Текст книги "Кулаком и добрым словом (СИ)"

Автор книги: Держ Nik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– Где остальные? – прохрипел он чуть слышно.

– Погибли, – ответил Никита, – их сожрала какая-то тварь из болота, похожая на спрута! Слопала вместе с судном!

Старик слабо кивнул, понимая о чем говорит Кожемяка:

– Великий Кракен – ужас Стигийского болота. Как нам удалось выбраться? Зловоние болота должно было нас убить!

Старик вновь закашлялся.

– Еще чуть-чуть и убило бы! – возбужденно крикнул Кожемяка. – Нам просто повезло! А тебя и Ингвальда мы прихватили с собой!

– Спасибо! – благодарно прохрипел старец. – Хотя, возможно, мы еще пожалеем, что остались в живых!

– Как зовут-то тебя, старче? – полюбопытствовал Никита.

– Алатаном, – пытаясь перекричать гул, ответил старик.

– Как? Алатан? – переспросил Кожемяка.

Старик утвердительно кивнул. Удары неведомого молотобойца набирали силу: земля уже не подрагивала: она ходила ходуном и возмущенно гудела. Никита поднялся на ноги и, с трудом удерживая равновесие, изумленно присвистнул:

– Эко разошелся!

– Это хромой Гефест, титан, который научил людей ковать железо, – пояснил кощунник, – его еще называют Вулканом. Для его горна подходит лишь неистовый жар пекла, поэтому он и забрался глубоко под землю.

– К тому же и меха качать не нужно! – поддержал старика Кожемяка, знакомый с работой кузнеца не по наслышке. – Хорошо устроился!

Неожиданно громыхнуло так сильно, что заложило уши. Земля взбрыкнула, Никита не удержался и рухнул на колени. Пыльная твердь обиженно взвыла и лопнула. Трещина полыхнула огнем и начала стремительно разрастаться. Игвальду не повезло: он оказался на самом краю огненного провала. Никита кинулся к так и не пришедшему в сознание парню, но ту над разломом неожиданно взвились языки пламени, волосы на голове Кожемяки затрещали от жара. Он отпрянул, и этот миг стоил Ингвальду жизни: очередное сотрясение земли столкнуло его бесчувственное тело в пропасть. Никита с криком кинулся вслед за ускользающим телом.

– Стой! – закричал Морозко, повисая у друга на плечах. – Сгинешь!

Трещина получила кровавую жертву, и ее края стали резко сближаться. Гулко стукнув друг о друга, они мгновенно срослись, не оставив даже следа. Морозко с облегчением выдохнул и отпустил друга.

– Нет! – продолжал бесноваться Кожемяка, освободившись от крепких объятий Морозки. – Я мог бы ему помочь! Мог бы!

– Остынь, парень! – посоветовал старик.

Кожемяка сел на землю и схватил голову руками.

– Доколе, доколе это будет продолжаться? – горестно воскликнул он.

– До тех пор, пока мы не станем частью этого мира! – усмехнулся старец. – А там воды Леты заставят тебя забыть обо всем!

– Нет уж, – возмутился Никита, к нему постепенно возвращалась уверенность в своих силах, – нам еще предстоит много дел сделать… Давайте выбираться отсюда!

Волхв почесал затылок.

– Легко сказать – выбираться! Ты знаешь слова, выбитые над любым входом в Нифльхейм?

Никита отрицательно качнул головой:

– Не-а, ехали быстро, прочитать не успел!

– Входящие, оставьте упованья, – пропел старик. – Нет отсюда возврата!

– Ну-ну, посмотрим! – хорохорился Никита. – То ж для навьев писано! А мы – живые! Еще поборемся! Только где здесь выход? В какую сторону двигать будем?

– Выходов отсюда много, только удастся ли выбраться? – с сомнением протянул старик. – А, – махнул он рукой, – была, не была! Кто рискует – тому боги помогают! Нам нужно наверх, а вон там виднеются горы. К ним и пойдем.

* * *

Равнина тянулась бесконечно долго. Горы, к которым так стремились путники, ближе не стали, казалось, они убегают от утомленных путешественников все дальше и дальше. Пыль, оказавшаяся обычной золой, першила в горле, заставляла слезиться глаза. Путников мучила жажда, но на их пути не было ни единого ручейка с обычной водой.

