Текст книги "Ржавые цепи (СИ)"
Автор книги: Cleon
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Даемиты успевают протиснуться вслед за ней.
========== Несправедливость. ==========
– Рейн! – Зигмунд, дежуривший здесь всё то время, что Рейн отсутствовала, быстро спускается с мостика, достаёт из кобуры пистолет и целится в монстров, что протискиваются в человеческий мир через дверную щель.
Солдаты открывают огонь по проклятым, не щадят патронов, не щадят никого: ни своих, ни чужих; включается сирена, и все остальные сбегаются на механический оглушающий зов. Рейн не может вступить в бой; странные видения сковывают её, она смотрит на то, как даемиты погибают под шквалом огня, как пули разрывают их в кровавое месиво; части тел демонов летят по сторонам.
– Закрывайте двери! Schneller! Schneller!
Приказ отдан; немецкие солдаты повинуются, закрывают проход, но даемиты всё пребывают, словно течь из ржавого крана: их много, но они умирают. Рейн просто смотрит на всё это и ни черта не верит в происходящее: ей кажется, что она ощущает себя на их месте, ощущает боль в каждой клетке своего тела, как ком подступает к горлу, как бьётся сердце… Она даже не замечает, как всё быстро заканчивается: как возле её ног, с гримасой немого страха лежит в луже собственной крови монстр, смотрящий на неё бездонными глазами, как Минс, прибежавшая, нахваливает подчинённых, как солдаты, матерясь, охреневают с того, что только что увидели…
Как рука Зигмунда ложится ей на плечо.
Рейн отпихивает от себя немца, а тот сгребает её в объятия, кричит, что всё закончилось, а дампир не слышит, всё пытается порезать его, видит в нём врага: перед глазами до сих пор стоит призрачный туман наваждений.
– Это я, Рейн! Это я! – кричит он, и дампир, проморгавшись, успокаивается. И расслабляется. Немец гладит её по волосам, шепчет, что всё хорошо, что всё закончено. Полукровка даже не соображает, когда Минс присаживается возле неё и забирает тот самый артефакт, как отдаёт его своим людям, а затем разворачивается и уходит, напоследок отдавая приказ, чтобы Рейн увели и привели в порядок.
– Ты хорошо постаралась, девочка.
А Рейн больно; она не понимает, что с ней. Но замечает, как недобро косится на её учителя Зигмунд, как никто не замечает её, кроме него, а в груди разливается неприятное саднящее чувство.
Несправедливость!
Несправедливость!
Даемиты не должны были умирать.
Она украла их сердце.
========== Восстановление. ==========
Рейн принимает холодный душ: она более-менее приходит в себя после неприятного инцидента, но мурашки до сих пор снуют под кожей. Выходит из ванной, насухо вытирается полотенцем, накидывает на себя халат и входит в комнату. Она до сих пор не понимает, что с ней случилось: раньше дампир никогда не испытывала подобных эмоций, сохраняла хладнокровность, ведь она боец, Габриела всегда этому её учила, но… что произошло? Дампир не интересовалась тем, что стало с артефактом, куда его спрятали и что будут делать дальше; вполне возможно, что, если бы не она, эти твари пробрались бы на свет и строили уже свои лазейки в человеческом мире.
Рейн плевать; она слишком устала, чтобы думать о чём-то, что уже не свершится. Присаживается у трюмо, снимает с волос полотенце и начинает расчёсывать непослушные запутавшиеся локоны; она хочет отдохнуть, но, видимо, не суждено, ведь дампир слышит, как в дверь ей стучатся. Полукровка вздыхает, кладёт гребень на столешницу, разворачивается к входу и кричит:
– Войдите!
Дверь открывается и на пороге появляется Минс.
– Привет, – Рейн ей ответно кивает. – Знаешь, я удивлена тому, что всё получилось как надо: ты жива, и артефакт у нас.
– Наверно, ставила на мою смерть, я угадала? – цедит Рейн, и её тон раздражает другую полукровку. – Ты знала обо всём с самого начала, верно?
– То, что глаз Белиара способен вызывать сильнейшие эмоциональные галлюцинации – нет, – она присаживается на край кровати. – Но я рада, что ты справилась. Если тебе интересно, мы поместили артефакт в специальную камеру – там он уж точно никому не повредит.
