Текст книги "Ржавые цепи (СИ)"
Автор книги: Cleon
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
– А тебя это так волнует? – она отворачивается; ей противно видеть своё отражение в его голубых глазах. – С чего бы?
– Каждому победителю нужна своя королева, – немец горячо дышит ей в шею; металлические пальцы почти дотрагиваются до плеча. Рейн сползает вниз, выворачивается из объятий, оказывается теперь позади него; Симон разочарованно вздыхает. – Какая жалость.
– У меня на этот счёт свои приоритеты.
– У меня тоже, – он резко хватает её за руку, сжимает кисть так, что девушка морщится от боли; Кригер – другой – хочет показать, что он не отступит. – Так что соглашайся.
– Пошёл ты!
– Зигмунд не говорил, какая ты дрянная девчонка, – офицер резко притягивает её к себе и шепчет в ухо, обдаёт горячим дыханием шею, понижает голос до интимного шёпота, – надо бы тебя наказать.
Рейн сопротивляется, хочет исцарапать его лицо, ударить, но он скручивает руки ей так, что перед глазами от боли становится темно; но резко отпускает, стоит в коридоре кое-кому вырасти за спиной у Симона – он по привычке повинуется голосу брата.
– Отпусти девушку.
– Как скажешь, братец, – дампир отходит в сторону, потирает запястья, и Зигмунд огораживает её. – Просто хотел немного поразвлечься и пожелать удачи прекрасной Fräulein. Помни, дорогая, что история всегда пишется победителями…
Он уходит, Рейн смотрит в его спину, а затем, когда немец скрывается за поворотом, то уже наблюдает за Зигмундом; фриц сжимает кулак, размеренно дышит, будто хочет напасть на родного человека и порвать его в клочья, но почему-то просто стоит…
– Зиг, я…
Офицер ничего не говорит; молча разворачивается и направляется в другую сторону; дампир не понимает его, но всё же отпускает и, выдохнув, идёт к своей спальне, надеясь, что когда-нибудь вся эта вакханалия закончится.
И мысленно извиняется перед немцем за случившееся.
========== Слабый. ==========
Зигмунд ненавидит, презирает, рычит, выпуская пулю за пулей в деревянную мишень; зол настолько, что готов выстрелить даже в живого человека (в себя?). Если бы он не вмешался, если бы опоздал…Неизвестно, чем бы всё это закончилось. Кригер никогда не ревновал, но, увидев Рейн с братом, хотел наброситься, вырвать его сердце из груди и сказать, что он устал, чертовски устал за эти годы, ведь Симон всегда забирал у него всё – чуть не забрал и Рейн; он крутит барабан револьвера, заправляет его снарядами, смотрит на мишень; возможно, что одна пуля способна прекратить все мучения.
Но он борется с противоречиями не только из-за брата и дампира.
Ему был отдан приказ: забрать артефакты, передать их в нужные руки…
Уничтожить всех свидетелей.
А он не может, и его трясёт; рука дрожит, палец сжимает спуск, и он промахивается – впервые за долгое время. Зигмунд обессиленно падает на колени, опускает револьвер; улыбается больше в истерике, пытаясь перебороть собственные чувства. Почему? Почему, блядь, он так к ней привязался? Почему не спал ночами, когда она лазала в подземелье древнего храма? Почему нарушает устав, вписывая себя в документы, потому что хочет защитить? Немец потирает переносицу, встаёт, но всё ещё испытывает внутреннее противоречие; он не сможет, нет-нет-нет…
Слабый. Всегда был слаб.
Симон говорил правду о нём.
Зигмунд крутит револьвер на указательном пальце и, успокаиваясь, делает последний выстрел: снаряд разносит мишень в древесные хлопья.
На этот раз он представляет там себя.
И, разворачиваясь, уходит. Нужно подготовиться к отбытию.
И не сломаться раньше времени.
========== Марионетка. ==========
Рейн натирает клинки: блестят, и она любуется своим отражением – так она отвлекается от тех проблем, что тяжёлым грузом всё валятся на её плечи. Рюкзак уже готов: покоится рядом с кроватью, объевшийся всем самым необходимым в длинном путешествии. Дампир поднимает меч, вертит его, наблюдает за проделанной работой, вылавливает на свету разводы и полирует их, а затем смотрит на двери: в отражении она ловит Минс, стоящую в проёме. Полукровка подходит к ней, присаживается рядом и улыбается:
– Ждёшь вылазку?
