Текст книги "Upheaval of the Medieval (СИ)"

Автор книги: celmorn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Так нельзя. Нельзя отпускать Чимина. Он просто уехал. Скоро вернётся.

========== Let the war begin ==========

Комментарий к Let the war begin

Глава переходная, поэтому небольшая. Читайте внимательно, здесь есть ключи к последующим событиям.

Я уже так хочу раскрыть вам все секреты;)

Now you’re just a page torn from the story I’m living.

Чонгук видел его. Прекрасный ангел сидел на ветке огромного цветущего дерева, а в воздухе витал запах магнолии. Его когда-то каштановые волосы теперь были белыми, словно снег, под стать сутане, что прикрывала ноги в золотых сандалиях. Он радостно болтал ножками и касался пальчиками коры дерева, принюхиваясь к цветочкам, забавно морщил носик и смешно чихал. Ещё красивее, чем раньше, а невидимое бремя, что всегда придавливало Чимина к полу исчезло, так же, как и появилась беззаботная усмешка.

Чонгук видел, как хорошо ему, но не решался подходить, чтобы не нарушить своей темнотой ту гармонию, что делала атмосферу идеальной. Чимин разговаривал с лепесточками, нежно приглаживая их.

«Живи,» – раздалось в голове Чонгука, а высокий, невероятно красивый голос Чимина отпечатался в сознании.

– Вернись, – тихонечко выдохнул король.

«Живи,» – послышалось в ответ. Громко и уверенно.

– Как же без тебя, – прошептал Чонгук, – я не умею так.

Но Чимин не слышал, он болтал ножками, а на его вытянутый указательный пальчик села невиданной красоты бабочка. Она взмахнула своими разноцветными крыльями, и Чимин ласково коснулся её усиков. Чонгук здесь лишний. Его заляпанные кровью руки никогда больше не смогут коснуться ангела, а собственное сердце должно остановиться.

Он не приедет?

Нет.

Он мёртв.

Чонгук самолично приказал сжечь его тело, чтобы он мог обрести покой, но не чувствовал себя так, будто бы Чимин действительно ушёл. Нет, но теперь, когда видел то, как счастлив его маленький ангелочек, его сердце обливалось кровью – не верило. Он качал головой в стороны и изо всех сил прижимал ладонь ко рту, чтобы не сорваться, не завыть от прожигающей нутро боли и не разрушить эту идиллию. И Чонгук рад бы думать, что увидится с ним после того, как покинет землю. Но, нет, ему уже уготовано место в аду за то, что стал королём. Стал причиной смерти слишком многих подданных, ведь чего стоит лишь осознание того, что в оборонном замке королевства Ким изверги Хосока изымаются над его людьми. Никудышний король, слишком занятый собственным эго и дворцовыми интригами. Слишком занят Чимином. Был.

Чонгук резко распахнул глаза, подмечая искусанные алые губы. Чужое тельце, что так сильно прижималось к нему и делилось своим теплом, немного успокоило, заставило вспомнить предыдущие дни. Хоть Тэхён и думал, что виновен в смерти сестры, но Чонгук прекрасно понимал, что вся вина лежит на нём, а Санхи умерла из-за его чрезмерного желания выслужиться перед Хосоком, наладить с ним дружеские связи. Как же глуп он был: пытался наладить отношения с тем, кто признаёт только силу меча.

Тэхён что-то мяукнул себе под нос и потянулся, прижимаясь ещё ближе, утыкаясь своим носиком в нос Чонгука. Король осторожно убрал руку с его талии и попытался унять своё скачущее сердце. Нужно начинать действовать, потому что он не сможет больше оставаться с этим мальчишкой наедине, не хочет чувствоваться так, будто бы предает Чимина.

Тэхён тихонечко вздохнул, будто бы ему снилось что-то плохое, а следом уцепился маленькими пальчиками за ворот камзола Чонгука, в котором тот спал.

Так близко, что видно маленькую родинку на самом кончике носика. Чонгук, борясь со своим страхом, провёл подушечками пальцев по щеке мальчишки и немного отпрянул, когда тот дёрнулся и заскулил. Король ошарашенно уставился на мальчика, не совсем понимая, что ему следует делать, а о чём даже не стоит задумываться. Он зажмурился. А когда почувствовал копошение, замер, притворяясь спящим.

