Текст книги "Няня для балбеса (СИ)"

Автор книги: evsora

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Когда Кит сказала, что будет поступать на экономический в Капитолийский университет, Гейл за два месяца выучил заново весь курс математики, чтобы поступить в тот же вуз. Ему просто жизненно необходимо было оставаться рядом. Она уезжала в город, полный проходимцев и соблазнов, и ее заинтересованность Мелларком на первом курсе только подтвердила его страхи. Возблагодарив всех богов за благоразумие девушки, Гейл утирал девичьи слезы, в душе радуясь, что ничего не вышло.

Когда у Кит наступила черная полоса, он был рядом. Поддерживал. Утешал. И ждал. Он был уверен, что их помолвка – это просто вопрос времени. Вот-вот она заметит, наконец, его. И примет.

Но время шло, а ничего не менялось. Брат, друг, напарник… Не эти слова Гейл мечтал услышать из уст любимой. Даже то, что она именно с ним лишилась невинности не прибавило ему ни одного очка. И когда Мелларк сказал, что Гейл застрял во френдзоне, из которой ему уже не выбраться, Хоторн с горечью понял, что так оно и есть. Проведя всего несколько месяцев рядом с этим смазливым блондинчиком, Китнисс опять позволила себе о нем много говорить и еще больше думать. Самое обидное было то, что от Мелларка никто не ждал подвигов. Если он не делал ничего мерзкого, или просто напросто был вежлив – все уже этому радовались. Это как восторги молодых родителей по поводу того, что малыш впервые покакал. Вроде, все так умеют, а радуют только какашки беспомощного младенца.

И когда Кит пришла к нему почти ночью, и сказала, что уезжает, он готов был прыгать от радости. Да, ему было жаль маму Китнисс , да, он считал, что Мелларк – моральный урод… О своей роли в этой истории Гейл старался не задумываться. Он просто защищал свое. К тому же, раз Кит уезжает, она уже никогда не узнает, что он растрепал об ее интимной жизни этому придурку.

Теперь, когда карьера гениального экономиста Китнисс больше не светила, дело оставалось за малым: окончить обучение и вернуться к ней. Гейл знал, что такие мысли эгоистичны, и не должны появляться в голове мужчины, который считает себя влюбленным, но сейчас, с неоконченным образованием и с кучей семейных проблем девушка была никому не нужна. Кроме него.

На задворках разума иногда проскальзывала мыслишка, что он уже не уверен в своих чувствах к Кит, что не уверен, хочет ли связать себя с ней на всю оставшуюся жизнь, но многолетняя привычка заставляла двигаться вперед однажды выбранным курсом.

Сейчас, глядя на подходящего к нему Мелларка, Гейл чувствовал, что разрывается между двумя противоположными действиями: поровнять его опухшее личико своими кулаками за то, что он довел его любимую до слез и истерики, или широко улыбнуться, радуясь тому, что больше блондин девушку не увидит. Сдержав порыв, Гейл растянул губы в издевательской улыбочке.

– Мелларк, Мелларк… И как тебя земля носит? – Покрутив в пальцах конверт, Гейл в упор посмотрел на бывшего соперника. – Как, совесть по ночам не мучает? Эх, по роже бы тебе съездить за такое…

Резко затормозив, Пит обернулся к Хоторну. Изначально он не собирался с ним заговаривать. Прикинув, что, даже если великан знает, как там Китнисс (“А он знает, зуб даю!”), ему все равно ничего не скажет. Но его зацепили слова Гейла. А еще больше его зацепила вещица, которую тот небрежно мял в руке.

– Думаешь, заслужил? – Пит с сомнением потер подбородок. – А себе не хочешь съездить? Негоже трепаться о личной жизни девушки, особенно, если она попросила этого не делать. – Пит удовлетворенно отметил, что улыбка сползла с лица Гейла. – Интересно, а Кит уже в курсе, что я в курсе?

Хоторн больше не улыбался, наоборот, нахмурился и сильнее сжал в кулаке конверт.

