Текст книги "Кармелита. Наследники: лёд и пламя (СИ)"

Автор книги: Чудинка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Мужчина на пару секунд закрыл глаза, вспомнив, как получал форму. Тогда как раз старая (майорская) порвалась и вместе с новыми погонами, ему выдали свеженькую фуражку, рубашку, галстук, штаны и куртку… А теперь… всё, что осталось – ностальгировать. Почему он ушел? Работа всегда спасала Павла от передряг в личной (совсем неудавшейся) жизни. Вымотался, истощал, опустел… просто состарился! Первое время было просто невыносимо сидеть в четырех стенах, перебирать запылившиеся книги, расставлять модельки самолетов… напиваясь, постоянно думать о той, которая стала смыслом его существования. Люцита. Цыганка, одним взглядом приворожившая его и навсегда похитившая сердце… исчезла так же внезапно, как и появилась. Она никогда не принадлежала ему, нисколько. Она осталась жить прошлым, так же неизбежно, как и он сейчас… Мог ли влюбленный что-то изменить, исправить, перетасовать? Может быть… но не стал. Не стал рвать и без того разодранное в клочья сердце. Слабак? И да, и нет. Многие говорили, что это зависимость. Наркоман? Едва ли… Куликов никогда не верил в зависимость от женщин, считая подобное поведение лишь отчаянием в критической ситуации. Любовь. Да. Критическая черта, переступая которую, человек полностью перечеркивает прежние устои, живя другим близким и порой таким чужим индивидом, растворяясь в нём без остатка, полностью забывает о себе. Нет! Это неправильно! Жизнь – не урок, где есть правильные и неправильные ответы… В жизни как-то сложнее.

Чемодан был вместительным, поэтому застегнулся, в общем-то, легко.

Оглядевшись напоследок, Павел Петрович погладил фото, стоящее на его рабочем столе: он с ребёнком, завернутым в одеяло, на руках на пороге родильного дома… и улыбающаяся молодая Люцита… эх, не вернуть того золотого времени, не вернуть! Первое и последнее их совместное фото…

Ты и я, атмосфера давно разрежена,

И в наших чувствах села батарейка до нуля,

Любовь грянула, забилась в гранулах,

Но до предела натянута струна…

Там, где есть она, по-любому, есть я,

И пусть опять между нами идет война.

И рай мы прячем где-то внутри меня,

Если поднимется твоя рука – стреляй в меня!

Вонзай в моё тело острые лезвия,

Оставить всё и пропасть без вести…

Найти лекарство от бездействия,

Любовь – боль, водой смой ненависть…

Ненавидеть и любить,

Ради одной секунды счастья я готов творить!

Убиваться алкоголем, чтобы забыть,

Переступить черту,

Но одно неловкое движение

И я иду ко дну...

Ты и я ударами, прутьями...

Боль... прячу внутри меня,

Загляни... мотивы загнаны,

И где-то рядом ты,

Но я не верю в алиби!*

Куликов очнулся от нахлынувших не особо приятных воспоминаний, ведь нужно было вызвать такси. Его давний друг и бывший коллега, ныне майор, Сергей Кудряшов, собирался проводить, но вот чего-то опаздывал. Присев на дорожку, бывший подполковник, уже застегнул молнию куртки, как раздался дверной звонок. Наконец-то!

– Успел? – с порога спросил гость, улыбаясь.

– Как видишь, – обменялись рукопожатиями. – Через пару минут можно выходить.

– Всё собрал?

– Да, что надо – собрал...

– Не хочешь ехать?

– С чего ты взял? – Куликов насторожился.

– Ты какой-то убитый весь...

– Отдохнуть мне надо, Серёга! Устал я!

Снова звонок. Кто бы это мог быть?

Открыв дверь, мужчины замерли с открытыми ртами. Рубина. С чемоданом и со слезами...

Вот так ничего себе!

P.S. *СЛОВА из ПЕСНИ ДЭПО КОЛИБРИ ft. KAVABANGA “БОЛЬ...”

====== Глава 21. ======

СГУ.

