Текст книги "На привязи (СИ)"

Автор книги: Ernst Wolff

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Марик попытался сделать легкую затяжку, но дым оцарапал горло, и он закашлялся.

– Забери свою гадость, дорогуша. И выкинь ко всем чертям.

Антон тихо засмеялся.

– Впервые вижу человека, которому почти тридцать, а он не знает, как курить.

– Впервые вижу человека, который в тридцать патрульным работает, – мгновенно отреагировал Марик. – Тебя ж роботы скоро заменят. Ты – бесполезен для этой системы, дорогуша.

– Заткнись, – беззлобно сказал Антон и несильно пнул его в бедро.

– Дай.

– Ты же говорил выкинуть.

– Нет, давай.

Марик попытался затянуться опять. Обошлось без кашля, но на глаза выступили слезы. Он словно ощутил дым, клубящийся в легких, и выдохнул его – сероватый, тяжелый.

– Пойдем наверх, – сказал Антон. – Там светлее.

– Мне… мне и здесь неп… плохо.

Язык стал тяжелым. Глаза все еще слезились, и Марик яростно стал тереть их кулаками.

– Стой. Стой, ты чего делаешь…

Антон мягко взял его запястья, притянул его руки к себе и отпустил. Он сидел рядом, на корточках перед Мариком, и от теней его глаза казались черными.

– Все, все, понял я, крепковат папин табачок для тебя. Пойдем, подышишь свежим.

Марик на нетвердых ногах поднялся. Он взял за ориентир широкую спину Антона и, механически переставляя ноги, пошел за ним. Вскарабкался по лестнице вверх, цепляясь за гладко обструганные перила, и оказался в светлой комнате с окном напротив двери. Из этого окна Антон позвал его. Здесь тоже витал легкий отголосок дыма, но прохладным уличным ветром его почти смыло. Марик заметил кровать и растянулся на ней. Показалось, что он лег на нее, стоило только подумать об этом, словно переместился. Но, судя по голосу Антона:

– Да что ж ты все поронял… – судя по нему, Марик добрался до кровати не слишком удачно.

Глубоко дыша, он смотрел в потолок. Вспомнилось, что до спецтеха он иногда напивался с Лайлой. Она хихикала, он тоже хихикал. А после из его жизни ушел алкоголь. Даже о сигаретах не думал. Когда их отпускали на каникулы домой, они являлись каждые две недели в спецпункт и сдавали анализы, чтобы подтвердить, что не принимали никаких дурманящих средств. Одному парню случилось заболеть, и антибиотики в его крови приняли за дурь. Чуть не выгнали. Или выгнали. Не помню.

– Ну и нравы…

– Я что, вслух?

– Ага. Двигайся.

Марик переполз ближе к окну и положил локоть на подоконник. Он старался смотреть только вверх, потому что так получалось сохранять фокусировку. Стоило повернуть голову – и глаза начинали слезиться. Он почувствовал, как кто-то терзает его запястье, и попытался отдернуть руку.

– Я ничего плохого не сделаю.

– Не надо.

– Я же и так все видел, – с тупым упрямством сказал Антон, расстегивая пуговицы на манжетах.

– Ох, дорогой, как же мало ты видел, – пробормотал Марик, притянул руку к груди и все же повернулся на бок, закрыв глаза. Уткнувшись лбом в стену, он промокнул скатившиеся вниз слезы уголком наволочки.

– У тебя еще шрамы есть? – спросил Антон.

– Угу.

– Сам?

– Нет. Хватит. Отстань, – попросил Марик. – Дай мне немного полежать, дорогой, пожалуйста.

Антон молчал. Наверно, ждал, пока он отдохнет, чтобы снова ковыряться своими вопросами в тонкой душевной организации.

– На лопатке, – сказал Марик. – И на боку. Ближе к спине. Еще бедро немного задело осколком. И задницу, задницу, блядь, жалко…

А может, он заснул, и никакого ответа не ждал. Если Марику стало так плохо от одной затяжки, то каково Антону? Нет, все же дрянь, хорошо, что в Альянсе никому не позволяли так низко пасть… А пить как хочется! Жутко хочется. Словно вечность не пил.

Когда Марик открыл глаза, за окном уже стемнело. Он приподнялся, стукнулся головой об угол подоконника и выругался.

