Текст книги "Кровавый вкус победы (СИ)"

Автор книги: Darth Katrin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

***

Сидя на грубо сколоченной смотровой площадке, мне оставалось только наблюдать, как оставшиеся без командира лучники бросают оружие и покорно позволяют жителям Вирлеи вытаскивать их ям и сетей. Еще одна строка в списке успешно проведенных операций. И до чего же это приятно: не смотря на всю порочность самого моего существования, я все еще могу обратить свои навыки и таланты на пользу людям. Все еще могу заниматься тем, что умею лучше всего.

– Иного я и не ждала от Древнего, – вдруг со странным почтением произнесла Анжелика, пристроившаяся на ветке рядом со мной. Я резко обернулся:

– Что ты сказала?!

– Я сказала, что что вышло очень неплохо, – уже своим обычным голосом ворчливо отозвалась вампирша. – И не вздумай зазнаваться только потому, что я тебя похвалила.

– Хорошо, не буду, – только и смог произнести я. Снова оно – слово, смысл которого все еще от меня ускользал. Когда я спросил о «древних» у Антинаэля, демон честно признался, что в его записях не было ничего подобного. А потом просто посоветовал не обращать внимания на вампирьи бредни. Я бы очень хотел согласиться с этой формулировкой – но реплика Анжелики вновь заронила в меня сомнения. Если этот титул был изобретен Де Виллем, разбойник, вероятно, знакомый с другими вампирами, мог о нем знать. Анжелика – нет. По крайней мере – не от меня. Здесь могло быть только два варианта: либо вампирша успела где-то пообщаться с другими «нашими сородичами», либо «древний» – это какая-то особая каста, предусмотренная самим механизмом проклятия. Последняя версия казалась более вероятной и необнадеживающей – она означала, что после заточения Антинаэля его проект претерпел куда больше изменений, чем ему кажется. А значит – нельзя полностью полагаться на его слова. И при этом – не знать, что ожидать от самого себя.

Я твердо пообещал себе все хорошо обдумать – но позже. Сейчас есть дело куда более срочное. Приказав Анжелике подстраховать доставку пленных, я поспешил обратно в Вирлею.

Антинаэль очень находчиво посадил нашего заложника в глубокий погреб, куда почти не проникали солнечные лучи. На мой вопрос: «Как он?» – с усмешкой ответил, что «однообразно ругается, обещает утопить, сжечь на костре, четвертовать и посадить на кол. Одновременно».

– Уже придумал, как будешь вправлять парню мозги?

– Надеялся, что это сделаешь ты, – на самом деле я даже не собирался доверять вреднющему демону самую важную часть плана, без которой вся предыдущие труды не имели ни малейшего смысла, но колкость против воли сорвалась с губ. – Чтоб хоть какая-то от тебя была польза.

– Ну что ты. Разве я могу мешать тебе наслаждаться твоим единоличным триумфом? – хохотнул в ответ Антинаэль. – А то, сдается мне, ты спать не сможешь, если не победишь кого-нибудь хотя бы раз в неделю.

Я для приличия фыркнул и перешел к делу:

– Принеси мне один из тех плащей от солнца. Немножко сыграю на стереотипах.

***

Клаунт Дель Фаремли в остервенении дернул руками, силясь освободиться, но тонкая колодезная цепь лишь пренебрежительно звякнула.

– Дайте мне только выбраться отсюда! Я вам всем устрою, предатели! – яростно выкрикнул он в пустоту. Тьма, царствующая в погребе, равнодушно безмолвствовала.

Молчала чуть покрытая мясом кость, оставшаяся от вяленого окорока. Молчали редкие глиняные горшки с прошлогодними соленьями. К горлу подступил липкий страх – а что если его едва начавшаяся жизнь в качестве полноправного властителя этих земель и впрямь прервется здесь? Где-то за стеной он слышал шаги – тихие, вкрадчивые.

– Издеваешься гад?! – рявкнул Клаунт неизвестному надзирателю.

Шаги на миг стихли, потом возобновились.

Минуты складывались в вечность.

