Текст книги "На привязи (СИ)"
Автор книги: Ernst Wolff
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
– Я просто хочу, чтобы с тобой больше ничего не случилось. Не хмурься.
Марик закрыл глаза. С плеча упала рука Оливера, и он больше не торчал в нервирующей близости.
– Ладно. Ладно, я не трону льва, – сказал Марик, давя недовольство. – И что, мне теперь в бордель ехать, девок расспрашивать, что у них сперли?..
– Спасибо. Нет, отдыхай. Как нога? – вспомнил Оливер.
– Уже не хромаю.
Они еще немного посидели молча.
– Ты много для меня значишь, Марик, – задумчиво сказал Оливер. – И хочешь ты того или нет, но я не дам тебе в полымя прыгнуть.
– Ну спасибо, – хмыкнул Марик. – Просто забросай меня убогими поручениями. Например, если у ребенка на улице отнимут леденец, то ты сразу меня зови, я в погоню кинусь…
– Хватит, – строго сказал Оливер. – То, что ты делаешь, тоже важно. Не менее важно, чем какой-то чокнутый поклонник убиенной Белик. Давай сходим после работы куда-нибудь, – предложил он.
– Я… извини, у меня уже планы, – виновато сказал Марик.
– Что ж, – Оливер поднялся, – значит, не судьба. Не натвори ничего. Ясно?
Марик закатил глаза. Оливер надел пиджак и ушел. В груди плескалось раздражение и разочарование. Нет, в открытую он ловить льва не будет. Более того, в парк экаров тоже не поедет, хотя очень хочется. Да, он просто пойдет на кухню, позавтракает, сходит в кофейню… И зайдет в Сеть из нее, просто отвлечется…
К вечеру готова была программа, заточенная под людей с головами льва, бродящих в виртуальности. Марик запустил ее и смотрел, как бегут цифры. Планшет едва тянул такой массив данных, и он немного поломал голову, как сузить поиск. В результате подобрал пароль к локальной сети Белик, вытянул сведения из ее аккаунта, и поставил слежку на одного конкретного льва. Теперь, если он будет иметь неосторожность выйти в Сеть с тем же слепком модели, сработает сигнализация, и ему не поздоровится.
Он ведь не обманывает Оливера, не охотится за львом. Не превышает свои полномочия. Просто следит.
А кто бы еще смог в участке набросать на коленке великолепный код? Да никто. Он один. И он делает то, что должен делать.
========== 7 ==========
Удачное окончание бордельного дела решено было отпраздновать. В конце концов, они возились с ним целых два месяца, общались с маман так, словно она им сестрой была, или, в крайнем случае, близкой тетушкой. Даже прикрыли синдикат, повадившийся воровать деньги из терминалов публичных мест, где, тем не менее, ратовали за анонимность клиентов. Маман на радостях, что ее гости остались неизвестными, а наличность вернулась на счет, подарила им чемодан игрушек, на которые Марик посматривал с осторожностью, а Антон и вовсе сторонился. В результате они оставили чемодан в офисе, приветливо распахнув его, и наблюдали, как коллеги забавляются с дилдо и шариками, вибраторами всех форм и размеров, странными гибкими хреновинами, точно предназначенными для колоноскопии, и дикими даже для стриптизерш нарядами.
– Надо было прихватить наручники, – заметил Марик.
– Как будто у нас их нет, – хмыкнул Антон. – Пойдем. Пусть они радуются, а я за последнее время и так насмотрелся на все это… надеюсь, маман хотя бы не пользованные изделия подарила, а то не хочется думать, что Лазарро крутит в руках член, который побывал в миллионе задниц… хотя, – передумал он, – нет, хочется. Опять планшет свой проверяешь? – вполголоса спросил он.
Марик выключил экран. А что еще оставалось? Хваленые детективы Оливера с поставленной задачей не справились. В депо подержанных экаров заявили, что у них экар угнали еще на заре века, и полиции стоило бы обеспокоиться его пропажей двадцать лет назад, а теперь поздно, концов не отследишь. Не дал ничего и опрос подозреваемых. Убийство госпожи Белик осталось нераскрытым, лев пропал, и вряд ли когда выберется на поверхность. О нем ведь совсем ничего не было известно. Никто не влезает в одну и ту же шкуру дважды, если только не хочет быть пойманным.
