Текст книги "Измена. Серебряная Принцесса (СИ)"
Автор книги: Чинара
Соавторы: Стеффи Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Глава 50
Было утро. Пять часов и пятьдесят две минуты. Кто-то еще спал и видел радужные сны, а я снова очнулась в кошмаре.
Припарковавшись под деревьями, стою в тени и точно знаю, что механизм, до сих пор успешно удерживающий меня на плаву, съехал в сторону. Дамбу затопило, красный уровень опасности слепит глаза.
Я не спала всю ночь. И нисколько не жалею о том, что произошло. Даже малейшее воспоминание о его губах, руках и его теле поверх моего вызывает краску стыда на моих щеках, трепет в груди и томление между бедрами.
Совершенно особенными были те моменты, когда Андрей, находясь во мне, шептал какие-то очаровательные нежности.
Кажется, он так и не понял, что я не его пьяная фантазия. Ни в первый раз, ни в третий. Он крепко заснул, с довольной улыбкой на лице. А я так и не смогла. Просто лежала рядом и смотрела на него, словно завороженная.
Когда забрезжил рассвет, поняла, что хочу пить.
Освободиться из железных объятий Андрея было не самой легкой задачей. На каждую предпринятую попытку, он начинал возмущённо сопеть и крепче прижимал к себе. Но в конце концов мне все же удалось освободиться.
И даже принять душ, а затем воспользоваться одним из чистых полотенец, которые лежат в их шкафу в ванной. Надеюсь, он не рассердится, заметив, что я взяла его без спроса.
Потом направилась на кухню и приготовила завтрак. Не самое здравое решение в столь ранний час. Но я подумала, что ему будет приятно, когда он проснётся. А то вдруг я тоже засну, а, проснувшись, ничего толком не успею сделать и всё сожгу.
Конечно, вряд ли остывшая яичница – это верх романтики, но я честно старалась.
На цыпочках вернулась в комнату. Остановилась напротив спящего Андрея. Поморщилась, заметив бутылку. А потом взгляд упал к скомканным бумагам.
Я не какая-то невежливая истеричка, чтобы вламываться к людям в шесть утра. Всегда должны быть соблюдены хоть какие-то нормы приличия. Хотя взгляды современного общества насчет утренних визитов несколько разнятся. И никто не дает четких рекомендаций. Так как в целом утренние визиты, если они не затрагивают рабочие вопросы, не очень приняты в драгоценном свете, если только вы не были приглашены заранее.
Но сейчас у меня нет ни времени, ни желания договариваться с Левой.
Мне доподлинно известно, что во время своих каникул он редко встает раньше одиннадцати утра, оттого я не звоню ему, когда стрелка останавливается на шести. Набираю его номер лишь спустя два часа.
В восемь раздается первый дзинь.
Отвечают мне не сразу. Пять гудков идут один за другим. И наконец на том конце провода звучит сонный голос Льва.
– Севушка… ты чего в такую рань? Что-то случилось?
– Да. Нам надо встретиться и поговорить.
– Я всегда готов. Только давай чуть-чуть попозже?
– Я в машине, практически напротив твоих ворот. Откроешь?
– Это шутка?
– Нет.
– Дай мне минуту.
Он завершает звонок, а через пару мгновений золотые ворота высотой в три человеческих роста расходятся в стороны, пропуская нас с мерседесом Констанции внутрь владений Золотых.
Дверь роскошного дома открывается в ту же секунду, как только я оказываюсь напротив неё. Лева встречает меня в леопардовом халате с сонной улыбкой на губах. Он склоняется для объятий и поцелуя.
Но его улыбка меркнет, когда звук пощёчины касается мраморных стен.
Я удивляю не только его. Но и себя. Я не собиралась этого делать. Клянусь. Этого не было в моих планах. Но, кажется, я вдруг настолько истощена морально, что незаметно приступила к стадии «хочу кричать, ломать и крушить стены вокруг».
Он удивлённо прикладывает ладонь к своей щеке, смотрит на меня, а затем довольно спокойно, даже несколько иронично, задаёт вопрос:
– Это вместо: «Доброе утро, Левушка?» У нас новый формат?
– Это вместо: «Как ты мог так со мной поступить?!»
– Я не понимаю, о чем ты, Севушка. Давай пройдем в мою комнату и спокойно обо всем поговорим.
– Не понимаешь? Ты, правда, не понимаешь? – короткий истеричный смешок вырывается из моего рта, – А это тогда что, сможешь объяснить?