И в тот самый момент, когда он был готов закричать от тягостной безысходности, дверь в погреб отворилась с противным скрипом. Несмотря на темноту, вошедший был в плаще, а лицо до половины скрывал капюшон, оставляя открытыми лишь губы, изогнутые в не сулящей ничего хорошего усмешке. Не говоря ни слова, он медленно прошелся по периметру погреба – спокойно, не делая резких движений, но Клаунта как будто накрыло волной безумного и беспричинного ужаса, который усиливался по мере того, как незнакомец заходил ему за спину.

В какой-то момент он остановился – молодой барон вновь оказался в давящей тишине – а потом шею будто бы пронзило раскаленной иглой. Но это длилось лишь мгновение – пришелец отстранился. Обошел его с другой стороны и демонстративно облизнул окрашенные кровью губы:

– Как вкусно.

– Мерзкое чудовище! – в панике воскликнул Клаунт, инстинктивно пытаясь зажать укус плечом. – А деревенские знают?

– Нет, – вампир ответил с таким видом, будто это было что-то само собой разумеющееся. – Мне это невыгодно.

– А если я им расскажу? – попытался храбрится парень, но тот лишь презрительно усмехнулся:

– Вперед. Как думаешь, кому они поверят. Мне, спланировавшему идеальную засаду на твое, с позволения сказать, воинство, или тебе, высокомерному засранцу, который попытался отобрать у них последние запасы пищи, а?

Пока Клаунт судорожно придумывал ответ, вампир снизошел до пояснения:

– Знаешь, если корову не кормить, она отощает, перестанет давать молоко, а потом сдохнет. А уж коли я выбрал эту деревню своим «коровником», то категорически возражаю, чтобы кто-то вроде тебя пыталась поставить ее жителей на грань голода. К тому же, ты, кажется, не понимаешь, что принадлежащие тебе селения – это и твои «коровники» тоже. Не будет людей – не будет еды. О боги, я и не думал, что среди аристократов бывают такие тупицы.

Проигнорировав возмущенное фырканье, невозмутимо закончил:

– Наверное, самым правильным было бы убить тебя. Глухие леса и временами болота – твой хладный труп вовек никто не найдет… Я даже смогу сделать это совсем-совсем не больно.

Во время длинной паузы молодой Дель Фаремли в очередной раз сердито рванулся из пут и опять не преуспел. Сжал зубы – чтобы не показать все усиливающийся страх, потом выговорил, надеясь, что голос не сильно дрожит:

– Но ты со мной разговариваешь. Значит, мы можем договориться?

– Какой умный мальчик, – вампир улыбнулся, показав клыки. – Все верно. Если ты просто будешь придерживаться размера и времени оброка, установленного твоим отцом, который умел считать в отличие от некоторых…

– Подожди, – удивленно перебил Клаунт. – Ты знал моего отца?

– Да, я знал его, – вампир ногой придвинул к себе пустую кадушку и присел на нее с каким-то даже аристократическим изяществом. – В конце концов, я сам когда-то был благородных кровей. Поэтому, несмотря на то что теперь я мертв, проклят и очень-очень зол, я подумываю о том, чтобы тебя отпустить – исключительно из уважения к покойному полковнику Дель Фаремли. Но слушай внимательно: если ты опять обнаглеешь и возьмешься за старое – я тебя найду и съем.

В тени капюшона зажглись тревожные красные точки – как два раскаленных угля.

– Если ты попытаешься нажаловаться в столицу – я тебя найду и съем.

Клаунт смотрел в эти гипнотические светящиеся глаза не имея сил не то что отвести взгляд – пошевелиться.

– Если ты вздумаешь послать по мою душу тарнедорских охотников – я тебя найду и съем. А потом и охотником закушу – на десерт.

Алые угли еще несколько бесконечных секунд словно бы прожигали насквозь его душу – а потом погасли.

Клаунт вновь обрел контроль над своим телом, а вместе с ним – так до конца и не исчезнувшую юношескую наглость.

– Мой замок охраняют отлично обученные воины! Ты не сможешь…

– Неужели, – вампир издевательски хохотнул, – примерно такие же, как твои «элитные лучники»? В таком случае мне нечего опасаться. В сравнении со мной ты всего лишь щенок, тявкающий на матерого волка. Смирись.

