Текст книги "На привязи (СИ)"

Автор книги: Ernst Wolff

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Я его вырублю, – мрачно сказал Антон.

Теперь и он заметил микроскопические движения камеры. Дрона интересовал исключительно Марик, и от почти неподвижного парения дрона становилось жутковато.

– Не вздумай. Он следит за мной, я – за ним, – певуче сказал Марик. – В эту игру можно играть вдвоем. Сейчас поясню. – Он что-то делал на планшете, избегая голосовых команд, и старался не отрывать взгляда от дрона. Каждый раз, когда Марик опускал глаза к планшету, Антон напрягался, готовый рвануться вперед и атаковать дрон. Игрушка тяжелая, может крепко ударить по голове. А вдруг у нее отключен охранный контур, и она взорвется?.. – Я засек его, а он меня. И решил проследить. Вполне можно установить контакт… Ты ведь слышишь каждое мое слово, не так ли? – вкрадчиво обратился Марик к дрону. – Не хочешь познакомиться?

– Он охотится лично за тобой. Он маньяк. Хватит.

– Ерунда. Он просто интересуется, что за детектив вышел на охоту. Ай, черт!

Марик взбешенно бросил планшет на стол, и в тот же миг дрон пришел в движение и метнулся вперед. Антон поймал его за один из моторов, лопасти резанули по пальцам. Он замахнулся подставкой, но Марик первым опустил на дрона сковороду. Ударил еще дважды, разрушая корпус, и дрон дернулся, моторы ослабли. Антон припечатал его сверху кулаком, разбивая плату.

– Неудачно, – процедил Марик. – Только я подобрался к ядру процесса – как он отключился. Не отследил, но…

От дрона пошла вверх тонкая змейка черного дыма.

– Разогрею еду, – буднично сказал Марик. – Хорошо, что хоть ее дрон сбросил как положено…

Антон сел за стол. Потрогал замершие лопасти мотора окровавленными пальцами, ткнул в разбитую камеру.

– Марик, – сказал он, – ты его раззадорил. Он теперь ищет тебя. Знает, где ты живешь, как ты выглядишь, как тебя зовут… Инспектор должен быть в курсе. Я не прошу тебя отказаться от льва, – торопливо добавил он, глядя, как хмурится Марик. – Но и наступать на него без оперативников – глупо.

Марик поставил перед ним тарелку с запеченными овощами и брякнул сверху увесистый кусок мяса.

– Во-первых, льву плевать, кто я. Я потрогал его вчера, чтобы проверить, тот ли это, о ком я думаю. Раз он меня нашел, значит, тот.

– И кто? – перебил Антон.

– Помнишь наше первое, случайное дело? Взбесившиеся роботы? Детективы отпустили задержанного студента, алиби у него оказалось крепкое. А реального человека, сумевшего влезть в защиту домовых, так и не нашли. У дрона – тот же почерк, то же шифрование… Ой, да что я объясняю, – поморщился Марик. – Просто поверь мне на слово. А раз дронами занимался лев, то и госпожу Белик убил он.

– Зачем? – мрачно спросил Антон. – Кто он, по-твоему? Грабитель, убийца? Ты уверен?..

– Да, – безапелляционно заявил Марик, не дав ему закончить. – Бери вилку и ешь. Ты и так часто меня перебиваешь.

Антон посмотрел на него исподлобья, но подчинился. Марик же сгреб себе в тарелку курицу без единого грамма соли, сел напротив и продолжил, как ни в чем не бывало:

– Во-вторых, положение Инспектора шатко. Думаешь, моя программа слежки узаконена для применения полицией? Не тешь себя даже надеждой на это, дорогуша. Полагаю, под удар попаду я, но Инспектору тоже влетит за самодеятельность. Не хочу еще раз его подставлять. Как я уже говорил: наше дело – поймать льва и передать Альянсу, в крайнем случае – взять на явном нарушении, арестовать, а потом уже расколоть.

– Не зови меня дорогушей, – буркнул Антон. Самодовольное выражение лица Марика действовало на нервы. Он знал что-то еще, может быть, даже поделился бы, имей Антон больше знаний в областях тонких наук, но кроме этого, Марик скрывал дополнительные факты. Почему не рассказывает? Разве они не партнеры? Не доверяет? Не хочет подставлять? Помедлив, Антон спросил в лоб: – Ты об Инспекторе сегодня ночью узнал?