– Я хочу тебе кое-что показать, – сказал Антон.
– Мне это понравится? – насторожился Марик.
Совсем недавно Антон с таким же заговорческим видом позвал его на прогулку с демоном. Марик дергался от каждого резкого движения, и фиксповодок его ничуть не успокаивал. Он шел по улице рядом с Антоном всего двадцать минут, впереди рыскал демон, и это были самые страшные минуты в жизни Марика. У собаки смоляная шерсть стояла дыбом, дыхание было оглушительным, а изо рта капала слюна, и как Антон ни звал ее Лучиком, псина не отзывалась. В демоне невооруженным глазом можно было разглядеть убийцу, существо, не способное ни на какие чувства, и странно, что Антон, уже почти год живя с собакой, этого не понял. Пока что демон терпел его, но еще чуть-чуть, и кровь возьмет свое. Марик порой просыпался среди ночи и набирал Антона. Тот бурчал, что опять не выспится, и пусть Марик уже завязывает с проверками, но Марик никак не мог отделаться от удушливого ощущения, что его любовь глупо и быстро погибнет. Злой рок. Закономерное событие. Какой назовут его смерть, если его ночью загрызет демон? Трагической? Глупой?
Антон взял такси, сказав, что теперь они точно получат премию, и он может себе позволить жить на широкую ногу… Марик забрался на заднее сидение и прижался к его плечу. Пусть говорит что угодно, и везет куда хочет, главное, что с ним. Даже планшет во внутреннем кармане пиджака не так беспокоит, когда Антон рядом. Теплый летний вечер сочился в окна. Марик попросил водителя выключить климатконтроль и опустил стекло, наслаждаясь ласковым ветром.
– Здорово, что ты волосы не обрезаешь, – пробормотал Антон, ловя прядь Марика. Он провел по ней пальцами от макушки до кончиков, скользнул по коротко стриженым вискам и затылку.
– А я подумал: хорошо бы на лето все под ноль сбрить, как у тебя! – притворно воскликнул Марик.
– Не под ноль, а под троечку…
– Невелика разница.
Оказалось, Антон вез его к своему дому.
– Я не хочу повторения прогулки с собакой, – напрягся Марик. – У меня еще с прошлого раза нервы шалят.
– Лучик даже не посмотрел на тебя, – проворчал Антон. – На сегодня другие планы… но однажды ты к нему привыкнешь. Он же никого ни разу толком не укусил даже.
– Кроме тебя.
– Кроме меня.
– А других людей он обычно и не видит. А то бы и их покусал.
Антон подтолкнул его в бок. Марик выбрался из такси, глянул на высокий дом Антона. Вспомнил свой, счета которого до сих пор оплачивает… Все никак не расстанется с иллюзией, что все это не навсегда, и он вновь вступит в Альянс и переберется обратно из жилого блока. Уже почти и не хочет этого, почти убедил себя, что ему нравится быть детективом, но иногда, засыпая, понимает: хочет работать там, где нужно быть на пределе своих возможностей, а потом возвращаться домой – к Антону, готовить с ним вместе ужин или заказывать еду из ресторана, вместе принимать душ и ложиться спать. Эта картина преследует его уже долго. Антон то и дело остается у него на ночь, но этого недостаточно. Марик хотел, чтобы каждая ночь была его, каждая минута. Все остальное – полумеры.
Они поднялись на лифте на последний этаж, еще один пролет – по лестнице, и Антон забрался к люку, ведущему на крышу. Приложил браслет, пискнул датчик. Откинув люк, Антон посмотрел на Марика сверху вниз, светясь улыбкой.
Марик выбрался на крышу следом за ним. Сразу же налетел порыв ветра, гораздо более сильный и хлесткий, нежели на земле; Антон взял его за руку.
– У нас какая-то годовщина, а я забыл? – насторожился Марик.
– Не знаю, – честно сказал Антон. – Просто захотел тебя удивить.
Он повел Марик к краю крышу. Еще издалека стал заметен контейнер для еды у самого края. Антон перешагнул ее и встал на карниз. Марик дернул его назад, залез на край сам. Кровь мигом вскипела. Как высоко! И какое внизу все мелкое, стоит шагнуть – и он будет лететь так долго, что успеет обдумать все на свете. Антон обхватил его со спины и прижался лбом между лопаток.