Его глаза лишь на миг сверкнули и вновь погасли.

Молодой барон тщательно выдержал паузу – чтобы, не приведи боги, не показаться загнанным в угол.

– Я согласен с твоими условиями. Развяжи меня.

Вампир удовлетворенно кивнул и извлек из складок плаща большой проржавевший ключ.

***

Результатами «воспитательной беседы» я был более чем доволен – я достаточно запугал пацана, чтобы детская гордыня не взяла верх над здравым смыслом. А на душе все равно было гадко. Конечно, это был далеко не первый подобный разговор в моей жизни – приходилось и шантажировать, и угрожать с позиции силы. Но чтобы человек покорился монстру – даже ради благой цели – это все еще казалось мне неестественным и отвратительным. В попытках успокоить свои совесть, я смотрел на лица жителей Вирлеи – теперь им не придется затягивать пояса из-за прихоти избалованного ребенка. Одно это имеет значение – и никому не должно быть дела до моих душевных терзаний.

Юный Дель Фаремли неловко шагнул из глубин погреба – под тяжелые взгляды селян. Замешкался на мгновение – но нашел в себе силы пройти сквозь живой коридор к своей оседланной лошади. Взял в руки поводья – но не сел. Ему стоило вскочить в седло и скакать, не оглядываясь. Но вместо этого он обернулся и покаянно опустил голову.

– Жители Вирлеи! Я признаю свою неправоту и обязуюсь впредь поступать так, как следует барону и защитнику этих земель. Надеюсь, однажды я смогу стать в ваших глазах таким же достойным властителем, каким был мой отец.

А все-таки мальчик не безнадежен – не каждому хватит мужества публично признать свою ошибку. Пусть мне и пришлось ради этого его хорошенько припугнуть. Я поймал его взгляд и улыбнулся из-под капюшона – одобрительно, по человечески – одними уголками губ.

***

В честь нашей славной победы староста распорядился устроить в Вирлее большой праздник. Фасады домов украсили лентами и ветками деревьев, в центре площади сколотили деревянный помост, выкатили бочки с вином и расставили столы. И хоть торжество, подготовленное жителями Вирлеи, даже близко не могло сравниться с роскошью парада в Леондоре, было в этих незамысловатых украшениях что-то особенное, искреннее и по-домашнему уютное.

В назначенный день мое появление на площади было встречено одобрительным ревом и приветственными выкриками: односельчане больше не видели во мне ни чужака ни сумасшедшего: то один то другой подходили от души пожать мне руку или предложить вместе выпить.

Медленно потягивая домашнее вино, я перебрасывался с людьми ничего не значащими шутками и с интересом наблюдал, как на «сцене» симпатичные крестьянки отплясывали задорный танец, когда чьи-то руки шаловливо закрыли мне глаза. Ладошки маленькие – женские.

– Анжелика, это не смешно.

– А вот и не угадал, – задорно хихикнула Вирджиния, отпустив руки и обойдя меня слева. – Пойдем танцевать!

Она потащила меня в центр круга, где, по примеру сцены, отведавшие хмеля селяне развлекали себя незамысловатыми плясками. Краем глаза я действительно увидел Анжелику и крутящегося вокруг нее безбородого юнца. Потом заметил Антинаэля, с блаженным видом потягивающего вино из деревянной кружки. А потом я просто плюнул на все и позволил народному мотивчику полностью подчинить себе мои движения. Виржиния крутилась вокруг меня, как гибкая молодая лисица, а с лица девушки не сходила веселая хитроватая улыбка.

Щеки ее раскраснелись от быстрого танца, грудь вздымалась в такт дыханию, и я ощущал едва уловимый запах можжевельника с примесью кованого железа. В какой-то момент, мы оказались у края площади, и Вирджиния, бросив на меня лукавый взгляд, за локоток потащила меня прочь от всеобщего веселья.

Она завела меня во двор кузницы, на втором этаже которой и жила семья, едва приоткрыла дверь – только чтобы пройти – и поманила за собой. Мы прошли мимо потухшего горна, большой наковальни и стойки с готовыми мотыгами. Девушка осторожно провела рукой по деревянной стене, что-то нащупывая. Минута – и я оказался за потайной дверью, в уютной, насколько это возможно, комнатке с железной кроватью с соломенным матрасом. Виржиния плюхнулась на кровать и требовательно постучала по старенькому покрывалу.

