Текст книги "Сепия (СИ)"

Автор книги: Darr Vader

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

«Она ненавидит тебя, Эрик. Позволь мне избавить её от собственных страданий?»

«Нет, Чарльз, не стоит. Всё пройдёт, всё меняется к лучшему».

«Её мысли черны; лучше избавить её от старых воспоминаний и заменить их новыми. Это для её же блага!»

«Всё переменится, вот увидишь! Когда родятся наши дети, её брат и сестра…»

«Будь по-твоему, старый друг.».

Эрик кружил по всей кухне с Магдой на руках, Мойра наблюдали за ними и хлопала в ладоши, а Чарльз краем глаза успел заметить, как озлобленная Анна встала из-за стола и поднялась к себе в комнату, чтобы не слышать радостные вопли своих родителей. Она догадывалась, какое будущее ей сулит, и желала, всеми силами желала, чтобы у неё не было брата и сестры, молилась, чтобы мама всё-таки пошутила, а не сказала это всерьёз. Крестик был сорван и выкинут куда-то за спину – хватит верить в то, чего нет. Может, Бог тоже один из этих… Прямо как её отец?.. Поэтому он всё это долгое время игнорировал её просьбы и слёзы? Анна ненавидела всех взрослых в этом доме, потому что они все в один миг отвернулись от неё.

Она ненавидела их всех…

Ей пять, и она мечтает о том, чтобы ее братик и сестричка не появились на свет.

***

Вернулся и январь: холодный, промозглый, снежным вихрем окутавший белой пеленой их новый дом, который они приобрели в кредит – лучше в своём гнёздышке, чем в чужом, хоть и приятном. Мебель они купили только самую основную: кровати, шкаф, кресла… Да, они ещё не накопили денег на ремонт, но и так жить вполне неплохо. По крайней мере, для маленьких уже есть всё, что нужно: большая кроватка, стульчики, новые игрушки… Сегодня ее братик и сестричка должны были приехать домой. Анна сидела у арочного окна, смотря на улицу: падал снег, запорошивший все дорожки к главному входу их особняка; девочка ждала мать, но не ждала будущего; там, вдалеке, в пелене тумана должно выглянуть желтое такси, несущее в себе долгожданных и не очень гостей. Она была дома одна, но так даже лучше; рядом нигде не ошивался отец, который пытался с ней заговорить. Пусть сдохнет! Пусть замерзнет! Пусть исчезнет вместе с новыми членами его семьи. Анна смотрела в мир за стеклом и сжимала кулаки до боли в костяшках; жить в одном доме с маньяком невозможно, особенно когда он – твой родной отец. Все отвернулись от неё, забыли, бросили, но она, – совсем ещё маленькая, – выживает одна в этом суровом мире правды и лжи, иллюзии и реальности.

«Почему мама оставила меня одну? Почему заменила меня новыми детьми?»

Рев мотора голосил уже где-то поблизости, а круглые жёлтые глаза такси осветили заснеженную дорогу; машина, сигналя, подъехала вместе с прежней жизнью. Водитель помог пассажирам выйти из машины и, взявшись за чемоданы, донёс их до входной двери. Анна спрятала лицо в ладонях: нет, нет, нет! Она не хотела надевать на себя маску счастливого ребёнка, не хотела улыбаться маме, не хотела смотреть на отца, не хотела видеть… их! Но приходилось мириться, терпеть и надеяться, что скоро она вырастет и уйдет, убежит от этих маньяков, убивающих людей, или… сделает с ними то же самое. Девочка тряхнула головой, изгоняя тёмные неприятные мысли; сейчас всё неважно, кроме одного: её маленькие брат и сестра похожи на неё, или на отца?..

