Текст книги "Keep Coming (СИ)"

Автор книги: fox in the forest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Эффи отключает горячую воду, оставляя только холодную, и из её лёгких мгновенно вылетает весь воздух. Прислоняется к стене, чувствуя спиной каждый стык между кафельными плитками.

Ей захотелось, чтобы кто-нибудь причинил ей физическую боль. Чтобы она наконец-то смогла почувствовать. Что-то, кроме пустоты и такой охринительной бездны разочарования и отчаяния.

Ком нарастал, становился больше и душил. Она шипит сквозь зубы:

– Кричи. Кричи Тринкет. Пусть все услышат.

Ей казалось, что она закричала, но шум воды, который стал вдруг почти оглушающим, не давал ей услышать ни звука. Руки прижались к лицу, а челюсти сильно сжались, когда Эффи ощутила прикосновение к плечам.

Всего лишь уже знакомое наваждение. Снова падаешь в эту бездну.

– Эффи! – кричали возмущенные капитолийцы.

– Тринкет, твою мать! Слышишь меня? – кричал Логан из нескончаемого потока мыслей. – Смотри на меня!

Глаза широко открылись. Эбернети стоял перед ней, вцепившись в её локти, испуганные огоньки в глазах и слегка ошалелый вид.

– Что ты делаешь? Что. Ты. Творишь.

Он продолжал кричать и трясти её, пока она не набросилась на него, заключая в ураган из слёз, обиды и мелких ударов кулаками. Эффи хотела, чтобы он ощутил то же отчаяние. То, что скапливалось за её ребрами и жгло. Словно кислота, струящаяся по горлу и вытекающая из глаз. Она дошла до того, когда собственные эмоции растворяли её. Она безумна! Безумна как все больные с “мёртвым сознанием”. Так пусть чувствует!

– Почувствуй меня, Эбернети! – её голос сильно сел, и она слышит, как он хрипит. Ледяная вода больше не обжигала кожу. Лишь его прикосновения.

Его руки оплетали её, сжимали плечи, впивались в кожу. Если внутри неё была кислота, то внутри Хеймитча была щелочь, что обезвреживала этот ужасный ком в груди. Эффи задыхалась, билась в руках Эбернети, а он лишь обнимал крепче, будто это могло прекратить её страдания.

Её злость иссякала, последние ядовитые капли вытекали из её измученного, продрогшего тела, впитывались в ткань его рубашки. Он целовал её, размазывая слезы пальцами. Эффи не сопротивлялась. Она ненавидела его и так сильно хотела. Девушка смеялась и плакала.

Вскоре ушла и ненависть. Поток горячей крови просто смыл её. Не осталось ничего, кроме его ладоней, губ и безумного желания отдать ему часть того невыносимого жара, что скопился под кожей.

Руки Эффи оплели его шею, и он резко поднял ее за ягодицы, сильнее прижимая к себе, заставляя её ноги почти по инерции обвить его туловище.

Она заметила сквозь яростный поцелуй, что он отвёл её в спальню, осторожно положил на кровать, падая следом. Ещё немного и на неё, в последний момент упираясь в матрас коленом, чтобы не раздавить хрупкое тело.

Серые глаза моментально въедаются в открытое лицо, вглядываются в него, отмечая каждую мелочь: горящие щёки, потёкшую тушь, растрёпанные мокрые волосы. Она замирает. Взгляд тут же тускнеет и Эбернети почти рычит.

Нет! Останься со мной. Смотри на меня! Ты нужна мне, Тринкет.

– Смотри, – шевелятся его губы, и она съедает продолжение фразы, впившимися в губы губами, так сильно, что ей почти больно. Как будто извиняясь. И он отвечает, так же яростно, будто в попытке стереть всё плохое, что с ней происходит.

Её дрожащие всё ещё ледяные пальцы находят застежку ремня его джинс. Девушка судорожно хватается за него, в попытке избавиться от ненужной вещи, раня жадные пальцы, пока он справлялся с пуговицами рубашки, отправляя её на пол.

Он чувствует, как прохладные пальцы хватаются за затылок, впиваясь короткими ногтями в кожу. И как рот Тринкет снова открывается, а горячий язык скользит по его языку.

Он кусает её скулу, заставляя простонать что-то нечленораздельное, плавно переходит на шею, затем на ключицу, и наконец его зубы сжимают напряжённый сосок.