Король ощутил на себе пристальный взгляд, пытаясь не шевелиться и не выдать себя. Но, когда почувствовал невесомое касание чужих губ к своим, распахнул глаза, подмечая стыд и смущение на лице мальчишки.

– П-простите, – тихонечко сказал Тэхён, пытаясь отодвинуться. Но Чонгук не позволил, он зажмурил глаза и ухватился за плечи Тэ. Прижимаясь своими устами к чужим, возвращая поцелуй, он чувствовал, как мальчик неровно дышал, трясся, наверное, от страха. Чужие губы не были пухлыми, не были привычно знакомыми, поэтому Чонгук отпрянул, понимая, что сделал большую ошибку.

Надежда. Глаза мальчика засветились ею, а сам он застенчиво улыбнулся и взял руку Чонгука, чтобы положить на своё плечо. Король сдёрнул с плеча белую рубашку и провёл подушечками пальцев по собственной метке. «Бессилие» раздражало и бесило. Он не знал, почему именно эта эмоция была сейчас сильнее всего, но резко поднялся с кровати и, кинув испепеляющий взгляд на растерянного мальчика, резко развернулся и ушёл. Опять сбежал. Но он не позволит Тэхёну быть причиной своего бессилия.

Ноги сами повели его к покоям Чимина, которые он строго запретил трогать. Солнечная сторона дворца стала приятным дополнением к комнатам. Они были просторны и уютны, вот только Чимином больше здесь не пахло. Чонгук приземлился на пол, упёршись в постель спиной. Он зарылся руками в свои волосы, тяжело дыша. Зачем он поддался притяжению? Зачем позволил себе коснуться его? Он любил Чимина, не хотел, чтобы мальчик надеялся на что-то большее. Он не готов отпустить своего ангела.

***

Тэхён положил ладошку под голову, прикрывая глаза. Его поцеловал король. Оставил лёгкий, невесомый поцелуй на нежных губах. Уста и кожа, которой касались руки Чонгука, горели синим пламенем, не опаляя, а грея мальчишку. Хотелось возвратить те несколько бесценных секунд, запечатлеть их в своей памяти навсегда, и Тэхён закрывал глаза и видел их. Он чувствовал те узы, что связывали короля с Чимином, но и против своей природы пойти не мог, его влекло, манило к Чонгуку. Он не мог дышать, когда тот касался рук или лица.

Тэхёну нравилось валяться в постели, иногда это служило символом того, что всё в порядке, не из-за чего переживать или бояться. Он чувствовал себя в безопасности в постели короля. Единственное, что раздражало: Чонгук сбегал, словно девчонка, хотя по виду и не скажешь, что он трус. Но Тэ решил не принимать это близко к сердцу, он слишком многое пережил для того, чтобы заморачиваться из-за таких мелочей.

Его медовые глаза давно утратили былую наивность, но добросердечность глубоко въелась в юную душу, не позволяла быть неблагодарным Чимину. Он помнил заслугу командующего, знал, что сейчас спокойно дышал только из-за него. Но в то же время назревали негодование и раздражение из-за сложившейся ситуации. Кто захочет быть должным идеальному мертвецу?

Слишком уж безупречен был Пак Чимин, Тэхён не мог порицать его ни за что и ни в какое сравнение с ним не шёл. Тэ чувствовал себя никчёмным и ненужным, недостойным короля. От этого злость закипала в венах, а из-за классового распределения ему суждено лишь быть либо подстилкой Чонгука, либо слугой. Он резко встал, откидывая одеяла. Прошёлся по покоям, оглядывая пышное и богатое убранство.

После того, как человек был в нужде, он прекрасно считает деньги. Тэхён не мог больше позволить себе быть бедным и несчастным мальчишкой, потому что не факт, что найдётся ещё один Чимин, который пригреет и позволит жить в такой роскоши. Тэ быстро оделся, чинно застёгивая все пуговицы и причёсывая пальцами свои чёрные непослушные волосы. Ему нужно стать кем-то для того, чтобы быть достойным короля, чтобы удержаться в замке. Под чуткие взоры стражников он покинул королевские покои и целенаправленно пошёл по коридору, пытаясь не растерять свою уверенность.