– Отец сделал эту комнату, когда я была совсем ребенком. Мне так нравилось засыпать под равномерный стук молота. Странно, да?

– Вовсе нет, – я осторожно присел рядом.

Она хихикнула, и, придвинувшись поближе… поцеловала в губы. Лишь на мгновение – девушка отстранилась и прошептала:

– Надо же, ты такой холодный. Ну ничего, я тебя согрею.

И осторожно пробежала кончиками пальцев по моей щеке.

Я поймал ее руку и легонько сжал. И хотя все мое существо сейчас требовало просто поддаться этой ласке, я окончательно перестану считать себя благородным человеком, если позволю себе обмануть ожидания этой славной девушки.

– Я не смогу быть твоим мужем.

Вирджиния заливисто рассмеялась:

– Вот глупышка. Кто же в такой чудесный праздник думает о столь серьезных вещах? – она уморительно сдвинула брови, изображая чопорную старую даму. Потом насупилась и спросила с деланной обидой: – Или я кажусь тебе некрасивой? Из-за прически, да?

– Кажешься… красивой… – поспешил заверить я, мысленно ругая себя за косноязычие. Похоже, я никогда не научусь правильно реагировать на женское кокетство.

– Тогда поцелуй меня.

Ее тонкие пальчики нетерпеливо дергают за шнурок на моей рубашке. Не имея больше никаких причин отказываться, я приобнял Вирджинию за талию и властно притянул к себе.

Рубашка летит куда-то в сторону, за ней следует стеганый корсет, и ткань, что разделяла нас, перестает быть непреодолимой преградой. Я прижимаюсь к ее теплой коже и слышу, как бешено колотится ее сердце. Девушка вздрагивает, обожженная льдом моих прикосновений, но затем прижимается еще крепче – лед становится для нее пламенем, кровь закипает, требуя удовлетворить запретное желание.

И в тот момент, когда наши тела сливаются в единое целое, мне начинает казаться, что этого недостаточно. Нужно еще ближе, еще слаще. А что может объединить двоих превыше крови? Что еще так же пьянит и наполняет силой? Ничего. Ничего-ничего-ничего!

Я мягко запрокинул ее голову и целое восхитительно долгое мгновение любовался, как бьется жилка на доверчиво открытой шее. Медленно провел языком по бритвенно острым клыкам. Ощутил восторг, что дарует пробудившаяся сила темной крови – та, что заставит нас обоих испытать ни с чем несравнимое наслаждение. Мы станем едины с тобой, моя возлюбленная жертва – навеки и до последней капли.

«До последней капли» шепчет в голове чужой, незнакомый голос – и я словно выныриваю из темного водоворота, в котором почти сгинула моя собственная воля. Тыльной стороной ладони стираю с губ свежую, дурманяще вкусную кровь – и пристально смотрю на Вирджинию, которую отчаянным усилием оттолкнул от себя секунду назад. Лицо ее безмятежно, но дыхания почти не слышно. Я нащупал на запястье пульс – как много раз проверял его своим солдатам, раненным во время вылазок – и выдохнул с облегчением. Будет жить. То же самое мне говорила и аура, но в тот момент я не хотел ее видеть. Не хотел видеть ничего, что напоминает мне о моем нечестивом проклятии. В голове крутился всего лишь один вопрос «Почему?». Ответ приходит быстро, безжалостный в своей очевидности: потому что я сам оказался беспечным дураком. Расслабился. Начал относиться к вампиризму просто как к неприятной, неизлечимой, но не смертельной болезни. Прежние терзания вмиг показались мне пустыми и нелепыми: избегать голода? о, если бы все было так просто. Теперь выходило, что мне отказано в праве чувствовать что-либо вообще – ни любви, ни радости, ни жалости – только холодный расчетливый разум. Иначе – ненужные жертвы. Чёрт.