Она, вцепившись пальцами в простыню, выгибается так, что спина тут же поднимается над постелью. А он снова слышит собственное звериное рычание, когда чувствует скользящую под ладонью кожу; когда ведёт рукой по её бедру вверх. И снова пальцы поглаживают упругий и плоский живот, опускаясь всё ниже.

Он жадно ловил каждый её хрип, жалобный стон, намеренно не прекращая свои мучительные пытки, продолжая дразнить. С наслаждением рассматривает её, когда ладонь касается влажного тепла, а Эффи снова тихо всхлипывает, выгибаясь навстречу прикосновению.

– Хеймитч, – шепчет она снова по-особенному. Так как никогда прежде. Этот тон нравится ему больше всех остальных.

Он снова рычит, нависая над ней, наклоняясь, всасывая в себя кожу её плеча. И в следующий миг впивается в дрожащие губы, одновременно с тем, как член резким толчком входит в неё. Узкую, тугую, сразу на всю длину так, что Эффи отчаянно мычит в неразорванный поцелуй, а Хеймитч замирает. Отчаянно стараясь не шевелиться, чувствуя, как горячие волны одна за одной бьют в низ живота синхронно с тем, как судорожно и сильно сокращаются её мышцы вокруг него.

Она сжимает губы и смотрит на него, умоляя о продолжении. И он делает первый толчок. Затем второй, ловя её резкий выдох лёгким поцелуем. Третий, когда она глухо стонет. Хеймитч закидывает одну её ногу на свой согнутый локоть так, что угол проникновения меняется. Он видит её глаза, она смотрит в ответ. Смотрит. Смотрит и смотрит. Она никогда не устанет смотреть, как часто он облизывает нижнюю губу, втягивая её в рот.

Она выпускает из объятий его спину и судорожно обхватывает ладонями его лицо, глядя прямо в глаза.

И он готов распасться на атомы, исчезнуть, раствориться в ней.

Изливаясь, судорожно двигаясь, теряя ритм во вновь сокращающихся мышцах, исходящих палящей влагой.

Судорога за судорогой. До последней капли. До последнего рывка.

– Эффи…

Рычит он. И когда в ушах прекращает эхом отбиваться её имя, заставляет себя прийти в себя. Его сильные руки хватаются за её бёдра и несколько раз резко насаживают на себя, после чего тело скручивается в таком сильном оргазме, что Эффи показалось, будто стёкла в квартире вылетят и разорвутся на части, осыпая прохожих, улицу и весь мир снаружи мелкой крошкой.

Он хотел бы любоваться её блаженной полуулыбкой вечно, но руки предательски подгибаются, и он тяжело откатывается вбок, задыхаясь куда-то Тринкет в висок с налипшими на него мокрыми волосами.

Накидывает сверху одеяло, и прижимает дрожащее тело к себе.

Они засыпают в обнимку, прижимаясь к друг другу настолько близко, насколько это было только возможно.

========== Часть 18 ==========

Утром она проснулась с улыбкой на губах. Впервые, сколько себя помнила.

Едва заставив себя выбраться из объятий Хеймитча, девушка натянула одну из его немногочисленных футболок и вошла на кухню, чтобы заварить себе кофе.

Она продолжала улыбаться, когда вспоминала прикосновения его тёплых пальцев, и неровный строй мурашек по коже на шее, когда он касался её за ухом. Она улыбалась, все ещё закручивая и переплетая пшеничные локоны сзади, чтобы не распались, пока Эбернети стоял сзади, прислонившись к дверному косяку и открыто разглядывал её.

Ее волосы сзади похожи на венок, возложенный на голову. Девушка наливает кофе в чашку, и снова убирает несколько непослушных прядей назад, чтобы не мешали.

– Оставь, мне нравится, – по его губам скользит самодовольная усмешка. И Тринкет замирает с чашкой в руках, смотря в окно. Она больше не улыбается.

Хеймитч любуется плавным изгибом её рук, и свет, льющийся лучами вокруг нее, лишает слов.

Возможно, ему нужно было дать ей время принять факт прошлой ночи, а подколы и шуточки, которые он старательно придумывал, пока она готовила ароматный напиток, никак ей в этом не помогут.

