Текст книги "Мама, я рокера люблю! (СИ)"

Автор книги: Crazy_Hatty

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

– Но неужели ты думаешь, что она не боролась? – попыталась успокоить я его. – Уверена, что если бы она нуждалась в твоей помощи, она сказала бы тебе об этом. Неужели она стала бы думать о гордости, когда речь идет о жизни ее сына? Или ты думаешь хоть одна мать согласиться оставить сиротой своего ребенка по собственной воле?

Я чувствовала, что мой голос тоже начинает предательски дрожать, и замолчала.

– Нет. Не пытайся утешить меня. Я должен был приехать к ней. Это по телефону она не хотела ничего рассказывать, а при личной встрече все было бы иначе. Может, если бы я выкроил для этого время в своем графике, она была бы сейчас жива… Но теперь не об этом. Я рассказал тебе это лишь для того, чтобы ты получше представляла мое состояние на тот момент, когда мы снова начали встречаться. Через какое-то время я заметил, что ты похудела, а потом этот обморок, твои рассказы о каких-то загадочных таблетках, от которых дети рождаются дураками. Всё это не прибавляло мне оптимизма. Я думал, что если бы не наш идиотский уговор не говорить ни о чём, кроме секса, ты рассказала бы мне обо всем.

– Так и было! – взволнованно вставила я. – Если бы не этот уговор…

– Я сходил с ума от беспокойства, а ты молчала. А я не мог, не мог спросить прямо. И твой врач тоже ничего не говорил. Если бы я прямо спросил у него, не рак ли у тебя, если бы решился открыто поговорить с тобой. А потом всё выяснилось, но в этом уже не было никакого смысла. Ты рассказала о ребенке, который мог бы быть у нас, но которого больше нет. Ты была так расстроена, что не замечала, что каждое твое слово было словно пощечина. В каждом его звуке я слышал упрек и обвинение своей похоти. Тому, что своей неуемной страстью я погубил нашего ребенка и лишил тебя радости материнства. И мне стало так больно и обидно. Я радовался тому, что ты здорова, что ты не умираешь, а тебе казалось, что я радуюсь потере ребенка. Я психанул из-за этого постоянного недопонимания, из-за твоих недомолвок, и наговорил все то, о чем сейчас безумно жалею. Если бы я мог все вернуть и исправить…

– Но почему? Почему ты решил, что я обвиняю тебя? – воскликнула я, не скрывая больше катящихся по лицу слез. – Разве я попрекнула тебя хотя бы словом? Ведь единственный человек, кого я винила во всем, это я, я сама. Это я не уберегла нашего ребенка, отдавшись одной лишь страсти и не замечая ничего ни вокруг, ни внутри себя!

– Ты винила себя? – оглянулся в изумлении Том. – Но за что? Как такое вообще могло прийти тебе в голову?!

– Теперь я уже и сама не совсем это понимаю и полностью осознаю всю абсурдность этих обвинений. Просто в тот момент мне было очень больно и нужен был кто-то, кто положил бы мне руку на плечо и сказал, что я ни в чем не виновата. Как и тебе, когда умерла Синди.

– Наверное, – Том сел рядом, обнимая меня. – Наверное, мы с тобой два безумца, проклятые Богом.

– Не говори так! У проклятых Богом не может быть такого сумасшедшего счастья, что удалось познать нам. А я никогда не была так счастлива, как в этот наш месяц с обетом молчания. Может, все остальное было платой за это счастье? Да, она оказалась высока, но не нам определять ее размеры. Я впервые в жизни была счастлива в любви. Впервые в жизни я полюбила человека, который существует в реальности, а не в моих мечтах. Сколько раз я влюблялась в абсолютно нереальных личностей. Ты ведь тоже поначалу был выдумкой – образ с экрана и дорисовки моей фантазии. И я не могла поверить своему счастью, когда ты стал реальным. И сейчас, просыпаясь среди ночи, я порой думаю, был ли ты или только приснился мне.

– А потом с ужасом осознаешь, что в реальности прекрасный принц оказался чудовищем, – криво усмехнулся Том.