Джунхён стоял возле небольшой постели в лекарской, куда Тэхён вошёл, получив разрешение. Они с главным советником о чём-то беседовали, а на кушетке, набитой сеном, лежал человек. Тэ непонимающе на него покосился, подмечая лицо того стражника, что пропал в день смерти Пака. Пока Тэхёна и второго стражника не было, он мог сделать то, из-за чего считался главным подозреваемым. Но почему он так странно и тихо лежал?

– Он мёртв, – будто читая мысли сказал Сокджин. – Это человек, который нёс службу в день смерти Чимина. Одного из стражников ты послал за лекарем, а потом и сам прибежал, – ровный и спокойный голос заставлял Тэ завороженно кивать, подтверждая слова советника. – Пока вас не было, только этот человек мог нанести ранение в сердце. Один вопрос: откуда у него кинжал? – Сокджин задумчиво почесал затылок.

– Я был в покоях Его Величества, но я не брал ничего, – твёрдо ответил Тэхён, понимая, что его только что косвенно обвинили в убийстве.

– Видишь ли, – Сокджин похлопал лекаря по плечу и подошёл к мальчику, – Тэхён, многое вызывает подозрение: может, ты украл кинжал, чтобы отомстить тому, к кому Чонгук испытывает чувства. Мы знаем о твоей метке, а это выступает ещё одной причиной совершить содеянное – убить господина командующего.

– Я не делал этого, – прошептал Тэхён, качая головой.

– Как ты можешь доказать это? – подал голос лекарь, поправляя подол своего камзола.

– Я-я не знаю, – мальчик неловко пожал плечами. Надо же, он только решил, что должен стать достойным человеком для короля, а через несколько минут прилетело обвинение в убийстве.

– Ты ведь понимаешь, что все факты указывают на тебя? – не прекращал давить Джин.

– Я правда не знаю, почему всё так, – Тэ нервно кусал губы и теребил свою цепочку. – Я не брал ничего и не убивал никого.

– Что ещё ты можешь сказать в своё оправдание? – советник скептически поднял бровь.

– Я-я, – Тэ поник, не понимая, почему с ним так строги, почему он опять чувствует себя никем, так лишь – мелким слугой, которого и обвинить во всех смертных грехах не жалко.

– Ладно, – вдруг резво сказал Сокджин, – из-за записки мы можем предположить, что этот мужчина был шпионом Чон Хосока…

– Простите, – Тэхён нахмурился, – из-за какой записки?

– Сказанное в этой комнате не должно выйти за её предел, – предупредил советник. – В записке шла речь о том, что ты будешь следующим, это была прямая угроза, – так же бесстрастно продолжал Сокджин, наблюдая за реакцией мальчишки.

– Я-я? – переспросил Тэхён.

– Это является доказательством того, что ты невиновен. Этого мужчину, – он указал на покойного стражника закололи так же, как он, предположительно, убил господина Чимина. Или же он стал невольным свидетелем убийства, поэтому от него избавились.

– Может, сам Чон решил избавиться от своего человека? – спросил лекарь.

– Не знаю, но нам предстоит разобраться в этом.

***

Времени на распутывание этого клубка тонких нитей не было, так как с первыми осенними днями войско королевства Чон выдвинулось в сторону Юга. Чонгук собрал Большой совет, что созывался только в самые отчаянные времена, и принял единогласное решение выстроить защиту пред столицей, не дать Хосоку возможности подойти к мурованным стенам. В то же время проводились зачистки среди слуг, все были предельно осторожны, а любое подозрение в шпионаже притягивало обвиняемого на суд, после которого в живых оставались единицы.

