Текст книги "Ирьенин (СИ)"

Автор книги: Читающий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 43 страниц)

Глава 7. Ритуалистика по Конохски.

      На ватных, подгибающихся ногах иду вперед. Сбоку, как по мановению волшебной палочки, появился Хизаши. Он совсем не выглядит довольным – лицо, конечно, что твоя каменная маска, но вот катающиеся на щеках желваки выдают истинные эмоции шиноби. Жалеет уже наверное, что потихоньку не прирезал источник неприятностей. Старейшины поднялись на ноги, и жестом указали нам повернуться лицом к лицу. Мне на плечи ложатся жесткие ладони, повинуясь их давлению и глядя на севшего на колени, подогнувшего ноги под себя Хизаши – копирую его позу. Так. Руки на колени. Возражений от стоящих вокруг старейшин не поступает, значит, все сделано правильно. Неслышным шагом подходит Миори, и, бросив на меня сочувствующий взгляд кладет мне на голову, прямо на темя, правую руку. Левая рука девушки отправляется на голову стоящего на коленях шиноби.

   Так, ну, и что же она делать будет? Закладки ставить? Эх, жизнь моя жестянка... А ну – ка, попробую присмотреться повнимательнее. С горем пополам дотягиваюсь до центра чакры жизни. На этот раз, коснуться чакры жизни удается чуть легче. Да и наученный горьким опытом, я уже не пытаюсь давить на источник, а, наоборот, стараюсь коснуться его. Получается не с первой попытки, но, лиха беда начало! Есть. Теперь нужно всего – лишь дотянуть тонкую зеленую линию до глаз. Черта с два, рвется. Больно, блин. Шипя сквозь зубы, падаю вперед, прижимаясь животом к коленям. Обхватываю себя руками, меня бьет самая натуральная дрожь. Присмотрелся, да.

   Сквозь гул в ушах слышу голоса. Старуха, которая Окини – сама, просто в ярости. Кричит. На меня кричит. Ох, сколько новых слов. Ну, о смысле сказанного я примерно догадываюсь, хотя словарного запаса в моей памяти не хватает. Так крыть матом – это же талант иметь нужно! В груди нарастает жгучая, пульсирующая боль. Что же я такое сотворил, а? Захлебываюсь даже не криком, а воем. Больно! На спине образовался горячий утюг. Нет, это не утюг. Это чьи-то тяжелые, раскаленные руки. В спину словно красные от жара гвозди вбивают. Зажмуриваюсь, сжимаюсь. Феерия. В груди, почти под горлом, бьется яростно полыхающая зеленью нитка, около конца которой расплывается прозрачным туманом клубящееся зеленое облачко. Мысленно тянусь пережать эту нитку, ту самую, которую я тянул к глаза. На мою многострадальную голову обрушивается тяжелая оплеуха, сопровождающаяся самым настоящим рыком: 'Не лезь, болван!'. Не лезу, уговорили. Боль постепенно утихает. Внутреннее око видит, как из ниоткуда появляются переливающиеся радужным огнем жгуты, тянущиеся к точке обрыва. Любопытно, это что, особенность бьякугана такая – видеть с закрытыми глазами то, что происходит с чакрой внутри своего тела?

   Ну что же. Один из жгутов присасывается к пульсирующему центру чакры жизни, второй идет к месту обрыва, в то время как третий неуверенно кружится внутри медленно растворяющегося во мраке облачка чакры. Нить постепенно утрачивает свое сияние, и... Успокаивается? Да, похоже так и есть. Все, потускнела. Перед тем, как нить угасла окончательно, я заметил, как оба жгута потихоньку вытягивают бледно– зеленую нить куда-то вверх. Ярко – алая вспышка! Жгуты исчезают. Лежу себе потихоньку. Наслаждаюсь прохладой и покоем. Судорога, стянувшая все тело цепями, постепенно отступает. Мое ухо ухватывают чьи – то пальцы, сжимающиеся в тиски, подтягивающие голову вверх.

   – Ты что творишь, недоумок? – От приторно – сладкого женского голоса хочется забиться куда – нибудь под татами.

