Текст книги "Кулаком и добрым словом (СИ)"

Автор книги: Держ Nik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

– Ты нарочно заставил нас ждать? А, хан Толман? – язвительно поинтересовался Кубык.

– Вы что, не видите? Он же считает себя выше совета! – в тон ему выкрикнул Тыхмук, до возвышения Толмана считавшийся самым сильным степным каганом. – Он спит и видит себя повелителем всей степи! Не бывать этому!

Тыхмук в возбуждении подскочил со своего места. Его маленькие глазки злобно сверкали, щека дергалась, на губах пузырилась пена. Толман снисходительно посмотрел на беснующегося хана. По странной прихоти судьбы всесильный Тыхмук родился горбатым и колченогим карликом.

– Тебя гложет зависть! – победно глядя сверху вниз, небрежно осадил Тыхмука Толман. – Ты сам хотел бы занять это место! Но ты слаб для такой ноши, коротышка…

Тыхмук обиженно завизжал и бросился на Толмана, но, запутавшись в ворохе шкур, лежащих под ногами, упал прямо в горячие угли. Из почти прогоревшего очага неожиданно взметнулся столб обжигающего пламени. Огонь загудел, словно раздуваемый смерчем. Кожа на лице Тыхмука почернела и пошла пузырями, которые мгновенно лопались, превращая физиономию вождя в жуткую маску смерти. Миг, и перед остолбеневшим советом лежала лишь обоженная дымящаяся головешка. Тыхмук не успел даже вскрикнуть перед смертью, настолько быстро все произошло. Запах горелой плоти заполнил шатер совета.

Толман опомнился быстрее всех:

– Он противился божьей воле! И бог покарал его!!!

– Бог?!! – взвизгнул Кубык, прикрывая лицо широким рукавом – вонь не давала продохнуть. – Ты предал наших богов! Ты глумишься над ними…

Кубык замолчал, задохнувшись, то ли от дыма, то ли от ярости.

– Да плевал я на твоих богов! – Толман даже не пытался возражать, он решил покончить со всеми обвинениями одним мощным ударом. – Что дали мне твои хваленые боги? Я приносил им жертвы, я молил их… Да пошли они…

По шатру пронесся ропот, заглушивший последние слова мятежного хана. Многие знали, что Толман поклоняется новому, неведомому богу, и смотрели на это сквозь пальцы. Но такой открытой хулы они перенести не могли.

– Пусть они накажут меня, – перекрикивая вой толпы, надрывался Толман, – пусть покажут свою силу! Если же они не могут наказать даже одного человека, то они слабы! А слабые боги мне не нужны! Мне достаточно одного Бога! Сильного Бога! Вот он точно сможет…

Обгорелый труп Тыхмука продолжал чадить, наполняя шатер едким дымом. Вожди вскакивали со своих мест и выбегали на улицу. Кубык, воспользовавшись неразберихой, достал из-под полы халата жертвенный нож. Крадучись, зашел за спину Толмана и замахнулся. Карачун, протиравший слезящиеся глаза, не заметил движения верховного шамана. Но нанести удар Кубык не успел – жердь, поддерживающая крышу шатра, вдруг соскользнула и, пробив лысую голову верховного шамана, пригвоздила его к земле. Толман стремительно обернулся. Краем глаза он успел заметить, как из обессиленных рук шамана вырвался остро отточенный жертвенный нож.

– Бог спас меня! – во весь голос закричал Томан, привлекая внимание вождей не успевших покинуть шатер. – Мор!!! Мор!!! Мор!!!

Расталкивая вождей, внутрь ворвались охранники хана. В их сопровождении Толман выбрался на улицу. Оказавшись на свежем воздухе, хан приказал разобрать шатер. Когда шкуры были сняты, все увидели нанизанного на жердь верховного шамана.

– И где же его хваленые боги? Почему они не защитили своего слугу? – воздев руки к небу, вопросил Толман. – Потому что мы не нужны им!

По его знаку принесли статуэтку Мора. Следом привели десяток рабов. Потоки крови залили статуэтку, которая выросла на глазах изумленных вождей.

– Мало! – неудовлетворенно крикнул Толман. – Режьте всех! За спасение своей жизни я готов щедро платить!

