Текст книги "Василий Кошанский. Здравствуй, мир! (СИ)"

Автор книги: Фохт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Бррр! Я сам обалдел от кровожадного зрелища. Вот тебе и Вася-котик! Непонятно, почему мне представился странный зал, который ни я, ни Василий Матвеевич прежде никогда не видели? Мысли с трудом ворочались в голове, будто мухи, попавшие в паутину. Всплеск агрессии полностью опустошил меня. Я растёкся по стулу, словно слайм, не в силах пошевелить пальцем. Глаза тупо смотрели перед собой, я не мог даже прикрыть веки, ощущая себя сдувшимся шариком. При этом в глубине нутра во мне плескалось что-то страшное и опасное.

В таком странном состоянии я провёл всю ночь. Только на рассвете немного пришёл в себя, буквально переполз в кровать и забылся глубоким сном, похожим на обморок. Меня не смогли разбудить ни звонок, ни Эдик, примчавшийся сюда, когда обнаружилось моё отсутствие на лекции, ни Фадей Фадеевич, срочно вызванный из лазарета. В итоге меня оставили в покое, решив, что дело в переутомлении.

Глава 10. Вася-Вася-Василёк

По-настоящему я проснулся только через сутки, чувствуя себя вполне здоровым, хотя все ещё слабым. Пошатываясь, добрался до туалета и провёл там не меньше получаса. Ужасно много времени ушло на то, чтобы снять, а потом надеть штаны. Я очень злился на свою неосторожность за тем ужином. Долго ещё будет мне аукаться отравление? Как минимум пургена Бориска точно заслужил! Надо бы раздобыть при случае и накормить скота. Пусть на горшке подумает о своём поведении и заблуждениях кровной мести!

Когда я вернулся, меня уже ждали Чижик и Эдик. Друзья приволокли мне два подноса с едой: миску каши, рагу в горшочке, пару яиц, тарелку с сырной нарезкой и колбасой, стакан сметаны и чашку с молоком.

– Молодец, очухался. Ну и напугал ты нас, Васек! Целые сутки изображал спящую царевну.

– Угу-мс, – буркнул я, присаживаясь к столу. Конечно, я безумно хотел есть.

– Мы не знали, что тебе понравится. Попросил на кухне положить разного, – конечно, кто ж откажет Эдику. Он аккуратно перенёс бумаги на подоконник, освободив место для завтрака.

– Спасибо!

– Ладно, ты жуй под присмотром Андрюши. Я позднее ещё загляну, а пока мне на лекцию надо! – Пушехвостов махнул лапой и прикрыл дверь.

А я подсел к столу и буквально за пять минут уничтожил все принесённые блюда. Глаза Чижика стали размером с поднос, на котором сгрудились пустые тарелки и плошки.

– Ну ты даёшь! – в голосе Андрей чувствовалось не только изумление, но и уважение.

– О! Торжественную встречу мы пропустили? – я осознал, что сегодня уже день визита, и очень обрадовался, что приятель не при деле.

– Все отменилось. Канцлер того… умер. При каких-то весьма и весьма странных обстоятельствах позавчера вечером. – Чижик не особо прятал радость от этой новости.

– К-как? – икнул я, чуть не поперхнувшись тёплым молоком.

– Информацию скрывают. Но слухи ползут да множатся. Вроде магия замешена. Вся его свита в шоке, императорский двор штормит, а честной народ подпольно празднует.

Я почувствовал огромное облегчение: ни наш забавный Чижик не замарается в терроризме, ни присутствию Анны на выпускных испытаниях покушение правдохватов на канцлера не помешает. Слава Бастет, смерть Мурлынова произошла не в стенах академии. Никакого сожаления я не испытывал. Наоборот, я был вполне доволен и надеялся, что замысел канцлера о династическом браке принцессы будет отвергнут его преемником.

Как только Чижик оставил меня отдыхать, я разыскал ту старую газету с портретом Анны. О да! Речь шла о начальном этапе переговоров. Удачно призвали к себе Мурлынова кошачьи боги.