Марик кивнул.

– Откуда?

– Из проверенного источника.

– Ты спал с этим проверенным источником? – не выдержал Антон.

Марик замер, держа на весу вилку.

– Что? – его брови взлетели вверх. – Ты думаешь, раз ты меня оттрахал и выгнал, я сразу же побегу ебать кого-то другого?

А кто вас, психов, разберет, подумал Антон. Марик же, раскрасневшись, произнес:

– Как ты дошел до этого? Я хоть один повод тебе дал? Ты что, весь день об этом думал?

– Нет, – нехотя ответил Антон. – Не весь. Периодами.

Теперь все подозрения показались как никогда глупыми, и даже вроде вспомнилось, как он сам кусал в пятницу Марика за шею. Только… Марик ведь первоклассный актер. Что угодно разыграть может.

– Это последнее, что мне пришло бы в голову, Антон, – прозвенел Марик. – Мне, кроме тебя… – он втянул воздух, оборвав себя на полуслове, и порывисто схватил за руку.

– Извини, – тихо сказал Антон. – Я зря это… Мне было бы проще, если бы я знал, с кем ты бываешь. С кем дружишь.

– Это неважно, – сказал Марик, глядя ему в глаза. – Все, что имеет для меня значение, – ты. Разве не веришь?..

Антон отвел глаза и неопределенно пожал плечами. Жест этот можно было трактовать как угодно. Марик отпустил его руку и медленно выпрямился. Отправил в рот кусочек курицы и тщательно прожевал.

– Я докажу тебе, – неестественно спокойно сказал Марик. – Ты увидишь.

– Не надо, – возразил Антон.

Марик в ответ пожал плечами, издевательски повторив жест Антона в точности.

*

В понедельник – сразу же после обеда, к явному неудовольствию Антона, Марик повел экар к Эйракорп. Он все еще не был уверен, что поступает правильно: тем более что лев после инцидента с дроном не объявлялся, словно пропал; скорее, просто сменил личину, зашифровался так, что будь Марик хоть гением, без ресурсов Альянса ему все равно не найти следов. Он вдруг все понял. Понял, и картина сложилась. Он исчез из системы Альянса, на мгновение мелькнул на видеокамерах, а потом снова пропал, потому что все маршруты полицейских засекречены. Как его выманить? Волей случая. Кто бы ни был его первым арестованным, еще там, в магазине техники, он наткнулся на Марика случайно. Отследить не смог. Как найти человека, о котором нет данных? Никак. Марик долгое время путешествовал из участка в жилой блок и обратно, а по улицам передвигался на служебной машине. Дальнейший ход – еще проще: подстроить покушения якобы в стиле Спилеца. Или, чем черт не шутит, это Спилец и был, с каждой минутой Марик все больше убеждался, что Спилеца могли отпустить или, чего хуже, проворонить. Альянс, конечно же, твердыня Пространства, но в эту твердыню уже однажды кто-то пробрался. Раз этот кто-то удалил сведения лишь о Марике… Чего здесь думать, это мог быть исключительно пособник Спилеца.

Да совершенно нет разницы, Спилец пытается достать его, или кто-то из его дружков. Официально банды у него не существовало, но Марик всегда подозревал, что за ним стоят другие люди. И гонка на экаре… Спилец знал экары, как самого себя, он долгое время подрабатывал их ремонтом. Потом уже переключился на нелегальные способы обогащения.

Увидеть в Эйракорпе самого Спилеца Марик и не надеялся, но рассчитывал, что получится выйти на его партнеров. Если бы еще Антон не нудил, что это опасно, и им непременно нужно поставить в известность Инспектора, и вовсе незачем было разыгрывать комедию с неполадками в передатчике… До того, как оператор, потерявший связь с экаром, вышлет к ним оперативников, еще было время.

Остановившись под зданием, возвышавшимся на колоннах, Марик вызвал лифт, и тот вознес их вместе с экаром на парковку Эйракорпа. Компании пятьдесят лет, экаров новых не выпускала она половину этого срока, а все туда же – лифт с магнитной подушкой и функцией горизонтального движения, обновление здания и робот-привратник… Антону, похоже, все это было в новинку: он впервые за день проявил интерес к происходящему и завертел головой.