– Надеюсь, что я не буду убегать от бешеных глистов на этот раз, – смеётся Рейн, ставя клинки около рюкзака. Кажется, с ними работа закончена. – Да, жду, наверно. Этого мы и добивались, верно?
– Верно, – Минс хлопает её по плечу. Рейн встаёт с кровати, и другая следует её примеру. – Мы почти у цели. Заполучим артефакт, и всё закончится, как мы и хотели. Знаешь, ты сейчас так похожа на Габриелу в её лучшие годы, – девушку смущают слова наставницы; полукровка аккуратно убирает прядь рыжих волос ученицы за её ухо. – Я так рада, что она выбрала именно тебя.
– Спасибо.
– Знай, что бы ни случилось, я и остальные всегда рядом.
Рейн улыбается ещё шире, смахивает слезу, предательски скатившуюся со щеки; так приятно знать, что кому-то нужен.
– Машина уже прибудет через несколько часов. Не опаздывай, ладно?
Рейн коротко кивает и удивляется, когда Минс заключает её в объятия; дампиру этого так не хватает: простой благодарности и поддержки. Она верит, что есть хотя бы в этом мире один почти-человек, которому она способна доверять на все сто процентов, чьи слова кажутся ей слаще мёда, самыми правдивыми из всех. Девушка всё шепчет благодарности, а Минс, пользуясь моментом, подкидывает ей незаметно в рюкзак жучок.
Если что-то пойдёт не по плану, то придётся всё взять в свои руки.
Она улыбается, но не из-за мнимой победы тупой девчонки: артефакты у них в руках, и скоро всё исполнится так, как они давно планировали.
Осталось совсем немного.
Минс хорошо знает, за какие струны потянуть, чтобы марионетка слушалась своего кукловода.
========== Отбытие. ==========
Рейн стоит у гаража, пока прогревается машина; она уже собрана, держит в руках рюкзак, клинки закреплены на магнитах в вертикальном положении, и ищет среди копошащихся солдат одну единственную фигуру: неужели передумал? Минс говорит, что уже через двадцать минут они поедут до дока подлодок, где субмарина отправит их прямиком в Германию. Дампир не хочет путешествовать так; она усмехается, думая, что когда всё это закончится, она отдохнёт в окружении книг и просмотра чёрно-белой классики.
Их группа состоит всего из одиннадцати человек – слишком мало, но вопросов она не задаёт. Если Юрген Вульф распорядился именно так, то приказы не должны обсуждаться – в её положении чревато нарушать устав. Ни Минс, ни Симона, других, неприятных ей личностей, тут нет; это, конечно, радует, но где же Зигмунд? Рейн беспокоится о нём.
– Fräulein, мы почти готовы! – кричит ей солдат, перепачканный в чёрной смазке; автомобильный мотор ревёт раненным зверем. Дампир его не слышит.
Она пытается найти человека, которого покалечила судьба; просто, даже если он действительно не хочет её видеть, ей бы хотелось проститься. Она вздыхает, понимая, что не стоит медлить; садится в машину, но позволяет себе ещё несколько раз оглянуться.
Не придёт. Уже точно не придёт.
Рейн закрывает двери, но затем замечает в зеркале заднего вида спешащую к ней фигуру; выпрыгивает и улыбается, смеётся, видя, как Кригер, неся чемоданчик, вместе с ним пытается застегнуть на бегу пальто. Выходит нелепо – увы, но у него только одна рука. Он добегает до неё, останавливается возле полукровки, тяжело дышит, будто пробежал целый марафон, но выпрямляется, и для дампира это – один из лучших моментов, произошедших с ней.
Его появление столь ярко оставляет свой след в памяти.
– Простите, я опоздал, Fräulein, – Рейн смотрит на него и закрывает рот ладонями; боится выдать себя, жмурится, смеётся. Зигмунд мягко улыбается ей: немцу приятно, что ему удалость поднять настроение девушке. – В нашей столовой Frau Хельга приготовила такие вкусные Schnitzel – нереально оторваться.
