Текст книги ""Молоды и богаты" (СИ)"
Автор книги: ChristinaWooster
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
***
Когда актеров только отпустили и занавес, наконец, закрылся, зрители не спешили выходить из зала. Они все еще пребывали в том состоянии тягучего послевкусия, когда не верится, что человек, пятнадцать минут назад умерший на сцене, пять минут назад улыбался и принимал цветы, как ни в чем не бывало, не получивший даже ни единой царапины.
Зрители восторженно обсуждали все моменты спектакля, подмечали каждый жест актеров, каждую ноту в пении хористок, каждую декорацию и лоскуток костюма.
Миссис Стайлс тряслась от рыданий на плече миссис Браун.
– Это было великолепно, Луи талант! – увещевала слабым голосом миссис Браун, а миссис Стайлс все лила слезы, не в силах успокоиться.
– Полноте, маменька, Луи жив-здоров, не стоит так убиваться. Это был всего лишь спектакль, – сказала Лиам, кладя матери руку на плечо, – хотя, признаюсь, я сам чуть было не ударился в слезы, как маленькая гимназистка.
– Да, это было сильно, – сказал Гарри, оглядываясь в зале и стараясь найти того человека, которому, как ему показалось, был адресован взгляд Луи. Но никого подозрительного он не заметил.
Найл стоял в стороне, стараясь сдержать сентиментальные слезы, но внутри у него, при виде того, как его старший брат убивает себя, пусть даже на сцене, сердце захолонуло, как при ужасной катастрофе. Когда все родственники, немного успокоившись, начали выходить из зала, он последовал за ними – не из желания пообщаться в кругу семьи, а чтобы больше не оставаться со своими мыслями одному.
***
– Отлично сыграл, Томлинсон. Я поверил. Интересно, как твои поклонники отнесутся к тому, что им скоро станет известно?
Не успел Луи открыть дверь в свою гримерную, чтобы положить охапку цветов и отправиться к режиссеру за похвалой, который, к слову сказать, весь спектакль от переживания за Луи нервно кусал ногти и не пропускал ни единого его движения, вздрогнул, и чуть было не выронил букеты. Он повернулся. Перед ним стоял лейтенант Бернар, в прекрасно сшитом мундире. Нафабренные усы отлично оттеняли яркий цвет губ, газа смотрели колюче и недружелюбно.
– Мистер Бернар….
– Ты не забыл, что сегодня твой последний день почивать на лаврах? Хотя, признаюсь, будет немного обидно, когда Йоркшир лишится такого таланта, но разве зрители не имеют права знать всех тайн своего кумира?
– Товарищ Бернар, я прошу Вас…
– Просите? О чем?
– Я прошу Вас дать мне еще один день, – каменеющим языком проговорил Луи. Казалось, ему было легче умирать на сцене перед огромной толпой зрителей, что проговорить одно единственное предложение здесь, в темноте коридора! Но какое это было предложение!..
– Вы просите мне дать Вам еще один день? – хмыкнул Бернар, – рассчитываете продать букеты и тем возместить мне долг?
Луи промолчал.
– Хорошо, – Бернар потрогал свой лихо закрученный ус, – я дам Вам еще один день. Но не потому, что я столь великодушен, а потому, что в один день зрители просто не вынесут два таких удара.
– Сэр…
– Всего хорошего, поздравляю с премьерой, – ответил Бернар и скрылся за поворотом. В эту же минуту на шею Луи бросилась Катарина. Она все еще была в платье своей героини, залитом искусственной кровью, и от соприкосновения с этой тканью, Луи побледнел. Он разжал руки, цветы упали к его ногам. Он по-дружески обнял Катарину.
