Текст книги "Red is my favourite colour (СИ)"

Автор книги: bzlkt

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

– К-как вам это удалось? – еле вымолвила я, когда увидела продавца.

– Что удалось, мисс? – парень раскладывал газеты на прилавке, на ходу пытаясь общаться с покупателями и потягивать утренний кофе.

– Лимоны. Как они у вас прижились? – я не отлипала от невысокого дерева с глянцевыми листиками.

– Так теплица же. И почва особенная, из Италии привёз, – гордо произнёс он, вытирая испачканные чернилами руки платком. – Это лимон Лунарио, специально выведенный сорт. Пока ещё даже в самой Италии не сильно распространён, но я ухватил по знакомству.

Я открыла в изумлении рот, уже представляя, как будет прыгать от радости профессор Чесноук, когда я привезу ей это дерево.

– Сколько же он стоит? – почти не дыша произнесла я, боясь услышать ответ на свой вопрос.

Продавец снисходительно улыбнулся, давая понять, что ребёнку вроде меня это дерево не по карману. Я понимающе кивнула и, в последний раз взглянув на него, оторвалась наконец от теплицы и побрела на выход из палатки.

Пока я ждала Корбатова у курительной комнаты на вокзале, всё никак не могла выбросить из головы то прекрасное дерево. Я размечталась так, что почти кожей чувствовала рыхлую землю, когда бы сажала его в теплице мадам Чесноук, вдыхала манящий запах лимонов, когда дерево дало бы свои первые плоды. На глаза навернулись слёзы, и я ещё раз тоскливо взглянула в сторону палатки. Солнце уже вовсю освещало её, и довольный и бодрый продавец щебетал с покупательницами, втюхивая им садовые цветы.

– Душа моя, вы пока идите на платформу, я скоро. – Корбатов появился внезапно, и я от неожиданности вздрогнула. Он протянул мне билет, а сам направился на улицу.

Я не успела ничего спросить или возразить, поэтому смиренно взяла свой тяжёлый чемодан и потащилась улиткой на платформу, не замечая вокруг суетливых людей.

Кингс-кросс был немноголюден, несмотря на выходной, поэтому я не чувствовала себя такой потерянной, как неделю назад, когда мы только приехали в Лондон. Я сиротливо стояла между девятой и десятой платформами, ожидая профессора. Оставалось каких-то пять минут до прибытия поезда, а его всё не было. Я начала нервничать и тревожно оглядывать проходящих мимо людей.

Сначала я совсем ничего не поняла: навстречу мне шло… дерево? То есть, ноги-то человеческие, а вот наверху массивный коричневый горшок, а в нём то самое лимонное дерево из палатки за углом.

Я сняла очки и в недоумении протёрла глаза. Мне не показалось, это происходит в самом деле! Я просияла и кинулась навстречу Корбатову, которого было совсем не видно за небольшим, но раскидистым растением.

– Душа моя, давайте поспешим, все вопросы потом, – пыхтел он, аккуратно опуская горшок на тележку для багажа. В один миг мы оказались на нужной нам платформе и еле успели запрыгнуть в вагон.

Лишь когда уселись в орошённое солнцем купе, смогли перевести дух и расслабиться.

– Чуть не опоздали! – Корбатов облегчённо протирал платком вспотевший лоб, а я глупо улыбалась, глядя на дерево, которое уже заполнило запахом всё вокруг.

– Спасибо вам огромное, – пролепетала я, сдерживая ком слёз в горле.

Профессор ласково улыбнулся и придвинул горшок ко мне.

– Пустяки, душа моя. Я же видел, какими бешеными глазами вы смотрели на ту теплицу. Да и школе не помешает разнообразие в растениях, одна тентакула да бадьян кругом. – Он неопределённо махнул в сторону и достал газету, купленную в той палатке.

Преисполненная нежности, я с содроганием рассматривала каждый листочек, уже воображая, как буду ухаживать и заботиться о своём дереве.

Спустя пару чашек кофе и полчаса пустой болтавни ни о чём, я осмелилась спросить профессора:

– Вы обещали рассказать, что там в вашей… Анне Карениной? – я засмущалась, не уверенная, правильно ли запомнила название произведения. Корбатов довольно крякнул и откинулся на спинку сиденья, сложив руки в замок на коленях.