Внутренне Даниил поблагодарил Иванова за столь неожиданное появление. Кто знает, чем бы закончился этот, вроде, и невинный, но взаимно-желанный поцелуй? Смог бы лично он остановиться на этом? Впервые блондин взял на себя ответственность за девушку. А если бы не смог? Этот вариант, конечно, выглядел куда привлекательнее, но… Меньше всего Казанова хотел бы напортачить ещё и в только-только начавшихся отношениях с Кирой! В общем, хорошо то, что хорошо кончается.

Войдя в каморку преподавателя, студент отметил, что Ива действительно человек армейский – всюду царил идеальный порядок. Ни пылинки. Даже воздух свежий, а не затхлый, как в основном спортзале. Мячи на верхней полке были закреплены, чтоб ни один не упал кому-нибудь на голову. На столе – пусто. Только журнал посещаемости. В углу стоял шкаф, на его дверцах табличка «Форма», рядом – старое кресло.

– Жданов! – Ивушка щелкнул пальцами. – Я для кого распинаюсь?

– Да, я вас слушаю, товарищ тренер, – Даня натянуто улыбнулся.

– Форму капитана сдашь Муравьеву и получишь от него инструктаж…

Хм, а если убрать последнее слово в его фразе, то выйдет чистая угроза: «Форму сдашь Муравьеву и получишь от него!» – смешно, даже очень.

– Да я этот инструктаж наизусть знаю, Иван Иванович! – забывшись, парень назвал мужчину по имени отчеству, что категорически запрещалось. – Я ж сам когда-то проводил!

– А теперь это прямая обязанность нового капитана! – с нажимом проговорил тренер. – И кстати, скажи спасибо, что я тебя не выпер… молодец, что затупился за эту рохлю! Уважаю!

Жданов вспыхнул при таком эпитете, подобранному к Кире. Ива его возмущения не заметил (или сделал вид, что не заметил) и продолжал:

– Надо с ней дополнительно позаниматься, а то ведь в следующий раз прибьют ненароком! Вот! – преподаватель улыбнулся. – Займись-ка этим! Обучи новенькую… чтоб она могла этому же Муравьеву по роже заехать мячом в случае чего!

«У дураков мысли сходятся!» – блондин тоже улыбнулся.

– Только без фанатизма! – погрозил пальцем Ива. – А то ты увлечешься, а мне потом разносы получать. Помнишь, из какой переделки я тебя год назад вытащил?

А вот это он зря сказал. Даниил слишком хорошо помнил ту самую переделку. Это случилось ещё на первом курсе: во время разминки Жданова заинтересовала одна весьма привлекательная блондинка. Ива к ней без конца цеплялся. У той никак не получалось через «козла» перепрыгивать, а наш Даня вызвался помочь... Помог.

«У тебя не получается, потому что ты козлов ещё не встречала…» – примерно так блондин охарактеризовал её способности в физической культуре. Пришли они как-то в спортзал, а там картина маслом: на снаряде спортивные штаны самого Иванова и надпись: «Одетый козел! Наглядный пример!» Конечно же, физрук сразу понял, чья работа... Через такого козла готовы были прыгнуть все, начиная от первогодок и заканчивая выпускниками. Шутка не удалась, так как какой-то умник выложил видео в интернет...

Популярность ролика зашкалила. Иванову влетело от деканата и от родителей блондинки, которая наболтала им такого, что в пору было увольняться! А виновник, истинный – Жданов.

Вот такая история. Кстати, именно из-за неё он и попал на баскетбол.

– Понял меня, капитан по девочкам? – Ивушка обратился к голубоглазому.

– Конечно, товарищ тренер, – сдерживая смех, ответил Даниил. – Разрешите идти?

Тренер махнул рукой, но тут из его кармана что-то вылетело. Жданов любезно поднял. Мобильник. Красивый, с цветочками... У ИВЫ? Мда... Старик совсем рехнулся.

– Черт! – преподаватель хлопнул себя по лбу. – Это же Милехиной!

– Я могу ей передать! – студент оживился.

– Тогда держи, – протянул аппарат. – Но учти, не дай Бог, ещё одна какая-нибудь шуточка твоя! Я тебя в стену запечатаю! Иди!

Счастливый Даня, не прощаясь, убежал. И вдруг его осенило. Он набрал на девичьем телефоне свой номер. А затем просто сохранил пропущенный вызов к себе в контакты. Есть! Одно дело сделано!