– Здесь очень красиво, дорогой, – сказал Марик. – Спасибо…
Они ели, расположившись на крыше, и Антон разливал по бокалам глинтвейн без единой капли алкоголя. Все еще посмеивался, что Марик так и не научился заново пить – ему яд, что ли, вшили, раз он стойко держится без контроля со стороны Альянса?..
– Никакого яда, – хмыкал Марик.
Антон наконец спросил:
– А что там было? В спецтехе… за пределами пространства. В самом Альянсе. Ты никогда не говорил.
– Я не имею права, – пожал плечами Марик и потянулся за хлебцем с положенными на него кусочком сыра и кружком томата. – К тому же это не то, что можно описать словами, дорогой. Нужно пережить спецтех или сломаться, нужно побывать за Пространством и вернуться живым, нужно воочию увидеть карту, где точками отмечены новые засеченные террористы, а точек все больше и больше… Мы не справляемся. Ни со своими преступниками, ни с чужими, рвущимися к нам постоянно. Вот и все, что я могу сказать тебе.
– Ты скрытный, – вздохнул Антон.
– Вовсе нет. Я связан гостайной…
– Да не только в этом, – отмахнулся Антон. – Возьми пирожное. Я специально обзвонил все кондитерские, в этом углеводов почти нет.
– Сладкое не люблю, – машинально ответил Марик, но тут же заметил, как помрачнел Антон, и согласился съесть нечто воздушное, но, несомненно, пропитанное сахаром.
Антон взял его за запястье и облизал с пальцев крем. Потянул на себя. Лег на спину, и Марик оседлал его бедра. Склонился, поцеловал. Ладони Антона мерно гладили, вытаскивали рубашку из брюк, и Марик расслабился, забылся настолько, что спросил:
– Когда мы съедемся?
Руки Антона замерли лишь на мгновение. Он положил ладонь Марику на загривок, заставил его лечь сверху всем весом.
– Я не могу к тебе, – виновато сказал он. – У меня же Лучик, с кем я его оставлю…
– Ах, да, – скучающим тоном ответил Марик. – А мне к тебе путь заказан…
– Не говори так. Ты с ним всего два раза столкнулся. Дай ему шанс.
– Ты предпочитаешь собаку мне.
– Не передергивай.
Марик опустился ухом на грудь Антона. Смешной человек. Дать шанс монстру… Нет уж, ему дорога собственная жизнь, и шрамов больше не хочется. Антон медленно расстегивал манжеты его рубашки, задирал рукава к локтю, изгибал шею, чтобы поцеловать там, где начинались длинные шрамы.
– Ты и о них никогда не рассказывал, – заметил Антон. – Почему сделал это.
– Как будто это не очевидно.
– Ну… нет.
Больше о вскрытых венах он не заговаривал. Значит, есть в нем какое-то подобие вежливости и чувства такта.
Антон надавил ему на поясницу, притягивая ближе. Усталость и тягучее расслабление уходили, на их место вливалась жажда прикосновений. Марик прикусил горьковатую шею Антона, провел кромкой зубов вниз, к вороту рубашки. Чуть приподнялся, чтобы Антон мог расстегнуть ширинки их брюк, и проехался бедрами по его паху. Возбуждение стрелой прошило тело, и все слилось в плавный танец, касания через ткань, шум в ушах. Он вылизывал шею Антона: словно забыл, как целовать. Ладони мяли бока, бедра, и Марик неосознанно покачивался в единственно верном ритме, не думая ни о чем. На первое место вышли ощущения, и через них он общался, через них вел бесконечный диалог, через них пытался сказать – я нуждаюсь в тебе, постоянно нуждаюсь… Антон повалил его спиной на крышу, вбил между ног бедро. Вспыхнуло воспоминание об их первой близости, темном переулке, когда хотелось отдаться, хотелось взять, и неважно было, что вокруг. Что-то острое впилось в спину. Марик чуть сдвинулся, чтобы камешек попал между лопаток и больше не беспокоил… Антон, обманувшись, отстранился.
– Давай ко мне, – пробормотал он, взял ладонь Марика и поцеловал в середину с тыльной стороны.
– Возьми такси до блока, – ответил Марик.