– А вы готовы услышать? А то после ваших вчерашних прощаний с подругой я больше таких слёзных потоков не выдержу. – Он насмешливо подмигнул мне, а я залилась краской ещё больше.

Всю неделю доставляла профессору одни неприятности: то эта миссис Морган, то министр, то Ася, теперь ещё и дерево это… он больше со мной точно никуда не поедет!

Я умолкла, решив, что мне лучше до конца поездки не высовываться, но Корбатов неловко прокашлялся и, глядя задумчиво в окно, проговорил:

– Сразу вам скажу, что я вижу это произведение не совсем так, как его выставляют во всяких литературных журналах. – Он презрительно покосился на газету и пренебрежительно отбросил её к окну.

– Это как? – я придвинулась ближе к столу, не тая любопытства.

– Знаете, мне претят все эти россказни про благоразумие, рациональность и прочее. – Профессор сморщился и раздражительно повёл плечами.

– Не совсем понимаю…

– Я вижу в этом произведении несчастную историю любви, которая могла бы быть вполне себе счастливой, если бы не чопорное общество… – И он рассказал мне вкратце содержание, пока на моём лице сменялись самые разные эмоции: от глупой смущённой улыбки до возгласа испуга в конце.

– Но… как же так! – я исступлённо схватилась за край стола. – У неё же остались дети! – я задыхалась словами, будто воочию увидев финальную сцену с главной героиней.

– Сын и дочь, да… – Корбатов печально подкручивал усы. – А любовь? Любовь ведь тоже осталась.

– Да что там любовь! – я отмахнулась. – Разве ж есть дело до какой-то там любви, когда речь заходит о детях?

Корбатов поражённо хмыкнул и вскинул брови.

– Вот уж не думал, что вы, такая юная и мечтательная, будете так взросло рассуждать.

Я непонимающе покачала головой, сминая в пальцах салфетку.

– Но как же… это же её дети, а не кто-то посторонний. Нет, я не понимаю… – я хмуро надвинула брови, борясь с разношёрстными мыслями в голове.

– Думаю, она бы не сделала то, что сделала, если бы общество не пренебрегало ею.

– Но ведь она поступила аморально, что ж тут удивляться?

– Душа моя, а кто из нас хоть раз в жизни не поступал аморально?

Я задумалась, и в голове вспыхнул тот самый вечер. Ошеломлённые глаза одноклассников, когда Гаррет… он… чёрт, какой позор!

– Я… я очень понимаю эту Анну… – я сложила на столе руки и устало опустила на них голову. – Но прощаться с жизнью из-за какого-то осуждения, тем более оставив детей… это слишком.

– Вот и я о том же! – Корбатов удовлетворённо вздохнул. – Смысл как раз в том, что пора менять все эти глупые устои. Пора жить, а не бояться сделать что-то не так.

Я, пленённая какой-то вмиг пришедшей в голову мыслью, подняла на него глаза и застыла. А ведь и правда, если бы я тогда умерла, кому бы от этого стало лучше? Все бы через несколько дней забыли, что случилось, а я бы больше никогда не увидела своих друзей, не поиграла с тварями в Виварии, не полетала на метле, да вообще ничего бы больше не сделала!

Какая глупость!

Я засмотрелась на пёстрый пейзаж за окном, мелькающий и рябящий в глазах. Вокруг такая красота, столько жизни и света. Скрывающиеся в повседневности дружба, любовь, забота, а я переживаю из-за каких-то мальчишек. Юркая обида мышью прошмыгнула в сердце и затаилась там, словно боясь, что я начну вытравливать её оттуда. Может, с ней мне будет не так уж и сложно жить? Постепенно она сменится разочарованием, а затем и смирением, и тогда я задышу полной грудью.

В самом деле, ведь не я же бесцеремонно набросилась на Гаррета на глазах у всех? Он просто застал меня врасплох, а Себастьян… он пусть думает обо мне, что хочет, сам не лучше! Вероятно, обнимается по углам со своей Самантой…

Я, преисполненная воодушевления и непонятно откуда взявшейся уверенности, принялась болтать без умолку с профессором обо всём и ни о чём одновременно.