– Очень надеюсь на это.
– Габриела бы гордилась тобой, потому что я – горжусь, – она улыбается, и Рейн усмехается такой похвале, столь внезапной, будто её с головой окунули в бочонок с мёдом: лесть такая липкая, сладкая, приятная. – Глаз Белиара – артефакт, который видит слабые места врага. Он видит страхи и воспроизводит их в твоей голове настолько реалистично, что человек или другое близкое существо может сойти с ума.
– Откуда ты знаешь?
– Читала в древних рукописях, – дампир пожимает плечами. – Отдыхай. Тебе понадобится много сил, чтобы восстановиться.
– Спасибо, Минс.
Она не отвечает, лишь улыбается и, салютуя, выходит, закрывая за собой дверь. Рейн вздыхает, смотрит на себя в зеркало: кажется, что стекло трескается паутинкой, как и её доверие ко всему тому, что происходит. Но она гонит прочь неприятные мысли и, подавив зевок, улыбается своему отражению: наверно, всё не так уж плохо, если она до сих пор жива.
И ей всё же интересно, что же будет дальше.
========== Фетиш. ==========
– Ты прекрасный манипулятор, Минс.
– Я знала, что вы оцените, – подмигивает дампир, расстёгивая своё платье. Оно ниспадает на пол, и она перешагивает ткань, даже не прикрываясь. Вульф, вальяжно развалившись в кресле, прикуривает, а затем выдыхает дым в сторону любовницы. Прекрасна и исполнительна – большего и не требовалось. А как хорошо трахается!.. У мужчины ноет сердце от предвкушения скорой ночи.
Вульф стучит рукой по подлокотнику, приглашая, и Минс послушно встаёт на колени, идёт к нему на четвереньках, ластится о ноги кошкой, ожидая команду; немец докуривает сигарету, стряхивает мундштук, и пепел хлопьями летит в пепельницу. Ему хорошо. Очень хорошо. Но ему не хочется приступать так сразу: на столе у него аквариум, в котором плавает демонический глаз – артефакт, за которым охотились многие годы, принесла ему какая-то оборванка с улицы. Вульф согласен с Минс, что у рыжей есть определённые таланты, но ему кажется, что та слишком любознательная и вечно лезет туда, куда не надо.
Прямо как тошнотворно-приторный герр Зигмунд Кригер. Прямо сладкая парочка!
Минс уже недовольно шипит; хочет привстать, расстегнуть ширинку, спустить брюки и вцепиться ногтями в достоинство своего Господина, но терпит, потому что Вульф не любит, когда она не слушается, а если такое случается, он наказывает её: строго, даже бьёт, да так, что старому геггинггруппенфюреру кажется, что от её стонов стены покрываются трещинами. Одни только эти мысли возбуждают до головокружения; немец натужено сглатывает, чувствуя, как в штанах становится тесно. Однако он все ещё не может решить, как им заполучить последний артефакт.
То, что его коллегам удалось найти ребро – подарок судьбы, не иначе!
Юрген улыбается, обнажая ряд жёлтых, похожих на кукурузные зёрна, зубов; Минс больше не может терпеть: у неё там внизу уже всё мокро, и она одной рукой забавляет себя, а второй тянет за язычок молнии; быстрее, старый хрен, иначе всё пройдёт без тебя! Но Вульф только делает затяжку, гладя свою послушную любовницу по волосам:
– Ты ведь знаешь, где сердце, Минс? Скажи мне это!
– В горах Гаркейн, Германия. По нашим последним данным, импульсы артефакта были зафиксированы именно там.
– Послать туда армию?
– Не думаю, – она уже разочарованно отодвигается в сторону; видимо, почесать ей кое-что внизу сегодня не удастся. – Слишком опасно и не эффективно. Они могут нас узнать и напасть.
– Думаешь, что артефакт у них?
– Именно. Легенды о долголетии диких вампиров слагают веками. А сердце – источник бессмертия. И я знаю, как нам найти нашу маленькую безделушку.
– Что бы я без тебя делал, Минс?