Чонгук спал на удивление крепко, а тельце, лежавшее рядом, стало отличным отвлечением. Король приходил, когда мальчик уже спал, а уходил, когда тот ещё не встал. Старался не касаться его, но он сам тянулся, словно мотылёк к пламени огня, заставляя гореть вместе. Чонгук ненавидел себя за это. Он до боли стискивал зубы и сжимал кулаки, подавляя желание обнять мальчика и оттолкнуть его. Если ему суждено быть несчастным без своего ангела, так пускай хотя бы Тэхён будет счастлив. Он, наверно, заслужил. Поэтому Чонгук и обнимал. Ну или врал себе, что это единственная причина.

Тэхён продолжал учиться лекарскому ремеслу, несколько раз просился отбыть вместе с армией, чтобы не терять короля из виду, но хмурый советник Сокджин всегда только молча качал головой и заставлял его чувствовать себя маленькой, заносчивой собачонкой. Тэхён, опираясь на свои юные годы и богатый опыт, перед отъездом короля твердил, что выберется из столицы и будет и так лечить раненых на поле боя. Но его оставили за семью замками, не позволяя даже сунуться куда-то.

В день, когда король покинул стены столицы, Тэхён оставил на его щеке лёгкий поцелуй и пообещал, что будет слушаться Главного советника. Чонгук на это лишь едва заметно снисходительно улыбнулся и нахмурился. Тэхёну было сложно смотреть на то, как гнедой жеребец скакал через главные врата, а люди благословляли короля, молились, чтобы он возвратился с победой. У мальчишки всё валилось из рук, он путал травы и лекарства, неправильно застёгивал пуговицы и ковырялся в еде. Тэхён чувствовал себя никак.

Он пытался самостоятельно разобраться, почему стражник, которого подозревали в убийстве Чимина, оказался жертвой. Не мог позволить Джину нападать на него и обвинять в том, чего он не делал. Но на ум шёл лишь король и его длинные, изящные пальцы, что так идеально касались его голых плеч, повторяли буквы метки. Тэхён скучал.

***

Военный лагерь опирался на несколько контрольных точек, главный шатёр находился в самом центре, а командиры слушали стратегию короля и уже глазами откраивали куски земель, которые они отвоюют у Чона. Большая карта, подобная той, что висела в покоях Намджуна, стала центром всех решений и переговоров. Местные лорды поставляли своих экипированных воинов, а отец Инсан самолично предоставил королю запасы оружия и припасов. Гарнизон ожидал дальнейших действий.

Когда подразделения расформировались по всей линии северного фронта, стали приходить первые послания от сельских старост, в которых описывались зверства, что творила армия головорезов Чона на своём пути к столице Ким. Но идти вперёд и растрачивать силы и финансы не было смысла. Тогда выиграть было бы невозможно. И Чонгук держался, он не отклонялся от намеченного пути, не пренебрегал выбранной стратегией.

Когда посланец Чон Хосока прибыл в лагерь, чтобы традиционно предложить сдаться, Чонгук, под возгласы своих солдат, отрубил ему в голову, сам не замечая того, как в тот момент был похож на Хосока. Помнится, когда-то тот заставил отрубить голову повару, так что опыт помог не мешкать. Ночью он чувствовал горячие слёзы на своих щеках. Он писал письма в никуда, рассказывая о том, что теперь нечего терять. В любом случае, его ждут в аду.

Чонгук не мог спать в шатре: он видел пред собой Чимина, поэтому сбегал на улицу и лежал на прохладной земле, смотрел на звёзды и проводил пальцами по рукоятке подаренного Паком меча. Он везде: на тренировочных боях его доспехи отражают солнце и слепят короля, за ужином он отражается в вине, а ночью греет постель своим эфемерным теплом.

Чонгук глядел на разожженный огонь, и даже там языки пламени ласкали тело ангела, но он был там не один. Рядом с ангелом был дьяволёнок, сверкал своими медовыми глазами и обещал, что будет послушным. Он протянул руку к огню, но лишь обжёг пальцы. Маленький чертёнок был так близок, ближе чем ангел, а коснуться хотелось обоих. Тэхён мерещился тьмой, в то время как Чимин казался райским светом, что освещал дорогу в то место, где он сидел и ждал.

Одной из холодных осенних ночей Чонгуку приснилось слияние тьмы и света. Тьма поглотила всё на своём пути.

