Текст книги "Слепой охотник (СИ)"

Автор книги: Джиллиан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Удары бьющегося на полу тела стали более приглушёнными.

Женя стоял в углу, рядом с окном, и внимательно наблюдал за происходящим. Нисколько не стыдно. Пусть и остальные поработают – это даже успокоит их. Наблюдение же со стороны показало удивительную вещь: брат Ирины и впрямь не беспорядочно бился о пол. Во внешне суматошных движениях его Женя уловил знакомые по тренировкам движения. Зацепившись глазом за эти движения, он начал вглядываться и с замирающим сердцем понял: Григорий пообещал восстановить тело воина-хранителя – и он держит обещание, и впрямь прогоняя тело нынешнего хранителя через все те тренировки, которые обычный Григорий выполнял в своей секции. Кое-что из движений Женя узнавал. Но в большинстве своём их было трудно распознать: Григорий двигался в таком темпе, что глаз вообще не успевал воспринять ни рисунка его приёмов, но рисунка тренировочной отработки... Смотреть на него было... жутковато: сознание не принимало, что человек может так стремительно двигаться.

И внезапно всё затихло. Испуганная Ирина бросилась к брату, распластавшемуся на полу, среди беспорядочно сбитых подушек, одеяла...

Он, будто в насмешку, повернул голову к ней и спокойно сказал – с еле слышной хрипотцой:

– А теперь – спать.

И закрыл глаза.

17

Ирина подоткнула одеяло вокруг брата. И без напоминания Жени она знала, что после тренировок разгорячённое тело не должно слишком быстро остыть. Назавтра Григорий и так будет морщиться от боли в мышцах. Правда... Она с надеждой оглянулась на дверной проём во вторую комнату. Ярослав. Наверное, Змей поможет брату?

Пока же необходимо устроить ребят на боковую.

Себе она приготовила то самое кресло в комнате брата, в котором тот сидел все дни напролёт, пока его не провожали к постели. Ярослав и Красимир устроились в "зале": Змей, как самый высокий, – на диване; Волк – на разложенном кресле-кровати. Женя легко согласился на небольшую кушетку на кухне.

Перед сном художник собрал всех на кухне же и быстро ввёл всех в курс рассказанного Григорием: они должны будут найти остальных хранителей и помочь им выйти из состояния глухарей. И таким образом ребята получат охрану.

– Всё это напоминает... – медленно сказал Красимир. – Ну, это... Анекдот какой-то есть – про лётчика, которого учат вести самолёт, когда он уже падает. Почему эти боги не разрешили старшим волхвам обучать нас с детства? Наши бабушки и дедушки столько знают. Могли бы сразу всё рассказать и научить.

– Я тоже кое-чего не понял, – насупился Змей. – Почему им не разрешили даже жить в одном городе с нами? Нет, моя бабушка, конечно, недалеко живёт, и приехать ей нетрудно, но...

– Мне кажется, они решили, что сила – слишком большое искушение для молодых, – неуверенно предположила Ирина.

– Тогда почему они, ну – боги, не помогают, когда вдруг что-нибудь случается?

Ирина неожиданно заметила, что Женя открыл рот, явно собираясь что-то сказать на слова Ярослава, но промолчал и даже стиснул губы, опустив глаза. По ниточке сомкнутого рта промелькнула какая-то горькая усмешка. И он заговорил о другом.

– Давайте пофилософствуем чуть позже. Сейчас меня интересует другое. Где другие два глухаря?

Как выяснилось, парни наткнулись на одного сами, а на второго – уже в компании с Ириной. Так что о последнем рассказала именно она.