– Слушай сюда, сопляк недоделанный, – Гейл, активно жестикулируя, начал наступать на блондина, который не отрывал взгляда от его рук, – только посмей подойти к Китнисс, и я от тебя мокрого места не оставлю. Разозлишь меня – и тебя уже точно никто не спасет: ни твой папашка со своей кучей бабок, ни Эвердин со своими жалостливыми глазами. Ты усек?

Сложно было сказать, понял ли Пит то, что пытался донести до него Гейл, потому что его взгляд сосредоточенно скользил по буквам на конверте. Разобрав, наконец, имя адресанта, Пит понял, что сейчас должен сделать – любыми силами не дать Гейлу отдать письмо получателю.

– Тебя так бомбит из-за того, что когда-то Китнисс не дала тебе меня избить? Ну так давай! – Пит развел руки в стороны, показывая, что не собирается защищаться. – Кит здесь нет, останавливать тебя никто не будет. Только когда будешь бить, не забывай, что, будь она здесь, она сама бы тебе несколько раз врезала за то, что ты трепло!

С рыком Гейл бросился на блондина. Как же он его достал! Мелкая блоха, которая периодически покусывает – не больно, но жутко неприятно. Сейчас он даже хотел не отомстить за подругу, а просто заставить его заткнуться. Не стоило кому-то слышать, что Гейл сделал что-то плохое своей подруге – Китнисс все любили, и портить свою репутацию на предпоследнем курсе обучения Гейл не собирался.

– Заткнись! – Не успев изменить направление, кулак Хоторна рассек воздух в том месте, где недавно было лицо Пита. Который проворно отскочил и стоял уже сзади.

– Я заткнусь, честно. Если ты объяснишь мне одну вещь. – Пит кружил вокруг противника, выискивая, как подобраться к нему поближе. – Как так получилось, что никто, включая друзей и соседей Кит, не в курсе, что вы пара? – сделав ложный выпад правой рукой в сторону уха Хоторна, Пит попытался выхватить письмо из его левой руки, но Гейл отпрыгнул назад. – Я не спорю, возможно, ты неплохой парень, любишь ее, заслуживаешь, и все такое… Но зачем ты соврал? – Отвлекшись на глаза Гейла, в которые так хотелось заглянуть именно во время этого вопроса, Пит пропустил удар под дых, который заставил его согнуться, но не отступить.

Гейл, предчувствуя свою победу в короткой схватке, расслабленно подошел к Мелларку и уперся вытянутой ладонью ему в лоб.

– Так я не врал, – теперь Гейл ухмылялся, видя беспомощность соперника, – так, немного приукрасил. Или, скорее, предсказал будущее. – Пит, который потихоньку уже мог вдыхать, не пытался разгибаться и всем своим видом показывал, что повержен. – Ты не имеешь права даже смотреть в сторону такой девушки, как Кит. Это я был всегда рядом, это со мной она в итоге останется.

– То есть, у самой Китнисс ты не спросил, чего хочет она? – Пит резко поднырнул под руку считавшего, что победа у него в кармане, Хоторна, и со всей силы впечатал кулак брюнету в нос. – Может, у нее были другие планы? – Пит нанес еще один, немного смазанный, удар, уже левой рукой. – Может, она вообще, хотела построить карьеру, а замуж и не собиралась? – Подставив левую ногу, как учил его Боггс, Пит сильно толкнул противника, заставив его сесть на пятую точку.

“Чем больше шкаф, тем громче падает, – совесть удовлетворенно кивнула, – а теперь хватай конверт и беги!”

Гейл, обескураженный тем, что его завалил этот коротышка, не сопротивлялся, когда Мелларк потянулся к его руке. Но письмо перехватили другие пальцы – гораздо тоньше и проворнее.

– Что это? – Энни смотрела на тяжело дышащих парней. Когда Гейл с трудом поднялся с твердого пола и протянул руку к конверту, она отошла на шаг назад. – Письмо от Кит в деканат, из-за которого вы подрались. Что в нем?

– Это… – Пит не успел договорить, потому что грубый голос Хоторна его перебил.

– Это мое, дай сюда, – его глаза недобро сузились, – Китнисс попросила передать лично в руки декану.

