Текст книги "Red is my favourite colour (СИ)"

Автор книги: bzlkt

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

– А я всё ждал, когда же ты продемонстрируешь свои «уникальные» способности. – Он согнул пальцы обеих рук в воздухе, показывая кавычки, а в его глазах проскользнула такая въедливая зависть, что я вмиг всё понял. Незаметно нащупал палочку в кармане, аккуратно потянул её и вложил в руку.

– Ты так расстроен, потому что сам ими обделён? – Амелия словно прочитала мои мысли. Сначала я удовлетворённо хмыкнул, но сразу забеспокоился: может, не стоит его дразнить?

Уильям одобрительно опустил уголки губ и выгнул брови:

– Может, ты и не настолько пустоголова, как твоя мать. Она всё грезила о большой и чистой любви, домике у моря, детишках и прочей лабуде. – Он досадливо плюнул в сторону залива. – Как?! Как можно, имея такой редкий дар, пустить его на самотёк? – Уильям, казалось, разговаривал с самим собой. Его монолог становился всё более эмоциональным: так вскрывают давно образовавшийся нарыв, и весь гной, накопившийся за столько времени, льётся из раны, даруя облегчение больному.

– «На самотёк»? Что это значит? – Амелия, забывшись, подалась вперёд, но я преградил ей путь – не стоит соваться к этому безумцу в минуты его откровений.

Декабрь 1873г.

– Уильям! Уильям! – Сара, на ходу поправляя вечно сползающие очки, резво сбегала по главной лестнице Хогвартса и размахивала каким-то пергаментом. Её чёрно-жёлтый галстук нелепо болтался на шее – она никогда не отличалась аккуратностью.

– Что случилось? – скучающе спросил я, без интереса глянув в её сторону. Мне до жути хотелось пробраться сегодня в Запретную секцию, пока библиотекарша чаёвничает с подругами. А тут эта Мэллори…

– Представляешь, мне предложили стать Хранителем! Профессор Кларк сказал, что…

– Хранителем? Надеюсь, ты отказалась? – я откинулся локтями на перила и смерил её презрительным взглядом.

– Почему? – она осеклась и потупила взор. – Во мне разглядели того, на кого можно положиться! – с бóльшим энтузиазмом выпалила Сара и крепче прижала к себе многочисленные учебники.

– Ну ты и дура! – я толкнул её плечо своим и устремился вниз, пока в библиотеку не набежали тупые заучки, проводящие там львиную долю своего свободного времени.

***

– Она всегда всё терпела, – желчно выдал Уильям. – Никогда не жаловалась, не давала отпор, смиренно глотала все оскорбления, чем бесила ещё больше.

– Какой же ты урод, – сквозь зубы процедила я.

Образ матери в моей голове рушился стремительно и очень болезненно: я всегда представляла её стервозной звездой школы, чья нежелательная беременность испортила бы её карьеру и личную жизнь. А тут…

Стало нестерпимо жаль её. Захотелось обнять, прижать к себе и попросить прощения. За все те гнусные мысли, когда я считала, что она бросила меня по своей воле. Сейчас же пазл складывался, и проявляющаяся картина не сулила ничего подобного.

– Ха! «Урод». Я и не такое слышал в свой адрес, так что придумай что пооригинальнее. – Уильям немного помолчал, а затем продолжил. – Как снег на голову свалилась новость о том, что Сара беременна. Она и до этого не так много времени уделяла тренировкам с древней магией, а тут и вовсе перестала появляться в Выручай-комнате. Бродила по лавкам и выбирала тупые чепчики да пелёнки. И всё из-за тебя!

Было ясно, что эти воспоминания бередят его душу, илом с речного дна поднимают злость и негодование. То же самое творилось и со мной.

– Из-за меня?! Я что, просила себя рожать? Ты в своём уме?

Он будто не слышал меня, а лишь безостановочно причитал:

– Кто только вдалбливает всю эту чушь в ваши тупые головы?! Про семью, преданность, верность – всё это полный бред! Эти рабские традиции надо искоренять, уничтожать!

Уничтожать?..

– Так бедные волки пострадали из-за своей врождённой преданности? – догадалась я.

– Ненавижу преданность. Она сковывает, лишает свободы. Ненавижу, что после стольких попыток стать анимагом в конце концов превращаюсь в это.