– Возможно, воды здесь просто нет! – подумал Морозко.

– Здесь должна быть вода! – прохрипел старик, словно сумел услышать мысли парня.

Он указал на чахлый кустарник, и Морозко понял его без слов. Ведь если бы воды не было – кустарник давно бы засох.

– Никита, – охрипшим голосом позвал друга Морозко, – дай меч!

Кожемяка закашлялся и сплюнул на землю серый ком слизи.

– Зачем?

– Выкопаем ямку у корней! Может, – он облизнул потрескавшиеся губы, – найдем немного воды!

– А чего ты своим посохом не роешь? – обиженно спросил он парня.

Морозко ковырнул окованным концом посоха твердую землю:

– Не берет!

Никита с сожалением скинул перевязь с плеч, использовать меч для рытья земли казалось ему кощунством. Но и умирать от жажды ему не хотелось. Морозко долбил спекшуюся землю, пока хватало сил. Затем уставшего друга сменил Никита. Наконец им удалось пробить оплавленную каменную корку, земля под ней была мягкой и влажной. Никита зачерпнул грязь рукой, растер в пальцах.

– Это тоже зола! – удивленно воскликнул он.

– Мы в пекле, – напомнил ему старец. – Время от времени здесь бывает очень жарко!

Никита согласно кивнул, с надеждой посматривая на ямку: на дне медленно скапливалась мутная вода.

– А не отравимся? – засомневался вдруг Никита.

– Если отравимся, то не умрем от жажды, если умрем от жажды, то не отравимся! – с умным видом ответил волхв.

– Тоже мне, прорицатель! – сказал Никита, осторожно пробуя воду кончиком языка. – На вкус – обычная вода. Как из лужи. Вы не пейте, подождите, – предложил он, делая несколько мелких глотков, – если со мной ничего не случится – пить можно.

Некоторое время Кожемяка сидел тихо, прислушиваясь к своим ощущениям. Не обнаружив сколько-нибудь существенного недомогания, Никита просиял.

– Пейте, – разрешил он, – со мной вроде как все в порядке!

В его желудке громко заурчало. Кожемяка испугано покосился на собственный живот и продолжил:

– Но поносом будем вместе маяться!

– От этой хвори у меня травки найдутся! – весело ответил Морозко, тряхнув заплечным мешком, который он не бросил даже покидая в спешке обреченное судно.

– Налетай! – вновь повеселел Кожемяка, зачерпывая ладошками мутную жижу.

* * *

Как долго они брели по этой серой выжженной равнине, определить было невозможно. День здесь никогда не сменял ночь, а черное навье солнце, изредка выглядывавшее из-за плотной пелены грозовых облаков, никогда не закатывалось. Пройденные под землей версты давали о себе знать: парни еще держались, а вот старик начал сдавать. Все чаще и чаще присаживался он отдохнуть на пыльную землю. Всякий раз парни терпеливо ждали, пока волхв восстановит силы. Морозко даже отдал ему свой посох, с которым не расставался с самой смерти Силивеста.

– Ладный посох! – сказал Алатан. – В нем сила чувствуется! Жаль, мой посох пропал, – сокрушался старик, – он хоть и не столь хорош, но без него я как без рук!

На одном из привалов путников окружили несколько неприкаянных душ. Парни с изумлением рассматривали прозрачные невесомые тела. Души что-то шептали на незнакомых языках, жалобно стонали и просительно протягивали руки.

– Чего это они? – не выдержав, спросил Кожемяка.

– Крови просят! – пояснил волхв. – Хотят вместе с ней вновь почувствовать дыхание жизни.

Никита замахал руками, размазывая и без того зыбкие очертания духов:

– А ну брысь отсюда попрошайки! Нету у нас дармовой крови!

Духи, обиженно вздыхая, разлетелись в разные стороны и больше не приставали. Пройденные версты были похожи одна на другую как близняшки. Морозко взялся было для разнообразия считать шаги, но быстро плюнул на это дело. Наконец когда путники уже совсем потеряли надежду когда-нибудь пересечь эту однообразную безжизненную равнину, её неожиданно пересек бурный водный поток.

