Текст книги ""Молоды и богаты" (СИ)"
Автор книги: ChristinaWooster
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
– С ума сойти! – Гарри всплеснул руками в широких рукавах халата. Он единственный допускал себе такую вольность, как спускаться к завтраку в халате, а не в сюртуке, как его остальные братья, – а Вы меня не хотели спросить, отец, прежде чем затевать такую штуку?
– А Вы, молодой человек, не хотели спросить сначала меня, прежде чем драться на с молодым Лоуренсом? Нет? Будьте же еще благодарны, что Вас хотят впустить в приличный дом! И это не обсуждается! В субботу Суэйны дают бал, и Брауны тоже там будут. И я прошу тебя, нет, я приказываю тебе, Гарри, показать себя на этом балу в самом лучшем виде!
– Есть, сэр, – Гарри отдал честь, – может быть, будут еще какие-то приказания мне? Что съесть на завтрак? Какой галстук повязать?
– Я бы попросил Вас, молодой человек, не ерничать, – сдержанно произнес мистер Стайлс, а потом, развернувшись на каблуках и не сказав больше ни слова, покинул столовую, как будто его и вовсе здесь не было.
– Всем приятного дня, – скрипнув зубами, лорд Гарри Эдвард Стайлс выскочил из столовой вслед за отцом. Он успел только услышать шумный вздох Лиама:
– По-моему, охота на сегодня отменяется…
***
Он брел по улице в полном одиночестве. После сцены с отцом он быстро оделся, даже без помощи своего слуги Джереми, и не обращая внимания на причитания матери, выскочил на улицу с растрепанными волосами и в таких же растрепанных чувствах. Боже мой, жениться! Какая глупость! Он думал, что эта проказа минует его еще лет десять. Не хотел он жениться, упаси Боже. Почему не Лиам? Почему не Луи? Почему, в конце концов, не Найл, ведь они старше его?! Почему он?!
Гарри бродил по улицам несколько часов. Встречные девушки и дамы кивали ему, улыбались, оборачивались ему в след, но он не обращал ни на кого внимания.
«Отец считает меня глупым и безответственным, и все из-за той глупой истории!» – толкая ногой дверь в любимый кабак, Гарри завалился туда, чтобы в очередной раз напиться…
А история была довольно-таки скверная. В обществе про нее мало кто знал, потому что мистер и миссис Стайлс быстро замяли это дело. Да, Гарри действительно собирался стреляться на дуэли с молодым помещиком по фамилии Лоуренс, и дело могло бы принять очень печальный оборот, если бы про эту драку не прознал Лиам, который и помчался спасать младшего брата от пули в лоб. Молодой нахальный Лоуренс на одной из пирушек, на которой Гарри, по обычаю, не следил за тем, сколько спиртного он уже в себя влил, припомнил молодому лорду о весьма скандальной и сальной шуточке, которая имела место быть в то пору в обществе. Когда Гарри было шестнадцать лет, именно та пора, когда юноши только расцветают, наподобие девушкам, и входят во взрослую жизнь, в дом к Стайлсам стала захаживать подруга миссис Стайлс по гимназии, некая Патриция Гвендон. Патриции было сорок пять лет, двадцать из которых она была замужем. Она воспитывала прелестных детей, пятнадцатилетнего Шона, который был почти ровесником Гарри и десятилетнюю Лиззи. Мистер Гвендон был вечно занят тем, что наживал свой и без того немаленький капитал, и чтобы скрасить свое одиночество, миссис Гвендон стала захаживать к миссис Стайлс, вспоминая молодость и делясь последними светскими новостями.
Как у нее вспыхнули чувства к Гарри, который годился ей в сыновья, сказать никто не мог. Возможно, то было от одиночества, может, уже считающий себя взрослым Шон отказывался принимать ласки матери, и она чувствовала себя отвергнутой родным сыном, может быть, охладевшая к мужу за столько лет брака она искала новых ощущений… Никто точно не мог этого сказать, но факт оставался фактом. Чувства у миссис Гвендон вспыхнули, и они нашли отклик в душе молодого лорда Стайлса. Шестнадцатилетний Гарри, но уже в ту пору пленяющий сердца молодых девушек, скрывал от родителей, как мог, свою преступную связь с женщиной, годившейся ему по возрасту в матери. Но пусть Бог ударит того, кто скажет, что эта связь была неискренней!