Когда прозвучал первый гудок, оповещающий о приближении к платформе Хогсмида, я быстро похватала вещи и первая вывалилась из купе, готовая вылететь из поезда на ходу.

Я не поверила своим глазам, когда экспресс стал снижать скорость, и представилась возможность отчётливее рассмотреть стоящих на платформе людей.

– Душа моя, ну что ж вы встали как вкопанная! – профессор тщетно пытался обойти меня, но я со своим чемоданом перекрыла и без того узкий проход, стоя в полнейшей оторопи. – Выходим, а то уедем обратно в Лондон!

Он встряхнул меня за плечи, и я встрепенулась, выпрыгивая на сырую после дождя платформу. Навстречу мне весело шагал не кто иной, как Себастьян.

Студёная земля под ногами тотчас исчезла и уплыла куда-то далеко-далеко, а сама я парила в воздухе или же проваливалась в мягкие облака. Тело потеряло всяческую опору, и я присела на корточки, делая вид, что застёгиваю туфли, на которых, кстати, нет ни одной чёртовой застёжки!

Голова закружилась, а перед глазами заплясали прохожие, деревья, дома вдалеке и очертания замка. Тёплые руки Себастьяна подхватили меня за локти и потянули вверх, и от этого прикосновения захотелось сжаться в комок и покатиться по рельсам прямо под поезд.

– Всё хорошо? Амелия, ты в порядке? – почти в один голос озадаченно лепетали Себастьян и профессор, пока я приходила в себя, сидя на своём чемодане.

Я рассеянно подняла голову и посмотрела сначала на Корбатова, а затем на Сэллоу. Их лица выражали неподдельное беспокойство, и я поняла, что у меня из носа капает кровь. Сердце участило бег, когда мы с Себастьяном пересеклись мимолётным взглядом.

– Что ты тут делаешь? – опомнившись, спросила я севшим голосом. Попыталась вернуть себе непроницаемый вид. Кто-то из них протянул платок, и я стала вытирать нос, чувствуя себя полной дурой.

Себастьян был таким весёлым и довольным, и это сильно настораживало. Тайком осмотрела платформу – не стоит ли где Саманта? Что он тут забыл тогда? И прямо аккурат в то время, когда я приехала?

– Решил, это, тебя встретить. – Он неловко чесал затылок, обращая сконфуженный взгляд то на профессора, то в небо.

– Кхм, душа моя, вижу, у вас уже есть попутчик, так что позвольте мне откланяться. – Альберт хитро улыбнулся и, получив мой нерешительный, но всё же одобрительный кивок, направился в сторону Хогсмида, а именно в «Кабанью голову». Вскоре его спину невозможно было разглядеть за густым табачным дымом.

Я обречённо вздохнула и смерила нависающую надо мной фигуру Себастьяна безысходным взглядом.

– Ну пошли тогда. – Я встала, хлопнув себя по ногам, и поверженно махнула рукой. Куда деваться?

Сэллоу с секунду замялся, но затем схватил чемодан и попытался одной рукой поднять тяжёлый горшок. Я непроизвольно хохотнула, поняв, что Корбатов намеренно оставил дерево. Видеть, как пыхтит и старается Себастьян, было, конечно, забавно и всё такое, но я всё же пришла ему на помощь и забрала свой чемодан. Он благодарно улыбнулся и взялся двумя руками за горшок.

– Это что? – ветки лезли ему в лицо и рот, особенно когда он его открывал, и Себастьян постоянно плевался, пытаясь отодвинуть дерево подальше.

– Это лимон Лунарио, теперь будет жить в теплице Чесноук. – Я слегка приободрилась при упоминании дерева, но тут же вернула себе безучастное выражение лица. И чего он так лыбится?

– Как съездила? И почему тебе стало плохо? Может, надо к Чиррей?

– Съездила нормально, а это… – я залилась краской, ощутив тянущую боль внизу живота. – Это из-за погоды. – Отмахнулась и устремила взгляд в высокие деревья.

Глупые ноги совершенно не слушались: коленки тряслись, и мне казалось, я новорождённый телёнок, который только учится ходить. Слова вырывались из горла как-то надорванно, резко, будто их рубили топором. Я изо всех сил старалась не смотреть в сторону Сэллоу, но его запах кружил голову. Его фигура, идущая чуть позади, магнитом притягивала мой взгляд, но я упиралась как могла. Я посчитала все деревья в округе, осмотрела все облака и мысленно повторила целый параграф по Зельеварению, а мы не прошли и половины пути.