Но ему до зуда в костях хочется подразнить её, посмотреть на реакцию, поэтому он решает просто следить за ней взглядом, подбирая нужные слова. И он был готов выпалить очередную искрометную шуточку, но Тринкет закрывает глаза и начинает двигать головой. Ее бедра качаются, руки взлетают вверх над головой, а край футболки плавно поднимается выше. На опасный уровень. Голубой и розовый свет струится над ее волосами от чего она выглядит волшебно.

– Эй, Тринкет, твоё положение и так шаткое, не думай, что отделаешься…

Он услышал музыку, доносящуюся из её наушников, а её движения участились, и девушка начала повторять слова песни.

Она не знала, что он в комнате, не слышала, как он вошел; её интересовала только музыка, ритм, движения, а его – то, как долго она еще сможет танцевать, пока он не решит, что пора заняться чем-то более активным и удовлетворяющим.

Эбернети смеется и, не в силах сдержаться, подходит, становится позади нее, одной рукой обнимая её за талию, кладя свою ладонь ей на живот, нежно прижимая ее к себе.

Эффи останавливается, открывает глаза и поворачивает голову на бок. Он осторожно вытаскивает один наушник из её ушка и мурчит:

– Доброе утро, солнышко.

Эбернети чувствует, как она напрягается всем телом. Он готовится, что она ударит его, оттолкнет, сделает что-нибудь, что так похоже на типичное поведение капитолийки, но она разворачивается к нему лицом, и смотрит.

Снова смотрит своими нереально красивыми глазами.

– Может станцуешь для меня?

Эффи слегка краснеет от недвусмысленно намека, но не отступает.

– Пошел к чёрту, – шевелятся её губы. И волна жара прокатывается

вдоль его тела.

У него голову ведет от того, как она оборачивает своими тонкими ручками его плечи и тянется к его губам. Такая податливая, соблазнительная и его. Е Г О.

Медленно, нарочно задевая носом мочку ее уха, шею, он опускает свои губы на открытый участок у кромки выреза футболки. Эффи выдыхает, а ее руки оказываются в непослушных волосах Эбернети. Он победоносно ухмыляется сквозь дорожку поцелуев, которую оставляет на ее шее, обжигая каждый раз кожу девушки, касаясь своим языком.

Дыхание Тринкет учащается, и его пальцы осторожно двигаются по телу. Девушка обвила руки вокруг шеи Хеймитча, закрыла глаза и страстно поцеловала его в губы. Прильнула всем телом, чувствуя, что он уже возбужден. Он подхватывает её на руки и возвращается в спальню.

– Эбернети, перестань. Мне… – он снова впивается в её губы, осторожно укладывая девушку, нависая над ней, пока она пытается отпихнуть его в сторону. – Мне нужно в больницу.

– Нет, сегодня у тебя выходной, – рычит мужчина, оставляя влажную дорожку поцелуев шее и ключицах.

– Там Цезарь, и Тави, и Логан… я уже опаздываю.

– К чёрту Логана.

– Он будет злится! Эбернети, – Эффи осторожно обхватывает его лицо своими руками, приподнимая на уровень своих глаз. Она подумала о том, что ком где-то внутри её грудной клетки, такой холодный и удушающий, исчезает. Словно не было всего этого дерьма вчера. И она благодарна ему за это. ЕМУ.

– К чёрту. Логана. – медленно повторяет Хеймитч.

Она поднимается на локтях, а после выбирается из кровати и уходит в ванну. А он смотрит вслед. Смотрит, пока дверь не закрывается.

– Ненавижу этого идиота, – говорит он в пустоту и вслушивается в тишину.

– Кто-то в дверь стучит, – говорит Тринкет, выходя из ванной спустя несколько минут, надевая белый пушистый свитер.

Он пытается вспомнить откуда и когда в его квартире появились её вещи, но когда нужная мысль с ответом приходит в голову, он кричит так, чтобы гости смогли услышать:

– Потерпит!

– Хеймитч! Открой дверь, может это важно.

– И не подумаю! Пусть сам открывает эту чёртову дверь. У него есть ключ.

Ещё несколько ударов в дверь, и девушка тянется к ручке, приветливо растягивая свои чуть припухшие губы в подобии улыбке.

Хэвенсби ворчит что-то в духе “почему так долго?” и проходит в квартиру, не дожидаясь приглашения. Следом за ним в комнату вошёл мужчина помоложе и женщина.