Стоя на крыльце спортивного комплекса, Кира видела, как другие девушки заканчивают заниматься на стадионе. Вдруг кто-то грубовато толкнул её.

– Ну, как развлеклась? – Зора, запыхавшаяся и красная от беготни, опять подкралась сзади. – Я же говорила, что лучше не связываться…

После разговора (а, может, после поцелуя) с Даниилом Кира почувствовала себя несколько иначе, чем утром, поэтому, вспомнив его улыбку и глаза, сама неожиданно улыбнулась. Настроение улучшилось. И забирать документы она передумала. В конце концов, сама хотела самостоятельной жизни, а значит, первая неудача не повод развешивать сопли! Тяжело в ученье – легко в бою. Хотя, до первого «боя» ещё и не доплюнуть, хоть бы вообще первую сессию сдать! «Не попробовать море переплыть – не узнать, есть ли где-то остров сокровищ…» – так говорил когда-то её покойный дед – Астахов Николай Андреевич. Мама часто рассказывала им с Колей о том, каким человек он был. Человеком с Большой буквы…

– Знаешь, не всё так уж плохо оказалось… хоть я и ненавижу баскетбол и тому подобные игры, – после внушительной паузы ответила Кира, но заметив замешательство цыганки, резко замолчала.

– Даже так? И что же повлияло на твоё мнение?

Милехиной не хотелось упоминать блондина, ведь она знала, как Зора относится к русским. А уж рассказывать о инценденте с Муравьевым и подавно.

– Просто поняла, что это адаптационный период, который скоро пройдет, я привыкну со временем… и Ива ваш, то есть, наш…

Путаница в словах заставила подругу подхихикивать.

– Новый анекдот появился? – мужской голос заставил студенток обернуться.

Даня вышел из дверей здания. Остановился рядом с Кирой.

– Иди куда шел, Казанова! – тут же отбрила его Крылова, насторожившись.

Милехина заметно напряглась на слове «казанова», это не ускользнуло от внимательного взгляда Жданова. За прошедшую пару и добрую половину перерыва, они словно стали родными людьми. Наверное и так бывает.

– Спокойно, Зорро, я сюда шел, – сверкнул голубыми глазами. – Может, оставишь нас?

Зора издала кокой-то странный звук: не то фыркнула, не то чихнула. Затем неторопливым шагом удалилась, скрывшись за углом.

Хорошо, что дважды просить не пришлось, а то бы точно началась перепалка.

– Не нравлюсь я ей, – немного разочаровано протянул блондин. – Третий год вместе, а как незнакомцы! Бывает, что на выпускном только, хорошенько поднабравшись, начинают выяснять, кого как зовут! Хе-хе! Так что у нас ещё не всё потеряно! Имена знаем – уже прогресс!

Тут Милехина поняла, что не может не задать волнующий её вопрос.

– Тебя устраивает то, что в основном вместо твоего имени используют кличку?

– Я к ней привык, кличка – второе имя…

– Мне неприятно, если честно, – призналась девушка. – Было бы здорово, если бы тебя так больше никто не называл…

Тишина. Голубоглазый слегка растерялся.

«О, как! Кличка ей не нравится! Ну и что? Теперь и за характер пилить будет?!» – Жданов быстро сконцентрировался, прогоняя агрессивные мысли, чтоб не наговорить лишнего.

– Видишь ли, эту кличку не я себе придумал… поэтому не могу отвечать за всех и каждого. Тем более, ты можешь звать меня как тебе угодно, серьезно! Хоть горшком назови, только в печь не ставь!

К университету шли нарочно в обход, чтоб успеть пообщаться.

– Спасибо тебе и извини… – Кира уставилась в землю.

– За что? – удивился блондин, остановившись. – Кира, ты чего опять?

– За то, что было на баскетболе… Ты же из-за меня капитанскую форму потерял.

– Да ерунда! – отмахнулся парень. – Как потерял, так и восстановлю! Ива верит фактам и глазам, а не теории! С одной стороны я виноват и получил за проступок, а с другой – Муравьев же не святой! Уж он-то обязательно где-нибудь накосячит, причем в самое ближайшее время, на радостях! Наш физрук действует по правилу: доверяй, но проверяй. У каждого только одна попытка завоевать его расположение.

– Ага, – грустно добавила Кира. – И я эту попытку упустила...