– Я поговорю с боссом, – сказал Марик. – А ты пока осмотрись. Просто походи, погляди на людей… Ничего не спрашивай. Разговор у меня приватный…

– Знаю, – перебил Антон. – И нечего повторять мне в сотый раз.

Воодушевления его как ни бывало, и любопытства он больше не проявлял.

Марик оставил экар на пустующей парковке, сообщил роботу, что ему назначено, и разделился с Антоном.

Попасть к боссу, как и предполагал Марик, оказалось просто, достаточно было постучать в дверь, назвать свое имя и улыбнуться. У главы умирающего магазина экаров отсутствовал список дел на день, не было и секретарши, лишь голосовая помощница, которую он, хмурясь, отключил, стоило ей напомнить о необходимости предложить посетителю чай или кофе. Окон в его кабинете не было, и Марик догадался, что раньше босс сидел в большом помещении, а теперь, когда не мог арендовать здание полностью, перебрался в бывший кулуар для персонала.

На встречу у него ушло пятнадцать минут. Босс за последние два года раздался вширь, Марика едва вспомнил и выглядел даже плачевней, чем его счета. Бубнил, что сотрудники у него не меняются уже пять лет, поток клиентов мельчает, все держится на госзаказах, и нет, книгу клиентов он не покажет, потому что… Он вдруг поинтересовался, с какой целью пришел Марик, раз он не спрашивает про налоги и не хочет купить экар. Пришлось сказать, что Марик всего-то хотел разместить свою рекламу на стене Эйракорпа, но уже передумал. Босс покивал и нехотя сказал, что реклама и вправду испортит вид здания. Марик вежливо согласился и начал прощаться. Благо планшет босса был включен, и за время беседы Марик скачал всю информацию себе на смарт. Видимо, дела компании идут так плохо именно потому, что у Эйракорпа нет никакой защиты от конкурентов. У босса клиента увести – плевое дело, достаточно забраться к нему в локальную сеть, выбрать любого человека и предложить ему условия покупки получше.

Марик с удовольствием бы ушел, но босс вдруг оживился, с чего-то приняв его за потенциального покупателя, и предложил экскурсию.

– Не стоит, – отказался Марик. Он вышел из просторного кабинета босса. Срочно прочесать базу клиентов, просмотреть последние покупки… Он прошел по коридору в зал, босс от него не отставал. – Я просто найду своего друга, и…

Он замер. Торговый зал был огромным и пустым, на неоправданно большом расстоянии друг от друга стояли пять экаров, сверкающих, хоть и старых. Возле одного из них общался с консультантом Антон, и консультант оживленно обходил экар кругом, открывал двери. А в углу, у входа в подсобное помещение с табличкой «Только для персонала», стоял Спилец.

Потом уже стало ясно, что воображение сыграло злую шутку, и Спилец, хоть и невысокого роста, был коренастым, а тот, кто смотрел на Антона, обладал узкой грудной клеткой и худыми плечами, а еще стало ясно, что после инцидента с дроном, после погони на экаре этот человек не упустит возможности встретиться лицом к лицу…

Вот что было важно – лицо. Марик тотчас узнал маленькие, глубоко посаженные глаза, плоский, вдавленный внутрь нос, и квадратный подбородок. Как не узнать человека, за которым гонялся полгода, а потом рассматривал во время долгих допросов?

На Спилеце был бежевый комбинезон, из кармана торчала отвертка, и Марик непроизвольно заострил внимание на ней, на ее ярко-оранжевой ручке. Техник. Рабочий. Не покупатель – с чего бы ему что-то покупать, если он может незаметно увести экар? А нужен ли он ему вообще? Смешно… Сердце заколотилось, Марик потянулся к пистолету в наплечной кобуре, забыв, что он здесь на правах наблюдателя, а не слуги закона. Да и какая разница, если он видит преступника на свободе, а самое главное – знает, скольких этот преступник убил. Их все еще разделял десяток метров, издалека доносились голоса: босс просил не идти так быстро, консультант стрекотал, Антон окликнул его, а Марик шел, видя перед собой только Спилеца, и вот уже пистолет в руке… Как вдруг Спилец с несвойственной для него скоростью, а Марик хорошо знал, что он медлителен и основателен, как медведь, выбросил руку вперед.