Вставать не хотелось. Он потянул Антона к себе, зацепившись пальцами за ворот рубашки, и увлек его в поцелуй – неторопливый, легкий.
– Доверься мне, – попросил Антон в миллиметре от его губ. – Пожалуйста.
Он выдохнул, помотал головой, словно отгоняя наваждение, и, закрыв глаза, уперся Марику в лоб своим лбом. Его тяжелое тело лежало сверху, как каменное одеяло, приносило спокойствие и уют, гасило сопротивление. Последний огонек рассудка погас, и Марик согласился, лишь бы скорее почувствовать обнаженную кожу, исступленные ласки, слиться с ним и дышать в унисон, специально подгадывать под ритм его дыхания, потому что это сближает не меньше, чем секс.
Антон просунул руку ему под спину, помог подняться. Кинул взгляд на корзину и стаканы, оставил их на крыше.
Вполне возможно, подумал Марик, сегодня я не выживу. И чем он тогда лучше человека, притащившего домой демона?.. Антон слез первым, нагло стиснул его за ягодицу, пока Марик спускался по лестнице следом за ним. Плевать, зато умру счастливым, продолжил увещевать себя Марик. В конце концов, многие ли люди могут похвастаться тем же? Несчастным он уже умирал. Можно попробовать что-то новенькое разнообразия ради.
У двери квартиры Антон подвинул его в сторону, а сам просочился внутрь. Через неплотно прикрытую дверь Марик слышал, как тот шуршит пакетом с кормом и приговаривает:
– У нас гость, так что веди себя прилично… ага, за мной…
Спустя пару минут Антон распахнул дверь, приглашая внутрь, и сообщил, что кухня для них закрыта – там он запер Лучика.
– Главное, что ванная в нашем распоряжении, – вздохнул Марик, с интересом оглядываясь.
У Антона он был впервые. От съемной квартиры он не ожидал никакого отпечатка индивидуальности, кроме запаха псины и корма, и ничуть не разочаровался, увидев пустое пространство, открытые полки со стопками одежды и полное отсутствие следов обитания человека. Он коснулся плеча Антона, нырнул к нему в объятия и дотронулся губами до щеки. Антон провел ладонью по его волосам.
Спустя пару часов, когда первая жажда была утолена, а заломленная в порыве страсти рука заныла, Марик ненароком сдвинул самую крайнюю подушку из трех с постели и обнаружил нож. Взяв его, он с изумлением посмотрел на Антона. Тот, разнежившийся поперек постели, приоткрыл один глаз.
– Что?
– Ты нож хранишь под подушкой.
– И?
– И тебе хватает наглости утверждать, что твой Лучик абсолютно не кровожаден, – укорил Марик.
Нож был для разделки мяса, с широким длинным лезвием и увесистой рукоятью, хорошо ложившейся в ладонь. Марик осмотрел его и спрятал обратно под подушку. Антон опять закрыл глаза и заложил руки за голову. Приглушив свет, Марик переместился поближе к нему, сел между ног и, согнув одну в колене, прикусил бедро. Окно было за его спиной, и разноцветные отблески от рекламных экранов ложились на край лица Антона. Марик облизал палец. Ему нравилось быть снизу. Нравилось играть в поддавки, ощущать шквал силы и отдаваться во власть другого человека, так же нравилось насаживаться сверху и вести в своем ритме, словно он седлал искусственный член и тот не мог в любой момент сорваться и кончить. Но иногда, совсем редко, хотелось сменить позицию. Он предпочитал трахать партнера в рот, придерживать его за челюсть или затылок. Видимо, просто не хотелось медленно и тщательно готовить чужую задницу к проникновению, когда внутри уже все горит, но при этом меньше всего хочется причинить другому боль своей спешкой… Сейчас Антон был почти готов. Хоть и не подавал виду, что заметил, как Марик растягивал его, пока Антон грубовато, глубоко брал его.
Марик обвел подушечкой пальца мышечное кольцо и легко скользнул внутрь. Антон выдохнул, одновременно завыла чертова псина, словно сквозь стены видела. Антон чуть шире раздвинул ноги, и Марик навалился на него, одновременно шаря рукой по простыне в поисках смазки.