– Речка! – изумленно воскликнул Морозко.

Река появилась так внезапно, что путники ошеломленно глядели друг на друга не веря глазам.

– Ну, хоть умоемся! – обрадовано воскликнул Кожемяка, его глаза весело блеснули на чумазом лице.

Он быстро стянул через голову грязную рубаху и бросил её на землю.

– Не смей! – вдруг резко остановил собравшегося окунуться Никиту Алатан.

Парень вопросительно посмотрел на старика. Волхв осторожно, чтобы не оцарапаться, отломил ветку узловатого шипастого деревца, росшего на берегу, и опустил его в воду. Дерево моментально обуглилось, в воздух взвился легкий дымок. Старик вытащил ветку из воды, на её почерневшем кончике плясал маленький веселый огонек.

– Ну как, – спросил волхв, помахивая дымящейся веткой, – купаться больше не тянет?

– Не-а! – промычал Кожемяка.

– Не забывайте, сынки, где мы! – наставительно произнес волхв. – Это, – он указал на речушку, – один из притоков Смородины. Он слишком разбавлен простой водой, чтобы пылать огнем, но все-таки кой чего может!

Он вновь помахал перед чумазыми лицами тлеющей веткой.

– Ты, Алатан, вот что скажи, – обратился к старику Морозко, – как на тот берег перебираться будем?

– Здесь нам точно не перебраться, – согласился Кожемяка, – сгорим!

– Пойдем вверх по течению, – решил старик, – возможно, встретим пороги. А там поглядим.

– Смотрите! Смотрите! – истошно завопил Кожемяка, глянув мельком на реку. – Корабль! И ничего, не горит!

– Нагльфар! – изумленно прошептал Алатан. – Не думал, что придется увидеть его собственными глазами! Судно сделано из ногтей мертвецов, – пояснил он парням, – сцепленных вместе особой магией! Поэтому ему не страшен даже огненный поток!

– Это ж сколько нужно ногтей насобирать? – изумился Кожемяка. – Кораблик-то не маленький!

На судне тем временем заметили путников. До берега донеслись обрывки команд, которые отдавал стоящий на корме пузатый великан. Судно повернулось носом к путникам и начало стремительно приближаться. Ветер полоскал истлевшие лоскуты парусов, натужно скрипели в уключинах резные весла. Великан, перебравшись с кормы на нос, покрикивал на гребцов, заставляя их пошевеливаться.

– Это хримтурс Хрюм – предводитель мертвого воинства, – произнес старик. – Боюсь, что нам не сдобровать…

– Ну, это мы еще посмотрим! – с дрожью в голосе произнес Кожемяка, нащупывая дрожащей рукой рукоять меча.

Морозко сбросил с плеч мешок и удобнее перехватил посох.

Наконец, уродливый корабль ткнулся в пологий берег. Великан в мгновение ока перепрыгнул высокий борт и оказался рядом с путниками. Земля дрогнула, приняв на себя тяжесть исполина.

– Смертные? – втянув воздух волосатыми ноздрями, удивленно рыкнул Хрюм. – В Нильфхейме? Откуда?

Его, покрытое чудовищными оспинами лицо, растянулось в довольной ухмылке.

– Целых три тушки сладкого человеческого мясца! – плотоядно облизнулся великан. Из его рта пахнуло так, как будто он только что хлебнул водицы из стигийского болота.

– Ты не больно-то здесь распоряжайся, урод! – быстро справившись с тошнотой, заносчиво крикнул Никита. – И не таким быкам рога обламывали! Лучше нас на тот берег перевези!

Мохнатые брови великана озадаченно поползли вверх, открывая маленькие поросячьи глазки, посаженные слишком близко друг к другу. Некоторое время хримтурс мучительно соображал и наконец гулко расхохотался:

– А ты мне нравишься, козявка! Я наглых люблю! Ты готов взойти на моё судно?

– Готов! – не подумав, выкрикнул Никита.

Великан сгреб путников в охапку и по одному забросил их на борт корабля. Затем он в одиночку оттолкнул судно от берега и запрыгнул сам. Со всех сторон путников обступили полуразложившиеся тела команды Нагльфара.

– Только я забыл предупредить, – захохотал Хрюм, – за проезд придется заплатить!