   – Кха... Кхе... – пытаюсь прочистить пересохшее, сорванное криком – воем горло. Не знаю я, как шиноби такое терпят. Ох, не знаю. Тут на стенку впору лезть было.

   – Акинами, милочка, а принеси-ка юному самоубийце стаканчик укрепляющего. – Похоже, старушка правильно поняла мои затруднения. Буквально через несколько секунд губ касается край стакана. Промочу горло. Твою же мать, какая мерзость! Вкус просто невероятный, думаю, если наскрести чего в провонявших потом зимних ботинках – и то вкуснее будет. Тьфу, кха!

   – Только попробуй мне тут плюнуть, – не менее ласково продолжает все тот же голос старушки. – Я тебя потом весь пол вылизать заставлю! – Верю. Эта – заставит! Такая упирающегося коня в горящую избу затащит.

   – Кто тебя, болвана, такому учил, а? Хизаши, тварь такая, твоя работа? – Голос срывается на рык. Моя бедная голова, с все еще закрытыми глазами трясется, как дерево бурю.

   – Окинами – сама, как вы можете... – Черт, да Хизаши самым натуральным образом напуган. А что, я его понимаю. Эта кого хочешь напугает. Я просто мечтаю увидеть ее столкновение с Данзо или там Хокаге. Вот уж где, воистину, неостановимая сила сойдется с непреодолимым препятствием. Но смотреть на такое лучше из прекрасного далека.

   – Я еще и не то могу, – бушует старейшина. – Он что, сам до такой дури додумался? А ну – ка отвечай, паршивец! – Так, судя по интенсивной тряске за ухо, это уже предназначается мне.

   – Сам. – Бурчу сквозь стиснутые зубы. – А как еще – то можно? Мне сущность эта именно так и показывала. Правда, он все три источника чакры задействовал, а у меня только с центром жизни получается.

   – Спасибо тебе, Великое Небо, отец всего сущего, – с чувством произносит Окини, – за эти маленькие милости. Вот уж, послали биджу ученичка... Да если бы ты телесной чакры коснулся, и канал с ней порвал, нам бы твои мозги по кускам со стен соскребать бы пришлось!

   – Телесной чакры? А что это? – Что, это такой пятый вид чакры? Впору завыть с тоски, сколько же их!

   – Ну 'Янь', если так понятнее. – Увидев мой кивок, Окини прищуривается. – А ты что, пробовал...?

   – Э-э-э, да. Мне показалось, что с красным источником проще будет, он же к глазам ближе. – Да что они вылупились так, что я им, клоун в цирке?

   – И где ты это пробовал? – Так, к экспресс – допросу Хиаши подключился.

   – Ну... У ворот. Когда нужно было Данзо продемонстрировать, что я имею отношение к клану Хъюг, и у Хизаши есть право меня к вам привести. – Старик, который Тораки, смотрит на меня, подперев щеку кулаком, Хиаши качает головой, закрыв лицо ладонями, а старуха просто смотрит на меня остановившимся взглядом.

   – Я же сказал тебе, бьякуган жизни! – Хизаши явно в ярости. Куда там та маска девалась, которая каменная и невозмутимая.

   – А я еще до того понял, к чему дело идет... – Ну, что им еще сказать.

   – Так. Я все поняла. Не просто дурак, но дурак с инициативой. И задания тебе нужно ставить, расписанные от и до! – Окини тяжело вздохнула. – Мальчик, на будущее. До особого разрешения, касаться чакры тебе запрещено. Вообще запрещено. Даже чакры жизни. Даже для активации бьякугана. Ты все понял, молокосос? – Ох, и тяжелый у нее взгляд. Вот – вот в пол вобьет, как тот гвоздь, по самую шляпку. Осторожно киваю, а что делать? Говорить мне сейчас просто страшно, ей – ей. Как бы на писк не сорваться...

   Наконец, шиноби успокоились, и прерванный было ритуал был начат снова. Миори, бросив на меня явно недовольный взгляд, снова положила мне и Хизаши руки на голову. Причем, в моем случае, это, скорее, было похоже на затрещину.

   – Кого ты привел к совету клана, Хизаши, брат мой? – Хиаши смотрел на брата.