– Думаешь, все твои несчастья из-за анимагической формы? – съязвила я, вконец потеряв остатки терпения. Отмахнулась, как от назойливой мухи. – Что случилось с матерью?

Гробовое молчание длилось от силы полторы минуты, но мне они показались вечностью.

Высокий пушистый тростник, растущий прямо около воды, приветливо шуршал и даже успокаивал. Гребешки волн, появляющиеся от студёного ветра, гипнотизировали, и казалось, что где-то там весело плещется рыба, кипит жизнь. На иссиня-чёрном небе загадочно укутался туманной вуалью месяц. Он немым свидетелем наблюдал за развернувшейся на земле очередной семейной драмой.

До чёртиков хотелось плюнуть на всё и спрятаться. Раствориться, слиться с сумраком леса, притвориться хоть мхом, хоть пнём – лишь бы все от меня отстали.

Август 1874г.

– Сходи к повитухе или к кому вы там ходите, пусть избавится от этого!

– Уильям! Что ты такое говоришь?

Сара, как половая тряпка, ползала на коленях, умоляя меня оставить ребёнка. Я злился на неё за то, что плюёт на свой дар, ставит ещё не родившегося младенца превыше всего, забывает обо мне.

– Срок уже большой, повитуха ничего не сделает! Я не позволю! – её лицо исказилось гримасой страха, и мне на секунду стало её жаль. Я подумал: «Может, ребёнку передастся её дар, и я смогу вырастить из него нечто большее?»

В голову закралась мысль, что Сара нарочно тянула до последнего, чтобы стало невозможным избавиться от плода – но всё это стало неважным, когда родилась дочь, и мы поняли, что она унаследовала способности своей матери.

– Моему счастью не было предела! Днями и ночами я грезил о том, что наступит день, когда ты вырастешь, и я сделаю из тебя настоящую волшебницу. Настоящего бойца. Ты будешь лучше меня, лучше своей матери, лучше всех этих добреньких стариков, учащих нас, как жить. Но тут вмешалась его тётка. – Уильям неожиданно указал пальцем на стоящего вдалеке Гаррета. Тот встрепенулся и заметно напрягся. – Она никогда меня не любила. Эти Уизли, они вечно лезут не в своё дело. Тогда она только-только заняла пост заместителя директора, и её амбиции взлетали выше, чем гиппогриф.

– Матильда?.. – я опешила, и весь мой вроде бы собравшийся воедино пазл снова рассыпался. – При чём тут Уизли?

– А вот ты у неё и спроси, какого чёрта она сунула свой нос в наши с Сарой семейные дела?!

Гаррет на негнущихся ногах медленно придвигался к нам, а я в свою очередь отступала к нему – дело приобретало странную и подозрительную завязку. Я чувствовала, что Гаррету надо уходить отсюда. И поскорее.

– Что она сделала? – вмешался Себастьян.

Нам всем хотелось поскорее добраться до сути.

Апрель 1875г.

– Ей всего лишь месяц! Как вы можете разлучить мать и её дитя? – вопрошала Сара, как всегда наматывая на кулак сопли. Матильда сочувствующе стиснула её ладонь и жалобно поджала губы.

– Пойми, Сара, твой муж… он монстр, – еле слышным шёпотом, будто я не мог услышать его, стоя за приоткрытой дверью.

– Кто ты такая, чтобы тут распоряжаться? – я ворвался в комнату, и лицо Матильды скривило злостью и ненавистью.

– Я уже всё сказала Саре. – Она встала из-за стола, важно поправляя ворот пальто. – Если не хочешь, чтобы я доложила в Министерство о твоей незаконной анимагической форме, сделайте так, как я велю. Я в свою очередь обещаю позаботиться о вашей девочке.

– Она ушла, а я всю ночь убеждал жену уехать. Спрятаться, да хоть бы отправиться в Россию – нас бы здесь никто не стал искать!

Я горько усмехнулась – мы так же думали, и вот, что в итоге получилось…

Уильям запальчиво продолжал:

– Но эта дура пошла всё-таки на следующий день к Матильде, и та уговорила её сдать тебя в маггловский интернат, да так, чтобы я об этом не узнал! Твоя мать предала меня! Предала мою мечту!