– Никогда в жизни! – горячо воскликнула я. – Мне такое даже в голову не приходило! Или все-таки приходило?

– Ну-ка? – хитро посмотрел он на меня.

– Нет, знаешь, как бы я на тебя не злилась, я ни разу не пожалела о нашем знакомстве и о том, что между нами было. Ты считаешь меня ненормальной?

– Нет, я считаю тебя самой лучшей, самым лучшим из того, что случалось в последнее время в моей жизни.

– Спасибо, – скромно потупила я глаза, не ожидая от него подобного признания. – И никогда, слышишь, никогда не смей называть себя чудовищем.

– Хорошо, договорились, – пожал он плечами.

– Откуда вообще эта страсть к самоуничижению? Кто вбил тебе в голову, что ты грязное похотливое животное, чудовище? Кто тебе это наговорил? Уж не твоя ли мать? Ты никогда не рассказывал мне о ней, почему? Я знаю, что она жива.

– Видишь ли, – Том встал с кровати и подошел к окну. – У нас на Западе дети не так близки с родителями, как у вас, в России. И уйдя в ранней юности из дома, многие поддерживают связь с родными лишь по телефону или навещают их по праздникам и выходным.

– А ты навещаешь свою мать?

– Я не хочу это обсуждать, – отрезал Том, и я поняла, что бесполезно пытаться вытрясти из него еще хоть что-то.

– И чего же ты хочешь? – спросила я с унынием – Том отказывался окончательно разрушить стену тайн и недомолвок между нами, и это не внушало мне оптимизма.

– Чего я хочу? – он подошел к кровати, сел на корточки и, глядя на меня снизу вверх, проговорил:

– Я хочу забыть все обиды и боль, терзавшую нас в прошлом. Я хочу, чтобы ты простила меня и вернулась к нам в группу, хочу, чтобы в нашей жизни было еще много таких прекрасных моментов, о которых, как ты сказала, тебе было приятно вспоминать даже тогда, когда одно мое имя вызывало у тебя отвращение. Я хочу просыпаться вместе с тобой, хочу видеть со сцены твои глаза, когда стою у микрофона. Хочу, чтобы однажды ты все-таки произвела на свет нашего с тобой ребенка. Хочу всегда видеть тебя и слышать твой голос. Хочу бурно ссориться с тобой, чтобы завершать это еще более бурным примирением. Хочу тебя. Всю. Без остатка. Понимаю, что может быть это слишком много для такого недостойного типа, как я. Но ты ведь спросила, чего я хочу. А хотеть мне никто не может запретить.

– Никто, – пробормотала я, внезапно севшим голосом. В дамских романах пишут, что голос садится от страсти. Со мной это скорее случилось от изумления. Даже в самых смелых мечтах я не могла представить себе подобного.

– А если я прощу? Если я возьму и останусь? И вернусь к работе в группе? И буду все время маячить у тебя перед глазами, с утра и до вечера? А потом возьму и рожу тебе кого-нибудь?

– Роди! Маячь! Оставайся! – Том встал с пола, сел на кровать и, с силой прижав меня к груди, начал целовать, спускаясь губами к шее, а затем все ниже.

Я лишь застонала в ответ и обхватила его за шею, как утопающий хватается за соломинку. Похоже, мне действительно придется задержаться в Лондоне. И в постели. Мы не вылезали из нее до самого утра.

========== Глава 34 ==========

15 июня

А утром я проснулась из-за того, что вместо тепла Тома, которое я ощущала всю ночь, я почувствовала холод и пустоту. «Наверное, готовит мне завтрак в постель», – размечталась я, зажмурилась от удовольствия, потянулась и тут же наткнулась на колючий взгляд его холодных серых глаз. Куда делся вчерашний нежный Том? Или все это мне приснилось? Или он был пьян и обкурен в тот момент, когда говорил мне о любви? Но нельзя же находиться под кайфом целые сутки и при этом вытворять в постели такое, что делал он? Я села в кровати и натянула одеяло до самой шеи, физически ощущая холод, которым веяло от всей его фигуры.

