Текст книги "Кулаком и добрым словом (СИ)"

Автор книги: Держ Nik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 18

На третий день после свадьбы в личные покои князя ввалился хмурый и опухший с похмелья Претич. Владимир в мятой одежде лежал на широкой резной кровати. Он не обратил на приход верного воеводы ровно никакого внимания. Претич зыркнул исподлобья, оценивая состояние князя. Внешний вид надежды и опоры государства воеводе явно пришелся не по нутру. Нарочито громко бухая сапогами, Претич приблизился к кровати.

– Князь! – хрипло позвал он.

Владимир не ответил, продолжая лежать, уткнувшись лицом в большую пуховую подушку.

– Князь, кончай хандрить! – трубно рявкнул Претич. – Держава в опасности, а ты сопли о наволочку вытираешь! Вставай, надежа, без тебя не обойтись!

Владимир вяло зашевелился, приподнялся на локтях и повернулся к воеводе. Скользнул по нему тусклым взглядом, затем закрыл воспаленные глаза припухшими веками и вновь рухнул на подушку.

– Вставай, вставай! – продолжал ворчать Претич. – Хватит уже! Если сейчас не соберешься ты – державу придется собирать по кусочкам! Ну!

Владимир вновь оторвал голову от подушки, откинул одеяло, закрывающее ноги и сел.

– У, батенька, да ты совсем! – увидев обутые ноги князя, удивленно присвистнул воевода. – Даже сапоги не снял!

– Ну, чего тебе от меня надо! – накинулся на Претича Владимир.

– Мне? Мне ничего! А вот Родина-мать – зовет…

– Мать вашу! – выругался князь, поднимаясь на ноги.

Дверь в покои князя вновь отворилась – на пороге появился Добрыня. Скептически оглядев Владимира, Добрыня спросил воеводу:

– Поднял?

– Как видишь, только вот видок у него еще тот!

– Ничего, сейчас кликнем девок, пускай князю принесут воды умыться. Да похолоднее! Ему взбодриться не помешает!

Владимир переводил изумленный взгляд с Добрыни на воеводу и обратно. Те, словно не замечая князя, продолжали разговаривать между собой. Наконец Владимиру это надоело, и он гаркнул:

– Вы чего это тут распоряжаетесь?! Кто здесь князь?

– Вот именно, – ехидно прищурился воевода, – князь ты или не князь?

– Соберись, племяш! – серьезно сказал Добрыня, положив руку на плечо Владимиру. – Вспомни, чему я тебя учил! Соберись! Сейчас от этого действительно многое зависит!

– А умыться мне действительно не помешает, – вдруг сказал Владимир. – Зовите девок!

– Вот и ладушки! – повеселел Претич. – Мамки! Няньки! Тащите воду! – шутливо закричал он. – Князь освежиться желает!

* * *

Дух былого веселья в этот день покинул Золотую Палату. Мрачные витязи сидели молча, избегая смотреть в глаза друг другу. Притих даже вечно громогласный Фарлаф. Слишком свежа была в памяти трагедия, разыгравшаяся здесь три дня назад. Расторопная челядь уже давно вымыла окровавленный пол, но резкий запах крови так и не выветрился из помещения за эти дни. А возможно это только казалось собравшимся богатырям, ведь каждый из них считал себя виноватым. Дверь распахнулась, и в Золотую Палату в сопровождении Добрыни и Претича вошел посвежевший Владимир. Князь бодро прошел через всю палату и уселся на трон. Добрыня присоединился к богатырям, а воевода привычно устроился за широкой резной спинкой трона по правую руку от Владимира. Князь пробежался взглядом по понурым лицам богатырей: кто смотрел в пол, кто в окно, но все старательно отводили взгляд. Владимир не подал вида, что такое поведение богатырей ему не по душе. Он прекрасно помнил, в каком состоянии только что был сам.

– Други! Соратники! – громко сказал князь, привлекая внимание витязей. – Я совершил большую, чудовищную ошибку! Мне жаль…

– А не слишком ли ты себя ценишь, князь? – проворчал старый Корневич. – Я совершил, мне жаль! Все виноваты! И нечего общую вину на себя взваливать!

Богатыри одобрительно закивали головами, поддерживая рассудительного ветерана.