– Как ты? – спросил Антон сонным голосом.

Марик, на этот раз более аккуратно поднявшись, сел. Проведя ладонью по волосам, он потянулся к Антону и коснулся ежика на его макушке.

– Я домой, дорогуша, – сказал Марик. – Пошли со мной. Не хочу, чтобы ты в пустом доме один оставался.

– Не беспокойся за меня, я не боюсь темноты.

– Да мне плевать, чего ты боишься, – лениво сказал Марик. – Пойдем.

Он подтолкнул Антона в бок. Тот нехотя сел, спустив ноги с кровати, опустил голову и потряс ею.

– Ты извини, – сказал он. – Я не в себе, похоже, был. Я до тебя еще два таких выкурил, а батя любил покрепче, аж до делирия, бывало, доходило пару раз.

– И ты мне это подсунул, – пробормотал Марик.

Он на коленях пробрался к краю постели и слез на пол, держась за плечо Антона. Опора ему не требовалась. Но дотронуться до горячей кожи под тонкой тканью майки хотелось. Марик сделал пару шагов на пробу, выяснил, что дурман спал, и прошел к лестнице. Обернувшись, он позвал:

– Тебя за ручку проводить?

Антон со вздохом поднялся. Но Марик понял, что Антон рад уйти с ним вместо того, чтобы до утра сидеть в опустевшем доме.

Надев туфли, Марик выпил воды из-под крана. Антон сунул бутылки пива в холодильник со словами, что он не работает, ну и плевать, он еще не скоро сюда вернется, а потому – пусть пропадают… Взяв сумку, он закинул ее за плечо.

На улице загорались фонари при их приближении. Антон спрятал руки в карманы толстовки, а Марик сунул ладони под мышки. Хоть и приближалось лето, а холод по ночам стоял собачий.

– Чувствую себя подростком, – пробурчал Антон. – Как будто в гости с ночевкой к другу иду, а его мамка считает, что я дурно влияю на него…

– Так и есть, ты дурно влияешь на меня, – подтвердил Марик. – Тихо. Не шуми.

Он беззвучно открыл дверь, вошел на цыпочках. Антон разулся на крыльце и прошел в одних носках. Марик отправил его в душ на втором этаже, а сам прокрался на кухню за чаем. Он вздрогнул, заметив черную фигуру.

– Мам? – шепотом позвал он.

Она вскинула на него голову. Уже переодевшаяся ко сну, со снятым макияжем. Ждала его. Он ощутил себя самым худшим сыном. И плевать, что он давно уже повзрослел и может за себя постоять. Она все еще волнуется за него. Не боится, что на него нападут. Боится, что он сам с собой что-нибудь сделает.

Он сел рядом с ней, обнял за плечи, а она взяла его руку в свои сухие тонкие пальцы.

– Ты его привел, – едва слышно сказала она.

– Да. Не говори мне ничего. Если ты меня любишь.

Мама вздохнула.

– Спокойной ночи, милый мой, – сказала она и коснулась губами его щеки. – Добрых снов, соколенок.

Он проводил ее взглядом и поднялся на второй этаж. В ванной уже было пусто. Приняв душ, он набросил халат. Вдруг задался вопросом: где лечь спать? Уступить кровать Антону? Устроиться на диване в отцовском кабинете? Вот еще… Он прошел в свою спальню.

Вопрос был решен еще до его появления: Антон снял покрывало с кровати и разложил его на полу.

– Привык на жестком спать, – сказал он, предупреждая все вопросы и вежливые вводные.

– Хорошо, дорогой. Я-то люблю мягкое, на жестком в свое время наспался…

– Когда тебя отправили на войну?

– Там я спал на земле. На ней вполне комфортно.

Марик переступил через его голые ноги, сел на угол кровати и спустил халат с плеч. Он угадал, что Антон внимательно смотрит, и повернул голову. Тот в белом свете луны и негаснущего фонаря на крыльце смотрел на спину Марика, на серебристый росчерк под лопаткой, переводил взгляд на широкий шрам от бока почти до позвоночника – и опять на лопатку.

– Задницу тоже показать? – поинтересовался Марик.