Том же сидел в кресле и словно невзначай размахивал каким-то исписанным листом бумаги.

– Что-то случилось? – сглотнув, спросила я.

– Это я у тебя хотел спросить. Узнаёшь? – и с этими словами он встал, подошел к кровати и, держа пальцами, всё тот же листок бумаги, брезгливо опустил его передо мной на одеяло, словно это было какое-то мерзкое насекомое. Это было мое прощальное письмо, которое я собиралась сегодня бросить в ящик перед отлетом в Москву.

– Это письмо, – выдохнула я.

– Вижу, что письмо. И когда же я должен был его получить? Когда ты собиралась поставить меня в известность о своем отъезде? Когда вполне насладишься моим унижением?

– Оно было написано до того…

– Вижу, что до того. Это тоже было куплено до того, – и на письмо опустился билет на самолет. – Браво! Ты так убедительно стонала! Надеюсь, я сумел доставить тебе наслаждение. Теперь в твоей копилке будет еще больше хороших воспоминаний о наших встречах. Ты ведь так любишь их, больше чем реальную жизнь. Счастливого пути.

И с этими словами он вышел из комнаты.

– Нет, Том, подожди! – закричала я, выскочила из постели, кутаясь в простыню, но запуталась в ней и грохнулась на пол, по пути ударившись бровью о тумбочку. Я услышала, как внизу громко хлопнула дверь подъезда, и громко разрыдалась от боли и обиды.

Всё кончено! Больше ничего нельзя исправить. Я даже не знаю, где его искать. Мобильный он сменил, дома я его могу и не застать. Мне больше не было места ни в Лондоне, ни в его жизни. Мой самолет улетает в три часа, а у меня даже не собран чемодан. Я посмотрела на часы и заметила, что вижу лишь одним глазом – второй начал заплывать, разбитая бровь адски болела, кровоточила и опухала. Я заковыляла к холодильнику, чтобы остановить этот процесс. Набрав в пакет побольше льда и приложив его к ушибленному месту, я стала собирать вещи, благо у меня в запасе было еще пять часов.

В общем, к часу дня я имела: бывший бойфренд, не желающий меня знать – одна штука, огромный, набитый до отказа чемодан – три штуки, подбитый глаз – одна штука, вывихнутая лодыжка и распухшее от слез лицо – всё по одной штуке. А мне еще надо было возвращать ключ миссис Бэгфилд.

И в это время в дверь позвонили. Мое сердце бешено заколотилось при мысли о том, что это он, Том, одумался и пришел ко мне. Не спрашивая, кто там, я распахнула дверь и увидела перед собой две арабские физиономии бандитского вида.

– Вы, наверное, таксисты? – пролепетала я с надеждой, хотя помнила, что таксисты обычно парами не ходят.

– Нет? Значит, вы ошиблись квартирой, – предположила я, видя, что они лишь отрицательно мотнули головами. Затем, тот, который был пониже и потолще довольно грубо рявкнул на меня:

– Заткнись! И если вздумаешь орать, я тебе все кишки выпущу! – и я увидела, как в его руке сверкнуло лезвие ножа.

Он втолкнул меня обратно в квартиру и вошел следом вместе со вторым, долговязым и смуглым, который выглядел так, словно он всю жизнь провел в пустыне под палящим солнцем. Хотя, кто знает, может, так и было. Понимая, что сопротивление бесполезно, я подчинилась их требованиям. То есть заткнулась и села на диван. Хотя, даже если бы мне хотелось поговорить, о чем нам с ними разговаривать? Они только и умеют, что ножом размахивать, а я… Я все время теряю своего любимого мужчину! При мысли об этом у меня на глаза вновь навернулись слезы. Я попыталась сдержать их, зажмурилась, но тут мой подбитый глаз дал о себе знать, и я едва сдержалась, чтобы не застонать от боли. Бандитов мой вид, очевидно, тоже впечатлил. Они переговаривались о чем-то на своем басурманском наречии и косились в мою сторону. Наконец, коротышка подошел ко мне и скомандовал:

– Собирайся! Ты ехать с нами!