А на следующее утро горны возвестили о том, что могучая армия Чон Хосока подошла к позициям Ким Чонгука.

========== War Of Hearts ==========

Come to me in the night hours.

Мин Юнги ухмылялся, перечитывая письмо. Он сидел на троне, наблюдая за тем, как последние отблески солнца освещали позолоченные рукоятки трона, проводил по ним пальцами, подмечая, что безвкусица всегда преследует королей. Побольше золота и драгоценных камней, поменьше здравого смысла и внимания к государственным делам. Юнги это надоело, и по возвращении из столицы он не только казнил свою мать, но и снёс головы половине своих (хосоковых) советников, объясняя королю это в письме тем, что они оспаривали его приказы. Чон отписал, что Юнги вольно делать что угодно. Мин не дурак, он запомнил это.

Новые советники были исключительно людьми старого короля, отца Юнги, что не продались Хосоку и утратили половины своих богатств, а Юнги, кичась своей властью и пытаясь подмять их под себя, позволил им больше, чем мог. Но столица ничего не предпринимала в ответ на такие вольности, а главный советник услужливо молчал после угрозы, что Юнги избавится и от него. В один из вечеров люди Мина перехватили старика советника, что голубями посылал отчёты о действиях наместника прямо королю. С того часа только Юнги контролировал, что писалось в этих письмах, а власть постепенно оказалась в его изящных ручках.

Ухмылка не сходила с его губ, а людей Чона становилось всё меньше: то в переулке зарежут, то в тёмном коридоре задушат. И Хосок наверняка бы всё понял, но Юнги ставил на то, что король был занят подготовкой к войне, а потому творил всё, что ему хотелось.

– Господин, – в зал вошёл один из соратников Мина, представитель местной элиты, молодой Рион, которому Юнги обещал место главного советника взамен на поддержку его семьи – самой знатной и богатой в округе.

– Чего пришёл? – спросил наместник, закидывая ногу на ногу.

– Последние приготовления завершены, мой господин, – парень смахнул свои светло-русые волосы со лба, взгляд Юнги задержался на его статной, красивой, но слишком девичьей фигуре.

– Сюда иди, – прохрипел наместник.

– Господин Юнги, – сладко пропел Рион, подходя ближе. Он положил свои руки на плечи Мина и принялся их массировать, от чего тот прикрыл глаза, наслаждаясь проворными пальчиками, – я спрошу в последний раз: вы так уверенны в этом? Не думаете, что это проверка? Может, стоит повременить? – выпалил юноша, чувствуя, как пальцы Юнги сжались на его талии.

Наместник не ответил, он больно заткнул парня поцелуем, впиваясь губами в чужие, оставляя мелкие ранки своими зубами, притягивая его на свои колени. Он покусывал и сминал чужие губы, пытаясь сделать как можно больнее. Ах, да, бонусом к месту главного советника являлась постель самого наместника, куда Рион хотел попасть даже больше, чем получить собственное кольцо-печать главного советника. Обоих такой исход событий устраивал, а Юнги нравились эти ровные русые пряди, что (не)позволяли забыть о чужих чёрных волосах, а светлые глаза и добрая усмешка (не)стирали из памяти чужой оскал, любимые ямочки и жгучие, чёрные глаза. Он пытался. Пытался забыть того, чья метка горела на запястье, а губы до сих пор чувствовали поцелуи своего повелителя. Юнги думал о сердцеобразной форме уст короля во время того, как касался пухлых губ Риона. Он всегда прикрывал глаза, пытаясь сконцентрироваться на своих мыслях, учуять запах Хосока, запутаться пальцами в его непослушных, волнистых волосах. Но взамен – чужие стоны, нежные прикосновения чужих рук.

– Юнги, – простонал Рион в губы наместника, и тот сжал зубы. Ему нужен низкий стон, а не это высокое вытьё.

– Прошу, молчи, – прохрипел Мин.