– Не… я только сейчас понял, что ты действительно там был, – удивленно сказал Антон, оттягивая горловину футболки, будто ему перестало хватать воздуха. – Это… не знаю. Как будто я читал, что Альянс вторгается на чужую территорию, лезет под чужой огонь, а теперь воочию увидел подтверждение. Я… – он, встав на колени, потянулся рукой к Марику и спросил: – Можно?

– Да пожалуйста, – фыркнул Марик.

Антон коснулся шрама на боку, провел от начала до конца. От его прикосновения стало щекотно и очень горячо, внизу живота свернулся обжигающий комок. Марик застыл. На одно мгновение ему показалось, что Антон, проводя по шраму вновь, от спины, по боку, к животу, скользнет ладонью дальше, и ниже… но его пальцы пропали. Марик рухнул на постель, спиной к Антону, и укрылся одеялом.

– Чем это тебя? – тихо спросил Антон.

А это, хотел сказать Марик, меня во сне чикнул товарищ. Ему голову задурманили. Он решил, что Пространство космополитизма – это плохо, а дикие террористы – хорошо, и надо бы перейти на их сторону, предварительно зарезав одного из главных идеологов отряда Альянса. Это уже не военно-полевая практика была. Это Марик, расслабившийся было в должности лейтенанта, получил задание свозить солдат на настоящую войну. Что, думал, в тылу просидишь всю жизнь? Нет, кто-то должен и воспитанием молодежи заниматься… Боль была зверская, хотелось орать. Марик и орал. Странно, что сразу не отключился, нож вошел глубоко, а потом завязалась драка, и он уже не помнил, чем его ударили, но все в глазах взорвалось, и он отключился. Очнулся уже на носилках, когда его несли в вертолет, чтобы эвакуировать. Предателя убили на месте, как только остальные солдаты проснулись. Пилот вертолета – смелая, надежная Кэтрин, держа его за руку, предупредила, что немного потрясет, но это ничего страшного. Он снова орал. Залатали его качественно. Шрам не убрали, не до того было, но мышцы сшили, болело не так долго, как у остальных. Даже, кажется, грамоту какую-то дали.

– Марик? – напомнил Антон о себе.

– А? Да не помню, задело чем-то…

Там, где Антон касался, все еще жив был призрак его прикосновений, и стоило вспомнить ощущение от шершавых подушечек его пальцев, как загоралось желание, а в паху тянуло от удовольствия. Сколько лет он мечтал, что Антон будет спать в его комнате? Непозволительно много. И вот Антон наконец здесь, а лучшее, что Марик может предложить, – это показать свой шрам на заднице. Марик носом провел по браслету, поставил будильник и закрыл глаза. Он бы многое отдал ради того, чтобы Антон лег рядом с ним и просто спал, обняв. Марику и этого было бы достаточно. Это даже нужнее, чем секс. Что, в сущности, секс? Обычно – простой перепих без продолжения. Нет, ему нужно больше. Ему нужна любовь. Получить ее сполна, целиком, чтобы Антон не распылялся больше ни на кого, чтобы был рядом, несмотря ни на что.

Он вспомнил, как втягивал дым в легкие, и как легко было говорить… Как Антон тянулся к его шрамам, зачем ему? Посмотреть лишний раз? Разглядывать, как фрика? Шрамы, полученные от чужой руки, вызывают уважение. Потому что ты победил – выжил. А когда сам себя царапал и не смог довести дело до конца – вот это стыд.

Марик шумно вздохнул.

– Спокойной ночи, дорогой, – сказал он.

Антон не ответил. Наверно, уже спал.

*

Утром завибрировал браслет, выдергивая из сна. Антон приподнялся на локте, вспомнил, где находится, и сел. Он посмотрел на Марика. Тот еще спал, не прятался в одежду, не скрывал себя. Развалился на спине, беспечно положив руку на одеяло ладонью вверх. Тонкий белый шрам шел от запястья до локтевого сгиба. Почти ровно по вене, только на середине немного вильнул в сторону. Антон вспомнил, как странно было касаться кожи Марика ночью. Натянутой, неестественной – там, где рассекает бок серебристая полоса, и сразу же за ней – нежная, теплая, человеческая спина. Яркий контраст.