Я поднимаю к его глазам те самые бумаги, которые взяла со стола Андрея.
Взгляд Левы моментально меняется. Приятная расслабленная улыбка закрывает за собой дверь. Он мрачно смотрит на договор и тихо говорит:
– Эта гнида тебе рассказал? Что ж, я все равно не ожидал, что он из тех, кто умеет держать слово. Дешевым такое сложно дается.
– Он ничего не знает!
– Лев Данилович, могу я быть вам полезна? – вмешивается в наш разговор третий голос.
Появление экономки заставляет нас обоих замолчать. Женщина останавливается возле одной из белоснежных колонн. Посмотрев в мою сторону, она вежливо наклоняют голову и учтиво произносит, – Северина Вячеславовна, рада вас приветствовать в доме Золотых.
– И вам доброе утро, Валентина. – говорю ей.
– Да. – сурово отвечает ей Лева. – Валентина, позаботься, чтобы никто не думал ошиваться около моей комнаты. Если замечу хоть кого-то, уволю. Нам с Серебряной Севериной надо поговорить. – после этого он берет меня за руку и тащит вверх по лестнице.
Когда мы оказываемся в его комнате, я вырываю руку, так как сдерживать свое негодование уже нет смысла.
Лева по-хозяйски закрывает за собой дверь. Буднично поправляет светлые волосы и спрашивает:
– Пить хочешь? Могу предложить воду и…более крепкие напитки.
– Я пришла сюда, чтобы получить от тебя объяснения, а не воду и другого рода напитки.
– Хорошо. Я готов их тебе дать. – он подходит к высокому круглому столику и останавливает свой выбор не на воде. – Все очень просто. Я сделал это ради тебя.
– Ради меня?! Хочешь сказать, ты растоптал мои отношения с Андреем ради меня?
– Все именно так.
– Лева, ты с ума сошел? Каким образом твое желание разрушить мою жизнь могло быть ради меня?
– Разрушить твою жизнь?! – в отличие от меня, он не повышает голос, лишь выгибает бровь. – Ты себя слышишь? Севушка, пожалуйста, не смеши меня! Ты меня благодарить должна, ведь я тебя спас от этого дешевого выродка! – последние слова он буквально выплевывает.
– Не говори так о нем!
– Не говорить?! Не говорить? То есть тебя не смущает, что он променял тебя на деньги! Для тебя это норма? Я не знал. Что ты там говорила, что он очень тебя любит? Ах, какая чистая любовь! Какая прочная! Неподкупная! Но как-то она быстро прохудилась и сдулась, стоило мне продолжить ему шершавые купюры.
– Он сделал это не ради денег! И ты это знаешь!
– Блядь, Сева, ты даже этот его блядский поступок оправдываешь!
– Я вовсе не оправдываю!
– А что ты делаешь? Что?! Ты приехала ко мне с утра, чтобы сказать, что я разрушил твою жизнь! Хотя в этой истории вовсе не я отказался от тебя! Не я выбрал бабло, а не тебя! Так-то именно я тот, кто выбрал тебя. – и тут он первый раз повышает на меня голос, – Да, блядь, я всегда выбираю тебя, но ты меня в упор не видишь!
– Лева, это неправда! Не говори так!
– Что не правда? Что? То, что я с детства выполняю все твои желания? Играю роль твоего верного поданного? Всегда стараюсь тебя порадовать, и всегда ставлю тебя на первое место! И что я получаю взамен? Что? Ответь!
– Я не понимаю…
– Я тоже не понял, когда ты сказала, что умудрилась подобрать в этом Малахитовом сарае какого-то бомжа! Блядь! Я же просил поступить со мной в Алмазный! Умолял! Ну вот на кой хрен ты поперлась в этот универ убогих! Тебе не хватало на жопу приключений! Я же столько лет тебя берег! Никого к тебе не подпускал! И приехали! Нашелся принц-нищеброд! Класс! Ты реально думала, что я был счастлив, когда получал от тебя сообщения об этом бродяге? Да я с первой твоей фразы уже его ненавидел! Знаешь почему? Знаешь? – Лева надвигается на меня и смотрит совершенно бешеными глазами.
Я вся сжимаюсь, обнимаю себя руками и упираюсь спиной в холодную стену.