– Ах, я вижу, – она принимается застёгивать одну пуговичку за другой; рукой проводит по ткани, поправляет фуражку. Теперь как с иголочки. – Я думала, что ты не придёшь.
– Как я могу передумать? Бросать такую красивую Fräulein одну добывать опасные артефакты? Никогда.
Он кидает свой чемодан внутрь автомобиля.
– Спасибо, – она улыбается.
Кригер протягивает ей руку, и та, принимая его помощь, садится обратно в машину. Немец мостится рядом, и дампир кладёт голову ему на плечо; теперь ей спокойно и хорошо, она чувствует себя расслабленной, в безопасности.
Зигмунд мысленно солидарен с ней во всём.
Через несколько минут несколько конвоев покидают пределы военной базы; родная страна ждёт их, пряча мощный древний артефакт на самых высоких склонах.
Сердце Белиара отсчитывает последний ритм перед их прибытием в Гаркейн.
========== Задыхайся. ==========
– Они уехали? – спрашивает Вульф, катающий во рту мундштук с тлеющей сигаретой. Минс кивает, смотря в окно.
– Так точно.
– Теперь мы займёмся тем же, чем и планировали, так ведь?
Она не отвечает; снимает с себя платье медленно, оставаясь в одних сапогах-чулках, кидает одежду на пол – дампир никогда не носит нижне бельё – приказ геггинггруппенфюрера. Она не смеет перечить; подходит к нему, проводя языком по губам: дразнит, сука, – думает Вульф, кладя ладонь себе на грудь: сердце бешено колотится, готово выпрыгнуть, но ещё рано – ещё нужно испытать удовольствие.
Минс садится на кровать, на четвереньках ползёт к нему, приближается, садится сверху, седлая бёдра, и мужчина выдыхает в её сторону колечко дыма; мундштук мешает прелюдии, но он хочет оставить его для разнообразия. Дампир ластится кошкой, даже мурлычет, потираясь телом; Вульф сжимает её ноги, бьёт ладонью по круглому заду, наслаждается покорностью кровопийцы.
Он чувствует, какая она горячая и уже мокрая. Это сильно возбуждает уже и так немолодого офицера.
– Хочу кое-что попробовать, – просит она, и Юрген, стряхнув пепел, кивает. – Тебе понравится, mein süßes.
Полукровка резко хватается за его шею, впивается ногтями, надавливает так сильно, насколько может; мужчина задыхается под ней, волочит ногами, пытается скинуть её, разомкнуть пальцы – безуспешно. Минс очень долго ждала этого момента; стискивает сильнее, Вульф корчится от боли, стонет, ловит ртом воздух, как выброшенная на берег рыбёшка.
Минута, ещё две, три… Почти вечность.
Вульф обмякает под ней, закрыв глаза; дампир ещё ждёт, вслушиваясь: пульса нет. Пульса нет! Напоследок Минс тушит сигарету о его шею; кожа чернеет пеплом, прожигается до крови. Дампир слезает с него, улыбается проделанной работе и, схватив платье, выходит из комнаты.
Через полчаса сюда придёт Батори – ей не привыкать работать с трупами; Минс усмехается: некрофилка чёртова.
– Я подчиняюсь только герру Кригеру, – бросает она напоследок.
И уходит, прекрасно понимая, что теперь у них есть всё необходимое. Осталось только добыть сердце.
========== Семейные традиции. ==========
– С Вульфом покончено, – сообщает Минс, бесцеремонно вваливаясь в операционную. Менгеле фыркает под маской, обрабатывая локтевой сгиб Симона.
Кригер улыбается дампиру, и у Бутчересс колит в груди; там, где-то под сердцем, но она твёрдо уверена, что пульсирующего органа у неё нет.
Иначе она бы жалела, что вообще взялась за эту операцию.
На столе в банках в спирту плещутся останки древнего демона. Почти все – остался только один, но и он вскоре поселится в теле её любовника – будущего фюрера, поведущего скорую войну к победе Третьего Рейха.