Я не видел никакой связи между бредовой картинкой, которую вообразил, и кончиной канцлера, пока на следующий день после занятий меня и Котёночкова не попросили явиться к ректору. Поначалу никто не придал этому особого значения: как раз формировались экзаменационные комиссии, членов которой утверждало высокое начальство после собеседования с кандидатами. Мои студенты показали один из лучших результатов в академии на последнем срезе знаний, и я вполне мог попасть в фавор.

В кабинете ректора нас ждали два господина с придворными лентами: генерал в красно-сером мундире и суровый товарищ, черный, как смоль, кот, одетый во все чёрное – прямо cat in black, он и был тут главным. Афрокот внимательно оглядел нас обоих пронзительными жёлтыми глазами – прямо-таки рентгеновские лучи. Я все ещё тупил, а потому не испытывал ни страха, ни угрызений совести, даже про магию, доставшуюся от Масянского, забыл.

– Господа! Все, что будет обсуждаться здесь, должно остаться в этих стенах. Дело государственной безопасности.

Мы изумлённо похлопали глазками и, чуть заикаясь, как истинные кабинетные учёные, по очереди принесли клятву молчания, положив лапу на хрустальную пирамидку. Я был заинтригован.

– Нам необходима ваша консультация как специалистов. Вы оба слышали о гибели канцлера. Шила в мешке не утаишь. Нам необходимо понять, как это произошло. Потому что в противном случае мы будет бессильны защитить нашего Государя от подобной атаки, – кот в черном нахмурился, прижав короткие закруглённые уши к голове.

– Дворец Мурлынова находился под постоянной магической охраной. Ни один посторонний кот или кошачий дух не мог проникнуть туда. И все же Платон Яковлевич был беспощадно убит.

– Как? – слабо пискнул я. Мои мозги, наконец, пришли в движение, и сознание начало что-то подозревать.

– Грубо говоря, его приподняло и прихлопнуло. И сделано это было кем-то извне. Канцлер был очень внимателен к вопросам безопасности, так что окружали его только верные коты.

Перед моим взором снова пронеслась суровая расправа над мячикоподобным Мурлыновым. Неужели… нет, я бы не смог… Память услужливо подсказала, насколько опустошённым я чувствовал себя после произошедшего. Я наивно списал то состояние на отголоски отравления.

В теории убить магией на расстоянии было возможно, но это требовало огромного потенциала и неординарного мастерства. Подобными навыками обладали единицы, способные «просачиваться духом». Но мой-то дух не был полностью «кошачьим», видимо, поэтому защита канцлера не стала помехой. Ой! Осознавать себя убийцей мне не хотелось. От угрызений совести меня отвлёк вопрос ректора:

– Василий Матвеевич, пусть вы и преподаёте только на младших курсах, но серьёзно занимаетесь наукой. С вашей точки зрения, возможно такое преступление?

Я надул щеки, придав себе солидный вид, и полез в знания Кошанского:

– Канцлера защищал купол или сеть?

– И то и другое, – усмехнулся Черный.

– А защитники и охрана – все самого высокого уровня?

– Я понимаю, к чему вы клоните. Теоретически можно переиграть высокий уровень самым слабым, который тот просто не заметит. Но тут лёгкой магии не хватило бы. Да и Мурлынов был помешан на безопасности. А потому в его окружение специально входили маги самых разных рангов и дарований. Насколько это возможно. Скажу вам прямо: там ни одна блошка, реальная или магическая, проскочить бы не сумела. И тем не менее результат печален, особенно для Платона Яковлевича.

«Ага, только едва ли кто-то будет грустить на похоронах. Тут, как в анекдоте, скорее порвут два баяна», – фыркнул про себя и легонько пожал плечами. А затем по-настоящему занервничал, поскольку до меня, наконец, доползло осознание содеянного, и я мог себя выдать. К счастью, моё смятение было расценено как растерянность перед непостижимым.

– Господа, если вам все-таки придёт мысль, как подобное могло быть осуществлено, я прошу вас сообщить господину ректору. Это не донос или что-то подобное. В опасности наш Государь и его семья. Ведь не понимая механизма преступления, защитники не смогут предотвратить подобное.