Юноша покорно кивнул и прильнул ещё ближе. Юнги вдруг встал, неуклюже пытаясь удержать свою ношу, упрямо пошагал к выходу, но вдруг передумал: почему бы и не здесь? Он резко поставил Риона на ноги и надавил на плечи, побуждая опуститься на колени. Он помнил, насколько было хорошо, когда Хосок облизывал его всего, доставляя неземное удовольствие. Эти мысли заставляли сердце биться быстрее, а возбуждение накатывать аж до тошноты. Юнги быстро сдёрнул с себя штаны и ухватился за светлые волосы, тут же толкаясь в чужой рот. Он чувствовал, как чужие пухлые губы плотно обхватили его, а нежный и резвый язык прошёлся по всей длине члена, заставляя громко застонать, не обращая на стоящих около дверей стражников никакого внимания. Он бы их выгнал, но ему было слишком наплевать, да и о таком молчат: наказание – отрезанный язык. Это в лучшем случае.

Пошлые причмокивания и гортанные стоны Риона раздражали Юнги, он пытался абстрагироваться, стал жёстче долбиться, заставляя его задыхаться и хвататься за чужие бёдра, пытаясь остановить всю вакханалию, но Мину опять-таки было плевать, он отстранялся только когда Риону было уж совсем плохо, давал передохнуть секунду, радовался, что у него нет ярко выраженного рвотного рефлекса и продолжал. Но это не то. Не тот человек. И так каждый раз.

Юнги оттолкнул парня и двумя резкими движениями заставил его лечь на живот, выпячивая задницу. Риону нравилось грубое отвращение, но он никогда бы не сознался что терпит это только из-за Юнги, в которого был влюблён ещё с самого детства, наблюдая за тем, как принц был очарован дочкой прачки. Ещё с тех давних времён, когда королевство Мин было в самом цвету, Рион любил его. Поэтому, когда наместник предложил место советника, юноша попросил эти отношения, подчёркивая, что без них не будет поддержки его семьи. Он прекрасно понимал сложившуюся ситуацию, видел метку Юнги и его отстранённость, но предпочитал думать, что так лучше, чем вожделеть его на расстоянии.

Мин же жёстко раскатывал его по полу, чувствуя, что этого недостаточно, что ему нужны руки Хосока на своей шее, колючие поцелуи-укусы на ключицах и по всему позвоночнику. Но оставалось довольствоваться малым: драть чужое тело на холодном полу. Юнги стискивал зубы и больно вбивался, не переживая об удовольствии своего партнёра, поэтому, когда тот жалостливо всхлипнул, только приказал заткнуться.

– Не смей открывать рот! – зарычал Юнги, сжимая чужую талию, оставляя на ней множество синяков и свои следы.

Несколько движений и лицо собственного тирана, отпечатанное под закрытыми веками, заставили его излиться на чужую поясницу. Мин поднялся и отряхнулся, параллельно застёгивая свою одежду.

– Собирайся, – холодно бросил наместник, – ты теперь со мной. Можешь сообщить своей семье. Ты должен пройти испытание перед тем, как я назначу тебя советником, дорогуша.

***

«Ким Чонгук родился на рассвете одного из ледяных февральских дней. В то утро ударили страшные холода, а повитуха всё приговаривала, что принц будет лютым, как сама зима, с вечной ледяной корочкой вокруг сердца и холодными руками. Королева только тяжело сглатывала, держа небольшой комочек на руках, и молила, чтобы слова так и остались словами, а у крохотного мальчишки было доброе сердце.»

Командиры ветвей армии королевства Ким смотрели на волевой профиль своего главнокомандующего, Его Величества Ким Чонгука. Он сидел на полностью обмундированном коне, величественная чёрная грива которого была заплетена, а косы сходились под поводьями, пристёгнутыми концами к кольцам удил. Тяжёлые латы опускались по бокам животного, прямо по расшитому золотыми нитями вальтрапу, а покрытие для головы было усыпано драгоценными камнями. Шлем короля был не менее красивым: позолота отблёскивала в свете утреннего солнца, а рубины и сапфиры переливались всеми возможными оттенками своих цветов. Своеобразная корона, сооружённая на шлеме, стала венцом творения кузнеца. Нефритовое кольцо, подаренное Намджуном, было скрыто под тяжёлыми перчатками, а плотная кольчуга просвечивалась в промежутках между латами, открывая взору мириады тонких переплетённых металлических стежков, призванных защищать тело от вражеских мечей и стрел. Глаза короля были подведены, а чёрный цвет подчёркивал серьёзность и уверенность их хозяина в своих действиях.