Непроизвольно я прочертил когтями на деревянной стене, оставляя на ней глубокие борозды. Ничего удивительного – наивно было надеяться, что проклятие темных сил милосердно позволит изредка наслаждаться простым человеческим счастьем. Но демон – он мог бы меня хотя бы предупредить. Мог бы… но не стал. Вместо этого рассказывал сказки про неизменность сознания, а сам потирал руки, наблюдая… Лицемерный ублюдок.

Ведомый все нарастающим раздражением, я поспешно оделся и пошел искать Антинаэля. И вскоре нашел – в сарае за таверной, где стояли в ряд пузатые бочонки с вином. Заслышав шаги, он отпустил приглянувшийся бочонок, обернулся – и отлетел, не успев среагировать на правый апперкот в основание челюсти. Быстро поднялся, сплюнул кровь на земляной пол.

– Рехнулся?!

– Скотина, – прошипел я, сжимая и разжимая кулак. – Лжец проклятый.

– Ну теперь-то что?! – почти взвыл Антинаэль. – Опять чья-то кровеносная система примерещилась?

– Если бы померещилась, – ядовито огрызнулся я. – Я почти убил девушку – как тогда в лесу, помнишь? Не потому что был голоден – просто потому, что она имела неосторожность мне понравиться. Когда ты собирался рассказать мне про это? Скольких я должен был выпить досуха, а?

– Почти не считается, – как всегда попытался увильнуть от прямого разговора демон. – Ты же смог восстановить контроль? Значит все в поря….

– А однажды не смогу, – я схватил его за ворот рубашки и притянул к себе, почти соприкоснувшись лбами.

– Однажды не смогу, – повторил я, глядя прямо в красные кошачьи глаза. Я не успел понять, как это получилось, но мой взгляд даже его заставил вздрогнуть. – Почему я слышу в голове его голос? Почему ни разу не видевшая других вампиров Анжелика называет меня «древним»? Все еще будешь утверждать, что я придумываю «сказки о нечестивой гордости»?

– Я… – Антинаэль растерянно покрутил головой, будто ища поддержки у старых стен, потом обреченно, и даже как-то смущенно выдохнул: – Ну не знаю я!

Я отпустил руки, а демон, неловко поправив измятый ворот, повторил тише:

– Не знаю.

Он присел на отвергнутый бочонок и с горечью пояснил:

– Когда я смотрю на вас с Анжеликой – я все еще вижу свое проклятие. Мое безупречное плетение силовых линий. И все-таки что-то изменилось. Какая-то досадная мелочь, которая от меня ускользала. Когда я исправил проблему с солнцем, то посчитал загадку решенной. Видимо, это не так.

– Видимо, – я нервно расхохотался. – Сколько еще открытий мне предстоит сделать, пока ты разберешься с твоим вышедшим из-под контроля экспериментом?

– А знаешь, – добавил я после паузы. – Так даже лучше. Исчезает соблазн верить, что все просто и очевидно. В бою такая роскошь часто приводит к поражению.

– Мы не на войне.

– Ошибаешься. Мы все продолжаем сражаться с тьмой за наши души.

– Я уже говорил, что ты неправильно выбрал профессию? Великий менестрель пропадает.

– Какой уж есть, – я сделал шаг к выходу, но обернулся и чуть качнул головой в направлении подбитой челюсти: – Я не буду извиняться.

– Ладно, будем считать что это мне за дело, – отозвался Антинаэль, подпирая рукой начавшую распухать щеку.

========== Глава 11. Поймать и обезвредить ==========

Пустой дровяной сарай за таверной. Стены добротно завешаны безликой мешковиной – ни один луч луны или солнца не проникнет сюда без разрешения. Антинаэль в сотый раз проверил нарисованные на земляным полу знаки, зажег стоящие полукругом свечи и лишь потом шепотом произнес ненавистное имя.

Он явился мгновенно, крепко сложенный, коротко стриженный, с аккуратными витыми рожками на голове. Золотые нити, которыми был расшит камзол, удачно гармонировали с мягко фосфоресцирующими золотистыми татуировками, которые покрывали лицо и ладони демона.

– Ниграмотеп.

– Антинаэль, – кажется, ничуть не удивился призванный. – Знаешь, удерживающий круг – это ужасно пошло и невежливо.