– Хорошо, чтобы вы больше не устраивали драк за то, кому достанется честь выполнить поручение Китнисс, я сама его отнесу. – Девушка кивнула обоим парням и развернулась в сторону административного корпуса.

– Нет! – Пит дернулся вперед, но был остановлен строгим взглядом зеленых глаз. – Его нельзя относить в деканат! – Он почти кричал на Энни, пытаясь донести до нее важность своих слов.

Финник, вставший между Энни и Питом, защищая девушку от своего друга, который, видимо, сошел с ума, требовательно посмотрел на Пита.

– Почему нельзя?

– Там заявление Китнисс. Если оно попадет в деканат, Сноу вынужден будет ее отчислить. Если письмо по дороге “потеряется”, то Кит оформят академический. – Сбивчивые объяснения Пита почти убедили Финника, который теперь сложил руки на груди и задумчиво рассматривал возбужденного парня. Но разве мог Гейл промолчать?

– Слушайте, Кит больше не хочет учиться здесь, поэтому заявление и написала. И попросила меня передать. – Гейл уже взял себя в руки, поэтому говорил он гораздо убедительнее Мелларка. – А за то, что у Китнисс пропало желание здесь появляться, можете сказать спасибо вашему дружку, – Гейл кивнул головой в сторону блондина, – он довел ее маму до приступа и буквально вынудил Китнисс уехать.

Финн, который уже держал злосчастное письмо в руках, удивленно посмотрел на друга. Или бывшего друга?

– Серьезно? Пит?..

– Да, чистая правда. – Пит почувствовал, как начали нагреваться быстро краснеющие уши. – Но я хочу все исправить. Я пытаюсь все исправить. Для этого данное письмо нужно выбросить. А лучше сжечь. Я смогу убедить Кит вернуться, но нужно, чтобы ей было куда возвращаться.

Немного поколебавшись и посмотрев по очереди в спокойные серые и напряженные голубые глаза, Финн резко протянул руку с письмом в сторону Пита:

– Я верю тебе. Надеюсь, исправляя, ты не напортачишь еще больше.

Пит с благодарностью выхватил лист из конверта и, убедившись, что это именно то, что он и ожидал увидеть, разорвал заявление сначала пополам, а потом еще и еще раз, пока бумага не превратилась в конфетти.

Оставаться в университете в этот день Пит не собирался. У него был адрес и огромное желание закончить это дело и привезти Китнисс обратно. С пропусками он как-нибудь разберется по приезду.

Попросив Финна по возможности отмазать его от преподавателей и отца, Пит, не заезжая домой, отправился на вокзал. Поезд до двенадцатого идет почти сутки, завтра утром он будет уже на месте. Значит, у него есть двадцать четыре часа, чтобы придумать аргументы в пользу возвращения Кит. Ну, или для усиленных молитв, чтобы в двенадцатом был нормальный травматолог.

Выйдя на перрон, Пит размял конкретно затекшие за долгое время сидения-лежания конечности и осмотрелся. Еще по своему послешкольному путешествию по стране он помнил этот дистрикт как самый серый и самый печальный. Воспоминания, в принципе, совпадали с реальностью. Даже снег был не в состоянии бороться с угольной пылью, витавшей в воздухе и оседавшей на любую поверхность.

Спросив у работника вокзала, как ему пройти по нужному адресу, Пит направился в указанную сторону. Дом стоял почти на окраине городка, с другой стороны от вокзала. Мелларка переполняла смесь нетерпения и страха. Всю дорогу он представлял свою встречу с Китнисс. Как она на него отреагирует? Будет кричать и бросаться всем, что попадет под руку? Или молча захлопнет перед его носом дверь?

Парень увидел дом издалека. Стены из красного кирпича и коричневая крыша – все, как сказал кассир.

Коленки начали трястись, ладони вспотели, а совесть уселась поудобнее, предвкушая интересное зрелище. Каждый следующий шаг давался Питу сложнее предыдущего. Дом находился в низине, в то время как Пит спускался с горки. Он бы и рад был замедлить шаг, притормозить, но даже рельеф был против него, заставляя быстрее переставлять ноги. Решив, что он не будет как трус тянуть время, и уж точно не развернется и не даст деру, Пит набрал побольше воздуха и заставил себя ускорить шаг.