Марик еще не осознал, а на одних инстинктах бросился в сторону. Запоздало понял: пуля летела в Антона. Значит, нужно закрыть его… Больно ударило в грудь, и Марик закричал, бессмысленно несколько раз нажал на курок, но все пули попали в быстро закрывшуюся дверь, и Спилец бежал. Из груди что-то начинало течь, и повело набок, глупое тело слабело за считанные секунды, и он, наверно, упал бы на гладкий твердый пол, если бы не вопль:

– МАРИК! – и руки, подхватившие его, когда ноги перестали слушаться.

– Он выстрелил, – обалдело сказал Марик. Воздуха разом стало меньше, грудь прошило болью. А из горла доносились хриплые булькающие звуки.

Арестуй его, хотел он крикнуть, он дал повод, АРЕСТУЙ! Но в глазах темнело, и он лишь осязал, что руки Антона все еще рядом.

И напоследок пришло в голову: а я ведь обещал доказать ему. Обещал доказать, что он для меня – все. Хорошо, что случай так быстро представился…

========== 8 ==========

Сознание то вспыхивало, то уходило, и в целом стало ясно: легкое пробито, но пуля вышла, так что все гораздо лучше, чем могло бы быть. Антон быстро исчез: что-то говорил, наверно, нечто важное, но память зафиксировала только стремительно утекавшую кровь, носилки и маску с наркозом, приближающуюся к лицу.

Обидно, подумал Марик. Вот уж не хочется последним запомнить рожу Спилеца… Наркоз всегда действовал на него странно – боли не было, воспоминаний тоже, зато красочные сны помнились в деталях. И Марику почудилось, что он говорит с Антоном, и тот обещает отдать собаку обратно в участок, а вместо нее взять хищные растения Марика, и его уж заодно тоже, не бросать же напарника в реанимации… По извращенной логике сна Антон отказывался признать, что у них с Мариком есть какие-то отношения, пока собака находится в квартире, но как только ее не станет, то они официально будут вместе. И раз уж Марик так просит, то они могут узаконить то, что между ними происходит. Что происходит, он не уточнил, только стыдливо опустил глаза.

Сон этот прокручивался раз за разом и успел вымотать. Марик отчаянно пытался проснуться, а потом вспомнил, что в него стреляли, и он опять угодил в руки врачей, только на этот раз держался слабо. Когда ему бок рассекли, он еще в сознании находился до самой операции, а теперь сразу же утек в страну грез… Стареет. Или просто выдохся. Расслабился. Точно, он расслабился – решил, что раз любовь всей его жизни теперь с ним, то в жизни все наладится, и бороться ни к чему. А нет, не бывает так просто. Между ним и любовью все время что-то стоит, вечно есть препятствия на пути к счастью. Нельзя просто сидеть и ждать, пока все наладится, надо принимать решительные меры, самые решительные, самые отчаянные… И сон про собаку повторился снова.

Когда после темноты проклюнулся свет, Марик приоткрыл глаза. Одновременно с картинкой, чуть двоящейся и смазанной, появился мерный звук. Это было знакомо: мониторы отслеживали, хорошо ли бьется сердце, нормально ли справляются легкие. Раз горло не царапает изнутри трубка, то все в порядке. Марик глубоко вдохнул (легкая боль проехалась по грудной клетке) и сглотнул.

– Марик? – встревоженный голос справа. – А говорили, ты еще день не очнешься…

– Я? – хрипло переспросил Марик.

Голос принадлежал Антону. Шея еле двигалась, но Марик все же склонил голову набок и нашарил взглядом пятно, относительно похожее на человека. По венам точно шампанское бежало, пузырьки покалывали все тело, и заполняла такая прекрасная легкость, что хотелось летать. Зрение бы еще исправилось поскорее…

– Не двигайся, – озабоченно сказал Антон. – Они тут к тебе прицепили трубки…

– Обезбол! – радостно выпалил Марик.

Голос оставался все таким же сиплым, точно голосовые связки увяли, но это уже не останавливало. Марик с большим старанием сфокусировался на Антоне, но тот все равно расплывался.

– Да, что-то такое… Или успокоительное, – с сомнением сказал Антон. – Ты зачем под пулю полез? – укорил он. – Марик, он бы не попал…

Попал, про себя сказал Марик.