Хрюм требовательно протянул руку, и один из мертвецов вложил в нее позеленевшую от времени медную чашу.

– Пока мои ребята гребут, вы будете наполнять чашу…

Великан сделал паузу, его толстые губы раздвинулись в жуткой ухмылке.

– Чем мы должны её наполнить? – с дрожью в голосе спросил Кожемяка.

– Если бы ты был бабой, я бы сказал, что слезами! Конечно кровью! – громыхнул Хрюм. – Как только первая капля упадет на дно чаши, я дам команду гребцам! Пока кровь льется – гребцы гребут! Если кровь закончиться раньше – вы останетесь в моей команде! До самого Рагнарека!!!

– Ты хочешь нас обмануть! – воскликнул волхв. – Кто помешает твоим гребцам грести вполсилы?

Великан вновь оглушительно захохотал:

– А вы не так просты, козявки! Признаюсь, у меня была такая мысль! Но, – великан гулко стукнул себя кулаком в бочкообразную грудь, – клянусь вечными водами Стикса – все будет честь по чести!

Старик удовлетворенно кивнул: клятву водами Стикса боялись нарушить даже боги. Волхв тяжко вздохнул и невесть откуда вытащил небольшой изумрудного цвета нож, выточенный из камня. Лезвие ножа было тонким, почти прозрачным. Некогда нож был украшен вязью неизвестных символов, но к сему моменту они были едва различимы.

– Ых, – удивленно хрюкнул великан, заметив нож волхва, – откуда?

Старик неопределенно пожал плечами:

– Да так, наследство!

– Это осколок палицы Громобоя! – воскликнул Хрюм. – Меняю!

– Что ты можешь предложить взамен? – поинтересовался Алатан.

– Трюмы Нагльфара полны! – проревел Хрюм.

– Нет! – непреклонно заявил старик. – Мне ничего не надо!

– Хорошо! Тогда я провезу тебя на тот берег без платы! – не отступал хримтурс.

– Перевези всех, – пытался торговаться волхв, – и нож станет твоим!

Но великан был непреклонен:

– За нож – только одного! Подумай старик, доживешь ли ты до того берега! Эти, – он кивнул в сторону парней, – здоровые, словно молодые телки! Им кровопускание только на пользу! А ты…

– Соглашайся, Алатан! – посоветовал волхву Морозко. – Он прав!

– Получишь нож только на той стороне! – заявил волхв.

– Добро! – проревел великан. – Вот чаша. Моя команда истомилась в ожидании платы!

Старик молча взял чашу и подошел к друзьям.

– Раны, нанесенные этим ножом другу, заживают быстро, а у недругов – не заживают никогда! Давайте руки!

Парни протянули руки волхву. Старик быстро и безболезненно чиркнул их каменным ножом по запястьям: в чашу упали первые тягучие капли. Едва только они коснулись дна, судно пришло в движение: заскрипели проржавевшие уключины, весла вспенили воду. Нагльфар развернулся и, тяжело набирая ход, направился к противоположному берегу. Черная кровь стекала струей по пальцам, наполняя чашу. Лица парней бледнели.

– Держитесь, сынки! Берег близко!

Когда до земли осталось совсем немного, вода за бортом полыхнула огненными языками. На палубе судна стало невыносимо жарко. Не выдержав жара, обессиленный от потери крови Морозко рухнул на палубу.

– Ага, – торжествующе взревел Хрюм, – тот, кто не платит, остается на судне!

– Накося, выкуси! – пробормотал старик, вскрывая себе вены.

Его кровь смешалась в чаше с кровью парней.

– Так не честно! – обиженно рявкнул хримтурс.

– Все по чести! – возразил волхв. – Двое платят, а один – нет!

Судно, шурша днищем по гальке, наконец выползло на прибрежную отмель. Мертвецы разом подняли весла. Нагльфар остановился.

– Приехали! – облегченно выдохнул старик, зажимая ладонью рану.

Никита кинулся к лежащему без сознания Морозке. Приложил ухо к его груди, стараясь услышать биение сердца.

– Жив! – радостно закричал Кожемяка. – Жив!

Морозко вздрогнул и открыл глаза. Хрюм недовольно поморщился: он надеялся, что его команда увеличиться еще на одного.