Мир терял четкость. Марик медленно вошел в него, для удобства расставив локти по сторонам от головы Антона. Тот положил руки на ягодицы, притянул ближе. Глаза в глаза. Так хорошо. Так правильно. С губ едва не слетело «люблю тебя», но что-то заставило смолчать. Антон откинул голову назад. Плавно, вот так… Марик обхватил его член, начавший было опадать, крепко провел пару раз. Странно, но контролировать Антона не хотелось, не было желания связать его, придушить, хотя это всегда делало секс острее. С ним и так… хорошо. Правильно.
Мешает только собачий лай и мерные удары в кухонную дверь, и все на нервах вертится: выломает ведь и сожрет… Марик, не выдержав, потянулся за ножом, сжал его и почувствовал себя увереннее. Он хоть голыми руками эту тварь убьет, если она посмеет помешать, но с ножом у него шансов на победу больше… Антон, уловив его движение, положил ладонь ему поперек предплечья, пытаясь успокоить. Собака мешала сосредоточиться и сбивала настрой.
– Нет, – выдохнул Марик, вынул член, придерживая за основание, и сел на кровати. – Я так не могу. Смешно звучит, но или он, или я.
– Марик… – Антон попытался утянуть его обратно к себе, обвив ногами талию, как осьминог, но Марик оттолкнул его.
– Ты не можешь запирать его на кухне каждый раз, когда у тебя гости. И я не могу под его вой и рык спокойно заниматься тобой, – ожесточенно сказал Марик. Повернулся и посмотрел Антону в глаза. – Извини. Но это принципиальная позиция. К тому же у меня, кажется, на него аллергия.
И он, в подтверждение своих слов, чихнул.
Антон тоже сел. Сразу стал угрюмым.
– Что, поедешь? – буркнул он.
Марик кивнул, натягивая носки. Демон скреб когтями по двери, повизгивал и всячески требовал внимания. Захотелось вогнать ему нож между глаз. Потому что, черт побери, так нельзя, он любит Антона так, как ни одно существо живое не полюбит, и он готов на любые жертвы, пусть Антон только попросит. Марик сразу же выполнит его желание, а в ответ – ноль, ноль. Они вместе уже три месяца (про себя Марик истерично хихикнул – три месяца для Антона, целая вечность – для него), а эта собака все еще здесь, и это не миленькая крысообразная шавка, а огромный демон, его попросту запрещено держать в доме!.. Все это вертелось в голове, пока он одевался, а Антон продолжал сидеть и мрачно смотреть, как он уходит.
А ведь это в первый раз. Раньше Марик был на его месте и созерцал, как любовь всей его жизни застегивает пуговицы и неловко прощается. Что ж, влезь в мою шкуру, дорогуша, пойми, что именно с нами не так… Глухие удары в дверь вдруг прекратились. Марик похолодел. Не было ни скрипа, ни шороха, только едва различимые тихие шаги. В горле пересохло. Он схватил нож, пальцы сжались насмерть, точно судорогой свело. Антон переменился в лице, встал, двинулся к коридору. Марик схватил его за руку:
– Не смей.
– Успокойся.
– Не вздумай к нему идти. Ты запер дверь? Нет, конечно, нет… – Марик ловил губами воздух. Дверь в комнату оставалась приоткрыта. – Антон, заклинаю тебя, не приближайся, я…
– Защитишь меня? – хмыкнул Антон и позвал: – Лучик… Лучик, я здесь. Лучик…
Раздалось рычание, одновременно – кулаком в грудь Антон сдвинул его, закрывая собой, и в комнату ворвался черный смерч. Марик заорал, не успел замахнуться ножом, как Антон дернулся, и лезвие прошлось ему по руке, вспоров кожу. Черный смерч метнулся вперед, Антон рванул к нему навстречу, а Марик заметил краем глаза фиксповодок.
А ведь проще вспороть этой мрази брюхо и выпустить кишки, пока Антон, бросившись на нее всем весом, пытается удержать… Марик, не позволяя себе это совершить, схватил фиксповодок.
Антон лежал на собаке сверху, обхватив обеими руками за мощную шею, но демон рвался к Марику, оглушительно лаял, дергался, и в один миг вырвался вперед. Марик бросил на него фиксповодок, тот мгновенно сомкнулся на горле, телескопическая трубка зафиксировалась в полуметре от рук. Марик, изо всех сил стискивая свой конец поводка, пытался удержать его. Демон напирал, и ноги Марика легко проехали по полу.