Сколько раз они тайком встречались в беседке между обоими домами, сколько раз миссис Гвендон плакала, понимая, какой грех она совершает с сыном подруги, сколько раз сам Гарри, опасаясь малейшего шороха и звука, возвращался домой через окно, боясь разбудить старших братьев или родителей, весь пылая, как изнутри, так и снаружи, после бурных ласк, которым он предавался с миссис Гвендон.
К слову сказать, лорд Гарри Стайлс, обладая самой невинной внешностью среди всех четырех братьев, сам обет целомудрия уже давно не хранил, и миссис Гвендон не могла понять, как такой милый юноша, чуть старше, чем ее сын, мог быть таким искусным в ласках и доводить до самого верха блаженства?
Увы, этого никто не знал.
А спустя полгода их преступная связь раскрылась. Мистер Гвендон нашел в спальне жены гребень, оставленный Гарри, которым он, по обыкновению, любил расчесывать свои кудри после ласк, и потребовал выяснить, кто есть ее любовник. Когда оказалось, что любовник его жены – малолетний сосед, сын близкой подруги, гневу мистера Гвендона не было предела. Он грозился убить этого нахала, осквернившего честь его жены, готов был застрелить и подвергнуть всем возможным пыткам, наивно полагая, что во всем виноват только Гарри. Но сам юный лорд связь отверг, и в красках расписал, что миссис Гвендон, воспользовавшись его невинностью и неопытностью, силой принуждала его к преступной связи, а он, боясь ее рассердить, не посмел ей отказать.
Миссис Гвендон, услышав такую клевету, чуть было не сошла с ума, и мистер Гвендон решил отправить ее на остров Сицилию, к проживающей там какой-то тетке. Поговаривали, что после разрыва с молодым Стайлсом, некогда блистающая красотой (даже в свой не юный возраст) миссис Гвендон в скором времени сильно постарела, на висках у не выступали седые волосы, а кто-то говаривал даже, что после очередного приступа отчаяния, ее еле успели вытащить из петли. Какое-то время на имя лорда Гарри Стайлса приходили письма от миссис Гвендон, полные страсти, горя и тоски, но мистер Стайлс жег письма, не отдавая их сыну. Гарри знал, что отец получает его почту, но ничего не говорил, продолжая и перед родителями разыгрывать святую, оскорбленную невинность.
Мистер Гвендон в скором времени перебрался с детьми в другой город и история эта забылась.
Лишь Гарри приобрел уважение среди Луи и Лиама, которые до этого не брали его в свою «мужскую компанию», но теперь могли спокойно обсуждать с ним женщин, как с равным. Единственным, кто не допускался до таких разговоров и по сей день, был двадцатиоднолетний Найл.
Лоуренс же, не в силах простить того, что прекрасная Мэри, которую он любил пламенной любовью с детских лет, предпочла ему Гарри, при всех, в кабаке, поднял на поверхность эту историю с миссис Гвендон. Дескать, молодой Стайлс не только расточает свои чувства девкам самого низкого потреба, но еще и не брезгует старыми девами, чтобы поддержать свою репутацию в обществе.
Вспыльчивый Стайлс такого, конечно, не смог стерпеть и тут же, в компании подвыпивших богатеньких лордов, кинул в смазливое, лощеное, слегка прыщеватое лицо Лоуренса перчатку.
Драться договорились на десяти шагах, на пистолетах. Оба юноши были настроены слишком воинственно, и если бы не подслушавший бахвальства пьяного брата Лиам, плохо бы все это закончилось. Лиам, прознав о дуэли, раструбил об этом по всему дому, и Гарри заперли в комнате, не давая ему возможности убить Лоуренса или же погибнуть самому.
Сейчас, сидя в душном кабаке, и вливая в себя очередную порцию виски, Гарри почему-то вспомнил о миссис Гвендон. Сколько ей сейчас лет… Пятьдесят? При такой мысли Гарри передернулся. После миссис Гвендон он стал предпочитать женщин помоложе. Раза в два.
