Текст книги "Upheaval of the Medieval (СИ)"

Автор книги: celmorn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Юнги, – на третий день после прихода гонца от Чона, королева нежно погладила щёку сына, – мы в очень плохом положении, – ровно с этого момента начался личный ад Юнги, старшего сына короля государства Минов. Он непонимающе смотрел на мать, качал головой и прогибался под грузом слов отца. Король должен пожертвовать сыном во имя своего народа. Другого пути не было, а младший сын вздохнул спокойно, Юнги отчетливо видел, как в день отъезда у него загорелись глаза. Наверное, он уже предвкушал рассвет своей зари. Предвкушал, что станет новым королём, а о Юнги все забудут, не обращая внимания на прошлое, громко встречая нового правителя.

– Ненавижу, – тихо повторял Юнги, пытаясь не сойти с ума, чувствуя каждую кочку родной земли на которую наезжала карета. Дважды он пытался сбежать, даже прокусил кожу на руке одному из сопровождающих до крови, но дальше пяти метров отбежать не сумел, проклиная свои тонкие руки, которыми и не поборешься толком.

Первый день в замке Чонов Юнги запомнил навсегда. Проданный принц чужого королевства, на которого даже прислуга бросала косые взгляды, а со всех сторон слышались мерзкие слова, не имел ни единого права в новом доме. Он закатил истерику и умолял отправить его назад, но Хосок упрямо его не слушал, а за ужином только улыбался и потирал грудь, заставляя Юнги злобно шипеть и нарочно разливать бокалы с вином. На его чувства никто не обращал внимания, а солнечный семнадцатилетний ребёнок в один миг закрылся, являя миру новую версию Мин Юнги – неприступную глыбу льда, добраться до сердца которой теперь оказывалось задачей практически непосильной. И только кожа на запястье кричала об обратном.

– Успокойся, ты – причина мира и того, что я до сих пор не отрубил твоему отцу голову, – Хосок умилялся Мину и воспринимал его коготки, как должное. Не ему ли знать, как тяжело терять всё, испытывая на себе такое громкое слово, как предательство. Жертва неудачных обстоятельств, прихоти Чона, его военной мощи. Всем плевать на принца, когда первые пограничные деревни пылают ярким огнём.

– Иди к чёрту, – не уставал повторять Юнги, бросаясь в короля едой. А Хосок опять-таки ликовал, он знал, что ему дозволено всё и что приручить этого дикого котенка – его цель, личный заскок и безудержное желание. Сломать, сделать своим, играться, а проступившая метка поможет всё воплотить.

Юнги кусал слуг, бился головой об пол, забывая о том, что он – элита общества, принц, которого до посинения учили манерам и этикету. Какие, к чёрту, правила приличия, когда тебя продают за несколько спокойных лет? А Юнги не сомневался, что долго он не продержится, и тогда отцу придется отдать Хосоку что-то ещё, возможно, даже второго сына. В первый день Юнги заработал себе славу дурачка, который в упор не понимал, что за то, что он творит – король уже бы раз пять отрубил голову любому другому, но Чон лишь тихо хихикал и забывал о своей жестокости, даже не притрагиваясь к своему любимому мечу. Советники были в недоумении, а слуги крестились, боясь, что государь сошел с ума. Но он быстро понял, что так нельзя, и перестал показывать на публике, насколько сильно зависим от черноглазого мальчишки.

В первую ночь Хосок приказал не трогать Юнги, просто запереть в комнатушке, простом чулане, где ужасно воняло рыбой и протухшим мясом. Юнги же опешил от такой наглости и потребовал золотые ручки на дверях, а не дерево и безвкусный камень. Хосок только смеялся и сверкал небольшими ямочками на щеках, заставляя сердце Юнги биться быстрее.

– Котёнок, тебе, может, ещё пол золотом устлать? Довольствуйся малым, – тихо шептал король, часто краснея. А ночью Мин чувствовал на себе чужой взгляд. На следующий же день узнал о том, что Хосок отказался от своих фавориток, чем вызвал лёгкую улыбку на губах принца.

Выжженное в первый день «нежность», что отпечаталось на запястье Мина, до сих пор вводило в ступор, заставляя себе напоминать, что Чон Хосок – жестокий правитель, а не добренький мальчик, что спокойно будет принимать все заскоки Юнги. Но он принимал.