Мы сочувственно кивнули.

– Можете быть свободны. Вы вправе сообщить вашим коллегам и друзьям, что гибель канцлера загадочна. Но не более того.

Ректор нам снисходительно кивнул. Мы поклонились ему и царедворцам, тихо выскользнули за дверь, облегчённо вздохнули и вернулись в учительскую. Там уже знали, что дело касалось отнюдь не экзаменов. А потому все с огромным интересом уставились на нас.

– Канцлер погиб таинственно. В остальном мы ограничены клятвой молчания, – прошелестел Котёночков, который до сих пор сутулил плечи, смущённый беседой с императорской службой безопасности.

– Говорят, что следствие возглавил граф Кисунин-Чёрный. Точно его шпионы в свите Мурлынова и постарались! Ведь Император назначил князя Кысянского новым канцлером. Кончилась эпоха Муриковичей, – солидно произнёс декан Летягин, радостно потрясая свежей газетой. Он заговорщицки подмигнул мне как потомку Кыськиных. Должен сказать, что в академии за все время моего нахождения здесь – чуть меньше трёх лет – никто не задевал Василия Матвеевича за «малохвостость».

Борис злобно фыркнул, а декан рассмеялся ему в лицо:

– Не переживайте, Борисов. На вас это в любом случае не отразится. Вы что Муриковичам безразличны, что Кыськины вас едва ли заметят.

«А вот нет! Один Кошанский точно уже заметил и запомнил. Романтичные выходные с пургеном Борюсика стопроцентно ждут».

На самом деле меня обуревали самые противоречивые чувства. Пусть я расправился с Мурлыновым в состоянии аффекта, но неконтролируемая сила и ярость, захватившие меня в тот момент, пугали. Неужели от Масянского я унаследовал не только магию и любопытство, но и злобный нрав?! Нет, не хочу! Я всегда считал себя порядочным и мирным человеком, даже подростком выкобенивался, не выходя за рамки приличия. И вдруг Вася Кошкин, пускай и в ином теле, лишил жизни другого! «Да котики – мягкие животики те ещё душегубы!» – не раз жаловалась бабуля, убирая окровавленные тушки с дачного крыльца. При этом своего кота у нас не было, гостинцы приносили соседские. Тогда я только хмыкал, отнюдь не осуждая их. А теперь я сам такой: мохнатый, полосатый убийца.

Сразу после обеда я ушёл к себе, терзаемый муками совести и сомнениями. Как я дошёл до такой жизни когтистой, что убил другого кота? Пусть препротивного и прочее, но разве я вправе решать чужую судьбу? Пёс всех задери, ну я стал прям Раскольников, только с бобочкой! Понятно, что сделанного не вернёшь, но мне нужно быть уверенным, что подобное не повторится. Я должен владеть магией, а не идти на поводу то ли у неё, то ли у бывшего владельца. Значит, ставим себе «задачу номер раз»: заняться собственной магией. Жаль, что без наставника это почти невозможно.

Номер два. Если всё-таки Борис ответственен не только за моё отравление, желательно сдать его властям. Иначе очередная его попытка может оказаться успешной. Но если лапу приложил Чижик, сделаю вид, что ничего не знаю.

Я опять разнервничался и вцепился в когтеточку. Скоро снова придётся просить Назара тайком заменить мой столбик. Когти у меня были острые, а лапы – сильными. Ладно, деньги на подобные капризы есть. Кстати, я обратил внимание, что с моим появлением расходы Василия Матвеевича значительно возросли: прежде он едва ли тратил свою зарплату, не говоря уже о содержании, присылаемом папенькой.

Я ещё пару раз прошёлся когтями по джуту и… сел на бобочку, испытав почти дежавю. Мои когти! На одной лапе они были голубыми, а на другой – фиолетовыми. Только оба мизинца сверкали в глаз бирюзой.