– Мы как-то гуляли по набережной. Помнишь, я рассказывала, что Демьян как будто специально выбирает места, чтобы встретиться со мной? Ну вот. И в этот раз (это было в прошлом году) он тоже там появился. Со всей своей шайкой. Был вечер. Гуляющих полно. Его шавки разлетелись по всей набережной – искали исполнителей для следующего грабежа. Мы стояли неподалёку, под деревьями, – нас почти не было видно с его стороны, – и ничего не могли сделать. Нас бы даже не подпустили к нему, а уж если бы мы попробовали вмешаться... – Она вздохнула. – И к нему привели двоих. Первого потом втолкнули в машину, а второй... Второй вдруг застыл, хотя довольно энергично сначала сопротивлялся. Демьян (мы слышали) выругался и велел оставить его на ближайшей скамье. Мы решили, что он снова сделал упыря. За третьим шавки ходить уже не стали. Впечатление, что Демьян приказал им немедленно уходить. Они сели в две машины и уехали. А мы побежали к той скамье. Там сидел парень и смотрел в ничто. Шавки Демьяна прислонили его к спинке скамьи, чтобы он не упал, пока они здесь. Ребята опробовали на нём привычный метод выведения из состояния упыря. Не получилось.

Она вспомнила, как держался парень, подведённый к машине, где по-барски развалился Демьян. Парень ничего не боялся. Теперь, зная, что все хранители ходили в какие-то секции единоборства, она понимала, почему он был так спокоен. Он не ожидал, что его попытаются подчинить другим способом. Совершенно неожиданным для него.

Ещё она вспомнила, как её чуть не пробил истерический смех, когда парни безрезультатно прикладывали и прикладывали ко лбу незнакомца ладони, словно проверяя температуру, а тот всё не приходил в себя, хотя продолжал изредка, но моргать, бесстрастно глядя в пустоту, видимую только ему.

А вокруг тёплый летний вечер. Пахнет разогретым асфальтом, тёплый ветер то и дело мягко касается щеки. Звучит музыка из нескольких кафешек, трещат радостные воробьи. Люди ходят под ручку, болтают, смеются. Детишки бегают, ездят на роликах, играют, кричат, висят на парапете – кормят чаек. А они, трое, стоят, оглушённые, беспомощно глядя на парня, который заледенел на скамье.

А ещё она именно сейчас вдруг подумала, что не сопоставила тогда состояние того, прошлогоднего глухаря с состоянием своего старшего брата, хотя все признаки буквально кричали об этом – о схожести.

Делать было нечего – и они вызвали скорую. Приехавшим рассказали, что подошли к парню спросить о времени, а тот сидел как-то так... подозрительно, и пришлось на всякий случай проверить, не пьян ли он, а тут вон что оказалось. Скорая забрала парня. И с этого тёплого июльского дня они следили за его судьбой: две недели в больнице, затем он был перевезён домой, где за ним ухаживали родные. Они даже выводили его на улицу.

– Адрес у нас есть, – вздохнул Красимир. – Живёт, если считать отсюда, где-то в часе езды – в хорошее время.

Они помолчали. Теперь заговорил Ярослав.

– Девчонку мы нашли без Ирины. На прошлой неделе. Даже неделю с небольшим назад. Ирина знает про этот случай, но самой девчонки не видела. Загонщики сами подкинули её к больнице – это Демьян велел. Она-то как раз и дралась с ними. Роста девчонка небольшого – они и решили, что легко уломают её подойти к Демьяну. А врезала она всем, кто окружил её, не хило – так, что их потом чуть не складывали в машину к Демьяну. Но её всё равно не отпускали. Окружили уже всей толпой – и Демьян сам вылез из машины, чтобы заглянуть ей в глаза. Мы с Красимиром стояли на другой стороне дороги. Точно не видели, что именно произошло. Только потом один из прихвостней оказался с девчонкой на руках. Красимир поехал за ними – так мы и узнали, что Демьян велел отвезти её в больницу.

– Тоже следим, – угрюмо добавил Красимир. – Она пока в больнице.

– Ирин... А как это случилось с Григорием? – спросил Ярослав. – Теперь ведь это не тайна – расскажешь?

– Ничего особенного, – зябко передёрнув плечами, ответила она. – Всё очень просто. Я возвращалась после первого экзамена домой. Вынимала ключ из сумки, чтобы открыть подъездную дверь. И... как будто позвали. Я оглянулась. Ну, вы же видели наш двор. Через дорогу от дома – маленький сквер, там скамеек много. Смотрю – Григорий сидит. Я знала, что он после работы сразу на тренировки. Думаю: наверное, голодный... Крикнула: "Гриша, хватит сидеть, домой пойдём!" А он сидит – даже головы не поднял. Я подошла, смотрю, а он...