Хосок ломал медленно. С каждым днём приходил всё чаще, не внимал рассерженным воплям Юнги, а когда мальчика словили целующимся с одной со служанок, и слова кривого не сказал, лишь выпорол служанку до красных полос, приговаривая, что она – ведьма. С каждым днем улыбался Мину всё искренней, бросал к его ногам все заморские шелка, экзотические фрукты, книги, написанные лучшими мастерами своего дела.

Юнги понял, что имеет власть над королём именно в один момент.

Когда они впервые играли в шахматы, Юнги отчаянно бросался проигранными фигурами в Хосока, а тот не выдержал и схватил принца за запястье.

– Не делай так, пожалуйста, – тихо хрипел Хосок, наслаждаясь мягкостью кожи Юнги, а тот понял, что король влюблён. Вот и вся причина его странного поведения.

– А то что? – Юнги наклонился к губам короля, легко дыша, чувствуя, как мужчина замер. – Выпорешь меня тоже? – Юнги прошептал прямо в уста, а рот наполнился слюной. Он поспешил отстраниться, видя зависимость в глазах Хосока.

– Да, или голову отрублю, – тихо прошептал Чон, притягивая принца к себе ближе, но тот лишь презрительно фыркнул и поспешил подняться с мягкого кресла, направляясь в свои покои, отчетливо понимая, что теперь ему законы точно не писаны.

Всё прекратилось ровно в тот момент, когда спустя полгода редких игр в шахматы, совместных ужинов Юнги увидел россыпь красных отметин на одной фаворитке Хосока, которая прогуливалась в саду и рассказывала остальным, что король приходил к ней. Тогда-то Юнги и понял, что лучше бы его выпороли. Влюбленных взглядов не стало меньше, но Мин видел, как Хосок пытался скрывать их, отворачиваясь, реже приходя, а однажды даже ударил Юнги по щеке.

– Ты забываешь своё место, выродок, – кричал Хосок, и Юнги видел ту жесткость в его глазах, о которой так много твердили слуги, ещё никогда доселе ему не было так страшно. Он больше не решался бросаться фигурками, когда проигрывал.

– Проморгали вы своё счастье, – Юнги теперь часто слышал от старой служанки, которая приходила застилать ему постель.

Именно тогда Юнги понял, что начинает терять власть над королём.

Без неё казалось невозможным нормальное существование в замке, а, когда Чон несколько раз прикрикнул, что выгонит на улицу, Юнги уже не фыркал в ответ, только тихо уходил в свои покои и назло не смотрел на метку, не желая видеть чувства, которые сейчас одолевали короля. Жалел, что Хосок знает всё, начиная с «радости», и заканчивая «желанием», которые наверняка проступали на аристократичной коже, пачкая её естественный безупречный загар чёрными буквами.

Когда в замок пожаловал Ким Чонгук, Мин спокойно уселся в Хосока в ногах, внимая каждому слову короля, выражал собой спокойствие и подчинение. Когда Хосок попросил показать сад Чимину, беспрекословно поднялся на ноги и был рад приняться выполнять поручение. Вот только брошенное Хосоком «несчастные бастарды» не выходило из головы целую прогулку, и он молчал, не желая говорить с Чимином. Но Паку и не нужны были беседы ни о чём, он был слишком обижен.

Аромат изысканных цветов заполнял легкие, а Юнги думалось, что жить так вполне неплохо: слуги слушаются, хоть и не перестают коситься, Хосок изредка приходит, хоть и не перестает одаривать чужое тело своими поцелуями, гордость уже давно отключилась, маяча где-то на горизонте, уносясь на гнедой кобыле подальше.

– И каково быть безвольной куклой Чона? – всё же не удержался и спросил Пак, чем заставил Юнги остановиться и ухватиться за стебель белой розы, больно кольнув себе руку. Но груз на сердце ранил сильнее.

– Ты ведь сам у Кима на побегушках, Чимин, так что не спрашивай, – тихо выдохнул Мин и, подавив желание поговорить хоть с одним человеком, который не боится Хосока, пошёл дальше, обходя кусты роз различных сортов.

– Я воин, Юнги, меня уважают. Я смогу тебе помочь, – Пак ухватился за руку Юнги и сжал её.