– Ты был великолепен, – жарко зашептала она ему на ухо, – меня до сих про трясет! Как мне повезло, что я сыграла эту роль с тобой в паре! – и Катарина, не обращая внимания на то, что Луи пытался размокнуть объятия, начала его целовать, – я люблю тебя, лорд Луи Томлинсон, ты великий актер современности! Ты знаешь, я уже успела выпить, – глупо засмеялась она, не отрывая, тем не менее, губ от лица Луи, – потому я такая смелая. Мне кажется, что я сойду с ума этой ночью! Ах, Луи! Как бы я желала действительно умереть подле тебя! Может быть, – руки Катарины, присыпанные тальком, чтобы создать на сцене эффект мертвенной бледности, скользнули по его костюму, – может быть, Вы не останетесь праздновать со своим семейством? Может быть, я быстро найму экипаж, и мы отправимся бороздить вечерний Йоркшир? У меня дома есть прекрасный эль… – губы Катарины коснулись уха Луи, и он, стараясь не выглядеть столь грубым, отцепил руки Катарины от своих плеч и решительно сказал ей:
– Боюсь, что уже слишком поздно, моя милая Катарина. Вот, – он наклонился, подхватил охапку цветов, протянул ей, – это все Вам. Поздравляю с премьерой. И не пейте много эля, это все же вредно.
Катарина, поняв отказ во всей его недвусмысленности, гордо развернулась и бросилась в свою гримерную, на ходу ударяясь в слезы. Цветы, тем не менее, она взяла. Но у Луи не было времени думать об этом. Он еще не пришел в себя после всех этих оваций, криков «Браво», восторженных и заплаканных взглядов зрителей.
Он даже передумал идти к режиссеру. Послушать напоследок лестные отзывы о себе? А зачем? Жаль, что он, конечно, не увидит критических статей о своей игре в газетах, но уж ладно.
Быстро переодевшись в своей гримерной, Луи выскочил через служебный вход из театра. Ему даже удалось не попасться на глаза режиссеру! Режиссер знал, что после удачной премьеры (а иными они редко когда бывали), Луи требуется полный покой и спокойствие, что выйти из образа своего героя и вернуться в себя..
Возвращаясь домой сумеречными улицами, он старался не думать ни о чем. Предмет, которому надлежало совершить правосудие в этот вечер, был спрятан у Луи под полой сюртука. Он не мог рискнуть и оставить его дома и на всякий случай захватил с собой в театр.
Как удивительно, что никто из его родственников и друзей не дожидались его у служебного входа, как это бывало по обыкновению!.. Видимо, все думали точно так же, как режиссер – экзальтированному, нервному, патетическому Луи нужно время, чтобы прийти в себя. Как, однако, быстро он пришел в себя в тот вечер.
Подходя к дому, он заметил, что свечи уже погашены во всех комнатах, и лишь свет от соседних поместий отбрасывал блики на их дом. Постояв с минуту у высокого забора, Луи медленно, шаг за шагом, двинулся по гравийной дорожке к фасаду дома. Он последний раз наслаждался звуком хрустящего гравия под ногами.
Последний раз смотрел на предночное небо.
Последний раз в ушах его звучали аплодисменты и восторженные окрики зрителей.
Он осторожно обогнул дом и подошел к задней двери. Незачем будить всех слуг своим приходом. Никто не должен ничего знать заранее.
Он достал ключ из кармана сюртука, осторожно повернул его в скважине, прошел в темную глубь кухни.
Она была темна, но за столом явно кто-то был. Напрягая сумеречное зрение, Луи разглядел очертания девичьей спины. Очевидно, оставленная за проверкой работ Найла, эта учителка, как бишь ее звать…. Неважно, заснула прямо за столом. Луи повозился с ключом, не попадая в темноте с первого раза в скважину, когда услышал за спиной какой-то шорох.
Разбуженная звоном ключей, Эрика пробудилась от дремоты, которая склонила ее голову прямо за столом, и стараясь зажечь уже давно потухшую свечу, начала водить руками по столу.
– Кто здесь? – воскликнула она, конечно, думая о воре. Кто бы еще полез в такое время через заднюю дверь в дом и так долго возился с ключами?!
– Тише, не ори, – шикнул Луи, и наконец, справился с задвижкой, решая не закрывать дверь на ключ. Он отступил на шаг, и в этот момент в кухне вспыхнула свеча. Он резко повернулся, чертыхаясь, и кляня себя на чем свет стоит за такую нерасторопность и за то, что разбудил ненужного свидетеля, что украденный у отца давеча предмет выскользнул испод полы сюртука и с тупым, полым звуком обрушился на дощатый пол.
Если до этого остатки дремоты еще и сковывали Эрику в расторопности движений, то в этот миг она подскочила из-за стола, как ужаленная, держа в вытянутой руке подсвечник с огарком свечи, освещая мертвенное, нечеловеческое, бледное лицо Луи.