Словно в подтверждении этих слов идол Мора захохотал, земля содрогнулась, а вожди и старейшины вслед за Толманом попадали ниц перед новым божеством.

* * *

На следующее утро совет назвал Великого Кагана объединенной печенежской орды. Им единогласно избрали Толмана, достойнейшего сына степей. Хан ликовал: почти все, что обещал ему бог, свершилось. Еще год назад он не мог даже и мечтать о такой власти. Первым делом Толман поспешил провозгласить Мора богом и покровителем всех печенежских племен, а себя – его верховным шаманом. Отныне и вовеки веков Мор должен был почитаться выше всех иных богов. Толман обязал старых жрецов поставить во всех стойбищах идолы нового печенежского покровителя, коих ежедневно приказал поить жертвенной человеческой кровью. Всех недовольных и несогласных с новыми устоями (а таких было немало) Великий Каган приказал не жалеть и, немедля принести в жертву Мору. Кровожадный Хозяин Толмана, находящийся в тот момент где-то далеко на севере, не замедлил похвалить расторопного слугу, явившись ему во сне. Он одобрил начинания хана и пообещал любую возможную помощь. Силы Мора стремительно восстанавливались, однако до былых возможностей он еще не дорос. Воодушевленный Толман принялся готовить свой первый серьезный набег. Главная цель Толмана конечно же Киев, столица презренных землепашцев. Однако хан до сих пор не мог решиться напасть на нее. Даже имея под рукой столь многочисленное войско, он боялся, что его силы все же уступает ежегодно возрастающей мощи Киева.

– А если попробовать заручиться поддержкой ромейского базилевса? – вдруг подал мысль Карачун. – Ваш благословенный родитель всегда держал Царьград про запас!

– А ведь ты прав! – радостно воскликнул Толман. – Как это я выпустил ромеев из вида? Но кого послать со столь важным поручением?

– Если повелитель сумеет обойтись какое-то время без верного слуги… – ответил, кланяясь, Карачун.

Хан задумался:

– Мне будет не хватать тебя, Карачун. Но… Никто не справиться с этим лучше тебя!

– Я буду спешить! – заверил Толмана старик.

– Хорошо! – согласился хан. – Собирайся!

– И еще, – вкрадчиво сказал Карачун, – я бы предложил повелителю заслать в Киев лазутчика! Наш человек в княжеском тереме…

– Ты в своем уме? – набросился на слугу Толман. – Как наш человек может оказаться в Киеве, да еще в княжеском тереме?

– Он станет дружинником! – спокойно пояснил старый хитрец. – Разве у Владимира мало дружинников-печенегов? Пусть повелитель вспомнит хотябы о Дюсене, сыне хана Жужубуна…

– Постой, разве Дюсен не был заложником Владимира?

– Вначале так и было, но потом… Он даже сражался плечом к плечу с презренными пахарями против родного отца!

Толман презрительно скривился.

– Поступил бы он так, будь заложником? Ведь никто его не неволил!

– Да тот поход принес немало горя степным племенам! Я помню его…

– Так вот, – продолжал Карачун, – Владимир не брезгует принимать на службу иноплеменников, считая, что дружинная связь выше кровной! Поэтому его богатыри непобедимы! Надо послать одного из наших батыров, отобрать сильнейшего, ну и чтобы с головой был…

– Где же я такого найду? Сила – уму могила!

– Есть у меня один молодой батыр на примете, – признался Карачун. – И силенка есть, да и не дурак… вроде бы, – чуть помедлив, добавил он.

– Кто?

– Чурпак, сын погибшего Турана. Парень горит желанием отомстить за отца!

– Ты думаешь, он справиться? – засомневался Толман. – Уж больно молод!

– Справиться! – заверил повелителя Карачун. – Я постараюсь вбить в его голову все, что нужно!

– Тогда действуй немедля! – приказал Толман. – Времени у нас в обрез!

* * *

У Жидовских ворот с утра жизнь кипела как обычно, только стража была несколько не в духе, да глазами по сторонам зыркала больше обычного. Однако кто на них, на стражников-то, пялиться в такой час будет, разве что девки молодые, да незамужние. Скрипели подводы и телеги, ржали лошади, кто-то пытался пролезть без очереди, за что получил от стражи нагоняй. У зазевавшейся тетки убежала порося, и пока она её с визгом ловила – застопорилась вся колонна. Стражи ругались, пытаясь развести затор, но у них плохо получалось. Наконец поросенок был пойман, с тетки взяли штраф за нарушение порядка, и все пошло своим чередом. На рассохшейся скрипучей телеге, которую с трудом тащил облезший старый мерин с грустными глазами, сидели двое мужиков. В ожидании своей очереди они лениво трепали языками, перетирая недавние события.