– Я обречён, разве что можешь его убить, – Юнги выдернул руку и, увидев в глазах Пака искры, потёр запястье. – Нет, – прошептал он, со страхом глядя на ухмыляющегося Чимина. – Если он умрёт, то государство погрязнет в вечной войне, а твоё королевство, Чимин, никогда не возродится из пепла. Я наблюдаю за двором каждый день, хоть меня и изолируют, не выпуская из замка, тут всё настолько прогнило, что и жаль рушить, само должно развалиться.

– Это мы ещё посмотрим, – прошептал Пак, – о, – он воскликнул и застыл, – спасибо за прогулку, Юнги, я должен отлучиться.

Мин коротко кивнул и увидел, как Чимин направился ко входу на кухню. Юнги лишь пожал на это плечами и направился в обратную сторону, желая ещё немного прогуляться и подумать о том, что жалеть себя – тоже хорошо. А в голове то и дело всплывало это гнусное «это мы ещё посмотрим».

***

Юнги вывел последние буквы пером и закрыл чернильницу, сворачивая письмо. Осталось разогреть воск, чтобы поставить печать, принадлежащую ненавистному королевству, и готово. Писать письма матери ему разрешалось, и он отчаянно этим пользовался, зная, что их и так проверяет Хосок лично. Смысла в восковой печати не было, так как она и так ломалась королём, а Юнги упёрто продолжал её ставить. Но как только поднёс восковую палочку к зажженной свечи, услышал, как в дверь коротко постучали, а следом незамедлительно вошли. Мин искренне недоумевал, зачем королю стучать в двери, если его и так ничего не остановит, но тот упрямо продолжал это делать, видимо помня то время, когда мальчишка ещё вырывался из рук слуг, плевался ядом и требовал, чтобы король покинул его новые покои и без стука не входил. Он отставил воск в сторону.

– Может, сыграем? – Хосок неуверенно улыбнулся, намекая на очередную партию в шахматы.

– Прости, но несчастный бастард не хочет, – прошипел Юнги, – иди с настоящим принцем сыграй. Как раз в гостях есть один.

– Юнги, – Хосок выдохнул, потирая глаза, – ты слышал? Я не…

– Ваше Величество! – Юнги встал с деревянного стула и нечаянно ударился мизинцем босой ноги о ножку стула, – ай, – простонал Мин, хватаясь за ногу, а Хосок тут же подбежал, кивая слугам на выход.

– Больно? – Хосок посадил парня на стул и обхватил пальцами лодыжку, поднося губы к пальчикам. Когда оставил лёгкий поцелуй на нежной коже – Юнги был готов растечься, но выдернул ногу из цепкой хватки.

– Не знаю, иди к Соа, её спроси, – он имел ввиду главную фаворитку, которая всё так же продолжала изредка сверкать следами любви с королём.

– Да у тебя тут целый список претензий, – Чон улыбнулся, проводя рукой по коленке, вызывая дрожь, – поцелуй меня, и я больше к ней не пойду, – Юнги чуть не подавился собственной слюной, но лишь сглотнул и закусил нижнюю губу, чувствуя, как в животе потуже затянулся узел острого желания. – Хочешь, чтобы я был твоим? – Хосок встал на колени, а парень завороженно наблюдал за королём.

Он хотел было ответить, когда Хосок задрал край его одежды и припал к животу, выводя языком непонятные узоры. Юнги застыл и расстегнул верхнюю пуговицу легкой рубахи, что нежным шёлком очерчивала фигуру. Король раздвинул его ноги и подцепил пальцем кромку штанов, заставляя не дышать. Он оттянул гашник и подтолкнул Юнги, чтобы тот встал, снимая штаны, сразу же опаляя горячим дыханием сочащийся смазкой член.

– Хочешь ведь, котёнок, – он не дал Мину ответить, обхватил пухлыми губами небольшой ствол и пропустил в горячую полость рта, заставляя парня болезненно застонать и сжаться, хватаясь за волосы Чона, насаживая его до упора, чувствуя, как рот стоящего на коленях короля принимает его всё глубже и быстрее.

Юнги не волновало, что они даже ни разу не целовались, он откровенно наслаждался юрким язычком Хосока и беспрерывно стонал, шепча его имя. Он подозревал, что влюблённые взгляды Хосока выльются в более интимную связь, но ожидал, что на коленях будет он сам, а никак не король.