– Я тысячу раз увернуться успел бы, я же смотрел на тебя и на нее.

На нее? Они что, поймали не того? Спилец ушел?

Нет, не Спилец. Спилец гораздо старше, а лицо было молодое. Точь-в-точь на него похожее. Неужели сын? Не было у Спилеца сына, Марик знал это абсолютно точно. А кто тогда? Омолодившийся брат-близнец?

– Ол… – с языком совладать не удалось, и Марик постарался скопить сил, чтобы попросить Антона немедленно позвать Оливера. Пусть объяснит, кого они взяли. Какая все же удача! Воочию увидеть пособника Спилеца! Теперь он поймает его, вот только голос вернет и от аппаратов отползет…

– Боль? Тебе больно? – участливо спросил Антон, не догадавшись, чего просит Марик. – Я попрошу медсестру…

Он начал подниматься, но Марик протянул к нему руку – легкую, точно бабочка. Антон сел обратно.

– Ты отдохни, – посоветовал он. – Я пока буду тут.

Глупость какая, я совсем не устал, хотел сказать Марик, но отчего-то послушался и закрыл глаза.

Когда он открыл их во второй раз, то писка уже не было, зато в груди поселилась боль, а где-то рядом спорили люди. Марик, морщась, приподнялся, пытаясь сесть, и приборы тут же заголосили. Дверь распахнулась, вошел человек в белом костюме, весело заговорил:

– Не зря вы в полиции работаете, вон какой активный! Так, не двигаемся, а то швы разойдутся, а сшивать ваши легкие было непросто. Не надо труд хирурга портить… Венки-то у вас слабые, знаете, как сложно подцепиться?

И вопреки своим словам, врач ловко воткнул ему в сгиб локтя иглу. Та присосалась мгновенно, и вновь тело начала наполнять легкость.

– Не надо, – невнятно сказал Марик. – Я дурею от этого…

– Надо, обязательно надо! – воскликнул врач. – Посетители, думаю, подождут…

– Нет!

Врач с сомнением посмотрел на него.

– Ладно. Но на каждого – не больше двух минут. Лишь из уважения к вашей профессии!..

Он так быстро вышел, что Марик даже взглядом не успел проследить за ним. Он посмотрел на иглу в вене. Надо же, катетер, а он и не заметил… И льется в него какая-то химия, от которой в голове все плывет, а тело словно на волнах качается. Марик потянулся к игле, чтобы ее вытащить, но рука соскользнула, а в следующий миг раздался вопль Оливера:

– Подождешь!!!

И он вихрем ворвался в палату, с грохотом захлопнул дверь, сокрушив бесшумный доводчик, подхватил на ходу стул и брякнул его у кровати Марика.

– Вы всерьез пошли просто посмотреть экары, и на вас просто накинулся какой-то ненормальный? – сразу же выпалил Оливер и низко наклонился, придирчиво глядя Марику в глаза. – Как же ты плохо выглядишь, Марик – бледнющий и губы все сухие. Никогда не видел, чтобы у тебя на них аж корки были. Я принесу тебе помаду, или чем там ты их мажешь…

– Олли…

– Так что, мне действительно нужно поверить Антону? – продолжил ругаться Оливер, ничуть не растроганный его слабым видом. От его нападок иррационально становилось легче, и Марик опять совершил попытку принять сидячее положение. На этот раз удалось. – Ты считаешь, что я тупой? Как ты мог, – прошипел Оливер. – Сначала говоришь, что я могу тебе доверять, а потом… Стыдно! – рявкнул Оливер. – Чем ты думал?

– Спилец, – ответил Марик. – Он – один в один.

Оливер покивал. Про Спилеца Марик ему рассказывал больше года назад, и уши тогда горели от того, что он впервые выдает кому-то гостайну…

– А знаешь, – уже тише добавил Оливер, – это ведь маска была. Девчонку задержали, она в изоляторе. Я с ней лично беседовал. Она уже начинает понемногу говорить, и в основном выдает твои прегрешения… Слежка в дипе? Это же как пить дать – тюрьма, в лучшем случае – штраф с бесконечным количеством нулей. Допустим, я все устрою, допустим, меня даже не выгонят с работы… Но как же я разочарован.