   – Утерянную и найденную кровь, старший брат, что взывала к клану. – Спокойно и твердо отвечает Хизаши. Ох, будет мне получасовая говорильня с промывкой мозгов. Но почему же по спине бегают мурашки? Для этих людей это вовсе не казалось игрой.

   – О чем же взывает утерянная кровь, воин клана? – Подала голос старейшина Окини.

   – О праве влиться в клан, о чести защищать клан, о мудрости, которую может дать клан. – Все абсолютно серьезны, одного меня вот – вот пробьет истерический смех.

   – Не может дитя явиться на свет без отца и матери, – торжественным голосом продолжил старейшина Тораки, – и лишь большая семья дает силу и волю противостоять жестокому миру! Кто готов принять это дитя как сына? Найдутся ли те, кто примут ответственность перед кланом и миром за поступки и деяния найденной крови, и разделят с ним радость побед и горечь утрат?

   – Найдется. – Голос Хизаши похож на шелест, с которым отточенная сталь покидает бархат ножен. Сидевший передо мной Хизаши берет меня за правую руку.

   – Найдется. – Слово, которое произнесла Окини придавливает меня к земле не хуже глыбы льда. Очень уж у нее холодный и многообещающий, что ли, голос. Старейшина бесшумно делает два шага, и вот уже она стоит на коленях, справа от Хизаши. Поняв, что от меня требуется, протягиваю ей левую руку.

   – Как отец передает своему сыну характер и волю к победе, так и Хизаши воспитает их в тебе. Дети клана впитывают любовь и преданность к клану с молоком матери, старейшина Окини передаст их тебе. Это хорошо, но этого мало. Без братьев и сестер, готовых поддержать в трудную минуту, человек ущербен, и непременно будет сломан ударами яростной судьбы. Найдется ли кто, готовый поддержать дитя, взывающее к клану, и признать его братом, стать ему опорой на путях шиноби?

   – Найдется. – Тихо, но твердо прозвучало над головой. Обложили, как есть, обложили. Хизаши, способный выбить из меня все, что ему покажется неверным, и сформировать характер. Окини, от которой меня бросало в дрожь. Да уж, эта обучит и передаст. И добьется своего, проклятие. И новая 'сестренка', успешно покопавшаяся в моих мозгах, знающая обо мне чуть ли не больше, чем знаю я сам. От нее утаить что – то будет запредельно сложно. Даже если она читать мысли может лишь при касании головы. Где – то за спиной прозвучал отчетливый смешок. Черт, она что, и сейчас мысли читает, рука же на голове! Да мне же конец! Девушка фыркнула. Ну точно, читает. Впрочем, веселье девушки было пресечено кинжальной остроты взглядами старейшин. В голове прозвучал неслышный шепот: 'А ты забавный, Акира-тян. Я рада, что стану твоей сестрой-по-клану. Не бойся, для чтения мыслей нужно зелье открытого разума и контакт с головой. Иначе клан моей матери давным – давно был бы вырезан.'. Ну да. Конечно. Кто же мне правду скажет вот так вот сразу. В голове возникло ощущение чужого веселья. Забавляется, блин. А я тут ей комикс изображаю, комедийный. 'Ты начинаешь думать как настоящий шиноби, Акира-тян. Молодец.' Почему – то я уверен, что эта юмористка улыбается. Широко и искренне. И почему все молчат – то? На меня смотрят?

   – Ты пришел к нам, Акира-тян. Готов ли ты принять бремя воина клана, обрести новую семью, и родиться заново? – Хиаши абсолютно серьезен. Неужели только я воспринимаю все это как дурацкий водевиль? Ну, назначили мне надсмотрщиков, которые займутся политическим и патриотическим воспитанием, так зачем весь этот огород городить? Эх, азия. Трудно тебя понять.

   – Готов. – Главное, сохранить спокойное лицо и не рассмеяться в голос, с повизгиванием и похрюкиванием. Я уже на грани истерики, слишком многое свалилось на меня за последние дни. И воспринимать мир всерьез у меня уже не выходит – слишком много страха я испытал, и чересчур многому удивился. Еще немного, и они получат пускающего слюни кретина.