Какое-то мгновение никто из них не произнес ни звука. Луи застыл, как при любой немой сцене, разве что руки не поднял в сдающемся жесте. Все планы на эту ночь были разрушены… Мысленно он сокрушался, чувствуя, как страх липкой волной начинает проступать у него на спине и лице.
– Мистер Томлинсон, – тихо проговорила Эрика, тоже замерев, и черты ее лица в свете свечи показались ненатуральными, словно высеченными из камня – такой ужас изображало ее лицо в ту минуту. От ее голоса Луи содрогнулся. Она словно зачитывала ему его смертный приговор, – мистер Томлинсон, зачем Вам пистолет?
========== 9. ==========
После спектакля семейства Стайлсов и Неренгеймов собралось в доме мистера и миссис Браун. Еще не смолкали восторженные возгласы по поводу премьерного спектакля, но никто не обратил должного внимания, что самого виновника торжества с ними нет. Они-де полагали, что Луи присоединится к ним позднее – когда отпразднует в кругу своих друзей-актеров и вдоволь наслушается похвалы режиссера.
Как только слуги обступили такие многочисленные семейства, помогая кому снять сюртук, кому поправить платье, кому поднести стакан с охладительным пуншем – Лаура, уличив минутку, поманила пальцем за собой Гарри. Они отстали от остальных гостей, которые за разговорами не замечали никого вокруг и спешили занять выгодные места в зале, а именно, после такого длительного спектакля, – поближе к столам с закусками, которые к их приходу уже были любовно заготовлены. Оставив гостей предаваться разговорам за трапезой, Лаура заговорила, весьма быстро, и поминутно то и дело оглядываясь на дверь, желая удостовериться, что их никто не подслушивает.
– Ах, лорд Гарри! Я так надеялась на сегодняшний вечер, что мы хоть немного внесем ясности в наше положение, а Вы даже не взяли с собой вашей премилой учителки! И что нам теперь остается делать, скажите на милость?
– То же, что и было оговорено заранее – не поддаваться панике и тянуть время, как можно дольше. Мать ни в коем случае не могла допустить появление Эрики в театре – не мог же я начать настаивать на этом! Они бы тотчас же все неправильно поняли и заперли бы меня дома вообще.
Лаура хотела что-то возразить, но Гарри не дал ей вставить и слова:
– Да и что-то мистера Мура я не вижу среди гостей.
Прекрасные щеки юной Лауры вспыхнули румянцем.
– Ах, полно Вам издеваться над моим бедным сердцем. Да, он не смог прибыть сегодня к нам на вечер, но он был на спектакле. И, скажу Вам откровенно, был очарован игрой вашего брата.
– Надеюсь, он не будет так же очарован и мной, – пошутил Гарри, но глаза его оставались спокойными.
– Наоборот, я надеюсь, он воспылает к Вам жгучей ненавистью и ревностью и не даст свершиться нашему браку! Итак, что же нам теперь делать? Я уверена, почти полностью уверена, что не пройдет и получаса от нашего званого вечера, как родители снова заговорят о нашей помолвке! Единственное, на кого я уповаю – так это Ваш брат, мистер Лиам. Может быть, он прямо сегодня сделает предложение бедняжке Агнесс? На нее смотреть страшно, когда она рядом с ним – того и гляди, что хлопнется в обморок от счастья дышать одним воздухом с сэром Пейном! Но вечер такой долгий и тянется, как целая вечность… Ах, что же нам делать? – воскликнула Лаура, прижимая руки ко рту.
– У меня есть один план, но боюсь, он достаточно сыроват… – протянул Гарри, – возможно, мне самому придется завтра действовать по вдохновению, не имея плана отступления.
– Ах, дорогой мой сообщник! – Лаура схватила Гарри за локоть, глаза ее вспыхнули неподдельным интересом, – расскажите же мне все скорее! Возможно, вместе мы доведем Ваш план до совершенства, хотя я уверена, что Вы за своей напускной скромностью, скрываете от меня, что Ваш план и без того идеален!