Щёлкнул замок, и внизу, на первом этаже, послышался звонкий счастливый смех; Анна спрыгнула с подоконника и, дернув платье, смирно встала у окна, дожидаясь родителей, прислушиваясь: они говорили, смеялись, потом начали шептаться, бежать быстро-быстро по лестнице наверх, спешить показать кое-что своей девочке… Дверь распахнулась, и Анна взглянула на застывших на пороге родителей, которые даже не удосужились снять уличную обувь, а шаль снега на их одеждах так и не успела растаять, хотя в доме было тепло: в руках Магда держала розовый свёрток, а мужчина рядом с ней, – не отец, – голубой. Там младенцы, дети, и женщина, первая сделавшая шаг, присела с маленькой на колени рядом с Анной, демонстрируя ей сестрёнку: маленькая, пухленькая, с проклюнувшимися редкими тёмными волосами, с пухлым тельцем, крохотными пальчиками… Она была похожа на инопланетянина, но никак не на человека.

«Все ли новорождённые выглядят так странно?.. Все ли они похожи на маленьких уродцев?..»

Анна боялась дотронуться до свёртка, и Магда, улыбаясь спящей младшей дочери, прошептала:

– Её зовут Ванда. И она твоя сестра. Познакомься с ней, Анна.

Анна боялась, застыв на месте, как статуя; ей хотелось верить, что этот маленький свёрток в руках матери вырастет таким же, как она сама, но от подобных мыслей её трясло, будто окатили холодной водой; почему так в это не хочется верить? Почему ребёнок не похож на нее? Почему мама продолжает выгораживать отца? Хочет защитить его и бросить Анну? Почему делает вид, что всё нормально?

«Она предатель. Она должна быть наказана».

– Дай мне её! – резко вспыхнула Анна, и, схватив с силой сверток с младенцем, не совладала с равновесием, и её маленькая сестрёнка полетела на пол. Девочка проснулась и громко закричала, разрыдалась, и Анна, закрыв уши, зажмурившись, завопила: – Перестаньте! Пожалуйста, хватит! Я этого не вынесу!

Родители вмиг очутились возле младенца, и Магда трясущимися руками отвела угол ткани, чтобы посмотреть на Ванду: по виску стекала кровь, и Эрик, увидев это, положил сына на кресло, а сам помчался к телефону на первом этаже. Срочно в скорую, пока ещё не поздно! Миссис Леншерр закрыла рот рукой, чтобы не закричать так же, как и её дочь; на Анну никто не обратил внимания, а она визжала, умоляла, требовала, чтобы ребёнок не плакал, чтобы он замолчал.

Свёрток с мальчиком, который лежал на кресле, тоже издавал поросячьи (как считала Анна) визги; кто-нибудь, заткните их уже, наконец! Почему должна страдать только она одна? Почему родители не подходят к ней, не успокаивают и не утешают? Почему их внимание сосредоточено на этих маленьких уродцах? Почему бегут к выходу, оставляя её одну, совсем одну? В голове быстрее пули проносится один ответ: она не нужна своей матери и человеку, который называл себя её отцом; раз не нужна – её заменили этими уродцами. Одну из которых забрали, а второй продолжал плакать, лежа на подушке в кресле, и девочка, пересилив себя, подошла к маленькому существу, отвернув уголок хлопчатой ткани; белая макушка, белые редкие волоски – такие же, как и у её отца.

– Нет, – одними губами прошептала Анна, уже отходя от младенца, и даже не заметила, как перед ней пронеслась тень Эрика Леншерра, забирающего с собой новорождённого сына – он боится оставлять его со старшей сестрой наедине, – нет, нет, нет… Они такие же, как и он. Нет!

Она забежала в угол, спряталась, обхватила руками колени и плакала: громко, почти завывала, истерически пыталась отречься от своих родных. Предатели! Они все предатели! Они все монстры и мутанты! Они все бросили её! Все ушли, захлопнув за собой двери… Двери, в её маленький мир, в её сердечко. Они ушли.

Чудовища… Анна ненавидела их. Ненавидела их всех. И поклялась, что когда вырастет, то отомстит им за то, что они с ней сделали. Что сделали её такой… такой нормальной!

В этом году январь выдался слишком холодным.

Анне Леншерр шесть лет, и она ненавидит своих отца, новорождённых брата и сестру. Настолько, что желает им смерти.