Его глаза становились безумнее с каждым словом. Они сумасшедше сверкали в лунном свете, и по моей спине полз холод. Этот человек – мой… отец?

Я всегда представляла его себе добрым, смешным, весёлым.

Кое-где седым, с морщинками на лбу, со смешными усами и трубкой в зубах…

Чёрт, я всё это время считала отцом совершенно чужого мне человека, тогда как родной оказался настоящим подонком.

– Ты сам себя предал, Уильям, – холодно произнесла я. – И не только себя. Жаль, что за столько лет ты так и не сделал правильных выводов.

Май 1876 г.

– Прошу тебя, Сара, скажи, куда она отнесла Амелию?! Я не могу без неё, я тоскую!

– Уильям, ты тоскуешь не по ней, а по её способностям. Я тебе теперь не нужна без них, верно? – огромные глаза Сары налились слезами, и мне в очередной раз стало противно от этого зрелища. Только и умеет, что давить на жалость!

– Ты могла бы стать могущественной волшебницей, мы могли бы подчинить себе весь мир, а ты!.. – от досады я стукнул кулаком по столу, что вся глиняная посуда подпрыгнула и глухо опустилась обратно. Сара вздрогнула, и шаль с её худых плеч упала на пол.

– Я оставила своего ребёнка… единственного ребёнка ради тебя… чтобы ты не наделал глупостей, Уильям. Я совершила такую ошибку…

Она повторяла эти слова семь долгих лет, пока окончательно не сошла с ума. Она истерзала и истощила себя до смерти, сама. Так и не дождалась, когда дочери исполнилось одиннадцать.

После смерти жены я наведался к Матильде, разъярённый и опустошённый одиночеством. Умолял её сказать, куда она упекла мою родную дочь, но она молчала. Тогда я пообещал, что отомщу, если она всё же возьмёт Амелию в Хогвартс. Матильда дала слово, что не заберёт девочку в школу.

– …Но два года назад я прочитал в «Ежедневном пророке» имя, от которого моё сердце едва не остановилось. «Амелия Мэллори. Новый герой Хогвартса, победившая Ранрока и Виктора Руквуда». Что это значит?!

– Это значит, Уильям, что я рисковала жизнью ради других. Ради своих друзей и близких, чего ты не умеешь и никогда не поймёшь! – выпалила я, сгорая от переполняющих меня эмоций. Стоило только вспомнить тот вездесущий огонь, пылающий из пасти дракона, и я начинала задыхаться. Горло спекало гарью, а стук моего сердца слабел с каждой секундой. Я столько раз прощалась с жизнью в бою, а теперь готова была добровольно с ней расстаться, лишь бы не выслушивать всю ту грязь, которая потоком лилась изо рта этого никчёмного человека.

– Зря я надеялся, что смогу вырастить из тебя что-то стоящее. – Он устало потряс головой. – Матильда, эта рыжая сука забрала у меня последнюю надежду и здóрово промыла тебе мозги.

– Поосторожнее с языком! – Гаррет пылал от ярости. Костяшки его пальцев, крепко сжимающие палочку, побелели. Его изумрудные глаза наполнились пугающей чернотой, и я запаниковала.

– Как поживает твоя мамаша, Уизли? – оскалился Уильям и встал в стойку, достав свою палочку. Я пригляделась: не видела такую форму в лавке Олливандера. Неужели у него и палочка из-под полы?..

– Это ты с ней сделал? – на лице Гаррета читался ужас, смешанный с отчаянием и невыносимой болью. Я сама была готова тотчас изничтожить стоящего передо мной монстра, который в трезвом уме и твёрдой памяти причинил зло ни в чём не повинному человеку.

– До его тётки не так-то просто добраться, – хохотнул Уильям. – Твоё кольцо слабо действовало на территории Хогвартса и окрестностей. – Он кивнул на мою руку, и её будто обожгло.

– Кольцо? Мамино кольцо с чёрной шпинелью?

– Оно самое. Твоя мать оставила свою фамильную драгоценность ничего не смыслящему ребёнку, и нам почти не на что было жить!

– Миссис Моррис сказала, что это оберег, – пробормотала я себе под нос, потирая след от кольца на пальце.

– Ах, миссис Моррис! Та маггловская «ведьма»? – прищурился Уильям и жутко улыбнулся.

