Текст книги ""Молоды и богаты" (СИ)"
Автор книги: ChristinaWooster
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
– Мистер Стайлс…
– Заткнись! Ты! Ты тоже против меня, – зашипел Гарри, надвигаясь на девушку, сжимая пальцы в окровавленный кулак, – ты тоже меня ненавидишь, как и все в этом доме! Но я, слышишь, я! Законный наследник всего, что ты здесь видишь! И не бывать тому завещанию, которое написал мой отец! Я сожгу этот проклятый дом! Сожгу, сожгу, сожгу! А ты будешь только моей! Никакая дружба моих братьев не сможет спасти тебя! – повторял, как безумный молодой лорд, чуть ли не брызжа слюной. Эрика от страха вжималась в дверь, пытаясь увернуться от страшного, нечеловеческого взгляда Гарри.
Все так же резко, отрывисто, Гарри развернулся и схватил кочергу, которой до этого любезная Клара помешивала угли в камине, чтобы согреть покои юного лорда Стайлса. Не ведая, что происходит, Гарри размахнулся раскаленной кочергой, и крохотные огоньки пламени переместились на разорванную занавеску.
– Мистер Стайлс! – Эрика еле боролась со слезами, не в силах выдержать этого бесовского зрелища, – побойтесь Бога! Вы же сказали, что любите меня!
– Я не боюсь Бога! – воскликнул Гарри, смотря, как быстро вспыхивает занавеска, – я сожгу этот дом, сожгу, сожгу! И тебя вместе с ним, но в последний час ты будешь принадлежать только мне!
Эрика в отчаянии заламывала руки. Она и просила, и умоляла, и устрашала Гарри всеми адовыми муками, которым подвергнется его душа, если он сейчас же не успокоится, но лорд ее не слушал. Он с тупым усердием смотрел, как занавеска становится черной, а комнату медленно заполняет дым и гарь.
– Мистер Стайлс!
В эту роковую секунду, когда Гарри уже хотел двинуться к отчаявшейся Эрике с кочергой в руках, на лестнице послышались торопливые шаги.
– Помогите! – крикнула Эрика, уворачиваясь от смертоносной руки Гарри.
В секунду на дверь обрушилась сотня ударов, и, не выдержав напора, она отворилась, слетев с петель, чуть не сбив девушку с ног.
На пороге возвышался лорд Лиам.
– Ты! Изверг! Проклятье!
Что было в следующие минуты, описать не берусь. Знаю только, что быстрому уму Лиама хватило и доли секунды, чтобы оценить масштаб бедствия, и еще столько же, чтобы придумать план спасения. Каким-то чудом он почувствовал, что должен немедля воротиться в дом, а за доктором послал соседского мальчишку. Одним ударом кулака Лиам сшиб Гарри с ног. Удар пришелся младшему брату прямо под челюсть, отчего тот повалился на диван, роняя и кочергу. Лиам бросился к подожженной занавеске. Пламя с нее уже стало перекидываться на покрывало кровати, и Лиам, недолго думая, схватил графин с водой, и обрушил холодную волну на языки пламени. Дальше в ход пошел сюртук. Сорвав его с себя, Лиам принялся бить им по занавеске, вышибая из нее огненные искры. Спустя какое-то время, ему удалось предотвратить настоящий пожар. Бросив истрепанный сюртук, который после схватки с огнем стал больше похож на половую тряпку, Лиам повернулся к Гарри.
Лорд Лиам Пейн обладал недюжей силой, посему, Гарри понадобилось время, чтобы прийти в себя после удара. Воспользовавшись замешательством младшего брата, Лиам подобрал с пола кочергу, и сунул ее под кровать, тем самым оставляя Гарри совершенно безоружным.
Лиам двинулся к Гарри.
– Это ты, – прошипел он, – это ты его убил. Ты убил Найла.
Эрика никогда не слышала, чтобы спокойный, степенный, уравновешенный Лиам говорил таким голосом. Он словно проклинал одной своей интонацией, подвергал человека мукам Ада одним своим тоном.
Гарри поднял голову на брата. Осторожно подвигал нижней челюстью, убеждаясь, что она не сломана.
– Ты никогда этого не докажешь.