– А у меня в Сосновке всю родню проклятые печенеги вырезали! – жаловался старик своему молодому попутчику. – Всю кровушку из них поганые выпили! Всех младенцев пожрали!

Голос старика дрожал, он то и дело смахивал наворачивающиеся на глаза слезы.

– И куда только князь со своими боярами смотрит? – подал голос его молодой спутник. – Будь моя воля я бы их всех к ногтю…

Парень неожиданно поперхнулся, потух и съежился. Старик испуганно оглянулся, отпрянул, едва не свалившись с телеги. За повозкой на громадном мохнатом жеребце восседал могучий степняк. Он невозмутимо глядел раскосыми глазами на испуганных мужиков. Его скуластое лицо было спокойным, он либо плохо понимал по-русски, либо ему было плевать на все оскорбления, относившееся к его роду. В гробовом молчании телега проехала под аркой ворот, мужики, не торгуясь, заплатили стражникам мыто и поспешно скрылись в городской толчее. Печенег надменно взглянул на дружинников, по сравнению с ним, крепкие парни выглядели сущими детьми. Степняк хищно шевельнул крыльями носа, сощурил и без того узкие глаза и брезгливо бросил под ноги стражам золотую монету.

Начальника караула, дежурившего в этот день у Жидовских ворот, пожилого ветерана, участника многочисленных походов против печенегов, взбесило такое поведение непрошенного гостя. Но, не даром родители назвали сына Молотом – ни единый мускул не дрогнул на лице старого воина. Молот неторопливо подошел к степняку, печенег навис над начальником караула словно скала. Но тертого ветерана это не обескуражило.

– Сейчас ты слезешь с коня, – тихо, но четко сказал он степняку, – и поднимешь монету! Или, клянусь Перуном, в город ты не войдешь!

Улыбка вмиг сползла со скуластого лица Печенга, жиденькие усы встопорщились, обнажая маленькие острые зубы. Рука легла на эфес кривой сабли.

– Не балуй, паря! – предупреждающе улыбнулся Молот, делая знак дружинникам. Охранники вмиг ощетинились копьями. А от сторожки до чуткого слуха печенега донесся звук натягиваемых луков. Степняк окаменел, видимо решая, что предпринять. Наконец, он, скрипнув зубами, спрыгнул с коня, понимая, что у него нет ни единого шанса прорваться живым мимо стражи.

– Умничка! – по-отечески похвалил печенега Молот, наблюдая, как тот подбирает с пыльной земли монетку. – И куда ж ты такой прыткий направляешься? Уж, не в дружину ли княжескую собрался?

Печенег застыл с протянутой рукой, удивившись проницательности старого воина.

– Ну и чего ты на меня так вылупился? – гаркнул Молот. – Не ты первый, не ты последний! Только многие отсюда не солоно нахлебавшись, уезжают! А многих вообще на заднем дворе, словно собак закапывают! Так что смотри, не нарывайся больше на грубость! С людьми надо по-людски себя вести! А то вас, диких, никто в степи вежеству не учит! Давай, проезжай!

Основательно поплутав с непривычки по городу, никто не хотел иметь дело с мрачным печенегом, Чурпак наконец добрался до княжеского двора. Чернь, завидев степняка, плевала ему вслед, люди посолидней потрясали кулаками – у многих в вырезанных печенегами селах и весях жили родные. Чупрак старался не обращать на проклятия, преследовавшие его всю дорогу, внимания. Перед большими, раскрытыми нараспашку воротами, ведущими на широкий княжеский двор, стояла теремная стража. По сравнению со своими собратьями на городских вратах, эти ребята выглядели много серьезней.

– Таких, – решил Чупрак, – нахрапом не возьмешь!

Печенег растянул свое плоское лицо в приветливой улыбке, и направил коня в ворота.

– Стой! – сурово кликнул его. – Куда прешь?

