Текст книги "Теряя себя (СИ)"

Автор книги: Eve Aurton

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

– Je n’ai pas de faiblesses.*****

– Теперь есть, – оба они, как по команде, поворачивают головы в нашу сторону, и я не знаю, чего мне опасаться больше: того, что речь наверняка зашла обо мне, или же раздраженно злого взгляда Хозяина, пригвоздившего меня к полу. Неосознанно сжимаюсь, комкая в кулаках подол платья и нервно сглатывая. Надо мной нависает что-то необъяснимое, что-то страшное, будто своими словами Адель прокляла меня, и тьма в глазах Рэми концентрируется, становится тяжелой, а потом выплескивается в жесткий приказ, который он бросает Леви: – Уведи ее.

Выдыхаю – моя роль закончена, и, дай Бог, мне не придется смотреть на то, как Адель умирает. А в том, что она умрет, я уже не сомневаюсь, потому что Рэми не прощает предательства, интриг, обмана, потому что слишком любит власть и, боясь ее потерять, предпочтет избавиться от бывшей любовницы, каким-то образом замешанной в заговоре, чем помилует ее во имя памяти о совместно проведенных ночах. Она обречена, ей не стоило нарушать запрет и приходить в его дом, тем более не стоило разговаривать со мной, впрочем, она надеялась, что я не выживу, и Рэми никогда не узнает, о чем мы говорили. Не узнает об одной маленькой детали, указывающей на ее причастность в заговоре. Думаю об этом, послушно следуя за Леви и совершенно не обращая внимания на то, куда мы идем. Мне становится интересно знать истинную причину предательства Адель, что подтолкнуло ее на то, чтобы пойти против своего Господина, которого она любит, или любила? – всем сердцем. Быть может, толчком к этому шагу стали безответные чувства , быть может, она предпочла месть, чем бессмысленную жизнь без него, быть может, я сделала бы то же самое на ее месте.

– Это твоя новая комната, – произносит Леви, вырывая меня из раздумий и открывая дверь в большую, чуть ли не в два раза больше, чем моя прежняя спальня, комнату. Вся она выполнена в коричнево-бежевых тонах, тяжелые портьеры, почти скрывающие арочные окна, ковер на полу, большая кровать с резными деревянными столбиками, гобеленовые картины и камин. Встаю как вкопанная, вглядываясь в непроницаемое лицо Леви и ни черта не понимая.

– Разве мы не вернемся домой?

– Нет, Господин решил остановиться здесь. Позже я привезу твои вещи, – надоедливо сухим тоном отвечает Леви и, пока я делаю первый осторожный шаг внутрь, подходит к окнам и полностью закрывает их шторами, ввергая комнату в удушливый полумрак. Я не смогу спать в такой большой и чужой комнате. Я боюсь. И, будто читая мои мысли, Леви продолжает: – Здесь безопасно, Джиллиан. Закрытый и охраняемый район.

– Почему именно сейчас?

– Потому что того требуют обстоятельства.

– Потому что если они смогли подобраться ко мне, то смогут и к Господину, – дополняю я, устало опускаясь на кровать и утыкаясь взглядом в пол. Становится дико не по себе, и я интуитивно чувствую близость необратимых перемен, которые надвигаются не только на меня, но и на Хозяина, все же решившего принять меры предосторожности. Помнится, он с безразличием говорил о своей смерти, тем удивительнее его внезапное решение переехать и лишить себя привычной тишины старого дома. Надеюсь, когда все утихнет, мы вернемся обратно, и я смогу посетить беседку. Стоит только дождаться тепла, осталось немного, несколько дней, недель, еще чуть-чуть. Кажется, я произношу это вслух, потому что Леви бросает на меня хмурый взгляд и тут же покидает комнату, позволяя мне насладиться тишиной и приятными мыслями о будущем, которое обязательно будет лучше, чем настоящее, ведь я почти смирилась и научилась жить по законам этого мира. Забыла о свободе, потеряла себя, свыклась с мыслью о том, что принадлежу Господину, в котором, на удивление, уже не вижу монстра. Наверное, потому, что он позволил увидеть другие грани своей души, позволил подойти ближе и рассмотреть тщательно скрываемую под маской холодного равнодушия человечность. И единственное, чего я сейчас боюсь, так это того, что его человечность – результат моей фантазии и наивности, взросший на почти хорошем отношении и благодарности за помощь.