– Я бы не стал тратить на это время, если бы не знал, что едва оказавшись в Провалах ты побежишь доносить на меня Императору, – без тени смущения ответил Антинаэль.

– Тогда, возможно, тебе вовсе не стоило меня призывать, даже по истинному имени, – резонно заметил Ниграмотеп. – Но я все-таки здесь. Почему?

– Может быть потому, что ты мало того, что присвоил мое изобретение, так еще и испортил его? – Антинаэль пытался сохранить тон спокойный и насмешливый, но ладонь все равно против воли сжалась в кулак.

Ниграмотеп презрительно рассмеялся:

– Испортил? О нет, мой друг, я довел его до совершенства.

– Да что ты, ворюга, может усовершенствовать?! – все-таки не выдержал Антинаэль. – Добавить две критические уязвимости – это ты называешь совершенством?

– Солнце и жажда крови, не так ли? – Ниграмотеп широко улыбнулся во все зубы.

Его собеседник мрачно кивнул, и демон как ни в чем не бывало, продолжил:

– Разбирая твои документы, я нашел подписанное Императором согласование твоего проекта. Там красным по белому написано, что ты обязуешься разработать “модификацию для человеческого организма, которая поднимет владельца на следующую ступень пищевой цепи и будет наводить ужас на весь род людской”. Если мой разум меня еще не подводит, это вроде как значит, что ты обещал повелителю чудовищ…

– Я и создал чудовищ! – глухо прорычал Антинаэль.

– Ха! Пока ты прохлаждался в темнице – я наблюдал за людьми. Дарил им подарки, накладывал благословения и проклятия – изучал повадки в тех или иных ситуациях, в то время как тебя интересовала лишь техническая часть вопроса. И вот что я понял: очень мало кто из них, получая власть взамен на жертвы своих соплеменников, в самом деле превращаются в чудовищ. В них рождается надменность и чувство превосходства – но ощущение принадлежности к этой общине не пропадает, нет. И мои испытуемые начинают скрываться – порой так восхитительно и изобретательно, что ни у кого даже мысли не возникает, что рядом происходит что-то зловещее. Как ни в чем не бывало ходят в гости и обнимают соседок. Тогда я и понял свою цель: разорвать узы будущего вампира с породившим его человечеством. Первым и самым очевидным стало солнце: люди боятся живущих в темноте. Убийцы, грабители, уродливые и обезображенные…. сообщество отвергает их, и они перестают считать себя его частью в ответ. Вторым стала… тяга к изысканной пище, если угодно. Но одного голода здесь недостаточно – потеряв контроль один раз, далее испытуемый был настороже. Мне пришлось внедрить инстинкт охотника, который смотрит на людей и видит пищу. Увы, лишь в минуты, когда эмоции превалируют над разумом – никому еще не удалось обойти установленный богами закон свободной воли. Но зато эмоции самые разнообразные – страх, ненависть… любовь. Разве тебе не кажется, что это потрясающе?

– Мне кажется, это критическая уязвимость, – повторил Антинаэль. – И снижает шансы на выживание проклятого.

– А зачем они должны выживать? – поднял брови Ниграмотеп. – Достаточно того, что он посеет немного ужаса и террора, успев оставить после себя десяток “детей”. Если ты, конечно, собирался создавать именно чудовищ, а не свою личную армию, по силе близкую к демонам, но никому не подчиняющуюся. Кажется, второй вариант напоминает государственную измену.

– Да что ты знаешь об изменах.

– Совершенно ничего, – демон развел руками. – Меня же не сажали за них в Пустоши, в отличие от некоторых.

Антинаэль презрительно рассмеялся:

– В начале нашей беседы мне казалось, что еще пара минут – и я разорву тебя на куски. Но теперь понимаю, что ты, со своими заезженными издевками и шаблонным мышлением не стоишь ни капли моей ярости. Ты по-прежнему жалкий подмастерье, который добрался до незаконченных работ мастера, обтесал их на свой лад и теперь сам мнит себя мастером. Жалкое зрелище.