– Ты знаешь её! – вскинулась я. – Откуда? Что ты с ней сделал?!

– Я ничего с ней не сделал. И не собираюсь. Пока. Но обязательно сделал бы, если бы они с мужем всё же забрали тебя в семьдесят девятом.

Я обомлела и выпучила на него глаза. Уильям передразнил моё выражение лица и, пнув мелкий камешек, взъерошил волосы. Моё сердце чуть не покатилось галлеоном ему под ноги, когда я поняла, как сильно он напоминает мне Себастьяна.

– Эта старуха едва успела обосноваться под Раем, сбежав с мужем из Салема, как присмотрела себе дочурку из ближайшего интерната. Всё это я узнал далеко после того, как эта рыжая ведьма, – он зыркнул в сторону Гаррета, – забрала тебя в Хогвартс.

– Я этого совсем не помню. – Мои губы еле шевелились, окончательно онемев от холода и шока. – Почему же они так и не забрали меня?

– Этого я не знаю. Может, почуяла чего, или ты настолько негодна, что даже бездетные…

– Заткнись, – отчеканил Себастьян так, что я сама вкопалась в землю и боялась шелохнуться. На удивление Уильям тоже осёкся и нервно прочистил горло.

– В общем, эта недоведьма тоже, видимо, что-то сделала с кольцом, потому что два года назад, осенью, я почувствовал… – он нахмурился и вознёс свинцовый взгляд к небу. – Я стал чувствовать тебя.

По телу в очередной раз пробежал мороз. Как же жутко это звучало из уст такого страшного и беспринципного человека.

– Но грёбанный ворон твоей дорогой старухи вечно мешал мне достать тебя, пока я не заманил вас в ловушку с помощью «несчастных животных». – Он вновь состроил жалостливую мину, издевательски хохоча и глядя на наши полные непонимания лица. Под толстым слоем спеси мне всё же удалось разглядеть искорки страха в его трусливых глазах.

– Это всё какая-то хрень! – вскрикнул Себастьян, всплеснув руками. – Амелия, ты всерьёз веришь ему?

И тут я кое-что осознала. Да так, что ноги мои подкосились, и я упала коленями во влажный и противный песок.

Я – Амелия Мэллори. С самого рождения нежеланная, ненавистная, нелюбимая, негодная. Не наделена, а обременена выдающимися способностями. Зачем они мне, если в этом мире некому мной гордиться? Родной отец завидует, а мать страшилась.

Обречённая на вечные страдания и скитания среди всех этих чужих мне людей.

Отец чертовски сильно похож на Себастьяна. Их образ мыслей совпадает, и теперь это не кажется мне случайностью. Всё закономерно, и этот порочный круг мне не разорвать. Именно поэтому с Гарретом у нас бы не сложилось ни-ког-да. От своей покойной матери я унаследовала не только древнюю магию, но и всеобъемлющую жертвенность и виновность.

Виновата-виновата-виновата

– Амелия, посмотри на меня! – Себастьян опустился напротив, обхватил обеими руками мои пылающие, орошённые слезами щёки. – Ты ни в чём не виновата, любовь моя.

Сердце подскочило высоко-высоко, а потом со шлепком рухнуло вниз. Дыхание перехватило, и дикий, душераздирающий крик вырвался из моей груди. Вопль отчаяния и обречённости.

– Ой, хватит разводить тут сопли! – скривился Уильям, словно съел ведро бубонтюберов.

– Зачем ты явился? Я выросла и больше не смогу выступать в роли твоей марионетки, как мама! – я с помощью Себастьяна встала с земли и, покачнувшись, отёрла сопливый нос испачканной в песке рукой.

– Сдалась ты мне! – отмахнулся Уильям. – Я намерен мстить. Мстить за свою испорченную вдрызг жизнь! За несбывшиеся мечты и надежды! Мстить им. – Он направил конец палочки на Гаррета, и тот неестественно откинул голову назад, а кадык его задёргался, точно в страшной агонии.

По его пульсирующей шее ползла струйка серого дыма, то сжимаясь кольцом, то разжимаясь.

– Экспеллиармус! – моя палочка выпустила заклинание, которое… совершенно не сработало, отскочив от невидимого ограждения вокруг Уильяма. Я недоумевающе уставилась на свою руку, а затем, заслышав сиплый хрип Гаррета, направила на Уильяма две пылающие ладони.