Гарри и сам не мог понять, когда в нем родилось это ужасное чувство – чувство, что ты не можешь нормально дышать, пока какая-нибудь прелестная девушка, с нежным румянцем на щеках и большими невинными глазами, не становилась его. И тут не было речи о пылких любовных признаниях (все это дело Гарри оставлял Найлу и Луи, у которого в таких делах язык был подвешен), ни в чем-то подобном.
Гарри мог смело признаться, что жил только ради физических удовольствий и сладострастия.
А вот теперь его хотят женить.
Обводя взглядом полупьяную публику, которая с интересом посматривала на такого же пьянеющего молодого лорда Стайлса, он испускал тяжелые вздохи и думал о том, почему он не мог быть таким же нормальным, как все его братья.
Вот Лиам. Уже четыре года помолвлен с прекрасной, скромной, красивой Агнесс.
Или Луи. Тот, конечно, влюблен только в свой театр, но и он одно время ухаживал за какой-то милой актрисой, с которой они играли в одном спектакле, и чуть было взаправду, а не по сценарию, не проткнул себе грудь от невзаимной любви.
Или же Найл…
Найл…
Найл Гарри всегда раздражал. Он не чувствовал никакой братской привязанности к своему старшему брату, потому что с детства вся любовь его родной матери была сосредоточена на этом заикающемся, нервном, всегда болезненном Найле. Неудивительно, что он вырос таким… Забитым. Он всегда держался в стороне. Его, наверное, даже некогда и не женят. Будет вечно держаться за материну юбку.
Чувствуя опасный хмель в голове, Гарри поднялся, бросил несколько франков на стол, и, шатаясь, вышел из кабака. Был вечер, магазины и лавки уже стали закрываться, редкие прохожие, все еще бросая заинтересованные взгляды на самого обсуждаемого в поместье молодого лорда, спешили по своим делам.
Гарри медленно брел по улице, ощущая, как ворот сорочки противно давит на шею.
С ним поравнялся знакомый извозчик:
– Добрый вечер, мистер Стайлс! Ну и денек сегодня, выдался, не правда ли?
Чувствую отвратительную тошноту от нахлынувших воспоминаний, Гарри ничего не ответил, и цокнув языком, извозчик укатил дальше.
Гарри повернул и пошел темным переулком, стараясь попадаться на глаза как можно меньшему количеству народу. Да, за его красивую внешность ему всегда и все прощали, но и в обществе уже стали поговаривать, что де младшенький из Стайлсов выпивает больше, чем любой рабочий мужик.
Приподняв полы своего фирменного пальто, Гарри ускорил шаг, когда перед его слегка затуманенными парами алкоголя взглядом, мелькнуло что-то в светло-голубом платье и платке на плечах. Он откинул с лица волосы и чуть ускорил шаг.
Невысокая молодая девушка стояла на пересечении двух улиц, и весело улыбаясь, распевала песни.
«Хм, такого я еще не видел. Подойду поближе…»
– Эй, мистер! – окликнула его девушка, как только Гарри решил к ней приблизиться, – не нужно ли Вам почистить сапоги? Всего пять шиллингов.
Гарри бросил беглый взгляд на свои начищенные Джеромом сапоги, на то, как блестели пряжки, а каблуки выстукивали по асфальту, ехидно улыбнулся:
– Отчего бы и нет?
Девушка улыбнулась тонкими губами, и наклонившись, маленькой ручкой принялась чистить и без того чистые сапоги Гарри. Он мог разглядеть только ровный пробор на нежной коже головы, длинные, светлые волосы, которые она откинула за спину, линию ключиц, да маленькие руки с поистине детскими пальчиками.
– Готово, мистер, – девушка откинула со лба прядь волос и протянула руку.
Гарри смерил ее высокомерным взглядом, но кривя губы в обольстительную улыбку:
– Я могу наградить тебя куда как лучше, чем пятью шиллингами.
Глаза девушки испуганно вспыхнули.
– Если хочешь, можешь пойти со мной.
– Нет, спасибо, мистер. Я бы желала получить свои пять шиллингов, – девушка воинственно вскинула маленький подбородок. Большие глаза смотрели серьезно и настороженно.