Все замолчали, а потом Женя тихонько сказал:

– Теперь наши задачи становятся конкретней, но трудновыполнимей. Григория мы добудились. Надо добраться до остальных, чтобы разбудить или вывести их из глухарства. С Григорием было легко – он свой. А вот как добраться до остальных двоих?

– Того парня с утра оставляют в квартире одного, – сказал Змей. – Завтра вторник. Рабочий день. Они все уходят на работу или учиться.

– А у него есть братья или сёстры? – вдруг спросил Женя.

– Младший брат. Они погодки.

– А почему ты спрашиваешь? – заинтересовался Красимир. – Думаешь... – Он осёкся и взглянул на Ирину. – Мы нашли ещё одного нашего?

– Пока предположение, – сказал Женя. – Но, мне кажется, я не ошибаюсь.

Они договорились с утра поехать к парню-хранителю и попытаться войти в квартиру, чтобы вывести его из неподвижности. Потом – ехать к девчонке, причём Ярослав должен будет задействовать свои связи в скорой, чтобы добраться до неё.

А потом разошлись по приготовленным спальным местам.

Ирина только было прикорнула напротив брата, как вспомнила, что он часто ночью вставал, чтобы выпить крепкого сладкого чая. А уж сейчас, после того как ему пришлось в страшном темпе столько двигаться после настоящего паралича, Гриша точно проснётся среди ночи от жажды. Свой-то привычный диетический паёк на сегодня он уже съел. Но для восстановившегося этого мало.

Но пойти на кухню – разбудить Женю. Ирина не сомневалась, что "зал-то она пройдёт бесшумно – зная все его "опасные" из-за скрипа места.

Она встала с кресла и, посомневавшись немного, решилась.

На цыпочках, бесшумной тенью пролетела зал. И остановилась в коридорчике, перед полуприкрытой дверью в кухню. Сквозь волнистое стекло старой двери она видела смутное пятно окна, освещённого фонарём со стороны улицы. Напрасно прислушивалась, спит ли, нет ли Женя. Потом решилась постучать, понимая, что, готовя чай, всё равно будет звякать чайником, ложками, чашками.

Только подняла руку осторожно стукнуть, как смутное светлое пятно за стеклом потемнело. Дверь качнулась и открылась – она успела отшатнуться.

– Заходи, – шёпотом сказал Женя.

– Я чай Григорию... – бессвязно ответила она, и он кивнул.

– Я так и понял. Тоже после тренировок водохлёб страшный.

Благодарная ему, что он правильно воспринял её нежданный приход, она скользнула в кухню, и он закрыл за нею дверь. И сразу включил свет.

– Спасибо, – прошептала она и принялась готовить чай, раз только обернувшись: – Тебе тоже?

– Нет, спасибо. Если потом захочется, выпью сам. Запомнил, где чашки, где что.

С Женей было как-то уютно. Он сказал, что поможет ей – и помог. И теперь она чувствовала к нему горячую благодарность за вспыхнувшие надежды, что и дальше всё будет всё раскручено, что бабуля вернётся живой и невредимой. Она передвигала чашки, банки с сахарным песком, заваривала чай в чайничке. И всё-таки не выдержала:

– Женя, когда Ярослав возмущался тем, как боги странно распорядились нашей силой, ты, мне почудилось, хотел что-то ответить ему. Мне... любопытно.

– Да ничего особенного, – усмехнулся он. – Мне кажется, все эти жалобы слишком претенциозны. Вот представь: тебе дали мешок золота и предложили жить по правилам. Кто будет виноват в том, что ты вдруг бездарно растратила бы деньги? Те, кто их тебе дал? Ты? По мне, ситуация напоминает этот мешок с золотом. Вам бы исполнилось по тридцать шесть лет, ваши старшие рассказали бы вам, что вы обладаете силой, а потом вручили бы вам инструкции, как ею пользоваться. Вы получили бы большее, чем обычные люди в их возрасте. Неужели этого мало? Мне кажется, это... громадно. Главное – уметь воспользоваться данной силой умеючи.

– Мы получили бы, – медленно начала Ирина, глядя на него, размышляющего над ситуацией, – но тогда я никогда бы...