Волки. Целая стая волков стремительно неслась со стороны леса, умалишённо разинув пасти, с которых капала противная вязкая слюна.

Себастьян, испугавшись, нацелил на них палочку, но я жестом остановила его. Эти волки – не враги нам, они появились, потому что являются главным страхом Уильяма. Какая нелепость.

Один из них, ловко проскочив невидимый барьер, крепко вцепился в бедро Уильяма, на пару секунд дав нам шанс спасти Гаррета. Я кинулась к нему со всех ног. Оставались считанные дюймы, когда мою руку обожгло чем-то едким – кожа в мгновение ока покрылась волдырями и кое-где обуглилась. Плюётся ядом. Натуральный мерзкий змей.

Заныл шрам на шее, и я непроизвольно хохотнула – Круцио был куда больнее.

***

Пока Амелия замешкалась, прикладывая снег к ране, я поспешил к Уизли.

Ему, слава Мерлину, удалось немного прийти в себя, воспользовавшись тем, что Уильям отбивался от волков.

Я бы дал ему зелье невидимости, чтобы он поскорее ушёл отсюда незамеченным, но я, в отличие от Поппи, не имею такой, как выяснилось, полезной привычки таскать с собой всё подряд.

– Уходи, – заявил я, хватая Уизли за плечо и толкая в сторону леса.

– А Амелия? – ещё не до конца восстановив дыхание, пропыхтел он.

– Я позабочусь. Уходи, живо!

– А куда это мы собрались? – ледяной до жути голос раздался прямо за нашими спинами. Я медленно повернулся, и сердце пропустило несколько гулких, тяжёлых ударов. Приставив свою странную палочку к виску Амелии, Уильям по-звериному скалился и стрелял полоумным взглядом. Позади них на кристально чистом снегу покоились очередные волчьи трупы.

– Отпусти её, тебе ведь я нужен, – вкрадчиво заговорил Уизли, аккуратно делая шаг за шагом к Уильяму. Тот только сильнее прижал к виску Амелии палочку, другой рукой сжимая её горло. При виде её округлившихся от страха глаз я готов был броситься на помощь ценой своей собственной жизни, но осознавал, что любое лишнее движение может привести к неисправимым последствиям.

– Нужен, ты прав, – усмехнулся Уильям. – Зачем вам этот рыжий, а? – обратился он к нам с Амелией. – Что же вы все так носитесь с этими Уизли, – проговорил себе под нос, плюясь.

– Может, вы хотите денег? – вступил я. – У меня есть. Мракоборцам много платят.

Уильям с секунду смотрел на меня, а затем, ослабив хватку, согнулся пополам и засмеялся. Сквозь его и так безумный смех прорывался кашель, похожий то ли на собачий лай, то ли на воронье карканье. Недолго думая, я схватил Амелию за рукав и закрыл её спиной.

Её глаза пылали невиданным ранее огнём.

– Я его убью, – прошептала она, и шёпот этот так походил на змеиное шипение, что моя кожа покрылась мурашками страха. Ненависть переполняла её, лилась чёрной болотной водой за края души, смердя и удушая своими токсичными испарениями.

– Амелия, посмотри на меня, – встряхнул её что было сил. – Ты себе этого не простишь. Как я не простил себе то, что сделал с дядей Соломоном. Поверь мне.

Но её глаза кукольными безжизненными стекляшками блестели в тусклом лунном свете. Её пересохшие и потрескавшиеся губы что-то шептали, а с пальцев по земле тянулось множество синих нитей, подползая всё ближе к вконец обезумевшему Уильяму.

– Я сдохну только вместе с ним, – гоготнул он, кивая в сторону Уизли. – Авада Кед…

Что-то переломилось внутри меня. Что-то вспыхнуло и отогрело когда-то заледенелое сердце. Перед глазами возникли образы: разные, цветные, яркие, чёткие, и во всех них было кое-что общее: её улыбка.

Её улыбка, когда она виделась с Уизли. Когда этот рыжий рассказывал ей в сотый раз про одни и те же «гениальные» зелья. Когда жаловался на тётку или пересоленный эльфами тыквенный суп на Хэллоуин.