– Нож! – потребовал великан, протягивая руку.

Старик с сожалением посмотрел на чудесный нож и, вздохнув, вложил его в волосатую пятерню хримтурса. Хрюм довольно заурчал, пряча нож за голенищем растоптанного сапога.

– Этот ножик еще покажет себя, когда придет Рогнарек! А сейчас – выметайтесь! И не попадайтесь больше мне на пути! – сказал Хрюм, забирая наполненную кровью чашу.

Переваливаясь через борт, старик бросил прощальный взгляд на жуткую команду Нагльфара. Навьи жадно глотали свежепролитую кровь, бережно передавая сосуд с ней из рук в руки. Чаша ходила по кругу словно пиршественная братина. Волхв в сердцах сплюнул и спрыгнул на долгожданный берег, где его уже поджидали Никита и Морозко. Раны, нанесенные изумрудным ножом Громобоя, действительно заживали очень быстро. Мрачный Нагльфар еще не успел скрыться, а страшные порезы затянулись твердой коричневой корочкой, которая на глазах осыпалась, открывая нежную розовую кожу.

– Еще хорошо отделались! – проворчал Алатан. – А ты, – обратился он к Никите, – думай, прежде чем кричать!

– Я не нарочно! – оправдывался парень. – Он ведь мог нас и просто так прихлопнуть!

– Мог, – согласился старик. – Но к добру или к худу – перебрались! Что еще нас впереди ждет?

Парни, переглянувшись, пожали плечами.

– То-то и оно, что не известно! – согласился волхв. – Ты-то как, оклемался? – спросил он Морозку.

– Уже нормально, – ответил тот. – Не могу я жар терпеть! То в бане в обморок брякнулся, то здесь!

– Это плохо, – сказал старик, – нам еще по пеклу придется побродить! А ведь места могут встретиться и пожарче!

Но Кожемяка не терял надежды:

– Ничего, выдюжим! Я Морозку если чего на закорках понесу!

* * *

Наконец унылая пыльная равнина осталась позади. Сменившая её каменистая дорога явно вела наверх. Парни повеселели, им казалось, что вот – вот они покинул мрачную обитель смерти. Дорога забирала вверх все круче и круче, терялась в больших валунах и наконец превратилась в узкую тропинку, петлявшую меж острозубых скал на большой высоте. Тропинка оборвалась на плоском каменном плато, на краю отвесной бездонной расщелины. Через пропасть на ту сторону вел ветхий подвесной мостик. Прочные некогда веревки перетерлись и расплелись, топорщась в слабых местах неопрятным ворохом грязных бечевок. Толстые доски настила подгнили и рассыпались при прикосновении мягкими коричневыми щепками. Мост зиял дырами: кое-где доски отсутствовали совсем.

– Приплыли! – сказал Никита, пробуя на прочность ветхое сооружение.

Он взялся за веревку, налег на нее своим немалым весом. Веревка натянулась, но вес выдержала. Тогда Кожемяка позвал друга:

– Морозко, давай вместе!

Старая веревка выдержала и на этот раз. Не поддалась она и после того, как к ним присоединился Алатан.

– Доски, конечно, дрянь, – задумчиво произнес Никита, растирая в пальцах трухлявую древесину, – но веревка должна выдержать. Попытаемся?

– А нам деваться некуда! – вздохнул Морозко. – Алатан, ты как думаешь?

Волхв теребил кончик седой броды.

– Пойдем по-очереди! – решил старик. – Я – первый! Просто я легче любого из вас, – пояснил он, – если мостик выдержит, то пойдете кто-нибудь из вас. Если нет, то не поминайте лихом старого Алатана!

– Все будет нормально! – не унывал Кожемяка. – С Нагльфара удалось живыми уйти, а уж здесь… Если хотите – я первым пойду, – предложил он.

– Нет! – отрезал старик. – Первым пойду я! Я уже свое пожил… Дай боги и вам столько же прожить. Вы уж мне один раз жизнь спасли, дайте же и старику что-нибудь для вас сделать!

Алатан ухватился руками за видавшую виды веревку, затем осторожно наступил на ветхие доски.

– На настил не наступай! – посоветовал Кожемяка. – По веревке иди! Вот с правой стороны, она получше сохранилась!