– Но если бы я остановил… – запротестовал князь, но его вновь перебил Корневич.

– Если бы ты остановил, если бы я сразу понял, если бы Фарлаф язык за зубами умел держать…

– А при чем здесь Фарлаф? – прячась за спины товарищей, выкрикнул говорливый витязь. – Чуть что – сразу Фарлаф! Бабы виноваты – нечего им в мужские игры играть! Правда ведь, мужики? Ну не влезь Опраксия – все бы и обошлось! А Фарлаф тут совершенно ни при чем! – не останавливаясь, тараторил бедняга, боясь остаться козлом отпущения.

– Цыть! – прикрикнул на него Корневич. – Сказано – все виноваты! Так и порешаем! Так что ты князь не журись – всей вины на себе не утащить! В следующий раз умнее будешь! – подытожил он сказанное.

Князь скользнул взглядом по рядам богатырей и с радостью отметил: лица – посветлели, верные соратники уже не прятали взгляды друг от друга. Из-за плеча князя веред выступил Претич:

– Ладно, хлопцы, пока мы с вами слезы льем – враг не дремлет! Какая-то сволочь наши рубежи на прочность решила проверить – чудищами-страшилищами затравить! Ну не могут они сами сразу со всех сторон кидаться! Не верю! Что скажешь, князь?

Владимир задумался на мгновение.

– Мне тоже как-то не вериться! Но делить с этим что-то нужно!

– Претич, ты воду не мути! – зашумели богатыри. – Доложи порядком: кто, где и как безобразит! А мы всем миром решим, как с этим справиться!

– Хм, – усмехнулся воевода, – слушайте: в Бел-Озере Змей полуденный завелся, горожан запугал, каждый божий день себе жертву требует! Под Новгородом из Ладоги вылезает какой-то Рыбо-кит, ни дня не проходит, чтобы кого-нибудь под воду не утащил. Сначала только коров жрал, а теперь и за людишек принялся. Из лесов Муромских зверье бежит. Волки, медведи и другие зубастые! Целые деревни вырезают, даже костей не остается! В Тьмутаракане – велет-людоед, в Турове – упыри, и откуда только? От дрягвы что-ли? – пробурчал воевода себе под нос. – В Чернигове…

– Ладно, хватит, зачастил – прервал воеводу князь. – И так все ясно! Добровольцы есть?

– Есть! – как один закричали богатыри.

* * *

Смоловар Возгривый маялся похмельем. Брага, что он вчера выменял на струю бобра у старой карги Миткевы, снабжавшей всех любителей зеленого змия выпивкой, оказалась ядреней, чем обычно. Следовательно, и голова у Возгривого болела сильнее обычного, хоть и был он мужиком здоровым и крепким в кости. Однако голова, хоть и была целиком сделана из кости, все равно продолжала болеть. Некоторое время смоловар ворочался на прелой соломенной подстилке, заменяющей ему постель. Но оттого, что он переворачивался с боку на бок, голова болеть меньше не стала, а даже наоборот – боль постепенно нарастала. Бедняге уже казалось, что его многострадальную голову использует кузнец Людота вместо наковальни, вбивая в нее огромным молотом раскаленные гвозди. С этим нужно было срочно что-то делать. Возгривый обиженно засопел и поднялся на ноги. В глазах потемнело, а в голове что-то звонко лопнуло. Людота быстрее заработал своим молотом.

– А-а-а! – заревел смоловар, схватившись руками за всклоченную шевелюру.

Его заплывшие маленькие глазки рыскали по убогому жилищу в поисках лекарства, способного исцелить головную боль. Наконец в поле зрения смоловара попала старая крынка с отбитым горлышком, в которой больной обнаружил остатки молока трехдневной давности. Словно к живительному источнику припал смоловар к кувшину с прокисшим молоком. Большим глотком он осушил сосуд. Немного полегчало. Возгривый выскочил из лачуги на улицу и налетел на бочку с затхлой зеленоватой водой. Не удосужившись даже разогнать вонючую жижу, что ошметками плавала на поверхности, смоловар окунул больную голову в воду. Некоторое время он довольно пускал пузыри. Самочувствие улучшилось!