Не знаю, как долго так сижу, как долго перемалываю нахлынувшие размышления, но прихожу в себя лишь когда Леви, даже не постучавшись, заходит в спальню и ставит на пол две сумки с моими немногочисленными вещами. Молча киваю, порываясь подойти к ним и заняться хоть чем-то, но тут же оседаю обратно, когда в проеме дверей появляется Рэми и одним лишь властным жестом приказывает Леви выйти. Руки начинают дрожать по мере того, как он молча приближается и останавливается в паре шагов от кровати, вынуждая меня задержать дыхание и со страхом заглянуть в его лицо. Оно почти непроницаемое, мне сложно прочесть его эмоции, и в наступившей тишине я ощущаю себя совершенно потерянной, пока в черных глазах не начинает пылать что-то наподобие ярости. Не огненной, нет, скорее чужой и холодной, будто бы я и есть причина всех его проблем, и он готов убить меня прямо здесь, чтобы навсегда избавиться от головной боли.

– Господин, – только и произношу я, приглушенно вскрикивая, когда он стремительно пересекает расстояние между нами и, грубо обхватив мой подбородок ладонью, склоняется к моим губам в угрожающем шепоте:

– Et que dois-je faire avec ma petite faiblesse, Jillian?****** – Его пальцы еще сильнее сжимают нижнюю челюсть, и я морщусь от боли, полностью растворяясь в его тьме, сдавившей мое трепещущее от страха сердце. Не знаю, что стало причиной его тихой ярости, но интуитивно чувствую, что в этом замешана Адель, что именно ее слова возродили в нем такие эмоции. Значит, речь действительно шла обо мне. Он смотрит на меня с колючим безразличием, слегка склоняя голову вбок, и усиливает хватку, вынуждая меня обхватить его запястье руками в попытке освободиться от плена. Напрасно, потому что я слишком слаба по сравнению с его силой. Нелепо дергаю ногами, упираясь в пол и запрокидывая голову назад, мне кажется, что стоит ему проявить хоть одно усилие, как моя челюсть треснет, и, будто понимая это, Рэми небрежно отталкивает от себя и выпрямляется, окидывая меня, такую жалкую и напуганную, ледяным взором. – Leur prouver qu’ils se trompent.

***

Эта ночь мучает меня бессонницей, тяжелыми мыслями и пугающими образами. Я вижу то Адель, истекающую кровью, то Господина, горящего в пламени, то себя, один на один с вампирами. Многие из них мне знакомы – это члены Совета и люди с самого первого приема, других же я никогда не встречала, либо предпочла не запомнить их лица, чтобы не загружать память. Они наполняют мой шаткий сон тревогой и страхом, а потом с размаху бросают в реальность, где я оказываюсь в полном одиночестве, в абсолютной темноте, только и разбавляемой слабым светом фонарей, проникающим сквозь портьеры. К утру совершенно выматываюсь и больше не стараюсь уснуть, решив разобраться с вещами и взяться наконец за себя – слишком бледное и измотанное отражение встречает меня в зеркале.

Вот только не успеваю, потому что Леви, как всегда невозмутимо правильный, приказывает спуститься вниз, в кабинет Хозяина, который ожидает меня с раннего утра. Интересно, насколько раннего? Если сейчас только шесть. По-видимому, кому-то тоже не спится.

Почему-то у самой двери в его кабинет ощущаю смутную тревогу и не тороплюсь войти, делая парочку глубоких вдохов и пытаясь унять накатывающее волнение. Бросаю вопросительный взгляд на Леви, ища в его лице ответы, но наталкиваюсь лишь на раздражающую бесстрастность, которую хочется стереть одним точным ударом. Он вообще умеет выражать эмоции? Чувствует хоть что-то, кроме своей маниакальной преданности Хозяину?