– Здравствуй Плутарх. Что-нибудь случилось? Или предлог «защита своих людей» уже неактуальна и тебе крайне необходима моя помощь?

– Ты когда-нибудь замечал, как глупо выглядят люди, которые только что переспали и думают, что это самая большая тайна для всех окружающих, – Хэвенсби улыбнулся Тринкет, заставляя её щеки покрыться румянцем, и метнул острый взгляд в сторону недовольного Эбернети.

Плутарх прошествовал на кухню, присел на стул и протянул газету Хеймитчу.

– Это, – бывший распорядитель указал на вошедшего помощника, – Кейдж, он адвокат. Будет помогать вам и мне искать компромисс в нашем нелёгком деле. И Фульвия.

Эффи озадаченно кивнула, смотря на скомканную газету в руках Хеймитча. Мужчина небрежно отбросил её на тумбу, и вопросительно уставился на Плутарха.

– Я дал вам достаточно времени, чтобы вы подумали над тем, что сейчас мне расскажете, ведь от этого зависит ваш срок. Твой Эффи, поскольку Эбернети уже ничего не спасёт! – он слегка повысил тон, чтобы подчеркнуть свои слова, но на Хеймитча это не произвело ни малейшего впечатления.

– Итак, Вы готовы поделиться правдой? – наконец заговорил Кейдж.

– Смотря, что Вы хотели бы узнать, – перекривлял его Эбернети, ловя колючий взгляд Тринкет. – К чему этот цирк?

– Ты уезжаешь из Капитолия, ничего не сказав, а затем мои люди не могут найти тебя! О чём ты думал, Эбернети? – шипит Плутарх; его ноздри раздуваются, а кулаки яростно сжимаются.

– Я не должен отчитываться каждый раз, – фыркнул бывший ментор. – Ты же не за этим пришел. Давай к делу. Зачем тебе разговаривать с Тринкет? Поговорим вдвоём.

– Нет, Хеймитч, нам нужно поговорить с вами обоими.

– Это не обсуждается, – резко ответил Эбернети.

– Послушай…

– Не втягивай её в это, не сейчас.

– Я останусь, – вмешалась Эффи, присаживаясь напротив Плутарха. – Всё хорошо.

Кардью всё время бросала удивленные взгляды на Эффи и Хеймитча, делая нужные записи, а Кейдж возмущенно фыркал, каждый раз сталкиваясь со стальным взглядом Эбернети.

– То, что происходит на улицах столицы – беспорядки – сулят только одно. Мы не хотим ещё одной революции, мистер Эбернети. Боюсь тут номер с Сойкой не пройдет, – выпалил Кейдж. – Поэтому, я хотел бы, чтобы Эффи поучаствовала. Это поможет скрыть последствия вашего побега и даст развитие в деле против мистера Реддла.

– Мы знаем, что Логан менял формулу несколько раз. Он продолжает работать над вакциной. И я уверен, он что-то создает, – снова заговорил Хэвенсби.

– Да, это же не секрет, – пожав плечами сказала Эффи. – Он ищет формулу, которая работала бы в обратном порядке. Пытается вернуть память больным.

– Нет, Эффи, – выдохнул Плутарх. Получилось слишком устало и обреченно, и он выпрямил плечи, снова возвращаясь в образ беззаботного распорядителя Игр. – Логан продолжает испытывать вакцину на людях. И не все его эксперименты заканчиваются удачно…

– Он всегда хотел отомстить капитолийцам, это совсем не странно, – перебил его Кейдж. – Единственное, нам осталась узнать каким образом он использует новую формулу. А поскольку это из-за Вас…

Получив пинок от Фульвии, Кейдж заткнулся, и Эбернети благодарно улыбнулся женщине.

– Ты была с ним всё это время, ты должна знать, – вмешался Плутарх.

– Не думаю, что мы настолько близки, – тихо отозвалась Тринкет.

– Тогда Вы должны стать ближе. С такой внешностью, это не составит ни малейшего труда, – и снова пинок от Фульвии заставил адвоката зашипеть от боли.

– То есть? – переспросил Эбернети.

– Мне просто необходимо вытрясти из него признание. Мне нужны доказательства, иначе я бессилен. Если Эффи удастся подобраться ближе, войти в доверие, он расскажет ей.