Батори хочет провести операцию как полагается: на подносе уже готова инъекция анестезии, но Кригер перехватывает её запястье, стоит ей потянуться за шприцом. Не нужно – качает головой – хочу чувствовать всю боль и выдержать её любой ценой – это испытание, дарованное судьбой; если организм отторгнет артефакты, и он не выживет – значит, он не настолько ариец, каким его пытались сделать, каким он хочет быть. Менгеле кивает и, опустив маску, целует его перед тем, как начать: впивается в губы голодной пиявкой – она не вампир и даже не на половину это создание, но ей хочется выпить его всего досуха, насладиться, возможно, последними мгновениями рядом с ним. Живым ним – мёртвый, Симон всё равно послужит во благо науке. Батори целует его и косится на Минс, зрительно прерываясь от красивого лица немца; полукровка недовольно кривит губы в обиде и скрещивает руки на груди; ревнует, ревнует…
– Если ничего не получится, – выдыхает Симон, – значит, я недостоин нашей миссии.
– Надеюсь, что это не так, – бросает Бутчересс, вновь натягивая маску.
Он улыбается и, послушно ложась на кушетку, прикрывает глаза. Минс наблюдает, как Батори берёт в руки пилу, и, не в силах наблюдать мучения арийца, отворачивается и быстро проскальзывает к выходу. Стоит ей закрыть двери, как дампир слышит оглушающий крик, и ей кажется, что сейчас весь комплекс пойдёт трещинами, и каменные глыбы упадут на её голову. Женщина ускоряет шаг, гонимая собственными страхами, идёт прочь, не в силах больше здесь находиться. Минс сжимает кулаки и думает о том, что лучше бы Менгеле изменила своим традициям и перестала быть похожей на своего отца.
Хотя бы по профессионально-этическим соображениям.
========== Забота. ==========
Они прибывают в Германию с закатом, располагают свой лагерь в горах Гаркейн, прямо над разорённой деревней Фалькенбург, куда уже пошли на разведку несколько солдат; остальные же ставят палатки и готовятся ко сну – завтра их ожидает тяжёлый день. Но Рейн не хочет ложиться; она тянется к небу, ловит языком ледяные хлопья – прямо как в детстве – и вдыхает морозный воздух, покалывающий лёгкие – она чувствует себя свободной. Зигмунд стоит позади и наблюдает за ней, иногда делая глоток ещё горячего грога – не то, чтобы Кригер любил алкоголь, но согреться ему в эту погоду уж очень хочется. Немец кличет полукровку и, когда та оборачивается, кидает ей прямо в руки металлическую флягу.
– Согрейтесь, Fräulein, – просит он, но Рейн качает головой: напитки она предпочитает крепче. И кидает флягу обратно Зигмунду – немец ловко ловит её за ремни. – На улице всё же не душный август.
– Такая погода мне больше по душе, – отвечает дампир, подходя к самому краю берега; там, внизу, под снежным покровом покоятся руины старой деревни, которую обследуют солдаты вермахта. Зигмунд приближается, становится рядом с полукровкой, пытаясь понять, о чём она думает. Или о ком?.. И дампир спустя минуту разрубает затянувшуюся тишину, разбавленную разве что свистом холодного ветра и голосами немцев, доносящихся откуда-то позади. – Моя сестра всё бы отдала, чтобы вернуться сюда…
– Сестра? – Зигмунд вопросительно вскидывает бровь; у Рейн тоже есть кто-то близкий, но он надеется, что их отношения не такие, как у него с братом, но спрашивать о ещё одной fräulein – или frau? – ему не хочется. Дампир ему сама всё расскажет со временем.
Или сейчас?
– Светлана, – полукровка вздыхает, смахивая с рядом стоящего пенька снег, и присаживается на него; Кригер мостится рядом, и оба смотрят на торчащие разрушенные дома из-под белого холодного покрывала, – моя родная сестра. Дампир, как и я.
– Она… жива?
– Нет, – качает головой Рейн. – Но она рассказывала мне, что именно в Фалькенбурге проходила её самая первая миссия, где она познакомилась со своим напарником – Джошуа Стренджером; хотя он и ведёт себя как старый дед, но он заботит… заботился о моей сестре, – поправляет себя девушка, растирая собственные плечи. Ей не холодно от мороза; ей холодно от воспоминаний. – И теперь я здесь. Тоже с напарником, который…
Зигмунд улыбается, кладя руку на плечо полукровки.