Её улыбка, когда он, перепутав на зимнем балу танцы, перебирал ногами невпопад, расстроив весь скрупулёзно выстроенный на многочисленных репетициях порядок.

Её улыбка, когда он, живой и невредимый, приехал сюда. Её улыбка, когда он кривился от алкоголя или отчитывал её за запах сигарет.

Только сейчас я понял, что она без него не сможет. А я не смогу без неё.

***

Рассудок мутился, а тупое человеческое тело исходило болью и измождённостью. Заслышав то самое заклинание, я вновь вернулась на два года назад в катакомбы. Сколько ещё раз я услышу его? Сколько раз стану свидетелем необузданной и неоправданной жестокости?

Последнее, что я увидела перед тем, как испустить, наверное, свой самый мощный поток древней магии, была спина Себастьяна, отдаляющаяся от меня и прикрывающая Гаррета. Потеряв последние силы, я рухнула в мягкий мёрзлый снег.

Сердце стукнуло три раза, два, один и замолкло.

Комментарий к 31. Mallory

Знаю, много вопросов и не так уж и много ответов (:

Нас ещё ждёт финальная глава (может быть, разделённая на две части, пока не знаю) и эпилог!

Заранее спасибо всем отзывчивым 🙃

========== 32.1 Дама с камелиями ==========

Комментарий к 32.1 Дама с камелиями

Финальная глава, товарищи! Это её первая часть, а когда выйдет вторая, не могу сказать, но знаю точно, что эта часть далась невероятно тяжело, я чуть не отъехала 😂 так что очень надеюсь на вашу поддержку! ❤️✨

Приятного чтения ❤️

Веки насилу размыкаются, и всё, что я могу видеть, это белый потолок. Я пугаюсь. Неужели умерла? Сознание медленно, нехотя просыпается, ленно ворочается, потягивается, и только спустя несколько минут последние события прорезают мою покалеченную память жгучими вспышками молнии.

Спина Себастьяна неумолимо отдаляется от меня, пока я, упав от бессилия на колени, тяну к нему ослабевшие руки. «Если с тобой что-то случится, я тут же умру», – думаю я и падаю навзничь.

Себастьян!

Я подскочила на кровати и начала яростно тереть глаза, чтобы наконец увидеть хоть что-нибудь. Всё вокруг белое, очертания предметов нечёткие, размытые, до нюха доносился щекочущий запах лекарственных зелий и трав.

Шоколадная макушка. Она тёплой мягкой шапкой лежала на моей койке прямо около коленей. Я увидела её, признала, и сердце защемило тоской и одновременно нестерпимой радостью. Он тут! Он жив!

Я запустила пятерню в кудри Себастьяна и нежно пропустила пару прядей через пальцы. Какое приятное чувство, и почему я не делала этого раньше?

В конце концов он что-то сонно забормотал, чуть приподнялся, щурясь, выпрямился и уставился на меня своими глазами, похожими на пару шоколадных конфет из «Сладкого королевства».

Не ведая, что творю, я необдуманно прильнула к его горячим после сна губам. Мерлин, чтобы описать всё, что я в тот миг ощутила, не хватит самого большого словаря в мире.

Он от неожиданности не сразу понял, что происходит, поэтому каменной статуей замер в одной позе, даже не раскрывая рта.

Я, воспользовавшись моментом своей полной власти, осторожно, вдумчиво и осознанно прижималась своими губами к его, стараясь изведать все грани происходящего. Мякоть его губ таяла сливочным маслом от моего вмиг ставшего горячим дыхания.

В висках пульсировало наслаждение, крутилось в черепушке, подпрыгивало резиновым мячиком и падало в низ живота, скручиваясь там пушистой тёплой кошкой, которая выгибается и впивается когтями в самое нутро.

Я вся сжалась в комок, когда распалённая рука Себастьяна легла на мои лопатки, и он, по-хозяйски надавив на них, притянул меня к себе и перенял инициативу. От такого напора я сначала растерялась, дыхание сбилось, и захотелось разомкнуть поцелуй, спрятаться от стыда под кровать и не вылезать оттуда примерно до следующего года.

Тогда Себастьян палочкой задвинул ширму, отделив нас от остального помещения, и я немного расслабилась. Вдруг он отстранился и вытер влажные раскрасневшиеся губы тыльной стороной ладони.

– Ты поцеловала меня?