Хеймитч смотрит на стол, где лежит его заточенный нож с зубчатым лезвием. Эбернети думает, что было бы неплохо сию же минуту выпустить Логану кишки, раскроить ему лицо, раскурочить спинной хребет. Он думает, что этот вариант куда проще. Но он может лишь сжимать кулаки от злости.

Тринкет думала о том, что все тысячи аргументов, которые она находит, чтобы отказаться, ничто по сравнению с просьбой Плутарха. А ещё она думает, что просто обязана согласиться, потому что она его должница. И это единственный вариант избавления от этого ужасного чувства.

Она смотрит на Эбернети, пытаясь найти в его глазах то, что заставит её остаться здесь, с друзьями, и наконец расслабиться. Но Хеймитч молчит, смотрит на скомканную газету и думает о чём-то своём.

– Хорошо, – шепчет она, и Кейдж радостно подпрыгивает на стуле, уворачиваясь от пинка Кардью.

***

Эффи почти бежала, пересекая одну улицу, за другой, перебегая дорогу в неположенных местах, совершенно не обращая внимания на прохожих в масках, нервно оглядывающихся, напуганных до стадии “паника”, бегущих в свои дома. Она бежала, придумывая оправдания для Эбернети, который не заметил, как Эффи прошмыгнула мимо него, после очередного запрета покинуть квартиру. А ещё, она думала о том, как бы не разрыдаться при виде больного Фликермана.

С каждым шагом по лестнице вверх ей всё больше хочется послать всё к чертям и вернуться обратно. Хочется наслаждаться согревающими объятиями и тёплыми поцелуями. Хочется притворяться, что всё хорошо. Что так и должно быть. Но входная дверь открывается и на девушку буквально обрушивается тело Октавии. Стилистка улыбается и затаскивает Эффи в квартиру.

– Слушай, Эбби… – Фликерман виновато улыбается, а внутри Тринкет сжимается сердце до размера атома.

– Эффи, Эффи Тринкет, – поправляет его Октавия, присаживаясь на диван.

– Точно-точно. А моё имя..? Нет, не говори. Я сам.

Октавия смеётся. Искренне. Цезарь завороженно наблюдает за ней, всё ещё виновато улыбаясь и говорит:

– Чёртов Фликерман!

– Не-а, – отрицательно кивает головой девушка. – Цезарь-Чёртов-Фликерман.

Эффи наблюдает за ними ещё несколько часов, периодически вмешиваясь в их разговор. Заставляя их разорвать зрительный контакт, обращая внимание на себя. Тринкет больше не чувствовала потребности лить слёзы, глядя на друзей. Им было комфортно, и девушка возможно впервые видела их счастливыми. А в конце своего визита, Тринкет подытожила: Октавия любит Цезаря, а Фликерман все ещё млеет от её смеха, но оба до сих пор не признались друг другу в своих чувствах. Словно ничего не поменялось в их судьбах. Причем они такие хреновые конспираторы, что надобность говорить о любви отпадает сама собой.

– Все больные чувствуют себя хорошо. И скучать нам точно не придется. Ты можешь быть абсолютно спокойной, дорогая, – улыбается Тави, обнимая на прощание Эффи.

– Приходи по чаще, милая, – говорит Цезарь и дарит свою фирменную улыбку.

***

– Я…

– Сбежала, – закончил за неё Хеймитч, и усмешка окрасила его губы.

– Боже, Эбернети, ты невыносим! Откуда в тебе это желание сажать меня под замок?

– У меня есть определённый опыт в этом деле.

Хеймитч садиться на край кровати и ложиться на спину. Стараясь не представлять, как Реддл крутится вокруг Тринкет и лапает её своими руками.

Эффи ложится возле него, щекоча его руки своим белым пушистым свитером.

– Как поживает наш учёный?

– Я навещала Тави и Цезаря, – фыркнула девушка. – У них всё хорошо.

Она замолчала, рассматривая причудливые холодные тени на потолке. Тишина обволакивала их, словно замедляя ход времени, и она бы не смогла сказать точно, сколько прошло времени, прежде чем он заговорил.

– О чём задумалась, принцесса? Расскажи мне.

Эбернети осознал тот факт, что ему чертовски нравилось лежать вместе с ней. Ощущать её голову на своём на плече. Он обнял её, притягивая ближе, а она закинула ногу на его ногу, вызывая у него очередную усмешку.