– К князю! – наивно улыбаясь, ответил степняк. – Хочу в дружину вступить!

– Не принимает сегодня князь, – серьезно ответил страж, оценив мощную фигуру печенега.

– Но я слышал, – возразил Чупрак, – в Золотой палате пир круглые сутки! Можно тогда хоть с воеводой…

– В золотой палате нынче не гуляют! – помрачнев лицом, ответил тот же дружинник, по всей видимости, главный в карауле. – Приезжай через несколько дней, когда все уляжется!

– Что уляжется? – воскликнул печенег.

Но страж уже отвернулся от него, давая тем самым понять, что разговор окончен. Чупрак постоял перед воротами еще мгновение и развернул коня, решив попытать счастья на следующий день. Он должен любой ценой стать дружинником киевского князя, только так он сумеет отомстить за отца и не ударить лицом в грязь перед собственным каганом.

– Слышь, – окликнул степняка дружинник, – тебе хоть остановиться-то есть где?

– Нет!

Печенег развернул коня и вновь подъехал к воротам.

– Тогда дуй прямо, затем направо до перекрестка. Там корчма, при ней постоялый двор есть. Заблудиться трудно – все дороги ведут в корчму! Может, сдадут тебе там комнатку, хотя вашего брата сейчас ой как не любят!

– Спасибо за совет! – ответил степняк. – А сам ты на печенегов почему зла не держишь? – не удержался и спросил стражника Чупрак.

– Так у нас в дружине не только русины, да славяне, но и хазары есть, и варяги, и печенеги. Среди них тоже люди хорошие водятся. Так чего же мне тебя зря обижать? Может придется нам в скором времени вместе службу нести! Так что удачи тебе.

– И тебе того же! – ответил пораженный ответом Чупрак.

До корчмы он добрался на удивление быстро, заблудиться действительно было трудно. Прав оказался дружинник – все дороги вели в корчму. Заведение выглядело добротно: большой терем в два поверха, сложенный из массивных бревен, широкий ухоженный двор, говорили о том, что дела у владельца постоялого двора идут отлично. Завидев нового постояльца, к Чупраку кинулся мальчишка, видимо сын хозяина харчевни. Но, разглядев в пришельце печенега пацан испуганно скрылся в корчме. Чупрак понятливо хмыкнул, он уже начал привыкать к подобному обращению, спрыгнул с коня и самостоятельно привязал его к высокой коновязи. Затем он отряхнул одежду от пыли, поднялся на высокое крыльцо и вошел в корчму. Сразу же Чурака накрыло волной изумительных запахов. Казалось, вся корчма пропиталась восхитительным запахом жареного мяса. Степняк непроизвольно сглотнул – рот мгновенно наполнился слюной, последних несколько дней Чупраку приходилось питаться впроголодь. В большом помещении было на удивление многолюдно. Все столы были заняты посетителями. Лишь в самом дальнем темном углу корчмы за столом в гордом одиночестве восседал нелюдимый витязь. Народ сторонился этого столика, по крайней мере так показалось Чупраку, стараясь не раздражать изукрашенного боевыми шрамами богатыря. Едва степняк переступил порог заведения, в его сторону повернулось большинство посетителей кормы. На печенега вновь обрушилась масса проклятий. Не обращая на них внимания, Чупрак пересек корчму и присел рядом с одиноким дружинником. Богатырь на миг оторвался от большой глиняной кружки, к которой он регулярно прикладывался, и посмотрел на печенега из-под насупленных бровей, но ничего не сказал. Затем одним мощным глотком допил содержимое и с грохотом опустил кружку на стол. Едва только он это сделал, как рядом с ним оказался невзрачный человечек с запотевшим кувшином в руках. В мгновение ока кружка наполнилась вновь. Печенег понял, что перед ним не простой ратник, не стал бы хозяин заведения стоять перед простым дружинником навытяжку, своевременно подливая в опустевшую кружку вино. А то, что это именно хозяин заведения, Чупраку стало ясно, когда он повелительным жестом подозвал мальчишку, который должен был следить за кружкой дорого гостя, и отвесил ему хорошего тумака. Печенег пригляделся к своему соседу внимательнее: не молод, но еще силен, как говорят в самом расцвете, добротный, но несколько потертый дорожный плащ, небрежно накинутый на плечи, застегнут массивной золотой брошью. Сотник – не меньше!