========== Февраль. ==========

Февраль того года выдался особенно холодным; зима своим дыханием заморозила время в городе Сан-Франциско; шпили высоток спрятались под снежными шапками, по земле стелился белый ковёр, а озера спали под толстой ледяной коркой; промозгло, холодно, скользко – не позавидуешь тем, кому приходится выходить на улицу в такую погоду. Да и таких, наверно, не было: лютый снегопад разогнал горожан по домам: по городу пронеслось штормовое предупреждение – никогда ещё американцы не видели на своём веку такой холодной зимы. На электронных градусниках на улице показывалась цифра, которая с каждым новым днём никак не менялась или – редко – опускалась на несколько делений ниже – минус шестьдесят один и шесть градусов по Фаренгейту. И какой сумасшедший в такой мороз высунет нос на улицу? Только сидеть дома, укутавшись в тёплое одеяло, возле камина, с чашкой горячего напитка в руке. Радовало только одно: по крайней мере, из-за суровых погодных условий в городе не вырубили электричество, воду и газ – иначе было бы совсем худо.

В двухэтажном особняке на Алкэли Стрит в вечерних сумерках горел свет; по вечерам домашние любили собираться всей семьёй и проводить время за каким-нибудь занятием: просмотр комедии или любого другого фильма, чтение книг, помощь с уроками – такие уютные посиделки, которые позже станут приятными воспоминаниями. И сейчас, сидя в зале, пока Эрик укладывал маленького Пьетро в кроватку, а Магда пеленала любимую Ванду, старшая дочь – Анна – сидела, развалившись в кресле с ногами на подлокотниках, и делала вид, что читала книгу – ту, что подарила ей Мойра на прошлый день рождения; а сама одним глазком поглядывала на женщину, возившуюся с её сестрой; с того самого дня, когда эти маленькие гуманоиды появились в её жизни, мама и папа задвинули её не на второй и даже не на третий план – просто будто позабыли, что у них есть ещё один ребёнок, пусть и старший. Всё внимание родителей было сосредоточено на орущих и визжащих малявках, которые высасывали из них все соки и деньги; жалко мать, но только не отца – он такое заслужил. Но все ещё впереди… Когда-нибудь он не выдержит, потому что эти дети… Это отвратительные существа! Анна не испытывала к этим уродцам никакой любви: если её просили что-то сделать, то она это делала скорее просто для галочки: запеленать Пьетро – пожалуйста, накормить Ванду – сделано, поиграть и провести время с близнецами, пока родители вкалывали на работе – тоже! Анна не чувствовала себя членом семьи, а, скорее, какой-то прислугой, которую хозяева держат лишь из-за того, что она выполняет все их прихоти и взамен ничего не берёт. Покормить, выделить одну лишнюю кровать, поговорить, присмотреть, приодеть – невелика цена! Анна привыкла к такой суровой реальности, но в будущем планировала всё это изменить. Если с Вандой еще можно было смириться – ведь на нормального ребёнка она вполне себе походила, то от одного взгляда голубых глаз её младшего брата Анну просто выворачивало и бросало в дрожь; вот кого-кого, а именно его нужно было ударить головой об стол тогда, когда его только-только принесли из роддома. Хотя было бы не так стыдно за свой поступок. Но… Все ещё впереди, и возможно Ванда совсем не та, за кого себя выдает. По крайней мере, пока она маленькая, она не похожа на тех существ, которых Анна людьми никак назвать не могла; и, увы, под эту категорию попадали её отец и брат.