– Ирод! – Лиам в одну минуту схватил Гарри за воротник рубашки и приблизил его лицо к своему, – да ты не человек! Когда же ты уже прекратишь творить зло?!
– Тогда, когда мой старший брат перестанет жить со шлюхами.
Тяжелый удар Лиама в этот раз прошелся прямо по лицу Гарри.
– Ненавижу!
– Ты обвиняешь меня в убийстве Найла, а сам! Сам-то! – заорал нечеловеческим голосом Гарри, стараясь не только увернуться от стальных кулаков брата, но и дать сдачи, – ребенок твоей подружки погиб из-за тебя! И она чуть не отправилась на тот свет следом! Ты ничуть не лучше меня, Лиам Пейн! Неудивительно, что мы братья! Оба мы хороши!
– Заткнись или я выбью тебе все зубы!
– Только попробуй!
Драка между братьями завязалась не на жизнь, а на смерть. Лиам был сильнее физически, но Гарри был быстрее, и потому град ударов доставался сполна каждому из братьев.
Они дрались, как два беспризорника, не обращая внимания на крики Эрики. Она умоляла их прекратить, видя, как на белоснежный ковер падают капли крови обоих братьев. Разъяренный растревоженной раной Лиам был страшен в своем гневе. Схватив младшего брата за длинные волосы, он со всей силы ударил его головой об пол.
– Прекратите! Прекратите! Мистер Пейн, да Вы уже убьете его!!
Роковые слова о возможной гибели обрушились на Лиама, как ушат холодной воды. Он разжал пальцы, отпуская Гарри из цепкой хватки, и младший лорд повалился на пол, пряча окровавленное лицо в мягкий ковер. Лиам поднялся, сделал два шага назад. Рубашка его была порвана, кое-где перепачкана кровью. На правой скуле лиловел расплывчатый кровоподтек. Он словно только сейчас заметил Эрику, которая была белее мела, и обращала к нему мертвенное, залитое слезами лицо. Не в силах справиться с подступающей дурнотой, девушка сползла по стене на пол, ощущая, как собственная кровь стучит в ушах, зачитывая ей ее смертный приговор.
– Смерть Найла все равно будет на твоей совести, – Лиам схватил Гарри за воротник рубашки и приподнял над полом. Гарри злом засмеялся, сплевывая кровь. Волосы подали ему на глаз грязными, кровяными прядями, – И я докажу, что это был не несчастный случай. Ты заставил его прыгнуть. И я докажу это, слышишь?! Пусть у меня уйдет на это вся жизнь. И я мог бы убить тебя сейчас, не задумываясь, не испустив и лишнего вздоха, потому что таким, как ты, нет места в этой жизни. Но я хочу доказать твою вину всему Йоркширу, всему миру. И пусть тогда знающие люди решат, что с тобой делать.
С этими словами, лорд Лиам Пейн разжал пальцы, и со всей силы бросил придушенно смеющегося Гарри на пол, после чего развернулся и, щелкнув каблуками по полу, как побитую лошадь хлыстом, вышел из комнаты.
Гарри приподнялся на локтях, сплюнув сгусток крови прямо на ковер, и прошипел какие-то проклятия.
Слегка повернувшись, он дал возможность Эрике увидеть его избитое лицо.
Они встретились глазами. Огненный страх, как искры из камина на занавеску, переместились во все естество девушки. Отвернувшись, чтобы не встречаться с этими страшными глазами, девушка молча поднялась, открыла ящик комода и достала оттуда большой носовой платок. Руки ее дрожали. Она ни о чем не думала. Комната кружилась перед ее глазами, в носу поселился противный запах подожженной занавески.
Осторожно подойдя к Гарри, будто он был опасным зверем, она робко протянула ему платок.
Гарри отвернулся.
– Мистер Стайлс, – тихо позвала она его, не веря своим глазам, и стараясь не вспоминать о тех страшных минутах, которые ей пришлось пережить буквально только что. От сумасшествия лорда Стайлса не осталось и следа. Сейчас он почти лежал у ее ног, избитый собственными братом, униженный и обвиняемый во всех грехах.
– Возьмите. Утрите кровь.
