кричит, но он почти не различает её слов.

Он дышит. Пытается. Ведь у них почти не остаётся времени даже попрощаться. Он верит. Он, чёрт возьми, знает, что всё будет хорошо. Но только у Тринкет, а не у него.

Заслуживаешь ли ты возможность на спасение?

Жгучая боль пронзает его лопатки, а сердце сжимается так, словно ещё один конвульсивный удар, и оно вылетит из груди, вдребезги сокрушая рёбра.

Хеймитч Эбернети больше не заслуживает спасения – вот его вердикт от судьбы.

Холод в животе всё больше разрастается. И всё это херово, очень херово, потому что он видит, как Тринкет прикусывает губы до боли. Как умоляет его о чём-то. И в её голосе столько боли и слёз. Слёз в глазах. И от них ему на миг становится страшно.

– Смотри на меня, – шепчет Тринкет, и он считывает по губам каждое слово.

Пальцами она обхватывает его холодное лицо. А он смотрит стеклянными глазами. Сжимает и разжимает челюсть. То ли в попытке что-то сказать, то ли в попытке сохранить своё сознание.

Она лихорадочно гладит его щёки, будто привести его в чувства.

– Пожалуйста, нет. Пожалуйста, продолжай смотреть на меня. Дыши. Останься со мной, слышишь?

С трудом, но слышит. Слышит отдалённый крик из коридора. Отданный приказ. Гулкий голос кажется знакомым, и до слуха доносятся только отрывистые выкрики.

– Быстрее! В каждую дверь! Открывай, Хоторн, открывай. Нет? Дальше! Быстрее! Вульфик, тащи свою задницу в последний вагон! Свяжитесь с Кейджем! Быстрее, мать вашу, Ральфус!

– Смотри на меня!

Он пытается улыбнуться, чёрт возьми, сейчас он забудет её. Тринкет тоже понимает это, давясь рыданиями, подступающими к горлу.

Его сознание окутывает смертельная чёрная дымка, словно в вагон снова забросили шашку. Только теперь этот туман душит, давит на горло и голову.

Тринкет начинает говорить, просто говорить ему на ухо, торопливо подбирая слова.

– Всё будет хорошо. Ты спас меня, слышишь? Сейчас всё будет в порядке, – она почти не понимает, зачем это говорит, зачем продолжает целовать его губы.

Он ничего не чувствует, кроме тишины и чудовищного холода. Такого холода он не испытывал никогда.

Его перепачканные кровью пальцы срываются с её плеча, и рука тяжело падает на пол, отчего капитолийка сильнее обнимает его, трясётся и громко плачет.

– Нет! Нет, нет, пожалуйста. Я люблю тебя, – всхлипы такие громкие. – Пожалуйста…

Сознание так быстро отключается. Так не вовремя, потому что от этого, сказанного ею, на какой-то миг сердце вдруг стучит сильнее. Несколько ударов. Всё на что хватает Эбернети: на два грёбаных неровных толчка.

Шестерёнки его механизма замедляются. И внутри становится слишком пусто. Там просто воздух. И её голос. Всё тише и тише.

Комментарий к

Low Roar – I’ll Keep Coming

Ребята, это не совсем конец. Будет ещё небольшой Эпилог)

========== Эпилог ==========

Комментарий к Эпилог

Florence + The Machine – Queen of Peace & Long and Lost (The Odyssey – Chapters 5 and 6)

Этот шедевр вдохновил меня на написание эпилога. Я почти списывала прощание (да простит меня Фло) с Long and Lost (6:28)

Всякие истории имеют свой конец, но никто не предупреждал Тринкет, что конец может быть не счастливым. И если говорить о том, что действительно было убито за эти почти три месяца, так это её наивность и вера в “жили долго и счастливо”.

Впервые, возможно, за всю осень, Эффи наконец могла выдохнуть с облегчением – она словно приняла реальность. Реальности, где всё подошло к логическому концу. Теперь она снова могла с уверенностью смотреть в будущее, тщательно спланированное Плутархом. Через несколько часов она отправляется домой. В родной ей Капитолий, который снова поднимался на ноги. А дальше её ждала карьера, о которой она когда-то мечтала. Жизнь, которая так часто снилась ей. Та самая, где не было места Хеймитчу Эбернети.

– Логан Реддл мертв, – констатирует Хэвенсби, обрывая её мысли, и произнесённое имя продолжает эхом отбиваться в её голове.

Дыши, Тринкет. Вдох и выдох.

Логан Мертв. Ей бы засмеяться истерическим хохотом, да плакать от счастья, что этот монстр больше не причинит никому зла, но какие-то больные слезы клокочут в горле, и что-то похожее на крик, так и не срывается с сомкнутых губ – она не позволит себе.

Вдох и выдох.

– Он заслужил это, – голос Плутарха не такой твердый, как тому бы хотелось, но он искренне надеется, как и все вокруг, что это было необходимостью, наконец, поставлена жирная точка в конце жизни Логана. Финал. И явно несчастливый для самого ученого.

Вдох и чёртов выдох.