Магда пеленала хихикающую Ванду, хотя сама женщина смотрела на младшую дочь с сожалением, проводя пальцами по цветному пластырю на виске; малышке придётся нелегко из-за травмы головы – увы, но когда её на скорой отвезли в больницу, то врач поставил не самый утешительный диагноз: закрытая черепно-мозговая травма средней степени – весь мир молодых родителей рухнул в одночасье. Мужчина, который обследовал девочку, побоялся, что из-за такого плачевного случая в будущем у неё могут возникнуть проблемы: травматическая энцефалопатия может повлечь за собой заторможенное психическое и психологические развитие у ребёнка – вследствие: она просто не сможет существовать в нормальном социуме. Но это ведь всего лишь предположения? Она ведь может поправиться? Магда кусала губы до крови, смотря на свою малютку; Ванда с каждым днём росла, у неё начались проявляться слабые толики мутантских способностей, из-за которых рассечённый висок иногда кровил. Но ведь есть же хоть какое-то решение? Эрик советовался и с Чарльзом, и с Мойрой, но всё, что они говорили, то девочке в будущем, скорее всего, потребуется помощь специалистов, а они просят за свои услуги совсем немаленькие суммы; Леншерры готовы на всё, лишь бы их девочка была здорова и счастлива. И чтобы в будущем в её жизни сложилось всё хорошо.

Анна не разделяла мнения родителей. Ей было глубоко плевать, но вот участи Ванды она больше желала для Пьетро… Маленький уродец слишком похож на отца… Магда, запеленав младшую дочь и взяв её на руки, решила немного покачать, шёпотом напевая колыбельную; она всем сердцем надеялась, что Анна попросит у сестры прощения, что она действительно сделала то, что сделала – не со зла, но её мечты и желания крахом разбивались о суровые стены реальности; теперь же она ходит босиком по острым осколкам: мучительно и больно, но продолжает идти. Магде очень хотелось, чтобы всё было иначе. Так, как раньше. И ей безумно жаль, что её старшая дочь не умеет читать мысли… А если бы умела?.. Почему-то об этом женщине даже думать не хотелось.

Но, может, стоит попытаться и сделать первый шаг на пути к изменению самой себя и своей семьи?

Ребёнок на руках женщины лишь задорно смеялся, тянувшись крохотными пальчиками к лицу своей матери.

– Анна, – начала Магда, случайно поймав себя на мысли, что ей очень неловко просить дочь о чём-то, – может… Может, поможешь мне уложить Ванду? Она никак не может угомониться…

Слова давались с трудом, застревали в горле колючими обломками, руки, в которых лежал младенец, моментально вспотели; вроде самая обыкновенная просьба, которую Анна выполняла не раз, а всё равно просить её об этом словно какая-то пытка; Магда надеялась, что девочка встанет, улыбнётся и, счастливая, пойдёт вместе с любимой мамой укладывать сестру, учась с ранних лет азам материнской заботы, но… Всё пошло не так: Анна молча положила книгу на журнальный стол, встала с кресла и прошествовала к выходу, так ничего не сказав, но показывая всем своим видом, что ей противны и дети, и такая вот мать, которая чувствовала себя неловко, прося такую мелочь. Взрослый человек позорится перед подрастающим поколением – иронично. Магда не сомневалась: Анна запеленает детей и уложит их в кроватки, но когда её попросят не в таком тоне. Лишь строгость, приказной тон, указывающий на её истинное место в семье – вот то, что понимала девочка. Если бы она ещё не делала это всё механически… Если бы действительно тянулась к родным, а не закрылась полностью в себе. Как же хотелось всё изменить…

Магда смотрела вслед уходящей дочери, но та остановилась в дверном проёме, сказав напоследок, что пошла спать, а затем спустилась вниз, столкнувшись с поднимающимся на второй этаж отцом, которого будто специально задела плечом, чтобы ударить. Она не попросила прощения, а он просто перестал хоть как-то воспринимать её уколы в свой адрес – все эти действия для них обоих стали бессмысленными, они уже давно друг другу не родные люди. Эрик тоже надеялся всё вернуть на круги своя, но он уже устал бороться за доверие Анны: она игнорировала его, не подпускала к себе, не принимала его подарки, не воспринимала его упрёки; они или часто скандалили, что в итоге выливалось в крики, истерику и слёзы, либо просто сидели по разным углам, следя друг за другом. Но Эрик понимал, что отнял у своей девочки детство, она навсегда запомнила слёзы, огонь, кровь… и множественные смерти. И чем дольше тянулось всё это, тем с каждым днём его отношения с дочерью все сильнее накалялись; Чарльз просил, едва ли не умолял Эрика стереть память старшей дочери. «Так будет лучше: и для вас, и для неё», – уверял мужчина, но цена за такой подарок судьбы тоже была слишком высока: была вероятность, что Анна забудет не только неприятные воспоминания, преследующие её в кошмарных снах, но и просто всё: свою семью, радости жизни, яркие краски… Весь её внутренний мир станет попросту пустым и бесцветным… А превращать живую родную дочь в подобие бесчувственной куклы Эрик просто не мог. Он даже в мыслях не мог себе позволить допустить подобное!