Пехота была выстроена в первых рядах войска, а заточенные стрелы ожидали своего часа. Первоклассные лучники стрелковой пехоты должны были начать наступление, а следом отступить вглубь, поднимаясь на природные возвышенности и накрывая навесом своих стрел задние ряды противников. Следом за ними стояла тяжёлая пехота, призванная закрыть собой лучников при отступлении и пробить бреши в обороне врага. На второй линии стояла средняя пехота, численность которой была наибольшей, она была выстроена в целях обороны. Острые копья легко ранили лошадей, а строй было сложно нарушить. Тяжёлая кавалерия знатных рыцарей была расставлена во флангах, чтобы пресечь любое окружение чужой армией, а также служила для нападения, но, поскольку амуниция была довольно тяжёлой, Чонгук распорядился оставить рыцарей на «десерт», чтобы конница прошлась по полю боя, пресекая любые попытки Хосока повернуть фортуну в свою сторону. Лёгкая кавалерия была поставлена в резерв, в ряды обороны короля. Чонгуку не нравилось бездействие, но он понимал, что охота на его жизнь не даст ему спокойно и ступить на поле боя, когда вражеские лучники натянут тетивы, а чужая пехота набросится с острыми двуручными эстоками.

Ким Чонгук окинул взглядом построенных в ровные квадраты воинов и поскакал на своём коне вперёд, чтобы поднять боевой дух своих подданных. Когда он оказался пред первыми рядами, на горизонте уже виднелись шеренги чужаков, что ожидали приказа Чон Хосока, а с их зубов капала кровь – они наверняка предвкушали, как будут лишать противников жизней. Чонгук гордо поднял голову, пустил коня тихим шагом вдоль первой линии и поднял руку, приказывая молчать.

– Сегодня мы должны защитить свои земли, – громко начал он. – Вражеская армия рушит и сжигает наши деревни, насилует и убивает наших женщин, забирает наших детей в рабство и унижает наше достоинство. Чон Хосок привёл своих демонов на наши земли. Он посмел, – громко крикнул Чонгук, – бросить вызов честному народу королевства Ким, и мы должны дать ему отпор, защитить свою родину и пресечь его поползновения в сторону трона нашего государства. Мы должны защитить нашу столицу, наше королевство и свои семьи!

Повсюду слышались одобрительные возгласы.

– Сегодня мы выгоним Дьявола с наших земель!

Волна криков прошлась по шеренгам, Чонгук видел задор в глазах своих людей, видел, что они были готовы умереть за идею, за то, чтобы защитить своё королевство.

Он заприметил три движущиеся в его сторону фигуры. Армия Чона стояла спокойно, а сам Хосок скакал к центру поля боя, видимо, для традиционных переговоров, которые часто позволяли правителям найти компромисс и не начинать битву. Чонгук был уверен, что без кровопролития сегодня не обойдётся, но побрезговать традицией не мог. Он кивнул двум своим приближённым рыцарям и пустил коня галопом к тому месту, где его ждал Хосок. Гнедой конь скакал изо всех сил, остальные не поспевали за ним. Своеобразный треугольник прибыл к Чону, и король Ким остановился, натянув поводья. Он видел тёмные, словно ночь, глаза Хосока, чувствовал опасность, которую излучал вражеский король. Тот смотрел, не моргая, его губы расплывались в гадкой ухмылке, и Чонгук тихо фыркнул, понимая, что перед ним настоящий демон.

– Ким Чонгук, – начал Хосок, – сдай позиции, и я пообещаю, что ты не сдохнешь в первые полчаса. Если сумеешь сбежать – беги, но мы оба знаем, что тебе эту войну не выиграть. Не обрекай своих воинов на верную смерть, – его громкий голос бил по ушным перепонкам, Чонгук сдерживался, чтобы не поморщиться и прекратить этот фарс. – Сдайся, малыш, ты не сможешь тягаться со мной.