Когда он встал – она не успела уследить глазом. Будто моргнула – а он уже здесь, рядом. Покачал головой, соглашаясь.

– Да, тогда бы мы никогда...

Он коснулся её руки и взялся ладонью за локоть свободной руки. Она мельком удивилась: даже не думала, что её руки такие холодные, – занималась-то вскипевшим чайником. Или это его ладонь такая горячая?

– Ирина, сейчас не время и не место, но ты не уйдёшь от меня? Потом... Когда всё закончится?

Она сама не поняла, как это получилось, но она внезапно склонилась к нему и, будто кошка приласкалась, провела своей щекой по его скуле. Он поймал её движение и на слишком краткие мгновения прижал к себе, сцепив руки на её спине. Она уже сильней прижалась щекой к нему, ощущая прохладную кожу его лица...

И почему-то испугалась. Впечатление такое, что они вот-вот разойдутся – и навсегда. Поэтому ответила не чётко, а необычно даже для себя самой – из странного, субъективного страха, которого сама бы объяснить не сумела:

– Я не хочу... Не хочу уходить от тебя!

Секунда, другая... Отпустил.

Она быстро приготовила чай для брата, отнесла в его комнату. Потом не выдержала – вернулась на кухню. Женя свет не выключил. Кажется, ему не спалось. Он сидел на кушетке и читал газету, взятую из стопки, которую собрала Нина Григорьевна. Поднял глаза, улыбнулся. Ирину снова окатило тёплым чувством всё с той же примесью странного страха. И, когда она поняла, что в последние минуты она как на иголках – и не из-за того, что они сегодня впервые осмелились заговорить друг о друге, в кармане джинсов тихо пропел мобильный.

Это было так неожиданно, что она чуть не выронила его, вытаскивая нервно дрожащими пальцами. Женя прятал тревогу, но она заметила её, глянув на него ненадолго. А потом она почувствовала, как собственные ноздри раздулись от напряжённой ярости: звонил Демьян!

– А не пошёл бы ты!.. – зашипела она в трубку, быстро разворачиваясь, чтобы плотней прикрыть кухонную дверь.

Изумлённо вскинутые брови Жени, а потом еле заметный кивок: понял!

Она быстро села рядом с ним на кушетку, чтобы он тоже расслышал.

– Прекраснейшая, мы сегодня недовольные и раздражённые? – промурлыкал Демьян. – Чем же я тебя сумел расстроить, алмаз моего сердца? Или ты приревновала меня к той с..., которая не сумела стать твоей полноценной заменой? Не стоит, бриллиантовая моя! Ты выше всех тех, кто у меня был! Ты моя королева!

– Демьян, ты вор! – прошипела она. – Зачем ты стащил у деда тетрадь?

Пауза была столь красноречивой, что Ирина переглянулась с Женей: мда, неплохой такой сюрприз для Демьяна – то, что она знает самое постыдное из его жизни.

Нормальным голосом – ну, почти, – Демьян сухо спросил:

– Откуда ты знаешь про тетрадь?

– Этих тетрадей – двенадцать. По числу тех, кому они должны быть переданы. Ты нарушил все законы передачи. Да ещё поднял руку на тех, кто должен был передавать нам эти тетради! Ты преступник! Нет, хуже! Ты чудовище, потому что не понимаешь, что именно происходит...

– Иринушка, сокровище моё бесценное, – с угрозой произнёс Демьян, – я не знаю, что ты там себе навыдумывала, но сейчас у меня только одна проблема: мне жутко не нравится, что такую тетрадь может получить кто-то ещё, кроме меня. Позволь мне догадаться, кого ты имеешь в виду ещё, кроме меня, говоря о двенадцати. Ты сама? Ты всегда смотрела мне в глаза, не опуская своих. Значит ли, что я прав – и ты моя ровня?

– А не пошёл бы ты! – уже в бешенстве повторила она.

– Ну уж нет! – ухмыльнулся Демьян, и она представила, как его полные губы кривятся в плотоядной ухмылке. – Если ты выйдешь за меня замуж, что я тебе неоднократно и настойчиво предлагал, ещё не зная о существовании второй тетради, золотко моё, мы уже вдвоём такой силищей будем!