Очень кстати, пронеслось в голове, и он закрепил конец фиксповодка на батарее под окном.
Только после этого взглянул на Антона. Тот потирал бок окровавленной рукой.
– Неглубоко, – предупреждающе сказал он.
Марик обошел демона. Фиксповодок свою функцию выполнял: держал псину за горло, точно на вытянутой руке. Демон уже перестал рваться и загребать лапами воздух. Сел и следил покрасневшими глазами за Мариком. От этих маленьких алых глазок мороз пробегал по коже.
– Антон, он тебе бок прокусил, – прозвенел Марик. – В следующий раз печень повредит. Он почуял кровь, и почуял давно! – он кричал, ненавидел себя за это, но не мог понизить голос. – За руки кусал! За ноги! Он не игрался, он силу испытывал и привыкал, что хозяина можно жрать, и ничего ему за это не будет!
– Ты сам сейчас мне плечо вспорол, – напомнил Антон. – Его от запаха крови перекорежило.
Словно в подтверждение его слов демон залаял. Марик зажал уши, зажмурился.
Театр абсурда. Он что, один понимает, что демон создан, чтобы убивать, и лишь вопрос времени, как скоро он прикончит хозяина? Сегодня же ночью, как только он снимет фиксповодок, демон отомстит ему и за гостя, и за ограничение подвижности, и начнет он с того, что вскроет Антону горло.
– Ты должен уехать ко мне. Ты не останешься с ним один на один. – Марик вцепился Антону в руку, ладонь скользнула по крови. – Тебе нужно к врачу.
– Успокойся. Истеричка.
Антон вырвал руку из его пальцев, опять потрогал бок. Молча пошел в ванную. Марик наблюдал, как он стирает салфеткой кровь и дезинфицирует раны: узкий поверхностный порез на плече и две дыры на боку, которые скоро превратятся в серебристые точки, если только Антон не решит их зашить.
– Я не истеричка, – напряженно сказал Марик. – Зато ты – самоубийца. Нет, замолчи. Я хотя бы попытался все сделать одномоментно, а ты свою кончину растягиваешь уже год. Мазохизм чистой воды. Он исподтишка тебя убьет.
– Хватит! – рявкнул Антон. – Мне не легче от твоих слов! – он залепил укус пластом. – Ты совсем не понимаешь, да? Точно, ты не понимаешь. Ты от всех, кого любил, уходил. Забывал их, если они не отвечали твоим ожиданиям. Что отца своего забыл, что Лайлу… а так нельзя, понимаешь? Живых не выкидывают из своей памяти просто потому, что они перестали быть тебе удобными. И я Лучика не брошу, я его сам приручил, и я за него в ответе. И я его люблю, каким бы он ни был!
Марик отступил на шаг. Антон покраснел, кровь пламенела на его руках, и впервые Марик счел его по-настоящему пугающим.
– Отступают только слабаки и истерички. Точно, – тихо сказал Марик.
За рубашкой пришлось вернуться в комнату, и успокоившийся было демон забился в лае, как только увидел Марика. С клыков клочьями срывалась пена, фиксповодок стягивал его горло так, что демон вполне мог себя задушить. Марик отчасти даже понадеялся, что собака сдохнет, и все проблемы отпадут сами собой.
Мимо него прошел Антон, надевший штаны. Проще было остановить ракету, отправившуюся на орбиту, чем его сейчас.
– Ты не отпустишь его! – воскликнул Марик. Подступившая истерика клокотала где-то над глазами, разливалась по лбу мигренью.
– Его выгулять надо, – буркнул Антон. – Энергию ему деть некуда, вот он и звереет.
– Полуголым пойдешь с ним гулять?
Антон раздраженно глянул на него и взял с полки серую майку, тут же испачкав ее кровью. Хоть бы руки вымыл…
– Ты никогда к моим словам не прислушаешься, да? – спросил Марик спокойнее, чуть переведя дух.
– Уйди, пожалуйста. А то он вырываться будет.
– Прогоняешь? – горько спросил Марик.
– Прошу. Уйди, – повторил Антон. Он стоял спиной к нему: фигура отчуждения и холода. Марик сам едва не превратился в ледышку, так быстро отхлынула кровь от конечностей и головы. – Это моя жизнь, – медленно сказал Антон, словно тщательно подбирая слова. – Это моя собака. Ты не знаешь, как мне херово было, пока он ко мне не кинулся и руки не облизал. Поэтому не говори, чтобы я его выбросил, как вещь какую-то сломанную.