– Пошла вон, – тихо ответил Гарри, откидывая измазанными в крови руками волосы, – или ты что, не поняла, что я действительно страшен в гневе? Ждешь, когда и на тебя я обрушу пару ударов? Но ты не так сильна, как мой брат. Я сшибу тебя с ног одной левой!
Но Эрика знала, что сейчас это просто слова. В таком состоянии лорд Гарри вряд ли бы осмелился обидеть даже и муравья. Все его физические и моральные силы были истощены, они не подпитывались даже злобой и гневом.
Эрика проворно наклонилась и положила платок на израненный кулак Гарри, которым он упирался в пол, не находя в себе желания подняться.
– Ты словно собака, которую бьют, а ты ластишься к этой руке. Наверное, тебе надо задать хорошую взбучку, чтобы ты, наконец, оставила меня в покое.
– До свидания, мистер Стайлс, – спокойно ответила Эрика, хотя горячее сердце девушки трепетало всеми чувствами, от еще не затихшего страха до преданности, смешанной с любовью, жалостью и негодованием. О, если бы с дракой из лорда Стайлса ушла вся злоба, все черное, все страшное и ужасное, что есть в его душе, Эрика бы беспрекословно подставила себя под его удары!
Гарри откинул от себя платок, как мерзкое насекомое, и придав себе сидячее положение, принялся ощупывать лицо руками, определяя масштабы бедствия.
– Я сказал, пошла вон! Или же ты можешь не проснуться этой ночью, – прошипел Гарри, и на этот раз Эрика послушалась.
Тихо выйдя из покоев лорда Стайлса, она спустилась вниз по лестнице в гостиную, где и нашла лорда Лиама Пейна, утирающего кровь с разбитой губы.
Заметив девушку, Лиам поднялся из-за стола. Странные гримасы застыли на лицах обоих молодых людей, и, почувствовав странную дурноту, Эрика безвольно опустилась в объятия Лиама.
========== 21. ==========
– Да упокой, Господи, душу его, и да святится имя твое на небесах. Аминь.
Заработали лопаты. Сухие комья земли, накидываемые сверху на гроб могильщиками, насиловали слух своим немилосердным сухим стуком. И сейчас этот звук еще стоит у меня в ушах. Я сложил молитвенник и обвел взглядом публику.
А народу было много. Здесь были и достопочтенные Неренгеймы и Брауны, и другие известные фамилии; был здесь и простой народ, кто знал лорда Хорана как самого светлого и доброго из всех сыновей мистера Стайлса. На моей памяти это были самые пышные похороны, но, что самое удивительно, спустя несколько месяцев после захоронения Найла, на могилу к нему стали приходить только я да Марта. Найл Хоран похоронен на фамильном кладбище, где покоятся пять поколений семейства Стайлсов. Надгробный камень его изготавливался в большой спешке, но был очень прост и искусен. Глядя на даты, вырезанные на камне, сердце обливается горючими слезами. Марта, моя жена, на каждый праздник приносит на могилу Найла белые лилии – как знак чистоты и непорочности, а раз в две недели поливает цветы, убирается на оградке могильного холма, да и просто навещает бедного погибшего. Мертвые, я верю, чувствую, когда к ним приходят гости. Как жаль, что столь почитаемый всеми при жизни, сейчас он совершенно одинок.
Сам гроб лорда Найла несли Бертрам, Лиам, Луи и Гарри, и как было страшно смотреть на последнего! Глаза его были колючими, словно проволока, а зубы ощерены в страшной усмешке. Он словно наслаждался впервые тем, что главным героем являлся не он, а его брат, смотревший на всех из гроба закрытыми глазами.
Луи страшно похудел и побледнел, на похоронах он еле держался на ногах. Была вся труппа из театра Луи, они принесли много цветов, но, принимая соболезнования от своих коллег, Луи прятал лицо под батистовым платком.
Лиам и отец держались вместе. Они должны были держаться, но как было больно смотреть на них, на двух взрослых, сильных мужчин, силы которых подтачивались изнутри неведомым червем.