Еще издалека что-то его смущало, только мозг, заполненный страхом за целостность тела, никак не мог ухватить ускользающую деталь. Чем ближе Пит подходил к дому, тем сильнее становилось беспокойство. Дым. Из трубы не идет веселый дымок, как у всех в округе, значит, дом никто не топит. Учитывая, что на улице зима, это было глупо со стороны хозяев. Или им нечем топить?

Еще ускорившись, почти бегом, Пит преодолел оставшиеся триста метров и остановился перед покосившейся калиткой. Дорожка к дому была не расчищена, входная дверь висела на верхней петле, одно окно было разбито. Дом явно был непригоден для жизни зимой. И в нем явно давно никто не жил.

========== 30. ==========

“Нет, этот дом просто непригоден для жизни.”

Китнисс тупо сидела посреди комнаты, которую помнила, как уютную гостиную. Когда они с мамой пробрались к дому через огромные сугробы, Кит ужаснулась: за время отсутствия в нем жизни дом из светлого, наполненного радостью жилища, превратился в груду хлама, одинокую и всеми покинутую.

– Ничего, немного приложить руки – и будет дворец, а не дом, – девушка попыталась приободрить мать, которая, расчистив от пыли кресло, села и чинно сложила руки на коленях. – Сейчас все почистим, помоем, и будем жить долго и счастливо.

Китнисс наметила дела, которыми следовало заняться в первую очередь: заткнуть или завесить дыры в окнах, через которые свободно проникал зимний ветер, приносящий с собой стаи снежинок; поправить дверь; найти где-то дрова (или превратить что-то в дрова) и разжечь камин; приготовить из привезенных продуктов еду и накормить маму.

Выполнение этого красивого плана споткнулось уже о первый пункт. Сначала в ход пошли пледы и одеяла. Завесив окна, в которых стекла напрочь отсутствовали, Кит поняла, что на дыры поменьше одеял не хватит. Рамы, которые покосились и поскрипывали от ветра, были подоткнуты всеми имеющимися в доме подушками. Пытаясь заткнуть небольшую дыру в стекле свернутым полотенцем, Кит порезала руку об острые края, торчащие внутрь дырки.

– Дай я помогу.

Кит даже вздрогнула от неожиданности, когда к ней подошла мать с полотенцем поменьше. Это были первые слова, которые та сказала за все время, что они были в доме. Покорно вытянув руку вперед, Китнисс наблюдала, как мама внимательно рассматривала порез, выискивая в нем мелкое стекло, как она сгребла с подоконника снег и, завернув в тряпочку, прижала к ране. Сейчас миссис Эвердин выглядела не как потерянная ненормальная, а как деловой и строгий врач, которым она когда-то и являлась.

– Ты, наверное, думаешь, что я совсем выжила из ума и ничего не понимаю, – миссис Эвердин говорила, не глядя дочери в лицо, – и так оно, скорее всего, и есть… Но я помню, что они умерли. Теперь помню. Я думала, что в этом доме они вновь оживут для меня, вновь из бестелесых призраков превратятся в живых и осязаемых, бесконечно любимых мной людей… Я бы с удовольсствием осталась в той реальности, где они живы, где мы дружной семьей живем в старом доме, пахнущем сосной… Но этот дом мертв, дочка. В нем больше нет места ни для мертвых, ни для живых. Прости, что тебе пришлось вернуться в него из-за меня.

– Ничего, ничего, мам… – Кит обняла женщину за худые плечи.

***

У Китнисс было много времени для раздумий. Слишком много.

Пока врачи приводили сердцебиение ее матери в норму, Кит пыталась понять, в какой момент все пошло не так, где она свернула не туда.

Отец всегда учил ее быть доброй, заботиться об окружающих, не ставить свои интересы превыше других и верить, что где-то когда-то это все зачтется, и жизнь будет счастливой и радостной. Но все это оказалось полной чушью. Нынче доброта никем не ценится, альтруизм выброшен на свалку, а о заботу вытирают ноги. Пит Мелларк наглядно ей это показал.