И… он напряг живот, когда Антон трогал тот узкий, как нить, конец шрама, который нахлестывался на переднюю часть тела. Он словно окаменел, и неосознанно захотелось провести по животу дальше, накрыть его ладонью, провести снизу вверх по твердому, упругому прессу. Антон сглотнул. Хорошо, что он вчера быстро заснул, и не пришлось прокручивать в голове последние минуты раз за разом, загоняя себя в капкан. Странно, что в первую их встречу он заметил полосы на предплечьях Марика, а на живот не обратил внимания. Вскрытые вены сразу врезались в память, с первого взгляда. Он опять взглянул на руку Марика, на его узкую, изящную ладонь. Мышцы – крепкие, ни жиринки, и весь Марик такой – твердый, жилистый. Антон подмечал это украдкой, машинально записывал, точно на жесткий диск, себе в память. На белых шелковых простынях Марик был едва различим. Если бы не черные волосы и такие же черные брови с ресницами, если бы не чувственные розовые губы, как у модели какой-то… и если бы не бледно-розовый сосок, чуть выглядывающий из-под одеяла, то он был бы таким же снежным, как и его постельное белье.

Впервые Антон понял, что ему не интересно смотреть на Марика. Ему приятно. Ему нравится скользить взглядом по его телу, по его лицу, и даже в школе, когда Марик таращился на него, Антон, угрюмо глядя в ответ, с трудом отводил глаза. Марик цеплял, как нечто неземное, нездешнее. Не от мира сего. Фарфоровый, ледяной и своенравный, как кошка, а кошек Антон никогда не любил. Но к этому котяре, кажется, привязался. Прикипел.

Браслет Марика завибрировал, и Антон, подобрав футболку, которую снял перед сном, ушел в ванную прежде, чем Марик успел проснуться.

С первого этажа доносился аромат кофе и тостов. Втянув носом воздух, Антон постарался особенно ни на что не надеяться, потому что Зоя Павор приняла его с некоторой прохладцей, и всегда есть шанс, что она кинет в него кружкой со свежезаваренным кофе, а не предложит сесть за стол… Он отлил, почистил зубы, влажной рукой похлопал под мышками и надел футболку. Джинсы остались в комнате. Он вспомнил узкие изящные брюки Марика и невольно задумался, не стоит ли ему сменить стиль на более подходящий его возрасту и положению… Но, учитывая, что он всего лишь патрульный, можно продолжать носить джинсы и толстовки, которые любят малолетние преступники. Главное, что удобно.

Антон вернулся в спальню. Марик сидел на кровати лицом к двери и сонно тер глаза.

– Доброе, – сказал он. – Все же у меня аллергия на твою дрянь, до сих пор глаза чешутся…

– Еще месяц назад ты бы сказал, что у тебя аллергия на меня, – весело сказал Антон.

– О, дорогуша, ты такой забавный, – фыркнул Марик, скользнул по нему взглядом (глаза и вправду покраснели) и, подобрав свой халат, поднялся.

Антон поймал себя на том, что таращится на него, на край шрама, заползший на живот, на длинные ноги и узкие бедра.

– Дырку во мне не прожги, – посоветовал Марик и повернулся к шкафу.

А вчера он предлагал шрам на заднице показать, некстати вспомнилось Антону. Он натянул джинсы, мельком поглядывая, как Марик достает с верхней полки свежую рубашку, и сложил покрывало, служившее ему постелью.

На полу и вправду было жестко, а он соврал, что привык. Просто не хотел злоупотреблять гостеприимством. А сейчас решил, что сделал правильный выбор, иначе бы всю ночь так и гладил шрамы Марика, а то и все остальное тело… Марик упорхнул в ванную с чистой одеждой. Антон сел на кровать и подпер ладонями голову. Его завело то… то, что было между ними. Даже если ничего и не было. Он вспомнил свою прошлую любовницу – роскошную, с тяжелыми бедрами, длинными локонами… с ней он расстался чуть больше года назад. Его интересовал только секс, а ее это не устраивало. С тех пор он несколько раз перепихнулся с разными барышнями – и все. У него не было мужчин. Они не привлекали. А он не привлекал их. Ни разу ни один парень даже не намекнул ему, что они могли бы заняться чем-нибудь приятным… Когда все вокруг были повально бисексуальны, он даже чувствовал себя не в своей тарелке, когда знакомил друзей с очередной девушкой.