– А вот и нет!

КОВАЛЬСК.

Куда было идти Рубине? К Давиду? Девушка не была уверена, что парень обрадуется такому повороту дела, ведь чемодан с вещами как-то не вписывался в «спонтанное свидание», а скорее походил на безысходность. Конечно, можно было зарулить к подруге, но объяснять причины ухода из дома совсем не хотелось. Та бы всё равно не поняла её состояния.

На самом деле, иногда ближайшие родственники становятся чужими. Нет, Рубина очень любила мать, считала, что Люцита слишком много думает о ней, а не о себе. Самоотверженность хороша в исключительных случаях. А ведь недаром говорят, что от состояния матери зависит и состояние ребенка. Хотя, это говорят только про беременных. «Мама. Первое слово в каждой судьбе…» – кажется, такие слова имеются в самой доброй детской песенке. А как насчет папы?

Если бы Рубине в детстве задали подобный вопрос, то она бы ответила примерно следующее: «Папа – это человек, на чью фотографию всё время смотрит мама, но сама я не имею ни малейшего понятия, что значит иметь отца!» Чем старше становилась девчонка, тем отчетливее она понимала, что этот человек, несомненно, важен и нужен. И что делать, когда его просто нет? Не потому, что не существует в природе достойного кандидата, а потому, что кое-кто застрял в прошлом, упорно не желая снимать с глаз «шторы», занавешенные ещё давным-давно и ото всех сразу.

Куликов Павел Петрович – друг семьи, надежный мужчина, безнадежно влюбленный в Люциту. Почему они не сошлись? Что так взбунтовалось в цыганке? Насколько знала Голадовникова-младшая, до её рождения они жили вместе и даже подали заявление в ЗАГС.

В один день всё рухнуло. Через пару месяцев после появления дочери на свет, Люцита собрала вещи несостоявшегося мужа и выставила их за дверь. На все звонки и просьбы объяснить ситуацию отвечала кратко «Нет!», пресекая любые поползновения в свою сторону.Так прошло двадцать лет.

Пусть мать всё решила за двоих, но Рубина уже сама вправе выбирать, как жить и кого считать отцом. Факт. Бывало, что юная цыганка назло всем хотела взять фамилию и отчество Куликова. Правда, он оказался против подобного. И как бы ни старалась девушка сблизить этих двух ужасно одиноких людей – бесполезно. Вообще, в их семейных конфликтах он всегда сразу же признавал себя виноватым во всём и уходил не солоно хлебавши. Такая мешковатость порой бесила, однако без этого трудно представить его себе.

Таким образом, кроме как к Куликову пойти было некуда.

– Привет… – сумел выдавить из себя экс-отец при виде плачущей. – Что-то случилось?

Рубина молча вкатила чемодан в прихожую, закрыла за собой дверь. Мужчины ещё раз переглянулись. Вид у цыганки был убийственный. Пополнив свои профессиональные ряды (молчание слишком затянулось), молодой майор не выдержал первым.

– Мы опаздываем на такси… – шепнул бывшему оперу Кудряшов. – Ты слышишь?

– Иди на кухню и чайник поставь! – Куликов небрежно толкнул майора в плечо, а сам присел рядом с Голадовниковой, ему сейчас было абсолютно плевать на поездку. – Рубина, что случилось? Говори!

– Я ушла из дома, – девушка с недоверием покосилась на Сергея, который тут же ретировался на кухню, загремев кухонными приборами. – Прости, что без предупреждения…

– Ничего, я привык… причину назови, – подполковник в отставке глубоко вздохнул и задал вопрос, на который уже знал ответ. – Что тебя заставило так поступить?

– Я так решила, пап! – Рубина скинула обувь. – Или ты против?

Был ли он против? Нет, не был. Только вот от мысли, что Люцита теперь возненавидит его до глубины души, стало как-то не по себе.

– Да я-то ничего, но…

– Чай готов! – Кудряшов звякнул чашками, высунув голову в проём. – Наливать?

– А покрепче ничего нет?

– Покрепче? – хором переспросили полицейские.

Девушка усмехнулась, окончательно успокоившись, ушла мыть руки.

– Слушай, а чего это она от матери ушла? Из-за тебя никак не успокоятся? – Сергей отличался исключительной любознательностью, граничащей с любопытством. – Или ухажер очередной бросил?