– Иногда, я просыпаюсь от ужасных кошмаров. Это могли бы быть воспоминания из прошлой жизни… – она устало прикрыла глаза.

– И что тебе снится?

– Иногда мёртвые, а иногда, – она закусила нижнюю губу, словно размышляла нужно ли ей продолжать, или нет, но через несколько секунд продолжила, – я вижу длинный коридор, и мне кажется, что за его углом обязательно скрывается Сноу или Коин: наблюдают и ждут, когда я совершу очередную ошибку… Потому что всё, что я делаю, приводит к катастрофе…

Эффи вздохнула, открыла глаза и, наконец, посмотрела на него. И пришла в восторг от его взъерошенных волос и выразительных глаз.

– И сердце учащенно бьётся о грудную клетку, ведь еще бы секунда и узловатые длинные пальцы сомкнуться на руке или лодыжке, утаскивая тебя туда, где сутками пытали Джоанну или Пита, туда, где тебя больше никогда не найдут.

Он приподнялся, чтобы заглянуть ей в глаза. Девушка моргнула и как-то тихо шепнула:

– Наверное, это просто мои страхи.

Она повернулась на бок, чтобы видеть его.

– А о чём думаешь ты?

Он вспоминал. Вспоминал, как находил её в отсеках Тринадцатого, напуганную и заплаканную. Вспоминал, как она продолжала улыбаться Коин, потому что никого не хотела огорчать, даже тогда, когда её называли сумасшедшей, когда смотрели как на монстра.

– Вспоминаю, как мы познакомились, – он улыбнулся.

– Наверное, это было ужасно, – она сняла с его щеки упавшую ресничку, а он словил её пальцы, оставляя на кончиках невесомый поцелуй.

– Это было отвратительно. Я часто докучал тебе. Спорил.

– Наверное, я тебя до жути боялась.

– С чего такие выводы?

– Когда я увидела тебя впервые, в больнице, я совершенно не представляла, как ты можешь себя повести. Это так странно, – он осторожно заправляет ей за ухо выпавшую из её прически прядь шелковистых волос. – Каждая клеточка моего тела помнила тебя. И я знала, что ты меня защищаешь. Защищаешь от всех чудовищ, врагов и может даже от самой себя…

Для него в тот вечер все изменилось. Стена, за которой она так часто пряталась, стена отдаленности, обособленности, несерьезности… эта стена стала медленно рушиться. *

– Я думаю, что во всём происходящем есть моя вина. Что Кейдж прав.

– Нет, Тринкет. Ты ни в чём не виновата, слышишь? – он целует её в лоб. – Всё прошлое, что произошло с нами… Ты этим жила. Но ты всегда была с нами, на нашей стороне, как бы тяжело тебе не приходилось во время войны. Во всем Панеме, я не знал никого, кто бы совершил подобное.

Эффи снова повернулась на спину и стала рассматривать в потолок.

– И что дальше?

– Что имеешь ввиду?

– Когда всё закончится, что будет дальше? Когда Логан признается, и пройдёт угроза “мёртвого сознания” для всех капитолийцев. – она замолчала, чтобы набрать больше воздуха в легкие и тихо произнесла: – Когда ты уедешь, Эбернети, что дальше?

– Смотря что ты хочешь от меня услышать.

– Правду, – шепчет она.

– Ничего.

Она привстала на локтях и вопросительно посмотрела на Эбернети.

– Ничего, Тринкет. Ты поедешь со мной в Двенадцатый, – он нахмурился, и на его лбу появилась чуть заметная, рассудительная складка. – Или нет, останешься здесь, а я буду тайно срываться к тебе раз в месяц. Потому что, если я не увижу тебя снова…

– Перестань, – она выдыхает, отворачивается от него на другой бок. Чтобы он не увидел влажные дорожки от слез на щеках.

– Я не знаю, – шепчет Эбернети в её плечо.

Она ничего не отвечает. Потому что тоже не знает. Молчала, разрываясь на части между надеждой и страхом потерять то немногое, что у неё ещё оставалось, то, что она приобрела совсем недавно. И это ужасно его бесит. Но всё, что он может – яростно сжимать кулаки.