– …Тоже заботится о тебе?
Рейн смущенно отворачивается; почти верно, но ведь финал сотрудничества Светланы и Джошуа совершенно иной, чем у них, но дампиру почему-то хочется, чтобы их история была зеркальна той, что уже забыта временем.
– Верно.
Зигмунд не отвечает, но продолжает наблюдать вместе с Рейн за тем, как там, внизу, фрицы разгребают завалы заброшенного дома.
И они совершенно не замечают, как за ними, с горных вершин, кто-то наблюдает.
========== Симбиоз. ==========
Время останавливается. Для него – сейчас. Он не спит: не мёртв и не жив – состояние где-то посередине. Но когда резко открывает глаза, то воздуха начинает категорически не хватать; выгибается дугой, царапает койку, кричит немым голосом, чувствуя, как внутри него разливается сила: она привыкает, абстрагируется, внедряется в него… Организм подчиняет чужое. Больно. Невыносимо. До слёз в глазах. До ломоты в костях. До разрыва мышц, но Симон терпит; он в палате один – распорядился, чтобы никто не смел прерывать его слияние с чужеродным.
Но уже со своим.
Кригер закатывает глаза до белков, стонет, а затем резко успокаивается – словно агония, захватившая тело, исчезает мгновенно; немец силится встать, переворачивается на бок, пытается хотя бы сесть, но голова идёт кругом, а к горлу подступает целый ком помоев, но он терпит; ему хреново, ему кажется, что его выворачивает наизнанку… Немец пытается оттолкнуться от кушетки, опуститься на пол на твёрдые ноги, но вместо этого падает на колени и начинает смеяться: истерически-страшно. И смотрит на свою руку – бывшую механическую – её нет. Нет! Нет! Симон смеётся, наблюдая чужое, не принадлежавшее ему: рука – не его, рука – Белиара – теперь его. Чёрная, словно состоящая из переплетения тонких металлических ветвей, она заканчивается массивными когтями. Симон не может не нарадоваться проделанной работе.
Получилось! Получилось! Ему до сих пор не верится.
Он хочет проверить, удостовериться, убедиться; он тянется за тележкой и скидывает новой рукой какие-то склянки – те разбиваются, расплескивая жидкости на кафельный пол, но ему плевать; Симон подхватывает один из инструментов Менгеле и всматривается в гладкий металл, ловя своё искажённое отражение: зубы – острые, как у пираньи; глаз – красный, с вертикальным зрачком; рёбра… Кригер тоже прощупывает их демонической рукой – они сильно выпирают. Немец смеётся; идеальный ариец, идеальный фюрер.
Идеально правильный человек.
Получилось! У него почти все силы Белиара. Дурак Вульф! О чём думал старик, мечтая о таком подарке судьбы?
Немец даже не замечает, когда к нему входит Менгеле; она цепенеет мраморной статуей, замечая Симона… новым, изменённым. И не может сказать ни слова.
Она рассчитывала на его смерть, но он… Отец слишком хорошо постарался над экспериментом.
Симон Кригер почти добился своей цели; осталось найти лишь сердце.
========== Засада. ==========
– Себастиан, какого чёрта, а? – бесится немец, потирая руки и выдыхая облако пара; он замёрз, хочет вернуться в лагерь, но его напарник иного мнения; Себастиан думает, что в Фалькенбурге ему удастся немного подзаработать: деревня, опустошённая несуществующими вампирами – какая глупость! Он уверен, местные дома разграбили немцы, а всех жителей пустили на убой: кого в рабство, кого в проституцию, а кого – убили… Вампиры… Одна и так среди них, да и та мухи не обидит, а так вечно таскается хвостом за их главнокомандующим…
Вампиры – Себастиан уверен – это всё сказки.
– Halt die Klappe! – кричит солдат. – Хоть раз можешь помолчать, пока я делом занят?
– Но уже поздно, я замёрз, ein Freund, – плачется мужчина, подпрыгивая на месте, чтобы согреться. Холодно, темно, страшно… Немец не трусит, но не хочет проводить ночь в заброшенной деревне с призраками.