– Демьян, да на что тебе эта силища, если ты с ума сходишь, не зная, как распорядиться своей-то!

Из безнадёжной попытки повлиять на него, привести в чувство, естественно, ничего не получилось.

– Иринка, дурёха ты маленькая! Да ведь я наслаждаюсь уже одним присутствием этой силищи в себе! Ты не представляешь, что она творит со мной! Все супер-пупер виагры – дерьмо перед нею! Ну что, моя прелестнейшая? Могу ли я за тобой заехать, радость моя несказанная?

– Если на пороге моей квартиры впереди тебя появится моя бабуля – то да, – жёстко сказала Ирина. – Баш на баш, Демьян. Я буду с тобой, если ты выпустишь мою бабулю из подвала своего деда!

– От дурочка! – с наслаждением сказал Демьян. – Блаженненькая ты моя, Иринушка! Какая бабуля? Да пошли ты всех этих дедов и бабулек к чертям! Они жить не умеют, так и нам не дают! Да и отжили они уже своё! Куда им ещё? А жизнь на всю катушку – это, Иринушка, вещь сладкая и даже сладчайшая! Хочешь – будешь королевой некоронованной? Хочешь – тебе все ноги лизать будут? Нет, Иринушка, королева моя сладенькая, ты увидь, увидь это: вот ты стоишь в грязи и велишь хлыщу какому-нибудь туфельки твои лизать! Вот ты стоишь – и смотришь, как этот хлыщ, который о себе столько всего мнит, валяется перед тобой и языком, языком вылизываешь ножки твои от пыли – до блеска. – Испуганной Ирине (может, он и впрямь с ума сошёл?!) послышался странный звук – словно Демьян захлебнулся от сладострастного чувства, который испытал сам при "виде" этой картины.

– Демьян, пойми – я не ты! – быстро вставила она в паузу. – Не навязывай мне своих желаний! Не надо! Ты понимаешь? Мне этого не надо. Это тебе нравится, что перед тобой пресмыкаются. Мне – этого не надо!

– Ириночка, девочка моя вкусненькая, – лениво протянул тот. – Обрати внимание – ты говоришь о том, чего не знаешь. Поверь мне: стоит лишь раз испытать то, что даёт власть сильного, и ты сама будешь искать впечатлений, сладко кружащих голову. Милая, это не просто сладко – это потрясающе.

– Дурак именно ты, Демьян, – печально сказала Ирина, с ужасом ощущая, что стоит на краю пропасти, которой никогда не понять, но которая неожиданно разверзлась перед нею. – Я с тобой никогда не буду, понял?

– Не зарекайся, лапушка моя драгоценная! – пропел Демьян. – Мне такой королевы, как ты, не сыскать на всём белом свете! Будешь ты со мной. Ещё как будешь!

Ирина не выдержала – ткнула в кнопку "отбой".

Потом её передёрнуло.

Женя, промолчавший всё время разговора, обнял её, дрожащую.

– Я не понимаю, как может вот так легко и быстро снести крышу, – шёпотом пожаловалась она, сжимаясь так, чтобы полностью уместить плечо под его рукой.

– Власть – наркотик, – задумчиво сказал он. – А власть, основанная на силе, – наркотик, подчиняющий мгновенно.

– Только бы и в самом деле не приехал, – умоляюще прошептала она.

Она посидела немного, прислонившись к нему, и не заметила, как задремала.

А когда очнулась от тяжёлой дремоты, не сразу поняла, что с нею: она лежала на кушетке, головой на подушке, укрытая тонким одеялом, а две фигуры стояли у окна, за которым постепенно становилось светло, хотя в кухне по углам царил полумрак.

– Что случилось? – сипловато со сна спросила она.

– Пока не понимаю, – задумчиво откликнулся старший брат. – Но точно знаю, что случилось плохое.

Она немедленно вскочила и приблизилась к окну. Женя чуть отодвинулся, давая ей увидеть то, за чем они наблюдали. По дороге она скосилась на будильник, стоявший на столе. Еле-еле разглядела – четвёртый час.

Встала между парнями. Всмотрелась. Сначала не поняла.

Слишком рано для такого движения на улице.