   – Хорошо. Закрой глаза, Акира, что бы открыть их родившись вновь! – Закрыв глаза, я проваливаюсь куда – то в теплую, влажную пропасть, и последнее, что я успеваю заметить, как сотни разноцветных нитей врываются в мое тело, устремившись чуть ли не во все стороны! Беспамятство накрывает меня горячей, пахнущей кровью волной...

   Тук – тук... Тук – тук... Где я? Короткая паника сама собой растворяется в окружающем меня покое. Я слышу биение сердца. Да. Сердца. Но почему же оно звучит на два голоса? Удары странно сдвоенные... Хотя мне все равно. Я медленно дрейфую в уютном тепле. Легкие волны покачивают меня, и далекие звезды неслышно поют свою песню. Покой, в котором хочется раствориться, и остаться навсегда. Биение второго сердца тем временем набирает обороты. Теперь оно звучит намного отчетливее и чаще. Волны. Безмятежное спокойствие этого места нарушено. Нет. Не хочу. Мысли текут вяло. Эй, оставьте меня в покое. Мне же так хорошо... Тук, тук – тук. Что может быть лучше тепла и покоя, когда не нужно ни о чем думать, и ни о чем заботиться? Стук чужого сердца все нарастает, и вот я чувствую, как меня куда – то влечет. Что то стискивает и крутит меня, словно меня засасывает огромный водоворот. Я стремительно несусь куда – то во мрак, а в ушах грохотом отдаются удары сердца. Судорога волной проходит по телу, и я чувствую удар по щеке. Меня выворачивает наизнанку, и я сгибаюсь пополам в приступе перхающего кашля. А. Все. Прихожу в себя. Что со мной?

   – Открой же глаза, Акира Хъюга! – Торжественный голос бьет по ушам. Хиаши, что ли. В голове звенящая пустота, нет больше ни сомнений, ни даже признаков истерики. Что со мной сделали? Со вздохом открываю глаза. Ох, проклятие. До боли знакомое ощущение четкости взгляда и чудовищной детализации картинки, до жжения в глазах. Стянутость щек, висков и лба становится уже привычным чувством. Ну да. Он самый, истинный бьякуган. Только вот нет чувства, что я его сам его питаю чакрой. Прикрыв глаза, убеждаюсь – со стороны Окини тянутся, причудливо изгибаясь в моем теле, тонкие линии трех цветов.

   – Ритуал пробуждения подтвердил истинный бьякуган Акиры Хъюги. Поздравляю с обретением, Акира-тян, – произносит недовольный старикашка Тораки.

   – Прекрасно. А теперь, поклонись своему отцу-по-клану, маленький Хъюга. – Кланяюсь, сгибаясь в поясе. Хизаши выглядит расслабившимся, в глазах облегчение. Похоже, ритуал дался ему не так уж легко.

   – Что за невежественный мальчишка... – Ворчит старейшина Тораки. – Оказать внимание твоей матери-по-клану тоже напоминать нужно? – Перевожу взгляд на старуху Окини... Вот уж кому этот ритуал дался непросто. Черты лица заострились, щеки запали. Глаза, ранее казавшиеся полными жизни словно провалились куда – то вглубь черепа, к которому прилипли пряди выбеленных временем волос.

   – Что, мальчик, страшная тебе приемная мать досталась? – усмехнулась старейшина, отпивая дымящегося напитка из заботливо поданной Акинами кружки. В воздухе распространился сложный запах заваренных трав, из всего букета мне удалось угадать разве что эвкалипт. – Ну что же... В моем возрасте такая встряска даром не проходит. – Окини вытерла лицо поданным ей полотенцем, после чего чуть подалась в мою сторону, повернув лицо в сторону. Ну что же, надеюсь, я понял правильно: наклоняюсь вперед и аккуратно касаюсь губами подставленной щеки. За спиной раздался смешок: 'Варвар ты, братик. Нужно было поцеловать кончики пальцев правой руки, и коснуться ими щеки матери-по-клану'.