Так почему именно сейчас? Почему Марик? Он, конечно, планировал сблизиться с напарником, но не в этом ключе… Антон облизал губы. А может, все дело во вчерашнем косяке. Может, он пробудил то, о чем Антон не задумывался. И Марик… красивый, с его то наглыми, то откровенными взглядами, когда не понимаешь, что он хочет сказать, но чуешь: он многого ждет. Такой вольно-невольно вызывает чувства.

– Нас приглашают завтракать, дорогуша, – объявил Марик, неслышно появившись в проеме двери.

Он побрился, и щеки у него были такими гладкими, что хотелось потрогать. Антон принюхался к аромату его одеколона. Другой. Не такой, каким он пользуется, когда идет на смену. Марик, легко спускаясь по лестнице, и вида не подавал, что вчера что-то было. Невесомое, невидимое, но все же было.

Завтрак прошел на удивление легко и приятно. Зоя предлагала подлить еще кофе, Марик сверкал улыбкой и говорил, что ему позволили прийти в понедельник к обеду, поэтому он и задерживается… Антон честно сказал, что у него выходной, а смена начнется завтра. Если Зоя и испытала к нему презрение, то виду не подала, ни один мускул на ее лице не дрогнул, и Антон распрощался с ней вполне дружелюбно, а за завтрак поблагодарил искренне.

Сидя рядом с Мариком в электре, Антон спросил:

– Ты ей про работу-то скажешь?

– Скажу.

– Когда?

– Какое тебе дело? – нервно отозвался Марик. – Это… не так-то просто. У нас с ней сложные отношения, построенные на ее завышенных ожиданиях. Не могу я ее разочаровать. Мне нужно морально подготовиться.

Антон с умным видом кивнул. Мать Марика для него была загадкой. Странная, экзальтированная женщина, почти такая же чуждая этому миру, как сам Марик. Впрочем, он другим и не мог стать при близких отношениях с матерью.

– Послушай… – сказал Антон. – Я много тебе наговорил за последнее время. Я был неправ. И то, что в школе держался в стороне, словно ничего не происходило… за это тоже прости. Мне жаль.

Марик искоса глянул на него.

– Что я слышу? Искренние извинения?

– Да.

– Принято, дорогуша, – промурлыкал Марик, – принято… – и он провел по волосам таким жестом, что Антону немедленно захотелось поймать его руку, притянуть его к себе и поцеловать.

Он испугался этого порыва? Да, совершенно точно испугался…

А Марик как ни в чем не бывало уставился в окно поверх людских голов.

========== 4 ==========

Дома было пусто, обстановка – спартанская. Марик даже подумал, не вернуться ли ему в старую квартиру, ведь счета он исправно оплачивает… Нет. Он размякнет, если его окружит прошлая жизнь. Он почти привык, сидя в машине, посылать водителям штрафы и ограничивать их скорость, прислуживать детективам, возить людей по району в поисках шпаны, сорвавшей с шеи цепочку или выхватившей сумочку… Все это не было работой. Это было убийством времени. То, что он делал, не приносило результата, а стоящее дело он не мог довести до конца из-за своего низкого ранга – всего-то патрульный. Он бы, наверно, ушел, если бы не Антон.

И то, что было ночью… Марик вновь почувствовал его пальцы на своем теле. Его осторожные, нежные прикосновения.

А он-то считал, что всегда был готов принять любовь Антона. Думал, что станет счастлив сразу же, как только получит ответ на свои чувства.

Нет. Не получается. В голове кружит вьюгой смятение. Как с ним вести себя? Как на него смотреть? И что ему говорить? Марик прошел по комнате, проводя ладонью по спинке кровати, по подоконнику, и остановился у окна. Внизу детективы – он так и не запомнил фамилий этой парочки – садились в экар и выводили его на трассу. Взлетели по горке вверх – и сразу же колеса скользнули в корпус, стоило только едва видимой трассе состыковаться с подвеской. Серебристый экар рванул вперед, как пуля. В Альянсе у него тоже был экар. Не то что нынешняя патрульная машина…

Приняв душ, Марик не нашел ничего лучше, чем отправиться в спортзал. Однообразные движения всегда выбивали из головы мысли, и он, учась в спецтехе, понял, почему Антон еще в школе начал бегать. Тоже сообразил, что это здорово прочищает мозги.