– Может быть, досточтимый воевода еще чего-то желает? – елейным голоском произнес корчмарь.

– Даже не сотник – воевода! – подумал Чупрак. – Может быть – повезло?

Воевода тем временем отрицательно мотнул гладко выбритой головой. Кончик длинного седеющего чуба обмакнулся в кружку. Богатырь безразлично вытащил его из вина.

– Но если понадобиться – зовите! – преданно улыбаясь, хозяин попятился, собираясь исчезнуть на кухне.

– Вино оставь! – проревел воевода, вновь опорожнив кружку одним глотком. – Больше мне от тебя ничего не нужно!

Корчмарь вздрогнул и судорожно поставил кувшин на стол. Руки у него ощутимо дрожали. Он вновь собрался уйти, но печенег ухватил его за плечо.

– У тебя есть свободная комната? – спросил он.

Корчмарь брезгливо дернул плечом, в попытке сбросить руку, но Чупрак держал крепко.

– Нет! – буркнул корчмарь, пытаясь разжать железный захват степняка. – Все комнаты заняты!

– Я хорошо заплачу! – Чупрак показал хозяину золотой.

– Я сказал нет! – вдруг как поросенок завизжал корчмарь. – Для таких как ты – мест нет, проклятый печенег!

Народ в корчме пришел в движение, лишь воевода продолжал невозмутимо дуть вино.

– Слышь, ты, урод степной, отпусти его! – хрипло выкрикнул кто-то из толпы.

– А не то мы тебе ручки-то укоротим! – поддержал его другой подвыпивший голос.

– Да чего ждать – пустить ему кровь!

– Как они пускали кровь нашим родичам!

– Смерть узкоглазым!

– Смерть!

Чупрак отпустил плечо корчмаря, демонстрируя толпе добрые намерения и пустые руки. Но было уже поздно – разгоряченные выпивкой горожане хотели лишь одного – крови! За крайним столом пьяный в стельку мужик схватил недопитую кружку и, коротко размахнувшись, метнул её в печенега. Мужик сидел за спиной Чупрака, поэтому степняк не увидел летящий в его сторону предмет. Глиняная кружка угодила печенегу точно в голову, лопнула и ссыпалась на пол мелкими осколками. Чупрак покачнулся, но на ногах устоял. Он дико зарычал и обнажил кривую саблю. В руках мужиков блеснули ножи, которыми они только что разделывали мясо. Неожиданно со своего места резко поднялся воевода, доселе сидевший неподвижно.

– Молчать! – протрубил он, словно на поле боя. – Бросить оружие! Сдурели совсем что ли?

Но толпа ревела, требуя расправы над степняком, и все потуги воеводы остановить самосуд пропали втуне.

– Ты, воевода, не ори – не в поле! – посоветовал седовласому богатырю шепелявый мужик, сидевший за соседним столиком.

– Тоже мне, командир выискался, – поддержал его другой, взмахивая длинным выщербленным ножом словно мечом, – в дружине будешь командовать!

Лицо воеводы побагровело, вислые усы встопорщились.

– Бунтовать?! – рявкнул он. – Всех в темную засажу!

– Местов не хватит! – заорали из толпы. – Бей их, братцы!

Воевода вскочил, ногой перевернул стол и встал плечом к плечу с Чупраком, обнажив длинный меч. Пораженный печенег прошептал слова благодарности.

– Живы будем – сочтемся! – просто ответил богатырь.

Толпа напирала – в ход пошли тяжелые дубовые лавки. Против озверевшей толпы, вооруженной чем попало, длинные мечи справлялись плохо. По разбитому лицу воеводы струилась кровь, кто-то сумел зацепить его тяжелой дубовой ножкой стола. Чупраку еще раньше разбили затылок глиняной кружкой. В замкнутом пространстве корчмы у отбивающихся от толпы бойцов не было шансов на спасение. Еще чуть-чуть и их свалят с ног, похоронят под грудой тел или разорвут на мелкие кусочки. Неожиданно входная дверь распахнулась и в корчу с копьями наперевес ввалилась городская стража, вызванная перепуганным хозяином корчмы. Дружинники быстро навели порядок, повязав самых отъявленных смутьянов. Воевода отер кровь с лица, выслушал доклад вытянувшего стрункой десятника, а затем развернулся к печенегу.