Поднявшись и закрыв за собой дверь в гостиную, мужчина прошествовал к жене и заключил её в объятия, а затем поцеловал в щёку; Магда слабо улыбнулась, но то было лишь иллюзия, чтобы показать своему мужу, что с ней всё в порядке и беспокоиться не о чем. Только вот Леншерр всегда чувствовал, когда его любимой плохо; он взял в свои руки уже спящую Ванду и, укачивая её, посмотрел на Магду, которая стояла будто в растерянности; нужно было поговорить, а она просто не знала, с чего ей начать. Вновь говорить об Анне, снова и снова возвращаться в бессмысленные разговоры, снова искать выход из проблемы без решения… Всё приведёт к первоначалу. Но так хочется снова излить душу, высказаться, понадеяться на лучшее будущее… Женщина сжала кулаки, закусив губу и смотря куда-то в сторону, но только не в глаза мужу; она очень слабая на самом деле, раз не может воспитать собственную дочь… А поговорить по душам – без толку. Анна всё равно будет вести себя также, пока ей не надоест играть роль вечной жертвы, где в её мире все почему-то плохие… А беззащитные маленькие дети – особенно.

– Магда, – Эрик подошёл ближе и мягко положил свою руку ей на плечо, – отдохни. Я уложу детей. Ты сегодня слишком устала.

– Я устала от такой жизни, – сухо констатировала женщина, приобнимая себя за плечи, – я устала быть чужим человеком для своей дочери. Я хочу, чтобы она была счастлива, чтобы всё было как раньше. У нас растут чудесные детки, наша старшая дочь умница и красавица, но она ведёт себя так… Я не хочу, чтобы она злилась на нас. Я боюсь, что в будущем оно может вылиться в нечто… Нечто страшное.

– Не на нас – на меня, – поправил супругу Эрик. – Пусть она злится на меня. Рано или поздно всё это пройдёт. С возрастом придёт осознание того, что всё это делалось ради неё. Она поймёт, дорогая, всё поймёт. Просто… Нужно подождать ещё немного. Всё делается ради неё…

«Ради неё?» Анна не зря тихо поднялась по лестнице и притаилась возле двери, подслушивая разговоры взрослых; хотела забрать книгу, чтобы дочитать её в своей комнате, в полном одиночестве, а тут её ожидал сюрприз и ещё один упрёк в сторону того, что она не такая, как её отец. И эти его слова… Снова задели за живое; получается, что он сваливает вину на её хрупкие плечи за то, что лишил жизни стольких людей? Получается… Что это именно она – убийца? Она, а не он?! К горлу подкатил ком; хотелось расплакаться, собрать вещи и убежать от этих безумцев, но… куда?.. Умереть на морозе? Сгинуть в каком-нибудь притоне? Кому она нужна? Никому. Именно мысли о том, что с ней что-то может случиться при побеге, останавливали её от роковой ошибки; не хотелось совершенно все бросать, бежать в неизвестность, но, с другой стороны, Анна была уверена в том, что если она покинет семью, то её перестанут искать. Зачем она своим родителям, если они завели себе двух маленьких уродцев? Но больше всего в этой ситуации ей было жаль маму: Магда будто была под гипнозом и не замечала ничего вокруг и того, что происходит с ней и в её семье. Она всегда соглашалась с Эриком, но только не со старшей дочерью: конфликт за конфликтом она вставала на сторону любимого мужа, а дочь (если не криками, то со слезами на глазах) просила взять свои слова назад и извиниться перед якобы родным человеком, которого она почему-то должна звать «отцом», но Анна категорически отказывалась этого делать: за что ей просить прощения? За то, что он перед её глазами устроил самую настоящую кровавую бойню? Как она видела, как металлические осколки со скоростью пуль пробивают тела, будто они не люди, а какие-то тряпичные куклы. Дональд, Майк, Энни… Те, с кем Анна обычно играла, умерли прямо у неё на глазах. Просто по мановению руки монстра в облике человека. Она этого никогда не сможет забыть.