– Я тебя не друг, сопляк! – фырчит другой, расстреливая старую ветхую мебель, засыпанную снежной пылью. – Найдём что-нибудь и вернёмся. Но если хочешь – валяй, иди! Мне больше достанется!
Рольф молча закатывает глаза и, потирая руки, медленно бредёт к выходу из старой хижины; половицы под сапогами неприятно-громко скрипят. Мужчина почти добирается до двери, как позади него кто-то пробегает – так быстро-быстро, – и тень ускользает в темноту. Офицер оборачивается, вскидывает винтовку, целится, но ничего не понимает; неужели голова от холода генерирует ему галлюцинации?
– Себастиан? Твои шутки? – спрашивает он, но почему-то в пустоту. Странно, но становится резко слишком тихо. – Себастиан?
Хруст. Короткий крик. И кто-то пробегает вновь. Рольф оборачивается, стреляет вслепую, растрачивает пули зря, но не попадает в цели – тени проносятся слишком стремительно.
– Кто здесь? – снова выстрел. – Себастиан?
Немец отходит назад, постоянно озирается по сторонам, направляет ствол автомата на источник звука, но шумно сглатывает тогда, когда спиной натыкается на… нечто громадное. Мужчина от страха бросает оружие и медленно поворачивается, встречаясь с тенью: двухметровые монстры с острыми клыками держат изуродованный труп его напарника, хищно облизываясь.
Рольф не успевает даже закричать, как его окружают другие и нападают, разрывая на части.
========== Вопрос доверия. ==========
– Ты никогда не рассказывал мне о брате. Может, я лезу не в своё дело, но… – Рейн подсаживается ближе к костру; за последний час заметно похолодало. Она даже не отказалась от грога, который предложил Зигмунд. Немец вздыхает на её просьбу. – Прости, если я что-то не так сказала…
– Да нет, ничего, – он выпрямляется, вытягивая ноги, – тебя ведь давно это интересует, так ведь? Почему мы… такие? – немец здоровой рукой проводит по сложенному рукаву мундира, подколотой брошью с металлической свастикой.
Дампир внимательно слушает, не смеет перебивать; ей очень интересно знать о его происхождении – намного больше, чем тех, кто обычно окружает её. Кригер начинает говорить:
– Я практически ничего не помню о своём детстве – где-то до четырнадцати лет в голове пустота. Но наша с братом нянечка рассказывала, что мать отказалась от нас ещё в младенчестве и принесла в детский дом, ведь мы были… сиамскими близнецами, – на выдохе произносит Кригер, сжимая кулак. Дампир отводит взгляд, носком ковыряет сугроб, не в силах что-то на это ответить. Она догадывается, что Кригер чувствует: он считает себя уродом, но на самом деле совершенно не такой – просто чуть отличается от остальных.
А для неё – и вовсе выделяется на их фоне.
– …Нас разделили, – продолжает Зигмунд, подкидывая в костёр пару сухих веток, – и мы с братом отдалились. Симон, он… На самом деле я всю жизнь восхищался им. Можно сказать, что благодаря ему я здесь.
– Вы с братом разные, – встревает дампир. – У него есть металлический протез. И твой шрам?..
– Механическая рука стоит недёшево, дорогая Fräulein, – улыбается ариец, и Рейн кажется, что улыбка его вымучена. – Брату просто повезло и, видимо, протез ему нужнее, чем мне. А шрам… Няня говорила, что его оставила на мне собака. Видимо, в детстве я был очень любознательным ребёнком.
– Я буду хранить эту тайну, – шёпотом обещает дампир, присаживаясь к Зигмунду ближе.
– А какие тайны дорогая Fräulein может доверить мне?
Полукровка не может скрыть улыбки; она закатывает рукав плаща, демонстрируя немцу на запястье старый шрам в виде креста. Тот забытый эпизод из прошлого, который она надеется со временем вспомнить.
– Только если это.
Зигмунд накрывает ладонью её руку, сжимает пальцы. И улыбается:
– Обещаю.
И на душе у Рейн разливается приятное тепло; она кладёт голову ему на плечо, прикрывая глаза; она верит, что он сдержит обещание.
Зигмунд мысленно солидарен с ней в этом вопросе.