– Ну, это мы еще посмотрим. Возьмите себя в руки, Лаура. Делайте вид, что Вы, как и все, очарованы этим вечером и все еще находитесь под влиянием игры моего брата. Пройдемте в залу – там, при всех, я и озвучу часть своего плана. Убедительно прошу Вас, не спрашивайте меня ни о чем заранее, – Гарри ласково погладил холеные пальчики мисс Браун, и от этого соприкосновения у него закружилась голова, – обо всем узнаете завтра.
– Хорошо, только боюсь, мне не хватит терпения… Я так надеялась, что сегодня вечером к нам пожалует мистер Мур, но…
– Оставьте слезы, моя дорогая. Плакать будете на нашем брачном ложе, если, не дай бог, мы доведем до этого.
– О, Боже, нет! Я не могу выйти за Вас замуж, – воинственно ответила Лаура, отпуская локоть Гарри из своих рук, – я считаю Вас очень хорошим человеком, и…
– Да-да, Вы все это уже мне говорили. Ну? Улыбнитесь. Мы еще поиграем в эту игру, будьте уверенны. А теперь пойдемте в залу. Как бы родители не хватились такого долгого нашего отсутствия.
Улыбнувшись и отбросив со своего лица маску волнения и напряженности, Лаура последовала за Гарри в гостиную, намереваясь сейчас узнать хотя бы часть плана, который должен был спасти ее от нежелательного замужества.
В гостиной все три почтенных семейства были заняты общим делом – они все еще восхищались игрой Луи. Есть такие люди, для которых переживание одного и того же действия, даже не столь существенного в глазах других, является сродни целительному бальзаму. Переживая снова и снова единый миг, вспоминая, а порой даже придумывая мельчайшие подробности, на которые никто бы другой не обратил должного внимания, они словно вновь и вновь переживают тот волнительный миг. Обычно такому занятию бывают подвержены души низкие, те, в чьих жизнях нет наполнения действиями, и они принуждены смаковать несколько дней одно и то же событие, а порой даже возвращаться к нему и спустя довольно длительное время.
В момент, когда в гостиной показались Лаура и Гарри, мистер Неренгейм восторженно описывал свои чувства в моменты гибели героини Катарины. Он, дескать, так расчувствовался, что еле сдержал слезы, и ему бросилась в глаза, как сосед позади него, громко хлюпал носом – уж, конечно, тоже от переполнивших его в тот миг эмоций!
Гарри обвел глазами залу. Найл тихо сидел у стены с кружкой чая, и смотрел куда-то поверх ее кромки, устремившись мыслями далеко-далеко, за пределы этого особняка.
Лиам вращался в кругу мужчин, поддерживая их разговоры и стараясь сдержать мать в чувствительных порывах. Агнесс стояла чуть поодаль, вместе со своей маменькой, и глаз не сводила с Лиама – казалось, вся ее пышная фигурка была наэлектризована единственной мыслью – о том, что, возможно, уже сегодня, ее любимый Лиам сделает ей предложение и отныне они действительно будут считаться женихом и невестой! Казалось, Агнесс следила за каждой произнесенной фразой Лиама, чтобы ненароком не пропустить главные слова любви.
Оценив всю обстановку суровым оком, Гарри прочистил горло, и громко произнес:
– Уважаемые леди и джентльмены! Прошу прощения, что должен оборвать вашу беседу, но я имею честь сделать одно прекрасное предложение, от которого, уверен, никто из присутствующих не посмеет отказаться. Отец, маменька, – Гарри сопроводил эти слова должными жестами в сторону каждого из родителей, и они внимательно устремили на него взгляды, на этот миг даже забыли о Луи и его таланте, – разрешите мне завтра пригласить семейство Браунов, а также и Неренгеймов, если они пожелают, на пикник. Я бы так же хотел отправиться туда верхом. Говорят, и мисс Агнесс и мисс Лаура отлично скачут верхом. Мне бы очень хотелось провести день на лоне природы со своими родственниками и их друзьями!
Проговорив это степенно-важным тоном, Гарри закончил свои слова такой обаятельной улыбкой, что даже строго настроенный по отношению к младшему сынку-баловню мистер Стайлс не нашел в себе сил противиться этой прекрасной идее.