– Это ненадолго, – себя Возгривый знал как облупленного. – Нужно срочно опохмелиться! Иначе…

О том, что произойдет иначе, думать не хотелось. Он огляделся в поисках того, на что можно будет выменять выпивку. Как назло на глаза ничего не попадалось – все, что можно, он уже пропил. А то, что Миткева нальет ему в долг, смоловар очень сильно сомневался.

– Ладно, – решил он, – чего-нибудь да придумаю!

Окунувшись напоследок в бочку, нетвердой походкой Возгривый зашагал в сторону Киева. Смоловар торопился – вот-вот вернется головная боль. Нужно успеть. Он выскочил на пыльную дорогу, ведущую к городским вратам. Обычно многолюдная дорога была почему-то в этот день пуста.

– Жара виновата, – подумал Возгривый, – народ по домам сидит! Холодное пиво дует или квас на худой конец!

Смоловар как наяву увидел запотевшую крынку, что хранилась в дальнем углу самого глубокого холодного погреба, увидел, как большие капли чертят на крутом боку посудины мокрые дорожки…

– Проч с дорогы! – картаво выкрикнул кто-то незаметно подъехавший к Возгривому сзади, стеганув его нагайкой.

Зазевавшегося смоловара, не успевшего отскочить на обочину, сбил грудью конь. Возгривый, не удержавшись на ногах, рухнул в придорожную пыль. Проезжая мимо, всадники до обидного громко заржали, громче, чем их собственные кони. Смоловар протер запорошенные пылью глаза.

– Дык… – опешил он поначалу. – Это ж печенеги! Твари кривоногие! И туда же над людьми глумиться!

Он даже и не думал о том, откуда под самыми стенами Киева могут взяться степняки. Смоловар нагнулся и поднял с земли увесистый булыжник. Руки смоловара больше не тряслись, а на головную боль он уже не обращал внимания. Злость – лучшее лекарство с похмелья. Коротко размахнувшись, Возгривый метнул камень вслед уезжающим обидчикам. Булыжник, выпущенный сильной рукой, с глухим стуком впечатался в непокрытую бритую голову ближайшего печенега. Возгривый наблюдал с удовлетворением, как голова иноземного нахала окропилась кровью, а сам он беззвучно свалился с лошади. Отряд степняков остановился, в немом изумлении разглядывая поверженного товарища. Они никак не могли взять в толк, отчего это их товарищ валяется на земле с окровавленной головой. Смоловар тем временем подобрал другой булыжник и точным броском ссадил с лошади еще одного печенега. Степняки загомонили, разобравшись, наконец, в чем дело и начали спешно разворачивать лошадей. Печенегов было много, но смоловар не испугался. Он неспешно выдернул с корнем росшее возле дороги небольшое деревце.

– Ну, давайте, поганцы, посмотрим, чья возьмет! – крикнул Возгривый, потрясая только что приобретенным дубьем.

Двое печенегов, улюлюкая, уже подлетали к смоловару.

– Это зря вы так, скопом, – пробурчал смоловар, вышибая из седел ретивых степняков. – Удовольствие растягивать надобно!

* * *

Глашатай ворвался в Золотую Палату и кинулся в ноги Владимиру.

– Князь, не казни! Вели слово молвить!

Князь удивился – давненько такого не случалось – но виду не подал.

– Говори!

– Посол от печенежского хана Толмана… – глашатай замолк, видимо не зная, что говорить дальше.

– Ну, продолжай, – улыбаясь, сказал Владимир, оглядывая золотую палату. Богатыри тоже с любопытством переглядывались.

– Так нету больше того посла, – едва слышно прошептал глашатай. – И отряда, что с ним… дюжина была… Только волхв, что в ихнем отряде был, уцелел…

– Кто посмел понять руку на посла?! – гневно выкрикнул князь, сверкая глазами.

– Привели этого душегуба – сам страже сдался! – проблеял челядник, исчезая за дверьми.

В Палату, хромая, вошел ражий детина со всклоченной шевелюрой. Он отер тыльной стороной ладони залитое кровью лицо. Зыркнул по сторонам глазами, украшенными большими фиолетовыми синяками. Рубаха на нем была разорвана в клочья, и непонятно каким образом держалась на мощных плечах.

– Вот это богатырь! – хохотнул за плечом князя не унывающий Претич. – Ты кто, паря?