– Что? – переспросила я, с трудом понимая, чего он хочет, из-за его чудовищного акцента.

– Твои вещи? – ткнул он пальцем в мои чемоданы.

– Нет, английской королевы, – буркнула я, подумав, что если он хоть пальцем дотронется до моего белья или джинсов от Armani, я сама ему кишки выпущу.

– Мы забираем это с собой. Скажешь соседям, что мы носильщики, а ты уезжаешь, – продолжал командовать толстяк.

– Да иди ты со своими указаниями, знаешь куда? – по-русски воскликнула я. И выдала им весь запас известной мне нецензурной лексики.

Арабы опасливо переглянулись и залопотали что-то невнятное. Из всей этой абракадабры, я смогла вычленить лишь два слова: русский и английский. И воскликнула:

– Да, я русская, мать вашу! А русские не сдаются! – и не давая им опомниться, кинулась на балкон, заперла за собой дверь (слава Богу, снаружи тоже была задвижка. Раньше я не догадывалась о ее предназначении, зато оценила теперь) и истошным голосом завопила:

– Помогите! У меня в квартире арабские террористы! – и для пущего эффекта добавила:

– Из Аль-Каиды!

Затем посмотрела вниз, проверив, не бежит ли мне кто на помощь, и онемела от изумления: внизу, у своей машины стоял Том и ошалело смотрел на меня. Видимо, он не только услышал мои вопли, но и увидел мой заплывший глаз и воспринял всерьез мои выкрики – благо жила я на втором этаже, совсем недалеко от земли. Его замешательство длилось пару мгновений. Затем за моей спиной раздался звук разбивающегося стекла – это бандиты пытались открыть балконную дверь. Я вновь истошно закричала и увидела, как Том опрометью кинулся к подъезду.

И вот, когда бандюги уже дышали в спину, пытаясь заставить меня молчать, а я примерялась к прыжку с балкона, думая, что даже раздробленные пятки лучше, чем вывороченные кишки, раздался грохот, который, как впоследствии выяснилось, оказался стуком высаженной Томом двери. А затем в комнату ворвался Том и накостылял по морде сначала долговязому, а потом коротышке.

– Осторожно, у них нож! – кричала я, наблюдая за всем происходящим с балкона, но готовая в любой момент прийти ему на помощь.

Долговязый вырубился почти мгновенно. Все-таки многолетнее увлечение Тома борьбой и культуризмом дало себя знать. А вот с коротышкой пришлось повозиться. После недолгой потасовки Том повалил его на пол и стал яростно лупить по жирной лоснящейся физиономии.

– Осторожно, ты убьешь его! – пыталась образумить я его.

– Ничего. Этим террористам полезно. Зато им неповадно будет невинных людей взрывать, – проговорил Том, но все же несколько сбавил пыл.

Однако затем взглянул на моё лицо, увидел синяк и рассвирепел еще сильней, чем прежде.

– Сволочь! Это ты ударил её! – и с такой силой залепил ему по лицу, что мне показалось, голова араба сейчас оторвется и улетит, словно мяч.

– Нет, Том! Он не тронул меня! – попыталась я удержать его, но это было так же бесполезно, как стать на пути снежной лавины.

Наверное, он убил бы его, если бы внизу не раздался вой сирен, и в квартиру не ворвалась толпа полицейских. Похоже, мои вопли о террористах возымели действие.

И уже через несколько минут два злоумышленника, которые были вовсе не террористами, а мелкими бандитами, были закованы в наручники, приведены в чувство и препровождены в полицейскую машину под конвоем.

– Вы не ранены? – обратился ко мне комиссар.

– Нет, благодарю. Со мной всё в порядке, – поспешила успокоить я его.

– Ничего себе в порядке. Да вы посмотрите на ее лицо! Они ей глаз разбили! – вмешался Том, потирая разбитый до крови кулак.

– Пострадавшая не должна бояться рассказывать всю правду. Поверьте, вам ничего не угрожает, – стал увещевать меня комиссар.