– Доброе утро, Господин, – как можно более покорным тоном произношу я, когда все же решаюсь зайти и нахожу его стоящим у окна. Высокий и статный, он заставляет меня более внимательно всмотреться в его фигуру: расправленные широкие плечи, горделивая осанка, расслабленная поза. В воздухе ощущается терпкий аромат свежесваренного кофе, и я неосознанно повожу носом, наслаждаясь его запахом. И, пока Рэми молча продолжает стоять у окна, то и дело отпивая кофе, успеваю рассмотреть комнату с утонченно классической мебелью из красного дерева. Особенно меня привлекает шахматный столик с искусно вырезанными полированными фигурами на нем. Одни тепло-бежевого цвета, другие темно-красного, они стоят напротив друг друга и готовятся к бою, следует только отдать приказ и первый ход будет сделан.

Война начнется.

– Ты так думаешь?

– Что?

– Утро… что оно доброе, – наконец, он поворачивается и встает в пол-оборота, пряча одну руку в карман брюк, а второй продолжая удерживать чашку. Несколько томительных секунд смотрит на меня, поражая своим свежим и элегантным видом: зачесанные назад волосы, гладко-выбритый подбородок, идеальный костюм, состоящий из белой рубашки и серой, металлического оттенка жилетки, подчеркивающей тонкую, на фоне плеч, талию. Становится неловко от его пронзительного взгляда, и я тут же краснею, начиная нервничать и чувствуя какой-то подвох в его фразе. Может, для кого-то оно и доброе, но только не для меня… Переминаюсь с носка на пятку, пока он рассматривает меня, а потом, едва заметно тряхнув головой, подходит к столу и с четким звоном ставит на него чашку. Все его неторопливые движения еще больше пугают, складывается ощущение, что он намеренно тянет, откладывает что-то важное на одну, вторую, третью секунду, пока я не нарушаю тишину, так некстати прочищая горло. – Знаешь, Джил, я много думал насчет тебя, наверное, ты заметила, что в последнее время я практически не уделял тебе внимания.

Вернее, вообще не уделял, полностью погрузившись в игры с Адель.

Он говорит это таким тоном, словно перед ним сидит милая собачонка, которую он не выгуливал черт знает сколько времени. Она все равно ничего не ответит, не обвинит и не возразит, лишь помахает хвостом и посмотрит на него до жути преданными глазами в ожидании того, что сейчас он накинет на нее поводок и они по обычаю пойдут гулять. У Рэми нет поводка в руках, а я не собачонка, но его слова воспринимаю как некое извинение, отгоняя прочь голос интуиции, шепчущей, что впереди меня ждет что-то страшное, что-то уродливое, что-то чужое.

– И этому есть объяснение: мне надоело с тобой нянчиться. Я уже говорил тебе, что ты ходячая проблема. Признаться, их у меня хватает, поэтому я решил избавиться хоть от одной, – При этих словах забываю вдохнуть и ошеломленно застываю, даже не смея пошевелиться. Ноги оплетает вязкий туман холода, и комната сжимается до размеров моего сердца, которое так безжалостно топчет Хозяин. Оно обливается кровью, но продолжает сопротивляться, гулким эхом отдаваясь в ушах и вынуждая меня отмереть. Растерянно моргаю, не совсем понимая, к чему он ведет и каким образом хочет от меня избавиться, и прикусываю губу, чтобы он не заметил, как она начинает подрагивать от нервного напряжения и страха. Мое учащенное дыхание мешает сосредоточиться, и я уже с трудом концентрируюсь на Рэми, который совершенно спокойно усаживается за стол и сцепляет пальцы под подбородком, с какой-то снисходительной иронией наблюдая за тем, как я пытаюсь взять себя в руки. Получается до ужаса плохо, и я опускаю голову, отказываясь верить в действительность. Это шутка, наверное. – Думаю, наилучшим вариантом будет продать тебя Юджину, по крайней мере, мне не придется тратить время и подыскивать нового Хозяина.

– Я что-то не так сделала? – произношу это унизительно затравленным голосом, наконец в полной мере осознавая, что это происходит со мной, что это вовсе не шутка, и Рэми действительно хочет от меня избавиться. Нет-нет-нет, не хочу в это верить, не сейчас, когда все самое страшное позади и жизнь начала, начала ведь да? – налаживаться. Господи, я обещаю привыкнуть к этому дому, хорошо себя вести и больше ни во что не впутываться.