– Зачем ты пришёл? – я резко остановилась и вскинула на него глаза. Мир закружился и смазался в одно грязное пятно, и остались только мы вдвоём. В груди застыл свинцовый ком. Я не слышала ни птиц, ни завывания ветра, ни отдалённые голоса людей, лишь его сбившееся от шага дыхание и, может, даже стук ополоумевшего сердца. Или это моё собственное билось так шумно?

Он заботливо поставил горшок на землю, и это движение показалось мне невероятно медленным и бесконечным. За эти несколько секунд в голове пронеслись пещера с триптихом, завтрак в доме Сэллоу, Крипта, тренировка по квиддичу, поэтический вечер и стихи, посвящённые Саманте, а также письмо Гаррета.

Только Себастьян набрал в лёгкие воздуха, чтобы что-то сказать, я одним резким движением опустилась к чемодану и открыла его прямо посреди дороги. Выудив оттуда тяжёлый пиджак, протянула его Сэллоу:

– Вот, это твоё. – Я поджала губы и отвела взгляд, щурясь от солнца. – Взяла случайно.

Он растерянно протянул руку, и наши пальцы едва-едва соприкоснулись. Будто дотронувшись до раскалённых углей, я отпрянула и чуть не споткнулась о чемодан.

– Ты… ты там ничего не находила? – его расколотый голос звучал эхом, такой знакомый и одновременно забытый. Мне хотелось спрятать голову в песок, как страус, чтобы тотчас выбить из неё всю дурь.

– Нет. Я не копалась в твоих вещах. – Я скрестила на груди руки и инстинктивно спрятала половину лица в широком вороте свитера.

Себастьян протяжно выдохнул: то ли облегчённо, то ли… разочарованно?

– Амелия, давай… – он протянул ко мне руки, но я предостерегающе выставила вперёд свои и замотала головой. – Давай мириться.

Его плечи опустились, и на лоб упали каштановые пряди. Сердце зашлось в исступлении. Всё тело рвалось вперёд, поправить его волосы, дотронуться до тёплых рук, посчитать коричневые веснушки.

– А как же Саманта? – её имя вырвалось хрипло, как предсмертный вздох, а сама я зарделась настолько, что, казалось, мои уши вот-вот вспыхнут и загорятся пожаром.

– Что Саманта? Ты Дейл имеешь в виду?

Я обомлела. У него что, сто таких Самант, что ли?!

Считав моё недоумение и возмущение, он хлопнул себя по лбу:

– Почему ты о ней сказала?

– В каком смысле почему? Вы разве не встречаетесь? – весь этот разговор был невыносим. Я будто глотала колючки одну за другой, царапая горло в кровь. Язык ни в какую не хотел подчиняться, удерживая слова в своём плену. Я даже не уверена, что Сэллоу отчётливо слышал меня, потому что голос мой звучал тихо, надломленно. Появившаяся на лужах от взбесившегося ветра рябь стёрла отражающиеся в них наши лица. Градиентный листок мягко скользнул в воду и мертвенно застыл, будто подслушивая.

– Хм, – Себастьян начал чертить непонятные узоры на подмокшей земле носком ботинка. – С чего ты взяла? – Он сам сделался красным как помидор, и даже веснушки будто стали темнее.

– Ну, поэтический вечер и все дела…

– А, ты об этом. – Он прочистил горло и нервно сцепил руки перед собой. Я затаила дыхание, ожидая ответа, как приговора на эшафоте. – Нет, мы не встречаемся.

Мне казалось, я падаю. Куда-то в бездну, которой нет ни конца, ни края. Всё тело будто прошибло молнией, мышцы сковала судорога. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова наотрез отказались выходить за пределы горла. Грудь сдавило или, наоборот, отпустило после тягучей тревоги. Сердце забилось неистово – так напуганная лошадь стремглав несётся к хозяину от обезумевшего, истерзанного голодом хищника. В глубинах осквернённого обидой сердца зацвёл первый нежный цветок надежды. Захотелось по-матерински трепетно оберегать его, чтобы он не завял.