«Что ему ответить? Соврать? Или выложить на чистоту?» – Куликов выбрал что-то среднее между грубостью и строгостью.

– Не твоего ума дело! Стол накрой лучше… – Павел отнес вещи падчерицы в комнату.

– Ты уже не собираешься ехать, верно?

«Далась же всем его поездка! Хотя, чего ждал? С глаз долой – из сердца вон!» – невесело было на душе, ох, как невесело.

– Не поедешь, да? – допытывался друг. – Опять будешь тухнуть в четырех стенах?

– Поеду, – нахмурился мужчина. – Сейчас поговорю серьезно с ней и на своей старушке покачу на вокзал, время терпит. А ты потом обратно прикатишь и приглядишь за девочкой.

Майорчик заулыбался во все тридцать два.

– Даже не скалься, – вовремя осадил бывшего коллегу. – Я имел в виду присмотришь за машиной! За машиной, а не за Рубиной! Понял?!

– Рифма! – заржал майор. – Ты прирожденный поэт!

Вскоре все трое сидели за столом, попивая ароматный крепкий чай, только вот беседа получилась какой-то слишком уж принужденной. Павел Петрович старался быть мягче, старался не давить и не задавать наводящих вопросов, но профессиональные замашки никуда не денешь. Кудряшов же делал вид самый отстраненный, уставившись в потолок, иногда отхлебывал напиток, булькая ложкой. Цыганке это не нравилось и она всё время вздрагивала.

– Что мать скажет?

– Какая разница? – Рубина сжала губы, посмотрев в очередной раз на коллегу отца. – Мне не пять лет! Я сама за себя в ответе!

– Она не знает, что ты здесь? – мужчина не скатился с нужной темы. – Мы не так давно разговаривали и Люците ужасно не нравилось наше общение...

– Да мало ли что ей там не нравится! – взвизгнула, чуть не поперхнувшись, цыганка. – Папа, ты должен меня поддержать!

– Да я и так слишком часто тебя поддерживаю... – он не мог сказать ничего другого.

– Это плохо? – Кудряшов на удивление удачно задал вопрос. – Плохо, когда отец помогает дочери?

– Действительно, па, разве тут есть что-то аморальное? Безрассудное? – Рубина посмотрела на майора с благодарностью. – Семья на то и семья...

– Да если бы была она, эта семья...

– Ну, пусть не в полном составе, но...

Сергей почувствовал себя лишним, хотел выйти, но Куликов усадил его на место.

– Мне пора... а то ведь опоздаю на паровоз...

– А ты куда? – цыганка мигом стала серьезной. – Уезжаешь?

– Да, я же, кажется, говорил...

– Может быть, но не мне! – состроив обиженную мину, Голадовникова отвернулась.

Павел и в самом деле забыл только ей сказать, что уезжает.

– В санаторий он едет, – ответил за подполковника Сергей. – И кстати, жестоко опаздывает!

– А я?

В девичьем взгляде читалось отчаяние. Мужчины подумали об одном и том же.

– Ты остаешься...

– Одна, – констатировала она. – И это справедливо, по-вашему?

– А ты считаешь иначе?

– Само собой!

– Какие будут предложения? – майор начал одеваться вслед за Куликовым.

– Я тоже еду!

И снова Павла Куликова словно придавили рамками общественных норм. Особенно цыганских.

– Куда, со мной? В санаторий?

Кивок и умильная улыбка были настолько обезоруживающими, что тут бы растаяло даже ледяное сердце. Обошлось почти без споров.

– Хорошо, сдаюсь, – Павел наконец махнул рукой. – Поехали, отдохнем!

Его немедленно стиснули в объятиях.

– Вот бы мне кто так сказал, – мечтательно протянул блондин в майорской форме. – Я в отпуске не был лет пять!

– Ты лучше чемодан бери и иди машину заводи! – старший почему-то не хотел, чтоб Рубина оставалось с мужчиной наедине. – А мы тут пока квартиру запрём!

– Понял, товарищ подполковник! – улыбнулся Кудряшов. – Чемодан-то не тяжелый...

– Да не мой чемодан! – заругался бывший подполковник. – Рубинин! Свой я и сам донесу!