Эрика на похоронах Найла даже не могла плакать. Как только ей казалось, что слезы вот-вот польются из ее больших, прекрасных глаз, как из груди начинали доноситься страшные всхлипы, но слез не было. Пустота скребла ей душу когтями, но глаза оставались пустыми. До опущения гроба в землю она не сводила взгляда с лица Найла, которое казалось таким прекрасным и таким светлым даже в тот роковой час… Она вспоминала их уроки, его робкие обращения к ней, его скромные взгляды и не могла поверить, что это кроткое сердце перестало биться, а где-то там, позади нее, черной злобой исходит другое сердце.
Гарри стоял позади всех родственников усопшего. Он один, казалось, сроднился с черным цветом в одежде, и чувствовал себя в нем на удивление уютно и хорошо. Он не плакал, не кричал, не выражал соболезнований и ни в чем себя не винил. Глаза его немигающее смотрели в одну точку. О, я видел этот взгляд, мистер Малик, и могу Вам признаться, что страшнее вещей я пока не видел в своей жизни. Даст Бог, и не увижу.
Миссис Стайлс на похоронах не было. Мистер Кеннет посоветовал отправить ее на Сицилию, в один пансион, где он намеревался подправить ей здоровье. Уже седьмой год она находится там, и честно скажу Вам, я уже сомневаюсь, что она жива. А если жизнь еще и теплится в ее теле, но что это, должно быть, за жизнь!.. Надо будет навести справки и узнать, были ли в роду Стайлсов еще сумасшедшие? Двоих в семье уже более чем предостаточно.
Погода в тот день была холодная и ветряная. Солнце скрывалось за тяжелыми облаками, словно и оно не могло равнодушно смотреть на эту страшную процессию, на которой присутствовало столько человек с ворохом цветов, и ведь каждый мог сказать что-то хорошее о погибшем… Приносилось уже много цветов, говорилось очень много хороших слов, мне казалось, что это никогда не закончится. Все выражали глубокое сочувствие отцу семейства и трем оставшимся братьям. Крестя опускаемый в землю гроб, я поймал на себе пристальный взгляд Гарри. Он стоял, подперев плечом старый дуб, и не обращал внимания на холод – он единственный был без верхней одежде, но совсем не дрожал. Я, признаться честно, уже проклинал этот холод, руки у меня замерзли и покраснели, пока я читал свои молитвы, но Гарри вовсе не чувствовал холода. Он смотрел на меня исподлобья, как бы обвиняя меня во всех тяжких преступлениях. Я спокойно выдержал его взгляд и продолжил свою работу.
Когда последняя горсть земли коснулась крышки гроба, и Найл оказался далеко – физически – под землей, но так близко к нам – духовно, я постарался поскорее отправиться домой, чтобы больше не толпиться среди плачущих и горем убитых родственников. Мне было так же тяжело, как будто я похоронил собственное дитя.
Проходя мимо Луи, я отметил, что молодой человек ищет кого-то глазами в толпе, но не придал тогда этому никакого внимания.
Лишь некоторое время спустя я стал свидетелем одного странного разговора, но тогда он совсем не задержался у меня в памяти по причине того, что я совсем не понял, о чем шла речь. Быть может, если бы я был чуточку внимательнее, одной катастрофы удалось бы избежать, возможно, я бы мог как-то помочь… Но об этом будет чуть позже.
Не успело пройти и девяти дней после предания Найла земле, как новое несчастье снежным комом обрушилось на дом Стайлсов.
В одно утро не проснулся мистер Бертрам Стайлс. Лиам так и нашел его – в его любимом кресле, с газетой, в расстегнутом на груди халате, как он сел с вечера.
Я в то время ненадолго поселился у них в доме – понимал, что лишняя прислуга им не помешает, а я был человек спокойный и тихий, и мог держать язык за зубами. Я помогал Кларе, кухарке, чистить картошку на обед, когда Лиам спустился к нам и чужим, нечеловеческим голосом произнес:
– Отец скончался.
Я выронил нож из рук и запричитал.
– Бросьте, мистер Шеннон. Пора привыкнуть, что Смерть в этом доме стала гостьей. Я закрыл ему глаза, но… Я не знаю, что делать дальше. Помогите мне.