Ким ухмыльнулся под стать Хосоку.

– Ты готов отказаться от такого боя? Боишься? – он склонил голову на бок.

– Не хочу убивать своих будущих подданных, я слышал, что твои люди верны, поэтому они пригодятся мне. А ты сейчас делаешь из них пушечное мясо, – глаза Чона потемнели ещё больше, а грозовая туча нависла над всем войском Кима, предупреждая, что пойти против Хосока – глупая идея.

– Тебе своих покорных псов не хватает? – не удержался и фыркнул Чонгук.

Чон тут же развернул своего коня, и, бросив испепеляющий взгляд, ускакал в обратную сторону. Его рыцари последовали за ним, а Чонгук тихо цокнул. Он не сдал бы позиции в любом случае, но терять своих людей действительно не хотелось.

Когда Чонгук вновь прискакал к первым линиям своих шеренг, он взглянул на лица, полные жажды крови, желания защитить свою родину, разорвать демонов Чона на куски.

– Когда последний пёс Чон Хосока ляжет от меча нашего королевства, только тогда мы сможем сказать, что защитили! Даже когда голова Чона будет снесена с плеч, даже тогда все его зверства не окупятся, но он не будет больше грозой всего континента.

Чонгук поднял свой меч и заметил, как враг стал приближаться.

– Ваше Величество, – позвал один из рыцарей.

Ким поспешил ускакать, а командующие подразделениями стрелковой пехоты приказали натянуть тетиву. Чонгуку было сложно оставлять своих людей, в своей броне он был практически неуязвим, но рисковать нельзя было. Он поспешил в укрытие.

Когда первые вражеские стрелы нависли над войском, командующие отдали приказы защищаться, щиты, выстроенные над головами, должны были отбить атаку, а собственные лучники – продолжать разить цели противника. Люди то и дело падали, стрелы сражали первые ряды. Когда вражеские линии приблизились ещё ближе, тяжёлая пехота вышла на первый план, а лучники поспешили отступить, чтобы продолжить своё дело на возвышенностях. Земля загремела, когда тяжёлые мечи скрестились, а лязг металла пронёсся волной.

– Защищать фланги! – раздался приказ одного из командующих ветвями.

Видимо, стратегией Чона было окружение вражеской армии, создание эдакого котлована. Чонгук понял, что не прогадал, когда поставил тяжёлую конницу на фланги.

Когда средняя пехота вступила в бой, копья подкосили волну рыцарей Чона. Но длилось это недолго, а рыцари ловко и легко сносили головы пеших воинов. Чонгук видел, как сильно он проигрывал в численности, но надеялся на осуществление того, что он задумал. Когда чужая тяжёлая кавалерия подошла к флангам, доморощенные, толстые рыцари Кима не ожидали такого напора, а потому конница стала отступать, проходясь по своим же людям. Командиры приказывали не снимать оборону, но, кажется, знать беспокоилась о своих жизнях больше. Чонгук тут же вывел из резерва лёгкую конницу. Когда доложили, что средняя пехота окружена, а фланги потерпели крах, Чонгук лишь тихо молвил: – Как же жаль, что тебя нет рядом со мной, Чимин.

Ситуация накалялась, а командиры раздавали приказы, следуя стратегии, но поражение было неизбежно. Число противников, их подготовка были безупречными, и только теперь Чонгук понял, почему оборонный замок пал, а Чимин не смог защитить его. Всё-таки, Пак был прав: ангелы не настигнут демонов. Чонгук ясно видел, как его людей убивали, лучники пытались спасти ситуацию, но в спешке и напряжении попадали даже по своим.

– Глупый мальчишка, нужно было сдаться, – скажут люди.

– Король не смог защитить, – будут голосить подданные.

Чонгук зарычал, но напряг зрение, не понимая, то ли он сошёл с ума, то ли на горизонте появились проблески металла. Подмога пришла от того, от кого её было почти невозможно ждать. Он всё-таки подоспел, не соврал, прибыл. Как и написал в письме.