========== Ради будущего. ==========
Он упивается своей властью; ему нравится чувствовать силу, что течёт по его венам, что трансформирует его в иное – нечто другое, нечто страшное: для его врагов, но не для него самого. Он возле зеркала крутится, до сих пор не осознавая происходящее: ему нравятся все эти изменения, и кажется, что словно попал в прошлое – снова видит себя тем мальчишкой, который радуется получению дольки шоколада аккурат под Новый Год.
Но полученное – намного желаннее и слаще какого-то десерта.
И никто не обращает внимания на трупы вокруг: изуродованные, расчленённые… Они мешками лежат по всей комнате, доказывая его силу: каждый из этих мертвецов – тренировка; каждый из них – личное полотно адского художника.
Он рисует кровавыми мазками на телах своих людей: неидеальное должно быть мертво.
Менгеле улыбается, распивая дорогое вино – подарок судьбы, настоящий праздник для их будущего; Минс стоит рядом, скрестив руки на груди – не пьёт, но в горле противно саднит – даже запах свежей крови вызывает тошноту: пока Симон любуется собой, его брат может подойти гораздо ближе к самому главному артефакту. Но Кригеру будто всё равно; он почти получил, что хотел, а теперь разбрасывается новыми силами по чём зря; они могли бы ударить по врагу сразу же, но немец хочет поиграть и дать возможность своему противнику почувствовать себя победителем на пару часов, чтобы потом отобрать у него самое дорогое, самое ценное…
Симон ухмыляется своему отражению; как будет приятно нанизать на эти когти славное личико Рейн…
Он резко оборачивается, и Батори подходит к нему, оставляя на столе недопитый алкоголь; она кошкой льстится к будущему фюреру, и Минс это особенно злит; доктор Менгеле – ещё один враг в её списке, и женщину бесит, что Симон больше тянется к ней, чем к сильной полукровке. Пусть не идеальна, пусть наполовину, но всё же кровопийца, всё же столько всего сделала… Но Симон целует именно Бутчересс.
А когда отстраняется от неё, то его глаз – красный, как рубин, – светится призывающе-недобро.
– Будь хорошей девочкой, оставь нас, – среди трупов своих же людей – морщится Минс, – мы хотим кое-что обсудить о нашем дальнейшем будущем, – говорит он, смотря на Батори, держа её за подбородок.
– Будущее? Ты говорил, что я тоже будущее! – вскипает Минс, а Менгеле лишь водит плечами; ей нравится реакция полувампира на слова Кригера.
– О, ты злишься, – он улыбается, и от частокола зубов кровь в жилах стынет; больше не человек – больше, чем человек. – Забавная реакция. Но ты же знаешь про наш уговор, fräulein.
– Прости, – Батори отталкивает Кригера и, поворачиваясь к дампиру, идёт от бедра, и Минс отступает. Настолько, что не замечает, как становится в проходе. Менгеле наклоняется ближе, совсем до интимного, дышит ей в кожу слишком горячо и шепчет так, что слышит только соперница: – Ты ведь знаешь, что ты всегда будешь на втором месте.
И злобно чмокает в губы, выталкивая её из помещения. Минс не успевает ничего понять, как дверь за ней захлопывается; они забавляются там, среди моря трупов собственных солдат, занимаясь дикостью, зверством… Дампир облизывается; этим она и восхищается. Люди – она ненавидит их, и дорогая Батори даже не подозревает, что вскоре ей придётся вкусить дерьма.
Полукровка гордо поднимает голову, расправляет плечи и идёт по своим делам; в конце концов, у неё есть приказы, которые нужно выполнить.
Ради их будущего.
Там, где она будет на первом месте.
========== Буран. ==========
Ветер усиливается, ураганом поднимает комья снега, щиплет острым морозом… Погода резко меняется в ночь, пытаясь замести труды немецких солдат: пока одни, стуча зубами, завязывают тросы на палатках, удерживая их на месте, другие пытаются отогреться: алкоголь не спасает, костёр не разжечь, а Кригер не может досчитаться своих людей: Зигмунд кричит их, но не может перекричать стихию; слепой глаз слезится, а ноги проваливаются в снежном покрывале, что намело всего за час.
Снег словно хочет стереть их из истории.