Как только гости получили новую пищу для обсуждений, приправленную изрядной долей игристого шампанского, Лаура снова уличила одну минутку, чтобы спросить, какой резон Гарри будет отправляться завтра на природу, да еще и верхом? Не легче ли было снова дать бал или хотя бы отправиться на прогулку в экипажах?
– Милая моя, Вы забываете, как на сердце юной девушки действуют молодые люди верхом на лошадях. Одно неверное – как покажется со стороны – движение и я буду опасно ранен. А Вы не выскажете по этому поводу никаких волнений. Я обещаю, что завтра с нами будет Эрика – одной переживающей всем хватит за глаза.
– Неужели, – подбоченившись, и игриво ухмыляясь при мысли о чужих страданиях (а особую радость юной чаровнице принесла мысль о том, что страдания эти будут женские) сказала Лаура, – Вы так уверены в своей неотразимости и можете гарантировать, что, если с Вами что-то случиться, Ваша Эрика будет переживать громче всех? Не боитесь, что ей будет все равно? Живя с Вами в одном доме она может выбрать любого Вашего брата – от скромного Найла до нервного Луи.
– Ну, от ошибок никто не застрахован, – глаза Гарри блеснули недобрым огнем, – но в том, что она будет винить себя за мою завтрашнюю травму – это я Вам гарантирую. Поверьте, я разыграю завтра такой спектакль, который в своем таланте и интересе не сравнится ни с единым спектаклем, в котором только довелось сыграть моему брату.
***
– Это не Ваше дело. Вам бы лучше отправиться в свою комнату и заснуть сном праведницы, коей Вы, конечно же, и являетесь, а меня прошу оставить в покое, – Луи проговорил это все быстро, словно и в данный момент находился на сцене перед толпой зрителей, подхватил пистолет и спрятал его под полу сюртука, где ему и надлежало быть все это время.
Глаза Эрики расширились от изумления. В минуту она оказалась у кухонной двери.
– Это еще что за шутки? – брови Луи поползли вверх к мраморному, чистому лбу.
– Сэр, когда молодые люди имеют привычку таить у себя оружие, это ничем хорошим обычном не кончается, – решительно проговорила девушка, упирая кулачки в бока.
– Что за невидаль! Учительница с улицы принялась поучать лорда? – Луи снова достал пистолет и сжал его в руке, – а ну, быстро отошла от двери, мерзкая девчонка, или я размозжу голову не только себе.
– Сэр, – никто не мог бы сказать, как Эрика догадалась о том, какое злодеяние хотел учинить над собой лорд Томлинсон в ту роковую ночь, но какое-то внутреннее чувство подсказывало ей, что ей надо держать его подальше от ружья, – я прошу Вас, оставьте оружие. Что Вы собираетесь делать? Вы прокрадываетесь ночью в собственный дом, словно вор…
– Замолчи! Иначе я правда выстрелю, – взревел Луи, подогретый еще не остывшей кровью после спектакля, – отойди от двери.
– Ни в коем случае.
– Ты что же, думаешь, я силой тебя оттуда не отодвину?!
Эрика только гордо скинула подбородок.
– Попробуйте, сэр.
Сердце ее бешено стучало, с полусна она не могла понять, откуда в ней взялась такая храбрость – перечить своему господину. Но видя, как по-сумасшедшему блестят глаза Луи, как он нервически сжимает до побледнения пальцы на пистолете, как он чуть ли не брызжет слюной – она понимала, что должна сделать все, что угодно, лишь бы воспрепятствовать катастрофе, которая неминуемо должна была разверзнуться над этим домом.
Эрика смотрела так решительно, так воинственно, что следующая фраза, которую она произнесла, таким тихим, спокойным, добрым голосом, чуть было не выбила почву испод ног Луи. Он безвольно опустил руку с зажатым в ней пистолетом, когда Эрика произнесла:
– Сэр Томлинсон, что произошло? Расскажите мне все. Может быть, я могу помочь?