Эрик Леншерр лишил её не только детства, но и лучших друзей…

– Ты думаешь, что всё изменится? – голос у Магды дрожал. – Думаешь, что она…

– Всё будет хорошо, милая. Вот увидишь: Анна повзрослеет, вместе с ней – близнецы, и она найдёт с ними общий язык. Думаю, что роль ответственной старшей сестры ей понравится. Поверь мне, всё образуется, и мы снова станем большой, крепкой и дружной семьёй. Как раньше!

– Но я всё равно переживаю… Особенно за Пьетро.

– Почему это? – Эрик явно был удивлён.

– Она видит в нём врага… Она видит в нём… тебя.

Анна сжала свои маленькие ручки в кулаки и, хмыкнув, развернулась на пятках и быстро спустилась вниз. Вот о ком, а о брате она вообще ничего не желает слушать. Капризный маленький паршивец, который был просто копией своего отца, – только не отца Анны, – который точно станет в будущем таким же убийцей, как и Леншерр-старший. Вот только пока он маленький и его силы ещё не проявились, но Анна уже клялась себе, если этот гадёныш в будущем переступит ту черту, разделяющую её саму от нормального мира, то ему точно не жить. А пока она просто будет ждать и играть роль послушной маленькой девочки, которая очень любит своих брата и сестру и готова проводить с ними дни напролет! Главное, чтобы не-отец не доставал её со своими тупыми вопросами и нравоучениями. Для неё он навсегда чужой человек. И если бы не мама, то она бы уже давно сбежала, а там… Там ждала бы её лучшая жизнь, где не будет этих уродов с нечеловеческими способностями. Определённо бы ждала. Если не сейчас, то в будущем, когда она станет старше. Осталось только дождаться того момента, когда Анна сможет быть полностью самостоятельной, но контролировать свою жизнь она уже научилась.

Анна хотела вернуться за книгой, но дочитывать её сегодня уже нет никаких сил и желания.

Магда и Эрик всё ещё оставались в гостиной, разговаривая на не самые приятные темы. Возвращаться к этим разговорам снова и снова было подобно пытке, но им приходилось – только они были друг у друга. Маленькие взрослые; самим так не хватает какого-то совета от старшего, чтобы поступить правильно, чтобы правильно воспитать детей и не потерять семью, но пока что приходилось держать осколки и пользоваться самым дешёвым клеем; всё норовило развалиться, было склеено неаккуратно, но пока держалось. «Пока» – ключевое слово.

– Ты так считаешь? – спустя продолжительное молчание, Эрик взглянул на любимую женщину.

– Да, – кивнула Магда, – считаю. Я просто вижу, как она относится и к Ванде, и к Пьетро… Это разное, понимаешь? Если она более-менее снисходительно относится к ней, то вот брата она… Она старается… Анна даже не смотрит на него лишний раз. Я очень сильно переживаю, у меня всё из рук валится! Я не хочу потерять нашу семью, Эрик.

Она срывалась на истерику; Магда действительно очень устала за последнее время, и Эрик это прекрасно понимал: работа, воспитание детей, снова работа – и так по бесконечному кругу. Но и денег, чтобы прокормить столько ртов, у них было немного: все сбережения шли в оплату дома, на его ремонт, либо откладывались на будущее лечения для маленькой Ванды, которая всё это время мирно лежала в руках у папы, посасывая во сне свои маленькие пухлые пальчики. Эрик не мог не налюбоваться на малютку; её бы ждало большое будущее, если бы не глупая выходка старшей сестры… Но что сделано, то сделано – время не повернуть назад, но раз такая судьба уготована малышке, то пусть она такая и будет. Но родители постараются выстроить мозаику её жизни так, чтобы все фрагменты крепко сцепились друг с другом и не норовили рассыпаться. У их детей должно быть всё самое лучшее в будущем. Они должны вырасти достойными людьми.