   – Так, так. – Предвкушающе улыбнулась Окини, на глазах возвращающаяся к жизни. – Кто это у нас там голос подал? Уж не нареченная ли сестра-по-клану моего малыша? – И с усмешкой добавила. – А сейчас мы тобой займемся, Миори. Ты ведь не забыла, что ритуал не окончен?

   За спиной тихо охнули. И что меня еще ждет? Тем временем, Окини подсела ближе ко мне, и скомандовала: 'Повернись к своей будущей сестре-по-клану, Акира'. Все, старушка оклемалась, прежние стальные интонации. Ну что же, разворачиваюсь, оперевшись рукой в мягкий пол. Миори сидит близко, почти в плотную. Н-да, вид у нее уставший. Любопытно, кто этот кошмарный ритуал проводил.

   – Миори – сан, а это было такое гендзюцу, да? – прищурившись, спрашиваю у нее.

   – Если бы, братик. – Устало улыбается Миори. – С гендзюцу было бы все проще. Это...

   – Миори! – хлестнул голос Хиаши. – Ты забываешься! Совет клана это не посиделки девочек на выданье, где они болтают своими языками.

   – Простите, глава клана. – Миори переломилась в поясе, уткнувшись лицом в пол. – Низкорожденная просит прощения, глава клана. – И осталась в такой вот исполненной покорности позе. Я в шоке смотрю на происходящее, это ни что иное, как очередное напоминание мне – ты не дома, Костя... Так, отставить сопли. Домой мне не попасть, все, что остается, это попробовать обрести дом тут, в клане. И, сдается мне, будет это совсем не просто. Тишина... Я седалищным нервом ощущаю, как зол Хиаши. Вот ведь, подставил девушку, почемучка несчастная. Нужно выручать.

   – Простите Миори, глава клана. – Смотрю в глаза Хиаши. – Виноват я, она всего лишь отвечала на мой вопрос. – Выдержать. Выдержать давящий взгляд. Ага. Сейчас. Взгляд словно сам по себе опускается вниз, голова вжимается в плечи. Приехали, блин. Не готов я к такому давлению, вот черт. Тело чуть ли не на инстинктах склоняется перед сильнейшим.

   – Хорошо, Акира. Рад, что ты осознаешь свой проступок. Твоя названная сестра может встать, Акира, но помни – из-за твоих проступков могут быть наказаны те, кто поручились за тебя. Твоя честь – их честь, Акира. Помни об этом. – Х-хух. Отвел свои чертовы бьякуганы, которыми стену сверлить можно. Хоть вздохну нормально. Поворачиваюсь обратно к Миори, и, не могу удержаться – незаметно подмигиваю ей. С радостью вижу слабую тень улыбки в глазах поднявшейся с пола девушки.

   – Ну, болтушки, раз уж вы наговорились, – голос Окини сочится змеиным ядом. Хм, а Орочимару ей не родня, интересно? – давайте продолжать!

  – Запомни, Акира, братья и сестры идут по путям жизни рядом. Бывает всякое – жизнь ведь есть жизнь. Вы будете ругаться и ссориться, но помни – никогда у тебя не будет никого ближе. И пусть те удары, которыми вы сегодня обменяетесь, станут последними ударами, которые будут между вами.

   Старейшина Тораки неслышно скользит по полу. Старички, да... Движения, как у хищников. Не знаю, чего они стоят против молодых шиноби, но обычных людей они по прежнему могут резать десятками. Тораки опускается на колени за спиной Миори, и кладет ей руки на плечи. Руки Окини, лежащие у меня на плечах, ощутимо тяжелеют. На секунду прикрыв глаза, убеждаюсь – вот она, чакра. Десятки цветных линий входят в мое тело, и стремятся к рукам и голове. Любопытно, что будет сейчас, думаю я, открывая глаза. Додумать мне никто не дал – вспышка! Прихожу в себя от ощущения льющейся на лицо воды. Вот зараза, как она мне шею не свернула. Во рту противный железистый привкус крови, но зубы, которые ощупал языком, вроде бы не качаются. Приложила она меня, да... Эх. Чувствую, что придется мне возвращать удар.