– Потому что твоим принцем должен был стать я! Я больше заслуживаю твоей любви, чем это недоразумение. Это я был всегда рядом с тобой! Я! Тогда, объясни, будь так добра, какого хрена, ты выбрала его? Мы с тобой всю жизнь знакомы, а его ты знаешь пару самых никчемных месяцев своей жизни. Чем этот голодранец тебя зацепил? Чем он лучше меня? Чем, Сева? Тем, что он нищий и готов отказаться от тебя, если ему предложить бабла?!
– Лева, – я не знаю, почему я рыдаю, но я не способна остановиться. Из глаз ручьями текут слезы. Меня всю трясет. Дико не хватает воздуха, но как-то сквозь дрожь, я проговариваю, – Мы же друзья. Мы всегда были друзьями. Я…я… же люблю тебя… но просто… не так… понимаешь… Как друга люблю…
– А мне не нужна такая любовь! Мы давно выросли! Я больше не хочу просто так ошиваться рядом с тобой! Я хочу тебя, Сева! Неужели ты не понимаешь? Неужели ты реально никогда не видела?! Мне же всегда нужна была только ты! И я, блядь, грезил, что ты однажды проснешься и прозреешь! Разглядишь во мне не свою ручную собаку, а мужчину!
– Лева, я не…
– Не разглядела, я понял! И когда понял, что и дальше не разглядишь, ты же, блядь, с ним обручиться решила! И обручилась! С этим… у меня закончились приличные слова. Тогда осознал, пора действовать иначе. И сознательно пошел на этот шаг. Хочешь спросить, как я сплю? И нормально ли питаюсь? Так вот, все в норме. Мне не стыдно! Ясно? Я не нахожу, что плохо поступил. Знаешь же, как говорят, что на любви, как на войне, все средства хороши. У меня такое средство появилось, я лишь не очканул и воспользовался им. Я, кстати, ничего особо плохого не сделал, заметь. Где моя вина? В чем она? В том, что я отдал твоему нищему пареньку деньги и тем самым помог его матери притормозить со знакомством с ареопагом того света? Не за что! Не. За. Что! Причем, деньги я дал немаленькие. Ты же читала договор, видела сколько там нулей? Он бы за всю свою жизнь со мной не расплатился, даже если бы каждый день пахал, как проклятый! И я, между прочим, не просил его вернуть эти деньги. Не собирался кидать его на проценты, под которыми он бы загнулся. Я вежливо его попросил только об одном. Все было культурно, Сев. Я же не пытал его, в конце концов. Не заставлял взять бабло силой. Я его цивилизованно попросил отстать от той, кто должна по праву быть со мной. Ну, подумаешь, она немного ошиблась в первоначальном выборе. Бывает, – он пожимает плечом, а затем подносит стеклянный бокал к губам. – Каждый может ошибиться. Ты ошиблась, я ошибся. Но мы же сто лет друг друга знаем, один раз можем друг друга простить. Не находишь? – он оставляет свой бокал. Берет чистый, наливает в него воды и, подойдя ко мне, протягивает, хмуро говоря:
– Пей. И хватит плакать. Ничего страшного не случилось.
– Разве ты не понимаешь, что поступил плохо…
– То есть платить, чтобы от тебя отвалил всякий сброд – это ой как плохо? А вот брать деньги и кидать тебя – не так чтобы очень?! Логика немного хромает.
– Я не говорю, что Андрей поступил хорошо…
– Да, но ты пришла ко мне в восемь утра не со словами: «Ах, этот гнусный мерзавец, продал меня. Лева, мой бывший – козел!» Ты пришла, чтобы дать в рожу мне! А ему ты по лицу заехала? Он, надеюсь, тоже получил свое?
Кажется, я краснею, но, к счастью, Лева не обращает на это внимания.
– Лева, я доверяла тебе больше, чем кому бы то ни было…
– Так и доверяй мне дальше, Севушка… – он забирает стакан, прислоняется, обнимает, и я ощущаю его дыхание у себя на виске. – Позволь мне быть рядом с тобой. Я сделаю для тебя все, просто выбери меня…
Глава 51
Будильник одержим мечтой раздолбать мою голову, я же намерен раздолбать его об пол.
Стена или любая другая твердая поверхность тоже вполне подойдут для моих целей. В которых я объясняю гаджету, что в данную минуту предпочитаю практиковать тишину.
Все утренние договоренности с ребятами удачно похерены.
Я хоть и мог поднять свое бренное тело с дивана, но делать этого не хотел и не стал.
Все, чего я страстно желал – чтобы сон повторился.