– Мне уже ничем не поможешь, – рявкнул Луи, но, тем не менее, в голосе его уже было меньше злобы, ненависти и ожесточения, чем пару минут назад. Постояв с минуту в нерешительности, видя, что Эрика не торопится и в самом деле отойди от кухонной двери, и что, в случае чего, ему действительно придется пробираться к выходу силой – Луи медленно опустился на стул, невидящим взглядом уставляясь на заваленный тетрадями и листами стол. Эрика продолжала стоять у двери, готовая в любой момент броситься звать всех слуг. Но видя, что сэр Томлинсон немного пришел в себя, что нервная горячка, минуту назад сотрясающая все его тело, отступила, сделала шаг к нему, все еще держа в поле зрения дверь из кухни.
– Расскажите мне всё. Я попробую Вам помочь.
Луи смерил девушку пренебрежительным взглядом. До этого он даже не обращал никакого внимания на нее. Ну, ходит тут по дому еще одна служанка… Он до этого даже не смотрел на ее лицо… Сейчас, черты лица Эрики, в свете свечи, казались какими-то возвышенными и одухотворенными. Луи покачал головой. Чем думала мать, беря на работу хорошенькую девицу, когда в доме живут четверо взрослых мужчин?.. Усмехнувшись про себя, он отложил пистолет чуть подальше на стол. Это не укрылось от взгляда Эрики. Она тут же принялась просчитывать в голове, как бы сделать так, чтоб Луи на секунду отвлек свое внимание от оружия, а она успела бы его перехватить… Заметив куда устремлен ее взор, Луи сказал:
– Ладно, не бойся. Я не стану стрелять себе в голову прямо здесь. Не хочу замарать ваши тетрадки.
– Сэр, – тихо произнесла Эрика, делая еще один шаг к столу, – я прошу Вас… Не говорите так. Что произошло?
– Какое удовольствием Вам слушать о моих проблемах?
– Мы живем в одном доме, а я… Право же, ничего о Вас не знаю, и…. Но могу смело сказать, что я переживаю за Вас. Вы меня напугали, признаюсь, но сейчас я готова Вам помочь. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы избавить вас от роковой ошибки. Пожалуйста, сэр, – Эрика сделала еще один шаг, – расскажите мне все.
Какое-то мгновение Луи молчал, буравя строгим взглядом стену. Его лицо в сумерках казалось бледным и неживым.
– Что ж, ладно. Я ничего не теряю, разве только какие-нибудь десять минут моей жизни. Отчего бы и не рассказать перед смертью? – Луи пожал плечами и повернулся лицом к Эрике. Лицо это, в минуты спокойствия или актерского азарта было красивым, сейчас же оно напоминало лицо восковой куклы – казалось, ни единая черточка не дрожит, а живыми оставались лишь глаза, которые перебегали о всей фигуре Эрики, – я проигрался.
– Проигрались? – переспросила Эрика, на мгновение подумав о театральной игре.
– Да. В карты. Я проиграл огромную сумму, я даже не стану Вам ее называть, чтобы лишний раз Вас не шокировать. Чтобы отыграться, я занял деньги у одного моего знакомого по лицею, лейтенанта Бернара. И проиграл его деньги тоже. Теперь он требует всю эту сумму, но я не могу ему ее вернуть. Попросить у отца? – Луи фыркнул, – возможно, он и даст мне эти деньги, но взамен снабдит такой силой презрения, что я не смогу показать в этом доме и носу. Так вот, я задолжал огромные деньги. Даже для нашей семьи, хотя мы живем, ни в чем себе не отказывая, эта большая сумма, уж будьте уверенны, речь идет не о десяти франках. Лейтенант Бернар дал мне несколько дней на возврат долга. Завтра этот срок истекает. Денег у меня нет. А если я не верну эти деньги, – Луи нервически улыбнулся, но спустя мгновение губы его снова стали спокойны, лишь в глазах добавилась огня, – то он предаст огласке одну мой тайну. А мне легче умереть, чем допустить того, чтобы об этом узнали во всем городе!
Ну, что же Вы молчите и смотрите на меня своими огромными прекрасными глазами? – спросил Луи, видя, как Эрика пождала губы, – Вы хотели узнать правду, Вы ее узнали. Да, я совершил преступление, но будьте покойны, я понесу за него наказание.
– Неужели Ваша тайна так страшна, что смерть будет лучшим исходом?