– Не обязательно что-то сделать, ma fille, хоть ты и доставила мне массу неудобств. Просто наложницы надоедают, приедаются, потом вызывают скуку и раздражение. Давай упустим этот этап и расстанемся, эмм, скажем так, друзьями, – он прожигает меня пристальным взглядом, совершенно хладнокровно отказываясь от своей игрушки, отдавая ее другому, да еще предлагая остаться “друзьями”. Я могла бы посмеяться, если бы не было так грустно, страшно, одиноко, ведь теперь я лишаюсь привычной жизни и ухожу в неизвестность, в так называемое никуда. Впрочем, мне не привыкать. Ухмыляюсь, горько, едва ли находя в себе силы сдержать слезы. Сильная, сильная, я сильная.Слышите?

– Как скажете, Господин, – пожимаю плечами, покорно следуя судьбе и ожидая дальнейших приказов. Рэми же скидывает с себя ироничную маску и становится вмиг серьезным, задумчивым, отрешенным. Смотрю в его черные глаза уже более смело, не боясь ни его гнева, ни его переменчивого настроения, ни его статуса. В конце концов, теперь он мне никто, пустое место, лишь тень прошлого.

– Ты можешь взять из своих вещей все, что посчитаешь нужным. Как будешь готова, сообщи Леви, он тебя отвезет. А теперь иди, Джиллиан, у меня много дел, – он поводит бровями, показывая взглядом на дверь, и, пока я растерянно мнусь на месте, совершенно не зная, куда себя деть, что делать, как быть, он откидывается на спинку кресла и вновь возвращается к уже остывшему кофе. Он пьет его без сахара, не разбавляя сливками или молоком, двойное – знаю, потому что успела выучить. Как и то, что он любит Шато Марго, костюм-тройку и чтение, а также алое постельное белье, древесные ароматы и тишину. На самом деле я знаю намного больше, вот только теперь это уже не пригодится, ведь, вполне возможно, мне придется привыкать к другому хозяину.

– Я могу вас кое о чем попросить, мистер Рэми? – шепчу, намеренно называя его по фамилии, и чувствую, как моя жизнь рушится на глазах, превращаясь в руины, из которых я должна сотворить нечто новое и более прочное. Будет сложно, будет больно, но мне нужно выстоять, нельзя иначе. А самое странное, что я не чувствую обиды или злости на Господина, так просто отказавшегося от меня, скорее досаду от мысли о том, что я, жалкая и наивная дура, больше никому не нужна. – Адель. Она еще жива?

– Да.

– Позвольте мне увидеться с ней, – не надеюсь, что он рассмотрит мою просьбу, и даже успеваю развернуться к двери – слишком долгая пауза повисает в кабинете, – как Рэми в очередной раз удивляет, равнодушно кидая:

– Как хочешь.

***

Наверное, в каждом доме Митрополя есть эти проклятые подвалы, в которых спрятаны секретные комнаты. В одной из таких я провела несколько дней, утопая в собственном безумии и терзаниях, может поэтому едва нахожу смелость вступить в каменную ловушку, где пахнет затхлостью и отчаянием, тяжелым, ядовитым отчаянием, сковывающим грудь и вызывающим тошноту. Мне жаль Адель, ведь я прекрасно представляю, через что ей придется пройти.

– Советую не подходить к решетке, – говорит Леви, включая свет и указывая взглядом вглубь длинного коридора. Он тактично не следует дальше и, закрывая тяжелую дверь, оставляет нас с Адель наедине. Все же он не лишен понимания, и это, черт побери, трогает. Не вижу ее в темной комнате, потому что свет от тусклой лампочки освещает лишь решетчатые прутья и линию каменного пола, но зато слышу как гремят цепи, когда она, замечая меня, начинает подходить ближе.

– Боже мой, – прижимая ладонь к губам и сдерживая крик ужаса, произношу я, когда окровавленные, будто лишенные кожи пальцы, обхватывают прутья, и Адель, изуродованная до неузнаваемости, кидает на меня голодный испепеляющий взгляд.