Комментарий к

* Цитата из фильма “500 дней лета”

========== Часть 19 ==========

Логан вдруг протягивает руку и убирает выпавший локон золотых волос с ее лица, а Хеймитч сжимает челюсть и кулаки. Почти задыхается.

– Сукин сын, – шипит мужчина, и снова мысль об убийстве проносится в его мыслях. Реддл улыбается во все зубы, да и выглядит крайне безобидным, когда сжимает её ладонь своими.

– Руки. Нахуй. Убрал, – Эбернети уже около двух часов пытается совладать с гневом, что растекается горячей лавой в голове, поглощая остатки здравомыслия. И только колючие взгляды от Тринкет пришпиливают его к дивану, убеждая не сорваться с места.

Эффи почти не отводит взгляда от ученого, и Эбернети не видит её лица, но он уверен, что сейчас она улыбается, и это еще больше бесит блондина, выводя из себя.

Улыбается. Чёрт возьми. Неужели ей и впрямь нужен этот олух?

Лабораторию оглушает резкий удар, на звук которого Эффи, как и Логан, оборачивается, однако она находит взглядом лишь полуоткрытую дрожащую дверь в коридор и широкую спину Эбернети, что спокойным шагом направляется к выходу.

Он искренне жалел, что позволил Тринкет согласиться на всё это представление для Логана. Но она даже не спрашивала его мнения, верно? Он убедил её, что его присутствие в лаборатории необходимо, на тот случай, если Реддл попытается напасть на неё. Но ученный и не думал причинять вред Тринкет. Мужчина заботливо крутился вокруг неё, активно принимая флирт от девушки и, видит Сноу, Эбернети просто не мог находится в этом помещении.

Он потирает пальцами здоровой руки сбитые костяшки, приказывая себе закончить со всем этим дерьмом. Выходит из больницы и закуривает хер знает какую по счету сигарету.

Эбернети решает, что Эффи справится лучше, если он не будет мешать. Он знает это из опыта, приобретенного во время Игр, когда спонсоры соглашались на все просьбы ментора, как только в их разговор вмешивалась Тринкет. А ещё он помнит, как называл её шлюхой, когда ей удавалось сделать практически невозможное для безнадёжных трибутов. И сейчас, если бы не оглушающая злость, он бы подумал на счет извинений, ведь она не заслуживала всего этого дерьма.

Он делает затяжку и выпускает клубы дыма в чистое небо. Эбернети знает, что она справится, потому что иначе быть не может.

Вот только Эффи смотрит на Логана, представляя, как ученый уничтожает память её друзей. Она смотрит на полуоткрытую дверь, отчаянно борясь с желанием выбежать следом за Эбернети, спрятаться в его объятиях, потому что ей страшно. Ей до дрожи в костях страшно.

– Что-то случилось? – задаёт вопрос Реддл, отпуская руку Тринкет, как только убеждается, что Хеймитч не вернется.

– Нет, – Эффи продолжает улыбаться, когда снова сталкивается с тёплым взглядом Логана. – Всё хорошо.

Мужчина скептично осмотрел девушку, замечая на шее характерные отметки, а ещё небольшой синяк на кисти руки, которую он только что поглаживал своей. Она откровенно лгала ему всё утро. Вначале представления он подумал, что шоу исключительно для Эбернети, но после его ухода играть стало совсем не интересно. Усмехнувшись, ученый пожал плечами и вернулся к своим бумагам, окончательно теряя интерес к Тринкет.

– Синдром прогрессирует, – неожиданно слетело с её губ.

Эффи напряглась всем телом, так как Реддл снова посмотрел на неё, вопросительно приподняв бровь. Он внимательно выслушал её рассказ, периодически делая записи и своеобразные пометки нужных вычислений и формул. Тринкет внимательно изучала каждый символ, написанный им, но даже если бы Эффи знала, что они означают, это ей ничем бы не помогло.

– В какой-то момент, перед тем, как перестать различать цвета, произошло кое-что странное, – на секунду она замолчала, раздумывая, стоит ли говорить о таком ему, но пристальный взгляд ученого лишал выбора, и девушка продолжила. – Мне показалось, что моя память восстановилась. Я всё вспомнила.

– Всё? – Логан прищурился, сплетая пальцы обоих рук между собой.