– Я хочу, очень хочу, – лихорадочно шептал Юнги, чувствуя, как язык проходится по каждой венке, цепляет головку, круговыми движениями заставляет воспарить до небес. Переполняемый чувствами, Юнги вышел из горячего рта и отодвинулся подальше, изливаясь прямо на пол, боясь испачкать одеяние короля.

Он быстро пришёл в себя и, опустив взгляд вниз, увидел, как Хосок облизался, с вызовом глядя в глаза. Ничего лучшего Юнги не придумал, как резко отскочить от мужчины и быстро побежать к двери, натягивая по дороге спавшие до колен штаны и оставляя короля в растерянности хмуриться. Он выбежал в коридор и побежал к единственному убежищу, которое сейчас приходило на ум. А в голове Хосок шептал, что во второй раз не отпустит.

Ночью кухня спала ровно с одиннадцати до трёх, когда вставали первые помощники поваров, чтобы начать замешивать тесто и делать заготовки для блюд.

Юнги прислонился задом к одному из столов, заламывая пальцы и кривляясь, думая о том, что его ждёт, когда Хосок отойдет от шока и пойдёт его искать. От не хотел сбегать, но сорвался с места, не оглядываясь, не думая о том, что в следующую минуту пожалеет о содеянном. Хотелось вернуться к королю, упасть рядом с ним на колени и долго вымаливать прощение за свою трусость и глупость.

– Самое вкусное на ночь – рыбные коржи, – послышался голос совсем рядом, и Юнги удивленно обернулся, натыкаясь взглядом на источник звука.

– А ты ещё кто такой? – принц фыркнул, презрительно косясь на мальчишку, который сидел на полу. Паренёк тут же подскочил и вежливо поклонился.

– Никто, – мальчишка развернулся и с широко раскрытыми глазами уже собрался убежать.

– Стоять, – Мин крикнул, – отвечай на вопрос, мелочь, – Юнги оттолкнулся от стола и направился к мальчику.

– Чонин, господин, – мальчишка ещё разок поклонился, а Юнги рассмеялся.

– Я выгляжу таким грозным? – спросил он с улыбкой и схватил мальчика за руку. – Давай свои коржики.

– Но только по одному, иначе мне утром влетит, – мальчишка договорил, а потом ударил себя по лбу, – ой, вы же можете всё взять.

– Давай по одному, Чонин. Меня зовут Юнги.

– Господин Юнги, – парень протянул Мину корж размером с ладонь и быстро съел свой.

– Вот скажи, Чонин, что ты делаешь, когда провинишься? – Юнги откусил кусочек и прикрыл глаза, наслаждаясь изысканным вкусом.

– Прошу прощение, – парень неловко пожал плечами и уставился на жующего Юнги.

– А если о-о-очень сильно провинишься?

– О-о-очень сильно прошу прощение, – парень протянул на манеру Мина и почесал затылок.

– Ладно, спасибо, – принц кивнул и направился к выходу из кухни, который вёл прямо в сад.

Подышать свежим воздухом хотелось неимоверно, и он вдохнул полной грудью, подходя к одному из кустов, пытаясь сорвать розовую розу, что немного закрылась, ожидая утреннее солнце. Пустив немного крови, он обломал стебель и шипы, втягивая её аромат. Нежная и сладкая, как сам Юнги. Принц ещё немного постоял под луной и направился к кухне, целенаправленно идя в свою комнату, надеясь застать там короля. Он тысячу раз прокрутил в голове то, как будет извиняться перед королём, как припадет к его пухлым губам, сотрёт все недомолвки и недопонимания, оставляя лишь право на безграничную самоотдачу и желание.

Короля в покоях Мина уже и след простыл, но Юнги не отчаялся, лишь улыбнулся и впервые сам направился к покоям Хосока, сильно сжимая розу в руке. Ему хотелось, чтобы Хосок улыбнулся, притянул к себе, не думал о позорном побеге, ещё хоть разок подарил такое наслаждение.

– Простите, господин, – возле двери Юнги остановил слуга, – к Его Величеству нельзя.

– Почему это? – Мин цокнул, хмурясь.

– Приказ, – просто ответил парень, а Юнги застыл, отчетливо слыша женский высокий стон.