– О, эм... – такого блондин не ожидал и с опаской глянул на цыганку. – А мне его доверят?

– Ну, учитывая, что я знаю место вашей работы и имя, – брюнетка игриво подмигнула ему. – Уверена, что донесете в целости и сохранности!

– Есть! – он отдал честь, улыбаясь.

Куликов резко затормозил на светофоре. Рубина сидела сзади. Бывший подполковник хорошо чувствовал, что майор смотрит на его падчерицу в зеркало. Заинтересованность так и проскакивала между цыганкой и полицейским, словно искры костра. Голадовникова увлеченно расспрашивала о работе правоохранителей, хотя раньше ей казались скучными люди в форме. Кудряшов с вдохновением отвечал на вопросы, не без гордости перечисляя свои заслуги.

Хотелось начистить ему физиономию. Почему? Бессознательная ревность или злоба на самого себя – ответа не было.

– Серёга! – окликнул того Куликов. – Сядь-ка за руль.

– Хорошо, – блондин немного удивился, но подчинился. – Только, если что – машина твоя. Сцепление так и не починил?

– Починил! Садись!

Они поменялись местами и Павлу стало гораздо спокойнее. Спокойнее за Рубину, но не за автомобиль, потому что бывший его напарник гонял так, что любой Андретти бы нервно курил в сторонке. В маленьких городках, типа Ковальска, дорожное покрытие далеко не первой свежести, да и «ласточка» Куликова пережила столько, что того и гляди готова была развалиться. Наконец добрались до вокзала. Сергей любезно согласился таскать Рубинин чемодан и дальше. Билетов было навалом, хотя, ничего удивительного, ведь основной поток перебрался в аэропорт.

– Ладно, пора на перрон, а то посадка заканчивается, – Куликов пожал руку напарнику. – С машиной осторожней! Ну, до скорого!

– Так я и в вагон провожу, – майор никак не хотел отпускать цыганку. – Рубина, ты ведь не против?

Бывший подполковник опять разозлился. Голадовникова же напротив была рада.

– Да, папа, пусть проводит! Я не против!

«Молодежь! Что с неё взять?!» – снова не стал спорить старший.

Проводница, тучная и изможденная, даже не проверила паспорта, быстро запустив троицу в купе. Рубина потянулась за чемоданом, чтобы убрать мешавшую ношу. Её рука и рука Кудряшова на мгновение соприкоснулись. Вот тут уж Павел Петрович откровенно не выдержал, грубо оттолкнув майора, прошипел:

– Проваливай, провожатый! Устроил мне тут!

– Па, ты чего? – девушка, испугавшись реакции подполковника, поспешила узнать точное время отправления. – Ещё три минуты есть!

– Извините, если я… – майор покраснел.

– Выходим, провожающие! – раздался зычный крик проводницы. – Трогаемся уже!

Кудряшов заметно притих и даже сконфузился, когда Рубина вдруг обняла его.

– Удачно отдохнуть, товарищ подполковник! – еле выдавил полицейский, покидая купе. – До встречи!

Последняя фраза была адресована цыганке, которая устроившись у окна, ещё долго махала блондину, улыбаясь какой-то по-детски искренней улыбкой. Она не знала, что за человек этот Сергей Кудряшов, как он живет, с кем и где… И ошибочно полагать, что раз он – полицейский и друг приемного отца, то обязательно положительный! Среди таких как раз больше оборотней. Но что-то внутри никак не давало покоя, щемя и дергая. От поездки девушка ждала в первую очередь покоя и эмоций. Противоречивые желания, не правда ли? Да, возможно, но порой несовместимое может дать гармонию, а идеально подходящее вдруг организует хаос.

Куликов Павел Петрович же испытывал чувство вины. Перед самим собой, за то, что так быстро согласился взять Рубину, перед Люцитой за то, что согласился с собой, перед Кудряшовым за то, что выставил и отчитывал, как мальчишку...

Поезд набрал ход, оставляя позади Ковальские поля голые и одинокие, уныло остающиеся ждать прихода зимы. Осенняя природа непредсказуема как первый снег. Кого-то радует, кого-то огорчает.

====== Глава 22. ======

СГУ.