– Но я никого и не боюсь. Я говорю правду, никто меня не бил. Я сама споткнулась и упала.

– Когда пытались бежать от преступников? – уточнил полицейский.

– Нет. Когда пыталось догнать своего любимого мужчину, – с достоинством проговорила я и покосилась на Тома.

– Вот как? – переспросил комиссар. – И где он сейчас?

– Здесь, – отвел глаза Том.

– А что это за чемоданы? – обвел взглядом мою комнату полицейский.

– Это мои вещи. У меня самолет через полтора часа, – ответила я. Теперь уже мне пришлось опускать глаза, чтобы не встретиться взглядом с Томом.

– Думаю, вы понимаете, что мы никак не можем отпустить вас, пока все не прояснится. Вам придется на несколько дней отложить свой отъезд. Надеюсь, это не очень важно и не повредит вашей карьере?

– Скорее пойдет ей на пользу, – вновь вмешался Том, и мне оставалось лишь кивнуть.

– Ну что ж, тогда явитесь завтра к одиннадцати часам в участок, – обратился ко мне комиссар, и через несколько минут мы с Томом остались одни в моей полупустой комнате с тремя огромными чемоданами посередине.

– Почему ты вернулся? – не глядя на него, спросила я.

– Потому что я подумал, что если ты сможешь простить мне мои ужасные слова, то я тоже должен простить тебя. Ведь это письмо было написано раньше, до того, что произошло вчера. И билет тоже был куплен раньше. А еще я подумал, что, может, после всего, что случилось вчера, ты передумаешь уезжать. Но потом я вспомнил о словах, которые наговорил, и решил, что даже если ты успела передумать, то теперь, после них, точно уедешь. И я поехал к тебе. И выходит, что не зря.

– Да, не зря. Еще чуть-чуть и ты мог опоздать, – вздохнула я. – Скажи, а ты не можешь раньше думать, а потом делать?

– Видимо, не могу, – вздохнул он в ответ. – Скажи, а про глаз это правда?

– Что именно? То, что я расшибла бровь, когда бежала за тобой? Конечно, правда. Если бы ты не выбежал так поспешно и дал мне объясниться, ничего бы не произошло.

– Я и сам себя казню.

– Не стоит. Как выяснилось, как бы ты себя ни казнил, все равно всякий раз умудряешься наломать дров.

– Ты хочешь, чтобы я ушёл? – посмотрел он на меня.

– Нет. Я хочу, чтобы ты остался, – ответила я и взъерошила его волосы. – Я так устала бегать за тобой и набивать шишки.

– Моё чувство вины не имеет границ. Что ты хочешь, чтоб я сделал?

– Хочу завтрак в постель в течение месяца, хочу массаж шеи прямо сейчас, – хочу познакомить тебя со своей мамой, а то она до сих пор не верит, что мы вместе, и считает, что я просто сошла с ума и выдаю желаемое за действительное, хочу видеть тебя, когда засыпаю и когда просыпаюсь, хочу работать вместе с тобой, хочу, чтобы ты посвятил мне хоть одну песню и спел ее со сцены, но и от целого альбома тоже не откажусь. Хочу в один прекрасный день родить тебе ребенка, хочу прожить с тобой вместе долго и счастливо и умереть в один день на старости лет. Это слишком много? – спросила я, устав загибать пальцы.

– Нет. В самый раз. На пару жизней хватит. Но давай, пожалуй, начнем с массажа? – предложил Том, нежно касаясь губами моего виска.

22 июня

Итак, прошла неделя с тех пор, как я подверглась нападению бандитов и помирилась с Томом. С тех пор я успела стать настоящей национальной героиней – во всех киосках висят газеты, первые полосы которых пестрят заголовками типа «Солист группы «Whitchstone Pictures» с подругой задержали арабских террористов» с нашими фотографиями крупным планом. О том, что я пресс-атташе группы, никто почему-то не вспоминает, видимо, это недостаточно романтично и скандально. Даже в моей бывшей газете про меня не забыли. Так и написали: «Наша журналистка и Том Тэндли спасли Лондон от терактов». Всякий раз краснею, видя эту надпись. Том говорит, что эта скромность – просто издержки неправильного воспитания и что я должна ходить по городу с гордо поднятой головой.