Гарри развел руками:
– Прости, крошка, все деньги я пропил. Вознаграждаю тебя иначе, – Гарри послал воздушный поцелуй девушке, и она отвернулась, – поверь, поцелуй лорда Гарри стоит намного больше, чем пять шиллингов.
С этими словами Гарри развернулся и пошел прочь от девушки, которая успела прошипеть ему в спину проклятье, и подумал, что она вовсе не дурна собой, но спустя несколько минут и вовсе выкинул мысль о девушке прочь из головы.
========== 3. ==========
Вернувшись домой, уставший и злой Гарри, отмахнулся от слуг, которые тут же облепили его, желая осведомиться о его самочувствии и желая помочь ему снять сюртук, прошел в свою комнату и повалился на кровать, закинув руки за голову.
Он думал.
Он не хотел жениться. Не хотел в двадцать лет становиться женатым мужчиной. Это же никаких оргий, пьянок, поздних возвращений домой, любовных связей, интрижек… Никаких дуэлей за прекрасное сердечко какой-нибудь юной особы! Нет уж, он не даст накинуть на себя это ярмо! И плевать ему на сделку отца! Не желает он жениться и точка. До этого момента все желания Гарри исполнялись, поэтому он придумает что-нибудь и на этот раз.
Он потянулся, взял газету. Сна он не чувствовал, а хмель никогда особо не затрагивал его естество полностью, посему, желая отвлечься от мрачных дум, он погрузился в новостные сводки.
В гостиной же был собран малый семейный совет. Эти встречи так называла миссис Стайлс, когда она, с холодным компрессом на лбу от мигрени, восседала на своем любимом кресле виндзорского стиля у камина (и неважно, какая погода была за окном), а подлее нее неизменно сидел Найл и кто-нибудь из сыновей, кого она успела перехватить и усадить возле себя. И в таких компаниях миссис Стайлс любила обсуждать дела насущные.
В этот раз на семейный совет попал Луи, только что вернувшийся с репетиции. Карманы его сюртука были набиты до отказа листами с текстами новой пьесы, и, подавая его лакею, Луи еще бормотал какие-то слова.
Лиам и мистер Стайлс еще не вернулись с вечерней верховой прогулки.
– Луи, дорогой! Ну, куда ты вечно спешишь? – наигранно слабым голосом проговорила миссис Стайлс, и Луи несмело задержался на лестнице. Поджав губы, он развернулся и подошел к матери.
– Я бы хотел еще порепетировать. Ведь до премьеры остались считанные дни…
– Луи, я не хочу ничего слышать о твоих постановках! Посиди с нами, со мной и Найлом, мы так редко бываем вместе…
– Хорошо, маменька.
Луи не любил перечить матери, и посему послушно подтащил к материному креслу стул и сел на него. Найл сидел на полу рядом с миссис Стайлс и по обыкновению молчал. На коленях у него покоился альбом, он что-то рисовал в свете огня от камина.
– Мои дорогие мальчики, – томным голосом произнесла миссис Стайлс, – как жаль, что вы уже выросли, и мы не можем собираться так все вместе, как в детстве, чтобы и ты, и Найл, и Лиам с Гарри… Вы же так любили играть вместе, вы помните?
– Да, мама, – ответствовал Найл, не поднимая головы от альбома.
Чувствительный на сцене Луи сейчас закатил глаза.
– Маменька, Вы опять предаетесь сантиментам. Это только портит Ваши нервы, Вы же знаете. К чему все это? Я думал, ностальгировать любят только старые люди, которым ничего больше и не осталось в этой жизни, а Вы еще очень и очень молоды.
– Спасибо тебе, – миссис Стайлс наклонилась через подлокотник кресла и потрепала Луи по всегда взъерошенным волосам, – но эта история с Гарри… Она меня так печалит, что мое сердце начинает обливаться кровью! Я бы очень хотела, чтобы он остепенился и занялся чем-нибудь полезным.
– Он еще успеет, маменька, я в свои двадцать тоже совершал необдуманные поступки.
– Вот Найл ничего такого не совершал, правда, мой дорогой?
Найл снова кивнул, поджимая нижнюю губу, которая и без того всегда была чуть прикрыта верхней.
Луи сузил глаза.
– Маменька, перестаньте Вы так нянчиться с Найлом, он право, всего на два года младше меня, а вы ведете себя так, словно он все еще грудной ребенок.