Паря исподлобья глянул на воеводу, не долго думая, схватил с крайнего стола большую братину с дорогим вином и в два глотка осушил её не малое содержимое. Богатыри загалдели: кто недовольно, а кто – одобрительно.

– Ого! – вновь хохотнул Претич. – Вот это по-нашему!

Князь покосился на верного служаку, но промолчал, ожидая, что последует дальше. Детина поставил братину на место, а его хмурое лицо прояснилось.

– Смоловар я, – поклонился он князю. – Все зовут Возгривым. Недалече от града смолокурня моя стоит.

– Так это ты ханских послов приголубил? – продолжал вопрошать воевода, с молчаливого одобрения князя.

– Я, – честно ответил Возгривый.

– Один, али помогал кто? – хитро прищурившись, допытывался Претич.

– Один, – подтвердил смоловар. – Твоя стража только одного отбить успела.

– Да ты я смотрю не иначе богатырь! – шутливо воскликнул Претич. – Кучу печенегов голыми руками положил! А чем же тебе послы ханские не угодили?

Смоловар шмыгнул носом:

– А чего эти козлы… то есть послы, – тут же поправился он, – ведут себя не по-людски? На нормальных людёв кидаются? Ну не стерпел я, князь! – Возгривый рванул на груди остатки ветхой рубахи. – А теперь хошь – казни, хошь – милуй!

– Так, – Владимир решил взять суд в свои руки, – как на самом деле все происходило? Свидетели есть?

– Есть! – ответил один из гридней городской стражи. – Бабулька одна. Если надо мы её перед твои очи, светлый князь, быстро доставим.

– Пока не нужно! Сказывай ты! – распорядился Владимир.

– Значит этот, – страж указал на Возгривого, – шел в город, никого не трогал. А эти псы степные, послы то есть, – поправился он, – нагайкой его! И лошадью в канаву загнали!

Было видно, что симпатии стражника целиком на стороне смоловара. Богатыри одобрительными выкриками тоже поддерживали поступок смоловара.

– Ну, этот детинушка, – страж смерил оценивающим взглядом фигуру Возгривого, – взял камень… затем второй… выворотил дубинку, не хуже, чем у Ильи Жидовина… ну и… одного только спасти удалось! Нам смоловар препятствий не чинил – на суд к тебе сам без понуканий пришел!

– Ну не вериться мне, что этот мужик-лапотник дюжину воинов, лучших, раз для охраны посла – голыми руками! – воскликнул Владимир.

– А ты князь вспомни того же Илью, Микулу Селяниновича, – зашептал на ухо князю воевода, – то же ить – мужики лапотные, а силищи на сотню таких возгривых хватит!

– Так что ж, я, по-твоему, этого смоловара и наказывать не должен? А взять его под белы рученьки, да и в Золотой палате на красное место усадить? А?

– Нет, конечно, – воевода уже знал, как выкрутиться, чай не первый год при князе, – наказать ты его должон! Только наказаньице, – жарко зашептал он на ухо князю, – так себе придумай, ну там нужник княжий пусть пару седьмиц почистит, либо еще чего! А потом в младшую дружину определи… к такой силушке надобно немного уменья добавить, а там глядишь – новый богатырь в Золотой Палате объявится!

* * *

Шаман Горчак сидел над обезображенными остывающими телами соплеменников, небрежно сложенными в груду на заднем дворе княжеского терема. Горчак до сих пор не мог поверить, что погубить лучших воинов хана смог всего лишь один человек! Да даже и не человек, а так сермяга, мужик-лапотный. А ведь и не было у него в руках даже захудалой сабельки, побил всех голыми руками! Прав, тысячу раз прав Толман – с наскоку Русь не взять! Здесь любой мужик сильнее десятка лучших степных бойцов! А богатыри… Обидно одно: призрачный шанс вернуться невредимым – провалился! Некому его теперь прикрыть! Что ж он готов и умереть! Горчак еще раз проверил правильность составленного заклинания, по многолетней привычке вознес хвалу Матери Кобылице, поднялся на дрожащие ноги и, не торопясь, вошел в терем. Теремная стража, стоявшая у ворот, пропустила Горчака без вопросов – они получили от князя соответствующие указания. Шаман медленно поднимался по большой скрипучей лестнице, прошел мимо Серебряной Палаты, откуда доносились веселые крики.