Я молча закрыла чемодан, взяла его и зашагала вперёд, жестом подгоняя Сэллоу. Тот встрепенулся, поднял горшок и засеменил следом.

Заходя во двор, я на миг остановилась, обводя взглядом массивное здание, к которому так стремилась последние пару дней. На краю сознания мелькнула робкая мысль о том, что ещё не всё потеряно. Надежда, как лёгкое хрупкое пёрышко, нежно опустилась в мои ладони, и я боялась пошевелить даже пальцем. Она, как единственный луч солнца, прожгла непроницаемую черноту, в которой я уже начинала задыхаться от безысходности.

– Давай.

– Что? – недоумевающе посмотрел на меня Себастьян.

– Давай мириться.

Комментарий к 22. Лунарио

Ваши «жду продолжения» и особенно комментарии невероятно мотивируют, спасибо! <3

========== 23.1 Всё желать ==========

Комментарий к 23.1 Всё желать

Друзья! Глава разделена на две логические части (сами всё поймёте). Первая прямо перед вами, вторая идёт следом, поэтому по отдельности они небольшие, но вместе составляют стандартную по размеру главу:)

🎵 Пицца – Лифт

🎵 Бумбокс – Та4то

Приятного чтения ❤️

– Ты чего творишь?! – я ахнула и залилась звонким смехом, когда его крепкие руки обхватили меня кольцом под коленками и подняли над землёй.

Сегодня я надела юбку.

Пятый раз за неделю. Как там говорила Натти в начале прошлого года? «Мой гардероб – твой гардероб»?.. Тогда бы я ни за что не поверила, что эта её фраза претворится когда-либо в жизнь.

Начиная с того самого дня, когда Себастьян встретил меня с поезда на платформе Хогсмида, я не снимала чёртовых юбок!

Его неподдельное восхищение, плескавшееся в глазах красным терпким вином, опьяняло меня саму, и я, упиваясь сладким нектаром окрыляющего чувства, каждый раз краснела, как в первый, но остановиться и надеть привычные брюки не могла.

Сегодня стало последней каплей в тактичном терпении и молчании Натсай. Если Поппи всё так же держалась, давая мне время самой созреть и рассказать, что произошло за неделю в Лондоне, то Натти с самого утра, как я попросила у неё эту юбку, жужжала мне на ухо и ходила по пятам, желая выведать, что же, чёрт возьми, происходит.

Да я бы и сама желала знать. Но это потом. А сейчас…

– Ну что, достаёшь? – сквозь хриплый смех пыхтел Себастьян, пока я изо всех сил тянула руку выше, чтобы уже достать до этого хитрого кота и погладить его наконец!

Мы гуляли по Хогсмиду уже второй час, нагло пропустив тренировку по квиддичу, чем вызвали такой гнев у Имельды, что уносили с поля ноги, не оборачиваясь. Уже собираясь обратно, на подоконнике второго этажа низенького дома я увидела рыжего кота, сладко греющего упитанную мордочку под лучами уходящего и такого же рыжего солнца. В пустых попытках дотянуться прыгала на месте и уже отчаялась его потискать, но тут подоспел Себастьян.

Он подскочил так неожиданно и резво, словно боялся, что либо сам передумает, либо я заранее разгадаю его мотивы и воспрепятствую. И я бы так и сделала, не будь такой счастливой и по-дурацки легкомысленной сегодня.

Инстинктивно обвила его шею левой рукой, а правую тянула всё выше и выше, и вот наконец кончиками пальцев ощутила тёплую и мягкую шубку кошачьих щёчек. Рыжий бездельник с некоторое время подавался навстречу и охотно подставлял мордочку под ласки, но затем сладко потянулся и, соскочив с подоконника, гордо зашагал в закат.

Я разочарованно поникла и почувствовала, что теряю опору. Раскрыв рот в немом испуге, попыталась зацепиться пальцами за деревянный подоконник, но предательски вспотевшие от такого сближения с Себастьяном ладони соскользнули, и я повалилась вниз. Сэллоу, как настоящий придурок, гоготал, сложившись пополам, пока я судорожно махала в воздухе растопыренными руками. Ухватилась за капюшон его мантии и потащила за собой на мокрую после дождя траву.