   – Акира, ты должен ударить свою названную сестру. Помни, бить нужно изо всех сил, но удар наносишь так, как сочтешь нужным. – И как мне это понять. Можно смеха ради прямой в челюсть изобразить, посмеемся потом. Да уж, прямой в челюсть от шестилетки. Лучше бы поцеловать 'сестренку' приказали. Размахиваюсь и наношу пощечину. Правой рукой, ага. И в шоке смотрю на дело рук своих – девушку вырывает из рук Тораки, и уносит чуть ли не на три метра по полу. О боже мой... Хорошо, что не кулаком. Я бы ей челюсть так сломал! Но, как? Вопросы роятся в сознании, и ни на один нет ответа.

   – Ну и ритуалы у вас, господа шиноби, – выдавливаю я.

   – Что легко приходит, Акира, не менее легко уходит. Помни об этом. – Хиаши. Голос крайне серьезен.

   – Ритуал свершился, Хиаши – доно. – Утвердительно кивает сидящий неподалеку от меня старик.

   – Ну что же, Акира и Миори. Теперь вы можете обнять друг друга. – Усмехается за спиной Окини.

   Хо – хо, обнять такую симпатичную 'сестричку'? Что может быть проще и приятнее. Уже пришедшая в себя Миори, слабо улыбаясь протягивает ко мне руки. Встаю, и сделав всего один шаг вперед, обнимаю стоящую на коленях девушку. И тут нас обоих словно током жахнуло. Короткая судорога, и... Черт! Что это! Я ощущаю все эмоции плотно прижавшей меня к себе девушки. Ох и намешано там. Радость. Опасение. За меня опасение? Не может быть, что это? Меня, эту несчастную шестилетнюю тушку, любят? И все, никакого ерничества не осталось в голове. Сестра, и все тут. Как это понимать, а? В глубине глаз девушки пляшут те еще чертенята. Опять мои мысли читает, не иначе. Ох, как же хочется верить, что все это всерьез, и что у меня теперь есть близкие люди в этом мире. Как же мне хочется верить, что я больше не один. Всхлипываю, уткнувшись носом в мягкие каштановые волосы, прижав их носом к шее девушки. Ну вот, опять глаза на мокром месте... Что со мной творится, а? Неужели Миори права, и моя психика теперь – психика десятилетнего ребенка?

   Мысли переключаются на другое. Что будет со мной? Зачем я клану? Для чего все это было? Так, параноя, заткнись. Я. Хочу. Верить. Я подумаю о том, как меня хотят использовать потом. Время теперь у меня есть. Все. Заткнись. Все я сказал! В голове раздается голос Миори: 'Успокойся, Акира. Все мы – часть клана. Все мы служим ему, и я, и старейшины, и Хиаши-доно. Всех нас использует клан, ты не будешь исключением. И это правильно, братик. Клан превыше всего, одиночки стоят ровно столько, сколько за них готовы заплатить. А теперь, хватит плакать, ты ведь шиноби.'. Отрываю лицо от повлажневших волос девушки, шмыгаю носом. Миори, улыбнувшись, чмокает меня в нос и тихо шепчет: 'Здравствуй, брат'. Сжимаю руки так крепко, как только могу. Здравствуй, сестра.

   Долго рассиживаться нам не дали. Хиаши поднял вопрос, что теперь делать со свежеиспеченным Акирой Хъюгой. Так. Опекуном назначен Хизаши. Тут я их логику понять могу – мальчишку должен воспитывать мужчина. Но вот дальнейшее ввело меня в очередной ступор. Окини властно потребовала начинать обучение меня, любимого, в ее ветви. На, блин, целителя. Я – врач? Черт. Как бы это им объяснить? Я же крови боюсь. Но стоило мне попытаться заикнуться об этом, как мне непререкаемо велели заткнуться и слушать старших, если я, конечно, не мечтаю провести первую ночь в новом доме, лежа на животе. Потому как лечь, ну, или там, сесть на задницу я не смогу как минимум неделю. Намек был понят правильно, порка в мои ближайшие планы не входила. А ведь, если подумать, в положении ребенка есть и свои плюсы. Миори, вон, за меньшее, лицом в пол уткнулась. Все же сущность оказала мне добрую услугу, сунув в детское тело. Взрослый за нарушение каких-нибудь правил мог бы и на кладбище уже отправиться. Незнание законов, оно от ответственности не освобождает.