Вот те на! Сначала я безумно обрадовался, что целительная сила осталась во мне, а не только помогла выжить после отравления. Более того, я знал, что моё восстановление продолжается, и есть шанс, что это отразится и на регенерации хвоста. «Тебе повезло, засранец!» – услышал я странный внутренний шёпот. Чушь какая! Я аж подпрыгнул, как гигантский кенгуру, и врезался в зеркало. Ошарашенно уставился на растерянную меховую морду. Неожиданно меня накрыла волна абсолютного спокойствия. Я забрал силу Мурлынова. Таково было сиюминутное желание местных богов. И теперь во мне сочетались воздушная и огненная магия, удивительная редкость, доступная едва ли десятку котов во всей стране.

Так, стоп! Я снова забегал по комнате. Спасибо, конечно, Котородители! Только не нужно на меня слишком многое возлагать! Мне хватит уже проблем Василия Матвеевича и мерзкого любопытства Масянского. Канцлер тот ещё душка был! В любом случае в Кошанском я, Вася Кошкин, должен быть главным!

Когти снова стали обычными, магия свернулась тёплым клубком в груди и задремала. А вот аппетит опять сказал громкое «мяу». Восстанавливающийся организм требовал много «топлива».

Я послал Назара в лавку за «ночным дожором». Слопав половину припасов, позвал в гости Эдика и Чижика. Я не хотел пугать их своим обжорством, и так Пушехвостов обронил уже второй раз:

– А ты, Василий, изменился. Был тихой-претихой книжной мышью, а теперь другое дело: и поболтать, и поесть, и пива выпить не дурак. На глазах растёшь!

– Знаешь, в тот седьмой день, когда мне нехорошо стало… Думаю, это происки Борисова. Мне казалось тогда, что я недалёк от нового воплощения. А потом вскоре про Масянского узнали, и мне подумалось, что нынешняя жизнь слишком коротка, чтоб всю её просидеть под веником, – момент мне показался весьма подходящим, чтобы поделиться с друзьями подозрениями касательно Бориса.

– Вот как?! Борисов порчу через ведьму навёл, думаешь? – изумился Эдик.

– Не, лично подлил какой-то дряни в еду. И ещё он мне пуговицу Масянского подкинул. Интересно, где раздобыл…

– А я тебе скажу, – хмыкнул Чижик, – он утром восьмого у корзины, что для чистки паковали, ошивался,

– Вот скотина. Надо его проучить! – в этом мы были солидарны. План был простым, скорее детским, но всем нам понравился.

Следующим утром я через всезнающего Дусика выяснил любимое лакомство Бориса, чтоб быть уверенным: противник не устоит. Назар получил подробное задание и щедрое вознаграждение, и к обеду нам доставили подарочную корзинку, несколько коробок с котакскими деликатесами и склянку с порошком – местным аналогом пургена. Часть угощения сожрали сами, остальное – начинили слабительным, красиво упаковали в корзиночку, подписали «Самому лучшему учителю от шестого потока» и перед ужином подложили под дверь врага. Это был любимый курс Борисова, и тот с довольным видом утащил угощение в номер.

Тем временем мы приступили ко второй части замысла: занялись уборными. Всего их на нашем этаже было три. В одном лотке Чижик разлил какой-то безумно вонючий химикат, специально подготовленный для нас Евдокимом. Во втором сортире просто-напросто заклинили дверь. Третий оставили нетронутым. Почти. Зафигачили туда саше с лавандой – чтоб Бориске хорошо спалось в обгаженном лотке.

Незадолго до отбоя началась «битва за сортир». Борис оккупировал единственный годный туалет и держал оборону с мужеством трёхсот спартанцев. Другие жители нашего этажа требовали освободить «храм задумчивости» для своих нужд. Был вызван даже инспектор по хозяйственной части. Этот добрый господин попросил нас воспользоваться уборными нижнего этажа.

Что ж, небольшое неудобство стоило того, чтоб понаблюдать, как Ёжиков пытается вытащить Бориса из лотка, а тот когтями цепляется за бортики. Действующий туалет как раз располагался напротив комнаты профессора, и Ёжиков быстро озверел от канонады, издаваемой жертвой нашей мести.