Внизу носились, бегали люди – с чуть слышным криком сквозь оконные стёкла. То и дело слышалось отчаянное: "Спасите! Помогите!"

Потом Ирина уловила что-то странное на силуэте города, поверх крыш его домов. Ахнула, когда поняла, что именно видит: над крышами сразу в нескольких местах вздымался чёрный даже в предутренних потёмках дым, мгновенно разносимый во все стороны. Пожары? Так много?!

– Ребята, я не понимаю, что происходит, – послышалось от кухонной двери, – но там, внизу, кричат... О, вы тоже смотрите? – уже растерянно сказал Красимир. – Кто-нибудь понимает, что именно происходит-то?

С последними его словами снизу раздался грохочущий скрежет, а потом, секундой позже, взрыв – и два столба оранжевого, ослепительно яркого в утренних сумерках пламени взвились кверху. Набатно завыли сирены всех машин во дворе. Ирина сжала кулаки: врезались друг в друга две легковые машины!

– Такого быть не может! – с ужасом выговорила она, умоляюще оглядываясь на парней. – Ребята, пожалуйста, скажите мне, подтвердите, что такого быть не может! Так не бывает, чтобы одновременно сразу несколько... катастроф! Не бывает!

Новый дымный вихрь пожара, взлетевший над домом слева, будто издевательски ощерился ей в ответ: "Бывает!"

– Кто-нибудь объяснит, что это?! – не выдержал Ярослав.

– Предположу – последствия зряшного разбазаривания силы, данной нам богами, – мрачно откликнулся Григорий. – Вы никогда не задумывались о том, что наши старшие когда-то жили в этом городе, но с появлением внуков уезжали из него? Город живёт той силой, которую они оставляли здесь. Теперь, из-за Демьяна, сила эта деструктивна. Именно она заставляет людей совершать поступки, каких они в здравом уме не совершили бы. Потому что всё, что мы видим, – это дело рук человеческих. Что сейчас с Демьяном – кто из вас знает?

– Мы все знаем, – тяжело сказал Красимир. – Он прожигает жизнь так, как, он думает, надо её прожигать. Он балдеет от полученной силы.

– И всё это отражается на городе, – закончил Григорий.

– Но ведь что-то же надо сделать! – вглядывалась в глаза парней Ирина. – Ну хоть что-то! Они же там кричат о помощи!

– Сейчас, когда граница между тьмой и светом отчётлива, – напомнил брат, – лучше не выходить. Происшествия будут идти по нарастающей. И, если мы туда сунемся, и не поможем никому, и сами вляпаемся во что-нибудь.

– Но сидеть просто так!..

– Ирина, успокойся. Ты хочешь лечить саму болезнь. А мы должны уничтожить её причину. Поэтому... терпи. Терпи, сестрёнка.

Они все собрались в зале и, задёрнув плотные шторы и закрывшись от внешнего мира, попробовали обсудить то, что уже известно. Обсуждать не получалось. Каждый постоянно замолкал на полуслове, напряжённо прислушиваясь к звукам с улицы. Единственное, что сумели сделать, – это ввести Григория в курс того, как Демьян превращал хранителей в глухарей и кто из них где сейчас находится. И уже после этого сумели обсудить, каким образом добраться до каждого.

– Это ведь тоже опасно, – заметил встревоженный Ярослав. – Если у людей до такой степени из-за всего этого башку сносит, они могут и в квартиры врываться. А вдруг ворвутся в дома хранителей? Человек, который не может ответить на агрессию, довольно привлекательная приманка для агрессора.

Вернулся их кухни звонивший домой Красимир.

– Я сказал своим, чтобы сегодня на улицу не выходили, – хмуро проговорил он. – Еле дозвонился. За стенами квартиры скандалы за скандалом – и все с мордобитием. Это мама сказала. Она и не спала, когда я прозвонился.

– Хорошая идея – предупредить своих, – сообразил Женя и вместе с Ярославом заторопился вынуть мобильник.

– Может, не будем ждать, пока родные хранителей уйдут на работу? – испуганно предложила Ирина. – Попробуем постучаться к ним и попросить посмотреть на них?