– La petite, подойди ближе, я не кусаюсь, – лишь голос ее остался прежним, медленно певучим и игривым, она улыбается, обнажая зубы и протягивая худые руки, а потом резко дергается вперед, наверняка желая меня поймать. Тягучая кровь капает с ее запястий и наполняет помещение отвратительно сладким запахом, оставляющим приторный привкус на языке. – Боишься? – Адель клацает челюстями, а потом, замечая мой неподдельный страх, приходит в себя и жарко шепчет: – О нет-нет, Джиллиан, не надо, только не приближайся, я не хочу причинять тебе боль. Зачем ты пришла, малышка? Это он тебя послал? – убирая прилипшие к скулам волосы, спрашивает она, а я не знаю, что ответить. Что я, сколько бы меня не топтали, все равно тянусь к людям, и упрямо верю, что в них есть что-то хорошее. В Адель тоже есть, просто она запуталась, потерялась.

– Господин здесь ни при чем. Я пришла… попрощаться, – с трудом произношу последнее слово и делаю глубокий вдох, пытаясь заглушить боль. Все не так, неправильно, нечестно, мы не должны прощаться при таких условиях, мы вообще не должны прощаться. Мне хочется повернуть время вспять и вновь сидеть за одним столом с Адель, красивой, утонченной, игривой. Без крови, боли и обид.

– Самое время, Джиллиан, думаю, Дамьен не будет тянуть с казнью. Я хочу, чтобы ты знала – мне жаль. Жаль, что ты оказалась замешана во всем этом. Жаль, что его присутствие в твоей жизни приближает тебя к смерти. Tu n’est pas coupable, qui est devenue sa faiblesse.*******

– Что это значит, Адель? – Она не отвечает, лишь грустно улыбается, ввергая меня в еще большее уныние. Хочется разрыдаться в голос, потому что это конец, понимаете? Мы никогда-никогда не увидимся и не вернем утраченного времени. И на этот раз мне придется самостоятельно справляться с эмоциями – запасных вариантов нет. – Зачем ты это сделала? Со мной, с ним.

– Ты знаешь, малышка, знаешь, – Адель снижает голос, будто боясь что нас кто-то услышит, и я замечаю скользнувшие по ее щекам слезы, которые она даже не пытается скрыть. В воздухе повисает оглушающая тишина, и я не знаю куда деться от пронзительного взгляда зеленых глаз, сканирующих меня. Адель пристально всматривается в мое лицо, а потом манит пальцем, предлагая подойти ближе. Разрываюсь между любопытством и вполне логичным страхом – она обескровлена, голодна и может не справиться с хищными инстинктами, и все же, несмотря на доводы разума, делаю несколько осторожных шагов навстречу. – Ты спрашиваешь зачем? Зачем? Потому что я любила его и до сих пор люблю. Maintenant c’est à ton tour. И запомни, la petite, остерегайся его отражения.

– Что?

– Иди, убирайся отсюда. Оставь меня, – ее доброжелательный настрой меняется за доли секунды, и вся она преображается на глазах, превращаясь в дикую кошку. Шипит, резко дергаясь вперед, и вновь клацает челюстями, пытаясь до меня дотянуться. Испуганно пячусь назад и, провожаемая безумным взглядом Адель, покидаю подвал, оставляя за спиной очередную главу своей жизни и навсегда прощаясь с этим домом. Не вижу смысла искать Леви, который наверняка ждет в машине, и, не останавливаясь, выбегаю на улицу, подставляя лицо под крупные капли весеннего дождя. От него намокает одежда и волосы превращаются в мокрые пакли, но все это ерунда по сравнению с болью, разъедающей душу. Бежать, нужно бежать отсюда, как можно дальше, чтобы выжечь из памяти все, что связано с Дамианом Рэми – моим бывшим Хозяином, которого, вполне возможно, я больше никогда не увижу.