– Нет, – выпалила я прежде, чем подумать, на какой вопрос вообще отвечаю.

Мои щёки горели стыдом – я сама полезла целоваться к Сэллоу! Мерлин, что за дикарка?

– Нет? – уголок его рта хитро вздёрнулся, и меня стянуло в узел от вновь нахлынувшего наваждения: ещё, ещё, ещё!

На деле всё, на что я была способна, это пялиться в одну точку и сгорать от неловкости, а ещё молиться, чтобы никто, кроме Себастьяна, не видел моего позора. Хм, может, Обливиэйт?.. Я неосознанно полезла за палочкой под подушку, но Себастьян перехватил мою руку, положив свою ладонь на мою.

– Хочешь стереть мне память? Не получится, – он хмыкнул и потянулся ко мне губами. Я по привычке схватила его пальцами за подбородок и чуть было не отвернула от себя, но на секунду задумалась: дело-то уже сделано, что уже терять?

Воровато оглянулась, убедившись, что ширма плотно задёрнута, и двинулась к Себастьяну навстречу. Моя кисть, не найдя вдруг опоры, нырнула в пустоту, и я почти грохнулась с кровати, но сильные руки подхватили меня и прижали к пылающему жаром телу.

– У тебя температура? – я недоумённо воззрилась на него и приложила ладонь к его лбу.

– Ага, – промямлил Себастьян и продолжил тянуть ко мне своё лицо.

– Ты вообще слышал, что я тебя спросила? – нахмурилась я.

– Помолчи, пожалуйста.

Я не успела возмутиться, как вновь почувствовала его поцелуй. Напряжённая секундой ранее, тотчас обмякла и будто улетела в небеса. Всё тело стало невесомым, сахарным, каким-то бесформенным и сотканным из воздуха. Между бёдер пульсировало и жгло желанием, все мысли песком высыпались из головы, как из разбитых стеклянных часов.

Его головокружительный запах был так близко, он мешался с его шумными вздохами, со сладким вкусом его губ, с мягкостью его волос, и всё это полосовало меня множеством клинков. Как остановиться? Это невозможно, просто не-воз-мож-но!

Во время первого поцелуя с Гарретом было совсем не так. Конечно, чувства были феноменальными, они так же кружили голову, но то, что происходило сейчас, не шло ни в какое сравнение.

Когда, жутко голодный после тренировки по квиддичу, бежишь на ужин и узнаёшь, что тебя ждёт мясной пирог и шоколадный рулет.

Когда в полном измождении бьёшься с браконьерами, а потом понимаешь, что спас целую стаю Пушишек.

Когда просыпаешься с первыми лучами рассвета и осознаёшь, что выспался, и тебя ждёт невероятно приятный день.

Когда делаешь глоток холодной воды после изнуряющей прогулки под палящим солнцем.

Когда впервые целуешь губы того, о ком неустанно думал последние несколько лет. Мечтал, изнывал, томился и постепенно угасал, но всё же познал этот желанный вкус.

Я совсем не уставала, а наоборот, хотела больше и больше с каждой минутой. Осознание реальности вползало в голову, но тут же развеивалось прахом, и я снова уносилась в грёзы.

***

Сладкий сон. Растаявшие в кармане шоколадные конфеты, о которых ты думал целый день. Спелый, сочащийся приторным нектаром фрукт, только что сорванный с дерева. Тёплый камин, уютно потрескивающий в полутьме на фоне приглушённых разговоров с друзьями. Мягкая перина, на которую ты, уставший, падаешь и сразу же засыпаешь.

Как долго я ждал этого момента, и ничто не заставит меня прервать его, даже сама смерть. Мою голову разрывало на части от стремительно копившихся в ней мыслей и чувств. Грудная клетка, казалось, вот-вот треснет по швам от воздуха, с помощью которого я бы вознёсся к облакам подобно воздушному змею.

Её губы такие нежные. Мне хотелось кусать их, целовать бесконечно долго, да просто съесть наконец, чтобы больше не мучиться! Мои руки сжимали её плечи, притягивали Амелию теснее, хотя ближе уже было некуда. Всё моё тело искололи иголки нетерпения – пусть весь мир вокруг исчезнет, и мы будем одни в полной пустоте, в кромешной тьме. Только мы и этот неприлично долгий поцелуй.