– Жаль, на пащенков сил не останется! – с сожалением вздохнул Горчак. – Этих тоже не мешало бы утихомирить! Если хватит сил – и эти навечно лягут!

Наконец шаман подошел к воротам Золотой Палаты. Тут сейчас лучшие из лучших, сильнейшие из сильнейших, стальной заслон Киева от степи – богатыри. Правда и здесь не вся сила Руси – некоторые уже несутся на встречу своей гибели, приготовленной искусными в колдовстве цареградскими магами. А он, Горчак, должен упокоить навсегда оставшихся в городе богатырей, пускай и ценой собственной гибели. Шаман постоял мгновение перед воротами, сосредоточился. Ошибки быть не должно. Затем толкнул тяжелую створку и вошел в палату к пирующим русским витязям. Золотая Палата показалась шаману огромной. У дверей Горчак столкнулся со смоловаром, что недавно перебил всех его попутчиков. Взгляды повернувшихся к нему богатырей давили, Горчак чувствовал, что все присутствующие настроены против него. Стараясь не поддаваться панике, шаман неторопливо пересек Золотую Палату и остановился напротив княжеского кресла, стоявшего на возвышении. Сидевший на княжьем столе человек, любезно улыбнулся, но Горчаку показалось, что он ощерился волчьим оскалом.

– Мне нужен князь Владимир! – хрипло выкрикнул шаман.

Ему ответил воевода Претич, предварительно переглянувшись с князем:

– Может быть, тебе нужен Великий Князь Владимир?

– Пусть будет, хоть повелителем поднебесья, – заносчиво крикнул Горчак, – но он нужен мне здесь и сейчас!

– Что нужно тебе от князя? – не обращая внимания на поднявшийся в палате гул, продолжал Претич.

– Справедливости! – потрясая кулаками, воскликнул Горчак.

– Справедливости? – удивился Претич. – А разве ты её не получил?

– Этот человек, – шаман указал подрагивающим пальцем на смоловара, – убил посла и его охрану! Я требую, чтобы его наказали! Наказали немедля! Мне нужна его голова!

Горчак в гневе картинно топнул ногой, однако эффект оказался противоположным ожидаемому – Золотая Палата взорвалась смехом.

– Нет, вы посмотрите на него, – заливался тоненьким смехом Фарлаф, – он еще и ножками сучить умеет!

– Требует он, – рявкнул нелюдимый Волох, – на кол его! Чтоб в следующий раз нашего мужика за версту объезжали!

Богатыри бушевали, требуя вместо смоловара распнуть шамана. Со своего места поднялся Владимир, поднял руку, призывая к молчанию. В палате мгновенно установилась гробовая тишина.

– Ты и вправду думаешь, что я должен отдать смоловара тебе на растерзание? После всего того, что случилось?

Горчак кивнул.

– Ты ошибаешься! Смоловар Возгривый будет наказан, но его головы ты не получишь! Ты вообще ничего не получишь! С теми, кто ведет себя в чужом доме, словно в собственном клозете, у нас разговор короткий: на кол или голову с плеч! Ты можешь отправляться домой, тебя не тронут! Но передай своему кагану, что если он еще раз пришлет с посольством подобных хамов…

Горчак не слушал, его губы плели нити сложного заклинания, пальцы рук, скрытые от чужих взоров широкими рукавами, складывались в страшные руны давно забытого языка.

– … ты понял? Или тебе нужно повторить? – закончил Владимир.

Шаман не ответил – он готовился нанести удар.

– Дайте ему батогов! Чтобы слова князя доходили лучше! – распорядился Претич. – А то малый, кажись, в ступоре!

– Ага, – поддержал воеводу неугомонный Лешак, – обиделся он на нас! Глаза-то посмотрите как кровью налились – светятся уже!

Глаза шамана действительно слабо светились пунцово-красным светом, и с каждым мгновением это свечение становилось сильнее. Горчак вытащил из рукавов полыхающие сиреневым пламенем руки. По одежде колдуна пробегали фиолетовые сполохи. Шаман поднял руки и прокаркал изменившимся вдруг голосом:

– Я уничтожу вас! Ваше племя давно следовало стереть с лица земли, ибо вы не такие, как все!

– Смотри, как раскалился, – дрожащим голосом выкрикнул вдруг Фарлаф, переворачивая стол и прячась под ним, – как бы избу не спалил, паразит!