Как отличался Лиам во время смерти отца от того Лиама, который был в последнюю минуту жизни Найла! Он не плакал, не кричал, не пил – он просто молча стоял у меня за спиной, пока я проговаривал коротенькую молитву над телом усопшего мистера Бертрама Стайлса. В последние свои дни он стал выглядеть совсем плохо. Сердце его не выдержало, он умер моментально, даже не успев проститься со своими сыновьями. Как бы мне хотелось, мистер Малик, в то пору, когда я касался его окоченевшего трупа, чтобы несчастья на этом закончились! Но, видимо, кто-то когда-то слишком разгневал Бога, и он решил отыграться на этом доме.
Не скажу, что смерть мистера Стайлса слишком меня опечалила. Куда как горше я скорбел о его сыне. Но, конечно, известие это разлетелось на всю округу моментально. Жители стали обходить особняк стороной – по городу и правда прошел слух о наложенном проклятии. Буквально в одну неделю скончались отец и сын, а мать отправили в сумасшедший дом! Мне и самому потом часто еще снились страшные сны, в которых ко мне приходило это обезумевшее семейство и просило о помощи. Я не умею толковать сны, мистер Малик, но и мне хватало ума понять, что в этом доме мертвые так просто не найдут покоя для своей души, и как только история подошла к концу, я тут же освятил этот дом, и покинул его. И вот Вам честно слово, мистер Малик – за последние семь лет, прошедшие с тех ужасных событий, я еще ни разу не переступил порог этого злополучного дома, и надеюсь, что никогда там больше не окажусь.
Теперь дух Смерти действительно поселился в доме. Из запасов спиртного каждодневно исчезали бутылки. А встречаясь с Луи, и видя его затуманенный взгляд, нетрудно было вычислить вора. Иногда он не держался на ногах. Я как-то услышал, как он нечеловечески жалостливым голосом стонал, приложив голову к плечу Эрики.
– Я так больше не могу! Все кончено! Вся моя жизнь рухнула в один миг!
Один Лиам еще находил в себе силы, чтобы продолжать существование. Весь дом теперь был на его плечах.
Конечно, узнав о вторичном горе, миссис Браун и миссис Неренгейм решили повременить с помолвкой. К слову будет сказано, чтобы не возвращаться впредь к этим героям, что, узнав о такой прекрасной возможности, мистер Мур сделал предложение Лауры. Родители ее сначала нервно переживали – ведь их дочь была обещана лорду Стайлсу! Но отца его уже не было в живых, сам лорд Стайлс после случившегося, стал казаться обитателям Йоркшира то ли помешанным, то ли больным, потому, недолго думая, родители Браунов отдали Лауру за мистера Мура.
Куда как сложнее обстояло дело с мистером Пейном и Агнесс. Она пыталась разделить его страдания, хоть ее самым главным страданием была, конечно, отложенная на неопределенный срок свадьба. Мистер Пейн, и так весьма нелюдимый и необщительный человек, отделился от Агнесс, проводя все свободное время с отцовскими бумагами. Не выдержав настойчивости Агнесс, которая то и дело спрашивала, когда же они, наконец, сочетаются браком, молодой лорд Лиам не выдержал, и очень сдержанно, но зло, отчеканил:
– Боюсь, что никогда. Мне очень жаль, дорогая мисс Неренгейм (при этих словах прекрасное личико Агнесс сморщилось, как у обиженного ребенка, и ее уже трудно было назвать хорошенькой), – что никогда. Я приношу свои искренние сожаления, но я забираю данное мной слово. Я не могу на Вас жениться. Простите.
Что тут началось!.. Крики, слезы, обмороки – а любая девушка в истерических слезах, с некрасиво раскрытым ртом, бьющая руками по полу, становится почти омерзительной, даже если до этого мы готовы были стирать пыль с ее башмачков собственными рукавом. Лиам закрывал уши, а с мистером Неренгеймом объяснился очень сухо, но твердо – дескать, никак не могу жениться, прошу меня простить, но любви больше нет. Претензий не имею, кольцо могу вернуть, пусть Агнесс выходит за кого-нибудь другого.
Лиам оставался тверд в своем намерении.
И так, в одночасье, двери в дома Неренгеймов и Браунов оказались для него закрыты.