Думает ли он сейчас о Марике? Конечно. Стоило только понаблюдать за его лицом этим утром. За взглядом. Что-то переменилось, и неплохо бы не упустить свой шанс… Марик надел кроссовки и сбежал по лестнице вниз – лифт стоял на последнем этаже и ждать его не хотелось.

Он отключился, стоило встать на беговую дорожку. Все мысли хлынули на поддержание правильного дыхания, на ритмичные движения ног и рук. Он увеличил скорость, поднял полотно на самый крутой угол, и по лицу, по груди, по всему телу потек пот. Кто-то заходил и выходил, вставал на соседние дорожки, но он замечал лишь краем глаза темные фигуры в одинаковой одежде. Кажется, Оливер и ему выдал спортивные штаны вместе с униформой… Какая теперь разница. Он привык быть белой вороной.

– Так и знал, что ты будешь тут!

Марик повернул голову на знакомый голос, споткнулся взглядом об улыбку Антона и на миг сорвался с верного ритма. Мир подпрыгнул, в глазах вспыхнуло. Марик поднялся на ноги мгновенно, но в ушах звенело. Он вытер тыльной стороной ладони мокрое лицо.

– Ты так вовремя, дорогуша! – выпалил он и зло пнул дорожку, с которой только что, несомненно, эпично улетел.

Падение и вправду удалось, раз по залу стихали смешки…

– Я поздоровался просто, – оправдался Антон. – Ничего не сломал?

– Разве что достоинство покалечил, – процедил Марик.

Он потер подбородок. Больно. Как раз им и врезался в дорожку.

– Вредный ты все-таки, – спокойно сказал Антон. – И злобный.

– Я бы посмотрел, каким ты был, если бы тебя с дорожки на глазах у всех уронили!

Марик ответил прежде, чем успел подумать. Вышло глупо. Как всегда, подумал он. Можно сколько угодно разыгрывать из себя королеву, а все равно выползет наружу детская непосредственность и обида.

Он махнул рукой и пошел к тренажерам, совершая давно отработанный и забитый в память круг. Можно даже не считать подходы, тело само скажет, когда хватит. Через некоторое время у боксерской груши он обнаружил Антона. Тот, раскрасневшийся, мокрый, спросил:

– Успокоился?

Марик фыркнул. Антон обхватил грушу и сказал:

– Давай я подержу.

Так и подмывало сказать в ответ что-нибудь едкое, чтобы ему неповадно было лыбиться и разыгрывать дружбу… Но он ведь, наверно, искренен. Ночью он был точно таким же, самим собой. Сдавшись, Марик улыбнулся в ответ. С тобой никто не воюет, сказал он себе. Прими это. Расслабься. И он с размаху ударил по груше кулаком. Костяшки отозвались приятной, легкой болью. Даже не болью, а словно поприветствовали жестко набитую, обтянутую экокожей грушу.

– Перчатки-то надень.

– Не хочу, – выдохнул Марик и ударил левой.

Антон чуть качнулся назад, удерживая грушу. Он прижался щекой к ее боку и заметил:

– У тебя красивые руки. Не порть их.

Марик приподнял брови. Сказано это было так проникновенно, что даже захотелось послушаться совета.

– Ладно, – сдался он. – Скоро надену.

Он со всей силы выбросил вперед кулак, и Антон вовремя отпрянул от груши. Марик весело подумал, что вполне мог бы зарядить ему в нос. Удары – все быстрее и быстрее, под бит сердца, словно он должен кого-то догнать, словно опаздывает. Марик, на секунду прервавшись, стащил через голову майку, вытер ею пот со лба и вновь налетел на грушу. Мелькнуло сбоку пятно, и он, не задумываясь, отбил его, секундою позже осознав, что это Антон к нему тянулся одной рукой.

Марик остановился. Антон встряхнул ладонь, потер предплечье, буркнул:

– Неплохо бьешь. Привык себя калечить, да?

Он все же сделал то, что собирался: поймал Марика за запястье и уставился на его костяшки. Кожа треснула в паре мест, сочилась темная кровь.

– Какое тебе дело, дорогой? – поморщился Марик.

Антон мимолетно провел большим пальцем по его руке, будто пытаясь стереть кровь.