В последнее время ей казалось, что Пит не так плох, как трубит о нем молва, что они могли стать друзьями. Что они почти стали ими. Но реальность шарахнула по голове пыльным мешком муки и тыкнула носом в одну и ту же лужу. Вывод – Китнисс Эвердин глупа, как пробка, не учится на своих ошибках и совершенно не разбирается в людях.

Казалось бы, это должно было расстроить девушку, но, кроме тревоги за мать, она ничего не чувствовала. Вообще ничего. Нужно было как-то разгребать все то дерьмо, которое навалилось всего за какой-то час, но хотелось только спрятать нос под одеяло и позволить кому-нибудь другому разбираться с ее проблемами.

Китнисс на все лады ругала себя за самонадеянность. И почему она решила, что справится? Ах да, она ведь сама Китнис Эвердин, самая умная, самая добрая, самая живучая. И не с таким справлялась! Да ведь и должно же в мире быть какое-то равновесие. В последний, спокойный месяц ее работы Кит начала думать, что это награда – за то, что столько перетерпела, но выжила и не сломалась.

“На вот, девочка, отдохни. И получи кучу баблишка за это, на которое ты устроишь свою дальнейшую жизнь.”

Но после этих слов, которые бывают только в сказках, фея крестная саданула волшебной палочкой прямо по ее непомерной гордыне и спустила с небес на землю.

“Акстись, дура! Так не бывает! С чего это тебе положены награды? Не заслужила! А доброту свою можешь себе в жопу засунуть – никому она, кроме тебя, нахрен не сдалась!”

Китнисс не знала, почему злобная фея в ее голове говорила голосом Мелларка, но это заставило ее горько улыбнуться.

Все правильно. Она наивная дура, которая в очередной раз повелась на его обаяние и поверила в его добрые намерения. А что было бы, если бы они провели вместе еще несколько месяцев? Как сильно она могла бы запутаться в этом человеке? Глупо было отрицать, что в последнее время Кит все сильнее тянуло к блондину. И страшно было представить, что, увлеченная игрой в Мать Терезу и стараясь спасти “заблудшую душу”, девушка могла запросто получить подобный итог, но только уже пройдя через его постель.

Как ни странно, у Пита теперь все сложится хорошо. Он вернется к своей прежней жизни, будет таскаться по вечеринкам, напиваться и периодически переругиваться с отцом. Но при этом будет свободен и счастлив.Что еще раз доказывало, что окружающие всегда были правы: ничто никогда не вознаграждается. Есть только то, что ты возьмешь, отнимешь, выгрызешь… И не стоит мучиться угрызениями совести – на ней нужно просто поставить регулятор громкости и свести звук на минимум. Никому не нужны все эти моральные терзания, помощь ближнему и сочувствие. Только без них можно построить счастливую и безбедную жизнь. Все остальное – бессмысленный балласт, который не дает двигаться вперед.

Что было впереди у нее, Китнисс даже боялась представить. Ученики разбежались по другим репетиторам, и собрать даже половину из них будет нереально. Работы теперь покупают через интернет – конечно, с потерей качества, но в два раза дешевле. Свою зарплату за отработанные месяцы она тратила экономно, и у нее есть неплохая сумма. Достаточная на оплату квартиры и пансионата за три месяца. А что дальше? Ей негде будет взять денег на оплату жилья, и своего, и маминого, дальше, не говоря уже о том, что платить за следующий семестр тоже нечем. Когда Китнисс представила, что ей опять придется начинать сначала, внутри все опустилось. Она не сможет. Нет уже того упорства и силы воли, которая заставляла сжать зубы и барахтаться до тех пор, либо, пока она не выберется, либо, пока течение не вытолкнет ее хладный труп и не понесет на волнах жизни.

Сейчас, подпирая шершавую стену коридора, и вперив взгляд в закрытую дверь, Китнисс больше нравился второй вариант.

Врач, который занимался матерью Китнисс, наговорил кучу медицинских терминов и советов, из которых Китнисс уловила только “микроинфаркт” и “полное спокойствие”. Подходить к кровати было страшно – теперь каждое слово нужно было взвешивать и обдумывать по десять раз, прежде, чем произнести.