– При таком кошмаре на улицах ты ещё думаешь, что они нам откроют? – вздохнул Красимир, который нервно вслушивался в приглушённые звуки с улицы. Пару раз дрогнули его чуткие ноздри.

– Что будет, если косым крестом зачеркнуть Демьяна?

– Как это? – озадачился Григорий, с недоумением глядя на Женю.

Зато остальные поняли сразу.

– Слушайте, хорошая идея! Это хотя бы остановит его! – воодушевился Ярослав, который с трудом скрывал, как его трясёт. – Ну, наверное...

Григорию быстро объяснили суть автописьма и косого креста.

– И правда, – пробормотал он. – Интересная идея.

Ирина немедленно помчалась в комнату старшего брата, где оставались принадлежности для рисунка. Освободив большой стол от всех вещей на нём, они разложили листы и карандаши. Женя, пребывавший в небольшом ступоре от собственного неожиданного предложения, которое он озвучил явно чисто риторически, будто очнулся и с сомнением покачал головой.

– Демьян сейчас сильней обычного. Если на упырях автописьмо с зачёркиванием срабатывало, то на Демьяне...

– Сомневайся сколько угодно, – сказал Красимир, обеспокоенно принюхивавшийся к дыму, который теперь чувствовала и Ирина. – Но попробовать же ты можешь? А вдруг? В конце концов, мы в последнее время только и живём, что на этом "вдруг". Ну? Давай!

Ирина с тревогой взглянула на Женю. Мало того, что не уверен, он ведь ещё не спал эту ночь. Ко всему прочему, мешки под глазами не только от недосыпа, но и от работы с Григорием. Хватит ли ему сил на рисунок?

Но Женя решительно подошёл к столу и уселся на предложенный ему стул. Взялся за карандаш и, помедлив немного, склонился над чистым листом.

18

Стул раздражал. Женя привык работать либо стоя, либо уложив папку на колени. Нет, бывало, конечно, что он рисовал и сидя за столом. Но сейчас локоть напряжённо, до боли, до судорог вдавливался в столешницу, лишая рабочую руку возможности свободно двигаться. Странно, раньше он такого не замечал.

Есть странное впечатление, что рисовать всё же надо за столом, но стоя. Женя встал, одновременно отсылая стул назад, а там его кто-то подхватил и оттащил, наверное догадавшись, что он мешает художнику.

Вот теперь он с облегчением вздохнул. Итак, чистый лист перед ним, пачка – слева, справа – остальные рисовальные принадлежности. Всё под рукой. После того как открыли шторы, впуская в комнату уже яркий утренний свет, ребята словно ушли: он ощущал только их насторожённое внимание. Пространство вокруг слегка плыло прозрачными волнами, но это слегка болезненное движение не тревожило: знал, что от недосыпа.

Автописьмо пока молчало, хотя он настроился на образ того Демьяна, которого запомнил по последней встрече – того обнажённого психа, умевшего находить наслаждение, унижая других, пусть эти другие принадлежали ему с потрохами.

А ещё – образ сносило. Может, оттого что художник отвлекался... Несмотря на то что ребята как-то быстро затихли и будто бы самоустранились от него, Женя чувствовал их всех. И Григория, уверенного красавца, который пока не разгадан (а Женя подозревал, что в нём есть нечто).

И какого-то потемневшего лицом Красимира, который удручён происходящим, а ещё более тем, что не может быть дома в это опасное время.

И Ярослава, который с поры, как он залечил Жене ногу, всё прислушивается к себе, стараясь понять себя, неожиданного настолько, что даже подзабыл ревновать Ирину. Последним, кстати, доказывая, что ревновал её, как это называется – коллегиально: она наша – и не фиг тут всяким художникам со стороны лезть к ней, то бишь к нам; и вообще, это наша компания!..

И ещё более чувственно Женя ощущал Ирину. Она постоянно и с беспокойством приглядывалась к нему. Сначала он думал – боится, что он не справится с Демьяном, и тогда Нина Григорьевна пропадёт. А потом Женя вдруг почуял, что легко определяет не только мгновения, когда она смотрит на него, машинально накручивая на палец кончик светлой косы, но и направление, откуда она смотрит: он поворачивался к ней на взгляд и сразу упирался собственным взглядом в неё – в её осунувшееся, бледное в утренних сумерках лицо, в запавшие от ожидания глаза... И Демьян ещё хочет, чтобы Ирина...