– Луи, где же тебе понять сердце матери! – миссис Стайлс хотела еще что-то возразить сыну, но в этот момент в дверь постучали. Лакей Джордж лениво выплыл из боковой комнаты и хотел было принять гостя, но миссис Стайлс с проворностью тринадцатилетней девчонки, поднялась с кресла, позабыв о своей мигрени, и сама бросилась открывать дверь.
– Вдруг это Берти и Лиам! В такие одинокие вечера мне хочется увидеть их как можно скорее!
Но на пороге богатого дома стояли вовсе не Берти и Лиам.
На пороге стояла молодая девушка, с красными от стыда щеками. На плечах у нее был старенький платок, а в руках – маленький саквояж, в который миссис Стайлс не смогла бы уместить и одну сотую своего гардероба. Девушка переминалась с ноги на ногу и испуганно смотрела на величественную фигуру миссис Стайлс в тяжелом батистовом платье темно-бордового, как кровь, платье. Девушка рассчитывала, что ей откроет лакей и возможно, до разговора с владелицей замка дело не дойдет, но теперь…
– Я могу Вам чем-нибудь помочь? – спокойно спросила миссис Стайлс. Тон ее был любезен, как всегда, когда ей приходилось заговаривать с бедняками на улице, но руку с дверной ручки она не убирала. Миссис Стайлс сразу поняла, что обивающая ее порог девушка – нищая, которая пришла побираться, но что-то в глазах новоприбывшей помешало миссис Стайлс сразу же закрыть дверь и вернуться к своим любимым мальчикам.
– Простите… Мисс… Миссис… Мадам, – маленькая нищенка поклонилась, сделала неуклюжий реверанс, держа побледневшими от холода пальцами дышавший на ладан саквояж, – я… Я ищу работу… Мне посоветовали… Посоветовали обратиться к Вам…
– Ко мне? – черные, подкрашенные брови миссис Стайлс взметнулись вверх, изображая на лице два ровных треугольника.
– Это же… Это же дом…. Лорда Бертрама Стайлса? – робко спросила девушка. Ее большие глаза смотрели уверенно, и только голос выдавал смущение.
– Да, это так. Так какую же работу Вы ищете?
– Какую угодно, мадам. Я могу шить, убирать, мыть полы… Мне неважно, какой работой заниматься.
– Что ж, это похвально, что юная леди, – миссис Стайлс не сразу решилась на такое слово, но чем-то эта бедняжка тронула ее падкое до детей сердце, – не гнушается никакой работы, но, увы, я ничем не могу Вам помочь. В нашем доме достаточно слуг, и больше ни в каких работниках мы не нуждаемся. Всего Вам доброго, – миссис Стайлс уже хотела было закрыть дверь, когда услышала приглушенный голос:
– Oh putain! Après tout, mes espoirs étaient juste dans cette maison! Qu’est-ce que je fais maintenant? (Ох черт, все мои надежды были на этот дом! Что же мне теперь делать?)
– Простите, что Вы сказали? – миссис Стайлс снова широко распахнула дверь. В глазах нищей отразился неподдельный испуг.
– Простите, мадам, я просто…. Я просто очень устала… И мне… Мне негде ночевать сегодня… Мне сказали, что у Вас я точно смогу найти работу…
– Вы говорите по-французски? – не обращая внимания на лепетания девушки, спросила миссис Бертрам. Сама она, как истинна леди, пожелала учить в бытность своей молодости немецкий, желая читать в оригинале любимых Пауля Флеминга и Иогана Гамана, но как бы она хотела, чтобы ее любимый Найл знал французский! А хорошего учителя сейчас так трудно найти! А сейчас, кажется, можно было получить учительницу французского почти задаром.
– Да, мадам, – робко ответила девушка, – моя мать – француженка. Я сама родом из Буживаля…
– Пройдите-ка в дом.
Осторожно пропуская в гостиную девушку и плотно прикрывая за ней дверь, миссис Стайлс отошла на пару шагов и присмотрелась к просящей.