Марик закрыл глаза. Да, Антон совершенно точно подбирал слова со всей аккуратностью, чтобы донести простое сообщение: собаку он любит, а его, Марика, все еще нет.
Какая-то гордость в нем еще осталась, и он отказался от идеи тайно следить за Антоном, чтобы в случае необходимости прийти на помощь. Что ж, он ведь знает, что делает, и это его собака, и что Марику может быть известно об их трогательной привязанности? Да ничего, кроме того, что демон использует Антона как точилку для зубов. Он заставил себя пойти прочь. Понял, что сломается, зарыдает, как детстве, в подушку, если проведет ночь в одиночестве, и позвонил Оливеру.
Тот, похоже, спал. Марик все равно к нему приехал, ввалился в квартиру, жалея, что не пьет, и промолчал несколько часов, пока Оливер сопел на диване рядом с ним. По плазме шел натужно-героический фильм, проспонсированный лично Министром. Мозги от такого зашкаливающего патриотизма, ненатурального и вымученного, отключались, а Марику именно это и нужно было. Фильм закончился, по экрану побежала бесконечная реклама.
Марик скосил взгляд на Оливера. В мешки под его глазами можно запасы еды на ядерную зиму заготавливать. Спит в неудобной позе, уронив голову ему на плечо. Марик тронул его за ладонь. Оливер чуть приоткрыл глаза, но взгляд не сфокусировал и тут же вновь погрузился в дрему. Придерживая его за плечи, Марик встал, взял его на руки и перенес на кровать. Разделся и лег рядом. Спросить бы, где у Оливера сонные таблетки, он явно уже одной такой закинулся, раз вообще не просыпается…
А что, они все в полиции не могут заснуть без лекарств? Вполне возможно, если каждый второй из них крадет опасную собаку, а каждый первый переживает об этом втором…
Самое ценное в Оливере – то, что он не задает вопросов. Марику достаточно было сказать: я сейчас приеду, и Оливер ждал его у двери. Снабдил пледом, халатом и теплыми носками, своей молчаливой компанией и предложил выпить, на крайний случай – просто чаю, раз уж от бренди он решительно отказывается… Марик испытал непривычный приступ благодарности. Так же резко захотел позвонить Антону, убедиться, что тот все еще жив и не потерял пару пальцев и половину задницы в неравном бою с демоном, но в последний миг сдержал порыв.
Хватит. Он волочится за Антоном, а тот в открытую напоминает, что их отношения продлились не так долго, чтобы уже можно было диктовать друг другу свои условия и выдвигать требования. Кончики пальцев зудели. Надо было остановиться давным-давно. Зачем он позволил себе войти в зону доверия Антона, добиваться его взаимности? Знал же, что ничего не будет так, как хочется. Это он зациклен на человеке годами напролет и не может полюбить никого другого. Ясно, что Антон с той же силой и одержимостью ответить не сможет, он не хренов однолюб. Марик натянул одеяло на голову. Заснуть бы… заснуть. Забыться. Все, что было хорошего, быстро перечеркивается, и он запоминает именно плохое.
Утро было серым, все небо затянули облака. Рот раздирала зевота, и даже запах кофе, который Оливер, вопреки своим привычкам, варил вручную, а не сливал из кофемашины, не мог ничем помочь.
– У тебя все хорошо? – спросил Оливер, стоя к нему спиной.
– Вполне.
Подперев подбородок рукой, Марик ждал за крохотным круглым кухонным столом, пока Оливер поставит перед ним чашку.
– А у меня, знаешь, не очень, – вдруг сказал Оливер. – Мне на этой неделе пригрозили отставкой, потому что я, видите ли, слишком много требую денег…
– Ты? – поразился Марик.
– Ну да, – ответил Оливер и повернулся к нему. Опершись о тумбу, он добавил: – Я же на экары у них стяжаю средства. После того, как ты разбился, мне не по себе стало. Меня, правда, прижали еще и потому, что я факт твоего злоупотребления полномочиями, ммм… не скрыл, скрывать бы я ничего не стал, конечно, но, скажем так, приуменьшил. А вчера и вовсе из Альянса позвонили и сказали, что оставляют меня на пробный срок, еще одна ошибка или недомолвка – и уволят по срочной процедуре. Такие дела… Черт! – воскликнул он и стремительно обернулся к вскипевшему кофе.