За стеной, в соседней квартире, вдруг взорвалась злобная ругань, а потом сильно прогрохотало, зазвенело – кажется, разбилась посуда... Два голоса, рычащий мужской и визгливый женский, слились в долгом крике, который процарапывал сердце от ожидания, что вот, сейчас, сейчас, – и начнётся страшная драка... И всё это – последствия обжорства одного человека невиданными по мощи силами...

Беглое, хоть и косвенное упоминание Демьяна в мыслях – и пальцы стиснули карандаш, а руку повело к столу с листом. Странно, что приступ автописьма раньше не среагировал на мысль об этом придурке. Или здесь сыграла свою роль тревога из-за грохота и крика за стеной?

Отвлекло от мыслей о связи автописьма с именем Демьяна поразительное открытие: Женя не был властен над рукой с карандашом, но теперь он видел всё в подробностях. Давнее предположение, что с каждым разом автописьмо становится всё более податливым его воле, кажется, имело под собой основание. Единственное... Женя не хотел сейчас прерывать приступ ради эксперимента, сумеет ли он собственным желанием остановить автописьмо.

Под стремительными прочерками карандаша появлялось лицо Демьяна. Напряжённое, нервное от бушующих внутренних страстей, которым, кажется, не найти выхода. Жадное и ненасытное...

Карандаш дописал чёрные края бешеных глаз, застывших в яростном сверкании. Остановился, словно не желая отнимать кончик грифеля от последней чёрточки... Женя некоторое время смотрел на собственные трясущиеся пальцы и на всё тот же кончик грифеля, твёрдо не отрывающийся от листа. С усилием поднял руку, бросил карандаш и, не глядя, взялся за уголь. Размашисто поставил косой крест.

Мгновения пустоты, как бывает, когда только что закончишь с трудным выматывающим делом...

Левая рука внезапно дёрнулась в сторону и ухватила следующий лист.

– Что... Зачем? – услышал Женя уплывающий в сторону чей-то шёпот.

А сам, задохнувшись от неожиданности и недоверия, не мог отвести глаз от первого портрета Демьяна. Тот зашевелился, словно от сквозняка, – и вдруг из середины листа, из середины косого креста, с треском рвущейся бумаги вылетела громадная лапа с кривыми когтями – каждый в человеческий палец. Лапа замерла на секунду, а потом дёрнулась назад, вниз – в нечто, где она существовала въяви. Дёрнулась, уволакивая за собой обрывки портрета Демьяна.

Слыша всё так же уплывающие испуганные и взволнованные голоса за спиной, Женя рывком положил перед собой чистый лист и снова склонился на д ним.

Демьян пробивался, протискивался, продирался всеми возможными способами, но не желал быть стреноженным каким-то там косым крестом, да ещё с помощью бумаги и карандашей. Женя чувствовал, как уходит его собственная сила и как от слабости подламываются ноги, и отстранённо думал порой, что он даже с упырями так не дрался...

Третий лист насмарку, четвёртый, пятый, девятый...

Одиннадцатый. Женя как-то издалека и смутно помнил, что двенадцати точно не будет – значит, одиннадцатый лист самый главный. Неужели не получится?.. Левой рукой опёрся о столешницу, когда понял, что ноги не держат, что трясётся, как в описанной кем-то трясучке – о чём думал, что никогда такого с ним не будет.

На листе появлялись черты затверженно ненавистного лица, которое беззвучно орало и вопило, сопротивляясь странной тюрьме из косого креста, из которой всё же успевало сбежать.

Женя уже кривился от злобного отчаяния: неужели? Неужели и в этот раз?!

Он понял только, что дышать вдруг стало холодно и болезненно. Больше ничего не понял. Окаменел только, опершись на стол уже обеими руками и глядя на лист с торжествующе вопящим Демьяном. И не понимал, откуда и кто стряхивает на лист ярко-красную краску. А сам шмыгал и шмыгал, машинально и раздражённо пытаясь избавиться от нежданного насморка.