Она была молода. Даже слишком юна, той юностью, которую воспевают все певцы и поэты, и что так волнует кровь. На вид ей можно было дать не больше семнадцати лет. Тоненькая фигура, большие испуганные глаза, худое лицо, четкие ключицы, торчащие из выреза старенького, домашнего, не по погоде легкого голубого платьица. Длинные светлые волосы доходят до поясницы. Тонкие губы, маленькие руки. Не найдя девушку опасной, миссис Стайлс кивнула ей.
– Я бы хотела, чтобы мой сын знал французский. Так Вы говорите, Вам нужна работа?
– Да, мадам.
– Неужели вы приехали в Йоркшир и нигде здесь не работали? Как же Вы жили?
– О, я работала! Я работала на фабрике, – горячо заговорила девушка, и миссис Стайлс заметила, что у нее очень маленькие, ровные зубы, а губы как-то слишком нервно подергиваются. Ее нельзя было назвать красивой, разве что миловидной. Миссис Стайлс слегка улыбнулась, слушая про то, что после смерти своего кузена, девушка лишилась покровителя на фабрике и ее уволили, а владелица квартиры повысила плату. Когда же девушка ответила, что она осталась без работы и у нее совсем нет денег, старуха выставила ее на улицу.
– Я совсем не понимаю, почему меня уволили… Я правда хорошо работала, я клянусь Вам!
– Ну, милая, когда молодую, симпатичную девушку увольняют с работы, здесь всегда есть хоть какой-то повод. Так Вы точно хорошо знаете французский?
– О да! На французском я начала говорить даже раньше, чем на английском, – покорно ответила молодая девушка.
– Что ж, это похвально… Разрешите узнать Ваше имя?
– Эрика, мадам. Эрика Жонсьер, – девушка поклонилась.
– Что ж… У Вас благородная фамилия, осанка аристократки, удивительно чистый подол платья и до невозможности грязные руки.
– Прощу прощения… Весь день я работала тем, что чистила сапоги господ.
Миссис Стайлс дернула углом красных губ, поправила на высокой груди лиф платья и обернулась на Найла, который оставшись в гостиной, и не рискнувший, как Луи, в то время, как мать отправилась самолично открывать дверь, как какая-нибудь крестьянка, удалиться к себе в покои, вскочил, выпрямился, как солдат, и, прижимая к груди альбом, медленно, но верно залился румянцем. Он поклонился Эрике, да так и остался стоять, не сводя с нее взгляда.
Эрика тоже поклонилась ему.
– Джордж! – крикнула миссис Стайлс, снова оборачиваясь к гостье, – проводите мадемуазель Жонсьер в умывальную и проследите, чтобы она тщательно вымыла руки. А потом возвращайтесь в гостиную, я познакомлю Вас с Вашим учеником.
Глаза Эрики засветились неподдельным счастьем. Передавая в руки Джорджа свой чемоданчик, она не верила своему счастью. Значит, Ребекка ее не обманула! В этом доме действительно можно получить работу! Да так скоро! И такой благородный дом! Это действительно самая замечательная семья, которую она только встречала и в которой только могла надеяться работать!
***
Несколькими часами ранее.
Возвращаясь домой после столкновения с грубияном, который ей не заплатил, девушка чувствовала себя такой усталой за весь этот день, такой обиженной. Вопрос о том, как же существовать далее, все не покидал ее голову, ведь за сегодня ей удалось заработать совсем ничтожную сумму, а вдобавок ко всему руки ее покрылись грязью. Ей хотелось только лечь спать в своей маленькой комнатке на чердаке и не думать ни о чем до следующего утра, где, может быть, она сможет заработать денег чуть больше, и тогда ей хватит на билет до Буживаля…
Но ее мечтам и на этот раз не удалось сбыться. Как только она направилась к лестнице в доме, ведущей на верхний этаж, в ее маленькую комнатку, которую ей сдавала старуха Уолкер, как она сама выскочила как будто из-под земли, и своими стеклянными глазами (один глаз у нее был вставной) уставилась на девушку.
– Ну, и где ты шляешься по вечерам, я из-за тебя дом закрыть не могу!
– Простите, мисс, я была на работе.
В свои шестьдесят старуха Уолкер по-прежнему была мисс. Это была низкорослая, горбатая старуха, с презрительно-оценивающим взглядом, огромным носом, жидкими волосенками и вечно трясущимися руками.