– Ну так расскажи мне, мастер, – с ядовитой усмешкой спросил Ниграмотеп, – зачем тебе понадобился “жалкий подмастерье”, то есть я? Ведь наверняка ты уже исправил мою “топорную работу” – в чем же дело?

– Всего один вопрос: что имеют в виду вампиры, когда говорят “древний”?

– Ах, древние… – еще одна лучезарная улыбка до ушей. – Не хочется тебя огорчать, но это уже мое исправление твоей “критической уязвимости”. А именно концепта, что “каждое следующее поколение обращенных слабее предыдущего”. Как-то нехорошо получится, если какому-нибудь сто пятнадцатому поколению сил будет не хватать даже на то, чтобы совладать с обычным человеком, никогда не знавшим воинского искусства.

– А зачем бессмертным столько? – фыркнул Антинаэль. – Народу Низвергнутых около четырех тысяч лет, но на сегодняшний день в Провалах живет не больше трех – четырех поколений, за редким исключением.

– А вот здесь ты ошибаешься.. Я уже говорил, что ты слишком зациклился на технике, совершенно не интересуясь личностью твоих лабораторных крысок. Мы бессмертны от сотворения, они же привыкли отсчитывать года до неизбежной гибели. Как долго каждый из них будет осознавать, что время для него теперь не имеет значения? Боюсь, множество первых, вторых и даже третьих сгинет в междоусобицах за власть над кланами, племенами и всем народом. Неизбежное вырождение – вот к чему бы привел твой проект, не дополни его я. Я изменил проклятие так, что оно не игнорировало силу человеческого духа, а сливалось с ним. Теперь из сильных духом людей получались сильные вампиры, которые и через много поколений смогут возродить былую мощь. И самых могущественных их них, достойных стать вождями и предводителями, я назвал – Древние. Банально, конечно, но можешь считать это данью уважения к твоей первоначальной архитектуре – среди упадка они будут напоминать самых первых проклятых.

Ниграмотеп помолчал мгновение, потом издевательски закончил:

– Вот только попробуй сказать, что это было бесполезное нововведение.

– Ну, да, да, да, у тебя оказывается, тоже есть мозги. Какая неожиданность, – выплюнул Антинаэль с таким видом, словно проглотил что-то горькое. – А теперь сгинь в Бездну.

– Даже не предложишь мне чаю, и, в качестве ответной любезности, не расскажешь, где ты находишься?

Ниграмотеп сам рассмеялся своему предложению и продолжил:

– Ты основательно подготовился. Безликие стены, безликая одежда. Вот только слышишь…

Он поднял вверх руку и прикрыл глаза.

– Ку-ку, ку-ку… Это песня темнокрылой кукушки. Кажется, она обитает в лесах к северу от Леондоры. Ку-ку, ку-ку… Людям нравится байка, что кукушка отсчитывает годы жизни. Я бы заменил их на часы – сколько тебе осталось гулять на свободе, Антинаэль?

– Ах ты ублюдок! – Антинаэль рванулся, как будто собираясь задушить собеседника прямо через ограничивающий круг, но Ниграмотеп нагло помахал ему рукой и исчез в облачке дыма.

– Ниграмотеп…!!!

Антинаэль еще дважды прокричал его истинное имя в пустоту. Ткань мироздания – вообще удивительная вещь: услышав ключ-имя, она нарушит для тебя свои собственные законы, построив теоретически невозможный переход, но после будет восстанавливать свою структуру и на это время останется глуха к твоим мольбам. Демон выругался, пинком распахнул дверь сарая и понесся обратно к таверне.

Стрелой взлетел по лестнице на чердак и настежь распахнул двери комнатушки:

– Быстро собирайтесь! Мы уезжаем!

Анжелика неторопливо оторвала голову от подушки, и так же неторопливо села на кровати.

– Какая же ты копуша! – возмутился демон, на что получил недовольное:

– И незачем так орать. Как будто за тобой вся Бездна гонится.

– Можешь считать что так и есть! – рявкнул Антинаэль. Тут его взгляд упал на вторую кровать – пустую. – Где Лест?!

– Понятия не имею, – фыркнула вампирша. – Я ему в няньки не нанималась.