Он резко дернулся к двери и принялся колотить её со всей дури, разбивая костяшки о массивное дерево. Ему было плевать, что его пытались оттащить, а когда дверь открылась, на пороге стоял Хосок, обёрнутый одной лишь простыней, Юнги вырвался из рук слуг. Ниже сердца Чона отчетливо проступал «страх», а за его спиной слышалось мерзкое «Ваше Величество» из уст той самой Соа.

Сердце ухнуло вниз. Слёзы полились градом. Роза выпала с рук.

========== So you wanna start a war ==========

I can see you crystal clear.

Тэхён концентрировался на красной нити, обвязанной вокруг запястья правой руки принца. Ему хотелось, чтобы его лелеяли и любили, а не хватали за горло, мысленно выворачивая внутренности наизнанку. В детстве он часто слышал сказки об истинных парах, в которых добрый принц женился на своей предназначенной, даже если она была из простого рода. Вот только Тэхён теперь – слуга чужого государства, а не миловидная девчушка из тех самых сказок.

Мальчик вырывался, царапал руки Чонгука, но его хватка не ослабевала, наоборот, чем сильней билась в тисках жертва – тем сильней он сжимал тонкую шею, пытаясь сделать побольнее.

Тэхёну надоело. Смерть преследует его с того момента, как он сел в злосчастную повозку, покинул родной дом, потерял сестру. Так к чему теперь сопротивляться? Костлявая старуха и так возьмет своё, не важно, теперь, или через несколько дней. Мальчики вроде Тэхёна долго не живут. Истинный принца – ненужная слабость. В голове мальчишки набатом отдавались громкие слова, которые ему подкидывало воспаленное сознание. Он молил богов, чтобы всё прекратилось, чтобы руки исчезли, а гоняющаяся за ним темнота поглотила его, больше не позволила жестокому принцу измываться, причинять боль. Как же ему хочется умереть. Безболезненно.

Он опустил свои руки, безвольно свесив их вдоль тела, и на миг улыбнулся, а сознание ускользало, прощалось и шептало, что в следующей жизни будет легче, как минимум потому, что там не будет Чонгука. И лишь на задворках полуживого разума, он сумел различить оголённую боль в глазах принца, слёзы, что стекали ровными ручейками по прекрасному лицу, и страх, что лишил жизни. Но Тэхён уже не понимал ничего, его лишённые кислорода внутренности буквально вопили, что недалеко до отключения. Тэхён тяжелой тушей упал на пол, принимая свой жалкий конец.

Внезапный поток воздуха, которым с ним поделился принц заставил Тэ закашляться, он отчетливо почувствовал сухие, горячие губы Чонгука на своих губах, а лёгкие жадно втягивали крупицы жизненно необходимого кислорода, забывая о том, что тот, кто сейчас спасает – причина того, что спасать нужно.

– Открой глаза, я не позволяю тебе умирать, – кричал Чонгук, размазывая слёзы мальчишки по своим щекам, а жестокости в его голосе не поубавилось, разве что ко всему добавились лёгкие нотки беспокойства, что-то и дело проскальзывали еле заметным дрожанием голоса.

– Ваше… – прохрипел Тэ, вглядываясь в чёрные глаза, видя, как комната кружится, а потолок почти что падает на него.

– Тихо, – перебил его Ким, обхватывая руками голову мальчишки. – Как тебя зовут? – Чонгук спросил шёпотом, проводя пальцами по шее, вызывая новый приступ кашля.

– Т-тэхён, – мальчик выдавил из себя, смаргивая с глаз влажную пелену.

– Почему именно ты, Тэхён? – всё так же шептал Чонгук, закрывая глаза. Он стоял на коленях перед лежащим на полу мальчишкой и Тэ всем нутром чувствовал, как жжётся метка под рёбрами, ему хотелось почесать её, может, нежно провести подушечками пальцев. Он бы улыбнулся, поддаваясь своей детской наивности, но чернота глаз принца не давала пошевелиться, оставалось лишь впитывать в себя черты лица истинного, чтобы потом, наедине с собой воспроизводить их в голове.