– Поверьте, да. Но тайны я Вам своей не раскрою. Хватит с меня одного позора перед… – Луи хотел употребить куда более обидное слово, но остановился на «учителке», – мою тайну знают всего два человека, но я уверен, что они будут молчать, как партизаны на допросе. А теперь, – Луи поднялся на ноги и с удивлением обнаружил, что после такой отповеди, ноги его перестали дрожать, а внутри появилось какое-то странное чувство уверенности в своих силах, – дайте мне пройти. У меня есть еще пара дел, и я должен успеть сделать их за эту ночь.
– Нет, – твердо сказала Эрика, – то, что Вы проиграли деньги – большая потеря, но…
– Что но?
– Самоубийство – страшный грех, и Вы навлечете на свою душу множество мучений…
Луи злостно рассмеялся, наигранно, будто на сцене:
– Мучения! Да знали бы Вы, прекрасная Эрика, сколько мучений я уже претерпел наяву! Вы бы подивились, как еще сам черт не унес меня в пекло! Нет, хватит, шутки в сторону. Дайте мне пройти.
– Я не могу смотреть на то, как Вы себя убиваете! – девушка вскочила на ноги и, не ведая, что творит, схватила Луи за руки. Он опешил, – обождите до утра. Утром все не будет казаться таким страшным.
– Страшным! Куда уж страшнее! Если мой позор откроется…
– Не отроется, – уверенно произнесла Эрика.
Она хотела спасти его. Хоть как-то отблагодарить за то, что благодаря его семье она нашла работу и спаслась от голодной смерти. Теперь же она не могла допустить, чтобы погиб другой человек, а она ничего бы не сделала для его спасения.
– Откуда такая уверенность? – презрительно спросил Луи, кривя губы. Он стряхнул руки Эрики со своих,– уж не влюбились ли Вы в меня?
– Нет, но…, – Эрика слегка опешила, но договорила начатую фразу, – но я вижу, что Вы хороший человек, только очень запутались. Однажды и я сама стояла на краю гибели, но мне помогли. Теперь я хочу помочь Вам.
– Даже зная о моих грехах? О том, что я скрываю страшную тайну?
– Меня это не должно касаться.
– Что ж, – Луи с силой вздохнул, – что же Вы предлагаете?
– Попросить у лейтенанта Бернара шанса отыграться.
Луи с мгновение молчал, а потом разразился таким смехом, что казалось, сам дьявол раздирает ему душу.
– Отыграться?! Видимо, Вы не знаете, что это за чертово искушение – карты! К нему прибегают люди, которые совсем не имеют играть. Так и я – проиграл не только свои деньги, но и чужие. Если я снова сунусь за карточный стол, я проиграю свою душу. Нет, это исключено. И отойдите от стола, дайте мне забрать пистолет.
Воспользовавшись смятением Луи, Эрика схватила пистолет и завела руку за спину. Сталь оружия нервно холодила кожу.
– Это еще что за игры! Учтите, он заряжен.
– Нет. Я не дам Вам совершить над собой зло, – тихо, но твердо произнесла Эрика. Она смотрела в лицо Луи, стараясь угадать, тверд ли он в своем намерении или все же, как это надлежит всем актерам, блефует. Увы, его горящие глаза говорили о том, что он уверен в своих намерениях, – я помогу Вам отыграться. Я сыграю вместе с Вами.
========== 10. ==========
Тишину кухни нарушил громкий, дребезжащий смех Луи. Стороннему наблюдателю могло показаться, что молодого человека изнутри разрывает какое-то чудовище, до того смех был похож на плач, а от его раскатов кухонная утварь чуть было не начала издавать мелодичное звяканье.
Отсмеявшись так, что на ресницах выступили слезы, Луи перевел дух и спросил:
– С каких пор учительниц французского учат играть в карты? Нет, ей-Богу, Вы меня сведете в могилу раньше, чем даже я того заслуживаю! Вы сейчас серьезны?
– Как никогда, сэр, – был ему гордый ответ Эрики. Луи прижал пальцы к глазам и снова издал смешок.
– Исключено. Я не могу Вас взять в клуб.
– Почему?
– Там собираются молодые люди самого разного положения и достатка. Иногда они весьма опасны даже для других посетителей, не говоря уже о дамах. Нет, это исключено. Да и что скажет обо мне Бернар? Ведь проиграл деньги я, а отыгрываться будете Вы?