Живот больно сводило судорогами от истерического смеха, и я, в тщетных попытках успокоиться, лихорадочно щипала пальцами жухлую траву вокруг. Себастьян в своей дурацкой манере беззвучно трясся рядом, лёжа на животе и стуча ладонью по земле, то и дело переводил дыхание, чтобы набрать побольше воздуха для следующего захода хохота.

Когда меня отпустило, я деланно-грозно насупилась, скрестив на груди руки.

– Ну и чего ты меня не удержал?! Специально, что ли?

– Да кот этот – он так резко спрыгнул, я от неожиданности руки и опустил, – всё ещё сбивчиво дыша, прохрипел Сэллоу.

Мы лежали на спине в каких-то считанных сантиметрах друг от друга. Когда я повернула голову, на меня смотрело звёздное небо его веснушек, раскинувшихся по красным щекам. Каштановые кудри, как шоколадные потоки в «Сладком королевстве» – так и манили прикоснуться к ним пальцами, а потом слизать сладкую, стекающую с них жидкость.

Его грудь учащённо вздымалась, а сумасшедшая улыбка от уха до уха заражала и меня, и я спешно отвернулась, поджимая губы, чтобы не разулыбаться во весь рот.

– Амелия, – серьёзнее проговорил Себастьян, поднявшись на одном локте, – придёшь завтра к нам на день рождения?

Я непроизвольно фыркнула. Он что, думал, его сестра не позвала меня на вечеринку ещё в том лондонском письме?

Тем не менее я отчего-то покраснела и постаралась напустить на себя вид, будто раздумываю. Да что там думать! Подарки-то уже куплены…

Прогуливаясь в одиночестве между домов Хогсмида, пока у Себастьяна были уроки, а у меня перерыв, я набрела на очередную осеннюю ярмарочную палатку со всякой всячиной. День рождения Сэллоу был уже на носу, а я совершенно не знала, что им подарить. Когда же увидела кофейного цвета тёплый кардиган, не смогла пройти мимо – так и застыла, не обращая внимания на завлекательные речи других продавцов. Нам только-только пришла стипендия, а я уже была готова потратить её на эту прелесть – Анна будет пищать от восторга!

Расплатившись, никак не могла нарадоваться красивому белому свёртку, перевязанному праздничной лентой. Всё представляла, как Анна схватит подарок, начнёт его разворачивать, примерять кардиган!.. Ноги от счастья сами стали подпрыгивать и задорно нести меня вниз по брусчатке до тех пор, пока я не уткнулась в двери «Шапки-невидимки». Как назло, промозглый ветер забрался под рукава свитера и обдал своим ледяным дыханием. Я поёжилась и, прикидывая в уме сумму, оставшуюся с покупки, шагнула внутрь под писк дверного колокольчика.

Усатый Август Хилл со смешной причёской тут же подобострастно подскочил и начал рассказывать мне заученный текст про сезонную распродажу. Я медленно прохаживалась вдоль витрин и полок, подбирая подходящую мантию на холода.

Уже подходя к кассе с выбранной мантией, одной из самых дешёвых в магазине, на небольшой полке увидела мужские кожаные тёмно-зелёные перчатки для квиддича.

– Это новая, ограниченная коллекция, – залепетал Август, потягивая кофе из фарфоровой чашки, – из самой Японии, между прочим!

Вспомнила, как в один солнечный, но ветреный день Себастьян неловко заправил мне за ухо волосы, и на своей щеке я почувствовала грубую кожу его ладони. Он поделился тем, что вынужден тренироваться без перчаток, поскольку его старые уже совсем не спасают от мозолей и заноз. Это будет идеальным подарком!

Новые перчатки выглядели так качественно и дорого, что я боялась их даже потрогать, но Август жестом подозвал одну из девушек-помощниц, и она с удовольствием показала мне товар ближе. Когда же я решилась их пощупать, то приятно удивилась мягкости кожи, а также нежному бархату внутри – уже представляла, как Себастьяну будет в них удобно тренироваться и играть в предстоящих матчах.

Цена, конечно, стояла заоблачная – я бы не смогла расплатиться с Августом и тремя своими стипендиями, но, отложив мантию до лучших времён, взяла перчатки под расписку: согласно ей, буду платить по чуть-чуть аж до марта.