Чтобы она снова пришла ко мне. Улыбнулась. Проникла тоненькими пальцы в мои волосы. Обняла. Ласково шепнула, что не считает меня последней мразью галактики. И разрешила прикоснуться к своему драгоценному во всех смыслах слова телу. К телу, о котором я долго и откровенно греховно мечтал. Прикоснуться так, чтобы воздух вокруг нас начал клубиться от сладких стонов, вылетающих из ее рта.
Я готов поклясться, что набрасывался на ее губы, ловил ее дыхание и до сих пор в спертом воздухе табака и водки, мне чудится цветочный запах Севы. Шальная мысль, что я немного тронулся рассудком, меня нисколько не пугает. Если надо слегка поехать, чтобы она всегда была рядом со мной, то я готов.
Ведь только рядом с ней жизнь перестала быть бессмысленным местом. Рядом с ней я разрешал себе на миг забыть о том пиздеце, в который вляпался по самые брови.
Но белочка ушла и забрала ее образ с собой. Она приходила ко мне в бреду и раньше, но никогда не была настолько реальной.
А сейчас каждая клетка тела сообщает о четком намерении сдохнуть в ближайшие пару минут. Но мне плевать. Душа одурманенно парит в воспоминаниях о Северине.
У меня даже возникает тупая и совершенно необоснованная надежда вернуть её.
Я понимаю, что сейчас мой шанс ничтожен, но, может, однажды, когда...
Нет!
Стоп.
Ты смешон, Зимний.
Никаких жалких попыток. Ты подписал те ублюдские бумаги. Ты сам отказался от нее.
И ты ее не достоин.
Она должна быть с тем, кто никогда не поступит с ней так же подло, как ты.
Хотя одна только мысль, что к ней прикасается кто-то другой, скручивает жгутами нутро и сводит с ума. Пальцы сами сжимаются в кулаки. А боль в голове долбит ещё яростнее.
У меня нет на неё никаких прав. Я их лишился. Я сам принял все условия. Я дал слово долбанному Золотому. И прекрасно вижу какая картина вырисовывается из всех этих мазков говна.
Но я не могу запретить себе любить её. Не могу. Не могу перестать думать о ней каждую минуту.
Следует честно признать, что мне никогда не достичь того уровня просветленных, которые могут быть счастливы, наблюдая за тем, как их партнёр счастливо строит отношения с кем-то другим.
Телефон снова начинает вопить мелодией конца света. В тысячный раз за это утро. Кто-то меня потерял, и я даже знаю кто.
Странно, что они до сих пор не вломились в мой дом и не начали причитать, как заботливые нянюшки.
Подношу гаджет к уху. Мычу что-то отдалённо напоминающее: «алло@«.
– Хватит бухать, придурок! – летит в ответ, вместо «доброе утро, рад, что ты все еще не сдох.»
Морщусь и отодвигаю от себя телефон.
Зачем так орать?
Савельев решил взять сан или что-то вроде того, так как с недавних пор он считает себя обязанным читать мне проповеди. Специфические. Конкретно занудные. Но правда о них его совершенно не обижает. И никак не мешает тащится за мной по пятам и бубнить о том, как бестолково я себя веду.
Голова трещит так, будто рок-концерт совместили с ремонтом и запустили армию смешариков-сумоистов.
– Не ори. – хрипло шепчу я.
– Я еще не начал. Ты забил на нас с Васей. Мы как бы это заметили, но вошли в твое положение и великодушно тебя простили.
– Аминь, брат.
– Идиот. Я чего звоню-то. Хотел узнать, ты мать сегодня в клинике навестить собираешься или на нее тоже забьёшь? Если ты вдруг потерялся во времени, как бухая Алиса в норе, то сообщаю, что через два часа время визитов на сегодня закончится. А ты Ангелине Денисовне обещал сегодня приехать. Мы вот с Мельником помним, а ты, славный сын бутылки, при делах, не?
– А ты раньше набрать мне не мог?!
Силой поднимаю себя с кровати. Практически отрываю, будто был приклеен клей-моментом. Глаза держу закрытыми, свет раздражает так сильно, словно за ночь я стал вампиром.
– Ты прикалываешься? – негодует Савельев, – Трубки надо брать! Я тебе уже три часа, как наяриваю.
– Я не хочу знать, кто из вас кому что наяривает. – тупо шутит где-то там же в другой реальности Вася. Должен заметить, юмор у него не всегда блещет чем-то годным.
– Надо было приехать.