Добавила после короткой паузы с плохо скрываемым недовольством:

– Может опять к своей девице пошел – мне почём знать?

– Проклятье! Упакуй пока все в сумки, а я за ним!

И не проверяя, будут ли выполнено указание, демон умчался обратно в темноту коридора.

Разгорался рассвет, и первые лучи восходящего светила окрасили небо в застенчивый розовый цвет. Я и Вирджиния сидели на лавочке возле кузницы. Памятуя о том злополучном дне, я старался даже мельком к ней не прикасаться. Да и состояние девушки к тому совсем не располагало: бледная, осунувшаяся, она постоянно куталась в тяжёлую шаль, хотя на улице было тепло.

– Спасибо, что пришел. Ко мне уже несколько дней никто не приходит, – Вирджиния слабо улыбнулась. – Ребята пару раз заходили, звали на речку купаться, да потом перестали.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я из вежливости, хотя те, чуждые, глаза говорили, что довольно скверно.

– Странно, – подумав, ответила девушка. – И все-таки очень знакомо. Как тогда – во время войны. Была зима. В кузнице закончились дрова, и я, никому не сказав пошла в лес за хворостом. И там я столкнулась с ним – вампиром. Сначала было страшно – невыносимо страшно, но потом… что-то изменилось. И стало похоже на самый желанный поцелуй. Если бы тогда ополченцы не спугнули его – я бы сейчас здесь не сидела. Потому что не просто не могла – не хотела сопротивляться… И две раны остаются… вот здесь, – Вирджиния провела пальцами по идеально гладкой шее – Антинаэль постарался: убрал все следы. – Если не считать их – как будто все повторилось. Шут знает, что такое.

В очередной раз я ощутил себя конченным мерзавцем. Кажется, мои силы намного превосходят того вампира из леса – меня она даже не подозревает. Легче от этого не становилось – скорее наоборот. Безнаказанность издревле ходит об руку с вседозволенностью. А я все меньше уверен, что моей воли хватит, чтобы вечно противостоять проклятому соблазну.

Вирджиния пошевелилась – я обернулся на звук – и без спроса уронила голову мне на плечо.

– Знаешь, что бы это ни было, я ни о чем не жалею – я буду вспоминать тебя и улыбаться. А слабость – она пройдет.

На мгновение у меня мелькнула мысль, что она обо всем догадалась – меня даже подмывало спросить об этом прямо… Но тут из зазора между домами вывалился встрепанный Антинаэль.

– Хватит рассиживаться, мы уезжаем!

Вирджиния встрепенулась:

– Уезжаете? Почему?

– Что случилось? – в тон ей спросил я, в то же время ненавязчиво освобождая плечо.

– Мои родичи нашли нас, – коротко пояснил демон, и я тут же вскочил на ноги. Обернулся к Вирджинии:

– Прости меня.

Это в равной степени относилось как к внезапному бегству, так и к тому… что случилось раньше.

Девушка лишь улыбнулась:

– Если жизнь еще заведет тебя в Вирлею – обязательно заходи.

Я неловко махнул ей на прощание и вслед за сорвавшимся с места Антинаэлем побежал к таверне по узким тропам между заборами.

Задний двор таверны по ранней поре был пуст – лишь в центре с кислой миной стояла Анжелика, держа за повод оседланного Белого.

Впрочем, протестовать она не стала, ограничилась лишь злорадным:

– Отлично, мужики что-то натворили. Теперь хоть не я одна причина всех бедствий.

Ворота в Вирлее обычно открывались ни свет ни заря, и село мы покинули без труда. Как только знакомый частокол скрылся из виду, Антинаэль вскочил на коня, а мы взлетели. Я плохо представлял, куда демон пытается убежать, откуда появятся враги, и эта неизвестность нервировала куда больше стремительного и безрассудного бегства.

В пути мы провели большую часть дня, выбирая, кажется, самые неудобные и непроходимые тропы – то продираясь через буреломы, то чавкая по колено в грязи, если из-за переплетенных кустов крыльям не оставалось места. И лишь когда солнце покатилось к закату, Антинаэль указал на полуразрушенную сторожевую башню, почти скрытую от случайного взгляда забором из молодых сосен.