Муравьев, проходя по родному этажу химико-биологического профиля, не мог отказать себе в удовольствии закурить, хоть и знал, что курение категорически запрещалось на территории всего университета. Брюнет учился на естественно географическом факультете, являлся заядлым прогульщиком и дебоширом.

Только затянулся – пришлось прятаться. Мимо закутка, о котором знали только избранные, прошлепала маленькая коренастая женщина в белом халате и с колбой в руках – заведующая химической лабораторией, а ей попадаться нельзя: сразу в деканат и на отчисление.

Муравьев, не смотря на возраст, являлся первокурсником, ещё в армии парень попал в гнилую компанию наркоманов и, вернувшись, при поступлении уже точно знал, куда направит стопы. Кабинет органической химии стал вторым домом, притом, что с этой наукой горе-студент никогда не дружил. Иногда по-тихому удавалось стащить парочку-тройку реактивов, чтобы понаделать всяких скользких масс, не помещающихся в пробирки. Один раз дошло до взрыва, хорошо, что несильного, да и обошлось без жертв.

Заведующая лабораторией, упомянутая выше, приходилась Денису Муравьеву теткой. Они давно перестали тесно общаться, ещё с тех пор, как умер отец и её брат по совместительству. В их родстве всегда можно было найти несостыковки, к примеру, покойный Муравьев был двухметрового роста и черный, как негр, даже говоривший с акцентом, а его сестра (сестра ли вообще?) меньше метра пятидесяти и абсолютно светлая…

Сам же Денис категорически отрицал существование близких за пределами досягаемости, то есть, если кто-то жил в другом городе или не дарил ему подарков, то кровное родство автоматически перечеркивалось. Его мать, повторно вышедшая замуж и родившая сразу троих детей, на старшего сына не обращала никакого внимания, поэтому парень был постоянно сам с собой. Друзья, если можно было так назвать людей, которые грабили и пьянствовали в подъездах, приходили и уходили, а он оставался один. В учебной группе никто не хотел общаться с замкнутым и агрессивным брюнетом, да и он не лез.

– Ёу! Чувак! – к Муравьеву подошел вечный тусовщик из паралелльного. – Послезавтра намечается дискач с пиротехникой, ты как? Завалишься?

– Нет, времени мало, – резко бросил брюнет, отходя в сторону. – Ваша пиротехника мне ни в одно место не уперлась, я и сам могу фейверк забабахать, понял?

– Ну, теперь знаю, к кому обращаться, если что…

– Слышишь, свали из поля видимости! У меня послезавтра игра!

– А-а-а, знаю: ты же баскетболом увлекаешься?

– Увлекаются бабами, а я – играю в баскетбол! – Денис потушил сигарету о подоконник. – Иди на свои танцульки, от меня чего надо?

Тусовщик замялся.

– Говорят, что ты можешь порошочков достать?

Брюнет занервничал. Он был уверен, что никто не знает о его тайном бизнесе.

– Брешут… никаких «порошочков» у меня нет! Ты упал что ли?

– Значит, бабки не нужны?

– Покажи, – Муравьев понял, что парня надо проверить. – Договоримся.

– Три штуки рублей и две сверху за скорость...

– Десять и договорились!

– У меня столько нет.

– Значит и базара нет! – Муравьев развернулся, чтобы уйти.

– Ладно, я пацанов напрягу, – моментально остановил его любитель дискотек. – Сегодня сможешь?

– Я всё могу, только ты хоть скажи, каких вам зелий спереть?

– А я откуда знаю! Чтоб горели поярче! Зрителям ведь надо зрелищ, а не тупой салютик, какой обычно делают наши преподы! Значит, по рукам?

– По рукам, бабло гони...

– Сначала порошки, а потом бабки.

– Торговаться будем?

– Тебе надо.

– Тебе тоже...

– Бля, я сказал, сначала товар!

– Да не ори ты, – брюнет огляделся по сторонам, благо, в длинный перерыв все торчали в столовой. – Будет вам товар, будет... сегодня после пятой пары подходи к лаборатории.

– Так-то лучше...

Оставшуюся часть дороги от спорткомплекса до здания университета Даниил загадочно улыбался, а Кира мысленно спрашивала себя, почему, когда он рядом, ей так спокойно и хорошо. Вдруг она вспомнила о телефоне, встрепенувшись.