Отвязавшись от своего ярма, Лиам почувствовал себя свободным человеком. Легкая надежда мелькнула перед его глазами в этом темном коридоре, полностью усыпанном мертвыми телами. Но как было бы просто, если бы все случилось именно так! Ах, как бы просто…
Лиам принялся разбираться в бумагах отца. В столе его он нашел множество разных черновых вариантов завещания, и никак не могу понять, зачем отцу понадобилось столько разных вариантов. Но еще больше взволновал Лиама тот факт, что все отцовские бумаги находились в ужасном беспорядке. Половина листов была измята и порвана, некоторые были испачканы пролитыми чернилами и становились нечитаемыми.
Лиам ощутил, как скользкая рука страха схватила его за горло, когда он увидел этот беспорядок. Он знал, каким педантом был его отец, и в какой сохранности он хранил все свои вещи, а уж ценные бумаги – и подавно. В них явно кто-то рылся. Нервно сглотнув, мистер Пейн, вне себя от страха и волнения, от ответственности, возложенной теперь на его плечи, осторожно достал из бювара последний, окончательный вариант завещания Бертрама Стайлса. Оно было написано аккурат после смерти Найла, и по нему, все состояние, оцененное в два миллиона, отходили Лиаму и Луи, а дом должен был принадлежать Гарри. Некоторая довольно крупная сумма, но, которая все равно не шла в сравнении с миллионами, отходила доктору Кеннету и отписывалась ему для того, чтобы на эти деньги проводить лечение его жены. Владельцем поместья должен был стать Гарри.
В случае, если лорд Лиам Пейн и лорд Луи Томлинсон подвергли бы свои имена позору, если бы рассудки нашли невменяемыми, все состояние, вкупе с домом, должно было отойти Гарри, как единственному законному наследнику.
Прочитав эту приписку, Лиам почувствовал, как страх сковал ему горло, и он лишь мог несколько раз глубоко вздохнуть, чувствуя ноющую боль в груди. Невменяемый рассудок… Позор… Смерть… Почему отец не написал про смерть? Ведь Найл умер… Может быть, он испугался снова акцентировать внимание на том страшном случае? Но ведь должен быть черновой вариант завещания, в которое был вписан Найл… Еще до трагедии…
Но тут в коридоре он услышал голоса, и поспешил спрятать драгоценную бумагу у себя под полой сюртука, до оглашения завещания адвокатами. Он закрыл отцовские ящики и выглянул в коридор.
Я видел, как он прошел в свои покои, взволнованный и не в себе, словно в этом завещании он прочел свой собственный смертный приговор.
Я проследил за ним взглядом, и вернулся к своему занятию, а именно – я вместе с Эрикой приводили дом в порядок. После двух катастроф, обрушившихся на дом лавиной, он пришел в унылое запустение, а воздух в комнатах был таким тяжелым, словно и сейчас под крышей дома находился покойник. Отчасти, так оно и было. Со смертями Найла и хозяина, все мы стали покойниками.
Я глядел на Эрику, и не понимал, откуда в ней столько храбрости и непонятной страсти? Другая бы на ее месте давно упаковала бы свои вещички и сбежала из этого дома. Но она, казалось, сама стала частью семейства Стайлса. Что-то в ней надломилось, а, может, появилось новое. Но это была уже вовсе не та милая, скромная девочка, робко переступившая порог этого дома в поисках работы несколько месяцев назад. Время… За эти месяцы Эрика прожила такую жизнь, что она еще долго будет ее помнить, даже когда насовсем покинет эти края.
Теперь в глазах ее не было той искренности и наивности. Она смотрела строго, и как бы чуть-чуть отчужденно, словно просто наблюдала за происходящим со стороны. Она перестала убирать волосы и носила их всегда распущенными. Она была красива, мистер Малик, жаль, что Вы не были с ней знакомы. Я думаю, из Вас бы получилась хорошая пара.
В то время, что я жил в доме мистера Стайлса, помогая, чем мог, его бедным обитателям, я ни разу не столкнулся с Гарри в доме, кроме одного раза. После того случай с пожаром, который он чуть было не устроил, он не был вхож в дом. Он пропадал где-то в лесу, и как говорили, бродил по нему, как безумный. Мог беспричинно начать смеяться, а мог заплакать так горестно и жалостливо, что сердце начинало сжиматься.