– В том, что там будут молодые люди, нет ничего страшного. Ведь я приду с Вами, значит, буду под надежной защитой, – быстро заговорила Эрика, и что-то в ее словах, точнее в тоне голоса, в той уверенности, с которой она произносила свою речь, звучало нечто такое, что заставило Луи призадуматься и придержать свой смех, – а, во-вторых, я не собираюсь играть. Играть будете Вы.
– Я? Но я же…
– Я просто буду стоять рядом и давать Вам советы. Ведь на это запретов нет?
– Нет, у нас свободные правила, просто я всегда играл один… – Луи пожал плечами, – да и как Вы себе все это представляете? Я ума не приложу.
– Очень просто. Вы будете играть с моей подачи. Давать только те карты, которые я Вам буду называть. Вот и все. Никакого мошенничества в Вашей игре не будет.
– Но откуда Вам известны тонкости карточной игры? – Луи «вцепился» взглядом в лицо Эрики, но оно оставалось спокойным и серьезным, – может быть, Вы просто так хотите отстрочить на день мое самоубийство? Так будьте уверены, я все равно совершу его!..
– Вам незачем будет учинять над собой расправу, сэр Томлинсон, если Вы отыграетесь. Мой отец занимался картами. Он был лучшим игроком в Буживале. И с детства брал меня в игорные дома, где я могла наблюдать за его игрой, – Эрика неожиданно прервала предложение, опустила руки, стала теребить швы платья, – когда отец умер, какое-то время мы с матерью жили на те деньги, которые мне удавалось выиграть в карты. Но это было недолго. Моей матери не нравился такой вид заработка, поэтому я отправилась сюда, в Йоркшир, работать на фабрике моего дяди. Так что, – Эрика снова подняла глаза, которые в свете свечи казались темными, – о картах я знаю, если не все, то многое. Будьте покойны.
– А почему я должен Вам верить? – тихо спросил Луи, но, тем не менее, в голосе его прозвучало легкое сомнение, и Эрика это заметила. Она улыбнулась:
– Потому что я искренне хочу помочь Вам, сэр. Для меня это будет большой радостью, если я смогу помочь Вам. Для меня это пустяк, но…
– Вы сейчас обозвали мою жизнь пустяком? – Луи улыбнулся, но уже по-дружески, не так, как до этого. В самом деле, почему бы не рискнуть? Ведь он рисковал всю жизнь, отчего бы сейчас?.. Вдруг из этого что-то да выйдет? Конечно, думал Луи, оглядывая щупленькую фигурку Эрики, он слабо верил в ее неукротимость среди карточных мэтров, но что, если девчонка говорит правду? И даже если он проиграется еще больше, один день он еще поживет. А что может быть прекраснее жизни? Особенно, если он в последний раз успеет увидеться с…
– Вот Вы уже и начали шутить. Могу ли я посчитать это знаком к тому, что Вы согласны? Что Вы дадите мне обещание не учинить над собой ничего, что могло бы Вам навредить, пока Вы не отыграетесь? – Эрика прищурила большие глаза. На секунду Луи подумал, что не пройдет еще и недели, как эти большие глаза явно пленят кого-нибудь из братьев, и дай-то бог, чтобы это был не Гарри и не Лиам… Сердце Луи сжалось. Они оба, и Луи, и Эрика, жалели друг друга, не подозревая о взаимности у друг друга. Луи жалел Эрику в ее беззащитности, открытости и скромности, а он знал, каким жестоким мог быть его брат Гарри. Эрика же жалела Луи потому, что в ее невинной, чистой голове не могло родиться мысли о том, что человек может чего-то бояться так, что самоубийство стало бы для него избавлением от всех мук.
Но одно я могу сказать с полной уверенностью – если не дружба, то взаимное расположение друг к другу и желание помогать зародились между двумя юными сердцами в ту роковую ночь в маленькой кухоньке, вдали от спящих слуг и веселящихся в соседнем поместье родственников. Как жаль только, что дружба между мужчиной и женщиной, так внезапно вспыхнувшая, подпитываемая такими сильными эмоциями, не может длиться вечно. В лучшее случае, она прерывается болезненно только для одного. В худшем – для обоих. И раны, полученные каждым, воспринимаются другой стороной втройне острее.