Марик встал, взял тряпку и помог ему собрать разбежавшуюся по плите гущу.
– Олли, почему ты не сказал мне?..
– Показалось, что вчера тебе было не до моих проблем. Короче говоря, кофе испорчен, – констатировал он со злостью грохнул турку в раковину. – И если мои ребята допустят хоть еще один прокол, то вся вина ляжет на меня, и песенка спета. Посадить, может, и не посадят, но с карьерой в органах можно попрощаться.
– Олли… – растерянно сказал Марик.
– А это все, знаешь, неважно, – с натянутой веселостью сказал Оливер, – потому что я во всех вас уверен на сто процентов, и даже ты уже сидишь тихо, работаешь в рамках приличий… Ты ведь хорошо себя ведешь? Я могу тебе верить?
Он пристально посмотрел на Марика. Тот неловко отложил тряпку и открыл кран, ополаскивая руки.
– Конечно…
– Вот и чудненько, – заявил Оливер. – Сделай себе кофе сам, я что-то перехотел.
И с этими словами он достал с верхней полки сигарету, забрался на подоконник и принялся пускать дым в потолок.
От завтрака Марик отказался. Стало в высшей степени неловко. Выходит, он все же подставил Оливера, когда кичился своими дерзкими методами. Антона он просто довел до белого каления своей натурой. И если уж вспоминать все провалы, то он, оказывается, был плохим учеником, раз его наставник ему так ни разу и не позвонил. Не поинтересовался, устроился ли Марик, и даже не попытался похлопотать над восстановлением его данных для службы в Альянсе.
Не может быть, чтобы ошибались окружающие. Он, по-видимому, ужасный человек. Нужно еще разочаровать маму, чтобы уж до конца добить всех…
Марик скомкано попрощался, пообещав, что как-нибудь они обязательно сходят развлечься, вспомнят былые беззаботные деньки, и ушел. Поначалу хотел пройтись пешком, но на середине пути резко разозлился от недостатка солнца, избытка людей на улицах, а больше всего – на себя. Сел на автобус и проехал до самого жилого блока. Мысль наконец рассказать маме, что с ним стало, свербила в горле, иррационально хотелось показать, как низко он пал, запутался и заврался.
*
Антон ненавидел сажать Лучика на поводок. Такое случалось раза четыре: он никак не мог утихомирить пса, отбивался от него как мог, пытался и накормить, и выгулять, но Лучик продолжал бесноваться, кидался и рычал. После вчерашнего показалось, что он пришел в себя, но утром цапнул за ногу до крови и стал подбираться к уже покусанному боку. Кольнуло мрачное предчувствие, и Антон вовремя успел нацепить на собаку фиксповодок.
Вовремя: Лучик обезумел так, что едва батарею не выломал. Антон спрятался на кухне, взяв с собой забытый Мариком пиджак. Он все еще хранил аромат его свежего парфюма, был чистеньким и почти не измялся. Глупо, подумал Антон. Глупо прогнать любовника, а потом сидеть и нюхать его одежду.
В сущности, разве не был Марик прав? Он беспардонно лез в жизнь Антона, пытался диктовать, что делать, но говорил из лучших побуждений. Как себя ни обманывай, но Лучик – действительно демон, и даже самое лучшее воспитание не переборет заложенную в нем генетическую программу. От этого осознания, правда, легче не становится. Пристрелить его? Усыпить? Какие еще есть зверские методы избавиться от существа, которое полюбил и приручил? Антон бы смог смириться с потерей пса, будь тот постоянно в ярости. Но бывали дни, даже недели, когда гнев Лучика утихал, и он становился самой обычной собакой: встречал у порога, бешено махая хвостом, смешно порыкивал, скача по комнате за мячиком, и уморительно чихал, стоило забыть включить домового хоть на пару дней. Разве все это не искупает его врожденную ненависть к живому? Наоборот, это все говорит, что гены можно перебороть, и следует давать ему больше любви и заботы… Лучик залаял так громко, что Антон вздрогнул.