Комментарий к Глава 23

Tu lui as permis de regarder dans votre âme, tu enfreins la loi. Que tu as fait, Damien?(Ты позволил ей заглянуть в свою душу, ты нарушил закон. Что ты натворил, Дамьен? )

Admettre, plus je m’inquiète de ta trahison. Pour qui? Qui veut renverser le moi, Adèle?** (Признаться, больше всего меня волнует твое предательство. Ради кого? Кто хочет свергнуть меня, Адель?)

Et que de tes souvenirs, elle a vu?*** (И какое из твоих воспоминаний она видела?)

Qui c’était, il sait à propos de ta faiblesse.**** (Кто бы это ни был, он знает о твоей слабости.)

Je n’ai pas de faiblesses.*****(У меня нет слабостей)

Et que dois-je faire avec ma petite faiblesse, Jillian? Leur prouver qu’ils se trompent.****** (И что же мне делать со своей маленькой слабостью, Джиллиан? Доказать им, что они ошибаются.)

Tu n’est pas coupable, qui est devenue sa faiblesse.******* (Ты не виновата, что стала его слабостью.)

Maintenant c’est à ton tour… (Теперь твоя очередь…)

========== Глава 24 ==========

Совершать безумства легче с закрытыми глазами, крепко зажмурившись и полностью погрузившись во тьму. Я свое совершила – несколько секунд назад, и сейчас, сидя на полу в ванной, с блаженной улыбкой наблюдаю за тем, как тонкие струйки крови расползаются по запястью, скапливаются в раздутые капли и под тяжестью собственного веса падают вниз, постепенно закрашивая пол в насыщенно-алый. Это красиво, много красивее моей никчемной и никому не нужной жизни, с которой я решила распрощаться. Потому что даже самые сильные ломаются, просто встают однажды утром и понимают, что это тупик, и выхода нет. Вернее есть – один – самый ответственный шаг, требующий недюжинной смелости и капельки упрямства, чтобы не отступить назад и завершить начатое. Я тоже не хочу отступать, поэтому отвлекаюсь от разглядывания узоров смерти и перевожу безучастный взгляд на раковину, края которой уже успела испачкать кровью. Наверное, Тьери, управляющий площадкой, будет чертовски недоволен, и я даже представляю, как побагровеет его лицо, все испещренное оспенными шрамами, как он сведет густые брови к переносице и, встав около меня, уже мертвой, со злости пнет ногой. Не уследил, лишив своего Хозяина прибыли, впрочем, это до смешного спорный вопрос, ведь мне до сих пор не понятно, для чего я здесь – брошенная и забытая, я чем-то похожа на поношенную и надоевшую вещь, до которой никому нет дела. Она пылится за диваном, пока однажды кто-нибудь случайно не заглянет за него и не достанет ее, уже вышедшую из моды и поеденную молью.

Признаться, мне казалось, что я смогу справиться, что самым трудным будет первый день, когда Леви, как всегда невозмутимый и исполнительный, привезет отвергнутую Господином игрушку на распределительный пункт – основную площадку работорговли, где такие как я рассортировываются по направлениям: одни предназначаются для работы, в прямом смысле этого слова, и увозятся на специализированный рынок, где промышляют исключительно владельцы крупных предприятий, рудников, шахт, остальных же, в основном девушек и не отличающихся выносливостью мужчин, ждет участь игрушек, бойцов Арены, грязнорабочих. Особая категория – красивые женщины, на которых можно заработать неплохие деньги, – они идут на утеху богатым господам, в элитные дома терпимости и ночные клубы, наверняка наподобие тех, в котором я была с Рэми. Все они “идут”, а я остаюсь, и это на самом деле сложно – тонуть в неизвестности и ожидании, потому что проходят недели, месяцы, мимо проносятся сотни лиц, не запоминающихся, одинаково обреченных, а я так и стою в стороне, молча наблюдая за тем, как люди исчезают в ненасытной глотке системы.

Пытаться их запомнить – гиблое дело, так же, как и найти себе друзей, потому что в любой момент их может не стать, ведь все, что меня окружает, умирает, стирается, меркнет. Остается лишь ядовитое одиночество и безысходность, которые и подтолкнули к этому шагу – я попросту сломалась, потеряв любую надежду и не сумев привыкнуть к никомуненужности, не сумев понять Хозяина, с такой легкостью выпнувшего меня за порог. Мне хочется не думать о нем, вычеркнуть из памяти как ненужное воспоминание, но среди этого хаоса, растерянности и страха, мысли о нем дарят временное успокоение, будто бы я просто потерялась, и он обязательно найдет меня, вырвет из лап отчаяния и больше не отпустит. Никогда.