– Дочка? – Миссис Эвердин нашла руку Китнисс и сжала ее. – Это правда?

Первый же вопрос поставил Китнисс в тупик. Что бы она не ответила, это в любом случае заставит маму нервничать, а этого нельзя допустить.

– Хорошо, можешь не отвечать, – женщина не настаивала, заметив, что дочь не в состоянии раскрыть рот, – я помню. Я все вспомнила. Они все умерли и больше никогда не придут. – Помолчав несколько мгновений, миссис Эвердин в упор посмотрела на девушку. – Твой друг не прав. Ты не виновата. Никто не виноват. Просто, иногда… такое случается. А нам остается только доживать свой срок без любимых людей, надеясь на то, что они попали в лучший мир.

Китнисс протянула руку и тыльной стороной ладони стерла теплую капельку, которая покатилась по морщинистой щеке. Сердце разрывалось от жалости к матери. Как бы она хотела забрать эту боль себе!

– Я хочу попросить тебя, – мама сильнее сжала холодную ладошку дочери, – позволь мне поехать домой. Я больше не могу быть здесь. Я хочу ждать своего часа рядом с ними, хотя бы с их могилами… Пожалуйста…

Сейчас Китнисс была готова на что угодно. Если от этого маме станет легче – она заберет ее домой. Ей самой здесь все равно ловить больше нечего. Никакое светлое будущее ей не светит, скоро не станет ни денег, ни квартиры, ни учебы. Все упирается в деньги – вежливость нынче сильно упала в цене и за “спасибо” можно купить только “пожалуйста”.

Согласно кивнув, Кит поцеловала мать в лоб и тихонько прикрыла за собой дверь.

Ей предстояло много дел. Во-первых, каким-то образом вернуться домой. Последний автобус уже ушел, а сколько будет стоить отсюда такси, Китнисс даже не хотелось думать. Уже на улице, за стенами пансионата, тревога начала отпускать Китнисс и вылилась слезами облегчения. Девушка шла по ночному городу самыми темными улицами и не боялась, что кто-то может увидеть ревущую, как белугу, “Каменную Китнисс”.

Хотя, какую, к черту каменную? Девушка уже не знала, как ей жить дальше. Отлаженная система с четкими ориентирами дала сбой и разошлась толстой трещиной, четко разделив девушку на две части: старую – милую девочку с косичкой, и новую – потерянную, старающуюся стать равнодушной к окружающим. И Китнисс очень надеялась, что новой будет выживать хоть чуточку, но проще.

За долгую дорогу Кит пришла к мысли, что для нее с этого момента будет существовать только она и ее семья. То есть, мама.

Противный голос в голове настойчиво шептал, что, сократи она этот список до себя одной, было бы еще проще, и впервые Китнисс позволила себе додумать эту мысль до конца. Конечно, она не собиралась бросать больную мать и вешать ее на шею муниципальных работников или спихивать в психбольницу. Это, скорее, была отстраненная констатация факта, которая не вела к активным действиям.

Главное – Кит четко для себя решила, что остальные окружающие ее люди – просто прохожие, иногда попутчики, с которыми нужно всегда быть на чеку. И никогда не надеяться на чужую доброту.

Осталось только отдать парочку долгов, и можно смело начинать новую нерадостную жизнь.

Все вещи поместились в две сумки. Лютик, бедный ласковый кот. Для перевозки животных на поезде требовались все прививки, которые были просрочены почти на три года. Не было ни денег, ни времени этим заниматься, и Китнисс с тяжелым сердцем приняла решение оставить его на попечение Джо. Денег, что она оставляла вместе с котом, надолго не хватит, и оставалось только надеяться, что Джоанна заморочится поиском нового дома для питомца, а не вышвырнет его за хвост на улицу.

Сходив в магазин за продуктами в дорогу, Кит в последний раз закупилась на долю Хеймитча. Не удержавшись, зашла в отдел мужской одежды и выбрала галстук – серый с голубыми тонкими полосками – который так хорошо подойдет к цвету глаз соседа. Может, однажды он послушает Эффи и вернется в университет на свою старую должность. Или устроится на другую работу, на которой ему не нужно будет махать метлой или лопатой.