Конечно, ему что? Ему лишний скандальчик не помешает, только популярности группе прибавит, а я к такому пристальному вниманию не привыкла. Даже до моего дома вести докатились – звонила мама и говорила, что с ней связывался сам агент Малахова, звал меня в какое-то теле-шоу.

Хотя какая из меня героиня? Арабы-то оказались вовсе не террористами, а так, мелкими хулиганами. Впервые пошли на серьезное дело. Как они сами сказали, случайно пронюхали, что я встречаюсь с Томом Тэндли, который приезжал ко мне с завидной периодичностью, и решили подзаработать, похитив меня и затребовав с него выкуп покрупнее.

– Только мы не предполагали, что она русская, а то мы бы так не растерялись, – оправдывались они потом в участке. Вот вам сила великого и могучего!

В группу я вернулась, чему несказанно рада, потому что лишь войдя в кабинет и сев за свой рабочий стол, я поняла, как сильно мне всего этого не хватало.

– Я же говорил, что ты не можешь обойтись без нас и без всего этого околомузыкального безумия, – сказал мне Пит вместо приветствия, а Крис промолчал и лишь многозначительно подмигнул.

Меня несколько смущает неоднозначность его взглядов, но я стараюсь поменьше думать об этом, полностью отдавшись нашей с Томом любви. Я словно ребенок, впервые делающий шаги, осознаю всю прелесть отношений, в которых не надо ничего скрывать и можно не таясь говорить о своих чувствах. Похоже, для Тома это тоже не совсем привычно, но с каждым разом нам удаётся всё лучше.

– Боюсь показаться банальным, произнося самые избитые слова в мире, но я люблю тебя, действительно люблю, – сказал он недавно.

– Молчать о своей любви и изменять друг другу не менее банально, но ты же когда-то не боялся, что я упрекну тебя в неоригинальности, – возразила я.

И к моему удивлению, он не стал со мной спорить. Так что теперь я по-настоящему счастливая женщина. Особенно, если учесть, что за эту неделю мой синяк почти сошел, и я могу появляться на улице без темных очков, что не может не радовать в дождливые и пасмурные дни.

К тому же, Том сдержал своё обещание исполнять мои желания – он уже написал музыку к той самой песне, слова которой похитил для меня Пит. Так что она должна войти в новый альбом, а может, выйдет отдельным синглом. И ещё сейчас я веду переговоры с Костей, мужем Алёны, насчет организации новых концертов «Whitchstone Pictures» в России, всё-таки почти полтора года прошло с их первого и последнего на сегодняшний день приезда в Москву. Если всё удастся, то я познакомлю Тома с мамой, ей не терпится рассмотреть мужчину моей мечты вблизи. Том говорит, что побаивается смотрин, но ради меня готов пойти и на это.

Похоже, я действительно самая счастливая женщина на свете. Меня полюбил Том Тэндли, мужчина моей мечты и по совместительству солист группы «Whitchstone Pictures». Чего ещё мне желать? Разве, чтобы Ленни поскорее выросла, обрела самостоятельность и поменьше нервировала отца своими неблагоразумными поступками. Одни ее ухажеры чего стоят. Правда, если быть откровенной, мне тоже всегда хотелось узнать, каково встречаться с панком, готом или хиппи. Но кто скажет, что рок-музыкант менее крут? Да еще всемирно известный. Нет, Ленни до меня далеко!

И вообще, всё настолько прекрасно, что, думаю, мне стоит на время приостановить свои хроники, чтобы ненароком не сглазить. Вот как возникнут новые проблемы, так возьмусь за перо. А пока пойду-ка отправлю факс нашему звукорежиссеру. Том очень беспокоится по поводу вариантов ремиксов песни «Seventh Witch». Не могу видеть его в таком состоянии!».