– Где Белоян? Зовите скорей волхва! – заревел Претич, выхватывая меч и бросаясь к шаману. – Руби, братцы, колдуна в капусту!

Кто-то метнулся к выходу за медведеголовым волхвом, кто-то схватил со стола нож, кто-то вертел (не все на пир брали с собой оружие, чтобы не ранить друг друга в хмельном угаре) и кинулись к шаману. Но Горчак не зря готовился столько времени, он всего лишь слегка взмахнул рукой, и богатыри разлетелись в разные стороны, словно щепки. Пол под ногами шамана обугливался на глазах, первыми полыхнули огнем расшитые бисером скатерти, следом зачадили дымом резные деревянные колонны.

– Чтоб никогда вашим детям и внукам, – хрипел шаман, – не видеть солнца…

Горчак крутился волчком, с каждым кругом все больше богатырей падали на пол и больше не могли подняться.

– …не вдыхать чистого воздуха…

На ногах остался лишь князь Владимир, даже верный Претич кулем осел у его ног.

– …не пить прозрачной воды…

Владимир без страха смотрел в полыхающие огнем глаза шамана, но сил что-нибудь предпринять у него уже не осталось. Он чувствовал, что вот-вот и он тоже упадет, как и все в Золотой Палате. Упадет, чтобы больше никогда не подняться.

– … чтобы весь род и даже имя его растворилось, затерялось и забылось в веках…

Владимир чувствовал, как наливаются свинцом веки, похоже, что на ногах остался стоять он один – проклятый колдун оставил его, князя, на сладкое.

– Не бывать больше Руси… – не успел договорить шаман, поперхнувшись на середине фразы. Уже сквозь красноватый туман перед глазами Владимир успел заметить, что за печенегом стоит, покачиваясь и сжимая в руках тяжелую братину, смоловар Возгривый. Смоловар размахнулся и вторично опустил братину на голову шамана. Последнее, что успел увидеть Владимир, перед тем как рухнуть без сознания, была расколотая молодецким ударом смоловара голова степного колдуна.

– Молодец, Возгривый! – прошептал князь, и мир для него померк.

Никто из них не заметил стоящего за широкой спиной смоловара младшего дружинника Чупрака с обнаженной саблей в руке. Чупрак мог десять раз снести Возгривому голову, но… Он стоял и безучастно смотрел, как смоловар проламывает шаману голову. Затем, когда с Горчаком было покончено, а князь Владимир и Возгривый бездыханными упали на пол, Чупрак аккуратно закрыл дверь в Золотую палату и незаметно покинул княжий терем.

* * *

Белоян пребывал в бешенстве. Шерсть на медвежьей морде стояла дыбом, маленькие красные глазки злобно сверкали. Он прохаживался из угла в угол перед собравшимися земскими боярами и остатками младшей дружины. Белоян был зол в первую очередь на самого себя.

– Не почуять колдуна! Горе мне, старому! – восклицал он, хватая себя громадными ручищами за голову. – Ну, ведь мог же, мог! И волшбу не малую этот шаманишка степной сплел! А все оттого, что в неуязвимость свою поверили! Расслабились до срока! А враги они везде, даже там, где их и не ждешь!

– Ладно, Белоян, кончай хандру нагонять! – попрекнул волхва Боброк, глава городского ополчения. – Неужели все настолько худо, что ничего нельзя сделать?

– Худо, очень худо! – подтвердил опасения Боброка волхв. – Хотя могло быть и хуже! Если бы не последний удар смоловара, раскроивший колдуну голову, тот тоже расслабился раньше времени, никак он не предполагал, что кто-то против его колдовства выстоит, то не было бы у нас больше ни князя, ни старшей дружины!

– А сейчас можно подумать они есть? – задал вопрос кузнец Людота.

– Спят они непробудным сном, но живые! – пояснил Белоян. – Нам они, конечно, ничем помочь не могут, а вот мы им помочь в состоянии. Потому как, если мы старшую дружину не разбудим – сомнут нас печенеги!

– Не сомнут! – возразил Боброк. – Городское ополчение уже собрано! Смолы на всех хватит!