– Да никакого, – сказал он. – На глупость разве что смотреть жалко.

Хмыкнув, Марик заметил, что и руки Антона далеки от совершенства.

– Кто тебя так? – кивком головы указал он на большой палец Антона.

Тот отпустил запястье Марика, мельком глянул на внутреннюю сторону ладони и ответил:

– Собака соседская мне не слишком обрадовалась. Оденься, – сказал он и поднял с пола майку Марика. – Не принято у нас голыми разгуливать. – Его взгляд соскользнул к животу, к тонкой серебристой линии. – И все таращатся на тебя.

Он, похоже, хотел сказать что-то еще, но к ним приблизился один из парней, занимавшихся в зале. Тоже патрульный, вспомнил Марик, светловолосый, с причудливо выбритыми висками. Имя так и не обнаружил в памяти.

– Перчатки не нашел? – приветливо спросил он. – Вон они висят.

– Отвали, – огрызнулся Марик, надевая майку.

– Чего я сказал-то? – оскорбился светловолосый.

– Оставь его, ладно? – быстро проговорил Антон.

Светловолосый смерил его взглядом.

– Или занимайтесь, или идите в другое место болтать.

Марик отошел от груши. Антон – за ним.

– А Коннор-то чем провинился? – укорил Антон. – Он тебя с дорожки не сбрасывал.

Ах, вот как его зовут. Впрочем, неважно. Имя скоро выветрится из головы.

– Или ты по привычке? – продолжил Антон.

Марик развернулся.

– Жизни меня будешь учить, лапуля? Так вот, имей в виду: поздно. Меня уже ничему не научишь.

Антон посмотрел на него. Хмыкнул, опустил глаза.

– Ну да. Не сомневаюсь. До завтра?

Марик пожал плечами. Он словно с разными людьми говорил сегодня: утром, в электре, когда Антон извинился, и сейчас, в зале. Нет, Антон был все тем же, что и ночью, что и задолго до того. А Марик – не мог найти себя, не мог выбрать, кто же он. Где его настоящее.

Наверно, там, в Альянсе. Он был самим собой в спецтехе и на службе, потому что не от кого и незачем было себя скрывать. А рядом с Антоном, осколком школьной, толком не забытой жизни, он не расслаблялся. Стоило забыться – и он впадал в ступор, не знал, как повести себя. Привык ждать удара. Привык защищаться.

А здесь – здесь я никогда не стану своим, понял он. Нужно сразу уходить, пока не привязался.

Нет, кому он врет… Привязался, конечно. К Антону. К Оливеру. Приятно находиться рядом с теми, кто тебе, как минимум, симпатичен. Неважно, куда он уйдет, но больше нигде не будет людей, которых он любит.

*

Дни катились один за другим. Когда Инспектор обещал вернуть его в ранг детектива? Антон уже не помнил. Даже не был уверен, что Инспектор ему что-то обещал. Более того, он не хотел свыкаться с новым напарником. Было интересно дергать Марика за ниточки, за его оголенные нервы, и усмирять, успокаивать. Уговаривать не быть букой. Марик будто бы поддавался, становился в его руках мягче, и уже не огрызался на всех подряд, хотя реноме засранца среди коллег заработал. Чего еще ожидать, если на «Привет» он в лучшем случае отвечает «Ага», а чаще всего отворачивается и делает вид, что никого не видит…

Антон включил фары. Он никогда не любил дежурить по ночам. Сбивался ритм сна и бодрствования, а за прошедшие пару месяцев он окончательно разучился нормально засыпать. По ночам лежал и таращился в потолок, а днями зевал, мог отключиться на пару часов после обеда, но этого было недостаточно, чтобы как следует отдохнуть.

– Мы можем взять неделю отпуска, – заметил Марик, пока Антон зевал с полной самоотдачей.

– Вот еще…

Марик вытащил из подставки стакан кофе и протянул его Антону.

– Пересаживайся. Я поведу.

– Не пущу я тебя за руль, – привычно ответил Антон.

Марик ухмыльнулся. Эту игру они затеяли давно. Антон всячески отстаивал свое право быть водителем, Марик требовал пустить его за руль. В итоге он своего всегда добивался: обвинениями или похвалой, уговорами или угрозами. На этот раз он пребывал в хорошем настроении, потому что миролюбиво сказал:

– Ненадолго, дорогой. Ты можешь подремать минут пятнадцать.