– Так юн, – на лице принца отобразилась брезгливость, и он убрал от мальчишки свои руки, шипя: – Даю тебе ровно одну попытку сбежать, но, если найду – поставлю на колени, и уж тогда ты будешь стоять на них вечность. Беги, – Ким подался немного вперед, – беги и молись, чтобы я не догнал. Прячься в винных погребах Чона, закапывайся в сено в конюшнях, но не забывай, что тебе не жить, если я ещё хоть раз буду лицезреть твое личико, – медленно проговорил Ким, поглаживая руку дрожащего мальчишки.

Тэхён громко всхлипнул и резко сел, от чего закружилась голова, подобрал под себя ноги и кое-как на них поднялся, чувствуя, что ещё миг – и он опять растянется на полу. Видя чертей в глазах Чонгука, у него действительно проскочила одна единственная мысль – бежать. Что есть силы, так, чтобы не нашёл, не заставил пожалеть, что на свет родился. Тэхён под непроницаемым взглядом принца дошёл до двери, а потом резко её на себя дёрнул, встречаясь с взглядом Чимина. Он резко запахнул свою разорванную рубаху, поклонился и, прошептав короткое «спасибо», резко дёрнулся в сторону, огибая статную фигуру Пака. Принялся бежать что есть мочи по коридорам, перескакивая по две ступеньки на лестнице, пока не оказался на кухне, где одиноко сидел Чонин, косясь на поднос с рыбными коржами. Тэхён упал в объятья друга и тут же позорно разревелся, являя миру все те слёзы, что так отчаянно рвались наружу.

– Что такое? Почему твоя одежда порвана? – пробормотал Чонин. – Я ждал тебя достаточно долго. Господин обидел тебя? – Тэ увидел, как руки друга сжались в кулаки, и только сильнее прижался к нему, цепляясь пальцами за плечи, утыкаясь носом в его шею.

– Я в-видел его, – всхлипывал Тэхён, пытаясь унять накатывающую истерику, что грозила порвать мальчишку на мелкие кусочки, вырвать сердце, ломая рёбра. Он так слаб – сам это знает, не сопротивляется, принимает истину, пытается не развалиться, с каждым мгновением чудом выживает. И, казалось, ему бы уже сломаться, да не мучиться, но разве его время пришло?

– Кого? Тэхёни, кого? – спросил Чонин, приглаживая взлохмаченные волосы друга.

– Того, кто здесь, – Тэхён отстранился и прижал руку Чонина к своему животу, прямо туда, где под рёбрами горела чёрными буквами метка. Детство кажется такой счастливой порой, но не тогда, когда твоим предназначенным оказывается жестокий человек, который не побрезгует ничем, чтобы найти и приручить. А Ким Чонгук так и сделает – поставит на колени, отбирая любую надежду.

– Кто он? – спросил Чонин —беспокойство плескалось в его взгляде.

– Давай убежим? – Тэхён ухватился за руку друга, крепко её сжимая. – Прошу, убеги со мной, – мальчишка пошатнулся, и слёзы опять хлынули из воспалённых глаз. – Пожалуйста, – он хрипел, а горло нещадно жгло, и на нём до сих пор чувствовались руки принца, он до сих пор душил, отбирал невинную жизнь.

– Риджин… – тихо выдохнул Чонин, прикусывая губу.

– Да кто такая Риджин? – закричал Тэхён, вырывая свои руки из рук мальчика. – Хорошо, я вижу, – злобно прошипел он, – я уйду сам, а ты оставайся здесь, пусть эта Риджин и дальше показывает тебе сад. Развлекайся, пока я в шаге от смерти, – Тэхён вытер свои слёзы и ушёл, оставляя друга одного, не внимая ничему, кроме своих собственных чувств.

Ему бы убежать, да так, чтобы никто не заметил, а старая ключница, которая следила за слугами, бывших подданных королевства Ким страх как не любила. Но, тем не менее, он твёрдо решил, что ждать своей смерти не будет.