– Послушай, девчонка, то, что ты заплатила днем за свою квартиру – этого мало. Я же говорила, что поднимаю плату.
– У меня больше нет денег! – воскликнула девушка, сжимая заработанные монеты в руке, – прошу Вас, мисс Уолкер, как только я снова начну работать, я заплачу нужную сумму!
– Нет денег – нет жилья, – отрезала мисс Уолкер, указывая крючковатым пальцем почти под нос девушке, – я не потерплю в своем доме неплатежеспособных гражданок! Да ты бы знала, неблагодарная, сколько таких, как ты, – старуха брезгливо сморщилась и стала похожа на печеное яблоко, – кто хотел бы жить в такой квартире, какая есть у тебя! А ты еще и отказываешься платить!
– Я не отказываюсь! Я ведь заплатила прежнюю сумму… И у меня почти совсем не осталось денег, мне не на что даже заказать себе ужин.
– Меня это не волнует. Либо ты сейчас же доплачиваешь положенные деньги, либо выметаешься отсюдова. Я тебя даже на порог твоей комнаты не пущу.
Сердце девушки от страха упало куда-то вниз.
– Но у меня нет денег. Вот, это всё, что у меня есть, – девушка протянула руку старухе, и та зорким, орлиным взглядом, набросилась на монеты. Но даже ей, скупой до каждой мелочи, эта сумма показалась обидной, и она откинула руку девушки от своего лица.
– Нет уж, этого не хватило бы даже на полдня пребывания в моем доме! Я вышвырну тебя отсюда! Забирай свои пожитки и проваливай!
– Но мне некуда идти! Мисс Уолкер! На улице вечер! И холодно! Я весь день работала на улице! Куда же я теперь пойду!
Девушка боролась со слезами, но предательская краска стыда окрасила ее бледные, впалые щеки.
– Куда хочешь! Ты со своим смазливым личиком не пропадешь! – засмеялась старуха, и оставив девушку на лестнице, поднялась наверх, тяжело ступая по деревянным, прогнившим от старости и вечной сырости ступеням.
Привалившись спиной к стене, девушка почувствовала ужасную ломоту во всем теле, в спине, с ужасом оглядела свои грязные руки. Ее выставляют на улицу, как мошенницу или бродягу! Боже мой, куда же она теперь пойдет?!
Она пересчитала оставшиеся деньги. Их не хватило бы даже на самый маленький, не отапливаемый угол в самой низкопробной гостинице даже на пару часов. Никаких знакомых в городе у нее не было, да и когда ей было обзаводиться друзьями? Она работала с утра до вечера, чтобы жить самой и посылать матери кое-какие гроши. Снова пересчитав деньги и лихорадочно думая, что же ей делать, она заметила, как старуха Уолкер, подволакивая правую ногу, спустилась к ней с ее старым саквояжем.
– На, забирай свои вещички, и проваливай на все четыре стороны! Чтобы и духа твоего тут не было! А будешь под окнами шляться или чего еще учудить вздумаешь, позову полицию!
Старуха бросила на пол чемоданчик, и, посмеиваясь, ушла к себе наверх.
Девушка подняла саквояж, открыла его. В нем и правда были все ее вещи, которые она перевезла из Буживаля два года назад. Два, такие же бедные, как и на ней, платья, старая шляпка, пара платков, книга, которую она прочитала от корки до корки и знала наизусть, пара памятных писем от матери, единственная теплая кофта, старое пальтишко и пара старых туфель на зиму. И все. Больше у нее ничего не было.
Уложив аккуратнее вещи в чемодан, и из последних сил борясь со слезами, она вышла на холодный вечерний воздух.
Она решительно не знала, что ей делать и куда теперь идти.
***
Пройдя пару метров по еще оживленной улице, которая закрывала глаза ставнями магазинов, засыпающими до утра следующего дня, ее кто-то окликнул.
– Эрика!
Девушка была так погружена в свои мысли, что даже не заметила, что ее кто-то звал. Да и кому она могла понадобиться?
Только когда ее имя повторили три или четыре раза, а потом за спиной раздались торопливые шаги, девушка обернулась.