– Даниил, ты извини, но я кое-что забыла… мне придется вернуться, спасибо ещё раз…

– Стоп, – он без предупреждения взял её за руку. – Не надо тебе никуда возвращаться, тем более, что мы пришли!

Стоя у крыльца, блондин «вывалил» информацию разом.

– Ива поручил мне тебя обучить, поэтому, можешь считать, что я теперь персонально-официальный тренер по баскетболу. Если ты вспомнила о мобильнике, то он у меня, – протянул телефон. – И ещё: как ты относишься… к театру?

Для чего он сделал паузу после слова «относишься»? На самом деле хотелось задать вопрос несколько иначе, точнее – услышать другой ответ.

– К театру? – Милехина уже было приготовилась отвечать совсем на другой вопрос, не заданный им, но подразумевающийся. – В каком смысле?

– Да в прямом… у нас намечается театральный гранд, ну это ежегодная премия за лучшую театральную постановку среди университетов. Мы, как студенты филологического, отвечаем за проведение и за качество тоже, – парень всё не решался сказать главное. – Одним словом, нужны желающие поучаствовать в постановке трагедии Шекспира… «Ромео и Джульетта» в общем, у тебя нет желания присоединиться?

Первокурсница всегда сомневалась в своих актерских способностях, но эта парочка зарубежной литературы не могла никого оставить равнодушным.

– Почему бы и нет? Если можно, то я поучаствую…

– Серьезно? – Даня уже не мог скрыть радости и восторга. – А как насчет главной роли?

– Я? – Кира изменилась в лице. – В главной роли? Ой, Даниил, я не знаю… понимаешь, просто это очень ответственно, а вдруг я провалю вам спектакль? Нет, лучше возьмите кого-то другого…

– Пора тебя спасать, – вздохнул блондин.

– От чего?

– От неуверенности в себе! Почему ты думаешь, что не справишься? Надо всегда видеть потенциал! Иначе в жизни туго придется…

Цыганка задумалась: «Рискнуть? Или продолжать трястись от любого шороха? Сидеть и не высовываться? Или на людей посмотреть да себя показать?»

Жданов, словно прочитав её мысли, подтолкнул к правильному ответу.

– Как корабль назовешь, так он и поплывет… соглашайся! Мы же все тут не артисты, согласись? Что скажешь?

– Хорошо, я попробую…

– Уже лучше, – Даня глянул на часы. – Тебе на какой этаж?

– На третий, у нас сейчас лекция по литературоведению, а потом математика, – девчонка казалась грустной.

– Оу, тогда есть повод взгрустнуть… как фамилия препода по матике? Не Грибцова?

– Кажется, она… а что?

– Баба помешана на предмете, крепись… мы вообще её доводили так, чтоб пару сорвать! А зачет получали с боем! Вылетело много! – забывшись, начал рассказывать Даниил. – Мы ей доску парафином или воском намазывали! А один парень мел жрал, чтоб ей нечем писать было!

– О, да вы затейники!

– Что есть, то есть…

– Зачем на филфаке математика?

– Поверь, что этот вопрос задают себе абсолютно все, кто здесь учится! – поднимаясь по ступенькам, ответил блондин. – Давно пора пересмотреть программу образования, тем более высшего! У меня в группе есть такой умник, который планирует в будущем в министерство образования податься!

– Это не ты, случайно? – лукаво сверкнула глазами Кира.

– Я на профессора похож?

– Нет, но что-то аристократическое в тебе есть, – смутившись от собственной откровенности, пролепетала она. – А нам разве по пути?

Жданов тоже смутился.

– Да нет, не по пути, но я хотел бы тебя проводить... или ты против?

– Не против, – студентка поняла, что действительно желает его общества. – Совсем не против...

Пока шли по коридору, старшекурсницы с завистью провожали их взглядом. Похоже, что Казанова и впрямь пользовался успехом. Наконец нужная аудитория.

– У тебя знакомые уже появились?

– Пока нет...

– Значит, я могу тебя и до места проводить!

– Что?

– А что?

Кира не поверила своим ушам. «Он хочет проводить её до места? Прямо вот так запросто? При всех этих улыбочках со стороны размалеванных девиц? Зачем?»

– Пиар, какой никакой! – опять прочитав её мысли, ответил Даня. – Ты идешь?