Он встаёт с места, и дампир, приближаясь к нему, крепко обнимает, шепча на ухо:
– Наверно, умерли бы.
И целует его до опьянения, до онемения в ногах, кусает за шею, дразня, а сама думает о том, что в её словах есть доля правды. Ведь герру Вульфу осталось совсем немного, но ему пока что об этом знать необязательно. Это её личный маленький секрет, который она разделяет с… ещё несколькими людьми.
И которые слишком хорошо знают, к чему стремятся.
Минс улыбается, понимая, что будущее, которое она строит, прекрасно. И присаживается на колени, облизываясь; вот такого конца дня она очень долго ждала. И припадает к его члену, видя, как Вульф закатывает от удовольствия глаза. Прекрасное зрелище! И его ей будет особенно не хватать.
Трахаться со стариками – определённо её фетиш.
========== Подарок. ==========
Рейн не спится – она гуляет по комплексу, изменяя себе, потому что не выходит в этот раз на балкон. В голове всё ещё пронзительным писком проносятся голоса даемитов – их эхо так и не стихает, хотя дампир закинулась таблетками, надеясь увидеть хоть какой-то сон, но они не помогают – вдруг воздух лечит лучше всяких пилюль? Она выходит из коридора, закрывает за собой двери, хочет выйти на улицу, во внутренний дворик, но прежде оглядывается и… улыбается, увидев знакомую фигуру: сгорбившийся, смотрящий куда-то вниз, полукровке кажется, что она без труда узнает его везде – будто на его спине нарисованы только ей видные распознавательные символы.
Она выдыхает, пытается скрыть улыбку с лица, казаться самой себе серьёзной, но получается плохо, от того и сжимает кулаки и делает шаг вперёд; немец к ней не поворачивается, будто не слышит. Она даже присаживается рядом на скамью, заглядывая ему в лицо; Зигмунд делает вид, что не видит её, а на самом деле поджимает губы в улыбке и крутит в пальцах что-то такое маленькое и странное, но Рейн не решается спросить. Лишь расслабляется, смотря на звёздное небо, и говорит первой:
– Привет.
– Привет, – кивает он, уже не скрываясь.
– Давно здесь?
– Не знаю, – пожимает плечами. Дампир замечает, как он прячет руку, сжимает кулак, будто не хочет показывать, что у него там спрятано. – Я не слежу за временем, Fräulein.
– Помнится, в прошлый раз ты меня называл по имени, – Рейн придвигается чуть ближе. – Я хотела сказать: спасибо. Ты меня… почти спас.
– Неужели? – он щурит слепой глаз, не веря её словам. Подыгрывает, засранец! – Раз так, то для меня это честь.
– Просто… – она резко замолкает и отворачивается, и Кригера это настораживает.
– «Просто» что?
– Да так, – Рейн отмахивается, – ничего. Просто мне кажется, что ты единственный, кто верил в меня до конца. Мне не хватает поддержки со стороны.
– Вы одиноки, Fräulein, я вас понимаю, но больше такого не случится, – дампир не понимает, о чём он говорит, но когда опускает голову, видит, как раскрывается его ладонь, а в ней – то, что он так тщательно пытался скрыть, – я нашёл вам друга.
На его руке лежит проволочная игрушка – маленькая оранжевая лошадка, и Рейн берёт её аккуратно, будто та состоит не из металлических нитей, а из хрусталя. Ей нравится этот сувенир, она сама взвешивает его на ладони и глупо улыбается. Как будто у неё в руках не просто поделка, а гора самоцветов. И Зигмунд отвечает ей тем же – лёгкой улыбкой: ему приятно, что такая мелочь хоть немного смогла отвлечь девушку. В груди разливается приятное тепло от того, что он смог ей угодить.
– Спасибо, – кивает она, пряча игрушку в кармане.
– Не за что.
Она подсаживается ближе, смотрит на небо, и не замечает, как кладёт голову ему на плечо; Зигмунду странно это чувствовать, но он не отталкивает её, лишь также направляет свой взгляд на ночное звёздное полотно, думая о том, как приятно дарить подарки.
Особенно тем, кто оставляет свой особый след в сердце.
========== Измена. ==========
– Можем поздравить друг друга с победой! – голосит Симон, вторгаясь в личное пространство Менгеле, когда та делает пометки в своём блокноте о ещё одной неудачной операции. На столе лежит, вытянувшись, тот самый монстр, и она решает его изучить – вполне возможно, что некоторые секреты древних существ им ещё пригодятся в будущем.
Кригер запирает двери – запасной ключ всегда у него с собой в кармане – и демонстрирует Батори бутылку вина – кажется, он намерен сегодня здесь задержаться. Блондинка разворачивается к нему, встаёт со стула, идёт от бедра; да, после долгого дня ей следует расслабиться. Она уже тянется за спиртным, но Симон отступает: нет, дорогая Fräulein, ещё рано – нужно заслужить. Батори не умеет читать мысли, но хорошо его знает, от того сразу берёт его лицо в ладони, дышит жарко, почти тянется за поцелуем, но… немец отстраняется и открывает двери.
Батори стискивает зубы, когда видит на пороге Минс, застёгивающую лиф платья.
Только на одном скакала, так решила накинуться на второго, помоложе? Чёртова нимфоманка!
– Что она здесь делает? – спрашивает Менгеле, а самой хочется взять скальпель и вонзить его промеж глаз узкоглазой уродке.
– У нас поменялись планы, – приглашает Симон Минс, наблюдая за тем, как недовольна Бутчересс, что между ними вклинилась ещё одна особа. – Ты же не против?
Менгеле молчит, не зная, что ответить; она просто стоит и смотрит, как Минс – эта шлюшка Вульфа – набрасывается на Симона и целует его: страстно, влажно, уже отстёгивает пуговицы на его рубашке… Бутчересс хочет уйти: развлекайтесь без меня, тут ещё есть работа, но… когда оборачивается, то видит, как Кригер тянет к ней руку, приглашая.
– Будь паинькой и иди к нам, – говорит он, а Минс уже липнет к нему, обнимает за шею и ласкает ушную раковину шаловливым языком. – Тебе понравится.
Батори ухмыляется: может, он прав, и им действительно нужен человек со стороны? Менгеле делает шаг вперёд, развязывая фартук, кидает его куда-то в сторону и падает прямо в объятия немца, начинает целовать его, конкурируя с Минс. Симон блаженно жмурится, а сам думает, что даже тут он обогнал Вульфа, забрав у него самое ценное, что у него было.
Его драгоценную послушную шлюшку, охотно переменившей сторону, стоило ей только пообещать немного больше, чем просто деньги.
========== Причины. ==========
– Зигмунд?
– Да? – немец поворачивается в сторону Рейн; они сидят уже неизвестно сколько времени, но здесь так тихо, так хорошо, что им не хочется никуда спешить.
– Можно задать тебе один вопрос? – он кивает. – Почему ты здесь? Ну, в смысле… Ты ведь не такой, как они… Ты не подумай, просто…
– И я и сам не знаю, как ответить на этот вопрос, – он пожимает плечами, и дампир отстраняется, – Наверно… это просто моё место, Fräulein. Хотя… я действительно, наверно, не там, где нужно. Но есть одна причина, которая заставляет меня сидеть на месте.
– Наверно, мне не стоит спрашивать, что это за причина?
– Скажем так, это – простое любопытство, – немец поворачивает голову в сторону полукровки, – а ты? Ты зачем здесь?
– Месть, – она не уверена в своём ответе, – чем что-то другое. Но когда всё это закончится, я уйду, наверно.
– Мы всегда можем уйти вместе, – Кригер сам не верит, что это говорит; усмехается собственным словам, даже смеётся, понимая, что сказанное им – глупость. – Забудь.
– Ну, уж нет, – хитро прищуривается Рейн, вставая со скамьи. – Такое я точно не забуду.
Зигмунд следует за ней, улыбается; всё же ему приятно, что она не отталкивает его, говорит с ним, не сторонится. Она сама берёт его за локоть, и немцу кажется, что он прямо сейчас взлетит, ведь ни с одним другим человеком или существом ему не было так легко, как с ней.
Он провожает её до спальных комнат, очень надеясь, что она не шутит и… что, возможно, у них обоих есть причины, чтобы в итоге держаться вместе и, по окончанию всего этого, уйти, забыв обо всём, как о страшном сне.
========== Как король. ==========
Он чувствует себя королём, когда видит, как две его послушные шлюшки стоят на коленях и играются друг с другом и с ним, но когда он сам позволит к себе прикасаться. Менгеле и Минс липнут друг к другу, целуются, ласкают, нежатся на операционном столе, перепачканные в чужой крови, а Симон просто наблюдает со стороны, пригубливает вино, усмехаясь: ему хорошо – он почти на вершине мира. Осталось сделать последний штрих, и всё будет готово.
Он манит механическим пальцем своих подруг, и те, спускаясь на пол, ползут к нему на коленях, а затем сражаются за самое главное, как кошки, не поделившие добычу; Симон сидит на кресле, раскинув ноги, наблюдает за схваткой горячих девиц, и Минс выигрывает у недовольной Менгеле: сосёт она так же прекрасно, как и выглядит, даже не смотря на острые клыки. Батори пристраивается сзади, языком проводит по ягодицам, чертит влажную дорожку у своей главной соперницы. Дампир дразнит и подмахивает, а блондинке хочется большего. Симон жмурится и блаженно стонет, но возбуждают не эти двое, а мысли о будущем, когда в его руках окажутся все артефакты, когда-то принадлежавшие древнему демону.
Вино в фужере плескается, багровыми кляксами расползается на коже, а Симон закусывает губу: так хорошо, просто нереально. Он щёлкает пальцами, и Минс отступает, переключая своё внимание на блондинку: Кригер к себе не притрагивается, лишь наблюдает, а у самого всё переворачивается верх дном от желания накинуться на них двоих и отодрать так, чтобы потом они сидеть не могли. Но он терпит и смотрит, слушает их стоны, видит, как они трутся друг о друга, как тонкая нить слюны соединяет двух прекрасных горячих женщин, которые, по факту, ему не нужны.
Но они отлично трахаются.
Симон, испив вино, задумывается: не хватает только той рыженькой, которую он особенно хочет поиметь, чтобы насолить брату, чтобы сделать ему ещё больнее, ведь он знает, как Зигмунд каждый раз смотрит на неё и что чувствует, когда новенькая подвергает себя опасности.
Он видит Рейн в Минс и Бутчересс.
И очень жалеет о том, что эта шлюха к ним не присоединилась.
========== III: Силуэт. ==========
Зигмунд последние дни безвылазно проводит на тренировочном полигоне: стреляет по мишеням, представляя вместо деревянных человечков тех, кто его окружает: все эти ублюдки… он ненавидит их настолько, что не промахивается: пули вгрызаются в голову, в сердце расписной доски, подвешенной на механические крючки. Немец стискивает зубы, сжимая спусковую скобу: они почти у цели, а он сбился с пути… Потому что внезапно начал что-то чувствовать… Начал… отступать от первостепенной задачи.
Он предаёт дело, которому хотел отдать свою жизнь.
Предаёт себя.
Пуля вылетает из револьвера кометой, выходит навылет из фанерного муляжа; Кригер по привычке крутит пистолет на указательном пальце; иногда ему самому хочется закончить со всем этим именно так – тоже распасться на щепки, быть забытым, не существовать вовсе. Зигмунд вздыхает, заправляет барабан новыми снарядами – с каждым выстрелом что-то уходит из его души; может, это он сам? Ему кажется, что он весь исчезает, каждый раз ловит себя на мысли, что заходит слишком далеко; немец стреляет, и снова в яблочко: для него поражённая цель приобретает в чертогах разума силуэт Минс.
Она заплатит за всё; Зигмунд снова жмёт на спуск, сжимает его до боли в фалангах, и фанерная расчерченная доска, не в силах сопротивляться, падает с крючков на пол. В глазах Кригера лицо нацистки меняется, искажается, приобретает черты Вульфа; выстрел – теперь он видит брата; целится вновь – Рейн. Зигмунд опускает руку; перед ней он особенно виноват, и ему больно, чертовски больно. Немец тяжело дышит, ему кажется, что воздух становится особенно накалённым, но молча смотрит вперёд; слепой глаз блестит матовым стеклом. Кригер нарушил те запреты, которые он сам себе поставил: нахлынувшие чувства оказались сильнее.
А ведь она точно такая же пешка в игре!
Была…
Немец ненавистно вытягивает руку, сжимающую револьвер, хочет снова выстрелить – деревянные мишени или собственный висок? – но почему-то не решается; руки дрожат, внутри него бушует ураган эмоций. Он слышит приближающиеся шаги и поворачивается в сторону входа, выбирая смерть того, кто сюда заглянет. Палец надавливает на крючок; он хмурится, принимая решение.
Пуля готова выскочить из своего заточения в любую секунду.
Дверь открывается, и Зигмунд даже не удивляется тому, кого видит.
И опускает руку.
Её смерти он никогда не возжелает.
========== Палач. ==========
– Привет.
Зигмунд облегчённо выдыхает и прячет револьвер в кобуру: как хорошо, что она пришла. Рейн стоит в дверном проёме, прислонившись спиной о косяк, переминается с ноги на ногу, ждёт приглашения. Кригер подходит к ней и протягивает руку, улыбается, и она отвечает ему тем же: у неё такая аккуратная ладонь, и он так боится сжать её своими пальцами – она будто вся сделана из тонкого хрусталя. Немец тает перед ней молочным шоколадом в жару – становится приторно-сладким, но полукровку это нисколечко не смущает: но румянец играет на щеках, стоит кавалеру поцеловать её кисть.
– Fräulein, вы что-то хотели?
– Да, – кивает Рейн и убирает руку, резко меняется в лице: теперь серьёзная, чем-то обеспокоенная. Зигмунд внутренне весь напрягается. – Очередное собрание.
– По поводу?.. – он догадывается.
– Да, – подтверждает его опасения Рейн.
Кригер сжимает единственную руку в кулак, не сводит взгляда с лица девушки. Значит, они хотят отправить её немедленно. Время нереально поджимает, душит за шею, включается таймер: так мало сделано, а ведь скоро всё решится. Зигмунд не хочет отпускать Рейн никуда: знает, насколько там опасно, но ведь… Когда он только узнал, что Минс нашла очередную доверчивую простушку, сам хотел, чтобы всё прошло по замыслу Вульфа, и дурочка выполнила за них всю грязную работу.
В голове загремели воспоминания вспышками молний: его палец дрогнул – Зигмунд до сих пор ощущает призрачный холод спускового щелчка.
Из своего револьвера он лично казнил слишком многих: именно таких, как она.
И знает, что рано или поздно правда должна открыться.
– Ну, так ты идёшь? – спрашивает она, уже собираясь уходить.
Немец коротко кивает, соглашаясь, и выходит из полигона вместе с ней.
========== Грехи прошлого. ==========
Он никогда не разделял той идеологии, которую ему внушали с детства. Никогда не был согласен с тем, что неверных нужно казнить, потому что они не такие, как остальные. Так почему же его тогда оставили в живых? Из личных соображений? Из-за того, что, будучи инвалидом, он был превосходен как стрелок и руководитель? Зигмунд до сих пор не знает ответа; однако его жизнь очень резко изменилась много лет назад, когда он сам предал своих, передавая врагу координаты местоположения немецких солдат, чтобы иностранные шпионы казнили их за смерти собственных детей.
Война неизбежна, и немец это понимает. Но не может иначе; в его голове ворох воспоминаний, пчелиным роем жужжащие, кусающие особенно больно, когда он идёт рядом с Рейн и делает вид, что всё хорошо. Она просто не знает, сколько грехов по его душу: он молод, для некоторых – красив, и он этим пользовался всю прошлую жизнь, чтобы раздобыть нужную информацию. Но каждая из его жертв – убиты; и после произошедшего он отмывал себя от этой грязи несколько часов, мысленно надеясь, что скоро всё это дерьмо закончится.
Он ничем не лучше той же Минс.
Мужчины не плачут; Зигмунда одолевала истерика, когда он шёл на принципы.
И у невинных жертв, которые были убиты по приказу, мысленно просил прощения: все те полукровки, что доверились чужим, потому что им некуда было идти, уничтожены его рукой; особенно ярко он помнит девушку – полувампира с небесно-голубыми глазами и пшенично-светлыми длинными волосами, худая, голодавшая весь свой срок заточения, шепчущая, чтобы её отпустили, ведь она не виновата, что не справилась, испугалась будущего, остановилась, когда её просили идти за чёртовым глазом; они не выполнили её последнюю просьбу, исковеркав настоящее: Кригер нажал на спуск под давлением родного брата и остальных, и пуля навсегда оборвала нить её жизни.
С того дня он поклялся, что больше никому не причинит боли, особенно тем, кто был замешан во всём этом случайно.
Зигмунд идёт рядом с Рейн, смотрит на неё, а у самого в сердце будто тысячи иголок от нервного напряжения вонзаются: он боится за её жизнь, боится потерять, потому что больше не хочет быть палачом, потому что хочет иной судьбы для всего остального мира.
И для полукровки – особенно.
Зигмунд не боится смерти, но боится, что костлявая заберёт тех, кто ему по-настоящему дорог. Он сделает всё, чтобы искупить грехи прошлого и защитить ту, которая сейчас идёт возле него, выравнивая шаг, и улыбается, даже не представляя, что её ожидает.
Кригер знает обо всём.
И боится, что просто не успеет оказаться рядом.
========== Вопрос времени. ==========
– Он подделал документы! – она швыряет папку ему на стол. Симон презрительно фырчит: нашла из-за чего паниковать. – Нам отправлять группу уже через пару дней, а этот недоношенный ублюдок вписал туда своё имя. Я всё проверила! Я…
– Заткнись, Минс, – осаждает её Симон, делающий вид, что ему наплевать, что там в очередной раз натворил его брат.
Дампир шипит, сжимает в руках папку; она проверила тысячу раз и всё равно где-то просчиталась. Полукровка же говорила, предупреждала Вульфа, что щенок может зайти слишком далеко, и вот, пожалуйста, одноглазая дрянь ломает им все планы. Но другой Кригер всё равно остаётся спокойным, невозмутимым, будто она паникует не из-за того, что Зигмунд, возможно, желает переманить Рейн на свою сторону, а что может найти артефакт раньше остальных и передать его в руки врагу. Минс бы лично задушила его во сне, а потом издевалась бы над его трупом, как когда-то над другими мужчинами, которых ей дарил в распоряжение герр Вульф.
Она улыбается; о да, как приятно превращать сильный пол в слабый, делать их послушными настолько, чтобы они потом умоляли убить себя.
Минс всегда делала это с охотой.
Симон убирает ноги со стола, садится правильно, ровно, наблюдает за Минс, чувствует, как внутри она от злости закипает вулканом. Кригер лишь усмехается: брат не станет им помехой – так даже лучше, что он подписал себе свой смертный приговор. Пока его нет, они сделают всё, к чему так долго стремятся. И почему она не догоняет? Немец кладёт подбородок на ладони, сложенные друг на друге, и смотрит на полукровку внимательно; Минс выпрямляется под взглядом его льдистых глаз.
– Действуй по плану, – приказывает он. – С остальным я сам разберусь.
– А Зигмунд?
– Вопрос времени. Уж поверь мне, ничего хорошего его не ждёт.
Когда всё закончится, он лично выстрелит в голову брата.
Минс послушно отдаёт честь, собирает бумаги и выходит прочь из кабинета; Симон, ещё с минуту посидев в одиночестве, встаёт с места и отправляется за ней.
========== Разные близнецы. ==========
Они почти приближаются к кабинету; Рейн удивлена, что Зигмунд всё это время молчит. Обычно немец более разговорчив, но сейчас даже не смотрит в её сторону: просто идёт рядом, шаг в шаг, погружённый в свои мысли. Дампир волнуется, но не решается спросить, в чём дело: вдруг она в чём-то виновата. Поэтому обнимает себя за плечи и поджимает губы, но когда поворачивает голову и замечает Минс в сопровождении Симона, то резко останавливается, как и Кригер, который выходит вперёд, загораживая собой Рейн.