Ох, все-таки моя кошачья натура оказалась весьма жестокой. Точно влияние Мурлынова!

Утром я на всякий случай поднялся ещё до звонка. Было неизвестно, сумели ли слуги разобраться с уборными, потому решил не откладывать посещение лотка. В коридоре сразу наткнулся на Бориску, который лаялся с Осипом, нашим вторым лакеем, на тему белья. Осип, кот весьма вредный, а главное – испытывающий пиетет только перед администрацией, не желал выдавать смену вне расписания. Заметив меня, Борисов сбавил тон, а лакей, наоборот, радостно ввёл меня в курс дела. Мне стало даже неловко. Однако, в очередной раз поймав полный ненависти взгляд, отбросил всякое сочувствие к неприятелю.

Подлинная расплата настигла Бориса только в самом конце учебного года, когда этот придурок перед отъездом на каникулы вылил остатки яда в саду и погубил любимую розу супруги ректора. Эта кошка оказалась отличным детективом и быстро вычислила виновника. Уволили Борджиа одним днём и без рекомендаций. Даже вмешательство дядюшки-царедворца не помогло: жена ректора подняла такой шум в академии и министерстве просвещения, что проще было тихо пристроить бесхвостого в обслугу одного из императорских дворцов. Однако Бориска не оставил надежды расправиться со мной.

Глава 11. Второй высокий визит

Со звонком ко мне заскочил Эдик и торжественно вручил новый котакский гребень для вычёсывания старого меха.

– Во, смотри, какая прелесть! Только-только доставили. Ещё удобнее, чем киспанские чесалки.

Я с благодарностью принял подарок. Честно говоря, весенняя линька мне совсем не нравилась. Она началась пару дней назад. Сперва я подумал, что это аукается отравление, но быстро заметил, что шерсть сыплется и с других котеек.

Ни новый железный гребень, ни старая деревянная чесалка не показались мне удобными, а главное – эффективными. Но альтернатива была ещё хуже: выбирание клочков и распутывание колтунов лапами личных слуг. В столице, конечно, прогрессивная часть общества предпочитала «высокие» зарубежные технологии. Промучившись четверть часа, я вспомнил то ли просто картинку, то ли случайную рекламу – я же был очень далёк от кошек в своём прежнем мире – с щётками-пуходёрками и перчатками для вычёсывания питомцев. Жаль, что не знал особых подробностей, но все равно решил как-нибудь попробовать нарисовать примерную модель и заказать её изготовление. Выяснить бы ещё, кто занимается подобным.

Когда я чуть-чуть загнул кончики зубцов на своём гребне, дело пошло лучше. Моё тело было куда более гибким, чем человеческое, а потому я мог обойтись без прислуги. Самым, конечно, странным для меня было вычёсывание бобочки. Мне показалось, что мой помпончик стал пушистее и даже как будто длиннее. «Не, выдаёшь желаемое за действительное!» – одёрнул я сам себя. И уставился в зеркало: что ж, котом я был очень красивым, даже на мой не особо понимающий взгляд. Серый плотный мех с яркими темными полосками и розетками а-ля ягуар смотрелся замечательно. Изумрудные глаза сверкали, усы торчали, ушки ровными треугольниками украшали круглую голову – я объективно был куда представительнее Бориски, Евдокима или Чижика. Достойную конкуренцию мне составляли Эдик и Ёжиков.

Моя шерсть не была слишком длинной, но и совсем гладким назвать меня не поворачивался язык. У меня были очень симпатичные баки и забавные меховые галифе. Кстати, многие пушистые столичные денди стригли шерсть на теле, оставляя «родной» мех только на морде, лапах и хвосте. Эта мода только-только пришла в Котовию из Фырфырции.

Казалось бы, вопрос, как вести себя при линьке, глубоко личный, и каждый волен поступать так, как ему удобнее. В кошачьем мире это имело прямо-таки политическое значение. Сторонники «старины глубокой» полагали, что гребни и прочие новшества подрывают мораль и насаждают чуждую культуру. Кстати, мой дед в своё время подал в отставку с должности министра, когда Государь попал под влияние западолюбивых «М» и велел при дворе в обязательном порядке использовать гребни. Афанасий Васильевич, приверженец «старого строя», возмутился и отбыл в семейное имение, отказавшись от государственной службы.