– А с этими вопросами к Мельнику! Я еще с утра думал за тобой заскочить, но он завел какую-то мутную шарманку, что мне надо дать тебе немного личного пространства. Мол, я тебя доконал своей опекой. А ты уже взрослый пацан и сам вылезешь из жопы, в которую зачем-то сам себя и вгоняешь.
– Так-то он прав. – зажмурившись, иду по памяти сразу в ванную. У нас с матерью небольшой дом. Его легко обойти с закрытыми глазами.
– Иди в жопу. – приходит ответ. Рядом снова раздаётся гогот Васи. – Поправочка, идите в жопу оба. А я умываю руки. Неблагодарные.
– Спасибо. – отвечаю я.
– Не за что. – спокойнее отвечает Стас. – Так, раз ты не сдох, за тобой заехать?
– Не, я доберусь.
– Давай. Как подъедешь, набери, пересечемся.
Завершаем звонок.
Быстро принимаю холодный душ. Глаза все еще плотно закрыты. Голова понемногу встает на место. Но от воспоминаний, какие сны радовали ночью, член тут же подрывается. Успокоить его не способна даже ледяная вода, отчего приходится уделить ему немного времени.
Вбегаю в свою комнату, быстро одеваюсь и мчу к машине. Я продал мотоцикл и купил эту старую колымагу, потому что после операции маму предстоит возить в клинику, а тащиться в такси ей точно будет неудобно.
В палату я буквально влетаю. Успеваю навестить маму. Она держится молодцом и выглядит неплохо, что не может не радовать и напомнить мне, что я поступил, хоть и по-скотски, но правильно. В каком-то изощренном, конечно смысле. Но я не мог дать ей уйти. Она самый близкий для меня человек на всем белом свете. Она воспитала и вырастила меня, всегда ставила меня на первое место. И я бесконечно люблю ее. Хочу, чтобы она жила, хочу дать ей все то, чего она была лишена.
Как всегда, рядом с ней я нацепляю на лицо беззаботную улыбку, но внутренности кровоточат при каждом ее вопросе о нас с Севой. Я решил сказать ей о нашем расставании, только когда она полностью придет в норму.
Маму еще пару дней будут держать в клинике, а потом мне можно, наконец, забрать ее домой.
***
После того, как покидаю клинику, пересекаемся с парнями.
От Стаса как обычно прилетает очередная проповедь, и я начинаю подозревать, что он к ним заранее и тщательно готовиться. Репетирует перед зеркалом или что-то похуже. Читает определенную литературу.
Мельник, наоборот, молчалив. Выглядит слегка взвинченным и нервным. Смотрит как-то странно. Будто ждет чего-то. И я даже знаю, чего именно. Он ждет, что я, наконец, расскажу ему более правдоподобную историю о том, откуда получил деньги.
Знаю, что Вася не дурак, и в шутливую версию про нечаянно найденный клад не поверил, но я не намерен ему рассказывать правду. Потому что он, – даже сильнее Савельева – может начать меня убеждать, что я поступил правильно. А это последнее, что я хочу услышать от друга.
Вечером Вася первым нас покидает, а когда о том, чтобы вернуться домой подумываю и я, Стас, под предлогом, что его мать очень просила позвать Зимнего на ужин, тащит меня к себе. А потом уже его мать чуть ли не силой заставляет остаться у них на ночь.
– Ты притащил меня домой, чтобы побыть нянькой? – спрашиваю друга, устраиваясь на полу возле его кровати, на нескольких слоях одеял и щедро обложенный подушками. – Но почему тогда я сплю на полу? Разве нянька не должна лучше заботиться о своем подопечном и ставить его комфорт выше своего.
– Ты сильно-то не борзей, – глумливо скалится Савельев, – Может, в стенах Малахитового ты и прынц, но в моем доме это право отдано мне. Так что на полу спишь – ты.
Растянувшись на спине, завожу руки за голову.
– Я прекрасно слышал, как твоя мама говорила тебе уступить гостю кровать.
Стас якобы удивленно оглядывает свою комнату.
– Не вижу никаких гостей, – поворачивает голову на меня, – О, только один самовлюбленный бухой идиот на полу.
– Я не бухой.
– Потому что я за тобой слежу. Кстати, ты сегодня получше выглядишь. Даже улыбаешься. Отпустило немного?
– Нет. Но… мне снилась Сева. – прикрыв глаза, улыбаюсь, как дурак, – И то, что я с ней проделывал, было круче самого горячего порно.