Я был готов убить за сестру. Растерзать не только врага, но и родного человека на куски, словно дикий голодный зверь. Мне и в голову не приходило пожертвовать собой. Зачем, если можно жертвовать всеми вокруг?

Глаза Амелии, когда она в последний миг посмотрела на Уизли, были полны такого отчаяния и такой обречённости, что я не мог поступить иначе. Этот рыжий придурок плотно засел в её мыслях, в её сердце, что она бы погасла и завяла без него, как цветок без воды и света.

Я не думал ни секунды. Ноги сами потащили меня, спина сама закрыла собой непутёвого Уизли. Всё, что занимало мои мысли в тот момент, была Амелия и её счастье. Я понял, что готов отдать что угодно, лишь бы она улыбалась. Пусть бесконечно злится на меня, обижается и отворачивается, я всё стерплю, но пусть только будет довольная и радостная.

Раскрутив в голове целый моток ниток, я преисполнился чувствами, разомлел и растрогался, враз осознал всё то, что с нами случилось, и не смог сдержаться. Порывисто опустился на холодный каменный пол и оплёл руками её ноги. Прислонился к коленям щекой, затем зарылся носом в больничную пижаму, поклевал поцелуями бедро, стиснул Амелию что есть мочи, пока она растерянно молчала.

– Себастьян… – тихо донеслось сверху. – Что с Гарретом?

***

Когда наваждение схлынуло океанским отливом и оставило после себя голый песок и острые ракушки, я вновь поняла, какая на самом деле ничтожная. Вся я – воплощение опасности для одного-единственного человека, из-за меня всё началось и мной же закончилось, а я даже не подумала о нём, очнувшись.

Захотелось провалиться сквозь землю, когда воспоминания опустились на плечи подобно свинцовой руке ухмыляющейся смерти, стоящей за спиной и дышащей ледяным дыханием прямо в затылок.

Гаррет. Что с ним? Как он?

Голову пронзило страшной болью. Я сморщилась и закрыла уши руками – в них звенело вороньим карканьем, волчим воем и всплесками морских волн. В память вернулся ночной кошмар.

Впереди лишь мглистый горизонт, очертивший грань моря и неба. Справа раздаётся рык, и я поворачиваю на него голову.

Впившись в белую шею Гаррета, волк испепеляет меня своим пристальным взглядом. Из его пасти струится алая кровь, и тошнота подступает к моему горлу. Я зажимаю рот и нос ладонью и поворачиваюсь в другую сторону.

Слева та же картина, только шоколадные кудри Себастьяна колышутся на лёгком ветру, пока его шея почти безжизненно висит в зубах страшного зверя.

Они оба тянут ко мне свои тряпичные руки, прося о помощи. Я растерянно озираюсь, не зная, к кому бежать сначала. {?}[🎵 Cocteau Twins – Amelia] Делаю шаг влево, и справа раздаётся хруст. Мечусь из стороны в сторону и в конце концов падаю без сил. Внутри только пустота и боль. Сильная, жгучая, пронзающая насквозь боль.

Слёзы неумолимо душили, пока я пыталась прийти в себя и начать наконец думать, чёрт возьми! Какая же я слабая. Соберись, Амелия, сейчас важно одно – что с Гарретом?

– Он в порядке. – Моей бледной кожи бережно коснулась рука Себастьяна. – Он с мамой и… Джози?

Я невольно хохотнула: от облегчения и того, что Себастьян тоже не запомнил имя той девушки. Сердце подуспокоилось, но тут за ширмой показалось незнакомое мне лицо.

Внимательно пригляделась, и на халате не очень приветливой женщины заметила знаменитый герб: скрещённые палочка и кость. Неужели всё настолько серьёзно, что меня обязательно было тащить в больницу святого Мунго?

Она молча подошла, покосившись на наши с Себастьяном руки. Я стыдливо отдёрнула свою и сделала вид, что поправляю волосы. Медсестра аккуратно расставила на столе склянки, недовольно вернула ширму на место и жестом приказала мне лечь.

Я глянула на Себастьяна и послушно опустила голову на подушку. Боль в затылке перекрыла все чувства, и я снова поморщилась. К губам поднесли зелье, которое я охотно выпила залпом, лишь бы поскорее притупить головную боль.