Несмотря на это, возвращалась в гостиную счастливая-пресчастливая, что в один день нашла подходящие подарки для обоих именинников.

Мечтательно улыбаясь своим воспоминаниям о покупках, я повернулась к Сэллоу и на выдохе, вставая с земли, произнесла:

– Конечно, приду.

Он подскочил следом, ошеломлённый, будто не ожидал, что я соглашусь. Я, развеселившаяся не на шутку, расхохоталась и побежала вниз по покрытой травяной шапкой поляне. Путалась в ногах, заливалась смехом то ли от скорости, то ли от ощущения погони, когда улавливала звуки семенящих шагов Себастьяна сзади. Хотелось стиснуть весь мир в объятья и расцеловать каждую травинку, каждое облачко в его надутые и мягкие щёки.

Занырнула за дерево и стала исподтишка смотреть за Себастьяном, сдерживая внутри целую бурю разномастных эмоций и чувств.

Осень – моё любимое время года. Бордовый цвет, все оттенки красного.

Окоченевшими пальцами я дотрагивалась до подёрнутой влагой листвы, будто до крови. Её металлический привкус оседал на языке, и я думала о Себастьяне. О всех его демонах.

Страшно. Непредсказуемо. Опасно.

Сердце заходилось одновременно в ужасе и трепете перед его силой, волей и целеустремлённостью. Убийство не может быть оправдано, но то, с какой воинственностью он сражался за спасение сестры, не могло не восхитить.

Красные листья охотно подставляли свою гладкость пальцам, и я представляла, что глажу его по щеке. Веснушки, как крошки, упали бы мне в ладонь, и я бы ссыпала их себе в карман и так бы и ходила – с частичкой его рядом, за пазухой.

Стоит там такой потерянный, испуганный – прямо как в той пещере. Стук его палочки о каменный пол раздался в ушах, и я поёжилась. Он не хотел этого делать, но сделал. Сделал, не обдумав. Или, что страшнее, тщательно обдумав. Чего ещё от него стоит ждать?

***

Спина Амелии стремительно отдалялась, а её звонкий смех становился всё тише по мере того, как она спускалась дальше по поляне. Красно-оранжевый грейпфрутовый сок уходящего солнца сочился с рассечённого облаками неба и завораживающе красиво стекал на её каштановые волосы.

От этого зрелища щемило в груди, и я бежал изо всех сил, чтобы поскорее догнать Амелию и что-то ей сказать. Что именно – не знал, но чувствовал, что-то рвётся из горла истерическим смехом или глухим кашлем.

Сначала эта беготня меня веселила, и я даже дал ей фору в несколько секунд, чтобы подольше насладиться открывающейся передо мной картиной, но, когда в один момент потерял её из виду, начал паниковать.

Каждый день после её возвращения из Лондона я старался не спускать с неё глаз – будто боялся, что она снова куда-то исчезнет. Проклинал чёртово расписание, при котором у неё могли быть перерывы, а у меня в это время занятия. И пропустить нельзя – после моей выходки в день поэтического вечера с переводом в Ильверморни, Матильда гораздо внимательнее следила за моими поведением и успеваемостью.

Каждый раз, когда Амелия терялась в толпе или просто, дурачась, пряталась, у меня заходилось сердце: где она? Куда пропала? Кто её снова от меня забрал?

Я самостоятельно, своими собственными руками могу её от себя оттолкнуть в любой момент. Разозлиться, приревновать, вспылить – и вот она уже убегает от меня, путаясь в ногах. Каждый раз, когда я думаю о том, на что способен в гневе, мою душу будто клюют сотни тысяч остервенелых воронов. Я убийца и до сих пор не вышел из этой роли.

Сейчас, стоя на крутом склоне и увязая пятками в размокшей от дождя земле, я хотел выть от досады: Амелию не было видно нигде: ни в высоких деревьях внизу, ни у радостно бегущего ручья, ни среди редевших домов сзади.

– Бу! Испугался?! – она подбежала бесшумно сзади под дезиллюминационным заклинанием и хлопнула меня по плечам. Я, вмиг ослабевший, рухнул коленями прямо в чавкающую почву.