Оливер покачал головой. Марик не нашелся, что сказать. Девчонка? Маска? Что за ерунда?

– Вытащи иглу из меня, – попросил Марик.

– Вот еще.

– Олли, пожалуйста, я от этой наркоты улетел в стратосферу уже…

– Я больше ни одной твоей просьбы не выполню! – обозлился Оливер. – Точно так же, как ты моих не выполняешь. Ни просьб, ни приказов. У тебя два дня, прежде чем девочку эту возьмет Альянс к себе, ты ведь не сомневаешься, что они ее заберут? Я постараюсь доказать, что это наша юрисдикция, и тем более она напала на полицейского …

– Нет. Они заберут.

– Ага, – согласился Оливер. – А зрачки-то у тебя уже во все глаза. Ты как инопланетянин. Геройствовать было совершенно незачем. И врать мне – тоже. Не жалуйся потом, что тебя никто не любит.

Марик хотел возразить, но язык стал легким, взлетел и прилип к нёбу. Оливер вздохнул и ушел, не попрощавшись. Марик прикрыл глаза всего на секунду, но когда вновь открыл их, то в палате стало темно, а на стуле сидел Антон. Марик сделал глубокий вдох, и Антон встрепенулся.

– Света не надо, – тихо сказал Марик.

Антон кивнул.

– Воды?

– Да.

От его пробуждения опять заработала аппаратура и брызнула в кровь успокоительное, чтобы процесс заживления не был таким жгучим. Но Марик лучше бы терпел боль, чем плавал в странном невесомом киселе. Антон поднес ему ко рту кружку, и Марик жадно ее осушил.

– Сколько времени прошло?

– Полтора дня всего. Но говорят, что ты на редкость живучий, у тебя организм вообще репликант не отторгает.

– Привычный, – попытался хмыкнуть Марик, но вышла лишь сиплая констатация факта.

Знакомо забурлила кровь в жилах, пузырьки шампанского стали подниматься к голове, и становилось легко и весело. Он ощутил голод.

– Давай договоримся, – сказал Антон. – Ты больше не будешь закрывать меня грудью. Я… черт, Марик, я чуть на части не разорвался. Должен был с тобой остаться и львицу твою поймать, чтобы за волосы эту дрянь оттаскать.

– Она в полиции?

– Да где там… Альянс уже к рукам прибрал. Инспектор подсуетился, провел хороший допрос. Он тебе покажет видео. Сейчас это не имеет значения. Она во всем созналась. Так что выздоравливай спокойно, хорошо?

– Дай еще воды.

Антон наполнил кружку из кулера. Марик взял ее сам, жадно вылакал и пролил немного на грудь.

– А знаешь, – легко сказал он, – я не жалею. Я бы и под тысячу пуль встал, чтобы тебя защитить.

– Не надо мне такой защиты, – раздраженно сказал Антон.

Голова уже будто бы отделилась от тела, плавала в нескольких сантиметрах над шеей. Мысли превратились в гелий, а язык развязался.

– Я бы что угодно ради тебя сделал. Руку отдал, ногу… да хоть жизнь. Впрочем, с жизнью я один раз уже попытался расквитаться с твоим светлым именем на устах…

– Марик, – тихо сказал Антон, – ты не в себе. Успокойся.

Захотелось смеяться, и Марик захохотал через боль в груди.

– Сними с меня катетер, – взмолился он, пытаясь отдышаться. – Сними, а то я и не такого наговорю… а, чего терять? Я же тебя люблю, – сказал он, и из горла полез смех, как пена у больного бешенством. – Всю жизнь. Всю гребанную жизнь. И вскрылся, потому что моя лучшая подруга тебя увела, пока я со сломанными ребрами дома лежал. Я любил тебя все это время, и сейчас люблю, и ты говоришь мне не ловить за тебя пули? Вот еще…

Антон закрыл сухой и шершавой ладонью ему рот. Марик скосил глаза. Вид у Антона был ошалевший. Вот не повезло ему, а? Сколько разом вывалилось на мужика… Расстроен, наверно. А может, вне себя от радости: есть ведь на свете человек, который любит его каждую секунду своей жизни, несмотря ни на что, и будет любить всегда. Марик дернул головой, сбрасывая руку Антона, и выпалил:

– Я всегда тебя буду любить, хочешь ты того или нет.