Рейн идёт за немцем, растирает плечи, дышит под нос тёплым облачком, растворяющимся тот час на морозе; Кригер отдал ей свою шаль, но дампир не хочет, чтобы он мёрз: она полувампир, как-нибудь справиться, а он всего лишь человек. Девушка губы в кровь кусает, продолжает ступать по снегу, проваливается почти до колена; весь лагерь растворяется в ночном буране.
Эта погода… Этот ветер… Ей кажется, что всё это не просто так.
Будто всё это подстроено, ненастоящее.
Но мысли перебивает чужой крик, отвлекает и возвращает в реальность.
– Мейер! Кьёниг! – из последних сил кричит Кригер, спускаясь всё ниже и дальше от их привала.
Дампир пытается успеть за ним, тянется схватить, но неожиданно резко оборачивается, когда в нос пробивается запах… Такой отчасти знакомый, такой…
Снег летит медленнее.
Она оборачивается.
В темноте она замечает нечеловеческие фигуры.
– Hilfe! Hilfe!
Ночь разрывают вспышки света.
Зигмунд и Рейн бегут на источник звука, пытаются успеть, но слышат лишь крики товарищей, злобный рык и видят тени… Дампир бежит к палатке – там она оставила свои лезвия.
– Achtung!
Зигмунд стреляет вслепую, ориентируясь лишь на звуки; некто – их много – застали лагерь врасплох; Рейн успевает добежать до костра, хватает ножи, быстро надевает браслеты и закрепляет мечи на магниты, но её тут же кто-то сбивает, и дампир падает в снег.
Она им не нужна.
– Стреляйте! – доносится откуда-то со стороны. – Стреляйте! Пусть твари передохнут!
Теней на снегу становится заметно больше.
Зигмунд подбегает к Рейн, помогает ей встать, и дампир хочет его защитить; они оба всматриваются в темноту, ищут врагов, но натыкаются лишь на стремящиеся точки – туда-сюда, они словно везде и нигде одновременно. Кригер стреляет, но каждый раз промахивается; он закрывает собой полукровку, зажимает спуск револьвера и желает услышать не победный рык тех, кто устроил здесь бойню, а их предсмертный хрип…
И увидеть, наконец, кто решил прийти по их души.
Ветер оглушает крики тех, кто почти мёртв.
Но всё резко замолкает, когда слышится громкий хлопок.
Кто-то бросил гранату.
Рейн цепляется за руку немца, а затем даже не успевает толком понять, как Зигмунд резко накрывает её собой; чудовищная волна оглушает их с нереальной скоростью.
С гор сходит снег, хороня под собой всё сущее.
========== На шаг впереди. ==========
– Её нет, – глаза Минс бегают по монитору, ищут красную точку, но натыкаются лишь на страшное сообщение: «Объект не найден». – Её нет!
Осознание приходит не сразу; дампир бьёт кулаком по приборной панели так сильно, что ломает несколько клавиш. Её нет! Ошибка, провал, просчёт… Как она могла такое допустить? Особенно сейчас, когда они уже почти добились своей цели! Дампир выпрямляется, чувствуя, как операторы вжимают спины в кресла от страха; боитесь, ибо в произошедшем виноваты только вы – считает она, цепляясь взглядом за Кригера. Симон наблюдает за всем этим с каменным спокойствием, даже не замечает, как к нему, словно пчела к сладкому цветку, липнет Менгеле: без Вульфа им уже нечего скрывать.
Минс скрипит зубами; отчего-то именно сейчас ей жаль, что геггинггруппенфюрер ныне мёртв.
– Значит: её нет, – вздыхает Кригер, и его демонический глаз полыхает алым. Дампир передёргивает плечами; ей не нравится его реакция, но она делает вид, что всё в порядке. – Что же, Минс…
Расстояние между ними за секунду сокращается до близкого; он резко хватает полукровку за шею мутированной рукой, приподнимает над полом, давит сильнее; она ногами по воздуху волочит, ногтями царапает его запястье, задыхается… Менгеле смеётся, пока остальные с ужасом наблюдают, как самопровозглашённый посланник Бога – и смерти – вершит собственное правосудие. Симон Кригер не терпит провалов, а уж тем более от таких людей, как Минс.