Какая наивность.

Ведь это по его воле я оказалась в этом ужасном месте, в котором, увы, уже успела прижиться, даже стала частью его, такой же, как Тьери, или любой другой из наемников-надсмотрщиков, следящих за порядком и выполняющих приказы Юджина, появляющегося здесь крайне редко. Слишком редко, чтобы я могла вспомнить его последний визит. И, если честно, мне уже все равно: до Юджина, Тьери, людей, едва ли задерживающихся здесь дольше, чем на неделю, потому что мое время пришло, ну или наоборот, закончилось.

Улыбаюсь, чувствуя легкое головокружение и обводя взглядом ванную. Небольшая, но чистая, и для этого места, можно сказать, роскошная. Какая ирония, когда-то, давным давно, мой Господин ворвался в почти такую же и угрожал расправой над близкими, если я посмею уйти. Еще большая ирония в том, что у меня никого не осталось, а Рэми предпочел избавиться от меня. Последний спасательный круг лопнул, и теперь я медленно иду ко дну.

Плевать. Осталось еще чуть-чуть, быть может, несколько минут, секунд, которые хочется потратить на приятные мысли. Например, о моей семье, с которыми мы скоро встретимся, если, конечно, я попаду в рай. “Самоубийцы не попадают в рай, даже не надейся”, – шепчу вслух, вновь обращая внимание на руку и разглядывая тягучую кровь, местами успевшую загустеть. На коже заметны шрамы прошлой жизни, и мне становится до жути обидно, что, пройдя столь долгий путь, пережив боль, страх, смерть, я сломалась именно от одиночества и ненужности. Так не должно быть, это неправильно, бьюсь об заклад, что Господин даже не узнает, что его никчемная наложница умерла, и будет жить как ни в чем не бывало, продолжая ломать чьи-то судьбы, забирать души, разрывать сердца. Я должна доказать ему, и в первую очередь себе, что могу жить без него. Могу-могу-могу.

Эмоции меняются слишком быстро, они выворачивают наизнанку, просто сбрасывают вниз, и я не замечаю того момента, когда оказываюсь возле раковины и, подставляя руку под струю холодной воды, отмываю кровь. Она заляпывает пожелтевший от времени фаянс розовыми разводами и скрывается в сливном отверстии, унося с собой мою постыдную слабость. Никто не узнает, не увидит, не поймет. С трудом перебинтовываю запястье и едва успеваю навести порядок в ванной, как ненавистный Тьери, даже не постучавшись, врывается в мой тихий неприметный мир, состоящий из маленькой комнатки с зарешеченным окном и минимумом мебели: деревянной кровати, тумбочки, узкого шкафа, хранящего в себе мои скудные пожитки, а также неудобного кресла, которое я переставила к окну, чтобы хоть как-то разнообразить свою тусклую жизнь наблюдением за внутренним двором. Обычно утром, часам к восьми, он наполняется грузовиками с людьми, котором предстоит пройти строгий отбор, а к ночи вновь пустеет, покрываясь ярким светом фонарей и прожекторов.

– Холл, на выход, – по крайней мере, по фамилии, а не по номеру комнаты, как он обращается ко всем остальным, по каким-то причинам задерживающихся здесь дольше обычного. В основном, это молодые девушки, на которых у Юджина особые планы, предполагаю какие. Индивидуальные заказы вампиров, имеющих возможность содержать наложниц-игрушек. Среди них мой Господин, вернее… бывший господин. Интересно, он нашел мне замену, или решил отдохнуть от проблем? – Побыстрей, – недовольно бросает Тьери, толкая в плечо и указывая взглядом на второй этаж, где я ни разу не была. Признаться, за эти три месяца я вообще нигде не была, кроме как своей комнаты и длинного коридора, заканчивающегося прозрачной стеклянной дверью. Здесь нет свободы, так же, как не было ее и раньше, с отличием лишь в том, что в этом месте отсутствие ее воспринимается куда острее, ведь все мы лишены возможности хоть какого-нибудь разнообразия. Впрочем, это всего лишь “перевалочный пункт”, не имеющий постоянной основы, так что стоит ли продумывать досуг рабынь, тлеющих в неизвестности.