– С ума сошел. Ты сходишь с ума, – медленно произнес Антон безо всякого выражения, словно говорил с буйнопомешанным. – Я спрошу, можно ли от тебя эту трубку отсоединить. Поспи. Ладно? Ты поспи, а я завтра узнаю, как насчет выписки. Мне вроде говорили, что самое главное для тебя – постельный режим, а в постели лежать и дома можно, да?

– Не уходи, – потребовал Марик. Веселье затопило его с головой. – Я сказал, что люблю тебя целую вечность, а ты делаешь вид, что ничего не слышал? – он засмеялся, и от булькающего смеха перебило дыхание. – Это для тебя типично, – задыхаясь, выпалил он. – Ты-то меня не любишь.

– Марик, поговорим об этом, когда ты…

– Когда я снова смогу держать язык за зубами! – Марик опять заржал. Смех выходил лающим, в груди клокотало, да и швы, наверно, грозились разойтись. – Всего-то раз хотел с тобой начистоту, а ты отказываешься! Ты же хотел все обо мне знать! Вот самое главное обо мне, дорогой: у меня в жизни ни одной любви, кроме тебя, не было. Я, как мои родственники по мужской линии, однолюб. Генетически запрограммирован! Только один человек…

Ему вдруг стало грустно, веселье пропало, и по лицу градом покатились слезы. Он ощутил острую потребность в любви. Ему ведь всегда, по большому счету, нужно было, чтобы его любили и говорили это каждый день. Но все, что он получал, – это ласковые слова мамы. А одного человека мало. Тем более что это не тот человек, чья безусловная преданность была необходима ему всю жизнь.

– Я врача вызвал, – перепугался Антон и ткнул в кнопку.

– Ну вот, дорогуша, сейчас нас разлучат, и все мои признания останутся безответными… а я все сказал! Даже почему вены вскрыл – и то сказал, а я никогда и никому не говорил…

– Марик. – Антон осторожно взял его лицо в ладони и коснулся губами лба. – Мы обсудим это. Я тебе обещаю. Но когда ты придешь в норму, хорошо? Сейчас ты меня пугаешь.

Марик потянулся к нему, хотел поцеловать, в последний раз урвать то, о чем грезил, но Антон оказался так далеко, что до него не дотронуться, не докричаться. Между ними выросла стена, и Марик сполз по подушке вниз, обессилев.

В палате оказался врач, бодро заявил, что эмоциональная нестабильность сопровождает процесс регенерации в девяноста процентов случаев, и нет ничего страшного, если пациент плачет от надуманных причин… Он изменил концентрацию успокоительного, и Марик с радостью погрузился во тьму, потому что, несмотря на приподнятое настроение, отчасти понимал, что сказал то, чего не следовало. И что об этом придется пожалеть.

Репликант действовал, как гильотина: быстро и жестко. Все ткани ему срастить не под силу, но уж на дыру в легком и мышцах он латал заплатку эффективно. Разве что сопровождалось это болью, и когда Марик, очнувшись посреди ночи, с яростью вырвал иглу из катетера и воткнул ее в подушку, то его захлестнула жгучая волна. Горело все: грудь, руки, лицо. Еще больше хотелось есть, он невыносимо жаждал вонзить зубы в мясо: можно с кровью, можно сырое, но не торопился нажимать на кнопку вызова врача. Эти товарищи ужином не угостят, только вернут иглу на место, якобы помогая организму справиться с репликантом, множащим клетки, как опухоль… Вспомнилось все: первый увиденный взрыв, от которого звенело в ушах еще неделю, прежде чем военный медик что-то закапал ему, и стало лучше; первое убийство – просто пришлось, потому что стоял вопрос о выживании, и Марик хотел, чтобы на землю неподвижно лег лазутчик диких людей, а не он, правильный и наивный еще космополит… А еще вот что засело в голове: Лайла, Антон и он в школьной игровой комнате, и Лайла пытается вовлечь их в разговор, Антон скользит ладонью по ее колену и ждет, пока Марик свалит, а сам Марик точно к стулу прирос и не понимает смысла этой пытки, почему он должен смотреть, как его единственная любовь и единственная подруга счастливы так, что никого к себе не подпускают? Наставник Мишель говорит ему: разве вы не заметили, что вот эта запятая играет важную роль… И сердце Марика наполняется благодарностью, потому что ошибка, которая выползала в каждом расчете и ломала код, теперь устранена, и Мишель увидел ее сразу же, сказал о ней, а не предложил, как научный руководитель, разобраться самому… И снова: собачий лай, от которого кровь стынет в жилах, и Марик знает, что демоны рвут на куски террористов в запертом здании, слышит крики (возможно, ему только мерещится), и просит пустить газ, чтобы умертвить всех… Ему отвечают: нет, не положено. Во-первых, они должны знать, что мы с ними сделаем, если они попытаются разрушить наши прекрасные города и убить наших добрых, славных людей. Во-вторых, газ может затронуть гражданских, а на полноценную эвакуацию у нас нет времени. Но вот что я скажу тебе, сынок: будь мы в пустыне, я бы все равно спустил на них собак, потому что убийцы должны подыхать в мучениях, и мне жаль, что смертная казнь стала безболезненной. А еще знаешь, что? Думаю, надо отрубать ворам руки, это дикие хорошо придумали, единственное, что они делают правильно.