Он хлебнул кофе, так и не дождавшись, пока Антон возьмет стакан.

– Я спою тебе колыбельную, хочешь? Правда, говорят, у меня противный голос, да и петь я умею только фальцетом…

– От твоей болтовни я уже засыпаю, – закатил глаза Антон. – Ладно. Пересаживайся.

Он припарковался у бордюра. Марик выпорхнул из машины, обошел ее кругом и открыл дверь Антона.

– Выбирайся, – потребовал он.

Антон глянул на него снизу вверх. Привык за последнее время к его фигуре, так привык, что узнает ее в многотысячной толпе. Марик протянул ему руку, и Антон сжал его узкую ладонь. Силой Марик обделен не был, дернул бы – и Антон свалился на асфальт. Как-то раз Марик уже ненароком приложил его лбом о дверь… Памятуя об этом, Антон быстро выбрался сам, нехотя отпустил нежную, словно шелковая перчатка, руку Марика и занял пассажирское кресло.

Чего скрывать – Марик управлялся с машиной гораздо лучше него, мог влезть в любой, самый узкий просвет, выжимал из двигателя все до капли. Но кататься с ним Антон терпеть не мог, слишком быстро и безрассудно. Марик коснулся педали, и машина мгновенно стартовала от бордюра. Пронеслись вывески, фонари. Запиликал радар, предупреждая, что на дороге поблизости такой же лихач, и Марик, небрежно включив автопилот, с браслета отправил предупреждение водителю и сразу же, не дожидаясь реакции, штраф и принудительное ограничение скорости. Поравнявшись с машиной, сбавившей ход, Марик глянул на водителя, усмехнулся и снова сбросил управление на себя. Антон только успел взять кофе из подставки.

Ночь тянулась неспешно, разговоры не клеились, да и не нужны были. Марик, вдоволь налетавшись по дорогам, сбавил скорость и медленно полз по крайней полосе, разглядывая редких прохожих. Пару раз поступали вызовы, но их перехватывали патрульные, бывшие ближе к местам происшествия.

– Слушай, – заговорил Антон, – завтра день рождения Инспектора…

– В курсе. Я тоже приглашение получил.

– И?

Марик искоса посмотрел на него.

– Явка добровольно-принудительная, разве нет? Все придем в ресторан и будем голодными глазами смотреть на фуршетный стол, пока Инспектор разглагольствует. Похлопаем ему. Порадуем мужика своими кислыми лицами.

– Встретимся перед рестораном? – вполголоса спросил Антон. Был уверен, что Марик фыркнет, что он не маленький и не стесняется зайти в ресторан в одиночку.

– Зачем?

– Просто так.

– Ты хочешь пригласить меня на свидание, но не хочешь платить за ужин? – заинтересовался Марик и жеманным тоном добавил: – Я разочарован, дорогу…

– Группа семь, свободны? – прервал его механический голос оператора. – Перекресток Браво и Весны, девяносто шесть, предположительно несчастный случай…

Звук смолк.

– Ну? – нетерпеливо спросил Марик, сворачивая в сторону перекрестку.

– Десятка ближе, – сказала оператор.

– Мы будем первыми, – процедил Марик и прибавил скорость.

Оператор, поколебавшись, ответила:

– Отдаю вызов вам.

– Что там? – спросил Антон.

– Включаю запись. – После шороха помех по машине разлился испуганный женский шепот: – Пожалуйста, он меня душит, я не могу больше… не пускает… – невидимка всхлипнула и надолго замолчала. Антон подумал, что это все, как вдруг она хрипло продолжила: – Я умру.

Марик пронесся по шоссе на предельной скорости, обогнул плетущийся грузовик и резко затормозил на перекрестке. Антон дернулся вперед, ремень безопасности впился в грудь, прижимая его к креслу. Отстегнув ремень, Марик выпрыгнул из машины, на ходу вытаскивая пистолет из кобуры. Хоть бы поинтересовался, что советует оператор… Чертыхнувшись, Антон побежал за ним. Он обогнал Марика, разблокировал дверь в многоэтажный дом и, активировав связь, спросил номер квартиры и этаж.