На завтрак я отправился достаточно поздно, благо мои занятия в тот день начинались не с самого утра. В коридоре застал нового старшего лакея, который, громко возмущаясь вчерашним происшествием с уборными, жаловался инспектору по хозяйству на Назара и Осипа. Мне стало неловко: ведь виноваты они ни в чём не были. Я попросил инспектора на пару слов.

– Назар и Осип замечательно справляются, мы ими очень довольны.

– Рад это слышать, Василий Матвеевич. Другие ко мне обращаются только с жалобами. Лишь вы да Эдуард Аркадьевич доброжелательны к обслуге.

Я мило улыбнулся и поспешил в столовую. Эдик тоже наслаждался отсутствием первого урока, неторопливо допивая простоквашу, он сразу подсел ко мне:

– Борис за завтраком был зол, как пёс. Ёжиков разошёлся до такой степени, что вчера засыпал туалетными опилками его кровать.

– Я видел Бориску, он смену белья требовал. Эффективное слабительное оказалось, – ответил я.

– Запиши название, вдруг ещё кому пригодится, – хохотнул Эдик. – О, смотри-ка, твой научный вернулся!

Действительно, к нам приблизился Старокотов:

– После обеда жду в кабинете! – строго произнёс он. – Не отвлекайте кузена, Пушехвостов. Он прирождённый учёный, а не прожигатель жизни, как некоторые.

– Ну да, конечно. И по вечерам мятное пиво не хлещет, заедая колбасками, – ухмыльнувшись, шепнул мне друг. – Васенька повзрослел и прозрел.

– Но всё равно буду работать над диссертацией, – так же тихо ответил я.

За неделю больничного Щукин и Старокотов собрали новый гаситель. Как большинство местных магических артефактов, тот имел форму шарика, но был чуть массивнее предыдущих. Он с первой попытки приглушил всю магию в кабинете, но только в радиусе полуметра и всего на десять минут. Но Старокотов был доволен как слон. Мы с Котёночковым посовещались, поспорили, потом, наконец, сошлись в расчётах и внесли исправления в магическую формулу. Щукин обещал в течение десяти дней подкорректировать модель. Настроение у всех было приподнятое: мы вышли на финишную прямую, хотя не менее месяца, а лучше полтора, нужно было испытывать наш гаситель, выявляя все подводные камни его использования, перед тем как демонстрировать Государю.

Академия постепенно забывала про смерть Масянского, только прислуга тихо перешёптывалась между собой и избегала заходить в его спальню. На замену профессору временно взяли внештатного преподавателя – он жил вне стен академии. После недолгих обсуждений комнату переоборудовали для хозяйственных нужд, однако местные коты всё равно её сторонились. Вредный Чижик через Евдокима пустил слух, что в коридорчике временами появляется призрак, печально стонет и какает под дверью. Правда, видимых следов его деятельности не остаётся, всё-таки потусторонняя сила.

Доверчивый Мальков даже уговорил отца Федора прийти на наш этаж, чтоб заупокойной молитвой успокоить блуждающую душу. Андрюша, узнав об этом, радовался как ребёнок.

Меня все больше занимали мысли о том, как преподнести семье и знакомым мой неожиданно проснувшиеся магические способности, и принялся искать книги, посвящённые похожим проблемам. В хранилище нашлась пара диссертаций о позднем проявлении силы, и я засел за их изучение, чтоб составить стройную теорию о своём случае. Я не собирался никому, даже отцу, сообщать, что умудрился утащить магию у профессора и канцлера. Да мне самому иногда это казалось бредом: оба дара мне, представителю «К», достались от «М» – извращённая шутка небес. Странно, что привидения Валерьяныча и Мурлынова меня не преследуют, возмущённо воя по ночам. Или я слишком крепко сплю?