Кровать Стаса скрипит, а затем его голова обеспокоенно смотрит на меня.
– Может, мне попросить у мамы клееночку? Чтобы ты постелил под себя. Так-то ты мой друг и все дела, но я предпочитаю, чтобы в этой комнате только я метил территорию. Не хотелось бы после тебя тут хлоркой все оттирать.
Выбрав самую тяжелую подушку, кидаю ее прямо ему в лицо.
– Как получится. – зевнув, говорю я. – Ничего не обещаю. Но хлорку все же купи.
*
Я оказываюсь заложником семьи Савельева. Но мне грех жаловаться. Его мама порхает вокруг меня, словно я ее единственный родной сын, а Стаса усыновили по какой-то нелепой случайности, и он так и не смог стать желанным. Так что я с чистой совестью троллю друга, пока уничтожаю тарелку рисового супа и сообщаю ему, что если проживу с ними больше недели, то явно спихну его с трона.
Так проходит пару дней. Подходит дата маминой выписки. И мы втроем заваливаемся вечером ко мне.
Первым делом я забегаю в свою комнату, чтобы переодеть футболку Стаса, которую его мама дала мне по ошибке, и на которую, как выяснилось уже в машине, даже нельзя дышать.
А когда выхожу, слышу, как Стас орет мне с кухни:
– Ты почему оставил яичницу, Зимний? Чтобы она протухла? Андрюх, ты же вроде чистюля, когда тебя так размазало в свинью? – а следом. – С каких пор ты пишешь себе милые записочки? Или стоп…
– Какая еще яичница? – удивленно интересуюсь я, заглядывая в дверной проем.
Стас пялиться на какую-то бумажку.
– Это не твой почерк, бро…
Хлопает дверь туалета, слышатся шаги, и за моей спиной возникает Вася.
– Чего вы тут столпились? – интересуется он. – Садимся жратушки? Я за.
Но я его не слушаю.
Подойдя к столу, все так же непонимающе смотрю на тарелку, а потом медленно перевожу взгляд на записку рядом с ней. И лихорадочно соображаю. Шестеренки в голове скрипят и начинают стремительно крутиться.
Кровь ударяет по вискам. Холод разносит в щепки грудину и обволакивает каждый мой позвонок.
Этот почерк мне знаком. Слишком хорошо знаком…
– Сейчас самое время для крепкого словца? – тихо спрашивает Стас.
Не отвечаю.
Ноги сами несут меня в гостиную. Друзья следуют за мной. Мы одновременно останавливаемся напротив дивана.
Тишина наш четвертый союзник.
Комнату, определенно, следует проветрить. В ней при желании можно практиковать отравление всякого живого существа.
Светлое покрывало дивана жестко смято. Но на нем отчетливо видны три маленьких красных пятнышка. Моргаю.
Их вид поджигает меня изнутри. Мысли растягиваются и с треском разрываются. То, что я принял за бухую фантазию с грохотом валится на меня.
Это был не сон.
Все детали отчетливо подсвечиваются.
Ее голос звучит в ушах.
Вкус ее губ, тела, запах кожи.
Я был с ней…
Я был в ней…
И она знала… Знала, что я сделал. Но все равно пришла.
Пришла и сказала… что она настоящая простит меня. Она разрешила мне…
Блядь. Надо взять себя в руки. И мыслить здраво.
Я же не сделал ничего против ее воли? Я не взял ее силой?
Нет. Я не мог. Я бы никогда не стал.
Она сама позволила мне. Она улыбнулась, наклонилась и поцеловала. Она отдалась мне…
Стас ухмыляется:
– Ты же не лишал девственности, диван, правда, Андрюх?
Мельник хмурится, будто ему неприятен разговор и спрашивает:
– Ты хоть помнишь с кем трахался, бухарь?
Я ничего не отвечаю. Не хочу. Не сейчас.
Но Стас вываливает правду без моего согласия:
– Андрюх, ты разве не упоминал, что тебе, вроде бы, Рина снилась. – чешет подбородок. – Или не снилась? Может, вы трахались в реальном мире?
– Я так понимаю, ты разорвал целку ее высочества в пьяном угаре? – добивает Вася глумливо. – Вот это подход.
– А я говорил ему завязывать с бухлом. – не замолкает Савельев.
– Заткнитесь оба! – гневно взрываюсь я.
Проверяю наличие ключей и сотового в кармане и кидаюсь к входной двери.