Перед ней, чуть запыхавшись от быстрой ходьбы, стояла Ребекка, известная в городе куртизанка. Она иногда захаживала на фабрику к Эрике, пошить дорогие платья. Они никогда не были подругами, даже знакомыми назвать их было трудно. Хоть Ребекка и была ровесницей Эрики (им обеим только недавно исполнилось по двадцать лет), Эрика боялась эту ярко-накрашенную, бойкую, рыжую девицу, с родинкой над пухлой верхней губой. Ребекка носила пышные, богато отделанные платья с большим вырезом, и считалась одной из самых дорогих куртизанок всего Йоркшира. Она ездила в экипажах, и ее клиентами были только самые почтенные мужи света.
Эрика ее сторонилась, лишь при встречах кивала и иногда спрашивала, как у Ребекки обстоят дела.
– Я тебе кричу, кричу, а ты как не слышишь! – Ребекка взмахнула длинными ресницами, – что произошло? Я только пару часов назад зашла на фабрику, а тебя там и нет! Тебя что, уволили?
– Да. Сегодня утром, – грустно произнесла Эрика, – и еще меня выставили с квартиры. И у меня совсем нет денег. И я не знаю, куда мне идти и что делать. Поэтому, извини, что я не слышала, как ты звала меня.
– Ого! Какой ужас, – Ребекка протянула тонкую руку, обтянутую в черную, лайковую перчатку и по-дружески положила на плечо Эрики, – что же ты теперь собираешься делать?
– Не знаю, – Эрика пожала плечами, боясь встречаться глазами с Ребеккой. Даже во взгляде ее было что-то откровенное, развратное, – я обошла почти все магазины, но нигде не нужна еще одна работница. Мне бы заработать еще хоть немного денег, чтобы купить билет и вернуться в Буживаль… Йоркшир оказался слишком трудным для меня, – быстро проговорила Эрика, и сама не знала, почему рассказала о своей беде первой встречной знакомой.
Ребекка задумчиво поджала ярко-красные губы. Она была постоянной клиенткой в магазинах косметики, и почтенные дамы визгливо выговаривали за спиной Ребекки, что она, наверное, и спать ложится при полном раскрасе.
– Я бы тебе предложила пойти со мной, но, – Ребекка улыбнулась, – да я шучу. Что я, не знаю, что такая милая девушка, как ты, никогда не опустится до моей работы? Я тебя прекрасно понимаю. Я когда приехала сюда, тоже недолго бродила по улицам в поисках магазина, в который меня могли бы устроить… Погоди-ка! Я, кажется, придумала, куда тебе стоит обратиться! – Ребекка даже как-то по-девичьи подпрыгнула и захлопала руками как бы в восторге, – я знаю, где тебе точно не откажут!
– Где же? – спросила Эрика, сама чувствуя, как радостное возбуждение передается от Ребекки к ней.
– Это очень благородное семейство, – заговорила Ребекка, – семейство лорда Бертрама Стайлса, может, слышала про них? – Эрика отрицательно покачала головой, но Ребекка пропустила этот жест и заговорила еще быстрее, наклоняясь почти к самому уху Эрики и обдавая ее запахом сладких, приторных духов, – ну, не суть, правда, их тут все знают… Это самый большой и дорогой дом, какой только можно себе вообразить! А семейство! О, что это за семья! Самая благородная семья, какую только можно найти! Побывать у них на бале – это самое почетное, что только может с тобой произойти! А дети! Четыре сына лорда Стайлса, трое из них, правда, не родные, но настоящие джентльмены! Один – актер, другой…
– Да подожди ты! Меня не интересует, кто их дети. Им правда нужна прислуга? Или кто угодно?
– Думаю, нужна. Миссис Стайлс – добрейшей души женщина, ты знаешь, сколько у них прислуги в доме! О! Тебе точно найдется местечко! Пойди к ним и скажи, что ты готова на любую работу. Я бы в таком доме за радость бы сочла полы подметать да убирать покои одного из лордов!
– Ты думаешь, что я могу попробовать обратиться туда?
– Ну, в любом случае, хуже уже точно не станет, – пожав плечами, ответила Ребекка, – но это самое знатное семейство во всей округе… Ты только представь, сколько тебе будут платить, если ты туда устроишься даже просто подметать полы!