Последнее дело было самым сложным и важным. Пит. Вернее, звонок его отцу.

Как бы ни хотелось девушке выплеснуть все, что она думала о его непутевом сыночке, Джону на лысоватую голову, перед звонком она посидела минут десять в тишине. Только успокоившись, девушка набрала номер бывшего работодателя.

Пускай это будет ее прощальный подарок. Она все равно уже все решила, она уезжает и вряд ли вернется. А Пит останется, и будет совершать новые ошибки, обижать новых людей… Возможно, однажды ему прилетит сильная отдача, которая больно шарахнет так и не повзрослевшего мальчика, и заставит оглянуться на пройденный путь. Но не от нее. Кит не орудие судьбы, не служительница Фемиды, и не ей решать ,кому портить жизнь, а кому нет. В конце концов, Пит и сам неплохо справится с этой задачей, даже лучше, чем она.

Ну вот и все готово. Все документы подписаны, вещи собраны. Китнисс не ощущала сожаления или тоски из-за отъезда. Хотелось бы утешить себя фразой, что что ни делается – все к лучшему, но это была бы не правда. Что ни делается – все через жопу. Так точнее и правдивее.

Гейлу Китнисс решила сообщить лично: в конце концов он – ее лучший, настоящий друг, и имеет право услышать новость из ее уст, а не прочитать в смс-ке или малодушной записке, которые получили остальные ранее близкие ей люди.

Ей не было стыдно за то, что бывшим друзьям достались только равнодушные клочки бумаги. Да, она слабачка, и она бежала, трусливо поджав хвост. И ей совсем не хотелось, чтобы кто-то тратил свое время, пытаясь ее отговорить (“Как будто кто-то собирается это делать! Очнись, Китнисс, на тебя всем плевать!”).

Открыв дверь, Гейл сонными глазами окинул сначала девушку, а потом две сумки у ее ног.

– Кискис… Что за?.. – он провел руками по лицу, отгоняя остатки сна. – Что случилось?

И тут девушка не выдержала. Плотину, сдерживающую гнев, страх и непонимание просто прорвало, и бурный поток слез в перемешку с невнятными словами снес остатки самообладания.

Вдоволь порыдав на груди друга, Китнисс слабым голосом поведала, что уезжает и пришла попрощаться.

– Это не надолго, Гейл. Скоро у тебя будут каникулы, и мы встретимся в двенадцатом. – Продолжая всхлипывать, девушка умоляюще посмотрела на друга. – Ты ведь приедешь на каникулы домой, к семье?

Гейл, участливо слушавший сбивчивый рассказ подруги, провел рукой по волосам и нахмурился.

– Кит, ты совсем ненормальная?

Девушку как-будто отбросило от плеча, на котором покоилась ее голова. Она непонимающе уставилась в лицо Гейла.

– Только не говори, что ты не согласен, что так будет лучше. Я думала, только ты сможешь меня понять и поддержать…

– Нет, Кискис, ты неправильно меня поняла, – Хоторн попытался смягчить голос, – прости, что был груб. Я хотел сказать, что ты ненормальная, если думаешь, что я отпущу тебя одну. Я еду с тобой. Помогу вам с мамой устроиться, наверняка к вашему старому дому нужно приложить крепкие мужские руки, прежде чем оставлять там жить двух женщин. И это не обсуждается! – Гейл строго посмотрел на вскинувшуюся девушку. – У меня есть знакомая медсестра, которая спокойно оформит мне больничный на неделю. А если понадобится, то и на больший срок.

***

Китнисс была благодарна Гейлу за то, что он не оставил ее одну. Она бы не справилась, и ночевать и ей, и маме, пришлось бы в сугробе.

Сейчас Гейл стоял на пороге того, что когда-то было домом, и критичным взглядом скользил по попыткам Китнисс вернуть в жилище тепло.