Алатан внял совету парня – пошел боком, стараясь наступать только на нижнюю веревку. Так приставляя одну ногу к другой, ему удалось пройти почти половины пути. Когда до края расщелины оставалось всего ничего, из-за черных облаков спикировала какая-то размазанная тень. Она промелькнула так быстро, что парни, все внимание которых было приковано к Алатану, заметили её лишь в последний момент. Громадная птица, внешне похожая на стервятника, вонзила острые крючковатые когти в беззащитное тело волхва. Старик не успел даже вскрикнуть – он умер быстро: чудовищные когти пронзили его сухощавое тело насквозь. Птица довольно закричала и вновь взмыла к черным небесам, унося в лапах добычу. Ошеломленные парни растерянно смотрели ей вслед. В их глазах стояли слезы, но они ничем не могли помочь старику.

– Он уже в ирие! – убежденно сказал Морозко. – Здесь осталось лишь его бренное тело. Я уверен!

Кожемяка скрипел зубами, сжимая в ладони бесполезный сейчас меч.

– Никита! – позвал его Морозко. – Дальше пойдем? По мосту?

– Пойдем! – глухо ответил Кожемяка. – И пусть она попробует еще раз! Пусть! Я так просто не дамся!

Вдруг черные небеса расступились и вновь исторгли крылатую тварь. На этот раз птица была похожа на раздувшегося до небывалых размеров черного ворона.

– Ах ты, тварь! – выругался Кожемяка, размахивая в ярости мечом. – Кормушку здесь устроила! Ну, давай, подлетай поближе! Отведай сладкого мясца!

Птица снижалась медленно по спирали, словно и не собиралась нападать. Слегка взмахивая крыльями, она плавно парила над головами парней. Она как будто рассматривала их. Первым не выдержал Никита.

– Присматривается, – прошипел он, злобно сверкая глазами, – как бы нас поудобнее прихватить! Ну, давай, давай!!

Птица будто услышала призыв Кожемяки – сложила крылья и камнем полетела вниз. У самой земли она вновь раскрыла крылья и, пробежав по инерции несколько шагов, остановилась на краю пропасти.

– Ща я ее! – рванулся Никита.

Морозко схватил друга за рубаху:

– Подожди! Она вроде как не собирается нападать!

Птица спокойно сидела на краю пропасти. Наклонив голову, она внимательно разглядывала друзей выпуклым антрацитовым глазом. Парни, готовые к любой неожиданности, стояли не шевелясь. Ворон каркнул нечто невнятное, затем начал стремительно меняться, одновременно уменьшаясь в размерах. Миг – и перед парнями оказалась юная черноволосая девушка, одетая в короткую юбку. Грубые кожаные сандалии на толстой подошве ни сколько не портили ее стройные ножки, а легкая накидка из вороньих перьев, наброшенная поверх плеч незнакомки едва скрывала пару крепких маленьких грудей с острыми темными сосками. Незнакомка игриво подмигнула парням и облизнула маленьким язычком коралловые губы. Парням пришлось туго: дыхание сбилось, кровь гулко застучала в висках, затем стремительно рванулась в низ живота. Первым пришел в себя Морозко. Он толкнул локтем тяжело дышащего и пускающего слюни Кожемяку. Никита очнулся от оцепенения, покрепче стиснул в потных ладонях рукоять меча. Но его взгляд помимо воли останавливался на крепких грудкях незнакомки.

– Кто ты, прекрасная дева? – севшим вдруг голосом спросил её Морозко. – И что делаешь в этом мрачном месте?

Незнакомка весело рассмеялась:

– Теперь я точно знаю – вы не здешние! Местные красавцы сначала бьют в морду, а затем разбираются – прекрасная дева перед ними или нет!

– Увы, – развел руками Морозко, – мы не знаем местных обычаев!

– Поэтому, наверное, всяк стремится нас сожрать! – влез в разговор Кожемяка.

– Да, кстати, – опомнилась девушка, – а вы кто? Я чувствую в вас горячую кровь! Вы живые в этом царстве смерти! Вы боги или герои?

– Мы – простые люди! – ответил Морозко. – И здесь оказались совершенно случайно!