– Да, но сейчас я не вспомню и половины того, что было. Даже и не знаю, что произошло. Словно озарение перед…

– Перед смертью? – он снова пренебрежительно усмехнулся. – Сейчас цветоощущение в норме?

Эффи уверенно кивнула. Страх постепенно отходил на второй план. Реддл вызывал только интерес. Она ловила каждое слово, произнесенное ученым.

– Мне жаль, Эффи, но твои воспоминания, скорее, имели немного искаженный характер, – он подсел к ней ближе, показывая снимок мозга, а ещё непонятную формулу и диаграмму. – Смотри, это твой снимок. А это график, который я сегодня закончил составлять. Тут можно просмотреть все изменения, связанные с памятью. Всё стабильно.

– Но я точно знаю, что…

– Я тебе верю, – он тепло улыбнулся, – Ты действительно вспоминала, но не то, что было до синдрома, а всё, что происходило после. Твой мозг проецировал то, что ты уже видела однажды, просматривая информацию о Играх, отрывки с Жатв, интервью, слушая рассказы друзей.

– Значит, всё это ложь. И я больше никогда не вспомню…

– Боюсь, этот процесс необратимый. Сколько я не пытался вывести нужную формулу, восстановить ДНК невозможно.

– А если снова использовать вакцину? Снова изменить ДНК? Может всё станет на свои места?

– Плохая идея. Это может навредить, – Логан отложил бумаги на стол. И перед тем, как она снова попыталась возразить, он тихо добавил: – Это тебя убьёт, Тринкет.

Эффи поняла, что он не желал смерти. По крайней мере, её смерти точно. Поняла, что была в абсолютной безопасности рядом с ним. Эффи была “умной девочкой”, как часто отмечал Хэвенсби, но она совершенно не понимала Логана.

– Откуда ты знаешь? – Тринкет была вне себя от злости.

Ещё бы, потратить столько времени, сил и ресурсов, чтобы в итоге ей сообщили это. Что она больше никогда не станет прежней, что Октавия перестанет часами болтать о новых трендах сезона, а Фликерман – не позвонит глубокой ночью, чтобы просто помолчать об этом дерьме, что льётся на неё бесконечным потоком. Она злилась, и Логан ощущал её злость где-то между позвонками, куда был прикован её колючий взгляд.

– Откуда ты знаешь, Логан? – шипит она.

– Я знаю, – мужчина устало выдохнул. – Это же моя вакцина. И это единственное, о чём я жалею.

– Тогда почему ты не сказал мне? – она резко поднялась, делая на встречу несколько уверенных шагов. – Почему сразу не признался, что это необратимо? Зачем всё это?

– Надежда, Тринкет, – он развернулся на пятках, хватая её плечи, слегка сотрясая девушку. – Я думал, что у меня получится исправить ошибки. Но с каждой попыткой, тебе становится только хуже. А я не могу позволить тебе умереть. Не после всего этого.

Она смотрела в его глаза, и липкое тепло разливалось по комнате, лишая возможности нормально дышать. Ей снова хотелось закричать от отчаяния. И этот ком внутри весь состоял из этого тепла – лживого, притворного, липкого тепла, что имело цвет глаз Логана.

Ученый отпустил её плечи, и извинившись, покинул лабораторию, оставляя Тринкет одну.

– Ты врешь, – тихо шептала Эффи в пустоту перед собой. – Ты знал, что это убьёт меня, потому что проверял на других.

Слезы катились по её щекам, острым скулам, сползая по тонкой шее, огибая отметины Эбернети, останавливаясь лишь в районе ключиц. Чувствуя каждую слезу, отслеживая маршрут, Эффи постепенно успокаивалась, восстанавливая поток мыслей. Ей вдруг стало ужасно интересно, знал ли Плутарх о том, что ей совершенно необязательно присутствовать в больнице с Логаном.

***

– Эй, не меня ищешь? – голос Хеймитча разрезает тишину, которая уже было грозила Тринкет помешательством и очередными, невыносимыми мыслями. – Ну и что ты там стоишь?

Эффи осторожно вошла в комнату, где Эбернети устроил себе бар, и присела напротив него. Хеймитч проходит по комнате, зная, что, посмотрев на девушку, непременно столкнётся с её взглядом. А этого сейчас совсем не хотелось мужчине. Потому, обойдя диван, он склоняется сзади, почти над ней, и шепчет над ухом: