Текст книги "Ржавые цепи (СИ)"
Автор книги: Cleon
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
– …Значит, – он улыбается, и женщина закатывает глаза от недостатка воздуха; дыши, дыши, не смей поддаваться провокации, не сдавайся, – мы отправляемся на её поиски.
Он размыкает пальцы, и дампир падает к его ногам, глотая воздух, растирая шею; Кригер улыбается: никчёмная падаль. Несовершенство не может в идеал. Не может не совершать просчётов. Минс шумно дышит, глаза застилает пеленой, но она не сдаётся; Батори подходит ближе и пинает её сапогом в живот, отчего дампир скручивается от боли креветкой – минутная слабость, роскошь и услада для глаз Бутчересс.
Другие не хотят вмешиваться; Симон Кригер сохранил жизнь Минс, но их пустит на убой.
– Вставай, – приказывает он, когда полукровка опирается на локти, – потому что мы немедленно отправляемся в Фалькенбург. И если они мертвы, то отвечать за провал будешь именно ты.
Если она мертва, то он точно её убьёт.
Дампир поднимается на подкашивающихся ногах, выпрямляется и на выдохе произносит:
– Jawohl!
Минс сжимает кулаки.
– Умница, – говорит он и уходит. Менгеле, как верная собачка, следует за ним.
Симон Кригер не верит в смерть другой и считает, что брат решил действовать радикально. Он не может позволить Зигмунду завладеть сердцем.
От собственных мыслей он стискивает зубы.
Кто-то из них должен быть на шаг впереди, и это точно не его жалкая подделка.
========== Лавина. ==========
Выныривает из-под земли, пробивается наружу через толстый слой снега и… вздыхает: мороз приносит облегчение. Он не сразу соображает о том, что произошло, но, выпрямившись, горбится от боли; пелена в глазах исчезает быстро, и немец замечает на собственной рубашке кровавое пятно, разлившееся чёрным цветком на ткани. Зигмунд стискивает зубы; пошевелиться тяжело, но он должен что-то сделать. Должен! Он пытается осмотреться, но чёртов буран скрывает всё окружение: неизвестно, где и что с ними сталось. И живы ли другие? Немец вспоминает: кто-то напал на них, взрыв гранаты, лавина… Donnerwetter! В голове молниеносно проносятся отрывки из недавнего прошлого: он не боится за жизни остальных, он боится…
– Рейн, – шепчет он в ураган, а затем смотрит вниз.
Превозмогая боль, он рукой выкапывает слои снега, добираясь до другой; когда он её видит, то тут же прижимает к себе, дышит ей в волосы, не веря; жива, без сознания, но жива. Им просто повезло, когда Зигмунд толкнул её с собой в воздушный карман, и лавина не смела их невидимой косой смерти. Немец держит девушку одной рукой, как мешок, но по-другому не может – неполноценен, уродлив, но сейчас ему плевать на собственные предрассудки. Он вытаскивает её на поверхность, пытается идти по глубоким сугробам, но рана даёт о себе знать… Зигмунд хочет быстрее, но выходит намного медленнее, чем он думает.
Буран загоняет их обратно.
Немец рычит морозу: должен справиться, должен спасти её! Плевать на всё остальное – хватит с него смертей ни в чём неповинных жертв обстоятельств. Зигмунд делает ещё один шаг, ещё и ещё, но ему кажется, что он не продвигается ни на метр; он останавливается, чтобы взвалить дампира на плечи; у той висок рассечён, у той, возможно, времени ещё меньше, чем у него… Кригер не сдаётся.
Он Рейн держит удобнее и идёт дальше, всматриваясь в глубину заснеженной туманной темноты, в самую даль, пытаясь найти выход. Но падает на колени, запнувшись обо что-то невидимое; ледяной ветер заставляет его затормозить.
Кригер встаёт и через силу шагает в неизвестность; он замечает в снегу торчащие руки, вывернутые ноги – те, что как коряги, пугают своей неестественностью; всё, что осталось от их группы – останки и кровавые кляксы, запорошенные снегом. Они – последние выжившие. Но выживут ли? Зигмунд уже ни во что не верит, но если есть хоть один шанс – он им воспользуется.
Он продвигается дальше и в буране, что бушует на горах, видит что-то: высокое, тёмное, достающее шпилями до самого неба. Кригер решается идти туда. Убежище или ловушка – неважно.
Он должен спасти её.
– Только держись Рейн, только держись…
Он идёт вперёд и мысленно молиться, чтобы не наступило слишком поздно.
========== Спасение. ==========
Спасение: он доходит до огромного здания, высеченного прямо в скале. Храм. Старый заброшенный собор. Внутри будет безопасно. Немец бережно укладывает Рейн на ступеньки, а сам пытается открыть дверь рукой; та, массивная, высотой под пять метров, неохотно, но поддаётся. Зигмунд внутренне счастлив, но всё ещё боится опоздать; он возвращается к дампиру, подхватывает её под грудь и волочит внутрь; темно, сыро, холодно, но всё лучше, чем оставаться на улице в непогоду. Кригер бережно кладёт дампира у стены, у колонны усаживает, а сам закрывает двери; скрип эхом доносится по старому храму.
Буран хочет настигнуть их внутри, но всего лишь оставляет на пороге снежные следы. Заперто. Они в безопасности.
Зигмунд возвращается к Рейн, обессиленно падает возле, прижимая её к себе; все ещё не приходит в себя, а он слишком устал, его одолевает сон, и он боится потерять её; рана сковывает немца, он шипит гадюкой от назойливой боли, а в голову приходят быстро-быстро разные мысли: нужно вернуться обратно, развести костёр, попытаться помочь полукровке… Он не может оставить её одну. Не сейчас – особенно. Приходит только одна идея: из последних сил Зигмунд, вздохнув, переворачивает девушку на спину, сам садится рядом на колени и ищет на себе что-то острое; на форме осталась брошь. Немец снимает её, в ладони крутит железного орла, а затем надавливает пальцами на булавку: морщится – до крови, до мурашек.
Она полувампир – ей нужно питаться.
Человеческая кровь может её спасти.
Зигмунд пальцами проводит по губам девушки, размазывая капли алого по коже; он надеется, что часть из них всё же попадает в рот; он отводит руку в сторону и вздыхает; дышит часто-часто, ненормально для человека. Он пытается сопротивляться боли, не хочет закрывать глаза, но слабость сковывает сильнее; Кригер руку Рейн сжимает и смотрит в глубину тёмного собора, видя, как оттуда к ним идут тени… На свету они приобретают черты чудовищ.
Зигмунду невыносимо холодно.
– Спас… Спасите её, – из последних сил шепчет он прежде, чем закрыть глаза.
Чудовища рычат ему в ответ.
========== Ближе к истине. ==========
– Мы можем их убить, – она держит в массивных когтях лицо немца, хищно облизывается. Лакомый кусочек врага. – Отомстим за детей наших и народ. Только нужно всего лишь укусить!..
Она раскрывает пасть, с острых клыков тянутся нити слюны, примерзким дыханием обдаёт молодого фрица, но её тут же хватают за плечо и тянут назад; вампир недовольно вскакивает на ноги; её шёрстка вздыбливается от недовольства. Да как он смеет! Дикая хочет порешить своих же, но старший останавливает её: древний вампир присаживается рядом с чужаками, беря их руки в свои когтистые лапища – кровь ещё течёт по жилам – живы. Он берёт молодого солдата за подмышки, а затем кидает на спину, как мешок, и поворачивается к другой; та недовольно на него шипит.
– Хедрокс говорит, что мы должны исполнить пророчество, – рычит он, и вампир пятится назад; кольца в её грудях лениво покачиваются; когти увеличиваются в размерах, а из ладони показывается пасть – та, что обычно спит, теперь хочет насытиться свежим мясом. – И их нужно спасти.
– Ты сошёл с ума! – топчет ногой; она готова не просто попробовать молодое тело на вкус, но и высосать его мозг, чтобы узнать дальнейшие планы немцев по захвату их земли, но старший вампир не даёт этого сделать. Он знает цену всему этому, а две жизни могут спасти их род. С приходом фашистов их рода почти не осталось. – Скорч, плевать, что говорит Хедрокс!..
– Он наш правитель, – шипит на неё вампир, – а ты, Векс, сама сдохнешь от моей руки, если не станешь меня слушать. Тащи девку. Это приказ.
Она хочет вмазать Скорчу, расцарапать его лицо так, чтобы живого места не осталось, но всё же терпит и делает так, как он говорит: берёт полукровку на руки и идёт за ним вглубь их дома.
Векс говорит, что ей плевать на слова их вождя, но она не хочет признавать правду Скорча: Хедрокс никогда не ошибается. Но она всё равно не может смириться с тем, что ей приходится помогать врагу.
Старый собор хранит в себе ещё множество секретов.
========== Враги и союзники. ==========
Зигмунд резко даже для себя выдыхает, а затем привстаёт на локоть, пытаясь осознать, что только что произошло; до него не сразу доходит, что он жив. А когда осознаёт, что он не лежит возле массивной колонны, держащий свод огромного храма, а на шкурках, ощущая тепло костра, с хрустом поедающего поленья огнём, то понимает, что происходящее – вовсе не сон. Он силится встать, но боль сковывает, и немец больно ударяется о бок; он смотрит на себя – оголённый до живота, кто-то бережно перевязал его рану.
Рейн пришла в себя?
– Не так быстро, – рычит кто-то над ухом; Кригер поворачивается и, видя перед собой отвратительную морду чудовища, хочет отползти назад, но спиной упирается в руины разрушенной от времени колонны.
Вампир хищно улыбается; типичная реакция на тех, кто не привык видеть их вблизи. Она наливает плошкой из кастрюли, кипящей на огне, отвратительного цвета бульон и протягивает её немцу; Зигмунд с недоверием косится на монстра, но всё же принимает миску с горячим отваром.
– До дна пей.
Немец передёргивает плечами, подносит тарелку ко рту, хочет испить, но когда пойло обжигает своим гадким вкусом язык, он начинает судорожно кашлять и сплёвывать; лучше сдохнуть, чем вот так отравиться. Вампир недовольно прикусывает язык, но всё же, пересиливая себя, вежливо просит:
– Пей.
– Что за дрянь? Die Scheiße!
– Хочешь, чтобы рёбра срослись? Пей!
Зигмунд не решается сопротивляться; под взглядом жёлтых глаз, он, превозмогая, заливает в себя до дна эту гадость, натужено сглатывает, а затем резко выпрямляется, стискивая зубы от боли – в спину будто загоняют раскалённую спицу. Немец готов поклясться, что чувствует, как его собственные кости срастаются нечеловечески быстро. Он выдыхает спустя продолжительные несколько секунд, чувствуя странное облегчение; вампир довольно ухмыляется, продолжая помешивать варево в котле.
– Сп… Спасибо, – только и говорит Зигмунд, сминая бинты на животе.
– Была б моя воля, я бы тебя сожрала, – клацает зубами вампир. – Но Хедрокс говорит, что вас надо оставить в живых. Хотя именно вы виноваты во всём!
– Мы? – немец непонимающе вскидывает бровь.
– Уроды, – цедит вампир, – из-за вас мы лишились дома. Ваши солдаты напали на нашу деревню, уничтожили почти всё наше племя, резали наших детей… Как думаешь, мне приятно помогать одному из вас? А всё из-за какого-то дурацкого камешка!
Зигмунд молчит, стыдливо пряча глаза; вот в чём дело. Он знал, что Вульф исследовал территории горного хребта Гаркейн, но не думал, что он посягнёт на чужое; Фалькенбург – эта деревня была разорена вовсе не вампирами, а людьми. И теперь им приходится прятаться в старом заброшенном соборе – тем немногим, что остались в живых. Они ведь могли его убить, но посчитали иначе… Кригер встаёт на ноги; медленно, осторожно, опирается рукой о стены, а вампир не обращает на него никакого внимания.
Зигмунд по-человечески понимает это существо.
– А где?..
– Твоя рыжая, – перебивает она, указывая огромным когтем в сторону строительных лесов, расположившихся в другом конце собора, – там. Ею Скорч занимается.
Кригер коротко кивает, а затем, похрамывая, идёт в указанном направлении, надеясь, что с Рейн всё в порядке и её жизни больше ничего не угрожает.
========== Замок Гауштадт. ==========
– Рейн! – Зигмунд не верит своим глазам; как и дампир, увидевшая немца, бежит к нему и заключает в объятия.
Они оба не осознают, что все ещё живы.
Кригер рукой аккуратно перебирает рыжие локоны девушки, наблюдает за её лицом, за глазами, что блестят слезами; здоровая, на ногах, почти счастливая – ему большего и не нужно. Зигмунд улыбается ей, убирая прядь за ухо.
– Я беспокоился, Fräulein, – говорит немец, и полукровка упирается ладонями ему в грудь, игриво отталкивая. – Я ведь всё-таки поклялся вас защищать.
– Спасибо, что спас, – шепчет она, не поднимая на него глаза, – правда, спасибо.
Зигмунд молчит.
«Не за что».
– И всё же, – дампир отходит от него, обращаясь уже к вампиру, занимающемуся её лечением; монстр разливает по плошкам бульон, и Зигмунд морщится, догадываясь, как именно лечили его напарницу, – что это за место?
– Похоже на старый собор, – отвечает Кригер. – Вполне возможно, что и эти существа нуждаются в вере, как люди.
– Собор? – вампир щёлкает языком, смеясь; белая шёрстка с тёмными пятнами в виде рун хорошо маскирует множества колец и шипов на его теле; древние, они предпочитают обычаи своих предков, в том числе и пирсинг. – Нет, ребятки, это замок Гауштадт.
– Замок графа Войку? – не верит словам вампира Зигмунд. Рейн вопросительно смотрит на него. – Я в детстве читал о нём, но не знал, что…
– А, старый граф давно покойник, – махает лапой вампир. – Рассказал бы историю этого места, да времени нет – Хедрокс ждёт вас.
– Хедрокс? – очередь задавать вопросы Рейн.
– Я вас отведу.
Немец и дампир переглядываются и всё же решаются проследовать за вампиром вглубь древнего замка.
========== Хедрокс Бесконечный. ==========
Они молча поднимаются по лестнице, так и не проронив друг другу ни слова; древний вампир идёт вперёд, обгоняет их на пару ступеней, но оборачивается, чтобы удостовериться, что гости следуют за ним. Рейн хочет помочь Зигмунду, который ещё не оправился от ранений, но он не даёт ей этого сделать: я сам – говорит – справлюсь. Дампир вздыхает, но отходит в сторону; Кригер благодарно улыбается ей и, пока она не видит, хватается за бок; кажется, что собственные рёбра под бинтами перекатываются в странном танце, магически срастаясь. Немец медленно ступает наверх, и нагоняет их тогда, когда вампир уже открывает двери в тронный зал: замок Гауштадт притягательно отталкивает: каменные холодные стены плохо защищают от холода; пол слегка припорошён снежным ковром.
На огромном троне, сотворённом из человеческих черепов, сгорбленно сидит вампир – такой же, как другие, но шерсть его напоминает тёмный шоколад, нежели уже привычно кипельно-белый оттенок; он поднимается, увидев гостей, стучит посохом по полу, увенчанному странным переплетением костей – словно рунический символ, похожий на звезду, но с выпирающими концами – оно смутно напоминает человеческую фигуру. Рейн хмурится, смотря на вождя древних диких вампиров, совершенно забыв о манерах; тот, что присматривает за ними, кланяется своему вожаку, но названный Хедрокс поднимает лапу, и вампир встаёт с колен.
Он окидывает взглядом пришедших; в точности так, как он предугадывал.
– Сестра невесты Войку вернулась, – шепчет он и улыбается, обнажая острые клыки; Рейн пятится назад: сестра невесты?.. – Я знал, что рано или поздно вы окажитесь здесь. Можешь нас оставить, Скорч.
Вампир кивает и, развернувшись, уходит; другие, кто стоит по бокам – стража – тихо порыкивает в сторону брата; дампир чувствует, что не стоит их злить: их больше, и разорвать неугодных могут за секунду. Вождь возвращается к своему трону и присаживается, опираясь о посох-трость.
– Мои видения никогда не лгут, – начинает вампир, – ведь Хедрокс видит всё; Хедрокс – Бесконечность. И это проклятие – вечность.
– Я прошу прощения, но, – Рейн выступает вперёд, – что мы?..
– Камень Ятги, да? – вампир смеётся, и от его голоса у Зигмунда мурашки по телу бегут. – Вы ищете то, что не дано владеть смертным. Граф Войку пытался править могущественным артефактом, и его место вскоре заняли мы – исконные жители земель Гауштадт. Фалькенбург всегда принадлежал нам, вампирам, чтобы мы охраняли артефакт до скончания веков. Но потом пришли вы, – он указывает на Кригера, и немец сжимает кулак, – и уничтожили всё, что нам так дорого. Мы похоронили стольких детей, стольких стариков… И всё ради какой-то мифической безделушки.
– При всём уважении… – пытается встрять дампир, но Хедрокс вновь перебивает её рукой.
– Вам следует отдохнуть. Ему, смертному, тяжело оправиться от таких ран. Он ведь тащил тебя, дитя, далеко, – Хедрокс Бесконечный встаёт с трона. – Удивительно, что твой организм не отторгнул его крови.
Рейн не понимает, о чём он говорит; вопросительно смотрит на Кригера, но тот неопределённо пожимает плечами.
– Вступайте и отдохните, – вежливо просит их вождь вампирского клана, – а потом вы узнаете то, чего больше всего хотите.
– То есть?.. – догадывается Зигмунд.
– Всю правду: о себе, о прошлом, настоящем, будущем. Но не сейчас. Вам нужны силы.
Рейн смотрит на своё запястье, на старый шрам; Кригер смотрит на неё, и внутри него кипит паника; если она узнает… Он сглатывает; этого он боится больше всего на свете.
Хедрокс наблюдает за ними, как два почти-человека выходят из тронного зала, и улыбается; он Бесконечен и никогда не ошибается.
========== Несмешные шутки. ==========
Сидят у костра, греются; вампиры дают Рейн выпить немного крови из бурдюка: овечья, она привычнее дампиру и кажется намного слаще человеческой. Зигмунд отказывается от мясной похлёбки, мотивируя тем, что не голоден; древний вампир хмыкает и вливает в себя одним глотком всю порцию, а полукровка настораживается; после посещения ими вождя немец сам не свой – словно воды в рот набрал. Правда – иная: Кригер догадывается, что рано или поздно придётся ей всё сказать, раскрыть карты, открыть личные причины, но он не хочет причинить ей боль.
Сначала была игра. Теперь всё по-настоящему.
Он сам не заметил, как сильно к ней привязался.
Рейн кладёт голову ему на плечо, и немец вздрагивает так, словно его током прошибает; он смотрит на неё, но тут же отворачивается и ничего не говорит. Дампир сжимает кулаки, волнуется.
– Ты ведь знал, что мне вредна человеческая кровь, – шепчет она, и Зигмунд кивает её словам, но продолжает смотреть куда-то в другую сторону. – Даже настоящие вампиры редко пьют её, иначе потеряют окончательно свой человеческий облик. Наркотик, превращающий в монстров. Я была бы похожей на них. Но ты всё равно сделал это. Ты спас меня.
Она смотрит на Векс, и та рычит, поймав её взгляд, обгладывает кости, чешет клыки о хрящи и мослы.
– Я бы принял тебя и такой, – признаётся Зигмунд, ухмыляясь; наверно, так и было бы, но не в этой жизни. – Даже если бы ты была вся блохастой.
Векс надоедают их шуточки; она выбрасывает кости, встаёт, предупреждает выползшими когтями, но её останавливает другой вампир – Скорч шипит на неё, и дикая садится рядом с ним.
Зигмунд улыбается вампиру:
– Das ist ein Witz.
– Не смешно, – фыркает вампир, продолжая обедать уже в компании Скорча.
Кригеру как-то плевать на реакцию чудовища, но он вновь чувствует мурашки по коже, когда пальцы Рейн дотрагиваются до его руки. Он поворачивает голову в её сторону, и дампир встаёт с места, не отпуская его ладони.
– Может, прогуляемся?
Зигмунд бы рад, но останавливается.
– Простите, Fräulein, но пока не горю желанием.
Полукровка разочарованно вздыхает.
– А я, наверно, пройдусь, – говорит она. – Если что, буду в восточном крыле, – предупреждает, и немец кивает.
Рейн уходит, и Зигмунд смотрит ей в след. Ему тяжело смириться, но он не может, боится ей признаться в чём-то важном, в том, что, возможно, окончательно разрушит её доверие к нему.
Кригер кусает щеку изнутри; после получения сердца Белиара он должен немедленно её ликвидировать.
Он совершил большую ошибку, заключив сделку с родным братом.
========== Кровь Белиара. ==========
Рейн аккуратно отодвигает полотно полупрозрачной шторы, входит в помещение: разрушенное, с перевёрнутой мебелью, здесь пахнет кисло прошлым, забытой историей. Она шагает вперёд, и стук каблуков эхом отскакивает от стен; она соврала, сказав, что идёт в восточное крыло замка – её тянет в запретную зону; туда, куда не ступает обычно нога вампира – так шепчет голос в голове, ведущий её.
– Я ждал тебя, дитя.
Дампир не удивляется согбенному Хедроксу, который стоит около древней чаши, наполненной тёмной жидкостью: её совсем мало, и она пахнет так, так… Рейн вдыхает, и хищно облизывается: животные инстинкты берут верх.
Вождь вампиров давно стоит здесь в ожидании.
От того и звал, что хочет поговорить наедине. И показать, чего она больше всего жаждет. Не крови – прошлого. Знать то, что скрывают от неё; знать истину, от которой её пытались спрятать.
– Кровь узурпатора Белиара, – Рейн вопросительно косится на Хедрокса, сжимающего в когтях посох.
– Я знаю другую историю.
– Испей из Святого Грааля и узнаешь настоящее. Не бойся, – утешает он, – кровь древнего демона не опасна для тебя. Но она откроет доступ в те воспоминания, которые у тебя украли.
– Габриела, – догадывается Рейн.
Хедрокс кивает и отходит, золотой миской зачерпывая чёрную кровь мёртвого существа; Белиар – он никогда не был правителем Атлантиды; он – обличье Дьявола, желавшего сеять хаос и разрушения по всему миру. Мефистофель уничтожил чистое зло, заключив силу высшего в частях его тела, что были разбросаны по свету.
Враги заполучили все части паззла. Остался только один.
Апокалипсис грядёт. Хедрокс хмурится.
Рейн пьёт кровь чужого.
И падает на колени, обхватывая живот; скрытые воспоминания заключают агонией.
Она видит свои самые сокровенные страхи.
========== Прошлое. ==========
Кровь дарует ей прошлое.
Детство: она видит себя маленькой, совсем ещё крошкой: грудной младенец в руках повитухи, что кричит как свинья, увидев нечто ужасающее: женщина родила от самого Дьявола, её дитя – сам сатана. Старуха кричит, говорит, что нужно избавиться от проклятого ребёнка, ведь у той прорезаются в младенчестве клыки. Она впервые видит свою мать: та отходит после родов и просит женщину успокоиться: она грешна, ведь её новорождённая дочь – результат изнасилования.
Габриела не лгала.
Вспышка: воспоминания текут в будущее. Рейн видит себя в подвале: сидит на цепи, как нашкодившая собака, в старых обносках, на газете, пропитанной её экскрементами; девочка рычит, когда к ней спускаются. Другая-дампир ужасается, видя мать, в руках держащую библию и щипцы.
– Маленькая дрянь!
Ребёнок рычит; женщина подходит ближе, девочка скалится на неё, и та отвешивает ей пощёчину. Полукровка всхлипывает от боли, и та, что звалась матерью, хватает её за голову, открывает насильно рот и лезет инструментом внутрь. Она вырывает её клыки и складывает их в кровавую миску: их много, и иного дампира охватывает ужас. Рейн наблюдает, как ей маленькой выдирает клыки, читая при этом молитву, пытаются изгнать беса, но ведь она – настоящая!
Комок обиды удушающе встаёт в горле.
Снова вспышка: она видит себя уже старше, но распятой на кресте; женщина, кто называет себя мамой, и другие люди читают молитвы, брызгают на неё святой водой, но ребёнок истошно плачет, ревёт, пытается выбраться, но они не отпускают: считают ведьмой маленького полувампира.
Ведьмы должны умереть.
– Прочь из неё, демон, – говорит священник и прикладывает к её руке вытянутый на щипцах раскалённый серебряный крест.
Малышка сопротивляется; клеймо попадает в запястье.
Вот откуда этот шрам.
Маленькая дампир орёт нечеловеческим голосом; оглушённая болью, в ней просыпается сила. Она вырывается из заточения и начинает убивать их всех: убивать, убивать, убивать… Так, что с ней не могут справиться взрослые. Так, что каждого из мучителей она раздирает зверем, мстит за то, что с ней творили все эти годы. Последней жертвой падает её мать; ей ребёнок вырывает сердце, пьёт кровь и шипит на труп. Монстр, чудовище… Перемазанная в чужой крови, она бежит прочь из дома, гонимая одним желанием – выпить больше крови.
«Сдохни, маленькая Чупакабра».
Позже её находят Светлана и Джошуа. И дарят ей новый дом и новую жизнь.
Воспоминания перематываются зажёванной кассетой: Рейн видит себя в особняке Спокхауса, когда к ним проникают фрицы. Но она не обращает внимания на свою копию; её взгляд цепляется за Минс, отдающей команды своим людям. Она идёт за ней и с ужасом наблюдает за тем, как наставница, называвшая себя другом, убивает ею семью: Элспет Холлидей, Хирам Моттра, Сэмми Кайо… Она смеётся, забирая их жизни.
Но ранит больше всего другая смерть – Габриелы Августини.
Она пыталась защитить Рейн, спасти остальных, но сама попала в ловушку; женщина смеётся ей в лицо, когда прокалывает её тело клинками-саи, говорит о том, что ждёт её драгоценную дочь в будущем, и как та убьёт её, когда она станет бесполезной. Дампир падает на колени, кричит в пустоту, смотря, как её мать – настоящая мать – умирает.
И как её тело потом сжигают в печи.
Рейн даже не замечает, как возвращается в реальность; действия наркотика-крови уходит, а её уничтожает боль: те, кому она верила, те, кто обещал ей… Всё это ложь, спектакль. Она – пешка в чужой игре.
Дампир не может справиться с нахлынувшими эмоциями; слёзы обжигают щёки, её мелко трясёт. Боль потери, утраты… Как же она была глупа.
Хедрокс присаживается к ней рядом на колени, поднося миску с чем-то белым.
– Выпей. Станет легче.
Она принимает подарок и пьёт; молоко – полукровка забыла этот вкус.
Дампир всхлипывает, поднимается на ноги, но её шатает; вождь дампиров обнимает её, утешает; некоторые желания лучше никогда не загадывать.
– Теперь ты знаешь.
Она не знает, как ей со всем этим поступить.
========== Настоящее. ==========
– Ты вернулась, Fräulein!
Зигмунд вскакивает с места, хочет идти к ней, но остаётся стоять статуей, заметив перемену в лице дампира: она ускоряет шаги, за несколько секунд доходит до него и, резко схватив за горло, давит к стене, хочет удушить; немец задыхается выброшенной на берег рыбой.
– Ты знал, да? – злится Рейн, надавливая сильнее. Чёртов предатель. Он использовал её точно так же, как и остальные. – Отвечай! Знал?!
Полукровка разжимает пальцы, и немец падает, откашливаясь; вампиры хотят вмешаться, но слышат чужой голос в голове: Хедрокс предупреждает: не стоит. И они остаются свидетелями разборок двух молодых людей, сливаясь в тени; ариец и дампир слишком сильно сосредоточены друг на друге.
Зигмунд, отдышавшись, медленно поднимается на ноги; скрывать больше нет смысла. Он выпрямляется, смотрит в её перекошенное злобой лицо и отвечает:
– Да.
Рейн пятится назад, как от удара.
Зигмунд продолжает:
– Всегда знал.
Дампир кусает губу; её сердце разбивается множествами осколков. Она замахивается рукой, хочет ударить, но останавливается; она готова его убить, растоптать, уничтожить, но просто отступает; и, стараясь держать себя, идёт прочь, специально задевая его плечом.
Его удар оказывается тяжелее всех.
Ей нужно во многом разобраться.
Особенно в себе.
Зигмунд смотрит ей в след; его сердце разбито не меньше. Но он отпускает её, потому что знает, что она права.
Потому что ему нужно обдумать всё дальше и принять, наконец, настоящее.
========== Будущее. ==========
Зигмунд наблюдает за готической архитектурой; в окнах сверкают разноцветными каплями витражи с изображением ныне почившего хозяина замка, а стены украшает барельеф: мужчина и женщина держат друг друга за руки. Немец вздыхает; хочет вернуться, поговорить с ней, объясниться, но не может пересилить себя – слишком слаб, слишком больно он сделал ей – той, которая заставляет его сердце чаще биться; она не заслужила к себе всего этого дерьма. Он смотрит на скульптуру несколько долгих минут подряд и не замечает никого вокруг: ни вампиров, слонявшихся без дела, ни их вождя, что подошёл слишком близко. Хедрокс опирается на посох, равняется с Кригером и смотрит на изваяние обнажённых фигур. Вампир улыбается; немец поворачивает голову в его сторону.
Вампир видит в барельефе лица тех, кто сыграет в будущем свою определённую роль.
– Граф Войку всегда искал себе ту самую невесту, желая прожить с ней всю оставшуюся жизнь, – внемлет Бесконечный. – Это было его самым большим желанием. А твоё?
– Сдохнуть, наверно, – на выдохе произносит Зигмунд, – я натворил слишком много ужасного.
– Никогда не поздно всё исправить, – говорит Хедрокс, и Кригеру кажется, что он своеобразно мурлычет, – прошлое, настоящее… оно совершенно неважно. Главное – то, что будет впереди.
Зигмунд опускает голову; древний вампир прав, но… станет ли Рейн его слушать? Что будет дальше, знай она всю его историю до самого конца? Как станет говорить, рассказав он ей о том, что всё, что было раньше – ложь? Ему хочется стереть все эти грани, разрушить клетку непонимания, выросшей между ними толстенными прутьями; хочется, чтобы всё было как раньше: Кригер смотрит на барельеф – чтобы вот так идти с ней, рука об руку.
И забыть всё это как чёртов страшный сон.
Хедрокс стучит посохом о каменный пол, привлекая внимание.
– Не упускай шанс всё исправить.
– Разве она простит меня?
– Пока попробуешь – не узнаешь.
Зигмунд кивает; он хотя бы должен попытаться. Пусть даже после этой миссии их пути навсегда разойдутся, но она обязана знать правду. Даже если это навсегда поставит крест на их отношениях. Кригер сжимает кулак и, разворачиваясь, уходит прочь под взглядом янтарных глаз вождя древних вампиров.
Хедрокс Бесконечный хмурится.
Он – бесконечен; он видит будущее и знает все события наперёд. В их судьбах большую роль играют прибывшие: камень Ятги давно нашептал вампиру своего носителя.
И это не она.
========== Квиты. ==========
Сидит на ступеньках, поджав ноги к груди, головой прислонившись о холодную стену; наблюдает, как за окном метеоритным дождём проносятся снежные комья – буран продолжает творить непогоду. Дампир устала, желает поскорее вернуться домой и сбежать отсюда и забыть: это место, вампиров и… особенно людей. Всё это стереть из памяти, оставить позади. Уйти и никогда не возвращаться, жить самой по себе; полукровка губы кусает, вспоминая отрывки из прошлого, вызванные чёрной кровью демона. Было больно – теперь уже всё равно.
Она слышит шаги; знает, кто это, от того голову не поворачивает, не улыбается привычно тепло, а просто сидит, наблюдая, как мороз рисует на стекле причудливые узоры. Немец мостится рядом; дампир чувствует на себе его взгляд и даже не отворачивается; ощущает себя не сильным чем человек, а просто безвольной куклой, у которой всю душу выпили, всю жизнь вытащили.
– Я хочу поговорить, – молвит шёпотом, но Рейн не реагирует; она смотрит на буран, что царствует вне замка, что царствует у неё внутри. – Ты должна знать. Я… Fräulein, я совершил слишком много ошибок. Я хочу быть откровенен только с тобой.
Дампир слушает, а он рассказывает: о том, что всё изначально было постановкой, что он знал, что её рано или поздно убьют, и он сам станет её палачом; как договорился с братом о том, что будет играть с ней на публику галантным кавалером, а за спиной думать, как втиснуться в доверие. Зигмунд говорит, что знает, что он никогда не был ничьим сиамским близнецом – он и Симон родились нормальными, но ради науки они пожертвовали своими руками; за глаз же ему ответила доктор Менгеле. Он делится, что он знал о покушении на Спокхаус, что Бримстоун никогда не существовал, и что после получения сердца Белиара должен был уничтожить полукровку и доставить артефакт Симону, чтобы тот дал ему возможность уйти – Кригер никогда не хотел участвовать в политической войне.