Однажды, под вечер, он все же воротился в дом. Волос его неделю уже не касалась щетка, они выглядели жесткими и спутанными. Он смотрел голодным взглядом. Не обращая внимания на меня, он прошел наверх, но неожиданно остановился на лестнице, и сказал слишком спокойным голосом:
– Эрика, подойди ко мне. Мне надо с тобой поговорить.
Она испуганно посмотрела на меня, как бы спрашивая позволения. Лиама не было дома – он находился в конторе у отца, наводя последние справки о завещании. Луи… Кто мог тогда сказать, где был Луи? Возможно, предавался новому греху… Я покачал головой, косясь в сторону Гарри страшным взглядом, как бы напоминая бедной девушке о его безумстве. А, она, бедная, только увидав его, чуть было не лишилась сознания. Даже тогда, уже немного сумасшедший, он по-прежнему был красив. Достаточно было одного взмаха ресниц, чтобы простить ему все.
Мистер Стайлс заметил мою пантомиму, и грубо ее оборвал:
– Не слушай этого старика, Эрика. Пойдем.
Осторожно, словно ступая по полю со снарядами, Эрика поднялась и проследовала за Гарри. Она оглянулась и бросила на меня один просящий взгляд, что я мигом все понял. Как только они поднялись наверх, я последовал за ними и остановился возле двери, ведущей в комнату Гарри, готовый, чуть что, броситься на помощь и биться с этими чудовищем не на жизнь, а на смерть.
Дверь, на счастье, Эрика специально прикрыла неплотно, так что я мог, особо не напрягая слуха, услышать все то, о чем они тогда говорили. Признаться честно, я был поражен той речью, что донеслась до моих ушей, и некоторое время сомневался: а уж не успел ли за это время, что его не было дома, мистер Гарри продать свою душу дьяволу или заключить с ним еще какую-то страшную сделку? Я не так хорошо знал молодого лорда, но понимал – случилось или должно случиться нечто страшное, если он заговорил такими словами и таким голосом, словно сам черт в ту минуту разрывал ему грудь и плевал на его сердце.
– Сядьте подле меня, Эрика. Не бойтесь, я Вам ничего не сделаю. Я так слаб, меня лихорадит, что я не смогу даже поднять на Вас руку, если это понадобится. Вот так, сядьте на пол. Вам хорошо видно мое лицо? Отлично, а мне видны только Ваши волосы. Как бы я хотел сейчас зарыться в них лицом и забыть обо всем!..
Я напугал Луи. Сказал, что одному его дорогому человеку грозит опасность. Он сейчас не на репетиции, как Вы думаете. Он там, он побежал спасать человека… Представляете, мой брат герой! Вот только он не знает, что его там ждет… Вы слышали, утром я сказал ему, чтобы он немедленно отправлялся на Уинтер Стрит? Его там и схватят… Там и схватят…
Да, мистер Малик, я сам слышал с утра тот странный разговор. Попытаюсь воспроизвести его Вам. Я был в гостиной, когда Луи собирался на репетицию в театр, а в дом внезапно ворвался Гарри. Волосы его развевались по ветру, они были мокры; шел дождь. Он обернулся к Луи, посмотрел на него нервным взглядом, и заговорил быстро и странно:
– Я только что из города. Слышал, что Блэкроуды уезжают.
Приняв эту информацию, Луи нервно схватился за перила лестницы, пальцы его побледнели.
– Как уезжают? Куда?
– Не знаю, – ответил Гарри, продолжая буравить дрожащего брата взглядом, – просто уезжают. Ты должен успеть признаться. Должен сказать все. Иначе… Ты никогда не сможешь этого сделать!
Глаза Луи раскрылись, в них застыл такой страх, что я испугался за рассудок бедного мистера Томлинсона. Он покачнулся на ногах, провел рукой по щекам, заросшим трехдневной щетиной, и проговорил, запинаясь на каждом слове:
– Ты… Думаешь… Я должен туда отправиться?
– Причем немедленно! И поспеши, каждая минута дорога. Он может скоро вернуться.