– Тебя как зовут? – спросил он.

– Чупрак.

– А меня Волчьим Хвостом кличут, – представился воевода. – И чего тебя паря в такое время в Киев принесло? Родственнички твои лютуют, вот народ и волнуется!

– В дружину я хочу! – просто ответил Чупрак.

Воевода ухмыльнулся:

– Ладно, считай ты уже дружинник! Первую проверку прошел! Пока будешь в младшей, а со временем, если проявишь себя – в старшую дружину зачислю! А сейчас пойдем, здесь тебе оставаться не следует. У меня переночуешь. Хоромы, правда, не княжеские, но местечко для тебя найдется!

Глава 17

– Эй, дармоеды, подъем! – гаркнул кто-то над самым ухом Никиты, при этом больно ударив его в бок сапогом.

Никита вскочил на ноги и, ухватив обидчика за грудки, легко оторвал его от палубы. Булатная пластина на груди варяга, смялась под пальцами Кожемяки словно лист лопуха. Обидчик судорожно сучил ногами в жалкой попытке найти опору.

– Я ошибся! – просипел он испуганно.

– Значит, ошибся? – переспросил Никита.

Варяг судорожно кивнул головой.

– В следующий раз, – наставительно произнес Кожемяка, – так не ошибайся. Убить ведь могу спросонок, – сказал он, разжимая пальцы.

Забияка смачно шмякнулся задом о палубу и, не вставая, по-крабьи отполз подальше, пока не уткнулся в чьи-то ноги.

– В чём дело, Игнар! – раздался рёв за его спиной.

Берн вздрогнул и обернулся.

– Эрик, я…просто хотел…а он…

– Я все видел! – вновь рявкнул Эрик. – Убирайся с глаз моих!

Берн поднялся на ноги и мгновенно исчез, словно побитая собака. Эрик неспешно подошёл к друзьям.

– Мне жаль, что так вышло! Я терплю это ничтожество только из уважения к его отцу! Он был славным бойцом. А этот…

Эрик задохнулся от ярости.

– Не оправдывайся, старина! – просто сказал Кожемяка, хлопая ярла по плечу. – Это не твоя вина!

– Он в моей команде! – проревел варяг. – И ответственность на мне!

– Ладно, забудем! – весело отозвался Никита. – Не на того напал! Мы тоже не лаптем щи хлебаем! Правда, Морозко?

Морозко потянулся, зевая:

– А в чем дело – то?

– Ты чего, – удивился Никита, – все проспал?

Морозко утвердительно кивнул.

– Ну и ладно, – махнул рукой Кожемяка, – невелика была забава.

Он с интересом оглядел выступающие из тумана очертания какого-то побережья.

– Где это мы?

– Не знаю, – коротко ответил ярл. – Потому и приказал разбудить!

– Как это? – не поверил Кожемяка. – Ты ж говорил, что с закрытыми глазами до Буяна доведешь!

– Говорил, – согласился Эрик. – Мы все время шли верным курсом, но оказались не там! Я ничего не понимаю! Этот берег мне незнаком!

Ярл в недоумении развел руками.

– Ты уверен, что это не Буян? – переспросил Морозко.

– Да, – подтвердил Эрик, – я обходил на драккаре Рюген не один раз! Таких фьордов там нет! Как нет и такой высокой скалы!

Эрик указал на острый гранитный пик, покрытый снежной шапкой вечного льда.

– Да и трава здесь зеленая не по сезону! – продолжал сокрушаться варяг.

– Точно! – согласился Морозко, рассматривая зеленую долину, заросшую бледными невзрачными цветами.

В отличие от варягов Мор сразу понял, куда занесло драккар Эрика. Еще ночью он почувствовал присутствие некой силы, что беспардонно изменяла окружающий мир, направляя утлое суденышко смертных в нужное место. В тот момент, когда неведомый остров явился мореплавателям, старый демон уже знал, в чьей власти находятся путники, ибо тех, кто мог бы повелевать столь древней мощью было не так уж и много.

– Дикие тюльпаны, – приглядевшись к цветам, – сообщил Морозко. – Асфоделы по-ромейски. Цветы мертвых!