К середине второго месяца весны огласили списки ассистентов на государственном экзамене. Выпускники заканчивали свой учебный год гораздо раньше, чем остальные классы. К моей неописуемой радости, меня внесли в тот лист, следовательно, я должен был оказаться в одной аудитории с принцессой. Уже за пару дней до знаменательной даты занялся, как и многие, наведением красоты. Разумеется, я понимал, что Анна едва ли заметит и запомнит меня среди прочих преподавателей, но предстать перед ней хотелось в достойном виде.

В назначенный день академия стояла на ушах с самого раннего утра, ожидая Её Высочество. Чести экзаменоваться на глазах члена императорской фамилии удостаивался не каждый поток. Ударить мордой в грязь не хотелось никому. Ректора и всех, кто работал на старших курсах, лихорадило со страшной силой. Вдруг принцесса будет разочарована? А бюджет академии существенно зависел от государевых дотаций.

Заранее прибыли дополнительная охрана и часть свиты. С выпускниками репетировали выход к кафедре, за которой им предстояло держать ответ за годы, потраченные в этом котоугодном заведении. Младшие курсы готовили праздничный концерт для гостей академии. Разучивались очередные гимны, прославляющие Императора и Великую Котовию. Декламаторы протяжно мычали оды в честь принцессы Анны, словесники помогали разыгрывать какие-то сценки пьес, одобренных Попечительским советом.

Накануне экзаменов я плохо спал. Впервые за долгое время. Мне снилась какая-то чушь: то Чижик в роли террориста, швыряющий бомбу в царскую карету, то Борис, пронзающий меня кинжалом на глазах Анны, то Евдоким, взрывающий в процессе химического опыта главное здание. Я просыпался с ватной головой, выпивал стакан воды, снова проваливался в кошмар, мучился, с трудом выбирался из него, чтобы через несколько минут погрузиться в следующий.

Утром я встал не в самом лучшем расположении духа, опасаясь, не был ли один из тех бредовых снов вещим. Я мог быть спокоен только за Дусика: никаких занятий по химии в торжественных мероприятиях предусмотрено не было. Хотелось верить, что правдохваты удовлетворились ликвидацией Мурлынова, но гарантию в этом никто дать не мог. И тут я вспомнил о своём намерении запереть Чижика на время визита канцлера. «Лучше перебдеть, – решил я. – Извини, Андрюша, посидишь пару часиков в лотке. Борис выжил, ты тоже не помрёшь».

Одевался я медленно, с большой тщательностью, попутно разучил схему воздушного защитного купола, который в своё время мастерски умел исполнять Масянский. Разумеется, я знал лишь теорию, но надеялся на «всплеск таланта», если придётся защищать принцессу или себя-любимого.

На мой аппетит дурная ночь и волнение перед встречей с Анной не повлияли, завтрак был сметён быстро и задорно. Затем подкараулил, когда Чижик уединится по нужде, и заклинил дверь туалета, повесив значок «занято». Даже если его товарищи по партии что-то предпримут в отношении, например, министра просвещения, не меньшего гада, чем Мурлынов, у приятеля будет алиби.

Немного пристыженный совершённым поступком, я поспешил в актовый зал, где шли приготовления к экзамену. Мой стул второго ассистента был с самого края большого стола. Принцессе предназначалось место в центре. Я с облегчением вздохнул, не заметив Бориса среди приглашённых наблюдателей. Зато Евдоким радостно носился по залу с какими-то бумагами и чернильницами. «Хорошо не колбами», – подумал я.

Веселье началось раньше назначенного времени. Без четверти восемь в актовый зал влетела на всех парах крупная трёхцветная кошка в бархатном розовом платье с бирюзовой лентой министерства просвещения. И прямо перед экзаменаторским столом случилось столкновение пылкой молодости Дусика с солидным весом почётной председательницы Попечительского совета графиней Хвостохвастовой.