И вот еще что важно: первый поцелуй с Антоном, первые прикосновения. Марик ждал их десять, нет, пятнадцать лет, и кто может представить, каково это – любить человека без надежды на взаимность, лелеять никак не гаснущее чувство, баюкать его, точно ушибленный палец, и уговаривать, чтобы не болело, врать, что все пройдет, а потом – срываться, разглядывать фотографии в Сети и раздумывать: а может, написать? Но что скажу ему? И каждый раз убеждаться, что вгрызающийся в сердце и разум зверь не отпустит его никогда. Это уже не любовь. Это – одержимость.

А еще Олли. Милый, психованный, но зато честный и открытый Олли. Я тебя не забуду и не отпущу, сказал он, а Марик ответил, что такие обещания точно излишни, потому что их отношения исчерпали себя, и даже секс стал пресным: разве это дело, когда они ебутся так, словно каждый из них всего лишь дрочит в одиночестве, чтобы быстро сбросить напряжение и продолжить заниматься делами. И уже гораздо позже он поблагодарил Олли за дружбу. Забыл, какой она бывает. Ох, Олли… Знал бы ты, как я обжегся, поверяя все свои секреты Лайле. Потому-то и не хотелось сближаться, но – вот чудо – эта дружба оказалась крепкой и комфортной, и даже если Олли нарушал его личное пространство и изредка, без всяких предисловий целовал, это ничего не портило.

Опять дикие, опять грохот орудий, а Марик ползет по траншее, прячется, чтобы доказать: можно не взрывать всю деревню, можно устранить их главного, а людям показать, что бывает по-другому, нет нужды воевать. Он забирается на крышу, спрыгивает в дом и перерезает всех диких воителей, возвращается к своим, а на деревню все равно спускают бомбу, земля дрожит, и Марик понимает: бесполезно, он больше не хочет менять мир, он хочет домой, в Пространство, там нет дикости чужих и варварства своих.

Посреди воспоминаний вклинился звук, слова: ну, хватит, хватит портить иглы и мешать… и в руку вновь полилась отрава, спасительная отрава, избавляющая от памяти и снов.

Днем он был один. Врач уверил, что так и должно быть, посещения запрещены, но что-то подсказывало, что его просто бросили. У Оливера слишком много работы. Антон… Антон до сих пор, наверно, в шоке от того, что Марик ему наговорил. Отголоски вчерашней истерики и признаний все еще витали в голове, и Марик содрогался от каждого слова. Он намеревался быть самым нежным, заботливым и щедрым любовником, самым надежным и любящим партнером, а признания в вечной любви в его планы не входили, и уж тем более он не собирался сознаваться, что вены в большей степени вскрыл от несчастной любви. Все остальное – предательство Лайлы, травля в школе – просто наложилось сверху и стало сопутствующими обстоятельствами. До чего же он жалок, раз до сих пор вспоминает свое неудавшееся самоубийство, а?.. Что ж, по крайней мере, на его организм, непривычный в равной степени и к лекарствам, и к наркотикам, репликант действовал великолепно, и обедал Марик в общей столовой, рядом с почти здоровыми людьми. Их общество не доставляло удовольствия, но сама возможность быстро включиться в жизнь и работу после ранения его радовала.