Он слишком внимательно следит за братом, не доверяет ему, и дампир ни черта не понимает, что происходит, но чувствует, как обстановка невыносимо быстро, до удушения, накаляется.
Минс проходит мимо и будто специально толкает Зигмунда в плечо; тот стоит неподвижно, даже не оборачивается в её сторону – он слишком сосредоточен на Симоне. Кригер знает, что брат в курсе, что он подделал документы и теперь отправляется в Германию незамедлительно – времени исправлять бумажки совсем нет.
Симон останавливается около брата, смотрит на Рейн, а та отводит взгляд – он ей неприятен, она даже забывает, как дышать. Зигмунд загораживает собой дампира, стреляет в брата глазами, кажется, что готов напасть, если что-то пойдёт не так. Полукровка смотрит на близнецов попеременно, ожидая, что произойдёт дальше.
Симон делает шаг вперёд и, оказываясь слишком близко к брату, шепчет ему на ухо:
– Смотри, не прогадай.
И уходит прочь. Зигмунд стоит истуканом, и Рейн хочет дотронуться до его руки, почти касается пальцев, но он не позволяет; расслабляется, хотя понимает смысл фразы, брошенной Симоном. Брат всё знает; всегда знал, и в этом они слишком похожи, но такие разные близнецы: один желает высшей силы, второму нужна лишь свобода.
Возможно, что Зигмунд слишком пацифист, но он устал от смерти, окружающей его с самого детства.
Немец выдыхает, приходя в себя. Рейн обеспокоена:
– Зиг, всё в порядке?
– Что? – он не сразу понимает, что к нему обращаются, а когда доходит смысл фразы, то улыбается. – Как ты меня назвала?
– Зиг, – дампир удивляется. – Что-то не так?
– Всё нормально, – он пожимает плечами. – Идём, иначе мы опоздаем.
Он ускоряет шаг; Рейн не понимает, что происходит, но всё же следует за ним, надеясь, что в скором времени обо всём узнает.
========== История пишется победителями. ==========
Брифинг проходит относительно быстро; Юрген Вульф даже не подаёт виду, когда рассказывает о важности данной миссии и о том, что сердце – самый мощный артефакт из всех представленных в древней коллекции частей тела высшего демона; Рейн озирается по сторонам, сидит рядом с Минс, хотя ей хочется отодвинуться от неё на максимальное расстояние; ей кажется, воздух рядом с ней неприятно накаляется, становится удушающим, и дампир растирает горло. Геггинггруппенфюрер замолкает, а у самого глаза мечутся к предоставленным документам, особенно к одному имени; Зигмунд, видя панику офицера, лишь усмехается.
– …На этом всё, – кивает Вульф, и все встают из-за своих мест, отдают честь, разбредаются по своим делам. Остаётся лишь Минс. Она всегда остаётся, потому что всем известно, какая она подстилка Юргена.
Им нужно обсудить дальнейшую операцию в тишине.
Рейн выходит почти самой последней из зала, направляется в свои покои, останавливается лишь на секунду, чтобы обернуться и заметить в толпе слепого на один глаз фрица – Зигмунд быстрым шагом отдаляется от неё; полукровка уверена, что он снова хочет побыть наедине с самим собой и пострелять по мишеням на тренировочном полигоне – в последнее время Кригер сам не свой: чем-то взволнован, обеспокоен; ей хочется думать, что это не из-за неё. Она выдыхает, заворачивает за угол, смотрит себе под ноги и идёт вперёд, но неожиданно её толкают, прижимают к стене; Рейн поднимает голову и хмурится, спиной целует шершавую холодную поверхность металлической обивки: Симон наваливается на неё, плутовски улыбается.
Он не даёт ей выбраться.
Его маленькая добыча попалась.
– Знаешь, я долго не мог понять, почему с тобой так якшается мой братец, – он наклоняется к ней, почти водит носом по её волосам; дампир сожалеет, что не может пройти сквозь стену. Терпит, сжимая кулаки, мотает головой и надеется, что ублюдок от неё быстро устанет. Симон вдыхает её запах: от полукровки пахнет сладко-сладко. – Но, кажется, только тогда, когда ты притащила глаз, начал понимать. Выбирай, Рейн, на чьей ты стороне.