Хорошо, что студентов ещё не привели: мой лексикон обогатился парой виртуозных выражений, слетевших с уст почтенной дамы, когда чернильница опрокинулась ей на платье. Евдоким испуганно прищурил глазки и виновато прижал ушки. За эти самые ушки его и оттаскали. Дусик втянул голову в плечи, бормоча извинения. Не помогло! Разъярённая Её Светлость одной левой развернула неуклюжего химика, завязала ему хвост бантиком – в этот неловкий момент я даже порадовался, что у меня только помпончик – и пинком выгнала за дверь. На всех парах примчался сконфуженный ректор, которому в мгновение ока донесли о трагедии, разыгравшейся в актовом зале. Многоэтажные вопли графини затихли лишь при известии, что карета Её Высочества выехала из дворца.

– Но как?! О, Котоматерь Всеблагая! Как я смогу предстать перед принцессой в таком ужасе?! – горько разрыдалась бедная графиня, в панике рассматривая ярко-синие кляксы на розовом бархате.

Все сочувственно склонили головы, радуясь про себя, что конфуз произошёл не с ними. Мой взгляд упал на письменные принадлежности на столах, и меня осенило: студенческие чернила делались по специальной формуле – чтобы их можно было легко стереть с ковров и обивки мебели. Иначе учебные классы, библиотека и даже бы уборные, где студенты не гнушались списывать домашку, были бы ими заляпаны. Я осмелился напомнить об этом нашему ректору.

– Я обожаю вас, Василий Матвеевич, – пылко пожал он мою лапу и послал к инспектору за нейтрализатором чернил. А вот сушить коты-маги умели. Это могли делать «погодники» – они направляли на нужный объект лёгкий тёплый ветерок, и получался магический фен. Их услуги, разумеется, были весьма дорогими, но в академии несла свет знаний целая кафедра «Управления ветрами». Так что к появлению Анны главная попечительница вернула себе презентабельный вид. Беднягу Евдокима от греха подальше отправили домой.

И вот настал тот миг, о котором я грезил больше месяца. В двери в сопровождении свиты вошла принцесса. Она была столь же восхитительна, как и в первую встречу: идеальная для кошечки фигура, затянутая в лёгкое голубое платьице, изящные лапки, роскошный хвост. Серебристому меху красавицы позавидовала бы даже шиншилла. Искренняя улыбка покоряла сердца: с верноподданническим обожанием все присутствующие склонились в поклонах и реверансах. Я пытался запечатлеть в памяти малейшие детали любимого образа; кто знает, когда в следующий раз мне улыбнётся судьба и я снова встречусь с Анной. Очаровательная мордочка, нежный изгиб шейки, украшенной миленькой бархоткой, крепенькие острые коготки на мохнатых пальчиках, унизанных серебряными кольцами – Анна всем драгоценным металлам предпочитала серебро.

Со всей полагающейся учтивостью принцессе представили участников выпускных испытаний.

– И второй ассистент, специалист по теоретической магии, сын князя Кошанского Василий Матвеевич, – я был последним из членов экзаменационной комиссии.

– О да, я была на вашей лекции во время прошлого визита. Мне понравилось, – улыбнулась Анна. Моё сердце подпрыгнуло в груди и исполнило бешеную пляску племён Центральной Африки. «Она меня запомнила! О, Котоотец!» Её янтарные глаза смотрели приветливо, даже ласково. Я чувствовал непередаваемый душевный подъем. И именно в этот момент принял решение, что не вернусь в академию после каникул. Шут с ним, хвостом, даже если не отрастёт, но пробудившийся дар надо использовать для придворной карьеры, особенно теперь, когда в фаворе потомки Кыськиных – я ещё не знал о трениях внутри клана «К». «Надо пройти магическую аттестацию и заявить право на наследование княжеского титула», – определился я с ближайшими планами.

Выпускники, робея, подходили к столу, чтоб выбрать билет. Некоторые беззвучно бормотали молитву, призывая помощь Котоматери. От ответа в значительной мере зависело их будущее, лучшим было необходимо подтвердить отличные оценки предыдущих срезов знаний. В целом, все студенты могли повысить или запороть общий балл в зависимости от результата экзамена. Балл влиял на присуждение магической категории, и отнюдь не всегда в будущем удавалось её изменить.