***

Чонгук разглядывал горящее пламя свечи, чтоб не смотреть на испепеляющий взгляд Чимина. Ему не хотелось пояснять своё поведение, ему было достаточно того, что Пак стоял рядом и не говорил ни слова. Руки до сих пор чувствовали нежную кожу шеи мальчишки, а метка нещадно жгла, пытаясь расплавить кожу. Чонгук был не против, он сам бы бросился в огонь, и перед глазами были медовые глаза мальчика, юного и прекрасного, напуганного и дрожащего. Хотелось вернуть время, не дать шанса убежать, сразу же забрать с собой, приручить непослушную зверушку, привязать его к колонне в своих покоях и смотреть на то, как ему плохо. Может, с болью Тэхёна уйдет и его боль? Принц не надеялся на это, а всё естество кричало, что так неправильно, нельзя мучить того, кто смотрел так преданно, кто от единого звука голоса упал на колени, мысленно прося пощады. Наверняка мальчик верил в сказки об истинных, и Чонгуку делалось от этого тошно.

– Мой принц, – выдохнул Чимин, напоминая о своём присутствии, вырывая Чонгука из мира грёз и самобичевания.

– Ты слишком умён, Чимин, – Чонгук резко повернулся к Паку. – Ты уже обо всём догадался, не так ли? – медленно проговорил принц, сложив руки на груди.

– Твой взгляд. Этот мальчишка, – Пак прикусил пухлую губу, смотря вниз. – Где она? – спросил Чимин, глазами выискивая метку, сканируя движения принца.

Чонгук секунду поколебался, а потом резко распахнул свой сюртук, отрывая пуговицы, разрывая рубашку. Обнажённая смуглая кожа сверкала при мягком свете, завлекая Чимина провести привычным жестом ладони по груди принца, и Ким ясно видел, как сложно Паку сдерживаться, как он покраснел. Принц сдёрнул одежду с плеч, и заметил, как замер мужчина, и его глаза вмиг превратились в ледяные омуты, а пальцы неосознанно потянулись к метке, выведенной на шёлковой коже. Он мягко коснулся чёрной надписи, подушечками пальцев прошёлся по каждой букве. Чонгук поджал губы и внимательно проследил за своим любовником, пытаясь увидеть на его лице гнев, обиду или смирение. Но оно так и осталось непроницаемым, а Чимин потянулся губами к метке, оставляя лёгкий поцелуй. Он без лишних слов положил руку на сердце Чонгука и притянул принца к себе, собственнически впиваясь в его губы. Лихорадочно провёл руками по телу и толкнул Чонгука на мягкую постель, наваливаясь сверху, не встречая препятствий. Ким только прикрыл глаза и, когда первый стон сорвался с его губ, он ясно почувствовал улыбку Чимина на гладкой коже возле тазовой косточки.

Чимин входил в податливое тело медленно, стараясь не причинять боли, и Ким абстрагировался от мира сего, пытаясь забыть медовые глаза, с яростью смотрел в янтарные Пака, обхватывал ногами торс Чимина и безудержно стонал, прося сильнее и быстрее. Ему нравилось то, как сильный мужчина позволял брать себя, и взамен нежно брал в ответ. Им не нужны чётко распределённые роли, у них есть желание и притяжение, что не даст одному отойти от другого, заставит всегда возвращаться, искать былое наслаждение. Пак впервые рассыпал лепестки роз любви на шее и ключицах принца, всасывал его кожу, прикусывая, зализывая красные отметины, обхватывал бёдра Чонгука руками, даря обоим неземную усладу, вбиваясь в принца, вырывая из него крики и стоны, забирая все гнусные мысли, очищая разум и сердце Чонгука, возвращая ему прежнюю уверенность и непоколебимость.

Чимин проводил языком по нежным горошинам сосков принца и следил за его подрагивающими ресницами ровно до того, как Чонгук излился, пачкая одежду и простыни, проводя короткими ногтями по спине своего любовника, сжимая его внутри себя и срывая самые искренние стоны и тихое «мой».

Уже позже, когда лежал на груди Чимина, гладил его живот, проводил пальцами по стальному прессу и пересчитывал бесчисленные шрамы на коже, осознавал, что поступил неправильно, что не имел права касаться своими руками Тэхёна. Ему суждено гореть в аду, отдельный котёл уже дожидается, а рука Чимина на его бедре так и кричит, что её хозяин пойдёт за своим принцем даже в саму преисподнюю, лишь бы защитить и ещё хоть раз коснуться шрама на щеке Чонгука, оставленного им же самим.

***

– Его Величество дожидается вас в тронном зале, – Чонгука разбудил голос одного из слуг, и принц подскочил, понимая, что он в своих покоях, а Чимина и след простыл.