Эрик подошёл к супруге и поцеловал её в щёку.

– Тебе нужно отдохнуть. Я уложу детей. Ванда уже давно видит сладкие сны… Да и тебе тоже пора. А с Анной… Я поговорю, когда она будет готова. Не переживай.

«Или когда я буду готов».

– Я люблю тебя, милый.

– И я тебя.

Магда улыбнулась: искренне, легко, на щеках расцвёл румянец; она вытерла рукавом невидимые слёзы и, поцеловав мужа в лоб, а затем и малышку в его руках в её очаровательный крохотный нос; решив не спорить с супругом, женщина вышла из комнаты. Конечно, она могла бы долго уговаривать его пытаться помочь ему, самой влезать в любые дела, но она понимала, что он хочет побыть один и всё обдумать: и их будущее, и ситуацию с Анной – особенно с ней. Поэтому без лишних слов спустилась вниз и прошествовала в спальную комнату, обставленную просто, без изысков, ремонт в которой никак не подходил к концу – денег никак не хватало. Но всё это такие мелочи… Главное, чтобы в семье наконец-то наступила долгожданная гармония, и хотелось верить, что это счастливое время наступит совсем скоро. Мечты-мечты… Магда улыбнулась им; настроение вновь улучшилось. Но прежде чем идти в свою комнату, ей захотелось проведать Пьетро и пожелать ему спокойной ночи. И ещё раз полюбоваться на маленькую копию своего мужа, который в будущем, несомненно, станет большим человеком.

Эрик остался один; укачивая Ванду на руках, он, постояв с ней минуту, тоже вскоре спустился вслед за супругой, правда, пошёл он в совершенно противоположную сторону – на кухню, что находилось в другом крыле их особняка. Хотелось собраться с мыслями, найти решение в общей семейной проблеме, попытаться снова научиться разговаривать с Анной, но чем она становилась старше, тем труднее было это сделать: она росла, её взгляды на жизнь и вкусы менялись просто со сверхзвуковой быстротой, но попробовать всё же стоило. Сначала начать издалека, попытаться наладить с ней контакт, а уже после решить проблему, но вместе, общими усилиями. Да, так и надо поступить! Вопрос лишь в том, как сделать этот первый шаг? Эрик пока не готов; не сегодня, не завтра… Позже, определённо позже. Но одна единственная мысль никак не давала ему покоя…

Анне семь, и она с каждым днём всё сильнее ненавидит своих родных и близких.

И когда-нибудь, возможно, она переступит эту черту.

***

На улице сегодня было не настолько холодно, как вчера; снег начал подтаивать, было грязно, слякотно, сыро, но люди, по привычке, все ещё кутались в тёплые одежды; пятница знаменовала начало выходных, в которые можно делать что угодно и как угодно, главное – как следует отдохнуть. Однако такому раскладу были рады не все: Анна, повесив на плечо сумку, шла домой, держа за руку маленьких Ванду и Пьетро. Родители попросили забрать их из детского сада, потому что сами они не успевали; ну, ничего страшного, ведь у них есть персональный кто угодно, но только не дочь – так, прислуга, выполняющая все поручения этих людей, которых она с каждым годом ненавидела только сильнее. Но ради собственного же блага приходилось надевать маску радостного ребёнка и послушно кивать на поток несвязных прихотей и приказов. Анне было откровенно плевать на близнецов; она бы с радостью оставила бы их где-нибудь: нет детей – нет проблем. А тут ещё впереди выходные… И ведь как назло придётся с ними нянчиться, потому что именно на этой неделе Магда и Эрик работают сутки. Видимо, они это специально сделали! Глубокий вдох: Анна знала, для чего это делалось, но всё равно ненавидела родителей за такой подарок судьбы. Чёртовы близнецы… Если Ванда ещё более-менее вела себя прилично и слушалась старшую сестру даже больше, чем родителей, то вот маленький Пьетро был огромной головной болью для Анны: непоседливый ребёнок доставал её самыми тупыми вопросами с самыми очевидными ответами, постоянно отвлекал её, вел себя неприлично, и ей приходилось срываться, иногда даже доходило до того, что она его била – ей казалось, что несильно, а вот мальчик всхлипывал и начинал глотать слёзы. Золотое правило отца, которое он запомнил на всю жизнь: «мужчины не плачут» – иногда хотелось нарушить, но он продолжал держаться. В конце концов, он тоже мечтал вырасти в такого же сильного и умного, как любимый папа. Вот только старшая сестра совершенно не разделяла его взглядов. Мелкий просто ещё не знает, каков его отец на самом деле.