– Истину глаголешь! – согласился с парнем седой кощунник, что рассказывал парням притчу о меде поэзии. – На этом острове нет места живым – здесь ворота в мрачное царство Хель!

– Ты спятил, старик? – накинулся на волхва Эрик. – Как мы могли очутиться у ворот Нифльхейма? Туда никто не знает дороги!

– Когда-то в старину, – ничуть не смутившись, поучительно продолжал волхв, – врата в навье царство появлялись очень часто в самых разных местах. Со временем это стало редкостью, но все же возможным. Попробуй свернуть с пути, – посоветовал он ярлу, – и я готов биться о заклад, что у тебя ничего не получится!

– Слушай команду! – рявкнул варяг. – Весла на воду! Гребем прочь от этого проклятого места!

Люди послушно сели на весла. Вода за крутым бортом драккара вскипела. Спины гребцов трещали от напряжения, но судно продолжало идти прежним курсом.

– Навались! – рвал глотку Эрик, стоя у кормила. – Давай, раз…

Некоторое время волхв, усмехаясь в усы, наблюдал за безуспешными попытками развернуть судно. Затем крикнул:

– Не насилуй людей, Эрик! Все тщетно!

– Клянусь Вотаном, – сквозь зубы процедил Эрик, – твоя взяла!

Он бросил рулевое весло и, тяжело ступая, подошел к старику.

– Что делать, посоветуй, раз такой умный!

Кощунник развел руками.

– Я не бог, а простой смертный! Что делать – тоже не знаю! Но будь на чеку! Мало ли…

– Суши весла! – распорядился ярл. – Оружие приготовить!

Волхв с сомнением покачал головой, наблюдая за приготовлениями варягов. Драккар тем временем обогнул остров с полуночи и вошел в обширную бухту. Берег бухты, сплошь заросший дикими тюльпанами, рассекала небольшая спокойная река. Судно, не замедляя хода, вошло в её устье. Неведомая сила влекла судно к темному зеву пещеры в глубине горы, туда же впадала и река.

– Это Гьёль, река забвения, – судорожно сглотнув, прошептал Эрик. – А там, – он указал на пещеру, – ворота Нифльхейма.

– А я всегда думал, что навья река – это Смородина, – удивленно протянул Кожемяка. – Огненная! Там еще калинов мост…

– Навья страна богата реками: Гьель, Смородина, Ахеронт, Лета, Стикс, Коцит, – пояснил кощунник, загибая пальцы. – Да какая разница! – воскликнул он возбужденно. – Суть от этого не изменится…

Его слова потонули в испуганных криках команды: высоко в небе парила крылатая тень.

– Дева Магура – хранительница дороги мертвых! – изумленно выдохнул ярл.

– Она пропускает нас, значит, наши дела плохи! Совсем плохи!

На берегу появились призрачные бесплотные тени. По мере приближения к пещере призраков становилось все больше и больше. Они беспорядочно бродили по зеленым лужайкам и тяжко стонали, протягивая прозрачные руки к судну. Из темного провала пещеры дохнуло сухим жаром.

– В самое пекло! – прошептал Кожемяка, когда драккар, не останавливаясь, прошел под высоким сводом пещеры.

Судно ощутимо набирало скорость, выход остался далеко позади и наконец, исчез совсем: мореплаватели оказались в кромешной тьме.

– Зажечь факелы! – приказал Эрик.

Через мгновение мерцающий свет факелов осветил напряженные лица людей. Огонь отвоевал у темноты лишь палубу драккара, остальное пространство тонуло во мраке.

– Интересно, долго мы будем так плыть? – подал голос Никита.

– Пока не приплывем! – спокойно ответил волхв. – По-моему мы уже спустились довольно глубоко! Скоро все проясниться!

– Но ведь мы живые, а живым входа в навь нету, – изрек с умным видом Никита.

– По всем законам нас тут и не должно быть, – согласился старик, – но кому-то на это наплевать! Так или иначе, мы должны будем умереть! Тех, кто выбрался отсюда живыми можно пересчитать по пальцам.

– Спасибо, утешил, – нервно хохотнул Кожемяка. – Но я умирать пока не согласный!