   Далее последовала весьма оживленная дискуссия. Хизаши, будучи официальным опекуном, мог позволить себе спорить даже со старейшинами. Ведь обсуждалось будущее именно его воспитанника. И неважно, что старейшина Окини назначена моей матерью-по-клану. Ответственность перед кланом – на нем. Спор длился и длился, пока старейшина не плюнула и не заявила Хизаши в лицо, открытым текстом причины ее решения.

   – Хизаши, я все понимаю, вас там в поле по голове часто бьют, но ты все же попробуй подумать – сколько у нас в клане ирьенинов, помнишь? Двадцать три, Хизаши! Из них мы обязаны предоставлять десятерых в центральный госпиталь Конохи. Еще троих мы вынуждены держать при дворе дайме. А остальные, глупый ты воин, завалены работой! – Старейшина ядовито цедила слова сквозь зубы.

   – Окини – сама, я все понимаю, но обладающий истинным бьякуганом... – Ну что за привычка у Окини прерывать собеседника. Хотя... Раз она с такими привычками дожила до седых волос, то она явно имеет, что противопоставить недовольным ее стилем беседы.

   – Должен быть воином, да? Машиной смерти? Да сколько угодно! Ты головой своей думай. У мальчишки уже открыт центр жизни, ты понимаешь это? Его уже можно начинать обучать, разумеется, после обретения им элементарного контроля, что бы каналы не рвал себе. Или ты предлагаешь ждать, пока у него откроется 'Янь'? И для этого бросить все силы на подготовку, загоняв его тренировками по Джуукен? Кто – то из нас двоих идиот, Хизаши, и этот кто – то явно не я.

   – Но... – Хизаши безнадежно попытался вставить слово в поток речи старейшины.

   – Никаких но! Тебе в любом случае будет выделено время на подготовку мальчишки. Кстати, ты вообще видишь, что мальчишка истощен, и не подготовлен? Да на одно восстановление его физической формы, ликвидацию рахита и тому подобных вещей уйдет куча времени. Нельзя его вот так вот взять и начать гонять как Тори! Это тебе не клановый ребенок, которому связки растягивают с трех лет, баран!

   – Уймитесь. – Усталым голосом проговорил Хиаши. – Сделаем так. Раз у мальчишки уже открыт центр жизни, вариантов нет никаких. Надо начинать подготовку. Но, Окини-сама, позорить клан, показывая миру недоучку – Хъюгу с истинным бьякуганом, я вам не позволю. Не позже двенадцати лет мы обязаны будем выставить его на экзамен генинов. Или вам напомнить, что проклятый Хирузен продавил с помощью Фугаку Учихи закон об обязательном прохождением всеми шиноби экзаменов на генина, вне зависимости от желаемой специализации, с последующей боевой полевой практикой? И что практику эту Акире в любом случае проходить в поле придется в двенадцать лет? Окини-сама, вы это осознаете?

   – Осознаю. Этот проклятый закон уже унес во мрак уже семерых владельцев чистого бьякугана жизни. – Скривившись, словно раскусив хороший такой лимон, выплюнула Окини.

   – Неужели? А кто именно настаивал на чисто ирьенинской подготовке для владельцев однофазного бьякугана жизни, вы помните? – Хиаши совершенно бесстрастен. И его Окини слушает, не перебивая.

   – И... Что вы предлагаете, Хиаши-доно? – Так, старушка готова к конструктиву. Мысленно аплодирую Хиаши. Главой клана он стал явно не за красивые глаза.

   – Сбалансированную подготовку. Мальчик получит все необходимые для выживания знания. Но не менее пяти часов его времени в день будет выделено вам, на использованию по вашему усмотрению.

   – Семи! – Чуть прищурилась Окини-сама.

   – Пяти, старейшина Окини. Как вы правильно заметили, на приведение Акиры в божеский вид требуется время. Все. Решение принято, совет окончен.

  И для меня началась новая жизнь.