– Простые люди? – удивленно протянула незнакомка. – Простые люди здесь быстро становятся бесплотными тенями либо закуской, как ваш попутчик!

– На его месте мог оказаться любой из нас! – с жаром возразил Морозко.

– Я глубоко сомневаюсь, – девушка блеснула ослепительной улыбкой, – такие как вы не становятся легкой закуской! Хоть я и молода, можете мне поверить, от своих предков я унаследовала дар предвидения.

– Кто же они?! – возбужденно воскликнул Кожемяка. – А то мы все о нас, да о нас, – решил он перевести разговор, – а о тебе ни слова. Только о красоте имеет смысл говорить, все остальное тлен!

Все это он проговорил на одном дыхании с идиотским выражением лица. Морозко, не сдержавшись, фыркнул. Кожемяка укоризненно посмотрел на товарища и продолжил:

– Как зовут тебя, прелестное создание? Я не встречал никого среди людей, кто бы мог сравниться с тобой в очаровании! Твоя мать, наверное, богиня красоты? А отец…

Морозко расхохотался в полный голос, обрывая напыщенную речь друга – он не мог поверить, что Никита способен вести себя подобным образом. Однако девушка, по всей видимости, не привыкшая даже к столь грубой лести, неожиданно зарделась. Морозко замолчал, удивленный разительной переменой друга и смущением девушки.

– Нет, ни Афродита, ни Дзеванна, ни Лада не имеют ко мне отношения, – потупив глаза, спросила незнакомка. – Они же богини красоты! А я…

– Тогда не будем о них, – согласился Никита, – ты… твоя красота обжигает словно огонь! Как имя тебе, прелестная незнакомка?

– Мать назвала меня Гермионой, – лукаво улыбнулась девушка.

– Как? – удивленно переспросил Морозко. – Гермиона?

– Моя мать – великанша Ангброда, – смеясь, пояснила девушка. – Мои родные братья – Ферир – волк и Ермунгад – змей, сестра Хель – подземный ужас, а отец…

– Но как? – пораженно вскричал Морозко. – Почему я никогда не слышал о тебе? Все дети от союза Гермеса и Ангброды – чудовища! Ты же – прекрасна!

– А кто такой Гермес? – спросил Кожемяка, это имя ему было в диковинку.

– Варяги зовут его Локки, – ответил Морозко.

– А, обманщик! – вспомнил Никита рассказы кощуника.

– А еще он бог огня, – добавил Морозко. – Так что ты, Никита, не ошибся – красота Гермионы обжигает!

– Я родилась в Тартаре, – смущенно продолжила девушка. – Мать поселилась здесь уже довольно давно, несколько столетий назад. Она устала от бесконечной суетности Мидгарда и решила провести остаток дней в тишине и покое – тогда здесь было тише и спокойнее, чем на земле. Моя сестра Хель помогла ей проникнуть сюда. Мать нашла здесь забытый всеми уголок и жила, никого не трогая. Здешние твари предпочитают не связываться с ней. И здесь, к своему удивлению, Ангброда родила меня.

– Получается, – подвел итог Морозко, – что она вынашивала тебя в течении нескольких столетий, даже не подозревая об этом?

– Получается, что так, – согласилась Гермиона. – Я никогда не была в Мидгарде, не видела живых людей, – вздохнув, сказала она. – Здесь так скучно!

– Ничего себе скучно! – возразил Кожемяка. – Чего-то нам здесь скучать не дают!

– Я приглашаю вас в гости! – вдруг сказала Гермиона. – Отдохнете немножко и пойдете дальше по своим делам!

– Надеюсь, что твоя мать нас не прибьет, – вымученно улыбнулся Морозко. – Ну, что показывай дорогу.

– Вы можешь лететь? – спросила девушка, теребя черный локон.

– Боюсь тебя огорчить, Гермиона, не можем, – ответил Кожемяка. – Не научились как-то! Так что придется ножками!

– Жаль, – грустно сказала Гермиона, – поднять вас в воздух на своих крыльях я не смогу. А пеший путь долог и опасен.

– А мы смеемся в лицо опасностям! – задорно крикнул Никита. – Правда, Морозко?

– Угу, – промычал что-то нечленораздельное Морозко. – Только этим и занимаемся!