– Городское ополчение это не богатыри! Не сдюжим! – влез в разговор купец Кожем, недавно пожалованный боярством. – Ты же Белоян волхв! – воскликнул он. – Придумай, как разбудить князя и войско!

– А чего тут думать, – рявкнул Белоян, – волховали мы с Стойградом, Велетичем и Медведко нам помогал…

Белоян на миг замолк, но его тут же принялись тормошить:

– Да не томи ты, харя зверячья, сказывай, чего для этого нужно?

– А нужно всего ничего, – грустно сказал верховный волхв, – кусочек жала василиска, яд змееголового арапчика, коготь дракона, рог изобилия, перо финиста-сокола, пух птицы гамаюн… Есть смысл перечислять дальше? – уныло вопросил он.

– Дела! – сказал Людота.

– Все это нужно собрать к зимнему солнцевороту! – продолжал Белоян. – А кого я за этими артефактами отправлю? Все кто на границы нечисть распугивать не отправился – те спят мертвым сном в золотой палате!

Белоян бессильно склонил голову.

– А чего ж это у нас в младшей дружине и богатырей нет? – выкрикнул чей-то звонкий голос. – Есть у меня одна задумка, как пух гамаюн-птицы добыть!

– А я постараюсь перо финиста принести! – поддержал товарища другой витязь из младшей дружины.

– Я слышал, ты что-то про рог изобилия говорил? Это какой, не с Буян-острова случайно? – спросил волхва старый Кожем.

– Да, – ответил Белоян, – рог Свентовида. В Арконе, в святилище…

– Так у меня сынок с дружком своим за этим самым рогом уж седьмицу назад отправились! Я им весточку пошлю, что, дескать, так, мол, и так…

– А ведь и получиться все у нас может! – повелев, рыкнул Белоян. – Я чем могу, помогу. Только поспешать надо! Те, кто на нас все эти напасти насылает – медлить не будет! Да, языки держите за зубами! Князь жив-здоров! С богтырями все так же пирует! Конечно, долго делать вид, что все нормально не получиться, но хотя сколько-нибудь продержаться! Хоть самую малость!

– Всех смутьянов мы быстренько на кол посадим, – серьезно ответил Боброк, – а языки, их и повырывать недолго!

– Надеюсь, – выдохнул Белоян, – авось все и получиться!

* * *

Толман в предвкушении потирал руки – скоро, очень скоро он снесет Киев с лица земли. А там… Хан аж зажмурился от удовольствия, представляя в себя в мечтах повелителем мира.

– Так, спокойно, – остановил он сам себя, – еще не время предаваться мечтам! Сначала – дело, а потом и мечты превратятся в реальность!

А ведь как хорошо они с Карачуном все придумали! Жаль только, базилевс ромейский отказал – не помог ни войском, ни оружием, ни деньгами! Но, хвала Мору, нашелся добродетель, да не простой смертный – маг. Маг оказался настолько сильным, что за несколько дней успел наводнить дальние рубежи Руси всевозможного рода чудовищами. Чтобы справиться с монстрами, Киеву пришлось кинуть к границам лучших своих богатырей. Богатырский кулак был слегка разжат. Следующий шаг Толману подсказал во сне Мор. Если хану удастся воплотить совет падшего бога в жизнь – он одним ударом обескровит всю оборону недругов. Под видом посольства шаман в сопровождении могучей охраны должен будет хитрым заклинанием вывести из строя всех оставшихся в Киеве богатырей, включая князя Владимира. Рецепт такого заклинания услужливо предоставил Толману Мор, а вот шамана– смертника, ибо скорей всего ему придется умереть, хан должен был найти самостоятельно. И Толману повезло – он вспомнил о полубезумном шамане Горчаке, люто ненавидящим всех русичей. Хан также пообещал Горчаке место верховного шамана, если тот все ж таки умудриться вернуться из Киева живым. Вот уже несколько дней как от Горчака нет вестей. Наговоренный изумруд, уже сутки как стал красным рубином. Это могло означать только одно – Горчак мертв. Неужели его план провалился? Успел ли шаман выполнить задуманное?

Верный Карачун преданно заглянул в лицо хозяина:

– Может быть, вопросить Мора? Я думаю, он не откажется от очередной жертвы, а мы тем временем узнаем, как дела у нашего шамана!

– Горчак мертв! – воскликнул Толман, показывая верному слуге рубин. – Но том получилось у него или нет – камень молчит!