Я не понимал тогда, о чем, точнее, о ком они говорят. Я знал многих жителей Йоркшира, в лицо – так почти каждого, но фамилия Блэкроудов была мне незнакомой. Решив, что это, возможно, дорогая сердцу Луи девушка, я пожал плечами, и решил пропустить дальнейшие реплики братьев мимо ушей. Гарри проговорил еще несколько горячих уверений, и Луи выскочил из дома, как будто его вымели веником.
Об этом он и сказал Эрике. Я не понимал, стоя тогда у двери, и подслушивая, почему Гарри придал такое значение своему поступку, пока не узнал всей правды… О, Боже мой, мистер Малик, как трудно мне становится говорить! Луи оказался слишком доверчив. Он поверил дьяволу, сатане, о! Этому нет слов! Бедный, бедный Луи… Он буквально сам подвел себя под плаху…
– Я ужасно себя чувствую. Мне кажется, что из моего тела вышли все силы, все соки. Я не чувствую себя, как живой человек. Я смотрю на свои руки, на свое лицо в зеркале – и дивлюсь. Неужели это я? Неужели я до сих пор еще красив? – продолжал говорить Гарри, и заглянув в щелку, боясь быть пойманным с поличным, я увидел, что он сидит на краю кровати, сложив руки перед лицом в молитвенно жесте. Свет от свечи робко выхватывает его фигуру из мрака, черные волосы падают на лицо, оставляя открытыми лишь глаза, которые кажутся черными, неживыми, стеклянными. Они смотрят неровно, хищно, норовя заглянуть прямо в душу и утащить ее за собой прямиком в Ад. Эрика сидела на полу, подле него, я видел ее шею, спину, тонкую талию в черном, траурном платье. Голова с ровной линией пробора была чуть склонена вперед – она явно боялась смотреть Гарри в лицо. Казалось, одно неровное движение с ее стороны, один неправильный вздох – и он бы пнул ее ногой, как собаку, он бы избил ее до полусмерти! О, он любил ее. Любил так, что готов был убить.
– Я смотрю на эти руки, и они мне кажутся чужими. Они слишком бледны и худы, разве всегда они были такими? Разве были она такими, когда я обнимал сотню девушек? Не помню. Я не помню. Я не помню, что я делал пару часов назад. Помню только, что сказал Луи… Он, наверное, уже там… Наверное, он еще счастлив… Он тот еще грешник… Боже, Боже, я ничего не помню. Я даже не помню, чтобы эти руки принадлежали мне.
Гарри вытянул вперед руки и принялся смотреть на них, но он явно не видел этих бледных, длинных, прямых пальцев, которые растопырил прямо перед своим лицом.
Эрика молчала. Я видел, что она водит рукой по полу, вырисовывая какие-то буквы. Мне стало жутко, они оба были как сумасшедшие – обезумевший кукловод и его молчаливая кукла! Но я не мог отойти от двери.
Гарри продолжал:
– Я знаю, что Вы меня боитесь. Знаю, что кажусь Вам чернее самого ада, но я ведь… Я ведь просто хотел любви. Я хотел любви, понимаете? – голос Гарри стал почти обычным, тем, каким он всегда разговаривал, только звучал чуть тише и чуть более хрипло, – а она никогда меня не любила. А я ведь был единственным сыном, я знаю, они ждали меня… Но что я мог поделать, если я не был так умен как Лиам? И так талантлив как Луи? Что, если я был просто их сыном и любил их больше всего на свете?! Почему они не могли любить меня, как своего ребенка, а не за что-то?! За просто так, потому что я – часть их крови и плоти, я – их ребенок! Да, пусть я не обладаю таким интеллектом, как Лиам, не играю в театре, как Луи, не вызываю слез и восторгов восхищения у других дамочек своим характером, как Найл! Но я ведь их сын! Почему она меня не любила? Почему ты меня не любишь?! Неужели я настолько ужасен?! Неужели… Я был рожден для того, чтобы моя любовь переросла в ненависть?! Которая может стереть с лица земли весь этот чертов дом?! Ну! Скажи мне!
– Ваша мать… Она Вас любила. Я уверена, любила, просто Вы думали…