– Д-да, – он прочистил горло и ухватился за голову, желая ещё немного поспать, а не натягивать на себя маску безразличия и радости, показываясь перед королём. Но выбора как такового не было, и он поднялся с мягких одеял, отмечая, что рядом валяется плащ Чимина, его любимый, тот, который ему подарил сам Чонгук.

Принц слабо улыбнулся и пригладил руками выбившиеся пряди, зовя служанок, чтобы те принесли воду для умывания.

Через десять минут Чонгук уже стоял перед массивными дверьми тронного зала. Сегодняшнее настроение короля оставляло желать лучшего, и принц вежливо поклонился, приветствуя государя и желая ему доброго утра. Хосок же только фыркнул и влил в себя бокал вина, беря с подноса виноград. Он сидел за столом и трапезничал, но, по сути, только пил вино. Чон указал принцу на место напротив себя.

– Угощайся, ешь с моего стола всё, что пожелаешь. Праздник отменяется, – медленно проговорил Хосок. – Можешь собирать своих людей, погода хорошая, так что отбывай сегодня же.

– Простите? – Чонгук подался немного вперёд, удивлённо глядя на государя.

– Торговое соглашение Намджун увидит разве что в своих снах, – ответил Хосок и подозвал к себе слугу, чтобы тот налил ещё вина. – Тебе здесь больше нечего делать. Передай своему королю: пускай собирает всех своих людей или готовит мне дань, потому что после Минов падут и великие Кимы, – Хосок стукнул кулаком по столу, отчего слуга разлил вино, испугавшись. – Этому, – он кивнул в сторону провинившегося парня, – руку отрубить, и всех слуг, которых прислал принц Ким – казнить. Сегодня же, – взревел король, а к столу сразу же подбежали двое вооруженных солдат, оттягивая плачущего парня, который упал в ноги государя, умоляя помиловать, крича, что у него маленький ребёнок.

– Ваше Величество! – воскликнул Чонгук.

– Я даю тебе три часа, – перебил его король, – на то, чтобы ты ушёл, забирая Пака и своих людей. Не успеешь – казню. Закрою внутренние врата и казню. Всех, включая тебя, Чонгук. И, да, не рассчитывай, что получишь провизию.

Ким резко поднялся на ноги и сорвался в сторону выхода, прикидывая в уме, сколько понадобится времени, чтобы собраться в путь. Он направился к покоям Пака и не обращал внимания на кланяющихся слуг, только бежал, видя перед собой картину, где лезвие гильотины опускается на сильную шею Чимина. Вдруг метка заболела, и Чонгук остановился, вспоминая о мальчишке, который тоже в опасности. Он встал перед дверьми Пака и прижал руки к голове, не понимая, что ему делать. Он разрывался, теряясь в своих чувствах, тратил драгоценные секунды, а потом резко толкнул двери внутрь, оглядывая пустую комнату и смятые простыни, на которых спал Чимин. Вот только его уже не было, а вошедший слуга поклонился, принялся застилать постель и сказал, что господин устроил тренировку своим воинам.

Чонгук резко дёрнул мужчину за рукав и приказал отвести его к Чимину.

– Где Тэхён? – спросил Ким, пока следовал за мужчиной, не разбирая дороги.

– Простите, Ваше Высочество, но я не знаю, о ком вы, – любезно ответил слуга, показывая путь.

– Я прислал слуг в замок, где они? – нетерпеливо спросил принц, то и дело ускоряя шаг.

– Кто где. Ключница замка присматривает за ними. Их распределили на кухню, в королевскую конюшню и к кузнецу, – ответил мужчина, и Чонгук прикусил губу, чтобы не взвыть от беспомощности, что делала его титул бесполезным.

Чимин точно наносил удары по металлическим латам на теле одного из солдат, а тот пытался угнаться за Паком, не успевая следить за тем, как господин двигался, словно дикая рысь – быстро и смертельно, ударяя своим клинком точно по целям. Бил бы в серьёз – у его противника не было бы и шанса пикнуть, только упасть сражённым первым же ударом. Чонгук застыл на миг, смотря на грацию Пака, на его отточенные движения и волевую фигуру. Удержать такого в клетке невозможно. Дикий зверь, что перегрызёт глотку до того, как ты одумаешься, заставит выплёвывать кровь и стыть на холодной земле.