Он скинул с плеч перевязь и достал меч. Путник в сером балахоне, что сидел всю дорогу тише мыши, увидев меч, дернулся словно от удара. Но на него никто не обратил внимания: впереди забрезжила слабая полоска света. Драккар сходу вылетел на открытое пространство и замер, покачиваясь на волнах. Темный ход в преисподнюю остался позади, открывшийся путникам мир был серым и тусклым, подернутый легкой дымкой. В воздухе ощутимо пахло горелой смолой, серой и паленой шерстью. Помимо этого все вокруг пропиталось запахом тлена и разложения: речной поток выкинул судно в большое зловонное болото. Желтовато-коричневая поверхность болота то и дело вспухала огромными пузырями, которые лопались словно перезревшие гнойники, обдавая мореплавателей непереносимым смрадом. Он был настолько сильным, что свалил с ног несколько человек и заставил оставшихся в сознании вывернуться наизнанку в приступе рвоты.

– Это Стигийское болото! – прохрипел старец, стирая с потрескавшихся губ розовую пену. – Нужно убираться отсюда! Иначе мы все…

Новый приступ рвоты заставил волхва замолчать.

– Я не покину драккар! – задыхаясь, с трудом выплевывал слова Эрик. – Драккар – это все, что у меня есть!

– Тогда подыхай, как придурок! – зло прокаркал старец. – Тебе здесь самое место! Таких не берут в Асгард!

Волхв закашлялся и кулем свалился на заблеванную палубу.

– К берегу! – просипел ярл. – Гребите к берегу!

Ослабевшими руками он схватил весло и изо всех сил принялся грести к недалекому берегу. Все, кто мог стоять, кинулись к веслам. Судно с трудом прорывалось сквозь вязкое гнойное месиво, но берег все же, пусть медленно, но приближался. Брызги стигийской болотной жижи, попадая на незащищенную кожу, оставляли глубокие болезненные язвы. Наконец судно ткнулось в мягкую прибрежную грязь.

– Проваливайте! – зло бросил парням Эрик.

Первым судно покинул жрец в сером балахоне, он, не раздумывая, сиганул вниз с высокого борта драккара. Никита подхватил тщедушное тело волхва и последовал примеру жреца. Ноги парня по щиколотку погрузились в ядовитую гнойную слизь, сапоги задымились, но знаменитая на пол мира кожа выдержала. Кожемяка вприпрыжку добежал до сухой земли и бережно уложил на нее старика. Вскоре к ним присоединился Морозко, который тащил на своих плечах Ингвальда – молодого варяга из команды Эрика. Обезумевший Эрик метался по судну, подтаскивая к борту тех, кто не мог сам даже ползти. Вдруг болото позади судна вспухло громадным пузырем, в воздухе мелькнули чудовищные щупальца, усеянные присосками величиной в большую собачью миску. Толстые словно бревна, конечности чудовища вмиг опутали судно, которое тут же переломилось в смертельных объятиях. На мгновение мелькнул жуткий оскал стигийской твари, только что словно щепку закинувшей в пасть драккар Эрика. Тягучий гной колыхнулся еще раз, и Стигийское болото успокоилось. Кроме старика, Ингвальда, спасших их парней и тихого паломника, спрыгнувшего первым, спастись больше никому не удалось. Морозко осмотрелся, но жрец уже исчез. Раздумывать над этой загадкой времени не оставалось – нужно было срочно уносить ноги: ядовитые испарения действовали и на берегу. С трудом взвалив на спину бесчувственных попутчиков, друзья поспешили прочь от зловонного болота.

* * *

Огромные низкие тучи закрывали навье солнце, которое по слухам было черным как смоль. То тут, то там сквозь грозовые облака пробивались фиолетовые сполохи, на мгновение озаряя унылую равнину радужным сиянием. Парни без сил лежали на спине и тяжело дышали. Сухой порывистый ветер поднимал с земли пыль, словно специально старался запорошить им глаза. Серая безжизненная равнина тянулась вдаль, насколько хватало глаз, и сливалась с туманным горизонтом. Где-то непрерывно бухало, теплая земля подрагивала, словно великан-кузнец бил гигантским молотом по столь же великой наковальне. Старик застонал, открыл глаза и закашлялся. Его тут же стошнило. Морозко бережно приподнял его голову. Старик, с недоумением оглядев равнину и попутчиков, попытался сесть – ему явно стало лучше.