– Мерлин! Никогда больше так не делай, слышишь? – сам не понимая, что делаю, обхватил её лодыжки пальцами, словно запястья, и смотрел снизу вверх, как слепой щенок, который потерял мать. – Никогда!

– Себастьян, ты чего? – она опустилась рядом и обеспокоенно заглянула в глаза. – Я думала, будет весело…

Стало стыдно за свою слабость, за свой страх, за то, что испортил ей настроение – она ведь так хохотала, как никогда до этого! Её румяные щёки подсвечивались ласковыми лучами солнца, а растрепавшиеся от бега волосы источали лимонный аромат. Я бы остался в этом мгновении навечно, наслаждался бы им, упивался, но никогда бы не насытился вдоволь.

Завтра у нас с Анной день рождения, но впервые за последние годы я по-настоящему счастлив этому празднику. И не потому, что будет большая вечеринка с кучей подарков и веселья. Амелия. Там будет она. И я не мог дождаться наступления завтрашнего вечера, чтобы вновь увидеть её и сделать кое-что приятное.

На следующий день после выдачи стипендии я воспользовался моментом, когда Амелия делала домашку в библиотеке, и вырвался в Хогсмид, чтобы купить ей мантию и шарф.

Блуждал там уже сорок минут – перерыв подходил к концу, а я купил лишь тёплую мантию, а все шарфы, которые попадались на глаза, были совсем не тем, что я представлял себе в голове!

Наконец, когда я дошёл до самой крайней палатки, мой взгляд упал на разложенные на небольшом прилавке шарфы: один краше другого, и все такие разные, что разбегались глаза. Жёлтые, зелёные, фиолетовые, синие и… красные! Я ошалело посмотрел на пожилую продавщицу, скучающую за прилавком, и потянул бордовый шарф с нюхлером, держащим монетку в лапках.

Я невольно улыбнулся воспоминанию о том, как радовалась Амелия нюхлеру на первом её уроке по уходу за тварями у профессора Ховин. Она щекотала ему белое пузо, пока тот довольно пыхтел и строил нам всем глазки: наверняка его подельник тогда украл из кармана каждого по одному галлеону.

Да и цвет какой осенний! Я рефлекторно оглядел жёлто-красные шапки деревьев вокруг. Ей точно понравится!

Бежал в школу сломя голову – хотелось сейчас же подарить ей подарки и уже поскорее насладиться её реакцией, но, стиснув зубы, тихо пробрался к себе в комнату и убрал всё в сундук. В субботу вечером, на вечеринке, скажу ей кое-что важное и сделаю свой первый для неё подарок. Я, олух, в марте не поздравил её даже с днём рождения. Тогда не мог думать ни о чём, кроме спасения Анны, и постоянно срывал на Амелии свои злость и досаду. И в тот день тоже. Даже не обратил внимания, что она нарядилась – как обычно гаркнул что-то грубое и потащил следом за собой в очередные катакомбы. Она и слова не сказала, лишь поникла и степенно пошла рядом.

При мысли об этом я скривился и поспешил вернуться к воспоминаниям о предстоящей вечеринке. Сидеть на земле становилось холодно, и я, дурашливо воткнув первый попавшийся листок в волосы Амелии, резко вскочил и помчался вниз к тропинке, ведущей в школу. Она с мгновение замялась, но затем взмыла следом и побежала меня догонять, заливаясь уже ставшим привычным смехом.

Я чувствовал себя тем маленьким мальчиком, который без устали гоготал с сестрой по поводу и без. Ещё до смерти родителей. Тогда каждый новый день таил в себе невероятно интересные открытия и захватывающие приключения. Каждый наш с Анной миг был укутан нежностью и родительской лаской. Давно я не чувствовал себя таким беззаботным, таким беспечным и легкомысленно-счастливым.

Не хочу, чтобы этот день когда-либо заканчивался.

Долго стояли посреди гостиной у нашего камина, у которого впервые встретились в прошлом году. Переминались с ноги на ногу, поджимали губы и отводили глаза. Цеплялись за любую тему, которая могла бы хоть ненадолго оттянуть момент разлуки. Плевать, что завтра снова встретимся – расставаться не хотелось даже на миг. Мне. А ей… Что её держит рядом? Неужели она больше не злится? Не обижается?..