Я иду нехотя переставляя ноги, может, из-за общей слабости, может, из-за желания позлить Тьери, который идет чуть позади и прожигает меня раздраженным взглядом. Прекрасно знаю его отношение к рабам, поэтому не испытываю к нему ни капли симпатии, скорее даже ненависть, чуждую мне. Он не считает нас за людей и всем своим видом показывает это, частенько срываясь и доказывая свою власть над нами. Радует одно, что я еще ни разу не попадалась под горячую руку и смогла избежать участи избитых и изнасилованных им наложниц.

– La petite! – дружелюбно говорит Юджин, даже не подозревая, как внутри меня все переворачивается при этом обращении, как царапает сердце это проклятое “la petite” и хочется провалиться сквозь землю, чтобы уберечь себя от дальнейшей боли. Едва нахожу в себе силы кивнуть и мельком оглядываю его, приходя к выводу, что он нисколько не изменился. Наверное, вампиры не меняются. Вообще. – Садись, Джил, – он указывает на стул возле стола и, пока я выполняю его приказ, внимательно наблюдает за мной, вынуждая почувствовать себя неловко. – Давно не виделись, последний раз наше знакомство закончилось не совсем удачно.

Тонкий аромат табака и ментола наполняет комнату, когда Юджин, несколько развязно устроившись в кожаном кресле, закуривает сигарету и выпускает дым ровными кольцами. Не вижу смысла поддерживать разговор, почему-то ощущая терпкую обиду, словно он – призрак из прошлого, виновен в том, что я здесь оказалась. Виновен хотя бы тем, что является лучшим другом Рэми. Опускаю голову, натягивая рукава водолазки на костяшки пальцев, и молча жду, когда он наконец скажет, зачем я ему понадобилась. Может, он нашел мне нового хозяина?

– В принципе, поэтому я тебя и позвал. Не твоё? – спрашивает он, выставляя на стол три знакомых баночки и все-таки заставляя меня вновь поднять голову. Поджимаю губы, совершенно не зная, что ответить, и проклинаю Тьери, сдавшего меня с потрохами. – Они должны быть пустыми, Джил, – для пущей убедительности он трясет одну из них, воспроизводя громкий звук бьющихся о пластмассу таблеток, и пронзает меня испытующим взглядом, ожидая объяснений. – Так что?

– Должны быть…

– Но они полные.

– Как видите, – при этих словах Юджин несколько нервно тушит сигарету и выдерживает паузу, все продолжая смотреть на меня и наверняка не зная, как поступить с обнаглевшей рабыней, смеющей ему дерзить. Отчего-то я уверена, что он не причинит мне вреда, не прикажет наказать и не отдаст в руки Тьери, учащего покорности при помощи кнута и насилия.

– Хочешь умереть?

– Не вижу смысла жить, – прежде чем успеваю подумать, выпаливаю я, и тут же жалею, словно эта фраза открыла мой маленький секрет, скрытый под толстым слоем бинта и отдающий тупой болью в запястье. Становится неловко и стыдно, и я рефлекторно обхватываю запястье ладонью, тем самым привлекая внимание Юджина, проследившего за моим жестом и понимающе кивнувшего.

Его проницательности можно позавидовать.

– Я не психолог и не собираюсь им быть, но, если ты не видишь смысла в жизни, это не значит, что ты найдешь его в смерти. Искать смысл вообще бесполезное занятие, la petite.

– Не называйте меня так, как угодно, только не так, – мотаю головой, чувствуя подступающие слезы и до боли прикусывая губу. К черту его человечность и понимание, уж лучше бы он отдал меня Тьери, чем мучил назойливыми упоминаниями о Господине. В конце концов, не слишком ли много чести простой наложнице – выворачивать душу перед самим хозяином.