Она поправляет юбку чёрного платья, заправляет выбившийся локон из идеальной причёски. Им пора отправляться на вокзал.

– На счет работы не переживай. Конечно, сопроводителей на Играх больше нет, но у тебя остались достаточно влиятельные друзья с того периода. Которым нужны помощники, – Хэвенсби посмотрел на часы. – Но это только после того, как придёшь в себя.

– Ладно, спасибо, – отвечает Эффи, и вот они – первые слова за день, за неделю, за вечность.

Он предложил ей работу помощницы Кейджа. Работа бок о бок с Плутархом. Под защитой. Она конечно же согласилась. И с этого дня у Эффи всё в порядке. Это должно было радовать. Должно.

Надевая пальто, девушка ловит себя на мысли, что всё могло повернуться совершенно иначе.

Решения, принятые нами, влияют на будущее, на людей, окружающих нас, на нас самих непосредственно. Выбирая, мы лишаемся и приобретаем одновременно. Но иногда выбирать так сложно…

Эффи не спала всю ночь, отчего половина текста, сказанного Хэвенсби, пролетает мимо капитолийки. Всю ночь она записывала то, что хотела бы сказать Эбернети на прощание. Текст получился нескладным. Как выяснилось позже, они никогда не могли нормально попрощаться. Джоанна сказала, что это точно какое-то психическое расстройство – когда не можешь попрощаться с тем, кого любишь.

Победительница часто навещала Эбернети, и пока последний испытывал на себе все последствия синдрома, Мейсон тайно присваивала себе пробирки с морфлингом. Тринкет позволяла ей это, а Джоанна старалась вести себя сдержанно, в благодарность за сохранение её маленькой тайны. Иногда девушка выражала поддержку в странной агрессивной форме, присущей исключительно ей. Это здоровски помогало Эффи окончательно не свихнуться, словно отрезвляющие пощёчины. Резко и больно.

Порыв ветра снова выбил непослушный локон из прически. Холодно, по истине осенняя погода. Легкий моросящий дождик накрыл Седьмой, создавая туман из мелких капелек. Казалось, что они зависли в воздухе, словно живые.

Тихие шаги, идеальная осанка, легкая походка, она спрятала руки в карманах яркого почти кислотно-желтого пальто. Пересекая Дистрикт, Эффи оглядывалась по сторонам, отчаянно кусая губы до крови, повторяя заученный текст. Рядом с ней шел Плутарх, изредка кивая ей, улыбаясь, словно всё в порядке. В его идеально построенной системе действительно царит порядок. Подтверждением служила его самодовольная ухмылка, которая не сходила с его губ весь день.

– Эбернети опаздывает, может забыл время отправки? – говорит Плутарх, когда она рассматривает Капитолийский Экспресс.

Всё шутки шутишь, говнюк. О, если ты и вагон последний выбрал, то до Капитолия точно не доедешь.

Решительная складка между ее бровей разглаживается, знакомая печальная улыбка распускается на губах. Она всегда смотрела на него, словно с самого начала знала – доверять нельзя. Помощник президента явно что-то задумал и сейчас Тринкет добровольно шла в его расставленные сети. Вопрос только один – в чём подвох?

– У нас ещё есть время, – улыбнулся Хэвенсби. – Я очень надеюсь на тебя, Эффи, но если хочешь – можешь остаться.

Он даёт выбор, и от этого становится только тяжелее, потому условия слишком неприемлемы для неё. Потому она знает, что можно иначе, но решает тут только Плутарх, ведущий новую выгодную игру. Правила которой позволяли Тринкет выбрать между Капитолийскими мечтами и Эбернети, которому запрещен въезд в столицу.

Эффи отходит в сторону, так чтобы был виден лес, и делает глубокий вдох опьяняющего своей чистотой воздуха с запахом вековых сосен и хвои.

Тринкет полностью восстановилась, и вот уже несколько дней она наслаждалась запахами из Дальнего леса.

Верхушки деревьев лениво раскачивались из стороны в сторону, а тишина позволяла ей увидеть, как через острые густые иголочки просачивалось время, унося её в воспоминания.

После случившегося в поезде, младший Реддл, не в силах смириться со смертью последнего родного человека, попросил о казни, и Плутарх с удовольствием исполнил его просьбу. Остальных мародеров пришлось просто оставить в тюрьме. Судьба Эбернети складывалась сложнее.

Логан, как и обещал Плутарху, разработал антидот, в надежде, что после переворота кто-нибудь догадается применить его. И заодно, отхватить себе лавры “спасителя нации” – о чём и мечтал Каин. Благо Плутарх узнал об этом раньше, чем хотелось бы Реддлам.

Когда Эбернети был доставлен в Седьмой, ему ввели противоядие, и им оставалось лишь ждать. Три чёртовых дня.

Когда даже Хэвенсби не был уверен в том, что его сознание останется в порядке. Когда Хеймитч лежал в лазарете без сознания, едва дыша. С открытыми глазами, вглядываясь в пространство перед собой и никак не реагируя ни на что. Ни на голос, ни на прикосновения.