Маленькие дети еле волочили ноги, держась за руки; Анна будто убегала от брата с сестрой, топча хлипкий снег, специально поднимая комья грязи, что попадали на одежду близнецов; в итоге, кто останется виноватым в том, что он такой неряха? Конечно же непоседа Пьетро! Мальчик уже за сегодня получил долю наказаний за то, что слепил из грязного снега шарик и запустил его в спину старшей сестры; ему хотелось поиграть с ней, увидеть улыбку на её лице, посмеяться вместе с ней, а вместо этого получил долю оскорблений и болезненный щипок за щеку; больно не было, но неприятный осадок всё равно остался. Пьетро не понимал, почему сестра так не любит его и искренне мечтал о том, чтобы она хоть раз сказала ему приятное слово; сказала, что она любит его. Он ведь любит её… Оставшийся путь до дома мальчик шёл спокойно, молча глядя себе под ноги, иногда пиная попадавшиеся мятые банки из-под газировки, камешки, снег и прочий мусор. Было скучно, а задевать старшую сестру, которая шла впереди, держа за руку Ванду, совершенно не хотелось – вдруг опять отругает? Пьетро фыркнул себе по нос, натягивая шапку чуть ли не до самых глаз – никто не должен видеть его волосы, иначе ему придётся очень худо. Он был в этом свято уверен, потому что Анна постоянно твердила ему: его волосы – это болезнь; он больной мальчик, который должен стыдится своей внешности. Детская наивность: Пьетро стыдился, даже в детском саду, хотя в целях этикета приходилось мириться с тем, что там всего его видят… таким. И он был свято уверен в том, что все дети внутренне смеются над ним. И если бы не окружавшие их воспитательницы, то случилось бы что-то страшное. Анна ведь говорила ему! А Пьетро ничего не оставалось делать, как просто верить и слушаться старшую сестру.

Расталкивая людей, рассматривая высоченные небоскрёбы, которые будто своими шпилями доставали до самого неба, считая проезжающие мимо машины, Пьетро не заметил, как уткнулся лбом в спину старшей сестры. Атмосфера города каждый раз завораживала его с новой силой; мальчик открывал в этом мире каждый день для себя что-то новое: например, вчера он узнал, что его любимый шоколадный батончик отнюдь не обладает теми полезными свойствами, что написаны на упаковке; что улыбка белозубой девушки, смотрящей на него с билборда высотки, не достигается за счёт регулярной чистки той дешёвой зубной пасты, которую она рекламирует; что некоторые дети его возраста уже могут поступить в университет… А сегодня он узнал, что манная каша, которую приготовила их новый повар в детском саду – по вкусу – самый настоящий пластилин! Оно было просто отвратительно! Такое не то, что есть, даже смотреть на это страшно. Поэтому он шёл по улице не только с испорченным настроением, но и голодным желудком, который каждые несколько минут подряд голосил о том, что ему нужно подкрепиться. Поскорее бы домой…

– Нам надо забежать в магазин, – неожиданно нарушила тишину Анна, даже не смотря на брата, который шагал позади неё, – нам нужно купить немного продуктов. Так что мы ещё немного задержимся. Пьетро?