– Кит, прекращай. – Он подошел к девушке, полотенцем зажимавшей руку. – Это бессмысленно. Весной, когда сойдет снег, можно попробовать его починить – поменять стекла, поправить дверь и крышу. Сейчас бесполезно, вы окочуритесь в этом месте в первую же ночь. Я поговорил родными, они уже освобождают для вас мою старую комнату. Поживете в ней, пока не решим что-то с вашим домом.

– Гейл… Спасибо, но я не могу их так стеснять. – Китнисс опустила голову. – Там и так живет слишком много людей для такого небольшого домика, мы будем мешать.

– Китнисс, этот вопрос не обсуждается. Для моей матери ты – как дочь. И она будет только рада, если ты примешь от них помощь. – Гейл схватил сумки и, не оборачиваясь, пошел к выходу. – Жду вас на улице.

Китнисс, открыв рот, смотрела на то, как ее мама беспрекословно посеменила за Гейлом. Уже у самой двери она обернулась и недовольно посмотрела на девушку.

– Доченька, ну что же ты стоишь? Нас пригласили в гости, невежливо отказываться и заставлять себя ждать. – Она кивнула в сторону улицы и лукаво улыбнулась. – Гейл такой заботливый! Он нравится мне гораздо больше, чем твой второй друг.

========== 31. ==========

Возвращаться в родные места тяжело. И далеко не так приятно, как об этом любят говорить.

Никакого тебе “дышится легче, из головы выветриваются все плохие мысли, ноги сами несут по памятным местам…” Бред.

Может, так и чувствуешь себя, когда, уехав в большой город учиться, возвращаешься с результатом. Когда смотришь на свое прошлое новым, мудрым взглядом, и, гордо подняв голову, говоришь:

“Вот она я. Отучилась, стала крутым специалистом, устроила свою жизнь. Победила дракона, спасла свое будущее. Теперь можете хвалить меня и восхищаться мной.”

А еще лучше, если ты смог зацепиться в том же большом городе, который принято хаять и ругать в городках поменьше, но о жизни в котором все втайне мечтают, найти работу, жилье, богатого мужа, и в родные места приезжаешь на время. Привозишь подарки друзьям и знакомым, вспоминаешь с ними за чашечкой чая беззаботные школьные годы, а потом уезжаешь в то место, которое уже смело можешь назвать своим домом и еще некоторое время сокрушаешься, что “там так легко дышалось…”

Но все совсем иначе, если возвращение на малую родину – это бегство. Если попытка пробиться оказалась неудачной, и ты, с видом побитой собаки, стучишься в родной дом, надеясь, что примут. Что не прогонят. И грудь сжимает то ли от тоски, то ли от унижения, то ли от осознания того, что возвращаясь, ты признаешься в своем бессилии.

Никто напрямую не говорит тебе, что ты неудачник. Что вы! “Бедный ребенок! По крайней мере, ты попробовала. Ну и что, что не получилось. Ну, не всем дано…” И эти сочувственные вздохи тетушек, которые тебя помнят еще с тех времен, когда ты пешком под стол ходила. И обязательно укажут, что тогда ты была совсем без штанишек.

Только во взгляде отчетливо читается чувство превосходства над тобой, а сзади догоняет злорадный шепот. И плевать всем, что не выперли, а сама ушла, что алкоголь на дух не переносишь, а для того, чтобы залететь, нужно хотя бы иногда заниматься сексом. Теперь ты – главная тема на несколько недель, пока не произойдет что-то достаточно масштабное по местным меркам, чтобы затмить твое позорное возвращение.

Теперь Китнисс понимала Джо, которая, не поступив, решила не возвращаться в отчий дом. О своих родных Джоанна особо не распространялась, но Кит знала, что в гости она к ним не ездит. Их точками соприкосновения была часть зарплаты, которую Мейсон посылала каждый месяц домой, и один телефонный разговор с мамой, сразу после получения ею денег.

Еще одним открытием для Китнисс стало то, что твои бывшие одноклассники, которые не стали испытывать судьбу, а остались в родном городе и пошли куда-то работать, почему-то считали, что своим поступлением ты хотела нанести им личное оскорбление. И для них твоя неудача – это повод открыть лишнюю бутылочку пива в выходной и, ехидно посмеиваясь, выпить за вселенскую справедливость.