– Спроси Мора! – вновь посоветовал Карачун. – Он не откажет, ведь ты не по пустякам его будешь вызывать!

– Его может не быть в нашем мире, – вздохнув, ответил Толман, – он предупреждал меня в прошлый раз.

– Попробуй, а вдруг! – настаивал Карачун.

– Хорошо! – согласился Толман. – Пусть приведут раба!

После долгих, бесплодных попыток вызвать повелителя, Толман остановился. Посмотрел на бескровные тела рабов и слабо выругался – не везет!

– А где же наш лазутчик? – опомнился хан. – Ведь если у Горчака все вышло – Чупрак должен был вернуться.

Толман пожал плечами.

– Мало ли чего могло случиться. Придется, вновь послать кого-нибудь, – сказал Карачун, – иначе мы все узнаем слишком поздно! Киевляне успеют очухаться от удара!

– Ерунда! – возразил Толман. – Ведь если удалось устранить всех богатырей – нам нечего бояться! Нужно только точно узнать – сумел Горчак… или его сумели раньше…

* * *

Поздним вечером в берлогу Белояна ввалился основательно помятый воевода Волчий Хвост.

– Волчара? – изумленно уставился на воеводу медведеголовый волхв. – Ты?

– Я! – недовольно отозвался Волчий Хвост.

– Я думал ты вместе со всеми… в Золотой Палате…

– Не было меня там, – отозвался воевода, тяжело опускаясь на лавку. – Ох, как же голова болит! Того и гляди лопнет, – пожаловался волхву Волчий Хвост. – Слушай, медвежья харя, дай рассолу, или отвара брусничного…

– Есть у меня кой-чего получше, чем отвар, – проворчал Белоян, – все ж к волхву пришел.

Волхв вышел в сени. Через секунду он вернулся, держа в руках покрытый жирными потеками закопченный горшок.

– Глотни, – сказал он, протягивая горшок воеводе. – Только не нюхай! – предупредил он гостя.

Но Волчий Хвост уже успел сунуть нос в горшок.

– Ты меня отравить задумал? – спросил воевода, сдерживая рвотные позывы. – Ну и вонища! Чего ты туда налил? Как я эту гадость пить буду?

Воевода поворачивал горшочек и так эдак, с сомнением поглядывая на темную маслянистую жидкость.

– Тебе какая разница, чего я туды бросил? – недовольно рявкнул волхв. – Нос зажми и пей!

Волчий Хвост закрыл почему то не нос, а глаза, шумно выдохнул и сделал большой глоток.

– Вот гадость! – передернул плечами воевода, возвращая зелье Белояну.

– Погоди чуток, сейчас полегчает! – утешил Хвоста волхв.

Через мгновение напряженное лицо воеводы расслабилось.

– Фу, наконец-то отпустило! – довольно выдохнул он.

– Вот и ладушки! – обрадовано потер руки Белоян. – А теперь давай, рассказывай, почему это тебя в Золой Палате сегодня не было?

– А чего рассказывать-то, по мне разве не видно?

– Вижу я, вижу, – ворчливо отозвался Белоян, – болезнь перепил!

– Точно. Поспособствовал я одному мальцу в дружину вступить, вот он и отблагодарил! Напоил…

– Не поверю, что ты словно пацан сопливый меру потерял!

– А я и не терял, покуда наше пойло кушали, – согласился с волхвом Волчий Хвост. – Но он меня своей, печенежской выпивкой потчевал! Ну я с непривычки и сомлел!

– Печенежской? – в волнении вскричал Белоян. – Так и шамана печенеги подослали!

– Уж не хочешь ли ты сказать, зубастый, что старый Волчара продался? Все полегли, а он жив-здоров?

– Тю на тебя, болезный! – волхв замахал руками. – Я тебя слишком хорошо знаю, чтобы такое предположить. Но знаешь вся эта история как-то нехорошо пахнет!

– Согласен!

– А что за малец тебя спивал? – вдруг спросил волхв.

– Чупрак. Печенег, недавно в Киеве. Я его в корчме повтречал, ну после той свадьбы…

Волчий Хвост замялся, видимо воспоминания приносили ему нестерпимую боль. Волхв понимающе кивнул, призывая воеводу продолжать.